Текст книги "Феномен"

Автор книги: Александр Шепиловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Мне было неловко, что отрываю людей действительно от настоящей и важной работы. Я говорил «не надо, не стоит», но меня не слушали. Хотел было уже рявкнуть от всей души и прогнать всех в шею, но увидел идущую к нам Юлию. Девушка тоже стала помогать. Мопед разобрали до винтика, из любопытства выпустили воздух из шин, все перемазались, но все-таки разобрались что к чему. Были выточены и заменены поршневые кольца. Кое-как нашли выброшенную Владимиром пружинку и поставили ее на место. Мопед собрали. И, наконец, моторчик заработал, но с таким треском, что некоторые испуганно отскочили от него. Я прокатился вокруг скверика. Собралась толпа любопытных, мальчишки и девчонки бежали за мной. Прокатился и Владимир, и сказал, что давно не получал такого удовольствия. Ему особенно, да и другим тоже, нравилось то, что был треск и дым. Образовалась было очередь на прокат, но посмотрев на часы, Владимир неслышно присвистнул и ударил себя по бокам:

– Неслыханное разгильдяйство! Мы не успеем сегодня пустить второй блок!

С этими словами он побежал в институт. Остальные бежали следом. Я остался один в окружении незнакомых мужчин, женщин и детей. Нервно отвечая на их вопросы, прислонил мопед к стене и побежал догонять сотрудников.

Первое время я стеснялся ездить на мопеде. А потом ничего, привык. Но треск при езде сильно смущал меня, уж я-то знаю, как он действует на нервы людей. Однако замечаний мне не делали – терпели. Может, знали, что это едет выходец из двадцатого века – что с него взять. А может, просто молчали из скромности. Тогда я сам завел разговор о треске с Владимиром.

– Но ведь без треска мопед это уже не мопед, – сказал он. – Вся прелесть в этом. Но если ты хочешь, то я звякну в одно место.

И он звякнул. Пришли два парня с приборным ящичком, прослушали работу моторчика, что-то замерили, подсчитали и установили на раме крохотные цилиндрики. Мопед начал ездить бесшумно.

Глава 8

Сегодня эксперимент. Владимир – хмурый, губы поджаты, неразговорчив. Что это, неуверенность? Но Юлия сказала мне, что наоборот, значит Володя в форме и уверен в благополучном исходе, он мысленно перепроверяет проделанную работу. В лаборатории собралось человек двадцать. Владимира это раздражало, хотя он и знал, что это не любопытные, а люди, желающие проверить созданную ими аппаратуру и заинтересованные представители других институтов.

В специальную мини-камеру положили килограммовый брусок свинца. Многослойный люк со множеством срезов проводов и каналов для циркуляции жидкого гелия закрылся. Включились криогенные и эмиссионные насосы и уже через минуту степень разреженности вакуума достигла одной стотысячной миллиметра ртутного столба. Вот это скорость! После этого включилась глюоно-кадмиевая установка, затем монотонно запел гиперонный излучатель. Разреженность в камере сравнялась с пустотой межзвездного пространства. Теперь высокий вакуум засоряли лишь атомы свинца, отрывающиеся со своего прародителя – свинцового бруска. Ну и, конечно, вакуум еще пронизывали космические лучи и вездесущие нейтрино, в нем также были электромагнитные и гравитационные поля. И тогда за окончательную очистку взялся генератор поля первичности.

Наступил самый ответственный момент перескока энергии ядерного поля атомов свинца в ка-спираль и обратно. Лица у всех строгие, казалось, никто не дышал, жуткая тишина. И меня вдруг охватил страх. Сейчас случится нечто невероятное, брусок распадется на атомы, которые тоже развалятся и тут же мгновенно образуются вновь, но уже не в атомы свинца, а в другие атомы. Предвидеть и предсказать, какое вещество «слепится» из разрозненных частиц, было невозможно.

– Всякая абракадабра может быть, – еще вчера говорил Владимир.

Разумеется, при полном распаде килограмма вещества выделится колоссальная энергия, всю Атамановку снесет с лица земли, но было точно известно, что эта энергия перейдет в вакуумную энергию, а в момент возвращения «исчезнувших» сил она пойдет на создание нового вещества.

Напряжение достигло предела. До распада осталось секунда, полсекунды… воображение рисовало нечто фантасмагорическое, что-то должно произойти, измениться. Но ничего не произошло, ни грома, ни молнии, ни треска, ни писка.

– Вот и все, – спокойно и тихо сказал Владимир, пуская воздух в шлюзовые камеры. Но прежде чем открыть люк, проверили показания приборов, способных по излучению, по спектру, по радиоактивности хотя бы приблизительно определить состав нового вещества и зарегистрировать вредные побочные явления. Приборы ничего не показали.

Владимир открыл люк и заглянул в камеру.

– Вижу симпатичный шарик.

Робот юркнул в камеру и достал величиной с грецкий орех желтовато-бурый шарик, который на глазах покрывался слоем инея и хлопьями снега. Он интенсивно излучал холод. Добрыня натянул термостойкие перчатки и положил шарик на чашу весов. Как и следовало ожидать – ровно килограмм. А потом за шарик взялись специалисты. Температура его оказалась минус 264 градуса по Цельсию. По физическим свойствам он был похож на металл, но не тепло —, и неэлектропроводен. А с определением химических свойств зашли в тупик. Ни атомов, ни молекул. Спектр явно не выраженный, ни одному химическому элементу и близко не подходит. Кто-то высказал предположение, что это одна гигантская молекула или даже новый, устойчивый трансурановый элемент.

Эксперимент повторили, но вместо свинцового бруска в камеру положили старинную, двухкилограммовую гирю. Результат тот же – двухкилограммовый сверххолодный шар. Поставили мешочек с песком – шарик. Банку с водой – все тот же шарик. Вроде бы ясно и понятно, из разных материалов получается всегда одно и то же вещество, можно заканчивать. Но Владимир с Добрыней упорно день за днем продолжали получать из камней, земли и разного хлама шарики всех калибров, начиная от макового зернышка и кончая величиной с арбуз, да еще ворчали, что нельзя сделать шар большего размера – в люк не пройдет. Их не очень-то интересовала структура нового вещества – эксперименты проводились не для этого, их интересовал механизм распада и синтеза, превращения и перераспределения энергий в малых объёмах, изменения в этих объёмах свойств обычного пространства. Обрабатывая результаты, Владимир с Добрыней были довольны и стали поговаривать о возможности спасти и вернуть на землю звёздных скитальцев Потапова и Попова.

Но тут началось нечто необъяснимое и невероятное. В один из дней в камеру положили семикилограммовую березовую чурку. Повторные опыты ни у кого интереса не вызывали, поэтому в лаборатории были все свои. Все шло как обычно, без грома и молнии, без писка и треска. Робот стоял наготове, чтобы прыгнуть в камеру за очередным шаром. Но из распахнутого люка раздалось яростное мяуканье, прямо кошачий рёв. Владимир остановил робота, заглянул в камеру и отпрянул назад. Лицо его было удивленным и глупым, он, казалось, потерял дар речи и поманил нас пальцем. Мы заглянули в камеру. По глянцевито-серому дну метался громадный кот, оставляя за собой красные пятна. Увидев нас, кот остановился, нервно подергал укороченным хвостом, с которого капала кровь, лёг и принялся лизать кончик окровавленного хвоста.

– Это уже не бегемот, – растерянно проговорил Владимир и полез в камеру. Он подал мне кота, кончик хвоста у которого был срезан как бритвой. Рана была свежей и кровоточила. Юлия принесла медицинский пластырь и наложила его на рану. Кот жалобно мяукал. Огромный котище, прямо рысь.

– Хвост только что обрублен, – сказал Добрыня. – В камере должен быть его конец.

– Нет там ничего, – ответил Владимир. – И шара тоже нет, – и утащил кота на весы. Ровно семь килограммов. Березовая чурка превратилась в кота! Немыслимо! Но по виду, по повадкам это был котенок. И что-то в этом котенке было знакомое, где-то мы его видели.

– Да это же наш Бонифаций! – воскликнул Тока.

Маленького котенка Бонифация притащил неделю назад сердобольный Тока. Котёнка приняли. У него всегда были и блюдечко со сливками, и матрасик, и ящичек с песком, за которым следил Тока. С котенком любили позабавиться солидные мужчины и представительные женщины, он был смешным и игривым. Кто-то в первый же день наступил ему нечаянно на лапку и он немного прихрамывал.

Действительно, этот искусственный кот был очень похож на Бонифация, и прихрамывал на ту же переднюю лапку, толь уж не в меру большой. А настоящего Бонифация в лаборатории не было. Поискали его, не нашли, и отправились искать по институту. Котенок исчез.

– Мистика, – проворчал Добрыня. – Неужели этот котище и есть наш Бонифаций. Тогда вообще дьявольщина получается.

Вернулись в лабораторию, а там наш маленький Бонифаций играл с синтезированным котом – значит, дремал где-нибудь в кутке. Схожесть животных была очевидной: кончики ушей черные, на лапках белые пятнышки, рисунок и количество серых полосок на туловище одинаково. А главное, мордочки – не отличить. Котят немедленно отправили на экспертизу для установления их анатомической и физиологической идентичности.

Предположение подтвердилось. Кроме того было установлено, что это одна особь одного возраста в двух экземплярах, различающихся лишь массами тел.

– Доэкспериментировались! – сказал Добрыня.

– И это замечательно! – не удержался Владимир.

– Получите еще одного Бонифация, – подсказал я.

– Обязательно! – крикнул Владимир и приволок откуда-то опять березовую чурку. Мы надеялись, что она превратится в кота. Однако при том же режиме и в тех же условиях получился знакомый нам желтовато-бурый, холодный шар. И сколько еще ни пробовали – только одни шары. Пробовали и на второй день, и на третий, но коты больше не получались.

Химический состав шаров по-прежнему не могли определить, это было качественно новое образование. Что ж, при особых условиях родилось и особое вещество. Оно изучалось. Некоторые сотрудники – любители пеших походов на природу – использовали самые маленькие шарики в качестве переносных холодильников. Кинешь горошину в склянку – и в рюкзак с продуктами, все заморозит.

Сознание не принимало появление на свет Бонифация. Не массовый ли это психоз? Но котище всегда был у всех на виду, жизнедеятельность его организма зарегистрирована приборами, он существовал объективно.

– Скажи, Саша, честно, – спросила меня Юлия на занятиях. – Бонифаций – это проделки Владимира?

– Нет, Юля. Он от меня ничего не скрывает. Ты же видишь, как он сам поражен и растерян.

– О, это такой артист. Будет преданно смотреть тебе в глаза и говорить «да», а сам прекрасно знает, что «нет». Но я верю тебе. Помни о нашем разговоре, ничего не надо скрывать.

В шесть утра меня разбудила трель видофона. Вызывал Владимир. Он был в явном замешательстве:

– Саха, жми в институт!

Сахой он меня еще не называл.

– Что случилось? Ведь этакая рань.

– Заводи свой агрегат и жми! Неужели не понятно.

Я освежил голову холодной водой и на мопеде помчался в институт.

Скрестив руки на груди, Владимир задумчиво стоял возле раскрытого люка камеры.

– Полюбуйся! – он показал рукой на люк.

На дне камеры лежал круглый и выпуклый, ограненный прозрачный кристалл. Рядом валялась обыкновенная кувалда.

– Я пришел снять показания кристогеля, – рассказывал Владимир. – В коридоре услышал глухие звуки, похожие на удары. Зашел в лабораторию, удары сразу прекратились. Я крикнул, кто здесь стучит? Молчок. Обогнув «Аленушку», увидел раскрытый люк, а в камере вот это произведение. Сразу вызвал тебя. А кого же еще? Ты для меня самый близкий и доверенный. А теперь давай в камеру следствие наводить.

Грани кристалла при освещении играли красками, переливались и сверкали.

– Это алмаз, а точнее – бриллиант, – сказал Владимир и сосчитал грани. – Пятьдесят шесть. Классическая бриллиантовая огранка. А ну-ка, – он обхватил алмаз и поднял его. – Ого, килограммов сорок будет. А в люк он не пройдет. Так и есть. Замечательно!

– Ты думаешь, кто-то был в камере?

– не только был. Он и алмаз этот сумел получить, и Бонифаций его рук дело. Интересно, зачем ему понадобился такой большой бриллиант? Не учел, бедняга, что в люк не пролезет, вот и хотел его кувалдой расколоть и вытащить по частям. А я помешал. У этого человека очень высококачественные мозги. Надо его обязательно найти. Нам с тобой найти, понимаешь, и никому другому. А то могут по-всякому истолковать его поступок, могут и преступление усмотреть, могут и воровство энергии приписать. Обидят, накажут. А мы с ним по-свойски поговорим, он должен быть добрым баламутом, мы поймем друг друга. Ты в сыске не специалист?

– Не специалист.

– Я тоже. Что ж, приступим к расследованию.

Умора этот Владимир!

Внутренняя полость камеры совершенно не оставляла никаких следов, к ней вообще ничего не приставало. На бриллианте тоже следов не было.

– Надо вытащить его, – сказал Владимир и схватился за кувалду.

– На ручке могут быть отпечатки пальцев, – напомнил я.

– Это не по нашей части.

Он размахнулся и ударил кувалдой по алмазу.

Бриллиант раскололся на две неравные половинки. Владимир торжественно поднял палец:

– Факт первый: преступник – так будем условно называть его – был слабосильный, не мог разбить.

– А, может, кувалда синтезировалась вместе с бриллиантом?

– Нет и нет. Этот инструмент из нашей мастерской. Но проверим.

Мы вынули из камеры половинки бриллианта и кувалду и унесли в свой шкаф. Владимир сказал, что нужно обследовать лабораторию и найти следы. Дал мне огромную лупу и сам тоже принялся за поиски. Где-то откопал два волоска. Завернул их в пленку и положил в карман. Задумался. А мне стало смешно:

– Расследование зашло в тупик?

– Ни в коем случае. И перестань смеяться! На наших у меня подозрений нет. Это был чужой. Будем караулить его по ночам, он обязательно еще придет.

– Надо собаку-ищейку, – осенило меня.

– Ищеек у нас нет, у нас просто собаки и собачки.

Дождавшись прихода в мастерскую людей, Владимир спросил, сколько у них кувалд?

– Две, – ответил мастер. – Но одна куда-то исчезла. И это очень престранно.

– Надо найти ее.

* * *

Весь штат мастерской добросовестно искал кувалду. Облазили все закутки и закоулки. Мне даже было стыдно, что кувалда лежит у нас в шкафу, а люди ищут ее. Ничего не найдя, они были в величайшем недоумении, куда она могла запропаститься. А Владимир был доволен:

Теперь ты убедился, что кувалду взял наш слабосильный преступник, чтобы разбить алмаз. То-то. Будем караулить и брать его.

Первую половину ночи, спрятавшись в приборном отсеке, дежурил я. Потом приходил на смену Владимир и сидел до утра. И так несколько ночей подряд. Преступник не появлялся. Всегда невыспавшийся, перестав делать гимнастику, я стал быстро утомляться, напала вялость. На тренировках по боксу это заметили, забеспокоились. Ко мне пришли медики и поставили своеобразный диагноз: бессонницей не страдаю, но по своей инициативе мало сплю. И сказали, чтобы я немедленно прекратил ночные бдения. А Владимир как всегда носился и был неутомим.

– Ты вообще когда-нибудь спишь? – спросил я его.

– А как же. Тут прикорну, там упаду, не очень часто, зато по системе йогов – мгновенно и намертво. Какое сегодня число и месяц?

– Представь себе, тоже не знаю. Не слежу за календарем.

– Тебе простительно, тебе можно и век забыть. А я-то!

Узнали число и месяц у Добрыни. Владимир покачал головой:

– Обалдеть! Но ничего, Шурка, скоро мы заживем нормальной жизнью, дай только с проблемами разделаться: для начала найдем преступника и разберемся с Бонифацием и бриллиантом, потом научимся управлять перемещением, обязательно спасем Потапова и Попова, выясним, почему бегемота тянет именно к тебе, и последнее, узнаем. Как ты появился у нас и почему я воскрес на Никишихе.

Мне было не до смеха, но я рассмеялся. Совсем немножко осталось.

– Ты же говорил, что чем больше проблем решаешь, тем больше их становится, значит, решим эти проблемы, а новых-то еще больше станет.

– Именно так, Шура!

– Когда же тогда отдыхать?

– А на самом деле, Шурка, когда?

И мне вдруг стало жалко Владимира. Ведь он работает на износ, гробит свое здоровье. Неужели никто не видит? Я высказал свое опасение за здоровье друга Добрыне. Тот успокоил меня, Владимиру ничто не угрожает, организм его давно приспособился к такому ритму, это работа не по принуждению, это его потребность и радость.

И все-таки я сказал Владимиру, что ночные дежурства пора прекращать, и что, в конце концов, это никакого отношения к спасению Потапова и Попова не имеет. Владимир, как ребенка, погладил меня по голове:

– Дорогая моя Сашенция, у нас все имеет значение, у нас нет мелочей, мы должны все знать и быть готовыми к тому, что в камере вдруг окажется инопланетянин.

Инопланетянин не объявился, но появилось нечто другое, продвинувшее наше следствие вперед. Трехкилограммовый камень превратился в длинную, толщиной с оглоблю змееподобную штуковину. Она была слегка шершавой, темно-каштанового цвета, упруга и эластична. Подумали, погадали, что это такое и отправили на экспертизу. Заключение экспертизы было интересным: штуковина состояла из кератина – белкового вещества, этой основной субстанции, из которой состоит волос. А по строению и по процентному составу азота, серы и других элементов это был волос с головы человека.

– Она действительно похожа на человеческий волос, – сказал Добрыня, – если его увеличить в тысячи раз. Очень странное совпадение!

Владимир молчал, но по глазам его я видел, что он чрезвычайно доволен и о чем-то догадывается. Было видно, что ему не терпится поделиться со мной своими соображениями. Когда представилась такая возможность, он горячо заговорил:

Никаких странных совпадений нет! Это самый настоящий человеческий волос. Улавливаешь закономерность? Живет на свете котенок Бонифаций – и вдруг появляется абсолютно точная, только более массивная его копия. И у бриллианта есть свой прародитель, оригинал – маленький бриллиантик, возможно, снятый с перстня. И у этого гигантского волоса обязательно есть обыкновенный маленький волосок такого же химического состава. Что можно предположить? А то, что наш славный башковитый преступник умеет каким-то образом посылать в камеру «Аленушки» информацию об атомарном и энергетическом устройстве организма или любого тела. И на основе этой информации из разрозненных частиц распавшегося вещества создается копия того же организма или тела. Ясно?

– Что-то фантастикой попахивает.

– О, боже! И кто это говорит! А как же в хромосомах на молекулярном уровне заключена вся информация о будущем организме. Тут тебе закодированы и рост, и цвет глаз, и характер, и все инстинкты. Хочешь ты или не хочешь, но будешь расти и развиваться согласно этой информации, и то нее зависит, быть тебе красавцем или уродом, человеком или страусом. Это, конечно, грубая аналогия. А преступник наш нашел способ передавать информацию на более высоком уровне, на уровне элементарных частиц. Но не могу понять: почему он утаивает свое открытие?

– А Добрыня, Юля и другие, думаешь, не возмущаются, когда скрываешь от них свои дела?

– Сашу-у-ля! – Владимир погрозил пальцем. – Не равняй меня с ними. Я просто не хочу, чтобы мне мешали и контролировали. Исправлюсь, Шурка.

– Исправляйся прямо сейчас. Давай расскажем про алмаз.

– Так сразу, без подготовки, нельзя. Я еще самого главного не сказал. Этот большой волос знаешь чей? А? Не догадываешься? Ну? Нашего преступника, вот чей!

Он думал, что ошарашит меня. А мне опять стало смешно. До чего же забавный. Умница, такие сложнейшие научные проблемы решает, а ведет себя как мальчишка. Детективом заделался и рад радешенек.

– Преступника?! – деланно изумился я. – Так это какая же у него голова? С Титовскую сопку?

– Нарочно тупость свою показываешь? Не надо, не проймешь. Итак, мы знаем, что наш преступник слабосильный, из чего можно заключить: он маленького роста и веса.

– А может, он однорукий, ведь силенка тоже не та будет.

– Ох и язва ты! Но знай, что одноруких у нас нет. Оторванные в какой-нибудь аварии рука или нога за полгода отрастают вновь.

– А голова?

– Что голова? Послушай, Шурка, ну хватит тебе издеваться. Я же серьезно говорю. Так, идем дальше. Теперь мы знаем, что преступник рыжекаштановолосый. Может, он и не рыжий, но я уже определился. А ты обратил внимание на срез волоса? Он вроде как сломан, из чего можно заключить, что в организме преступника нарушен обмен веществ. Но поскольку нормальный человек до этого не допустит, значит, он не совсем нормальный или слишком молод в том смысле, что плюёт на свое здоровье, как ты, например, плевал, когда ночами дежурил в отсеке. Теперь мы подошли к главному.

Владимир развернул пленку с найденными им в лаборатории двумя волосками. Светлый волос он откинул, а второй стал внимательно разглядывать в сильную лупу. Лицо его засияло.

– А что вы на это, Лександра, скажете? На, посмотри.

Маленький волосок при разглядывании в лупу был похож на полученную в камере змееподобную штуковину, точно такого же цвета и также сломан у основания. Владимир смачно чмокнул губами и сам понес большой и маленький волосы на экспертизу. Через полчаса он вернулся.

– Пляши, Шурка! Оба волоса принадлежат одному человеку – мальчишке лет тринадцати – четырнадцати.

– И ты всерьез думаешь, что он сотворил Бонифация и алмаз?

– Он, Санек.

– Пацан?

– Да, пацан. Удивляться тут нечему. Наша шпана мозговитая, развитая. Мальчишки и девчонки…постой, ведь девчонки – не шпана?

– Володя, ну что ты к слову цепляешься.

– А то и цепляюсь, что узнать хочу. Тока! Где Тока? Когда надо, сроду его нет. Ладно. Так вот, Санечек, у детей не такое мышление, как у нас, у взрослых, они видят то, чего мы не замечаем, они заострят внимание на том, на что мы вообще внимания не обратим. Порой у нас не хватает нахальства и смелости, мы боимся показаться сами себе безумными, видим всякие нелепости, нас останавливают всякие условности, а для ребенка нет никаких условностей, он все видит четко и ясно. Поэтому изобретения его в виде игрушек бывают сногсшибательными, на что у нас, заумных, просто ума не хватит. В прошлом году, например, девятилетняя девочка сделала себе говорящую куклу, которая однажды заявила, что она тоже женщина, тоже хочет испытать счастье материнства и поэтому отправляется в страну маленьких человечков Глюйту, где-то в подземных лабиринтах Индии. И убежала. И уже семь месяцев ее найти не могут. Между прочим, следы ее обнаружены на южных острогах Гималаев. Сказка? Ничего подобного – факт. А девочка та была сильно расстроена уходом куклы и больше уже не могла сделать новую. Озарение ушло, ниточка потерялась. А вот классический случай. Тринадцатилетний Майкл из Австралии погиб при взрыве самодельной игрушки. И нашли у него еще одну игрушку: между стоек на воздушных подшипников крутится колесико, сто шесть оборотов в секунду. Ни двигателя, ничего. А крутится оно уже полсотни лет. Впору в вечный двигатель поверить. Машинка, несомненно, получает откуда-то приток энергии. Похоже, что Майкл, сам того не ведая, открыл неизвестный нам вид энергии. К чему я тебе все это толкую? А к тому, чтобы ты понял и поверил. Что наша любимая шпана все что угодно может сотворить и что этот рыжекаштановый пацан нашел гениально простой способ «лепить» из распавшегося вещества любые копии. Теперь вспомни, не видел ли ты где-нибудь его?

– Он же в лаборатории часто торчал. Неужели не замечал?

– Мне было не до разглядываний.

– в институте мы спрашивали всех подряд о мальчике с темнокаштановыми с рыжеватым отливом волосами. Многие его видели, но не знали, кто он и откуда. Каждый думал, что мальчик с кем-то пришел, он никому не мешал, в ногах не путался и под горячую руку не попадал. За что же гнать его? Владимир поручил мне обойти школы в Атамановке и поискать там. Потом вдруг спохватился:

– А где Тока? Товарищи! Граждане! Господа! Где Тока?

Тока иногда имел способность выныривать на свое имя из самых неожиданных мест.

– Я здесь! – крикнул он и свалился откуда-то сверху. Узнав, кого мы ищем, он просиял. – Знаю. Это Хавренок. Если он вам нужен, то идите на Заречную, там домик, похожий на колокольчик – увидите.

– Зачем Хавренок приходил сюда? – спросил Владимир.

– Смотреть, учиться. Любознательный мальчишечка, о ваших экспериментах расспрашивал. Я ему все без утайки объяснял и показывал.

– Молодец, Тока! Ты очень хороший и нужный человек!

Тока разомлел от похвалы, его, наверное, редко хвалили.

Положив бриллиант в забавную сумку с выстреливающими ручками и ножками, мы с Владимиром отправились на Заречную улицу искать домик колокольчиком. А Хавренок собственной персоной шел нам навстречу по другую сторону громадной клумбы. Я толкнул Владимира локтем и сказал, что это наш преступник.

– Так быстро? Никогда не поверю. Эй, Хавренок!

Мальчик остановился.

– У нас есть для тебя сюрприз, – улыбнулся Владимир. – Иди сюда.

Хавренок хотел дать стрекоча, но, поколебавшись, обогнул клумбу. Вблизи я разглядел его получше. Самый обыкновенный мальчишка, ничего гениального в нем не было, лицо круглое, нос вздернут, кончик его облуплен, глаза серые с чуть набухшими веками, на подбородке – царапина.

– Ты знаешь нас? – спросил Владимир.

– Ты – главный пространственник, а он дядя Саша из двадцатого века.

– Какой я главный. Пойдем в тот скверик, познакомимся.

Мы расположились в плетеных креслах вокруг овального столика. Владимир вынул их сумки половинки бриллианта и сложил их вместе.

– Узнаешь?

Хавренок кивнул головой и опустил её.

– Ты, конечно, прости нас, что мы раскололи его. Но ведь ты и сам хотел кувалдой разбить его. В люк-то не проходил, а? Малость не рассчитал? Бывает. Что ж, алмаз твой, можешь забрать.

Маленький экспериментатор с недоверием смотрел на нас.

– Почему вы не ругаете меня? Я тратил без спросу энергию.

– Что толку от ругани, – пожал плечами Владимир.

На гранях алмаза было много царапин, оставшихся от полировки – на маленьком-то бриллиантике их и в лупу не разглядишь – но это не мешало лучам света отлично преломляться в гранях, которые играли всеми цветами радуги. Очень красиво! Хавренок подвинул к себе сверкающие половинки. Неужели Владимир так и отпустит его?

– Зачем тебе такой большой алмаз? – спросил я.

– Чтобы Васька не хвастал своим большим топазом.

– Причина уважительная, – сказал Владимир. – Ты собираешь минералы?

– Да, с пяти лет. У Васьки камней меньше, но дядя привез ему из Бразилии вот такой топаз, – Хавренок показал пальцами размер и форму яйца, – и моя коллекция сразу обеднела. Поэтому я решил заполучить в нее большущий алмаз.

– Понятно. Но зачем тебе понадобилось создавать Бонифация? Я про нашего котенка говорю.

– Какого котенка? Не знаю. Я с животными дела не имел.

– Тогда непонятно. Скажи, ведь у этого алмаза есть прародитель, оригинал, маленький бриллиантик?

– Да, я снял его с перстня. Разрешение у тети Глаши спросил.

– А у нас в лаборатории живет котенок, тоже оригинал, потому что однажды в камере вдруг создалась его увеличенная копия. Ты, как единственный пока специалист по созданию копий, скажи, как это произошло?

– Очень просто. Значит, котенок залез в трубу и в момент распада вещества оказался перед флуктонной пушкой, которую я установил в той же трубе. А пушка выстреливает флуктонами одновременно с распадом.

– Флуктонная пушка? – настороженно переспросил Владимир и неожиданно взревел. – Ну конечно же флуктоны! Мать честная, какие мы кретины! – он сжал кулаки и скрипнул зубами, потом обмяк и в каком-то оцепенении уставился в землю.

Тут я немного отступлюсь – как раз представился случай рассказать о планкеонах. Планкеоны – это удивительные замкнутые образования, это сверхминиатюрные «черные дыры», те же мини Поты-Попы. Их называют еще брызгами дозвездной материи, которые остались от Большого Взрыва, называют и спящими частицами. Массы их невелики, какие-то тысячные доли грамма. Но зато плотность у них – потрясающая, она выражается числом с десятками нулей тонн в кубическом сантиметре. Планкеоны не взаимодействуют с веществом, поэтому беспрепятственно пронизывают его. Но, существуя во времени, они подвергаются постоянному воздействию полей и, изредка открываясь, рождают частицы, тем самым пополняя во Вселенной вещество, которое убывает, перетекая в гравитационное поле. Планкеоны есть всюду, и в межзвездном пространстве, и в центре Земли, и даже внутри нас. Они немыслимо малы: планкеон в сравнении с электроном все равно, что пылинка в сравнении с земным шаром. Но один планкеон при раскрытии рождает миллионы квадральонов частиц, в его сверхплотном виде сконцентрировано колоссальное количество энергии, против которой термоядерная реакция – сущий пустяк.

В двадцать первом веке на Земле ощущался недостаток энергии. Хоть уже и работали термоядерные электростанции и громоздкие солнечные установки, продолжали сжигать и уголь, но энергии не хватало, особенно на транспорте – не было нефти, не было топлива. На машину, на самолет термоядерный реактор не поставишь. Всем до чертиков надоело экономить энергию. Но уже к тому времени велись поиски планкеонов. Больше ста лет ушло на то, чтобы научились их находить, транспортировать, хранить и вскрывать. Были катастрофы, были жертвы, но без этого планкеоны бы и по сей день были бы лишь теоретическим предсказанием. Еще десятки лет понадобились, чтобы создать первую планкеонную батарейку. Наконец наладилось их массовое производство. Батарейка, величиной с копеечную монетку, много лет движет огромный океанский лайнер, пока его не спишут на лом. А для машин эта «монетка» была почти вечным двигателем. Машина, изготовленная из прочных титановых и вольфрамовых сплавов, изнашивалась, а батарейка продолжала жить, ее ставили на другие машины. К тому времени научились извлекать энергию из вакуума, но в транспорте планкеонные батарейки были незаменимы.

При вскрытии, планкеон, наряду с обычными частицами, порождал новые, доселе неизвестные квантовые частицы – флуктоны. Пронизывая толщу вещества и взаимодействуя с его атомами, они несли информацию о микроструктуре того вещества и использовались в исследовании структуры элементарных частиц, а также в дефектоскопии. Из-за простоты и дешевизны получения флуктонов – планкеоны даром поставляли их как побочный продукт распада – они нашли применение в детских игрушках. Улавливаясь специальными накопителями, флуктоны хранились в них, как энергия в аккумуляторах, а когда нужно было, то порциями выстреливались, причем расходимость пучка легко регулировалась. Пройдя сквозь тело, флуктоны несли в себе пространственную запись строения тела – и в шаровых иллюзинорах, наполненных неоном или ксеноном, возникали удивительные картины. В какой-то степени это можно было сравнить с калейдоскопом, только вместо меняющихся узоров из разноцветных стекляшек здесь возникали живые, объемные и увеличенные изображения прозрачных жучков, паучков и различных предметов, всего того, что просветили флуктоны.