Текст книги "Я люблю время"

Автор книги: (Александр Чесноков) О'Санчес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

О, как хорошо, что я умчался со Стрелки Васильевского острова и разделался с короной вдали от Невы и Града. Мне было бы грустно смотреть, как осыпаются в прах дворцы и соборы моего любимого мира и, даже понимание, что их точные копии, а вернее – оригиналы – по-прежнему живы и здоровы, не исцелило бы мою внезапную, однако же вполне предсказуемую тоску… Многоэтажки, панельные, бетонные, кирпичные – все в прах, но мне даже их эгоистически жаль, ведь я ходил среди них, взирал на них, пусть даже и с презрением… И представлять не хочу, что там, далеко за спиной, лежит на месте Невы и островов… Да и нет там ничего, наверняка пространство сворачивается вслед за мною, чуточку отступив, из почтения ко мне, либо по иной какой причине, на которые мне равно наплевать!

Меч мой – он по-прежнему в деснице, хотя я не собираюсь никого и ничего рубить-губить-крушить… Рад был бы сорвать настроение, но чтобы нарочно искать – не стану. Нечего ему делать в руке моей, пусть вернется и будет там, где и положено, пусть спит и ждет, пока он опять понадобится мне в качестве меча, чтобы разить, или стать венцом наследнику моему…

Мой двор, пустой и в то же время загаженный бытовым и строительным мусором, мой дом, такой же панельный, как и вся окружающая дрянь. Последний осколочек Пустого Питера. Я поднимусь по бетонной лестнице, открою дверь первого этажа, минуя примитивный дверной код, в эту секунду предусмотрительно открытый, дабы не тревожить ярость мою, взойду к своей квартире – и навсегда кусочек прожитой бесконечности канет в ничто.

Странно… Шаги мои обрели звуковую мерность, ибо порождают эхо, тихой моросью брызжущее от стен и потолка… Это еще кто???

– Это я, мой господин Зиэль, это всего лишь я…

В депрессии есть одно раздражающее свойство: временами исчезать куда-то совершенно немотивированно, пусть и ненадолго… Да. Следовало думать и ожидать, что она явится ко мне, парламентером, либо за указаниями, но мне не подумалось, отсюда и шок. Четверть шок, просто сильное удивление, не более того.

– А, это ты, старая… Чего приперлась?

– Повидаться. К себе домой ведь ты меня не зовешь?

– Еще не хватало. Я тебе и в Пустой Питер ходу не давал, межпроч. Обнаглела, смотрю.

– Так а его нету уже, Пустого твоего, ты сейчас в обычном.

– Знаю, по звукам догадался. Короче, сука, чего надо?

– Почему ты всегда говоришь со мною, наделяя меня женскими и иными свойствами? Те, кто воображают себя сильными и храбрыми, постоянно пытаются доказать мне то, что мне неинтересно, хотя и ложно, а ты, мой господин Зиэль – ты зачем уподобляешься инфузориям?

– А так просто. Я перед тобой не отчитываюсь, понятно. Это ты мне служишь, не я тебе.

– Вопрос терминов и человеческих пониманий. Мало того, что ты сам маниакально играешь в человека, но еще и меня пытаешься вовлечь в свои мизерные игрушечки и вообще всю природу…

– Ох, жалко меч я спрятал, лень доставать… Не трожь природу и философию. В последний раз спрашиваю: какого хрена ты здесь, курносая?

– Как скажешь, мой господин Зиэль, пусть курносая, могу и саван, и косу. И готовая я говорить женским голосом человеческие силлогизмы. Что людишки меня очеловечивают в своих штампованных представлениях, я привыкла, но ты-то… Хочешь пожонглирую чем-нибудь, какими-нибудь женскими или рыжими головами?

– Нет. Давай силлогизмы и женским голосом.

– Собственно, говорить мне нечего, ибо я здесь лишь по повелению твоему, дабы напомнить тебе суть твою, помыслы и будущее, коего нет для тебя.

– Как это нет? Только что, в честном бою, щитом и мечом, добыл я себе путь и перспективы. Будущее все еще реально.

– Браво, браво, браво, мой господин Зиэль – трижды восклицаю я, в полном восторге от твоего последнего афоризма, совмещающего в себе, несмотря на предельную простоту и краткость его, все оттенки времен: будущее, настоящее и прошлое…

– Какого такого афоризма?

– «Будущее все еще реально».

– А-а, я и лучше могу. Ну, так?

– У тебя нет времени, ближайшие годы не в счет, сто их будет, или сто миллионов – не важно.

– Времени вообще нет, если строго разобраться.

– Тебе виднее, мой господин Зиэль.

– И ты здесь только для того, чтобы мне это сказать, напомнить?

– Да.

– Сучка. Без твоих напоминаний знаю. И все?

– И все.

– Гм… Я сам определяю, когда мне быть и когда уходить. И определю, и объявлю волю свою. Я лично повенчаю наследника на княжество мое, породив его же, и однажды да будет так.

– А что же ты тогда столь непоследователен, мой господин Зиэль? Почему, несмотря на бесконечные усилия беспредельного могущества твоего, венец все еще на главе твоей, а чаще в руце, разящей все и вся, включая…

– Прочь, сука!!! Прочь! – Гнилью какой от нее разит, хладом ли странным? Вечность ее знаю – никак понять не могу… Вот-вот бы я ее пинком подцепил, и успел уже, несмотря на усталость, но – шустра она, даром что не моложе моего будет, чик – и растворилась. За все время знакомства – буквально два раза дотянулся, да и то получил сугубо моральное удовлетворение, никакого ущерба ее костям не нанеся. Сволочь старая. Служить-то она мне служит, да кланяться не спешит… Все логично: ведь чем я ее наказать могу? Ничем не могу. Жизни лишить? Это плохой каламбур, из дешевых…

Вот я и дома…

– Бруталин, ты опять с дурацким этим цветком? Разве не запретил я тебе эдак вот приветствовать меня?

– Нет, сагиб. Ты велел держать руки свободными от цветка. Я готов исполнить и исправиться…

– Буквалист ты, или хитромудрый чересчур… Уж сделай милость, встречай без цветков. В колбе когда сидишь – хоть подкову в зубах держи, а встречаешь в реале – изволь быть строже. Понял?

– Да, сагиб.

– Не вздумай еще раз «не так» меня понять. Уяснил?

– Да, сагиб. Прошу меня простить.

– Сделано. Всех остальных приветствую и не надо ничего в ответ орать, сам чую – рады… В дом мой не ломился ли кто?

– Нет, сагиб.

– Нужду ли какую испытывали? Накопили ко мне вопросы, либо просьбы?

– Нет, сагиб.

– Сам за всех отвечаешь? Логично. Но не вздумай рты им затыкать, препятствием быть между Мною и их готовностью служить Мне. ПОНЯЛ?

– Да, сагиб.

– Что ты сразу на колени брякнулся, я не сержусь, я просто устал…

– Сочувствую, сагиб. Прикажи, сагиб, мы готовы тебе служить и жаждем помочь тебе. Приказывай нам.

– Ох, прикажу… Да чуть попозже. И пожр… И поужинать, и ванну, и музыку, и то, и восьмидесятое… Но чуть попозже, сначала мне нужно дельце одно сделать, либо попытаться сделать. Тьфу, пропасть! Действительно набрался дури человеческой по самую ватерлинию. Сделаю. Пока я там размышлял, да мечом рубился, идейка у меня всплыла, вернее вспомнилась… Бруталин!

– Да, сагиб.

– Пойдешь со мной, остальные пусть отдыхают. Да не на диванах моих чаи гонять, а пусть сидят на стенке в прихожей, где ты им караулку с глазами содеял.

– Исполнено, сагиб.

– За мной.

И пошли мы во вторую комнату, в которую вхожу я только, если намылился путешествовать по мирам… Витринцы, оконцы… Нет, друзья мои, нынче я мимо, да все мимо, к зеркалу мой путь, что шага на три дальше… Портьера отъехала, послушная движению моей руки… Или это старательный Бруталин угадал и подсуетился… Да, не важно… Нет, усталость ни при чем, сил как таковых – у меня полно, я быстро восстанавливаюсь. Сердце у меня не на месте, вот какая штука, тяжести на нем лежат, из разряда тех, что не сбросишь, не затопчешь… Мог бы – но это себя топтать, куски от себя отрывать…

Здоровенное зеркало, гораздо больше, чем нужно мне, да уж как слепил – пусть так и будет… Тридцать семь квадратов в высоту я уложил, да восемнадцать в ширину, каждый квадрат – магическое зеркало с идеальной поверхностью – сто тысяч лет шлифовать… Все они сложены в единое зеркало со столь же безупречной поверхностью. Зачем я его сотворил – уже и не вспомню. То ли тщеславие тешил, то ли игру начал, да забросил? Но факт остается фактом: зеркало это я не люблю и заглядываю изредка, только чтобы полюбоваться на дракончиков, или как сегодня…

– Бруталин.

– Да, сагиб.

– Собери их – и в мешок. Аккуратно, не повреди никого.

– Слушаюсь, сагиб. – Бруталин мой – спец в порученном вопросе: глазом моргнуть – как добыл он мешок немалых размеров, прыгнул к зеркалу – хвать, хвать, хвать – и в мешок дракончиков! Те, естественно, пищат, крылятами машут, кусаться пробуют, да с маршрута им не сойти, вот Бруталин и пользуется этим обстоятельством: стоит, словно у конвейерной ленты и дракончиков ловит… Однажды, на добрый желудок, я затащил к себе – правда это в другом месте было – одного художника-графика, позволил ему сделать картину с натуры: маленькие дракончики водят бесконечные хороводы сквозь зеркало, превращаясь постепенно из двумерных в трехмерные и обратно… Неплохо срисовал, бродяга, только параметры изменил, в угоду человеческим стандартам: зеркало чуть расширил и занизил вполовину… Я ему потом много чего показывал, пока он не состарился и не исчез естественным путем

– Исполнено, господин.

– Хорошо. Короче, ты с мешком вон отсюда и чтобы никто меня не беспокоил. Как только я закончу свои дела – сразу выйду, сам. И тут уже – утро ли, вечер, лето ли, весна – чтобы все было готово от фруктов и ванны, до подтирательного батиста и программы телепередач, если вдруг!… Понял?

– Да, сагиб, ни мгновения не промедлим.

– Прочь. Стой.

– Да, сагиб.

– Отдашь их Баролону под присмотр, дракончиков.

– Да, сагиб…

И вот я остался один… Я подхожу к зеркалу, не глядя падаю в кресло, заранее приготовленное Бруталином, и так замираю на несколько секунд… Потом открываю глаза, выбираюсь из уютных оков, сажусь прямо и заглядываю в зеркало. Вот уже и двое нас: я и мой единственный оппонент, если не считать безгласной и безмозглой Вселенной.

– Здорово! – Приветствую я его, а он меня, наши голоса сливаются в один…

– Ты мне не нравишься, – сообщает мне он, однако и я успел произнести это слово в слово, ни тысячной долей мгновения позже… Я смотрю ему прямо в глаза и он не отводит взора… Эх, покатилось дело! Я хочу заставить его подчиниться, не уравновешивать меня и не противодействовать нигде, ни в зазеркалье, ни в сновидениях, ни в помыслах… Он должен склониться предо Мною и так должно быть.

– Опусти глаза. – Это я ему говорю, и он, судя по губам, что-то возражает.

– Опусти взгляд, смирись. – Между прочим, смотреть в его глаза непросто: взгляд его глубок и свиреп. И холоден, и красен, и бесконечен, и по-своему привлекателен. Заглянув в эти глаза, мне было бы не просто оторваться, вздумай я сейчас это сделать. Но я вовсе и не собираюсь и вообще ему тяжелее приходится, нежели мне. Потому что я – это Я. А он – всего лишь мое отражение. Он Мое, но не Я его!!!

Тяжек взор мой для него, и память моя лишь утяжеляет его… Хваково семя готов был я выпалывать без устали и делал это… Но почему же никак не уберечь мне наследника… Что? Нет. О, нет, ты ошибаешься, красноглазый, он сам оступился и выбрал гибель свою… Что? Да, и этот тоже… Я даровал им свободу воли, дабы не рабами видели они сущее, но познавали его как подобает властителю… Неправда, я берег… Каждого из них берег я как себя самого… Опусти взгляд, презренный, опусти взгляд! Смешна мне гордыня твоя!…

О, он крепкий орешек, и мне радостно будет сломить его и попрать его дух и прах, низвергнуть в черви могильные… Я видел – он дрогнул, я заметил это…

– Боишься, дружок? Поздно меня бояться, ибо вот он я, в хладном гневе пребываю и не будет тебе пощады… И тому, кто подослал ко мне этого Ёси-Сэйси также не будет пощады, ибо замахнулся он на венец мой, не будучи наследником… Это твой, твой, твой подлый выкормыш, твой и сгинувшего Хвака, и однажды он столкнется с тем кто сильнее и быстрее его, а не с тем, кто глупее и доверчивее… НЕТ!!! Ну вот что ты врешь, а? Кому ты врешь, подлый? Хотя бы так рассудить: зачем мне все эти громы и молнии? А? Когда моего слова хватит, чтобы стать по-моему? Моего, а не твоего слова. Я не боюсь расстаться с оболочкой, я в любой момент готов впитать в себя всю тяжесть мира и впитаться в него огнем и водою… Ну и что? Разве числа могут потревожить Вечность? Нет в том разрыва. Но мне нравится принимать образ любой. А тебе нравится под меня косить! Клон, падаль, гниль! Опусти взгляд, я сказал! Ниц пади, тлен! Опусти взгляд!

…Они сами, воистину сами пошли своим путем и каждый раз я узнавал, кто их подбил на измену мне… И карал… И буду карать, но на сей раз прозрел я и понял тайное тайных: это ты враг. Мне и наследству моему! Это Я не подвластен смерти, не ты. Но даже если и ты не по зубам ей – это не спасет тебя от позорного небытия, ибо надоел ты мне, надоел…

Как там Бруталин? Сидит ли в колбе, с цветком в руках, надзирая за шестиглазым караулом, состоящим из джиннов моих, или рассыпался на атомы и поля, ожидающие возвращения моего? Опусти взгляд предо Мною, раб зеркала Моего!!!

Я вернусь, Бруталин, скоро вернусь… Бельведор настроит мне полуденное Вековековье за окном, Бергамот же напротив, развернет мне панораму коралловых рифов где-нибудь в пределах Туамоту, или Пасхи, на его выбор, Боливар… Боливара я заставлю искать мне текст одной полузабытой пьесы-водевиля…

Баромой… А Брюша?… Без работы не останется, уж мы с Бергамотом постараемся… Без Баромоя никак, ибо уже я взмок: вода и невесомость – побултыхаемся вдоволь… Баролон… Будет по совместительству старшим пастухом над дракончиками, потому что зеркало я разобью навсегда… Опусти взгляд! Опусти взгляд. Опусти, я сказал!!!

Мне нравится, когда противник начинает нервничать и злиться. Когда я в облике земном, или подобном ему, в одном из миров, я тщательно слежу, чтобы силы наши – мои и врагов моих, были бы если не равными, то сопоставимыми, иначе не интересно… Здесь особый случай, и я рад… опусти взгляд, враг! …И я рад, что моя выдержка лучше, отсюда неминуемый результат: он потерпит поражение. О, как он задрожал, еще бы… Его плющит, вот его и колбасит.

– Опусти взгляд. Если смиришься, немедля и безропотно, если опустишь, если признаешь главенство и первородство мое… Еще не поздно: опомнись, мятежный, склонись – и помилую, и просто изгоню прочь из миров моих в чужедалье, с глаз долой, ибо только я, только мне и только для меня…

– Опусти взгляд.

Так будет, так должно быть, так я хочу и так…

Мой ад – не для двоих.