Текст книги "Мяч круглый, поле скользкое (СИ)"
Автор книги: Александр Чечин
Соавторы: Андрей Шопперт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Глава 19
Интермеццо шестнадцатое
– Может, в футбольчик сыграем?
– Мы же не умеем играть в футбол.
– Если бы в футбол играли только люди, умеющие в него играть, то не было бы сборной России по футболу.
Вадим Степанович Тикунов и не подозревал, что в реальной истории он станет посмешищем для партийной и государственной элиты. Так сказать, человек с нарицательной судьбой. В 1974 году он, бывший министр Внутренних Дел, а чуть позднее – Общественного Порядка РСФСР, а до этого – Заместитель Председателя КГБ СССР, станет послом СССР, пусть и Чрезвычайным и Полномочным, в Республике Верхняя Вольта. Загонят, куда Макар не то что телят не гонял, а и дорогу не знал. Ни одного человека из тысячи опрошенных в СССР не удалось бы разыскать, который ударив себя левой пяткой в правую грудь гордо скажет – «Да, я знаю, где находится Республика Верхняя Вольта.» – «Хде???» – «В Африке!!!» – «А хде в Африке? Север, Юг, Запад, Восток, соседи? Может, достопримечательности назовёшь?» – «В Африке? Слоны да жирафы.» – «А в Вольте? А почему Верхней, а хде Нижняя Вольта?» – «Ну, это просто. Ниже Верхней.» – «Спасибо вам, товарищ, вы нам очень помогли».
Всё пошло не так. Прекраснейший город Уагадугу теперь не дождётся Вадима Степановича. Хотя, как знать? Натворил делов.
Ну да по порядку. Когда после тяжелейшего и обширнейшего инфаркта у Брежнева свершилась маленькая бескровная революция в Политбюро и Генеральным себя назначил Шелепин, то многих ближайших друзей дорохохо Леонида Ильича попёрли с постов. Не минула чаша сия и министра Внутренних Дел Щёлокова – стал Николай Анисимович Председателем Комиссии ЦК КПСС по выездам за границу, а члена этой комиссии Вадима Степановича попросили отринуть обиды и навести в стране порядок на обещанном ему ещё в 1966 году посту.
Был у нового министра лозунг, или выражение любимое, которое он, ну раз любимое, то и дело повторял подчинённым: «С людьми надо разговаривать, а не рычать на них». Вот и сейчас вызвал он на ковёр Алексея Андреевича Куприянова – председателя центрального совета общества «Динамо», а заодно с ним – легенду МВД, а ныне персонального пенсионера союзного значения, генерал-полковника Аполлонова Аркадия Николаевича, который, как известно, внёс значительный вклад в дело развития спорта в СССР. Давненько уже, 2 апреля 1948 года, генерал-полковник Аполлонов согласно правительственному Постановлению № 1039 был освобождён от должности заместителя министра внутренних дел СССР и назначен председателем Комитета по делам физической культуры и спорта при Совете Министров СССР. Проштрафился: «слабо занимался воспитанием руководящих кадров, не вёл решительной борьбы с проявлением мелкособственнических настроений со стороны отдельных руководящих работников войск, и сам был склонен использовать служебное положение в личных целях. Так, в 1945 году в Красногорском лагере военнопленных для него была изготовлена по заниженным расценкам дорогостоящая мебель…». Были же времена. А тут у полковника миллионы нашли – чего же у генерал-полковников? Уж не ценная этажерка.
Вспомнил живую легенду Тикунов не просто так, и главного динамовца пригласил не с бухты-барахты. Всем начальникам мешают жить лавры Василия Сталина. Создал тот команду – нет, три команды ВВС: футбольную, хоккейную и баскетбольную. Все хотят. А Тикунову проще даже – есть уже и Киев, и Москва, и Тбилиси, да и ещё, наверное, есть. И в Саранске, и в Засра… Но решил только обживающий кресло Вадим Степанович в Киев к Семичастному не лезть, а Грузия – это и подавно не Москва. Потому оглядел он легенд и поставил задачу. Рычать не стал. Стал разговаривать.
– Футбольная команда московского «Динамо» должна в этом году стать чемпионом СССР. Кто против?
Воздержались.
– Предложения?
– Гречко частым гребешком зимой прошёл, всё подчистую выгреб. Один «Пахтакор» чего стоит, – махнул рукой союзный пенсионер.
– Переходы в сезон вообще-то не разрешены. Ну, из слабенькой команды кого-нибудь бы простили, глаза прикрыли б, – и динамовец рукой махнул.
– То есть, одного всё-таки можно? – не сдался несостоявшийся ценитель красот Уагадугу.
– Ну, попробовать, разве что…
– Так найдите.
Через пару дней предложили – Трофим Арисагин из аутсайдера чемпионата «Кайрата».
– Езжайте, и без него не возвращайтесь.
Даже не знал Тикунов, что за «Кайрат», где играет, чьих будет, а расспрашивать и некогда было, да и желания не нашлось. Даже фамилия потенциального новобранца не насторожила, хоть сам же по указанию Подгорного зимой велел паспорт этому персонажу без проволочек выписать. Там-то было написано – гражданину Перу Т. Кубильясу, а тут – Арисагин какой-то… Чукча, что ли? Жена в музей на выставку скульптур из моржовой кости как-то затащила, так там всё некоего Вуквутагина расхваливали. Небось, из этих же. Ну не большой болельщик – но вроде как положение обязывает теперь и за этим присматривать. Отправил. Поехали. Только потом выяснилось, что в Алма-Ату.
Вот чего людям спокойно не живётся?
Интермеццо семнадцатое
Тому, кто не сует свой нос куда попало, дышится легче.
Чем шире нос, тем толще сопли.
Вадим Степанов зашёл второй раз. Первый раз выпнули. За дело – ну, в смысле не по заднице задело. За дело выпнули – ворвался в больницу и напролом пошёл в кабинет главврача.
– Чего вам? – грудью, кхм, пятого размера встала на его пути женщина бальзаковского возраста. А сколько вот, интересно, лет было Бальзаку?
– С Трофимкой чего? Где он? – ну и выпнули. За дело.
– Разрешите спросить, – вежливо постучал.
Грудь подвинулась – но там ширма, получился от силы метр прохода – а грудь, как мы помним, пятого размера. Осталось едва полметра. Степанов сделал ход конём. Не, не лошадью – конём. Поднял обладательницу и передвинул на два шага вперёд и на один вправо. Лошадиный гамбит.
– Молодой человек, вы в медучреждении! – ворохнулась обладательница, но при этом мило-густо покраснев.
– Доктор, – показал женщине полный рот железных зубов бек, – Скажите, пожалуйста, что с ногой у футболиста такого чернявенького? У вас, говорят, чалится.
– Симулянт он, ваш чернявенький! – сдвинул брови эскулап, сидящий за заваленным черепами столом.
– Чего это у вас? – опешил стоппер, он же последний защитник, он же по ситуации плеймейкер, то есть, распасовщик в «Кайрате».
– Это? – очки съехали со лба на нос. Осмотрел «Апофеоз войны», вероятно, послуживший Верещагину образцом для подражания. – Это Ниночка Ивановна порядок в шкафу затеяла наводить.
– Затейница она у вас.
– В шестой палате ваш Винегрет.
– Винегрет? – Вадим представил красно-гороховый салат. Неприятное зрелище, если применительно к человеку-то. Неужто всё так плохо?.. А говорит – «симулянт»!
– Он сам так себя называет, – качнула пятым Ниночка Ивановна.
– А – вингер, наверное… Только какой же он вингер? Полузащитник он у нас.
– Полу – это правильно. Нога-то одна рабочая. Вот защитники у него – это да.
– Милиция охраняет? – удивился бек.
– Берите выше, – хмыкнул глав.
– КГБ? – глянул в потолок Степанов.
– Не к ночи будь помянуты… Гораздо выше.
– Неужто члены Политбюро? – ужаснулся стоппер.
– Мелкотравчатый и приземлённый вы индивид. Дамы там.
– Медсёстры? – кто из них в шестой палате?
– Ниночка Ивановна, проводите Сусанина.
– Так Сусанин – сам проводник! – блеснул эрудицией плеймейкер.
– Проводник – это Харон. А Сусанин – заблудшая душа. И бородач, естественно, – очки сами забрались на лоб. – Не задерживайте Ниночку Ивановну – тут ещё берцовые не разобраны. Постойте, а что это у вас с nasus? И как ваша tuba Eustachii?
– Разная трактовка футбольных правил, – шмыгнул nasusом капитан «Кайрата».
– Ниночка Ивановна, зайдите по дороге в шестую к Вадиму Витальевичу, пусть осмотрит трактовальщика.
Интермеццо семнадцатое
Заяц и медведь сидят в тюрьме. Открывается дверь камеры, и в нее вталкивают верблюда.
– А ты говоришь, Миша, здесь не бьют. Посмотри, что с лошадью сделали!
А потом он кэ-эк вдул! А потом ещё вдул, а потом вдул из последних сил.
– Хватит, хватит! – затрепыхалась Сиомара, но неугомонный Трофимка вдул ещё раз. – Лопнет же сейчас! – отобрала кубинка у него голубой воздушный шарик. – Теперь надувай красный.
На минутку зашли четыре дивы из «Крыльев» проведать «жениха». Не пришлось ехать выручать бедняжку – самого привезли. Сейчас же идут на парад, будут возглавлять шествие «Бессмертного полка». У Сиомары никто в ту войну не погиб, потому просто несёт большую палку с шариками. Вышла из дому, а озорники-мальчишки лопнули два. Получилась палка куцая – вот, попросила Трофимку новые надуть. Так как с ней были Сенчина и Толкунова, то общались испаноговорящие на русском.
– Вдувайт менье шарик. Нога больит? Но губы не больят!
Трофимка, даже если бы ему не ногу сломали, а губу оторвали напрочь, то и тогда бы вдул. Ногу, кстати, не сломали, и даже мышцу икроножную не порвали. Первый удар пришёлся в латеральную клиновидную кость, похромал и вроде разбегался. А потом двумя ногами этот гад въехал по латеральной же лодыжке и по длинной малоберцовой мышце… Боль была страшенная, но отделался всё же легко, тремя ушибами – лечили тугой повязкой и мазями. Ещё новшество испытывали – сам первый секретарь из Москвы учёных выписал и заставил их электрофорез Теофило делать. Сам перуанец таких длинных слов не знал, это на коричневом ящичке, что у него в палате стоял, было написано: «Аппарат для электрофореза». И на русском, и на английском. Всякие экранчики со стрелками, кнопочки-лампочки, а ещё под его жужжание хорошо засыпать.
Неделя уже, как привезли из Москвы. Теофило даже рад, что ему чуть ногу не сломали, потому как Сиомара и её подруга Керту Дирир у него в палате теперь каждый день бывают. Правда, один раз их милиция увела.
Дело было так. Только ушел от него Папа, который «Стрепьянов», и тут входят два грозных мужика и говорят Теофило, что он теперь будет играть за команду московского «Динамо». Мужчины солидные, но один – в ненавистном для Кубильяса генеральском мундире.
– А я – «Кайрат», – говорит им Теофило и показывает новую футболку, что Стрепьянов-Папа и принёс. Красивая, полосатая – жёлтая с чёрным, чёрные же и рукава, и удобный воротничок. Им и пот можно вытереть, если будет в жару глаза заливать.
– Так тебя в армию призовут! Ты же теперь гражданин СССР, у нас все мужчины должны служить. А мы запишем тебя в школу милиции, и из «Динамо» не заберут. Собирайся давай, и поехали. Там у нас и врачи лучше.
– Я – «Кайрат», – не сдаётся Теофило.
– А ну, живо ноги в руки, и шагом марш! На Тишкова, небось надеешься? Так если и откопают, то ему точно не до тебя, сопля неумытая, будет, – зарычал на него генерал.
Генералов Трофимка не любил, но боялся. Хоть и не понял, как это можно – «ноги в руки», но стал собираться – куда деваться-то? Сумку вытащил из под кровати, стал красивую новую футболку складывать – а тут опять Сиомара с Керту входят. Апельсины им Маша Тишкова достала.
– Чего ты делаешь? Тебе же лежать надо! – спросила его возлюбленная по-испански.
– В Москву еду. Грозят в армию забрать, – развёл руками Трофимка.
Дальше всё быстро произошло. Сиомара подошла к генералу, сняла с него фуражку и выкинула за дверь. Чего-то крикнула Керту по-английски. Эфиопка и самая красивая девушка после его Сиомары фуражками не стала заморачиваться – она просто схватила негенерала за шиворот, развернула и… нет, не пнула, старенький всё же. Просто выдворила, толкнув под зад коленом. Тут генерал цапнул её подругу за руку. Зря! Керту как-то молниеносно нагнулась, подхватила его под коленки, вынесла в коридор и спустила с лестницы – благо ступенек всего пять, и удар пришёлся не головой старенького генерала об бетон, а… всё-таки головой, но об зад негенерала, уже отряхивающегося на лестничной площадке. И тут генералу не повезло. Нет, Керту уже успокоилась, а Сиомара – не драчунья. Драчун поднимался вверх по лестнице.
– Что случилось? – крикнул Папа Стрепьянов.
– Наших бьют, – прокричала сверху Керту.
Бить старичков Папа не стал – он спустил их с лестницы ещё на половину этажа. Там стоит дежурный милиционер, который должен был никого постороннего к Теофило не допускать. А тут целый милицейский генерал по ступенькам загремел! Отряхнул и побежал наряд вызывать.
– И ведь не позвоныты ныкому, Петью ещё не нашлы. Да не вой, – одёрнула Керту Сиомару. Вот теперь прекрасная амхарка стала совсем похожа на истукана, которого так боялся маленький Теофило – крылья тонкого носа трепетали, белоснежные зубы вылезли из-под по-кошачьи вздёрнутой губы, чернущие глаза метали молнии. – Будьем драться до конца. Уоаах, шшшермута… Эннатыхын йебеда!!! Эй, Борода, ты с намы?
– Эх, раззудись плечо, размахнись рука – это будет битва на века…
Интермеццо восемнадцатое
– Ваше Превосходительство! Наше Правительство весьма озабочено некоторыми эксцессами, которые, как мы можем справедливо полагать, вызывают не меньшую озабоченность Вашего Правительства…
– Во-первых, сам козёл, во-вторых, вообще пошёл нах, учить тут еще будет!!!
– А Вы и вправду Чрезвычайный и Полномочный Посол???
Вадим Степанович Тикунов заскочил в кабинет на минутку – нужно было идти в Кремль, к Шелепину, на доклад по подготовке к празднованию 9 Мая и по новшеству этому – демонстрации «Бессмертного полка». И тут – звонок правительственного телефона на столе! И предчувствия нехорошие.
– Вадим Степанович, а ты знаешь, где Республика Верхняя Вольта находится? – звонил Маленков. И звонил из Алма-Аты – там сейчас за Тишкова сидит. Вот ведь достали этого монстра сталинского из сундука с нафталином… Этак он сейчас на третьем месте сразу оказался, после Шелепина и Косыгина.
– В Африке.
– Уверен?
– Смотрел по карте. Ходили ведь слухи разные… – взмок сразу генерал-лейтенант. Так, блин, и не станешь генерал-полковником.
– Ты этого взяточника сюда зачем отправил? У тебя, сучонок, преступники кончились, что ты решил спортом заняться? Вадим Степанович, Вадим Степанович, а мы там думали, что ты с новыми силами в бой бросишься. И скажи спасибо, что Тишков под землёй ещё… В общем, так. Объявляешь в Алма-Ате месячник борьбы с преступностью. Если после этого за тридцать дней хоть одно преступление в Алма-Ате случится, то я костьми лягу, а поедешь ты в Верхнюю Вольту послом. Чего по карте-то географию изучать? Нужно вон, как Тур, мать его, Хердал, на плоту. Можно до Вольты доплыть?.. Ну всё, привет семье.
И гады же все эти сталины и их помощники… А Василий, алкаш чёртов – в особенности. Какие, к свиньям собачьим, футбольные команды? Чего полез? Кого послал?
А сейчас кого послать? Ну, вот разве Шумилина Бориса Тихоновича. Он до того, как замом у Щёлокова стал, МВД Белоруссии возглавлял. Должен знать, как в отдельно взятой республике порядок наводить.
Позвонил.
– В Алма-Ату всех, кого соберёшь, всех лучших муровских оперов и сыскарей. Всех безбашенных, таких, чтоб сначала стреляли, потом документы просили предъявить. Как там Жуков ту операцию в Одессе проводил? О, да он там, чёрт бы его побрал, в Алма-Ате… Ну, пообщаетесь. Три дня на сборы.
Была у генерал-лейтенанта Тикунова Вадима Степановича любимая поговорка: «С людьми надо разговаривать, а не рычать на них». Нет, не работает. Придётся новую придумывать.
– Степанов! Ты понимаешь, что тебе за нападение на сотрудника милиции светит восемь лет лишения свободы?
– Не каждый локальный индивидуум компетентен отрицать тенденции ортодоксальных эмоций.
– Чего, твою дивизию?
– Говорю, мы можем прийти к общему конфиденциально важному консенсусу, апеллирующему к эгалитарной прерогативе.
– Как? Ты Ваньку не валяй! Чего натворил, соображаешь?!
– Гетерохронность физиологических процессов ассимилируется синхронией аккомодальной стадии гетеросексуальных отношений.
– Бредишь? Тебя по голове стукнули?
– Ты, начальник, не бухти —
В положение войди.
Там девах красивых мочат:
Как я мимо мог пройти?
– Никого сотрудники милиции не мочили! Не ври мне! – майор навис над столом.
– В наш сугубо коммуникативный век, в силу развития концепции коммунизма, каждый индивидуум не может игнорировать тенденцию парадоксальных эмоций и чувственных имитаций.
– Я тебе, сволочь, сейчас устрою коммунизм эмоций! – взревел майор, но тут на заваленном карандашами и ручками из опрокинутого прибора столе зазвонил телефон. Чёрный. Эбонитовый. Тяжёлый. Древний.
– Да. У меня су… Да я… да он… они… Да, я только… Слушаюсь. Есть, товарищ полковник! Да он… Слушаюсь. Уже. Есть на машине. А они?.. Есть выговор. Есть пересдать ГТО.
– Что-то случилось, гражданин майор? – Степанов налил бледному оперу воды из графина.
– Напиши мне, чего ты тут втирал. Чувствую, самому скоро понадобится.
– Это меня сам доктор Кашпировский научил. Злой, но умный.
– Во-во. Товарищ Степанов, приказано написать рапорт о награждении вас медалью «За отличную службу по охране общественного порядка». Вот такой, – майор ткнул себя в грудь. Серебристая медаль на красно-синей ленточке перевернулась.
– Так это ж обычный рубль, – удивился бек.
– Какой рубль? А, – майор усмехнулся. И в самом деле, реверс медали был как у рубля – герб СССР. Перевернул. – Приказано домой тебя доставить, сейчас машину выделим.
– В больницу верните. Трофимку успокою.
– Как скажете, товарищ Степанов.
Футболист ушёл. Майор Синица проводил его тяжёлым взглядом и вздохнул:
– Чего ж им там, в Москве, спокойно не живётся?
Глава 20
Событие пятнадцатое
Поражение сборной России по футболу, это не катастрофа, – сказал Фурсенко. – Вот если бы за это поражение меня уволили – это была бы катастрофа.
– Вот тебе, Валерий Васильевич, десять рублей, – перед отъездом на матчи выездные вручил Лобановскому Пётр Миронович Тишков столбик монеток, – Качалину отдашь перед игрой. Хотя можешь и после. Девятого мая у вас ведь? Мало ли – закручусь, или ещё чего случится, и позабуду или не смогу отдать.
Лобановский тогда сунул монеты в карман, да и забыл про них. Вспомнил только в самолёте Москва – Ташкент. Поднялся, вытащил из полочки багажной в самолёте куртку и нащупал столбик, завёрнутый в бумагу. Рядом на сиденье ворохнулся Игорь Нетто. Захотел перед тем, как связать свою судьбу с непонятной командой из непонятного Казахстана, посмотреть игру с «Пахтакором» и с Качалиным пообщаться. По секрету шепнул, что опять хотят его за границы нашей необъятной Родины отправить – начались переговоры с Ираном вроде бы. Всё ведь засекречено, но известно, что хотят те нового тренера на свою сборную. С «Шинником» Игорь расстался в том году, сейчас в «Спартаке» пятым колесом – советы даёт, которые никто не слушает. Но и уезжать из Москвы не хочет – жена ведь. Одна из самых известных актрис Союза. Ольга Яковлева, вечная девочка. Как одна опять?
Сел Валерий на место и развернул стопочку монет. Твою ж дивизию! Толкнул дремлющего Нетто.
– Смотри!
– Ни фига себе! Где взял?! – Игорь прямо вырвал у него одну денежку.
– Хотел бы я знать.
Монеты были достоинством в один рубль – пять штук с одним аверсом, пять с другим. На первой был Гавриил Дмитриевич Качалин в своей вечной счастливой шляпе. На второй – он же, но в спортивном костюме с надписью СССР. Первая была посвящена победе футбольной команды во главе с Качалиным на Олимпиаде 1956 года в Мельбурне. Кроме Качалина в шляпе там были ещё Яшин, ловящий мяч, и кенгуру. Второй рубль был оформлен в честь победы сборной во Франции в Кубке Европы 1960 года – теперь этот турнир превратился в Чемпионат Европы. Там кроме Гавриила Дмитриевича угадывалась физиономия футболиста с греческим носом.
– Ты ведь?
– Я ведь. Дай один – нет, дай два! У меня две золотые медали висят на стене, но эти два рублёвика дороже. Где взял-то? Что, такие деньги появятся? – прямо возбудился бывший спартаковец.
– Тишков просил Качалину передать перед игрой, – насупился Лобановский.
– Откопают! Вся страна на помощь ринулась. Не бойся, откопают.
Что вся страна ринулась на поиски, они ощутили на себе. Сыграв в Москве этот матч на выживание, хотели лететь домой – там ведь за три дня можно как-то прийти в себя и хоть чуть поработать над командной игрой, которая совсем развалилась.
Кроме того, нужно было думать над составом, из дубля кого-то поднимать. В одночасье команда ополовинилась, и при этом выбыла лучшая половина. Нет Теофило – Трофимки. Нет Степанова, чёрт бы его побрал с этой дракой. Нет Севидова с раздутой щекой и температурой. Нет совсем захромавшего нападающего Тягусова. Вот теперь ещё и вратаря Бубенца. Сможет ли Лисицын заменить? У него раз на раз не приходится – то стоит, как самая надёжная скала, а то, как в том матче с ГДР, чуть не сам себе мячи заталкивает. Итого – минус пять. Пять лучших. А – там хоть и обескровленный «Пахтакор», но ведь с Качалиным.
И не смогли они в Алма-Ату попасть. Нет билетов на самолёт! Вернее, нет бортов – билеты-то купили заранее. Все самолёты СССР сейчас летят в Алма-Ату, но только гражданские набиты спасателями, а военные – техникой. Ликвидируют последствия селя и откапывают Первого секретаря ЦК и члена Политбюро Тишкова. На поезде можно бы, но трястись три дня до Алма-Аты в вагонах – это смерть для команды. Потом уже и в Узбекистане нечего делать будет такими варёными. Нетто и помог: договорился со «Спартаком», что они пока потренируются на их поле, и он же созвонился с Качалиным, достиг соглашения, что «Кайрат» прилетит на два дня раньше, и выделят им место для тренировки. Так и не попали домой. Словно предчувствовал что Пётр Миронович, заранее рубли выдавая. Только одного Степанова на какой-то борт спасательный запихнули – врачи настояли. Атаман отбивался как мог от такой чести, да башка стукнутая стала кружиться после всех треволнений, вот и велели провести несколько дней в покое. Везёт же некоторым.
Событие шестнадцатое
Один парень заболел. Сходил в больницу, ему сказали – возможно, у него рак. Он выпрыгнул из окна пятого этажа. Теперь у него, возможно, рак и две сломанные ноги.
Толстый, краснолицый мужчина сидел в больничной палате на крохотном для его фигуры журнальном креслице с гнутыми деревянными подлокотниками и надувал щёки. Поизображает из себя моржа – и выпускает воздух, сдувается. В палате был ещё один человек – врач, наверное. Сидел у окна в таком же кресле и делал вид, что чего-то читает, а на самом деле клевал носом. Может, и врач – весь в белом. Халат белый, рубашка белая, шапочка белая. А всё же не врач, должно быть – галстук ещё наличествовал. Как-то Семён Кузьмич врача с какой-то хреновиной на шее не очень себе представлял. Даже его любимая доктор Мошенцева в Кремлёвке, которая по лестнице бегать туда-сюда заставляла старика, и то ничего эдакого себе не позволяла. Да и в самом-то деле! Идёт операция, ковыряется эдак товарищ в кишках чего-то, и тут на тебе: пуховица на халате расстёгивается, халстух вываливается и свешивается – в те кишки прямо. Красивый такой халстух, кремовый в искорку, вон как у кемарящего дохтора. Отбрасывает тот в сердцах скальпель, вынимает окровавленный халстух и, сдирая повязку, в сердцах ховорит:
– Шо це робится, це ж подарох жены. Соли мне быстро.
– Где же в операционной соли взять, Андрей Андреич, ну, или Иван Иваныч?
– Шоб вас… Тохда спирта.
– Вот, Андрей Иваныч.
– Это чего?
– Спирт в кювете, галстук замыть.
– Да чего тут мыть! А, ладно, – и начинает хлебать прямо из кюветы, а капли по подбородку стекают и на рану, и в рану, – Ничего, один чёрт полость мыть – со спиртом чище будет, – махает пухленькой ладошкой эскулапище.
Вот и не связывается эта картинка с высоким званием «дохтор» и тем пухленьким соседом по палате.
Прервала скучные мысли мордатого человека квадратная медсестра китайской наружности.
– Семкузмч! Тм чнулс.
Семён Кузьмич за пару часов общения с этой странной медсестрой, или кто она, уже в переводчике не нуждался. Его обрадовали новостью, что пациент очнулся.
Зашёл в палату соседнюю. Бледный высокий мужик с коротко стриженными каштановыми волосами лежал в неглиже, до пояса прикрытый простынкой. До пояса сверху. Ноги же – в бинтах, и странной железной конструкцией опутаны. Вернее, опутана одна, но конструкция была огромная – её бы и на две хватило. Спицы же сверкающие прямо из ноги этой закованной торчали. Жесть! А, не – никель. Или хром?
– А, Кузьмич. Чего смурной?
– Мы хде встретиться доховорились?
– Где? Тут, знаешь, дела были срочные…
– На стадионе. На ихре «Пахтакор» – «Кайрат». А мы хде? – толстяк обвёл небольшую, в общем-то, палату тоскливо-зорким взглядом. С утра, как узнал, что откопали Петра, всех к чертям послал, прыгнул в подвернувшийся «кукурузник» сельхозавиации, и в Алма-Ату. Чуть душу не вытряс за полдня – спасибо, позавтракать не успел. Так и условились, когда созванивались ещё на Первомай – только прыгать и болтаться обещался Тишков. «Я не я, – говорит, – буду, а после парада в гости заявлюсь». Ну, это ему, молодому, этакие забавы нипочём, да и кое-чего почище Ан-2 у него имеется под рукой – а тут хоть проси рядом койку поставить и ложись на бюллетень.
– Можно радио добыть.
– Сестра! Доктор!
– Чё орёшь-то…
– Чты над? – возникла рядом с белым тумбообразная фигура.
– Можно радиоприёмник? – мордатый ткнул пальцем на подоконник.
– У врыч. Над?
– Над! Зря, что ли, из Ташкента летел?
– Буд! – тыгыдым, тыгыдым.
– Вот: сейчас всё буд. Ты прсад, в ног нет прывд.
Семён Кузьмич Цвигун, Первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана, вернулся в соседнее помещение, взял, кряхтя, лёгкое креслице и, двигаясь ножками вперёд, высадил стекло в двери палаты Тишкова. Чертыхнулся, водрузил несомое на пол у ширмы и втиснулся между подлокотниками.
– Стехло, оно к счастью бьётся, – выдохнул.
– Так то рюмки.
– Рюмки? Сейчас будут. Андрей Иваныч?
– Фёдор Степанович. Товарищу Тишкову нельзя, ему вкололи большую дозу сильных антибиотиков.
– Мне-то ведь не вкололи!
Принесли радио. Помучились с проволочной антенной, включили, настроили.
– Говорит Ташкент, у микрофона комментатор Николай Озеров. Я веду свой репортаж…
– Прославились твои! Самого Озерова прислали.
– Итак, команда «Кайрат» в жёлтых трусах с чёрными рукавами…
Событие семнадцатое
…В бункере у Гитлера уже третий час длилось совещание. За круглым столом восседали высшие офицеры рейха. Под портретом великого фюрера сидел сам великий фюрер, грустный и задумчивый. На него никто не обращал внимания. Обсуждалось два вопроса: поражение на Курской дуге и как бы напроситься к Штирлицу на день рождения.
Валерий Васильевич Лобановский уходил с матча после финального свистка с тем же чувством, что и садился на скамейку. Не выйдет из него тренера Высшей лиги. Не готов! Пока-то точно. Конечно, можно десяток оправданий придумать этому поражению – и состав, наполовину перекроенный и дополненный пацанами, и этот проклятый матч с «Шахтёром», и сель, из-за которого не удалось восстановиться и потренироваться нормально. И команду к сезону не он готовил. А уж состав – точно не он. Там вон, позвонили, в Алма-Ате ещё три алкоголика лечатся. Пополнение, трясця им… Вот смеху в газетах будет! Много можно придумать оправданий. Сейчас при встрече с прессой и придётся придумывать. А, может, сказать честно, что не готов он для такого уровня, что подаёт в отставку и поедет чего попроще из этой самой зад…
– Валера, ты охренел в корень, – получил толчок в плечо от второго Гуся Гусь-первый.
– Чего? – вышел из суицидных мыслей.
– Смотри куда прёшь, говорю. Ногу оттоптал своим пятидесятым с половиной размером, – Игорь Нетто прыгал на одной.
– Извини, задумался…
– Да я вижу, что задумался. Ты эту задумку выбрось из рыжей башки своей.
– Это у тебя… Хотя нет, ты у нас белокурая бестия. Слушай, я вот всё думаю – ну, судя по профилю, тебя-то правильно Гусём назвали, а вот меня-то за что? У меня твоего клюва нет.
Нетто заржал.
– Чего? – оглянулся Лобановский.
– Репортаж себе в «Советском Спорте» завтрашнем представил. Заголовок, вернее. «Два Гуся, один рыжий, другой белый, проиграли матч на качелях Качалину».
– Устами младенца…
– Да я тебя лет на десять старше, ты ещё в…
– Пошли, вон уже журналюги собрались. Озеров сейчас устроит нам качели.
Матч таким и был. Вообще, любой матч в советском футболе, если в ворота какой команды влетает три мяча, обязательно попадает на первую страницу газет – очень низкая результативность. То ли слишком хорошая защита, то ли хреноватое нападение. В этом матче всё было хреновое – и защита, и нападение, и счёт как в дворовом футболе. И ведь почти весь первый тайм, или хаф, «Кайрат» выдержал! Возились в центре поля, даже две хорошие контратаки организовали, и только к самому концу «Пахтакор» задавил – но ведь и мяча не забил. Обстреливали и обстреливали ворота скалы-Лисицына, а тот все мячи с лёгкостью берёт. Намазал себе перчатку клеем БФ и магнит ещё в неё положил, а на мяче шнуровка с железными хвостиками. Вот он точно в руки и летит, ну а там – на клей садится. Вратарь уровня сборной.
В раздевалке Валерий Васильевич указал, на то, что Абгольц пару раз залезал в офсайд, как новичок какой. Один раз так и совсем опасное положение могли создать, будь он чуть внимательней. Ещё похвалил Лисицына. Ничего не предвещало качелей второго тайма – нудная вязкая игра в центре поля с редкими попытками «Пахтакора» подобраться поближе к воротам гостей.
Игорь тоже пару слов прибавил, всё о своём:
– Долматов, вот перед самым свистком ты пас Квочкину отдал. Неужели точнее нельзя? Чуть бы сильней, и он набежал, а его фланг голый. Гол не гол, но очень бы опасная ситуация сложилась. Впредь «Пахтакор» бы так сломя голову в атаку не шёл. А что получилось? Сергею пришлось остановиться, дожидаться мяча, обрабатывать. Всё, ушла острота! Вдвоём окружили. Из замечательной ситуации – пшик с ударом по ногам.
Вышли… И начался другой футбол. Самое интересное, что буквально на пятой минуте всё то, о чём говорил Нетто, повторилось прямо до сантиметра. Долматов, получив мяч, посланный почти от своих ворот, хорошо его принял. Увидев впереди открывающегося Квочкина, дал ему на ход. Ну, чуть перестарался – не беда, Сергей догнал и в стиле Стрельцова погнал дальше, в одиночку пройдя половину поля. Прибежал на угол штрафной, а там мечется один молодой защитник Сергей Доценко. Квочкин показал, что пойдёт дальше к воротам, и защитник попытался сделать подкат. Был бы матёрый кайратовец, сейчас надевший повязку капитана, хоть чуть актёром – изобразил бы красивое падение в штрафной. Времена, однако, были не те – ещё этот приём не использовали так широко, потому Квочкин перебросил мяч через образовавшееся бревно, перепрыгнул сам и вышел с вратарём один на один. Тот достал, но уж под больно острым углом летел коричневый негодяй. Чиркнул по пальцам, сменил направление и ударился в штангу, только вот с внутренней стороны, и дальше – уже в сети рыбака пахтакоровского.
