Текст книги "Флавиан. Восхождение"

Автор книги: Александр Протоиерей (Торик)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 22. Восхождение. Агиа Анна

Знаете ли вы, что такое цвет морской волны?

Я знаю!

Чтобы узнать это, достаточно посмотреть за борт парома, идущего вдоль берега Афона! Возможно, конечно, что и в других местах Эгейское море имеет такой же цвет... Потрясающий воображение, нежный и в то же время глубокий, легкий, прозрачный, зеленовато-голубоватый... Не знаю, какие еще слова подобрать, чтобы передать этот потрясающий цвет, каким я любовался, глядя за борт «Святой Анны», отплывающей от Дафни к южной оконечности Святой горы.

Пристань с несколькими двухэтажными домами на набережной осталась позади парома, соединяемая с ним какое-то время пенной бурунистой полосой от работающих гребных винтов. Полоса постепенно таяла, таяла и растаяла вдали, вслед за скрывшейся за очередной извилиной берега самой пристанью.

Запихнув-таки Флавиана в охлаждаемую кондиционером кают-компанию, в отдельное помещение для духовенства, и доверив ему стеречь наши рюкзаки, мы всем остальным коллективом выбрались на самую верхнюю палубу парома и расположились, кому где понравилось, на легких палубных скамейках, сделанных из покрашенных в яркий красный цвет деревянных брусков.

Слева по борту неторопливо проплывал высокий афонский берег, каменистый, покрытый то редким, то густым лесом, периодически прорезаемый новой, пробитой в склоне горы грейдером дорогой, идущей от Дафни к монастырю Симонапетра. Вот показались и проплыли мимо нас расположенные на склоне небольшие здания русской кельи, которая по российским меркам считалась бы скитом. Вот возник на самом берегу какой-то брошенный двухэтажный «недострой».

Я прошел в носовую часть верхней палубы и залюбовался видом самой горы, возвышающейся голубой пирамидой в дальнем конце полуострова, с вершиной, покрытой, словно легкой дымкой, небольшими клочковатыми облаками. Красота – не то слово, которым можно было бы выразить притягательную силу наблюдавшегося мною пейзажа, что-то было в нем особенное, казалось, что некая незримая благодатная аура осеняла этот уступами простирающийся вдаль берег, и наш паром тоже охватывался ее сенью.

Вот из-за очередного уступа берега показался стоящий на головокружительной высоте, величественный и строгий монастырь Симонапетра – «Симона на скале». Словно замерший рыцарь на страже удела Пречистой Владычицы!

Сами понимаете, мой боевой «Кэнон» просто раскалился в руках, я только успевал менять на нем объективы – с телевика на широкоугольник и обратно, и азарт фотоохотника несколько нарушал в моей душе навеваемые пейзажем умиротворение и созерцательность. Но когда я увидел аппарат, которым работал наш («наш», я в этом уже почему-то не сомневался) Эдуард!

Кажется, это была последняя модель «лейки» с объективом L-класса...

В общем, я отвернулся и не стал отвлекаться от процесса съемки постоянно меняющейся натуры.

Паром причаливал к арсанам монастырей Симонапетра, Григориата, Дионисиата, Агиа Павла, разбросанных «ласточкиными гнездами» домиков по скалам Неа-Скити, и, наконец, вот он – скит Святая Анна! Отправная точка, откуда на вершину Святой горы ведет наиболее используемая паломниками тропа. Есть еще, правда, тропы от Великой лавры и от Карули, но если от лавры тропа более пологая, чем от скита Святой Анны, то она и длиннее в несколько раз, а по самой короткой, но самой крутой тропе от Карули на вершину поднимаются только совсем уж «отмороженные» экстремалы, в основном русские...

Сходятся все эти три тропы в одном месте, у источника, рядом с которым стоит третий по счету, если идти от скита Святой Анны, крест. А от этого креста к скиту Панагии, находящемуся на высоте полутора тысяч метров над уровнем моря, и далее к самой вершине, достигающей двух тысяч тридцати трех метров, уже идет одна-единственная тропа.

Паром замедлил ход и начал медленно поворачивать налево.

Сперва показалась за очередным поворотом берега бухта с пристанью. Над ней обильной россыпью одно-двухэтажных домиков-келий, разбросанных по заросшим обильной растительностью скалам, многие из которых были увенчаны куполами с крестами, поднимался вверх принадлежащий монастырю Великой лавры преподобного Афанасия Афонского скит Святой Анны.

Затем паром вошел в бухту, и стоявшие на пристани паломники засуетились, начали подбирать и надевать на плечи рюкзаки и сумки, подходить ближе к месту причаливания парома.

Паром причалил, опустив широкий носовой трап, по которому сразу же началось активное движение в обе стороны. Одни паломники и монахи, покидающие скит, садились на паром, другие, в том числе и наш «экспедиционный корпус», сходили на пристань и оглядывались.

Некоторых из прибывших встречали с транспортом. Транспорт был четырехкопытный, гнедой и чрезвычайно смиренный, как и положено обитателю скита. На морде у этого транспорта марки «мул», под местным ласковым именем «мулашка», была надета черная ременная сбруя, простроченная красным шнурочком, с цепочками около храпа, фигурными клепками и бронзовой бляхой с непонятным гербом на лбу. Чем-то этот убор сильно напоминал прикид наших московских панков, правда, морда мулашки явно была намного интеллигентнее.

На спине у мулашки было приспособлено своеобразное грузо-пассажирское седло из деревянного каркаса на войлочной подкладке, позволявшее как ездить на нем верхом, так и перевозить различного габарита грузы. В стороне стояли еще два таких же смиренных мулашки с такими же деревянными седлами.

Мы выгрузились, проверили наличие «личного состава» и имущества – все было на месте.

– Батюшка! – обратился к Флавиану Игорь. – Здесь вроде бы можно нанять мулашку для подъема на гору, правда, для седоков весом больше ста килограммов, – Игорь почтительно посмотрел на «велелепную» фигуру моего духовного отца, – придется нанимать двух мулашек, чтобы менять периодически. Я слышал, недавно епископ греческий на вершину верхом поднимался. Может, мы и для вас наймем, раз уж вы твердо решили подниматься?

– А венец в награду за подвиг тоже за меня мулашки получат? Они-то точно получат за такую тушу! Нет! Уж сколько смогу, столько поднимусь, но сам...

– Как благословите, – вздохнул Игорь.

– Может быть, когда-нибудь туда фуникулер сделают, – предположил Эдуард.

– Вот если Лешкин кошмар сбудется, тогда точно сделают, – ответил Флавиан.

– Что это за «Лешкин» кошмар? – поинтересовался фотограф.

– Неважно, – буркнул я, – это личное.

– Ну, личное так личное! – успокоился он.

– Тогда, батюшка, вы уж извиняйте, но рюкзачок ваш я понесу! – решительно заявил Игорь.

– Да он полупустой! – попытался противоречить Флавиан. – Он нетяжелый!

– Вот и отличненько! – не терпящим возражений тоном объявил Игорь. – Значит, туда и моя сумка вместится, а я все вместе на плечи и возьму.

– Правильно, правильно, Игорь, будем по дороге меняться, у меня рюкзак легкий совсем, – поддержал послушника Владимир, – вы, отче, не возражайте, помоги вам Бог самого себя донести!

– Ладно! – сдался Флавиан. – Спаси вас Христос! Дайте хоть палки из него достану!

Мы достали и раздвинули на удобную для каждого длину телескопические «горные» палки и влезли в лямки своих рюкзаков, подогнав их поудобнее натяжными ремнями. Наполнили пластиковые бутылки водой из крана над раковиной, размером напоминавшей поилку для мулов, а может быть, таковой и являющейся.

– Ну, Господи, благослови! – перекрестился Флавиан, и все мы (включая нашего Эдуарда) перекрестились вслед за ним. – С Богом пошли!

Мы начали восхождение по усыпанным мулашечьим пахучим навозом широким бетонным ступенькам, ведущим наверх к соборному храму-кириакону скита Святой Анны.

ГЛАВА 23. Восхождение. Лестница

Поначалу подъем был совсем ненапряжным.

Несмотря на то что стоящее в зените солнышко грело нещадно, мы все, включая и Флавиана, достаточно быстро поднимались по широким бетонным ступенькам лестницы, с двух сторон ограниченной невысокими стенками, выложенными из камней на цементном растворе.

Открытые солнечные участки периодически чередовались с тенью больших, разросшихся над лестницей деревьев, поэтому палящее солнце пока не создавало особых проблем. Да и обычный стартовый энтузиазм добавлял адреналина в кровь, и все шли в приподнятом настроении.

Далеко впереди вверху виднелся известный всем любителям Святой горы по многим фотографиям в современных афонских путеводителях и альбомах новый кириакон, построенный в конце двадцатого века на выступающей из массива горного склона крутой каменной скале.

– Через полчасика там будем? – спросил я у Игоря, показав палкой на виднеющийся над нами вдали новый кириакон.

– Ну, может, минут через сорок, – задумчиво протянул Игорь.

Минут через двадцать мы добрались до первого источника.

Источник был сделан в классическом афонском стиле.

Это стена, сложенная из камня, размером примерно полтора метра шириной на два с половиной высотой, с полукруглым козырьком сверху, посередине которой вмурована мраморная плита с изображением двуглавого византийского орла с большим крестом на груди, под которым скульптурная, мраморная же львиная голова с текущей из пасти струйкой воды. Чтобы вода потекла, надо покрутить кран на стене справа от мраморной плиты.

Текла эта вода из львиной пасти в массивную, выходящую вперед из той же каменной стены под львиной головой, мраморную раковину, украшенную ободком из переплетающегося двумя нитями орнамента.

Красивый такой источник!

Справа от него была небольшая беседка с лавочками внутри и иконой Воздвижения Креста Господня в нише на дальней от входа каменной стене.

Слева от источника, вплотную к торцу его стены, пристроено что-то вроде домика с каменно-черепичной крышей и стеклянной рамой-дверцей с фасада. Внутри этого домика наставлены иконы и горит лампадка, весь этот комплекс с источником и беседкой выглядит как-то очень по-домашнему уютно, и в то же время по-церковному торжественно.

Набрав воды, мы подождали, пока наш батюшка переоденется из взмокшего уже на нем от пота черного льняного подрясника в выгоревший и застиранный почти до белизны, но любимый батюшкой хлопчатобумажный подрясник, чем-то напоминавший холщовые рубахи Льва Толстого, только длиной до щиколоток. Пока батюшка застегивал пуговички на подряснике и подпоясывался «афонским» кожаным ремнем с крестчатой пряжкой, Игорь быстренько приторочил мокрый Флавианов наряд сверху своего-флавиановского рюкзака.

– Батюшка! Он так быстрее просохнет на солнышке, – пояснил Игорь, увидев недоуменный взгляд Флавиана.

Мы тронулись далее.

– «Вперед и вверх, а там!..» – тихонько пропел я голосом Высоцкого. – Батюшка, а что там?

– Там, Леша, на вершине стоит маленький храм Преображения Господня, Метаморфоза по-гречески. Принадлежит этот храм, как и вся территория горы, монастырю Великой лавры преподобного Афанасия Афонского.

– А в нем литургию служат?

– Лаврская братия, как мне говорили, служит там обязательно в праздник Преображения, а в остальные дни там литургию служат по желанию священники из разных мест, в том числе и русские паломники.

– Вот бы нам там литургию послужить! – загорелся я. – Ты послужишь, отче? А я бы тебе поалтарничал и попел!

– Не в этот раз, Леша! – вздохнул Флавиан. – Во-первых, я не успел второпях оформить через Патриархию разрешение служить на канонической территории Вселенского патриарха. Во-вторых, туда надо приносить с собою антиминс, священные сосуды и вино с просфорами, а этого у нас с собою нет. Да и вообще-то туда еще надо подняться!

Батюшка дышал тяжело, пот градом катился по его лицу, видно было, что, несмотря на отсутствие рюкзака, ему тяжело выдерживать темп, заданный более молодыми и спортивными спутниками. Я начал потихоньку переживать за его сердце – выдержит ли оно такой подъем, да еще в такую жару! Инстинктивно я потрогал рукой левый карман рубахи, в котором у меня хранилась батюшкина аптечка – полный набор таблеток на все варианты сердечных осложнений, – спаси Господи мать Серафиму!

Вскоре лестница разделилась на два рукава, вправо и влево.

– Куда идти, батюшка? – спросил шедший впереди Владимир у Флавиана, остановившись у развилки.

– Как мне говорили, налево дорога ведет вон к тому красивому новому кириакону.

Батюшка показал рукой на видневшийся слева храм, контрастно выделявшийся на фоне ярко-голубого неба.

– А правая лестница ведет к старому кириакону, где хранится стопа святой праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы, оттуда ближе идти к вершине.

– Значит, вправо и пойдем! – глядя на задыхающегося Флавиана, безапелляционно заявил Игорь.

– Может быть, заодно и к стопе приложиться удастся? – предположил Владимир.

– Ну, это как Бог благословит! – вздохнул Флавиан. – Ребята! Вы идите со своей скоростью, как вам удобно, а я потихоньку буду вас догонять, как смогу! Идите, не смущайтесь, вот Алексей за мной присмотрит!

– Еще как присмотрю! – грозно зыркнул на батюшку я, поведя нахмуренной бровью. – Прямо сквозь оптический прицел телефона с номером матери Серафимы!

– Лexa! Перестань шантажировать духовного отца! – Флавиан выглядел порядком утомившимся, но зато светлым и радостным.

– Как благословите, батюшка! – смиренно склонил я голову, сложив ладошки «лодочкой».

– Благословляю идти вперед! – Флавиан выдохнул и продолжил путь наверх, ритмично поцокивая закаленными наконечниками горных палок по бетонным ступенькам. Ребята обогнали нас и вскоре исчезли из виду за ближайшим поворотом лестницы.

Лестница постепенно сужалась, незаметно пропали обрамляющие ее каменные пристенки-бордюры, временами бетонные ступеньки сменялись горизонтальными участками бетонной дорожки или грунтовой тропы. Проходя как раз по такому грунтовому отрезку дороги, мы с Флавианом услышали впереди за кустами какой-то знакомый, но пока еще неузнаваемый голос, напевавший:

– ...садо хар чемо, сулико!

Мы с батюшкой переглянулись.

– Отче! У нас с тобой есть общий знакомый грузин? – поинтересовался я.

– Есть армянин, даже два, но они оба сейчас точно в России!

– Поют не по-армянски, а по-грузински, любимую песню Сталина «Сулико», если я не ошибаюсь, – заметил я.

– Кстати, если я правильно помню, «сулико» означает душечка, ласковое обращение к душе, – сказал, переводя дыхание, Флавиан.

– Ну, наверное, там не о душе человеческой речь идет в песне, а о какой-нибудь душечке с черными бровями и миндалевидными глазами, – предположил я.

– Скорее всего, так, – согласился Флавиан.

Снова совсем близко тот же голос повторил тот же куплет.

Мы обогнули куст и прямо за ним, на камушке, обнаружили сидящего с посохом в руках, откинувшегося спиной на рюкзак и увлеченно распевающего вполголоса с закрытыми глазами «Сулико» Лao Ди! Отца Димитрия из женского монастыря!

– Таки, «ни хао» вам, немножечко, Лао! Или, точнее, гамарджобат, патер! – приветствовал его я.

– Тогда уж, если «гамарджобат», то «мамао», – ответил он, улыбаясь своей кроткой улыбкой, – по-грузински отец «мамао»!

Он легко поднялся и расцеловался с Флавианом, затем благословил меня.

На голове у Лao Ди была расшитая каким-то национальным орнаментом шапочка, по форме напоминающая греческую скуфью.

– Какими судьбами, отче? – поинтересовался у отца Димитрия Флавиан.

– Я был сегодня в монастыре Агиа Павла, молился там со вчерашнего вечера, – просто и радостно отвечал Лао Ди. – А сегодня после трапезы пришел сюда в скит Святой Анны, приложился к святыням и уже спускался на арсану, чтобы плыть в Пантелеимон, как вдруг мне пришла мысль подняться на вершину, тем более что я оказался прямо на тропе туда. Вот я и присел передохнуть перед подъемом!

– Не знал, батюшка, что у вас этнические корни из древней Иверии, – почтительно произнес я. – Я уже было подумал в прошлую нашу встречу, что вы ведете свою генеалогию с предгорий Северного Фудзяня или из Гуандуна!

– Что вы! – заулыбался обезоруживающе отец Димитрий. – Я коренной москвич с заурядной фамилией Иванов! Просто я люблю разные национальные культуры, элементы этих культур, в которых наиболее ярко выражается душа народа, его духовная традиция. В Китае это чайное действо, в Грузии – песни! А как прекрасно поет в грузинском храме церковный хор! Вообще-то традиции грузинской музыкальной культуры имеют глубокие христианские корни, как, впрочем, и у многих других христианских народов. Вот, – он снял с головы свой необычный для монаха головной убор, – это грузинская скуфья, смотрите, она вся расшита орнаментами, в основе которых крест!

– Вы, отче, до монашества музыкантом не были? – поинтересовался Флавиан.

– Виолончель... – опустив взгляд, вздохнул Лао Ди.

– Понятно! – отозвался мой батюшка. – Не хотите присоединиться к нашей компании? Там впереди идут еще несколько человек из нашей группы!

– С удовольствием! – отозвался отец Димитрий.

Дальше мы пошли втроем.

ГЛАВА 24. Восхождение. Дзот

Ступенчатая дорога вверх все сужалась, все более петляла вокруг выступов горного склона и все чаще ныряла под сень высоких, свисающих над ней деревьев. После одного из таких поворотов она вывела нас к еще одному источнику, около которого отдыхал в полном составе авангард нашей маленькой экспедиции.

Игорь, Владимир и Эдуард, сняв с плеч поклажу, сидели, вытянув ноги на каменной скамье. Та выступала из достаточно высокой, около двух с половиной метров в высоту, стены из камня, поддерживающей грунт расположенной за ней лесистой террасы. Слева от скамьи выступало из стены квадратное корыто, сложенное из того же камня, что и стена, над корытом был бронзовый кран в виде головы дракона, а еще выше – полукруглая ниша со стоящими в ней недорогими печатными иконами. Справа и слева от крана в стене находились две маленькие ниши, в одной из которых стояла стандартная магазинная кружка из нержавейки.

– Отче, глянь-ка, – я показал Флавиану на вмурованные в стену левее источника крупные каменные мельничные жернова, – оригинальный дизайн! Наверное, где-то рядом раньше была мельница!

Флавиан не ответил, он, тяжело дыша, подошел к скамье и с выдохом опустился на нее рядом с подвинувшимся в сторону Владимиром. Я обратил внимание на бледность покрытого потом батюшкиного лица.

– Игорь! – позвал я. – Налей, пожалуйста, в кружку водички для батюшки. – И быстренько достал из кармана аптечную коробочку с тщательно подписанными рукой матери Серафимы пакетиками лекарств.

– Так! Сейчас, кажется, вот эту капсулку, – я вспомнил строгие инструкции нашей монахини-кардиолога, – ваше преподобие, благословите вам выпить лекарство!

Флавиан молча проглотил протянутую мной капсулу, запил водой из поданной Игорем кружки, откинулся спиной на теплый камень стены. Вид его был далек от совершенства.

– Отчинька! Ты вообще как? Живой? – Я потеребил его за руку.

– Ничего, Леша, прорвемся... – Флавиан открыл глаза, и в них блеснул любимый мною огонек веселости. – Надо еще немного потерпеть, а потом помрем, и все будет хорошо!

– Ага! Согласен! Только по возвращении домой в целости и сохранности! Если я вместо тебя живого в Покровское твои «многоцелебные мощи» доставлю, наши прихожане мою жену Ирину вдовой сделают, а детей сиротами! Я со всей ответственностью заявляю, что к такому сценарию событий я не готов! – Я постарался вложить в свою речь как можно больше свирепости. – Поэтому, ваше преподобие, ребята пойдут дальше, а мы с тобою начинаем движение вниз! Как раз к обратному парому успеем! Наше с тобою восхождение завершено!

– Не гони пургу, Лexa! – В голосе Флавиана я узнал знакомые интонации однокурсника Андрюхи, туриста-альпиниста-гитариста, борца-байдарочника и вообще «бойца по жизни». – Ты плохо меня слушал! Я сказал – прорвемся! Не бойся, здесь я не помру, не достоин. Мне надо подняться туда! – Он мотнул головой в сторону вершины. – И я верю, что Господь поможет мне сделать это. Ты тоже поверь и помоги мне, а не «грузи» старого друга...

– Хорошо! – вздохнул я. – Дойдем до кириакона Святой Анны, приложимся к святыням, и, если тебе будет плохо, останемся в архондарике до завтра, пока ребята не вернутся! Согласен?

– Ладно! – кивнул Флавиан и повернулся к «команде». – Идите, ребята, к кириакону, я чуть отдышусь и догоню вас там!

Мы с Игорем переглянулись, я кивнул в сторону кириакона, он вскинул рюкзак на плечи и молча возглавил дальнейший подъем. Мы с Флавианом остались одни.

Не зная, что еще сказать Флавиану, чтоб он не увлекался опасным героизмом, я просто сел рядом и тупо уставился взглядом в носки своих фирменных горных кроссовок.

– Леша! – нарушил молчание Флавиан. – Папа Герасим благословил меня идти на вершину, сказал, что там есть нечто важное для меня. Значит, он знал, что я дойду! Без этого я бы и не рискнул, пожалуй, хотя подниматься хотел изначально. Он сказал, что Господь будет с нами и поможет, чтобы мы доверяли Ему и не боялись!

Снова знакомые слова! Передо мною на мгновение вспыхнуло улыбающееся лицо «монаха» Феологоса. Что-то словно отвалилось от моего сердца, тяжелое и колючее.

– О'кей, патер! – улыбнулся я старому другу. – Значит, в путь!

Мы поднялись и застучали палками по бетонным ступенькам.

Дорога до кириакона заняла около часа. Мы шли не торопясь, размеренно, ритмично, все-таки альпинистский опыт Флавиана давал ему ощутимые преимущества перед неопытными в восхождениях спутниками (это я о себе). Периодически он останавливался, опирался плечами на рукоятки своих палок, выставив их вперед, разгружая, таким образом, ноги от части своей массы. Затем снова двигался вперед. Кстати, когда мы догнали ребят во дворе скита, оказалось, что они ждут нас всего около десяти минут.

За это время отец Димитрий, владеющий основами греческого, успел найти архондаричего и договориться, чтобы для нас открыли храм и вынесли для поклонения святыни. Так что мы с Флавианом попали прямо с «корабля» в кириакон – соборный храм скита, где под прохладными древними сводами, кратко помолившись, смогли благоговейно припасть к стопе той самой, жившей две тысячи лет назад женщины, через которую в наш мир пришла Честнейшая Херувим и Славнейшая без сравнения Серафим!

Флавиан приложился к мощам святой Анны последним, пропустив всех впереди себя. Он стоял на коленях, припав лбом к ковчежцу со святыней до тех пор, пока греческий иеромонах, вынесший нам святыни, не начал тихонько покашливать, напоминая, что пора и честь знать. Тогда мой батюшка поднялся с коленей, облобызал вторично святыню, и, когда он разогнулся и выпрямился, в его глазах сияла какая-то особая радостная уверенность, вселившая и в меня надежду, что мы и вправду «прорвемся»!

Покинув скит, мы стали подниматься дальше вверх по все более сужающейся лестнице, теперь уже лишенной всякого ограждения. Минут через двадцать пути лестница благополучно закончилась вместе с оставшимися внизу под нами последними домиками-кельями скита Святой Анны. Началась просто грунтовая тропа, которая перевалила через широкую осыпь крупных камней, очевидно вызванную ливневым селем или быстрым таянием ненадолго ложащегося на афонские склоны снега. Затем тропа нырнула в лес.

Тропа была узкая, извилистая, ныряла то вверх, то вниз (все-таки в основном вверх), то вправо, то влево и более напоминала прокопанный в каменистом грунте желоб, засыпанный щебенкой размером от миндального ореха до крупного грейпфрута. Ноги норовили на этих камнях все время подвернуться и наверняка подвернулись бы не один раз, если бы не заранее приобретенные по указанию мудрого моего батюшки высокие горные кроссовки, на «тракторной» шипастой подошве, плотно схватывающие щиколотку.

Флавиан шел достаточно бодро, не отставая от основной группы, чему способствовало, конечно, еще и солнце, что нещадно жарило нас на большей части лестничного отрезка пути, а теперь лишь весело пробивалось лучиками сквозь густую листву окружающего нас леса.

Впереди нашего отряда шел тонкий и легкий отец Димитрий, за ним следовали Владимир и Эдуард, потом регулярно оглядывающийся на Флавиана Игорь, за ним сам Флавиан, и, подстраховывая батюшку сзади, замыкал шествие ваш покорный (и почти смиренный) слуга.

Вскоре мы увидели первый крест – знак-указатель, о котором нам говорил инструктировавший нас перед отправлением на вершину схимонах Александр. Высотой сам этот крест был около метра, но поскольку привязан он был к стволу дерева на высоте полуметра от земли, то получалось, что его верхняя перекладина, сделанная из оструганной досочки, была как раз на уровне моих глаз. На этой верхней перекладине было вырезано слева направо две галочки <

На нижней перекладине, сделанной в классической форме стрелочки указателя, было написано по-английски и по-гречески «АФОН», буквами помельче «лавра» и «керасиа». «Лавра», это понятно, означало Великую лавру Афанасия Афонского, на чьей земле мы сейчас находились, а керасия – маленький скит, тоже находящийся где-то в этих местах. Венчал деревянный крест, опирающийся основанием на верхнюю перекладину, небольшой металлический крестик, под который была подсунута небольшая иконка Божьей Матери, явно софринского производства.

– Ага! – отметил я. – Первый крест, значит, правильно идем!

Мы сфотографировались на фоне этого креста – указателя пути наверх и двинулись дальше. Тропа то поднималась вверх, то переходила в небольшие горизонтальные участки.

Так мы двигались какое-то время, затем тропа стала все круче забирать вверх, Флавиан начал дышать все тяжелее, но держался, не отставая. Неожиданно за очередным поворотом вдруг появилось некое сооружение, которое не сильно разбирающийся в военной фортификации Лао Ди почему-то назвал «экий дзот!».

«Дзот» был скорее похож на приписываемые эпохе неолита дольмены. Только сделан был не из больших плоских каменных плит, составленных наподобие деревенской собачьей будки, а из грубо слепленных бетоном разнокалиберных камней обычного строительного размера. Да и вместо круглого лаза во фронтальной стене, роднящего дольмены с собачьей будкой, здесь был стандартный дверной проем, правда, без каких-либо следов когда-либо бывшей в нем двери.

Фактически это были три стены, накрытые сверху наклоненной назад крышей, отлитой целиком в опалубку из бетона, почти всю площадь четвертой, фронтальной стены занимал вышеупомянутый дверной проем. Внутри, посредине земляного пола, возвышался круглый, закрытый металлической крышкой люк на бетонном кольце, диаметром приблизительно в полметра. Приподняв крышку, мы увидели, что это колодец, в котором была вода.

По задней стене из потолка в пол спускалась какая-то металлическая труба. Справа и слева от входа вдоль стен, уходящих вглубь метра на два с небольшим, были сооружены примитивные лавки из досок. Были и автографы побывавших здесь постояльцев на разных языках. Мне сразу бросилась в глаза надпись крупными, стилизованными под славянскую вязь буквами: «МОСКВА+БИРЮЛЁВО».

– Наши везде! – торжественно объявил я.

По возникшему тут же коллективному желанию, было решено сделать в этом «дзоте» привал и перекусить (о! с каким одобрением я воспринял эту великолепную идею!) Очевидно, это сооружение часто использовалось в виде трапезной благочестивыми паломниками. Были извлечены из рюкзаков запасы провизии: хлеб, рыбные консервы с кальмарами и осьминогами, выданные нам заботливым схимником Александром прекрасные подкопченные маслины и свежие огурцы с помидорами. Вышел вполне приличный паломнический стол.

Помолившись, сели трапезничать.

И тут, в конце трапезы, всех нас сразил отец Димитрий.

Нет, тут уж точно уместнее назвать его Лао Ди! Он вытащил из своего невеликого рюкзака «газаки» – так в Греции называют походную газовую горелку, прикрученную на одноразовый литровый газовый баллон, поставил на него литровый же чайник из нержавейки со вставляющимся в него сетчатым стаканчиком и приготовил в нем – сами понимаете что!

– Гун-фу-ча! – радостно воскликнул я понравившееся мне заклинание.

– Пинь-ча, – смиренно поправил меня, потупив взор, улыбающийся Лао Димитрий, – когда пьют чай только из одной чашечки, это называется «пинь-ча»!

Ранее не знакомые с высокой эстетикой «правильного» чаепития Владимир с Эдуардом были сражены наповал, причем не только вкусом женьшеневого улуна, но и местом и обстоятельствами, в которых им пришлось впервые в жизни попробовать этот элитный китайский чай.

– Однако! – причмокивая и смакуя непривычный для него вкус напитка, произнес Эдуард. – Вот уж не ожидал я здесь такого угощенья!

– Афон! – лаконично, тоном бывалого афонца, ответил ему я. – То ли здесь еще бывает!

И ведь как в воду глядел!

Когда трапеза закончилась, мы помолились (я с удовольствием отметил про себя, что «наш» Эдуард тоже достаточно внимательно слушал слова молитвы и старательно крестился) и стали собираться.

– Братие! – услышали мы снаружи голос послушника Игоря. – Я понял эту конструкцию! Посмотрите сюда!

Повылезав наружу, мы обошли «дзот» сбоку и посмотрели на крышу в задней части строения, куда указывал Игорь. Там был устроен водосток, соединенный с трубой, уходящей внутрь помещения.

– Вот откуда вода в колодце внутри этой хибарки! – продолжил Игорь. – Это дождевая вода по крыше через трубу стекает вниз и наполняет колодец!

– Разумно устроено, – кивнул Флавиан, – я уже раньше обратил внимание на то, что на Афоне дефицит воды в отдельных местах компенсируют за счет строительства водосборных цистерн. Пока Господь дает дождь, будет у братии и вода!

– А разве Он может не дать дождя? – удивился Эдуард.

– Может и не дать, – вздохнул Флавиан, – уже такое было при пророке Божьем Илии, целых три года. При Антихристе вроде опять повторится, небо не даст дождя – земля не даст плода...

– Не хотелось бы жить в такое время, – задумчиво произнес Эдуард.

– Это уж как Бог даст! – ответил Флавиан.