Текст книги "Я люблю время"

Автор книги: (Александр Чесноков) О'Санчес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Глава 2

Ни войны, ни эпидемии, ни вредные привычки – ничто нас не берет! Похоже, природа неизлечимо подсела на человека.

Питерский «час пик» не так уж и страшен обывателю, если он пешеход и не торопится к станку с утра пораньше. В советское время – да, хоть в метро, хоть в трамвае, хоть в восемь утра, хоть в шесть вечера – невыносимо всюду: только выкарабкался из транспортной душегубки – сразу же пристроился в длинную и такую же душную во всех прямых и переносных смыслах очередь за… маслом, сигаретами, носками, туалетной бумагой, ботинками, авторучками, билетами в кино, газетами… Постоял вдоволь – и, как правило, купил, не то, так это – все равно пригодится… За телевизорами и холодильниками, автомобилями и квартирами очереди в магазины не стояли; те очереди, которые за социалистическим дефицитом, за так называемыми предметами роскоши, они долгие, живут не только в специальных списках, но прорастают в сердцах и умах человеческих, они надомны, эти очереди, неотвратимы и незыблемы, но зато каждый вовремя подсуетившийся счастливчик знает, что еще три, пять или каких-то восемь лет ожидания – и ему выпадет счастливый черед покупать собственный автомобиль марки «недофиат-66». Казалось бы, неудобно этак-то жить, завистливым завтрашним днем, неуютно… Однако взамен изобилия, наблюдаемого сквозь игольное ушко, была стабильность в обществе, предсказуемость и уверенность в завтрашнем дне. Кто мог знать, что тот стабильный завтрашний день – так резко обернется нестабильным сегодняшним?…

Да, а теперь нет никаких очередей за легковыми и грузовыми моторами, но есть ежедневный и изобильный час пик для активных автовладельцев. В метро им ездить унизительно, в пробках стоять – накладно и утомительно, вот и мучаются, бедные, разрываются в намерениях и стимулах, но на велосипеды и трамваи никак не пересаживаются.

Велимиру, принципиально пешему, гораздо проще путешествовать по мегаполису в поисках зарплаты и развлечений: захотел – к его услугам станция метро «Пионерская», захотел – «Старая деревня», либо «Комендантский проспект» – а там двадцать три минуты – и он в офисе. В этот простой будний день Велимир решил почему-то воспользоваться «купчинской» веткой, хотя обычно предпочитал правобережную линию, все еще менее загруженную пассажирами, чем древняя «московско-петроградская». Многоразовая карточка удобнее, но жетон – надежнее, Велимир любил снобствовать на свой манер и пользовался только жетонами, а в наземном транспорте расплачивался наличными. Зато не будет жаба душить – рассуждал он про себя, а чаще вслух – чтобы платить за маршрутку, когда вот-вот подойдет троллейбус, пусть и переполненный малость, но – оплаченный, то есть – почти бесплатный.

Человек – не пчела и не овца, чтобы добровольно сбиваться в рой или в гурт, ему противоестественно ощущать, как со всех сторон в него дышат, упираются, вдавливаются соплеменники, глупцы, не нашедшие лучшего места и времени, чем стоять рядом и оттаптывать тебе остроносые туфли по двести уедов пара… По странному течению обстоятельств, Велимиру несложно путешествовать в переполненном метро: даже утром, когда на некоторых станциях у пассажиров хрустят очки, зонты и кости, Велимир стоит (он очень редко ездит в метро сидя) один, в центре невидимо очерченного круга, диаметром в 91,5 сантиметра и никаких неудобств с толкотней и защупываниями не имеет. Почему так происходит и почему соблюдается именно такой, довольно странный размер пространства? Да потому.

Есть у Велимира тайные способности, отличающие его от простых граждан и могущие запросто решить 99% с гаком всех мыслимых насущных человеческих потребностей, сверхъестественные способности, которые и столичному архичиновнику из лицензионного комитета не по карману, но нынче в кайф ему жить, почти не выходя из народа, вот он и живет как ему нравится.

На «Горьковской», при высадке-посадке, выскочила вдруг глумливая цыганская морда из хмурой толпы, кольнула взглядом Велимира – и пропала. Однако одного этого мига хватило, чтобы благодушное настроение улетучилось, уступив место сонному неудовольствию и смутной тревоге. Велимир выковырнул оба наушника, чтобы музыка не отвлекала, и принялся думать и вспоминать: где бы он мог видеть этого цыганчика со старомодными фиксами в препохабном рту?… В прошлой жизни, в фильме, или на той неделе?… «Следующая станция „Сенная“! Осторожно, двери…» О, черт! Велимир подналег и против течения успел вывинтиться из вагона на перрон, сопровождаемый энергичными диагнозами и пожеланиями потревоженных пассажиров.

Без восьми десять, чика в чику – успевает к верстаку… И он успел – вовремя, как всегда.

Но, все же, хорошее настроение к нему так и не вернулось в то июньское утро, а неприятность – вот она, не иначе цыган сглазил, – да премерзкая: прощай теперь мечта плейбоя о сегодняшнем рабочем дне, безнравственно и бессовестно закошенном под личную жизнь и иные развлечения. Но, с другой стороны, – и деньги командование посулило нешуточные, есть за что землю носом рыть…

Вот как все началось.

– Вил! Срочно к шефу! – Только-только успел поерзать задом – притереться к стулу да ткнуть пальцем в кнопку чайника, чтобы вскипел, да сказать «скоро будет» в назойливую трубку, – и вот тебе на: алый ноготок с розочкой на длинном пальце стучит по прозрачной пластмассовой переборке…

– Во-первых, здравствуй, Светик мой ясный. Ты как? Отлично выглядишь. Во-вторых…

– Не идиотничай. Бегом к шефу. И причешись, пожалуйста. Я уже хотела тебе на трубку звонить…

– А у меня нет трубки. Вернее, есть, но смотря что понимать под…

– …да вспомнила, что нет. Иди, давай, и прекрати свои пошлости.

– Какие? Изи, изи, детка, тэйк изи… Подойди же поближе к прилавку, видишь же – у меня плечи в окошечко не проходят. Ну, Света…

– Грабли спрячь, вот какие. Ты дождешься, лопнет когда-нибудь мое долготерпение…

– Дождусь, солнышко, ох, дождусь! – Буфера у Светки-секретарши отменные, ноги длинные, личико милое, однако на этом ее достоинства для Велимира и заканчиваются, поскольку она устойчиво глуповата, волосы красит и словарным запасом почти не пользуется, а без этого, без высокого культурного уровня, привередливый Вил делить ложе с замужней дамой и к тому же любовницей шефа – не согласен. Вил – гордец: ранг дублера-любовника, пусть даже у самого шефа – ему низковат представляется. И еще одно достоинство: Светка грозится только, а терпение у нее не лопается и шефу она не закладывает, на это Илонка есть, вторая секретарша.

Наконец-то в операционном зале закончили вечный ремонт, вытеснили в другое помещение орды наглых риэлтеров и их крикливых клиентов. Теперь видно, что это солидный, весь в золоте и лепнине, Зал Фондовых Операций, а не спекульвалютный шаражмонтаж, навроде того, что раскинулся у «Московских ворот». В центре зала по небольшому квадратному периметру – ряды мониторов, перед ними тихо сидят группки «физиков-шизиков» – физических лиц, которые смотрят на бегущие строчки цифр в столбцах и мысленно переводят их в убытки и барыши. Время от времени они бросают свои скудные капиталы на покупки тех или иных бумажных ценностей, чтобы виртуальные выгоды сделать светлой явью… Соросы, н-на фиг. Надеются каждодневной игрой на фондовом рынке сколотить себе состояние. Но это они зря: при том скудном объеме оборотного капитала, который каждый из них может себе позволить – даже и в случае частых выигрышей почти весь навар уходит на комиссионные брокерским фирмам… Впрочем – пусть дерзают, все подпитка фондовому рынку и обслуживающему персоналу оного. Велимир прикидывал про себя не раз и не два: даже с учетом нулевых комиссионных и некоторых его способностей, возможность сделать на этой арене по настоящему крупные «бабки» и не привлечь при этом постороннего внимания (любого: налогового, бандитского, административного, конкурентного), которое всегда вредит дальнейшему ведению дел – весьма призрачная, если прямо не сказать: нулевая. Кусочек века таков: когда ты в коллективе, в бригаде, в ватаге, в артели, в номенклатуре – тебе проще выдержать угрозы извне. Но зато гораздо труднее отлепить, отодрать от себя и поставить на место бывших соратников-неудачников, этих пиявок и прилипал, только и жаждущих присосаться к чужому заслуженному успеху… Но Велимир живет и не высовывается, и ему хорошо.

Крупным самурайским шагом, уверенно, как это и подобает зрелому мужчине, разменявшему недавно четверть века, Велимир пересек зал – Светка семенила рядом и чуть впереди (как они могут бегать и вообще стоять на таких каблучищах?) – и вошел в предбанник.

– О, Фил, привет! Ты к шефу крайний? Или мы вместе по одному делу проходим?

– Привет. (Вот это бас! Велимир привычно позавидовал, что в свое время не догадался завести себе такой же). Да вроде бы. А вернее – сам не знаю. Сейчас Светлана Сергеевна ясность внесет. Да, Светлана, внесешь ведь?

– Обоих звали, Филарет Федотович. Арсений Игоревич велел, чтобы вместе вошли, у него для вас обоих очень важное поручение есть.

– Респект! Быть личным порученцем у самого Арсения Игоревича? А какое, Светик? Ты на ушко шепни, мы с Филом никому-никому не скажем!

– Ты когда-нибудь поумнеешь? Здоровый мужик, а ведешь себя, как… Да, Арсений Игоревич! Оба здесь. Угу. – Света стрельнула в обоих глазами и не глядя, но точно, швырнула трубку на место.

– Заходите.

Личная секретарша – се человек, ярче всех остальных приближенных сотрудников главы учреждения сияющий отраженным светом власти. Приходит к ним такая способность и свойство не вдруг, но обязательно и весьма быстро, и непременным довеском к этой возможности – отраженно сиятельствовать – в каждой секретарше, равно как и в референте, ординарце, денщике, телохранителе прорастает и навсегда пускает корни убеждение: «И я так могу, и даже лучше! Это недосмотр судьбы, самая обыкновенная случайность, что ему досталось, а не мне. Да, да, да. Сколько раз он пользовался моими подсказками, идеями, знаниями, а еще больше не пользовался, когда как раз нужно было сделать именно так, как ему было говорено… Кто он без меня – чай заварить не может, все на свете забывает, галстук в тон выбрать не умеет, двух слов в письме связать не способен… Начальник… Эх, судьба-индейка…»

«Недостойные холопы Филишка и Вилишка препокорно благодарят ясновельможную паннну Светланнну за милостивое позволение и земно кланяются» – подумалось Велимиру. Но это он зря – секретарская жизнь еще не успела испортить Свету, хотя по времени – пора бы. Он попытался пропустить Фила вперед, как старшего по возрасту и стажу работы в данной конторе, но Фил так ловко замешкался, что первым в кабинет шефа вступил Велимир.

Шеф тотчас положил перед собой бумагу с текстом и цветными графиками, якобы он изучал все это, поверх нее очки в золотой оправе, энергично встал из-за стола и даже чуточку развел руки, в знак радушного приветствия.

– Велимир Леонидович, – крепкое, сухое рукопожатие энергичного и честного человека, знающего всех своих служащих по имени и отчеству…

– Филарет Федотович, – еще одно такое же, плюс персональная улыбка и общий кивок в сторону кресел…

– Садитесь, братцы, извините, что потревожил и оторвал вас от ваших дел…

У стены, противоположной входной двери, широко раскинулся директорский стол, красного резного дерева; старомодный, кряжистый, по древнему канцелярскому обычаю крытый зеленым сукном, он был похож размерами на авианосец времен второй мировой войны. Торцом к его борту причалил стол для совещаний, совсем иного формата и времени стол, он был гораздо уже в плечах и ростом пониже сантиметров на десять, так что вместе со столом-сюзереном образовывал ступеньку, по которой сверху вниз, от начальника к личному составу, по итогам совещаний и планерок спускались те или иные решения. Даже гигантский двадцатидюймовый электронно-лучевой монитор, отчеканенный чуть ли не в конце прошлого века, не в силах был накренить палубу командирского стола. Давно уже замы Арсения Игоревича и обе его секретарши намекали, что пора бы все эти чудища сдать в антикварную лавку, а кабинет оборудовать единым мебельным комплектом, по специально разработанному дизайнерами проекту. Поставить и открыть на столе нормальный ноутбук, лейблом наружу, какая разница – на чем в тетрис и марьяж играть? Или, на худой конец, десктоп, но с нормальным плоским экраном: люди ведь смотрят и оценивают – кому, в чье управление они собираются доверить свои капиталы и сбережения?

Но шефу хотелось слыть ультрапродвинутым бизнесменом в архаичных интерьерах и он категорически пресекал все попытки канцелярского апгрейда у себя в норе.

Шеф завершил полный круг по кабинету и вновь плюхнулся в свое директорское кресло, по счастью, той же гарнитурной принадлежности, что и стол, ибо иная, менее прочная мебель, могла и не выдержать испытаний.

«Однажды, в самый неподходящий для этого момент, у тебя лопнут брюки, – подумал Велимир, – этакий широкий таз надо носить аккуратно и точно, не ударяя им со всего маха о твердую поверхность…»

– Вас что-то, рассмешило, Велимир Леонидович?

– Нет, Арсений Игоревич, это нервное.

– Почему нервное? – Шеф сцепил в замок руки и дружелюбно улыбнулся. Очевидно было, что нервничает как раз шеф.

– Срочный вызов к Самому. Причину заранее не объясняют, премиальных не предвидится, индексы уже целую неделю, как вялые, вызов неожиданный, вызвали сразу двоих… Необычно. – Велимиру очень нравится мыслить вслух, и делать это энергично и красиво, так, чтобы у слушателей создавалось полное впечатление, что перед ними человек умный и серьезный, вылитый положительный герой из телесериалов.

– Логично рассуждаете. Но вдруг я вызвал вас обоих, чтобы вне очереди наградить деньгами или новыми должностями? Оба вы работаете неплохо, прибыль в дом приносите, сора из избы не метете… – При последних словах Арсений Игоревич поднажал голосом, чтобы сотрудники задумались над тончайшим намеком.

«Ага, сора из избы… Вот ведь какой он ловкий кукловод, наш шеф, истинный интриган и заправила, не иначе Карнеги обчитался. Намеками, все намеками…»

– Не метем, это точно. Но ко всем видам денег, о которых вы упомянули в виде перспективы для нас, к деньгам как таковым, вне зависимости от их цвета кожи и прописки, относимся хорошо: и страстно и платонически, и по-родственному, и по-дружески, но всегда с любовью. – Это Филарет Федотович разомкнул уста. Человек-пароход! Такая длинная фраза совсем не в его обычае, так ведь и ситуация не рядовая…

«Вот у кого нервы из нержавейки», – подумалось Велимиру. Он уже с год как присматривался к этому Филу-Филарету и не мог припомнить, чтобы тот хоть раз утратил невозмутимость… Он кивком подтвердил свое согласие со словами коллеги и вновь уставился на шефа.

– Тогда у меня есть для вас предложение. Криминала ни малейшего, но деньги за ваш труд могут быть очень серьезные, при условии полной конфиденциальности. Полной, я говорю. И когда я говорю полной – это значит, что я вам не угрожаю, но я вас со всей ответственностью предупреждаю.

– Предупреждаете не угрожая о чем, Арсений Игоревич?

Шеф схватил очки и посадил их на лицо, сделал это чуточку криво и забыл поправить.

– О том, чтобы вы оба держали язык за зубами. Ответственность за болтовню будет велика, вот о чем, Велимир Леонидович. Понятно?

– Так точно, время-то военное. Но остались еще неяс…

– А вам, Филарет Федотович? Понятно?

– Пока да.

Шеф повернул окуляры в сторону Вила, посверлил его взглядом.

– Извините, что перебил вас, Велимир Леонидович. Что вы хотели спросить?

– Про конфиденциальность я все понял. А вот что это могут быть за деньги, и какое задание предстоит за это выполнить… ну… нам с Филом?

– Правильнее было бы поменять местами части вашего вопроса, э-э… Вил, да? Раз уж вы пустились в американизмы? Фил, Вил, Арчи… Светти-претти… Сначала принято узнавать о деле, потом о размерах вознаграждения за исполненное. За – исполненное! И пока вы у меня в кабинете, а не я у вас, то давайте будем соблюдать традиции русского флота, коему я отдал семь лет беспорочной офицерской службы, а именно: друг друга в моем присутствии называть по имени и отчеству. Хорошо?

– Да, Арсений Игоревич. Извините, Филарет Ионович.

– Федотович.

– Федотович, извините еще раз публично. Лично я готов выполнить любое задание, раз оно без криминала и за большие деньги. Я просто создан для больших денег, и им давно пора бы это понять. Но хотел бы выслушать суть его и поподробнее узнать о сумме аккордных. Слово большой, большие – оно ведь совершенно по-разному может восприниматься разными же людьми. Кто-то нефтяным шейхом в Кувейте работает, в роскоши купается, а для меня так и миллион евро – значительная сумма. – Велимир перестал улыбаться и подобрался, – он умел, когда надо, казаться серьезным, но его безупречная деловая и служебная репутация позволяли ему и некоторую развязность в поведении. Его считали слегка прибабахнутым, но очень хватким и толковым и Велимиру такая репутация была по душе.

– А вы? Филарет Федотович?

– И я готов.

– Очхор. Очень хорошо… Начнем с яйца? Или сразу быка за рога? Света! Что будете, господа, чай, кофе?

– Чай, – откликнулся Велимир.

– Кофе, – кивнул Филарет Федотович.

– Крепкий, слабый, черный, зеленый, заварной, растворимый, с сахаром, без сахара, с молоком, со сливками, с лимоном?… Коньяк и ром могу предложить только после работы. Этого добра, кстати, у нас тоже должно бы хватать. Да, Света?

– У нас есть все, Арсений Игоревич, и хватит на всех в любое время суток.

– Обычный черный, без бергамота, с сахаром. Две ложечки, сударыня. И пусть чай будет горячим. – Велимир небрежным взмахом показал девушке, что отпускает ее выполнять заказ, но та лишь убрала улыбку, предназначенную исключительно шефу, и перевела взгляд на Филарета.

– Крепкий черный «эспрессо» без сахара. – Филарет никак не прожестикулировал свою просьбу и вообще невозможно оказалось понять, куда направлен его взгляд, голос же был абсолютно бесцветен, несмотря на силу и густоту.

– Света, сделай, пожалуйста. И мне «эспрессо», такой же маленький, но слабенький, как «американо», и одну ложечку сахару в него. И ни для кого меня нет. Даже если Владимир Владимирович из Кремля позвонит, или Джорджи Буш-юниор из не нашего Белого Дома. Ладно?

– А… Борис Сергеевич? Он ведь должен вскоре позвонить, вот-вот должен позвонить, и вы сами велели напомнить, что это сверхважно? Что ему сказать?

– Это как раз связано с нашим сегодняшним совещанием. Скажешь, что я у «губернантки» на приеме, но скоро вернусь. И вот моя трубка, кстати, подзаряди и отруби все левые входящие. На остальные реагируй по обстоятельствам, на семейные звонки – в свете вышеизложенного. На совещании – и точка! Никого не пускать, самой не заходить, пока лично не позову. Все.

– А как же кофе с чаем?

– Принесешь, Светочка, для напитков сделаешь одно-единственное исключение – принесешь, повернешься, выйдешь – и на стражу, чего непонятного? – Шефа пробило внезапное раздражение и Света поспешно выбежала из кабинета, в такие минуты она пугалась своего повелителя и из влиятельной персоны, приближенной к телу и уху, превращалась просто в старательную и верную секретаршу.

– Филарет Федотович!

– Да, Арсений Игоревич?

– Вы помните сдвоенную сделку по «Норникелю» и «РАО», мартовскую, с москвичами?

– Ну, так… Которая на сто двадцать четыре тысячи условных?

– Тише, ради бога, убавьте звук, умерьте голос. Абсолютно верно. Имен не надо называть, но здешнего их контрагента помните? Вашего коллегу?

– Да. В лицо, по фамилии, условия сделки. Недавней сделки?… Или мартовской, по РАО?

– Да. Недавней.

– Помню. Сумма комиссионных. Особые условия…

– Этого достаточно, достаточно. Велимир Леонидович, вы понимаете, о ком я говорю?

– Понимаю, я ведь с ним и согласовывал договор, плюс особые условия, тот еще вампир.

– Волчара, да. Позапозавчера он погиб при весьма странных обстоятельствах и вместе с ним пропали важнейшие документы. Вам предлагается их найти, действуя параллельно органам и на шаг впереди.

– Арсений Игоревич, вы это называете «ни малейшего криминала»?

– Именно. Сюда ставь, ставь, Света и второй рейс отложи на потом, посуда постоит, ничего ей не сделается. – Шеф указал секретарше на дверь, и все опять удивились отчетливой злобности этого жеста.

– Ни малейшего криминала, для вас, по крайней мере. Разбирайте, господа, кому чье. С некоторыми органами в милиции я договорился, это я вам повторяю, чтобы вы все время помнили, но договорился – не со всеми, чтобы вы тоже имели в виду. И это значит, что лезть на рожон не стоит, но и бояться нечего. Схему места, со всеми пояснениями, я получил неофициально у тех же органов, поэтому запоминайте, а с собой не дам. Или перерисовывайте и переписывайте своей рукой. Впрочем, нет… Запоминайте – и все, только в памяти. – Арсений Игоревич выхлебал свой кофе – как воду пил, прикончил, не замечая ни вкуса ни температуры напитка, в то время, как оба его собеседника только успели сделать по глоточку, по два… – Далее. Вот кейс, в нем наличные, восемьсот тысяч долларов. Не этот, разумеется, здесь бумаги и авторучки, но тот – точно такой же. Запомните кейс, марку, форму, размеры, в конце концов. Предназначены те наличные в уплату по сделке, которая состоялась позавчера между нами и покойником… Или не состоялась. – Приглашенные молча слушали вводную и вопросов задавать отнюдь не спешили, оба они и раньше имели примерное представление о сделке, как непосредственные исполнители некоторых ее аспектов и теперь разве что расширяли кругозор.

– Эта была очень сложная и многосторонняя сделка, но суть ее укладывается буквально в несколько слов: если на документе уже стоит его подпись – нам как бы незачем платить эти деньги и некому. Если не стоит – увы, сделка не состоялась и нам, опять же, не за что платить эти деньги.

– А если все-таки стоит?…

– А если она там есть, Велимир Леонидович, то сделка состоялась и вы тот документик нам представите, найдя его предварительно, в обоих экземплярах, разумеется, то четверть этой суммы ваша и вы вольны поделить ее на двоих, поровну, или в любой удобной вам пропорции.

– Двести штук? Налом в качестве премиальных?

– Так точно. – Шеф гордо заломил левую бровь и улыбнулся вполне по-отечески

– Без налогообложения?

– А вы что, рветесь заплатить с них налоги?

– Не то чтобы рвусь, но…

– Да, Филарет Федотович?

– Первая половина картины примерно ясна: документ, подпись, наша доля.

А если мы документ разыщем и нужной подписи на нем нет, то… как я понимаю… речь об обещанной доле от того, что в кейсе…

– …также не идет, Филарет Федотович, вы же понимаете. Но, оценив честно проделанную работу в двадцать тысяч «уе», мы, надеюсь, частично ослабим вам разочарование от несбывшегося куша, подсластим, так сказать, горечь от неполной победы. Еще вопросы?

– Все равно – как бы это сказать – необычно много, Арсений Игоревич. Не нам с Филаретом Федотовичем много, нам сколько ни дай – все мало будет, а вообще, по опыту, так сказать, работы…

– Большая ее часть платится и в случае успеха, и в случае результата – за молчание. Понятно?

– Не вполне.

– Почти понятно. Так если большая часть платы за молчание – может тогда проще выделить именно ее и заплатить безо всякой работы?

– Поясняю. Но сначала завершу вечер юмора, который тут у нас с вами экспромтом развернулся в начале рабочего дня: нет, Велимир Леонидович, без проделанной работы никак и ничего не получится и не образуется, кроме увольнения взашей. Вот так, это вам для справки и на долгую память. Понятно, да? Поясняю дальше, насчет молчания. Вы оба имеете непосредственное и весьма тесное отношение к данной сделке и уже в силу этого обладаете значительным объемом конфиденциальной информации. Зачем нам разводить – в смысле, плодить лишних участников и сви… и дольщиков, – когда уже есть двое ребят, оба молодые, толковые, образованные, квалифицированные. Вы уже себя хорошо зарекомендовали и как креативные, приносящие прибыль работники, и, вдобавок, что не менее важно, как сотрудники, всегда лояльные интересам фирмы. Надеюсь, что и впредь будет так же, в смысле лояльности и прочего.

Говорят: птицу видно по полету. Верная пословица. По вам обоим видно, что впереди у вас большие деньги, крутые связи, собственный бизнес с многомиллионными оборотами… Почему бы и нет? Но ведь ничего этого с неба не падает, так ведь? Все нужно своим горбом добывать – деньги, бизнес и опыт в том числе. Так? Так. Теперь понятно? Еще вопросы?

– Да. Как мы отличим нужный документ от ненужного? Чтобы уж точно?

– Вот образцы, Велимир Леонидович, вот необходимый номер на «шапке». Будьте добры освежить память, а что не знали – запомнить, не записывая… Хорошо у вас с памятью? Не много ли для нее?

– Никак нет, не жалуемся. А каков набор подписей, чьих, где, на каком месте, и так далее – должен быть?

– А вот здесь место очень тонкое. Очень. – Шеф замолчал и напрягся.

– Да уж наверняка тонкое, почти миллион на нем провис…

– Велимир Леонидович, ваши неуместные шутки однажды могут вам стоить… очень многого. Воздержитесь впредь. – Шеф хлопнул кулаком в ладонь и матюгнулся, не в силах долее выдерживать высокосветский тон, почерпнутый им в бульварных книгах об императорском флоте. – Извините за выражение в адрес покойного, но вот же подгадил нам, мерзавец чертов! Ясно было сказано: сразу позвони! Сразу!… Только и забот мне, что в шпиёны играть! Да, вот еще. Светка с вами пойдет, тоже, типа в командировку. Светлана Сергеевна. Как визуально выглядят все реквизиты документа и сам документ она знает наизусть, лучше вас обоих вместе взятых, перепечатывала раз двадцать пять и вообще… Хотя файлы уничтожены… Света!

Секретарша мгновенно выросла на пороге, словно подслушивала.

– Да, Арсений Игоревич.

– Ты в курсе того задания, что будут выполнять… Филарет Федотович и Велимир Леонидович? Помнишь, в чем оно заключается?

– Да, конечно.

– Они оба – наша рабочая группа, временная, для решения одной конкретно поставленной задачи… С сегодняшнего дня и до окончания дела ты член этой группы. – Шеф сделал взгляд максимально тяжелым и уперся им в обомлевшую сотрудницу.

– Я??? – Наманикюренный ноготок ало уперся в белоснежную блузку, обтягивающую великолепную грудь и наполовину утонул там. – С какого перепеку я?

– Что! Что??? Вы еще спорить со мною будете. Светлана Сергеевна, я же вам еще раньше объяснял суть проблемы. Дело – есть дело, оно прежде всего, оно выше и важнее наших удобств и неудобств. Все вопросы – в отдельном, вы понимаете – в отдельном порядке. Позже. А пока знакомьтесь и приступайте!

– А как же…

– Дела сдай Илоне. Временно.

– Ах, Илоне! Временно!

– Да. Сразу же после совещания. Успокойся, живо успокойся, я сказал! Так, господа… Будьте добры перекурить в приемной, в нашем совещании минут пять перерыв. – Арсений Игоревич опять указал рукой на дверь, но на этот раз жест его отнюдь не выглядел повелением, шеф, скорее, умолял покинуть кабинет до того, как в нем разразится бурная полусемейная гроза, с молниями и дождем.

– Тоже не куришь?

– У-у… Тише, тише…

– Это ты тише. Прямо-таки «многая лета», а не человек. Умерим же свои, да прислушаемся к чужим пронзительным выкрикам… О… Начался аттракцион: «загнание в бутылку духа противоречия».

– И правильно. Да неужели наш «каптри» ее не укротит? Позор тогда всему Северному флоту. Он крепко зол, кем-то накручен и явно с готовым решением. Думаю, она очень быстро поймет расстановку сил… – Вил собрался было возразить собеседнику, но на столе у секретарши внезапно включилась и выключилась громкая связь и оттуда успел-вылетел звук тяжелой пощечины и выкрик: «…не замолчу! Подонок! Я видела, как ты тогда переглядывался с этой губастенькой сучкой! Весь вечер! „Свободное владение иностранными языками…“ Ясно теперь, какое такое владение. Да я все сразу поняла, как только на ваши умильные морды глянула, только… верить не хотела!…»

– Как говорит один мой приятель: «Есть нечто вечное и нерушимое в мужском и женском человеческом: ненадежность и непостоянство».

– Цитаты – это мысли с чужого плеча. Иногда, вот как сейчас, они впору. Это она к Илонке ревнует. Смотри-ка: уже слезы в ход пошли, а шеф не гнется. Не к хеппи енду это, о, нет!

– Ясное дело.

– Я же тебе говорю: он все заранее решил и отступать ему некуда. Но и в нашей… гм… рабочей группе, что она, что Илона… Неужели без этого громкоговорящего балласта никак?

– Шеф говорит – никак.

– Две секретарши в одной берлоге не уживутся… Ты знаешь, а ведь я и не против. Это нам мелкая дополнительная обуза… Но зато какие стати! Будет чем перед прохожими хвастануть.

– Эт точно… Вот тебе, бабушка, и дефолт. Да, Велимир, народ ведь не зря мудрствует: деньги с неба не падают, нет лета без мух, розы всегда с шипами, а водка слишком калорийна…

Велимир вспомнил цыгана в метро, предчувствия, плохое настроение и слегка напрягся, вслушиваясь в рокочущий шепот. То односложно отвечал, а то понес какую-то свою пургу про шипы и розы: слова другие, чем у него, у Велимира, а смысла ровно столько же – то есть никакого. Как-то очень лихо Филарет как там его Федотович настроился на его разговорную волну и слова-то из него вдруг сыплются, как семечки из кулька, чуть ли ни с вологодским говорком гороховым… Шуточки да прибауточки. Если это чувство юмора и прикалывание над ним – то весьма тонкое и узкое, без микроскопа и не рассмотришь. Непохоже на обычного солидного Филарета, непривычно, хоть и знакомы они шапочно – а не таков Филарет в обычной служебной действительности, хотя и любит подчеркивать деревенскость своих генеалогических корней. Велимир вовремя рассмеялся шутке и чуть развернулся в сторону собеседника, чтобы легче было рассмотреть и его самого, и мимику с жестикуляцией.

Филарету было примерно тридцать годков, вряд ли с хвостиком. Рост – побольше так среднего. Вес – чуть больше среднего, но без жира. Достаток, если судить по одежде и по замеченным сделкам, то же самое. Волосы чубчиком, прямые короткие, русые, без проседи, затылок голый. Лоб низковат, но зато челюсть как у мачо. Плечи тоже. Глаза светлые. Но – темные! И раз, и два успел заглянуть в них Вил – никакого зеркала души. А сила кое-какая, совсем непростая, оттуда прет и в количестве немалом. Это интересно. И случайно ли?

– Так что, Филарет Ионович, делить будем по-ровному или по-честному?

– Федотович. Но, раз уж ты зациклился на Ионыче – «колом его оттудова не выбьешь» – как правильно заметил в свое время старик Некрасов… Хорошая была мысль – перейти на Фил и Вилли, не помню чья, но с нею нам будет удобнее. Ок? – Филарет подкрепил свое предложение лучезарной улыбкой, сунул навстречу руку, и Велимир – с этой минуты еще и Вилли – пожал ее горячо и крепко. Ладонь была суха, изрядных размеров и как бы мягкая такая, чуть ли ни интеллигентская, но на усиленное пожатие – не поддалась. Даже напротив… Неслабый у нас Фил-мужичок.