Текст книги "Феномен"

Автор книги: Александр Шепиловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

И приснился сон, ясный чистый. Это был человек и … не человек. Ростом немного выше метра, непонятно какого пола, но, несомненно, это было разумное существо, и я почувствовал, как на меня находит теплая волна его доброжелательности. Непривычная, но не отталкивающая внешность, даже чем-то привлекательная, душевная, что ли. И еще в облике было что-то женственное. Голова круглая, волосы коротенькие, с шоколадным отливом, нежные и мягкие, как пух, носик аккуратный и симпатичный, глаза большие, изумрудные, создающие иллюзию удивительной глубины, а вокруг глаз – ореол пушистых бровей. У него было тонкое изящное туловище, одежда – свободного покроя вроде юбочки с прорезями. Существо влюблено смотрело на меня и едва заметно кивало головой, будто здороваясь.

– Ты кто? – весело спросил я, почему-то сознавая, что это сон. – Ты вынырнул из того пространства? Я созрел для контакта?

Существо беззвучно ответило и протянуло ко мне руки. Пальцы были длинными, без ногтей и очень подвижными, изгибаясь в суставах во всех направлениях. Я отскочил подальше. А существо уверенно двинулось на меня, потом остановилось, как-то сжалось и напряглось, чтобы броситься на меня. Я испугался и закричал. И тут же проснулся. Шесть часов утра. Светало. Я сел в постели и … увидел в углу неясную фигуру. Включив свет, я вздрогнул: это стояло то существо. И это уже не было сном, произошла его материализация. Мне стало страшно, но я подавил готовый вырваться из груди крик. Существо, увидев, что я проснулся, подошло ближе, протянуло руки и улыбнулось. Я опять ощутил знакомую теплую волну доброжелательности. Глаза существа округлились, повлажнели, и оно заговорило, но, как и во сне, совершенно беззвучно. Я уже немного успокоился и сказал, что рад знакомству, но ничего не слышу. Жестикулирую длинными пальцами, пришелец еще что-то сказал и уставился на меня, ожидая ответа. Я отрицательно покачал головой и показал на уши, давая понять, что не слышу его. Он понял, глаза его сузились и подернулись пеленой и, сделав, похожий на прощальный жест рукой, он вошел в стену и скрылся. С минуту я сидел неподвижно, приходя в себя, затем резво вскочил, пощупал стену, сквозь которую ушло существо, осмотрел всю квартиру и вышел на улицу. Прогулялся туда-сюда. Вот и дождался контакта. Вокруг ни одной живой души, тишина и покой. Вернулся домой и хотел разбудить Наташеньку, но как всегда, постеснялся. А поделиться с кем-нибудь было невтерпеж. Позвонил Владимиру и разбудил его. Не дослушав меня, он крикнул «Бегу!» и скоро ворвался ко мне.

– Где он?!

– Сквозь стену ушел. Не ищи, я уже искал. Нет его.

– Так что же ты молчал?

– А ты разве дослушал до конца, как с цепи сорвался – «бегу».

– Как же не сорвешься, Санек. Где он стоял? Здесь, говоришь, – Владимир присел не корточки, пощупал ворсистый пол, нагнулся еще ниже и понюхал его. – Ты раньше его нигде не встречал? Может, на картинке видел или в кино? Вспомни, пожалуйста!

– Увидел впервые.

– Значит, это плод твоего неосознанного воображения. Непонятно, Санек, вчера ты был спокойный, нервных потрясений не было, а сновидение все равно материализовалось. А … может это была галлюцинация, потому и говорила беззвучно?

– Нет, я видел его четко и ясно, как вижу тебя сейчас. Психически я здоров, можешь проверку организовать.

– Знаю, ты здоров. Но почему он ушел, да еще сквозь стену? А вообще-то, правильно, он должен был уйти подремонтироваться. Ты сиди тут, Санек, карауль его, а вдруг он быстро вернется. Тогда ты, этак деликатно, притронься к нему, убедись, что он из плоти. Поговори с ним, задержи его, он наладит звук и обязательно придет. А я побежал.

После ухода Владимира меня охватили сомнения, неужели пришелец почудился? И чем больше проходило времени, тем больше я сомневался. Интересно, а ведь пришелец вел себя так, будто знал меня, хотел по-дружески поговорить, но поняв, что нет звука, ушел подремонтироваться.

Владимир вернулся с парнем и девушкой. Они раскрыли чемоданчик и настроили приборы, после чего гибкими шлангами со светящимися утолщениями на концах стали водить по полу, по стене и просто по воздуху. Особенно тщательно обследовали спальню. И категорически заявили, что кроме меня полтора часа назад в помещениях никаких посторонних ни объектов, ни субъектов не было. И ушли.

– Не было здесь никакого существа, – сухо сказал Владимир. – Оно бы непременно оставило свои атомы и молекулы – а их нет.

– Почему они должны обязательно быть? Может, существо состоит не их наших атомов.

– Не умничай… а может и впрямь ты умница. Для пришельца здесь неподходящие условия для жизни, излучение солнца, состав атмосферы, деятельность микроорганизмов для него губительны, поэтому он заключен в некую оболочку, не оставляющую после себя атомов. А поскольку покинуть Землю сам по себе он не может, значит, находится здесь, он разрабатывает систему связи с тобой, потому что без тебя его дело – труба. Так что, Шурик, никуда он не денется, как миленький, прибежит.

И мы ждали. На этот раз я сам попросил Владимира никому не говорить о моем видении, спросонок, действительно, могло показаться. Молчать-то Владимир умел. Первую ночь он провел у меня, не спал, караулил появление пришельца, которого так и не было. Владимир успокаивал себя, говоря, что лишь небольшая вынужденная задержка, может, запчастей для ремонта звука нет.

– Задержка может затянуться на годы, – сказал я.

– Шурка, самая дурная привычка – это портить людям настроение, как делаешь ты сейчас. А ну-ка, сильно захоти и скажи, что сегодня он, окаянный, появится.

– Обязательно появится!

– Вот так! Сразу жить веселее стало.

Глава 19

И пришелец объявился. После обеда мне захотелось побыть одному в скверике. И там, как по мановению волшебной палочки, передо мной возник пришелец, в том же наряде, с тем же подобием улыбки на круглом лице:

– Здравствуй, Саша!

Хоть он и появился неожиданно, я был подготовлен к встрече и потому не растерялся, даже наоборот – осмелел. Но как такового, звука не было, я вроде бы услышал внутренний голос с соответствующей интонацией, и тем не менее, будто воспринимал звук ухом.

– Здорово! – весело сказал я. – Ты кто?

– В приблизительном переводе на ваш язык я – Сьинга. А фактически мое имя произносится так… – я услышал странное созвучие: звон струн гитары, шлепок и что-то похожее на всплеск воды.

– Ты инопланетянин?

– Не совсем. Земля и Луна были когда-то одной планетой, она называлась Глюссия.

– Ты из гипотетического НЕ НАШЕГО пространства?

– Из того самого, Санек. Потапов и Попов через нас рассказывали тебе во сне о звезде-бродяге и печальной участи ее планеты. Мы вынуждены были покинуть Глюссию, спасаясь от космической катастрофы, и с тех пор продолжительное время находимся в кликьяне. Ты первый человек, которого нам удалось поймать – по выражения Потапова – нитью сконцентрированного времени, в результате чего ты стал феноменом.

Я удивился простоте речи Сьинги, она говорит вполне по-земному, мало того, подражает Владимиру в построении фраз и соблюдает его интонацию, и голос похож на владимирский, даже Саньком меня назвала. Значит, она специально говорит языком Владимира, но губы ее хоть и шевелятся, звуковой волны не создают.

– Ты знаешь Потапова и Попова? – спросил я.

– Мы знаем все, что знаешь ты. Мы воспринимаем ваш мир через твой мозг. Но не знаем, как представляют этот мир Владимир, Добрыня, Гек Финн и другие, у нас нет их знаний. Мне поручено через тебя войти в контакт с учеными Земли, я должна наладить отношения между нашими цивилизациями.

– Ты разве женщина?

– Я женщина планеты Глюссия. У меня два сына и дочь.

– А ты в реальности так же выглядишь или твой облик создало мое воображение?

– Это мой настоящий облик.

И почти одновременно с ответом Сьинги позади меня раздался голос Владимира:

– С кем ты, Шурка, разговариваешь?

– С долгожданным пришельцем. Неужели не видишь, вот он стоит.

– Что?! Тебе мерещится. Тут никого нет.

– Он меня не видит и не слышит, – сказала Сьинга.

– Понятно. А ты его?

– Что его? – округлил глаза Владимир. – Кто кого его?

– Я не тебя спрашиваю.

– Я вижу его твоими глазами, – ответила Сьинга. – Слышу его твоими ушами. Твой друг Владимир озадачен.

– Будешь озадачен. Он думает, что я разговариваю с приведением.

– Шурик, родной ты мой, – встревожился Владимир. – Ты галлюцинируешь, навоображался, бедный.

– Посмотри на меня внимательно. Я похож на безумца?

– О, Шурка, у тебя осмысленный взгляд. Что бы это значило? А, понимаю, ты, как феномен, видишь пришельца, а я, простой смертный, – нет. Он такое эфемерное создание? Подойди к нему, пощупай, убедись.

– Пощупай, – тихо сказала Сьинга и, протянув руки, направилась ко мне. Я дрогнул и отступил назад, и не то, что бы испугался или от брезгливости, а просто стало как-то не по себе от мысли, что к тебе притронется пусть не инопланетянин, но, если строго говорить, и не человек. Но прикосновения не было, руки Сьинги свободно прошли сквозь мои плечи. Правда, я почувствовал озноб, перешедший в жар, но это было следствием от сознания того, что во мне чужие руки.

– Ты всего лишь изображение? – спросил я.

– Не совсем. Я присутствую здесь почти собственной персоной. Но воздух Земли вреден для нас, а ультрафиолетовые лучи Солнца разрушают клетки живых тканей, поэтому … не знаю, как точно сказать по вашему, ведь у тебя, Саша, нет нужного образования и ты не знаешь – а через тебя и мы – необходимых терминов и понятий. Короче, скажи Владимиру, что я временно имею квази-структурное образование из тяжелых гравитонов, связанных энергетическими сгустками физонного времени в систему, исполняющую функции моего организма. Эта система воспринимается только твоим «обработанным» мозгом.

Я слово-в-слово передал Владимиру услышанное.

– Замечательно! – воскликнул он. – А пусть-ка Сьинга докажет свое присутствие здесь.

– Скажи Володе, что мое структурное образование ничем не может проявить себя, оно изолировано от вашего пространства. Однако с твоего разрешения, Саша, я могу попробовать доказать через тебя.

– Я согласен, валяй, доказывай.

– Тогда предупреди Владимира и ничего не бойся. Будет неудобно, но ты потерпишь.

Я приготовился потерпеть сам не зная что. Владимир тоже приготовился, глядя почему-то в небо, очевидно, ожидая доказательств оттуда.

– Когда станет тяжело – скажешь. А сейчас разденься.

– Совсем?

– В рамках приличия.

Я скинул рубашку, снял брюки и остался в трусах. Сьинга прислонила свою руку к моей груди, как-то напряглась и я … начал светиться. Было ощущение легкого зуда. Свет излучали руки, ноги, все тело. Интенсивность излучения быстро возрастала. Небо было облачным, но я сам был как кусочек солнца. Владимир и деревья отбрасывали длинные тени, свет становился нестерпимо ярким, стало больно глазам, и я крикнул: «Хватит!».

– Слушаюсь, – ответила Сьинга. Я по-прежнему светился, но уже спокойно, яркость не возрастала. На источник света сбегались люди. Зажмурившись, прикрывая ладонями глаза, они с шумом заполняли скверик.

– Вы наблюдаете процесс превращения времени в свет, – пояснила Сьинга и убрала руку. Я погас. Показалось, что вокруг темно, и прошло какое-то время, пока я смог в радужных кругах разглядеть прибежавших людей, в основном наших сотрудников. Лица у всех были недоуменными, никто не скрывал своего любопытства. Я быстро оделся.

– Великолепно! – крикнул Владимир. – Есть доказательство! Внимание всех, и своих и чужих, но тоже в сущности своих. Наш Александр вступил в контакт с человеком другого мира. Это – женщина, зовут ее Сьинга. Но пока ее видит и слышит только один Шурик. Спроси ее, Шура, откуда она и надолго ли к нам?

Сьинга отвечала, а я повторял ее слова:

– Знания Саши не позволяют мне точно ответить на вопрос, я не знаю ваших точных физических представлений о пространствах, кА-спирали и квантовании времени. Необходимо переключить связывающую меня с Сашей энергетическую «нить времени» на ваших ученых, тогда между нами появится визуальный контакт. Для этого нужно изготовить аппарат тайгот, генерирующий время в энергетические сгустки с последующим преобразованием их в обычные электромагнитные волны. Приготовьте бумагу и дайте Саше разноцветный карандаш.

Я прямо так и говорил о себе в третьем лице: «…дайте Саше карандаш».

Карандаш дали сразу. Сьинга сказала, что лучше уйти в помещение, и незримо для всех поплыла по воздуху за людьми в институт.

– Рисуй, – сказала она.

Я увидел четкую разноцветную схему вроде как зрительной памятью, схему видел мой мозг. Я стал срисовывать, тщательно выводя замысловатые символы и обозначения. Меня обступили и начали следить за острием вечного карандаша. Сьинга находилась «внутри» людей и тоже следила, не делаю ли я ошибок. Народу было много, но стояла тишина, разговаривали шепотом, чтобы не мешать работе. Несколько человек перечерчивали схему в свои записные книжки, перелистывали, путались, чертыхались и были в отчаянии, что не поспевали за мной. Владимир с Добрыней расстелили бумагу на полу, просили, чтобы им не загораживали мой чертеж и тоже рисовали. А ведь это было совершенно не нужно – я делал оригинал для всех. Иногда Сьинга говорила, что такая-то линия проведена неправильно, и я исправлял ошибку. Понадобилось шесть часов, чтобы полностью срисовать с «мозга» пять зон схемы вместе с условными обозначениями и пояснениями. Я прилично устал.

– Ну и схема! – ни то восторженно, ни то огорченно проговорил Добрыня. – Не могу понять.

– Я тоже, – признался Владимир. – Может, ты, Шурик, понимаешь? Ведь ты мыслишь ее головой.

– Нет, это она мыслит на уровне моих скудных знаний. Я лишь, как автомат, скопировал схему. Гнать такого посредника-попугая надо!

– Ты утомился, Саша, – сказала Сьинга, – надо отдохнуть, а потом еще поработаем, закончим схему.

Я уже стал привыкать, что повторяю слова Сьинги одновременно с ней. Таким образом, все слышат ее через мой голос. Это получалось само собой.

Меня проводили домой и, несмотря на то, что было только семь часов вечера, попросили лечь в постель. Сьинга была рядом и тоже сказала: «Ложись. Спать». Я лег и, – удивительное дело – сразу заснул. Проснулся рано утром, посвежевшим, бодрым, с ясной головой. В комнате уже были президент Академии наук, Гек Финн и Люси, а также незнакомые мне люди. Невидимая для всех Сьинга, вытянувшись в струнку, смиренно стояла в углу.

– Он здесь? – спросил меня Владимир.

– Не он, а она. Да, здесь.

– Господи, какая разница?

– Большая, – улыбнулась Сьинга. Улыбки я не видел, но чувствовал ее. – Я, прежде всего – женщина.

Услышав такой ответ, Владимир смутился, сказал, что у него в башке вертится только одно слово «пришелец» мужского рода и попросил у Сьинги прощения.

Зарядку делать не стал, но позавтракать пришлось-таки.

– А ты? – спросил я Сьингу. – Ты завтракала?

– Я питаюсь энергией времени.

– Вы все так едите?

– Нам для жизни, так же как и вам, нужны белки, жиры, углеводы и витамины – все это дает растительная пища.

– Вы – вегетарианцы, мяса не едите?

– У нас жизнь эволюционировала совсем не так, как на Земле. Но об этом говорить не время и ни к месту. Ешь, потом закончим схему.

Разумеется, наш разговор слышали все, ведь вместе с вопросом я говорил и ответ. Заинтересовались, настроились было послушать и позадавать вопросы, но Сьинга сказала, что пора работать. И я без перерыва рисовал еще четыре часа, после чего готовую по зонам схему тайгота разложили прямо на полу для всеобщего обозрения.

– Спрашивайте, – сказала Сьинга.

Первая попытка хотя бы частично расшифровать схему закончилась неудачей. Сьинге задавали много вопросов по условным обозначениям, о принципе работы тайгота, о теории единого поля, спрашивала и она сама, но взаимопонимания не было, потому что связь осуществлялась через мой мозг, и чего не понимал я, того не могла понять и Сьинга. А я как известно, ничего не понимал, и уже в сотый раз чувствовал свое нитожество, обзывал себя критином и дегенератом. Конечно, можно было бы объясняться научно-популярным языком, весьма приближенно и элементарно, но такой контакт ни Сьингу, ни наших не устраивал, им нужна была точность, определенность, они хотели осмыслить значение каждого термина и вникнуть во все тонкости предстоящих операций по изготовлению тайгота. Математическая логика и физические законы для всех разумных существ одинаковы, но в нашем случае они говорились на разных языках. «Переводчика» же не было. Тогда Сьинга решила пройти краткий курс обучения. Лучшие ученые планеты, в том числе и Владимир, Добрыня и Гек Финн, читали лекции по физическим и математическим дисциплинам с обязательным применением и показом формул, графиков и схем, говоря только самое главное и необходимое. Все, что я видел и слышал, воспринималось мозгом Сьинги. Кончено, она все это знала, но она сравнивала, сопоставляла со своими понятиями и переводила на родной язык. Лекции читались в разных институтах, а также и в нашей лаборатории с показом технической документации, установки по искусственному получению Поты-Попы, хронохода и хроноскопа. Мой рабочий день с небольшими перерывами продолжался шестнадцать часов. Я должен был внимательно следить за указкой или за тем, что пишут, слушать и говорить от имени Сьинги. Через мой мозг проходило огромное множество информации, но проходило оно как сквозь решето. Я был как робот, даже хуже – как попугай. Успокаивало только то, что, например, великому Ньютону, незнакомому с квантовой механикой и теорией относительности, трудно было бы понять внутриядерные процессы и уяснить получение вещества из вакуума, а уж мне тем более простительно не понимать физику и математику двадцать пятого века.

Постепенно, день за днем, в схему тайгота вносились изменения, она переводилась на наш язык и становилась доступной ученым. Настал день, когда схема была окончательно расшифрована. Но один человек пока не мог полностью охватить и разобраться во всех тонкостях взаимодействий участков и блоков, зато каждый специалист изучил свой «узел» досконально. Приступили к изготовлению тайгота. Предстояло разработать специальное оборудование и получить новые материалы. Меня поблагодарили и предложили отдохнуть, однако Сьинга, заявила, что отдыхать рано, ей нужно было самой проследить за изготовлением тайгота. Она была консультантом и контролером. Мы посещали институты, лаборатории и заводы, и всюду Сьинга была рядом со мной, следила и подсказывала, критиковала или хвалила. Да, правду говорят, что человек быстро ко всему привыкает. Я привык к Сьинге, будто знал ее давно, и хоть между нами не было душевной близости, она стала моим другом, разговаривала в манере Владимира, пыталась шутить и улыбалась особой улыбкой. Если раньше она мне казалась мрачноватой, то теперь она была милым созданием, и я не мог ее представить другой, именно такой они и должна быть. У нее была не бросающаяся в глаза своеобразная мимика лица, по которой я научился распознавать ее чувства и настроение. Это было высокоинтеллектуальное, эмоциональное существо.

Когда, по мнению Сьинги, надобность в контроле отпала, он сказала, что вынуждена на время покинуть нас, объяснив мне по-свойски, что «сели аккумуляторы» и надо их подзарядить. После долгого отсутствия я, наконец, оказался дома. Перед расставанием с Сьингой появилась первая возможность побеседовать с ней просто так. Сначала я спросил, где находится Вовка, Катя Ахмедьянова и астрогеолог, исчезнувший с корабля на подлете к Луне?

– Ты трудный вопрос задаешь, – ответила Сьинга, – но любопытство твое понятно, попробую ответить по-владимировски. По вашим представлениям исчезнувшие люди находятся в нуль-пространстве. Это не совсем точно, они в переводе на ваш язык, находятся в гауцсике, такой пространственной прослойке между пространством и антипространством.

– А где эта прослойка-гауцсик находится? Далеко?

– Гауцсик есть везде, до него нет расстояний, как и все сущее, он присутствует в метагонии.

– А это что такое?

– А то, что у вас раньше называли просто пространством, образно говоря, вместилищем вещества и излучений. С развитием науки пространство у вас стало рассматриваться как физический объект, оно стало прерывным и разбилось на множество модификаций, пронизывающих друг друга, но все они существуют в метагонии, если угодно, в суперпространстве. В нашем познании метагония не имеет измерений, она – непрерывна, однородна, изотропна и бесконечно, с ней невозможны никакие взаимодействия. Тебе что-нибудь понятно?

– Я, конечно, туповат, но кое-что схватываю. А что, в этом смешном гауцсике жить можно?

– И да и нет. Гауцсик – это как бы мегаквант метагонии. Вовка и Катя живы, но не живут. Вовка не знает, что для вас он исчез, по своему сознанию он продолжает стоять на постаменте и постукивает пальцами по кристогелю, мысль его замерла на неопределенно долгое время и, вернувшись в обычное пространство хоть через миллионы лет, он не заметит этого, переменится только обстановка вокруг его. Так же и Катя, она до сих пор прощается с родными, не подозревая, что для вас она давно исчезла. Она оборвалась на слове «я бу…», а закончит фразу после возвращения. Вызволить их из гауцсика можно только обратным ходом времени, чтобы события были направлены вспять, тождественно развитию и, таким образом, Вовка в нулевой момент окажется в обычном пространстве в исходной точке, то есть, на постаменте. А мы постараемся, чтобы больше никто не исчезал. Нам понятно горе Наташеньки, мы жалеем родных Кати Ахмедьяновой и астролога, и наш долг – помочь им, поэтому, сразу после установления надежного контакта, параллельно с другими работами, мы приступим к спасению всех исчезнувших.

– Очень хорошо. А почему они оказались в гауцсике?

– Перемещение с помощью Поты-Попы любых масс накапливает в них… – тут Сьинга замялась, не зная, как сказать, – накапливает экстизу – это понятие для определения меры рассеяния времени в метагонии, суть физического фактора, компенсирующего энергию, затраченную на перемещение, – она опять замолчала и начала забавно хмуриться и жмуриться, после чего сложила губы в дудочку. – Это даже для нас понятие весьма трудное.

– Без бутылки не разобраться, – засмеялся я, уж очень забавной была мимика Сьинги.

– Да, без бутылки никуда, – засмеялась и Сьинга. Она хорошо понимала меня, была вроде бы как Владимиром.

– Вы тоже находитесь в гауцсике?

– Мы ушли в кликьян.

– Господи, а это еще что такое?

– Еще одна пространственная прослойка, но, в отличие от гауцсика, она имеет протяженность и не имеет предела замедления хода времени. Вакуум там «заморожен», для его возбуждения нужна энергия извне, нужна помощь цивилизации Земли – мы долго ждали, когда она достигнет нынешнего уровня. Сейчас человек неплохо технически оснащен и не воюет между собой, он способен вызволить нас из кликьяна.

– Это далеко?

– Понятие близко-далеко здесь тоже не имеет смысла. Мы находимся и внутри Земли, и в межгалактическом пространстве, но энергетически связаны только с тяготением Солнца и, естественно, выход из кликьяна возможен лишь в заранее подготовленное для жизни место.

– Сколько же этих пространств и прослоек?

– Не знаем. Мы пытаемся создать теорию Единого вакуума и получить обобщающую формулу устройства мира. Но слишком много неизвестных, и чем больше их находишь и разгадываешь, тем больше их становится. Настоящая наука, Саша, только зарождается.

Забавно, Владимир тоже так о земной науке говорил. А я много раз убеждался, что природа, действительно, неисчерпаема. Хорошо еще, что человек способен мыслить не только логически, но и отвлеченными понятиями, оперировать условностями, чувствовать интуитивно. Вот так вдумаешься иногда, до чего же все интересно вокруг и загадочно! В мире происходит неисчислимое множество явлений и процессов и далеко не все они регистрируются приборами. Поэтому приходится предполагать и предугадывать, исходя из накопленных знаний и найденных закономерностей. Как все сложно и запутанно, кажется, в мире должен быть невероятный хаос. Одно существует в другом, накладывается, пронизывается и переплетается, все смешано-перемешано, скручено и сверчено и в то же время разжижено и размазано, но главное – одно другому не мешает.

Второй, мучивший меня вопрос, был: правда ли, что Владимир – не настоящий, что он является продуктом материализации моего сновидения?

– Владимир – самый настоящий, – ответила Сьинга. – Женщиной рожденный.

– А пепел? – вскричал я.

– И пепел также настоящий.

– Значит, Володю породил мой сон?

– Не могу тебе объяснить, Саша. Исходя из наших сегодняшних представлений о физике, мы считаем материализацию сновидений невозможной. Но завтра эти представления могут измениться.

– Не понимаю, если Володя сгорел и пепел его в сохранности, то откуда же взялся наш живой настоящий Владимир?

– Ты, Саша, соединен с кликьяном, то есть с нами, тоннелем времени, или, по словам Потапова, нитью сконцентрированного времени, в результате чего твой мозг создает вокруг себя некое поле-би, для обнаружения которого у вас просто нет приборов. Поле-би представляет собой … м-м, Володя бы сказал, что это кисель из спрессованного времени с завитушками наслоений кА-спирали. Таким образом, твой мозг помимо твоего сознания исполняет роль передающей и приемной антенны отнюдь не волн времени – таких волн не существует, – ни самого времени, как такового, но как бы завихрений энергетических сгустков фазовых состояний времени, могущих взаимодействовать с различными пространственными характеристиками и через них проделывать с веществом удивительные превращения. Эти процессы логически необъяснимы, и здравый смысл их не воспринимает. У нас тоже возникает много противоречий в основах физической науки, когда новые экспериментальные факты выглядят совершенно неприемлемыми существующим представлениям, поэтому приходится вырабатывать принципиально новые концепции. Мы до сих пор не можем понять механизм этих процессов, но тем не менее научились управлять некоторыми из них. Так что же произошло в тот вечер? Попробую объяснить весьма общо и условно. Владимира спасло от смерти твое близкое присутствие возле блок-отсека и наше управление через поле-би твоего мозга. Когда в блок-отсеке начал образовываться высокий вакуум, Владимир был уже на грани гибели. К счастью, мы быстро среагировали на это и успели переместить его в состоянии шока на Никишиху, где он и очнулся через несколько часов. А пепел… в общем, в момент перемещения Владимира пучок концентрированного времени, опять-таки через твой мозг, выбил из вакуума элементарные частицы, масса которых, по закону сохранения энергии, равна массе тела твоего друга, и из этих частиц, на основе информации об устройстве организма Владимира, образовалась его копия. Как видишь, пучок времени исполнил роль флуктонной пушки. Вот эта копия Владимира и сгорела. Таково происхождение пепла.

– А то, что я видел Володю во сне на Никишихе, – это совпадение?

– Это закономерно. Обратная связь от перемещения дала импульс в твой мозг, и ты увидел друга во сне на Никишихе.

– Стоп, как же так? Ты говоришь, что материализация сновидений невозможна, а как же быть с потухшим костром и бутылкой из-под пива, которые я тоже видел во сне и которые оказались на Никишихе? Их же в блок-отсеке не было.

– Бутылка и костер – настоящие, они, как и ты, были перемещены во времени, они тоже из двадцатого века. Этот своеобразный физический процесс является как бы предохранительным клапаном: обратная связь возбудила и повысила напряженность поля-би твоего мозга, что грозило его разрушением, поэтому избыточная энергия, не без нашего вмешательства, конечно, была направлена на перемещение во времени всего того, что ты видел во сне, то есть кустарников, травы, пепелища и бутылки – они находятся на одной мировой линии с тобой.

– А Владимира? – не сдавался я. – Ведь я его видел в первую очередь и крупным планом.

– Владимира в двадцатом веке не было.

– Ясно, что не было. Но я же видел его.

– Какой настойчивый, – улыбнулась Сьинга. – Пойми, Саша, ты есть житель двадцатого века, и все твое настоящее существование связано с тем временем, ты связан с ним энергетической системой устойчивости – запомни это! В клетках твоего мозга стойко закреплена оседающая память, память о жизни в двадцатом веке, и лишь с этой памятью можно взаимодействовать с помощью энергии времени. А Владимира в этой памяти нет, он – в другой памяти, в более поздней, то есть в той, которую ты получил в этом веке. Ты понял что-нибудь?

– Что-то уж больно мудрено. Ранняя память, поздняя – не вижу разницы. В настоящее время я живу здесь, моя деятельность, какой бы она незаметной и скромной ни была, все равно влияет на ход событий. Не пустое же я место. Так?

– Безусловно. Это есть развитие, и причинно-следственная связь не нарушается. Но в случае с Владимиром, как ни парадоксально, должно произойти нарушение этой связи, но в плюс-времени, в котором мы живем, такого быть не может. Поэтому Владимир так и остался в твоем сновидении, в твоей поздней памяти.

Мне показалось, что Сьинга темнит, что-то не договаривает, что-то скрывает от меня важное. И вдруг я понял: раз мое настоящее существование связано с двадцатым веком, значит, здесь я – временный житель, я просто гость поневоле, значит, мне суждено опять вернуться в свой век, может, даже в свою комнатушку, откуда я был перенесен сюда. И я прямо спросил об этом.

– Не понимаю, – тихо ответила Сьинга.

Я повторил вопрос и в ответ снова услышал «не понимаю». Зато я понял, что она не хочет отвечать. Неужели моя догадка верна? Стало горько и обидно за себя и за Сьингу.

– Почему ты не хочешь отвечать на мой вопрос?

– Не понимаю.

Что за упрямство! А может здесь что-то другое, мало ли какие причины могут быть у Сьинги для того, чтобы не говорить со мной на эту щекотливую тему. Я вспомнил авторитетное заявление Добрыни, что на путешествие в прошлое природой наложен запрет. Это подействовало успокаивающе, и во мне вновь заговорило любопытство:

– А почему у собаки, у ньюфаундленда, не было копии, почему он, бедный, не переместился, а сгорел?

– Потому что в момент включения «Аленушки» ты находился далеко от блок-отсека, а сила взаимодействия поля-би с объектом убывает обратно пропорционально восьмой степени расстояния между ними.

– Почему же тогда бегемот и орангутан взаимодействовали с полем-би на дальних расстояниях?

– В Майами другая конструкция камеры, она рассчитана на эксперименты по изменению хода времени, поэтому флуктация Поты-Попы образует в пространстве воронку, центром которой является твой мозг, как приемная антенна. В эту воронку и «затягивало» бегемота, и не имеет значения, близко или далеко, тут нет расстояний. Но если бы мы вовремя не вмешались и не создали условий для сдвига пространственных фаз, бегемот бы трансферовался изнутри тебя, ты был бы взорван как страус, помнишь? Мы всегда были начеку. И вот что, Саша, хватит об этом. Ты только больше запутаешься, потому что осмысливаешь механизм событий в сильно искаженном виде. Я уж и так стараюсь говорить языком Владимира, но больше упрощать и искажать не могу.