Текст книги "Феномен"

Автор книги: Александр Шепиловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Юлия резко вскинула руку и быстро поднялась.

– Безусловно, мысль о материализации сновидения кажется нам дикой и научно не обоснованной. Это сравнимо с чудом. Но если бы нам полгода назад сказали, что человека можно будет уменьшить в семьсот раз с сохранением всех его индивидуальных черт и памяти, мы бы тоже сказали, что это – фантастика. Однако наш Вовка живет и здравствует, сейчас на астероиде отрядом командует. Но разве не чудо, что наш Саша прибыл к нам из двадцатого века. А его способности принимать в сферу своего биополя тела из кА-спирали. Вспомните бегемота, орангутана… А практически мгновенно совершать путешествия за миллиарды километров, на что ученые того же двадцатого века сказали бы, что это невозможно. Для нас же это становиться обыденным делом. Так почему мы отрицаем даже принципиальную возможность материализации сновидений?

– Не равняй одно с другим, – поднялся симпатичный мужчина из второй лаборатории. – По какому закону на земле может появиться, скажем, приснившееся Александру некое фантастическое существо, которого вообще нет во Вселенной?

– Минуточку, Коля, – спокойно сказал Владимир. – Наш Александр уверен, и я согласен с ним, что исходя из бесконечного числа разнообразий взаимодействий и явлений во Вселенной, все воображаемое человеком и невоображаемое должно где-то существовать.

– Позвольте мне, – тихо сказала незнакомая мне маленькая пухленькая женщина. – Да, Александр, как физическая система, несомненно, обладает удивительным свойством каким-то образом взаимодействовать с кА-спиралью. Но маловероятно, чтобы он обладал еще и способностью влиять на материализацию сновидений. В то же время объяснить чудесное воскрешение Владимира чем-то другим мы не можем. Допустим, что при сильном нервном потрясении, вызванным смертью Владимира, в организме Александра сработало скрытное, неизвестное нам образование. Электрическая активность клеток головного мозга во время сна чрезвычайно мала, а излучаемая ею энергия ничтожна, тем не менее, она есть, она может быть остронаправленной, ее можно усилить в миллиарды и триллионы раз. Информацию об устройстве всего организма она, конечно, содержать не может, но зато может вызвать реакцию в небезызвестном, пока гипотетическом биополе Рагози, где хранится вся информация об активной протоплазме нашей планеты. Смодулированная таким образом энергия вызвала ответную реакцию в биосфере, и на том месте, где Александр видел Владимира во сне, то есть на Никишихе, из местных атомов воссоздалась мыслящая протоплазма в лице Владимира. Явление не правдоподобное, уникальное, но пока другого объяснения ему нет.

– Этому подвержено только живое существо? – спросил Тарас.

– Очевидно.

– Никакого биополя Рагози нет, – убежденно сказал Владимир. – Я не протоплазма! Материализоваться должно все, что Шура видел во сне. В противном случае, я бы «родился», как положено, голеньким. Ты, Саня, говоришь, что сон твой был как наяву. Вспомни, что тебе еще приснилось?

– Обычный фон: заросли, вода, камешки. Если и это тоже материализовалось, то, наверное, стали гуще заросли и больше камней.

– Это мы проверим. Напряги память, может еще что видел? Предмет, вещичку?

– Птичку видел.

– Ну, птичку мы не найдем, она не будет нас ждать. Еще что?

Мне пришлось напрячь память. И вспомнил, что мельком видел возле затухающего костра пустую бутылку, вроде бы, из-под пива. Я неуверенно сказал об этом.

– На Никишиху! – вскричал Владимир. Вдруг он хлопнул себя по бедрам. – Вспомнил! В ту злополучную ночь, когда я материализовался на Никишихе, на мне не оказалось нижнего белья. А сейчас это объясняется очень просто: Санька не мог видеть во сне нижнего белья, поэтому оно и не материализовалось. Разве не так? На Никишиху!

Большинство еще не верило в нашу безумную мысль, однако все бросились заказывать мышонков. Биотранспорта всем не хватило, мужчины уступили место женщинам, молодые – тем кто постарше, а кто был полегче, сели вдвоем на мышонка и дружно двинулись на Никишиху. Владимир лихо мчался впереди, показывая дорогу. Перед речушкой он остановился и попросил не лезть всем сразу, сперва он обследует место отдыха со мной. Прибывшие расположились полукругом.

– Обратите внимание на эти заросли, – радостно сказал Владимир, – Видите, сколько в них засохших веток. Их здесь не было. Они приснились Саше как заросли, но только без корней, поэтому и погибли.

– В каком месте ты «родился»? – спросил Добрыня.

– Точно не знаю, темно было, но где-то здесь. А вот и пепелище от нашего костра. Но никакой бутылки нет. Странно и непонятно.

– А вон еще одно пепелище! – крикнул я. – И… и бутылка там.

– Где! – крикнул Владимир и подскочил к пепелищу, которого здесь раньше не было. После изучения местности он заявил:

– Трава вокруг не помята, следов нет, значит, этот потухший костер тоже материализовался, ведь Саша видел его во сне. Здравствуй, бутылочка! Ах ты моя родная! – он поднял бутылку и потряс ею в воздухе. – Вот вам доказательство! Можете убедиться, пощупать. Прошу по одному. Стоп, я ее понюхаю, – он приставил горлышко к носу. – Ничем не пахнет, без пробки выдохлось.

Доказательство было убедительным. Конечно, второй костер мог развести кто-нибудь отдыхающий, но маловероятно: пепелище на неудобном месте, на косогоре, и такое чистенькое, аккуратное. Бутылка же произвела настоящий эффект. Из зеленоватого стекла, классической формы, с плавным переходом в продолговатое с кольцеобразной канавкой горлышко. Таких бутылок здесь не делали. Желтая наклейка «Пиво жигулевское», внизу – мелким шрифтом «Читинский пивзавод» и штамп даты розлива, правда, как всегда, с размазанными цифрами.

– Невероятно! – прошептал Добрыня.

– Потрясающе! – сказал кто-то рядом.

– Внимание! – поднял руку Владимир. – Это прекрасно, но это и печально, я имею в виду свое происхождение. Подумайте хорошенько и скажите честно: я тоже, как и Вовка, не женщиной рожденный человек. Как таковой, я вообще не рожденный. Так человек ли я?

– Человек! – закричали все.

– Спасибо! – Владимир заулыбался, но мне показалось, что улыбка его была фальшивой.

Бутылку отдали на экспертизу, которая установила: бутылка изготовлена из тарного стекла, полученного на основе двуокиси кремния с примесью алюминия, магния и кальция – это старинное стекло. Бумага этикетки получена из целлюлозы, которую уже не изготовляют двести лет, а напечатана наклейка способом офсетной печати полиграфической краской из органических пигментов и олифы, что так же давно не делается. Тем не менее, бумага изготовлена два года назад, а напечатана наклейка всего месяц назад. Последние сомневающиеся вынуждены были признать факт материализации моего сновидения.

– Ну, Шурка, – восхищенно сказал Владимир, – ты не феномен, ты – бог!

– Не чувствую этого. Я уже привык ничему не удивляться.

– Одно плохо, Шурка. Что бы там не говорили, но получается, что я не человек, я суррогат. Хуже протоплазмы, Санечек.

– Ну, Володя…

– Не надо, Шурка. Вот что я скажу: в материализацию сновидений я хоть и верю, это факт, но разумом не воспринимаю. Все-таки здесь что-то не так, кто-то вмешивается в наши дела. Причем сразу и не поймешь, то ли помогает нам, то ли пакостит. Я не знаю, кто там сгорел в «Аленушке», но знай, что я – самый настоящий, папин и мамин – в этом мы еще убедимся.

– Володя, в этом я не сомневаюсь. У меня еще одна безумная мысль появилась: не являюсь ли я сам порождением своего сна?

– Ну, ты даешь! Ты что, сам себя видел во сне?

– Не помню. Может, когда сильно болел, то и видел.

– Не знаю, Саня. Если бы умер от рака в двадцатом веке, это было бы подтверждением твоей новой мысли. Может, ты и в самом деле умер, тебя хоронили. Разве найдешь сейчас твою могилу. И архивы тех далеких времен вряд ли сохранились. Но попробуем все-таки узнать, может, свидетельство о смерти откопаем. Мы бы тогда всю свою программу пересмотрели. Да, Шурик, головоломка на головоломке. Эх, жалко, что рановато мы на свет появились, наука еще так слабо развита, ничего-то мы еще не знаем, ничего не понимаем. Если хочешь знать, настоящая Большая наука только зарождается. Все у человечества впереди. Но лет через триста какой-нибудь Егор, для которого материализация сновидений будет обычным управляемым процессом, скажет, что ничего они не знают и не понимают, и что настоящая наука только зарождается. А еще лет через пятьсот какой-нибудь Акакий скажет…. Ты понял меня? В то время будут такие проблемы, которые мы сейчас даже самой изощренной фантазией вообразить не можем.

Я и сам об этом не раз думал. Трудно представить, что будет на Земле через пятьсот лет? А через тысячу? А через миллион? А через миллиард лет, наконец?! Фу, даже жарко стало. Этого, пожалуй, и сверхгениальный ум предсказать не может. Я, например, своим примитивным умишком думаю, что в то далекое время человек так и останется человеком с присущими ему заботами и радостями, разве что на высшем уровне, вечным стремлением к счастью, познаниям, неудовлетворенностью собой. Человек будет как одна нация – землянин, будут и смешанные нации в космических масштабах, своеобразные межзвездные и межгалактические «мулаты» и «метисы», будет единая вселенская сверхцивилизация. А наука будет… ой, ой, ой какая, а, может, и она в их понятии будет только зарождаться. Эволюция, безусловно, изменит облик человека, но он не станет уродом, этаким громадным мозгом. Совершенствуется только прекрасное и необходимое – любовь, чувства, стремление к неизведанному и физическому совершенству. Жить люди будут по тысяче лет, это уж точно. Ну, понесло, размечтался. О настоящем думать надо. Хорошо это или плохо, что обладаю еще одним даром? По-моему, пока ничего хорошего нет. Я стал бояться спать – а вдруг присниться какая-нибудь абракадабра и потом материализуется. Будет людям житье отравлять. А вдруг приснится взрыв водородной бомбы! Это же смерть, разрушения, я и сам под этот взрыв попаду. Я старался засыпать с мыслью о чем-нибудь веселом и смешном, но всегда подсознательно страшные мысли вылезали на передний план. Однажды мне приснилось, что у Юлии оторвало обе ноги. Она катилась ко мне на низенькой коляске, отталкиваясь руками от земли. Я проснулся в холодном поту и больше не мог заснуть, мне почему-то казалось, что сон материализовался. Юлия проснется, а у нее нет ног! Не переживу! В шесть утра я был у нее дома, не решаясь зайти туда. И два часа сам не свой ходил вокруг да около и не мог найти себе места. Когда же увидел Юлию, выходившую из дома здоровой и невредимой, сразу как-то обмяк и в коленках появилась слабость.

За обследование моего организма опять взялись ученые. Мне это уже надоело, и я прямо сказал им об этом. Меня сразу отпустили. Но, понимая важность обследования, я вернулся и сказал:

– Валяйте, изучайте.

Совсем обжился, для всех своим человеком стал. Моя короткая фраза ученым очень понравилась. Начались поездки по городам – Новосибирск, Тула, Калькутта и миллионный город на Чукотке Глагойя. Искали во мне хоть какие-нибудь отклонения от нормальной деятельности человеческого организма, за что можно было бы зацепиться. Меня просвечивали, гипнотизировали, пичкали снадобьем, крутили и вертели – тщетно, все было в пределах нормы, человек как человек. Записывали на мезолентах мои сновидения, анализировали их, изучали. Разложили всю деятельность организма и мозга на математические кривые и формулы, но ничего не нашли, никакой зацепки. Тогда заговорили о проведении эксперимента по материализации сновидения. Для этого требовалось сильнейшее нервное потрясение, равносильное тому, которое я получил при «смерти» Владимира в блок-отсеке «Аленушки». Это было сделать не трудно. Но я честно признался, что боюсь, что мне обязательно приснится нечто ужасное, могущее привести к катастрофе, я не могу предвидеть и сделать собственный сон по заказу. С моим предчувствием считались. Если имелся риск, то эксперимент, каким бы он ни был важным и нужным, не ставился. Владимир бы, пожалуй, ни на что не посмотрел, нашел бы способ нервно потрясти меня. Но ведь он может сделать такое и втихомолочку, тайком. Президент Академии, хорошо зная слабости Владимира, вызвал его по видофону и обстоятельно поговорил. Владимир скорчил кислую физиономию и дал слово в этом плане ничего не предпринимать.

Обследование заканчивалось. Энергетическая фабрика в виде мозга человека чрезвычайно мала, ее можно «взвесить» лишь разложив мозг на атомы и молекулы, что фактически и сделали. Это тоже ничего не дало. Ученые с сожалением вынуждены были признать, что бессильны объяснить мой феномен. А мне по-прежнему казалось, что он связан с космическими причинами, с другим разумом – это его проделки.

Глава 14

По наивности своей я думал, что это только в нашем институте, в нашей лаборатории, творятся интересные дела, осуществляются дерзкие проекты, все больше становится проблем и вообще – работы уйма. Оказывается, так везде, у всех свои заботы и свои проблемы. Московские институты пространства, например, занимаются проблемой выхода материальной точки из Вселенной. Ведь наша Вселенная – замкнутое образование, она не бесконечна, но безгранична, ни один атом, ни один квант не может покинуть ее, она, как «черная дыра», но в отличии от той, в нее и извне ничто проникнуть не может. Невольно напрашивается вопрос, а откуда это «извне»? Что там? Раньше постановку такого вопроса считали антинаучной. Сейчас не считают. Если выйти за пределы Вселенной, то она перестанет существовать для покинувшего ее. Где-то ТАМ другие вселенные, непохожие на нашу, взаимодействующие между собой и невзаимодействующие, пронизывающие друг друга, разделенные барьером застывшего времени – они в прерывном пространстве, эта прерывность и дает шанс на решение проблемы. Интересно получается, человек еще не добрался даже до ближайших звезд, а уже думает, как покинуть Нашу Вселенную и проникнуть в другие. Но такой уж он по природе, человек, ничего не поделаешь. Впрочем, межзвездные путешествия – это дело уже нынешнего поколения. Разрабатываются проекты, которые осуществляются здесь быстро. Потапов и Попов со спасательным отрядом еще строят станцию и готовятся превратить астероид Жуся в Пота-Попу, а она, еще не существующая, уже вместе со станцией предназначена для промежуточной базы приема людей с Земли и перемещения их на планеты соседних звезд. Намечено превращение спутника Юпитера – Ганимед – в Пота-Попу, откуда – старт тысячетонных кораблей-станций к белому карлику Сириусу, которого тоже превращают в Поту-Попу. Одновременно будут происходить перемещения к естественным «черным дырам», которые и отправят людей в галактическое ядро, на окраины Нашей галактики и, наконец, в другие галактики. Как это легко говорить, и как немыслимо сложно и трудно сделать!

В Солнечной системе дел – тоже непочатый край. Венеру делают обитаемой планетой, там меняют состав атмосферы, из которой выйдут воды и образуют моря. Эта программа рассчитана на сто семьдесят лет. На Марсе размещают заводы и фабрики с вредными производствами. Малые планеты и спутники Юпитера – кладовые ископаемых и, вообще, строительных материалов. Оттуда геологи не вылазят.

Идут поиски разумных существ. Начиная с двадцатого века люди пытаются поймать сигналы других цивилизаций, но до сих пор безуспешно. Оказывается, даже и сейчас есть скептики, утверждающие, что жизнь на Земле – явление уникальное, единственное во Вселенной. Ничего подобного! Этих жизней, в том числе и разумных, видимо-невидимо. Просто вся история человечества на бесконечной ленте времени всего лишь микроскопический штрих, миллион лет туда-сюда ничего не значит, поэтому маловероятно, чтобы за каких-то пять веков, за этот ничтожный миг, можно было поймать сигналы и войти в контакт с внеземной цивилизацией. Математическая основа и физические законы одинаковы для всех, во всяком случае в Нашей Вслеленной, но жизнь может оказаться самой немыслимой формы, недоступной нашему человеческому пониманию. Диапазоны форм связи расширяются, способы поймать сигналы становятся все более изощренными.

Есть институт, решающий вопросы сверхдалекого будущего человечества. Настанет время, когда человек не будет, так же, как когда-то его и не было, потому что любая форма материи есть категоричная историческая, существующая лишь в определенный отрезок времени. Погаснет Солнце – не страшно, к тому времени люди наверняка переселятся к другим, более молодым светилам или зажгут новое солнце. Но ведь расширение Вселенной когда-то закончится, начнется сжатие, и она соберется в точку. Какой тут может быть разговор о существовании человечества, когда не будет ни звезд, ни планет, ни нашего пространства, ни времени, по крайней мере, до следующего Большого Взрыва. Может, еще и поэтому люди уже сейчас задумываются, как проникнуть в другие вселенные.

Ладно, спущусь с небес на Землю. Двадцатый век хорошо «постарался», доведя планету до истощения. Сейчас экологическое равновесие восстановлено: естественные леса не трогают. Пустыня Сахара и плоскогорье Гоби полностью озелены и являются поставщиками отличного быстрорастущего строевого леса. Отходов и сточных вод нет – все перерабатывается на «конфетку». На смену ископаемому топливу – углю и нефти – пришла отнюдь не атомная и не термоядерная энергия, а более дешевая и мощная – вакуумная и планкеонная. Но это не идеальное топливо – уже начинается перегрев планеты, что грозит таянием льдов Антарктиды и Арктики с соответствующим повышением уровня Мирового океана, нарушением теплового баланса Земли. Нужна чистая энергия. Единственный вид чистой энергии – солнечная. Спасение, конечно, не в громоздких и примитивных солнечных батареях, а в принципиально новых конструкциях, обеспечивающих все нужды человека в глобальном масштабе. Это проблема номер один! Тут есть над чем поломать головы.

Биологов не устраивает, что крупный и мелкий рогатый скот сам себя прокармливает и самоуничтожается – додумались и до этого – на мясо, им нужно было, чтобы бычки и бараны сами себя разделывали и выдавали готовую мясную продукцию в виде полуфабрикатов. Искусственное мясо выращивалось на специальных полях-организмах, под которыми находились системы «кровеносных сосудов», подающих дешевые питательные вещества из хлореллы для наращивания мяса. Биологи хотят таким же образом выращивать индюшатину, гусятину и языковое мясо… и чтобы процесс этот был саморегулирующимся, а мясо было – наивкуснейшим и нежным.

Замечу сразу, что из-за бычков и баранов мир раскололся на два лагеря, как я уже говорил – синтиков и натураликов. Они не враждовали, но споры были горячими, они устраивали симпозиумы и съезды. Натураликов было большинство, к ним примыкала армия гурманов – любителей крокодильего, носорожьего, черепахового мяса и прочих мясных деликатесов. Натуралики хоть и были согласны с лозунгом синтиков «живому – жить», но доказывали необходимость приема только натуральной биологической пищи.

Пошла мода на меха – и появились меховые плантации. Широкие ленты соболей, песцов, бобров не уступали по качеству и красоте натуральным мехам, да они, по сути дела, были натуральными, потому что выращивались как бы на коже зверьков, а кожа росла на толще биологической массы, представляющей собой нечто вроде общего организма животных. Биологи добивались ежемесячного снятия «урожая» и думали, как наделить меха свойством по мысленному желанию владельца плаща или куртки менять их цвета и оттенки.

В любом городе, прежде всего бросалось в глаза изобилие всевозможных товаров и изделий, какие только может вообразить фантазия человека. Всегда и везде все можно было получить. Пошел и взял. Я как-то спросил Владимира, есть ли в их сверхпроцветающем и благоденствующем обществе дефицит?

– Какой именно? Дефицит возбуждения, емкостной, системы зет?

– Да обыкновенный, товарный.

– Не специалист. Спроси у Юльки.

– Не знаю, – ответила Юлия. – Всегда создается что-то новое, и оно по началу бывает в малых количествах. Может, это и есть дефицит? Посмотри на этот забавный приборчик, – она показала висящую на бусах на шее золотистую медальку с непонятными кабалистическими знаками. – Все, что я за день увижу и услышу, остается здесь. В любое время я могу по домашнему видофону воспроизвести все увиденное и услышанное. Это и необходимость и украшение.

– И что же, за ним очередь?

– Это когда народ цепочкой стоит?

– В основном-то он стоит толпой, к тому же и давится.

– Такого не бывает.

У микробиологов свои заботы. Они управляют микроорганизмами в техническом плане, в сельскохозяйственном, в геологическом, в водном и в медицинском. Они всю жизнь учатся управлять круговоротом микроорганизмов в природе. Бактерий и микробов на земле неисчислимое множество, и всегда они в чем-то приносят пользу, а в чем-то – обязательно вредят. Они полезно-вредные, и нет их абсолютно полезных или вредных. Мало природных микроорганизмов, так их еще искусственно получили сотни видов, но опять-таки, в чем-то от них польза, а в чем-то и вред. Вот и приходится дирижировать этими несметными невидимыми полчищами, направлять их деятельность в нужном направлении, регулировать численность и следить, следить. На первый взгляд работа – прозаичная и не творческая. Брат у Юлии – микробиолог, и я как-то спросил его, почему он выбрал эту профессию и не лучше ли ее сменить?

– Никогда и ни за что! – ответил он. – У меня самая лучшая профессия!

Он убедил меня, интереснейших проблем у микробиологов побольше, чем у других специалистов. Во-первых, все микробы должны быть только полезными, и ни одного – вредного. Во-вторых, именно они будут возводить города, строить на биологической основе заводы и фабрики, обеспечивать полноценным питанием миллиарды людей и давать им долголетие, им предстоит первыми освоить планеты далеких звезд, подготовит их к заселению людьми. Изменять состав атмосферы на Венеры, разумеется, тоже будут они. Подготовить почву для насаждений – тоже работа микроорганизмов. Мечта любого микробиолога – получить хотя бы один абсолютно полезный микроб, в худшем случае, один вредный.

Генетики, биохимики и цитологи, а так же физики, «ударившиеся» в биологию, и биологи, увлекающиеся методами математического моделирования биологических систем, работают над созданием мыслящих животных способных передвигаться в космосе, используя в качестве питания энергию космических лучей. Они же создают в лабораториях жизнь на основе фтора и кремния. Обычную белковую жизнь на водно-углеродной основе приспосабливают сохраняться при большой радиации и высоких температурах.

Сколько грандиозных технических проектов! Между орбитами Юпитера и Марса из материалов пояса астероидов сооружался гигантский телескоп, принцип работы которого был основан на принципе функционирования человеческого глаза, тысячекилометровый хрусталик которого с изменяющейся кривизной поверхности собирал в триллион раз больше света, чем сильнейший оптический телескоп. «Зрительный нерв» космического глаза должен соединиться с живым нервом глаза человека, и тот получит возможность видеть с большим увеличением изнутри свой дом-галактику, видеть у какой звезды сколько планет. Если же вооружить тот «ГЛАЗ» соответствующей оптикой, то можно рассматривать поверхность ближайших планет как бы с высоты птичьего полета.

В конце прошлого века начали пробивать туннели, соединяющие крупные города мира. Это были прямые коридоры под шарообразной поверхностью Земли, вроде просверленные насквозь по хорде. Это стало возможным после того, как научились получать ядерный материал из «спрессованных» нейтронов – нейтриум, чрезвычайно высокой плотности в виде сверхпрочных, сверхтвердых и термостойких, тонких щитов, могущих сдерживать колоссальные усилия перемещающихся недр Земли. Целая энергетическая фабрика в виде длинного снаряда, покрытого нейтриумом, как бы ввинчивалась в мантию Земли, раздвигала собой раскаленные породы и одновременно облицовывала стенки тройным слоем нейтриума, оставляя за собой готовый туннель со шлюзовыми переходами для перепада давлений. Поезда в таких тоннелях просто скатывались вниз, их вес заменял тягу локомотива, то есть двигателем было само тяготение. В Чите есть туннель, связывающий ее с Токио. Глубина его пролегания в середине составляет триста девятнадцать километров. За сорок пять минут пассажиры и грузы проделывают путь под Монголией, Китаем, Кореей и под Японским морем общей протяженностью в три тысячи триста километров совершенно без затрат энергии. Разрабатывался умопомрачительный проект «просверлить» Земной шар насквозь через центр. Основная проблема заключалась в том, как двигаться фабрике-снаряду в жидком ядре планеты. Казалось бы, зачем пробивать земной шар насквозь? Такие большие затраты и титанические усилия, а что это даст? Разве что взять для анализа вещество из центра планеты. Но такова уж природа человека, что с него возьмешь. Ему все интересно, ему все надо. Зачем, например, альпинисты, рискуя сломать шею, лезут в горы? Что они там потеряли?

Химики получали искусственным путем любые химические элементы, а теперь искали способ получить в нужных количествах трансурановый элемент таблицы Менделеева под порядковым номером сто тридцать четыре, который вопреки всем законам оказался устойчивым – зашатался фундамент периодического закона. Физики-ядерщики искали предсказанную квантовой теорией неуловимую частицу «вай», обладающую свойством при взаимодействии с гравитоном распадаться на гамма-фотон и квант времени.

Физики научились «замораживать» свет, останавливать электромагнитные волны, несущие изображение, и вновь возбуждать их. Физики – народ дотошный, этого им показалось мало, так они ухитрились откопать в каком-то пространстве «законсервированный» свет прошлого и «распечатать» его, другими словами, видеть изображение прошлого. Техника здесь – очень сложная и капризная, всякое скручивание силовых полей, свертывание, развертывание с многократными преобразованиями. В итоге возникала объемная картина, правда, пока недалекого прошлого, где-то около двух тысяч лет назад. Мне в Новосибирске, во время обследования, показали бой гладиаторов в древнем Риме. Зрелище было не для нервных, это был не голофильм, это был настоящий бой, я мог наблюдать его сбоку, сверху, изнутри, я видел искаженные болью и ненавистью лица гладиаторов и бесновавшихся на трибунах древних римлян. Видел я и Петра Первого после Полтавской битвы. Саму битву посмотреть не удалось – начались технические неполадки. Удовольствие это пока очень дорогое и трудноосуществимое. Археологи с помощью хроноскопа хотели увидеть жизнь первобытного человека, возникновение древних культур и государств. Палеонтологи мечтали проследить за возникновением жизни на Земле и «прокрутить» все геологические эры и эпохи. А космологи, те вообще размечтались увидеть образование Земли и Луны. Не отказались бы они и проследить в ускоренном времени за образованием Солнца и даже Нашей галактики, а уж увидеть Большой Взрыв, конечно, принципиально невозможно.

– Это еще как сказать, – хмыкнул Владимир.

Давно была создана генетическая инженерия, разгадывались одна за другой тайны генетического кода, и уже сейчас люди могли управлять различными биологическими процессами, влиять на интеллект человека и его психику, ни в коем случае не изменяя личности, и уж, конечно, ничего не стоило изменить внешний вид. Но решено было пока не вмешиваться в естественный ход развития человека – кроме частных случаев, – не ускорять его – эволюция сама с этим прекрасно справится. Эдакий сверхчеловек не нужен.

В Москве был институт, разрабатывавший идею Вовки о возможности, целесообразности и этичной стороне создания на Земле новой расы – расы маленьких человечков, человечков умных, физически здоровых, жизнерадостных, интеллектуально развитых, со всеми их большими и маленькими человеческими слабостями. Была мысль что маленькие люди могут создать еще более маленьких, а те, в свою очередь, создадут еще меньше, а те …. Так дело может зайти далеко, в молекулы, в атомы и еще глубже, вглубь материи и, таким образом, в структуру вещества и пространства проникнет человек собственной персоной. Но из чего же он будет состоять, если сам меньше атомного ядра. Явная фантастика. Я так и сказал Владимиру. Он усмехнулся:

– Как знать, Санек.

Ведь прекрасно знает, что такого быть не может, но все равно уверен в совершении невозможного. Неисправимый оптимист.

Хватит отвлекаться, всего не перечислишь.

Нам позвонил из Майами Гек Финн и пригласил в гости.

– Это обязательно? – с неохотой спросил Владимир. – Вдруг ни с того, ни с сего, среди дня, среди недели.

– Для вас есть сюрприз.

– Сюрприз? Немедленно вылетаем! Уже летим!

Тока попросил Владимира взять его с собой, что он не был во Флориде пятнадцать лет, что супруга его – Серафима – всегда занята, какую-то вонючую жижу дома разводит, всюду неприятный запах, но он не хочет мешать любимой работе супруги, а также портить ей настроение, он хочет отдохнуть, подышать воздухом Атлантики, побродить в апельсиновых рощах. Причина была уважительной и Владимир согласился. Я предложил и Юлии поехать с нами.

– Не могу, Саша, – ответила она. – У меня срочная интересная работа, к пятому сентября надо закончить.

Такой ответ меня сильно огорчил. Значит, работа была для нее важнее, чем я. Никто ее не заставляет и не торопит, сама себе сроки установила. Могла бы их и перенести.

– Ой, да ты обиделся, Саша! Не сердись, милый. Ты летишь не на край света и ненадолго. До свидания, жду! – она поцеловала меня в щеку.

Я и растаял.

Нас встретили Гек Финн и Люси, оба загорелые, улыбавшиеся, в светлых нарядных костюмах. У Гека на голове была шляпа с модно изогнутыми полями, у Люси в красиво уложенных волосах большой лиловый цветок. Мы были гостями, поэтому разговор шел на русском языке.

– Где сюрприз? – первым делом спросил Владимир.

Люси от души засмеялась:

– В лаборатории, где же еще.

– Так что же мы любезничаем! Еще и смеемся. Скорей в лабораторию.

Институт находился метрах в пятистах от места посадки планколета. Подъездной дороги к зданию не было – это был большой шикарный парк.

– Пешком!? – возмутился Владимир. – Время терять? Предлагаю бегом наперегонки.

– Лучше прогуляемся, Володя, – не мог сдержать улыбки Гек.

Но Владимиру было невтерпеж увидеть сюрприз, и он, думая, что знает дорогу, так как был уже здесь в гостях, умчался вперед. Мы же шли обычным шагом и оюбовались картинками парка. Даже Геку и Люси было интересно, они не часто здесь прогуливались. Дорожки и тропинки бежали то вверх, то вниз, поворачивали вправо и влево. Тут заросли и кусочки степи, скалы и песок, саваны и тропический лес. Пальмы и секвойи, гигантские папоротники и крошечные бонсаны, а уж цветов, цветов…. Много водоемов, ручьев и водопадов. А сколько зверья! Мартышки и ленивцы, крокодилы и жирафы. Мелких животных и птиц – не счесть. Как они уживаются вместе? Совершенно не боятся человека и не трогают его. Владимир с нетерпением ждал нас, делал отчаянные жесты рукой и опять убегал вперед, пока совсем не исчез. В просветах между деревьями показался океан, и мы вышли на открытую местность, хотя институт находился много правее. Гек специально сюда вывел, чтобы показать мне одну громадную животину. Это был мой старый знакомый, толстокожий бегемот. Я даже обрадовался ему. Бегемот – не собака, может и узнал меня, но не показал этого, может, у него были неприятные воспоминания о проживании в моей первой квартире. Я почесал бегемота за ухом, и мы повернули направо.