Текст книги "Невеста"
Автор книги: Александр Чаковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
15. Сорок второй километр
– Подъем, Пивоваров! – негромко сказал Евстигнеев.
– Москва? – поспешно и с надеждой в голосе спросил Пивоваров, вскакивая. Он ждал телефонного звонка. Ему должна была позвонить Лина. В Москве у них не было домашнего телефона, Лина обычно звонила с переговорного пункта. Накануне он послал ей телеграмму с просьбой позвонить сегодня вечером – ему предстояло дежурить до двенадцати ночи.
– Что, Москва? – усмехнулся Евстигнеев. – Москва далеко. Собирайся. Едем на происшествие.
– Куда? – недовольно спросил Пивоваров.
– На Воронинское. Сорок второй километр. Наезд. Я иду за машиной.
Пивоваров посмотрел на часы. Половина девятого. Почему не звонит Лина? Вечно ему не везет. Она позвонит именно тогда, когда он будет на Воронинском шоссе.
Раздался автомобильный гудок.
– Успеется, – пробурчал Пивоваров и стал складывать в папку бланки протоколов. Потом тряхнул вечную ручку, убедился, что чернила в ней есть, надел брезентовый плащ, сунул в карман электрический фонарик и вышел на улицу.
Машина ГАЗ-69, опоясанная красной полосой с синей надписью «Милиция», ждала у подъезда. За рулем сидел сержант. Евстигнеев расположился на заднем сиденье. Как только следователь появился, сержант включил мотор. Пивоваров тяжело опустился рядом с шофером, и машина тронулась.
Некоторое время ехали молча. Потом Евстигнеев спросил:
– Звонка, что ли, ждал из Москвы?
– Угу, – пробурчал Пивоваров.
– Жена?
– Угу.
– Небось насчет квартиры?
Пивоваров ничего не ответил.
Все в районном отделе милиции знали, что присланный из Москвы следователь добивается квартиры, а пока занимает маленькую комнатку в гостинице. Пивоваров начал свои хлопоты год назад, на следующий день после приезда. Ему сказали: «Придется подождать». Здесь, как и в любом другом месте, жилья не хватало. Но новый следователь с каждым днем становился все настойчивее. Все чаще и чаще он совершал рейды по маршруту: начальник райотдела милиции – председатель райсовета – секретарь райкома. В областное управление охраны общественного порядка он отправил уже два письма с жалобами на невнимание к новым кадрам.
В последнее время к его аргументам прибавился еще один: Пивоваров сначала намекал, а потом прямо говорил, что отсутствие квартиры разбивает его семейную жизнь. Он уже принес обществу одну жертву, бросив московскую квартиру и согласившись ехать в глушь. Не надо требовать от него другой, не надо обрекать его, пожилого человека, на одиночество. Ведь ясно же, что его жена, молодая еще женщина, не выдержит долгой разлуки…
Наконец счастье улыбнулось Пивоварову. Секретарь райкома убедил начальника Энергостроя Волобуева выделить следователю милиции двухкомнатную квартиру в новом доме. Дом вообще-то предназначался для сотрудников Энергостроя, но несколько квартир в нем удалось отвоевать для особо нуждавшихся районных работников.
Пивоваров воспрянул духом. Теперь он почти каждый день заглядывал на строительство, с удовлетворением отмечал, что дом быстро растет, и не реже двух раз в неделю сообщал об этом Лине по телефону.
Он убеждал себя и других, что его семейное счастье целиком зависит от квартиры. Но в душе не мог не понимать, что обманывает и себя и других.
Лина звонила ему редко. Правда, она как будто с интересом выслушивала то, что муж рассказывал о строительстве дома. Но Пивоваров чувствовал, что она отнюдь не стремится в Зареченск. Он пытался оправдать ее. Конечно, говорил он себе, бросить Москву не так-то легко. Но рано или поздно Лине все же придется сюда приехать. Сейчас он посылает ей половину своей зарплаты. Но как только квартира будет получена, все изменится.
Обо всем этом Пивоваров думал постоянно. Думал и сейчас, сидя в милицейской машине.
Когда выехали на окраину города, Пивоваров попросил шофера остановиться.
– Что случилось? – спросил Евстигнеев.
– Ничего, – ответил Пивоваров. – Можно на минуту включить большой свет? – попросил он.
Шофер потянул на себя кнопку переключателя. В широкой полосе яркого света сквозь ветровое стекло виднелся прикрытый сеткой дождя новый дом, тот самый, в котором Пивоваров должен был получить квартиру…
Яркий свет давно погас, машина уже мчалась по шоссе, а новый дом все еще стоял перед глазами Пивоварова. Теперь он думал о том, что если бы они сейчас вернулись в отдел, то к звонку Лины еще можно было бы успеть.
Но поездка на сорок второй километр и обратно, включая обследование места происшествия, должна была занять не меньше трех часов. Они вернутся не раньше двенадцати. Смешно предполагать, что Лина будет до полуночи торчать на переговорном пункте!
Пивоваров почувствовал, как поднимается в нем злоба к негодяю, из-за которого он вынужден мчаться сейчас, в дождь, на ночь глядя, к черту на кулички.
Пивоваров терпеть не мог дорожных происшествий. Он предпочитал дела, привлекавшие внимание общественности. Сюда относились, например, хищения в торговой сети или хулиганство среди молодежи.
Дорожные происшествия с этой точки зрения были бесперспективны. Они не давали повода позвонить секретарю райкома и поделиться мыслями об усилении воспитательной работы среди молодежи или о подборе кадров в торговой сети…
– Что там такое, на сорок втором? – раздраженно спросил Пивоваров.
– Наезд, – коротко ответил Евстигнеев. – Пострадавший отправлен в больницу…
На сорок первом километре шофер сбавил скорость и включил дальний свет. Через несколько минут Пивоваров увидел впереди, у правого кювета, задний борт машины ГАЗ-51.
Шофер объехал грузовик и поставил машину в нескольких метрах от него. Пивоваров и капитан направились к грузовику. Навстречу им бежал милицейский старшина.
– Докладывайте, – сказал Евстигнеев, беря из рук милиционера документы: шоферское удостоверение, путевку и технический талон.
16. Телефонный звонок
– Привет, товарищ Пивоваров! Волобуев! – раздался в трубке звонкий, высокий голос.
Пивоваров еще никогда не разговаривал с Волобуевым. Если по долгу службы ему и приходилось выяснять что-нибудь, связанное с тем или иным работником Энергостроя, то он звонил в отдел кадров, но Волобуева никогда не беспокоил.
Начальник Энергостроя Иннокентий Гаврилович Волобуев был популярным человеком в районе и в области. Он возглавлял крупное строительство. В его подчинении находились тысячи людей, он распоряжался автотранспортом, многими мастерскими: слесарными, столярными, электротехническими.
Калининский район, как и любой другой район нашей страны, всегда остро нуждался в специалистах, в строительных материалах и, конечно, в транспорте. Зная возможности Волобуева, руководящие районные работники старались поддерживать с ним добрососедские отношения.
Для Пивоварова имя начальника строительства с некоторых пор приобрело особое значение: ведь именно он, Волобуев, обещал выделить ему квартиру в новом доме.
Пивоварову не раз хотелось лично поговорить с Волобуевым о квартире, чтобы окончательно убедиться в серьезности его намерений. Но позвонить начальнику строительства Пивоваров не решался, а ловить его где-нибудь по дороге считал по меньшей мере несолидным.
Теперь Волобуев неожиданно позвонил сам.
– Хочу кое-что выяснить, товарищ Пивоваров! – Голос начальника строительства звучал в трубке звонко, почти по-мальчишески. – Тут у меня один технический вопрос.
– Слушаю вас, Иннокентий Гаврилович, – крепче прижимая трубку к уху, ответил Пивоваров. Все в районе знали имя и отчество Волобуева.
– Мы сейчас окончательно утрясаем жилищные дела, – весело говорил Волобуев, – и вспомнили просьбу районного руководства насчет вас. – Он сделал паузу.
Пивоваров так крепко сжимал телефонную трубку, что пальцы его онемели.
– Алло, вы слушаете? – снова заговорил Волобуев. – Дело, конечно, трудное. Сами понимаете, своих претендентов много… У вас большая семья?
– Двое, – едва выговорил Пивоваров. Он чувствовал, что гибнет. Как объяснить Волобуеву, что от квартиры зависит счастье его жизни, что он бросил Москву и поехал сюда, в район…
Но в трубке снова раздался голос Волобуева:
– Для двухкомнатной маловато. Нормы! Как бы не было заминки с ордером. Впрочем, это будет зависеть от райсовета. Наверное, войдут в положение своего работника? – Волобуев беспечно рассмеялся.
У Пивоварова отлегло от сердца.
– Спасибо, Иннокентий Гаврилович! – с чувством произнес он.
– Благодарить еще рано. Утвердим списки, печать поставим, вот тогда… – посмеиваясь, продолжал Волобуев. – Думаю, все будет в порядке, убедим товарищей. Охрана общественного порядка – дело серьезное! Моя милиция – меня бережет! Как, между прочим, мой народ не беспокоит милицию?
– Серьезных дел нет, Иннокентий Гаврилович, – ответил Пивоваров. Дар речи уже возвратился к нему. – Кроме того, сами знаете, стараемся меньше карать, больше воспитывать. Сейчас с двумя вашими шоферами вожусь…
– Да ну? – удивленно, но по-прежнему весело переспросил Волобуев. – Что случилось-то? По пьянке или левака дали?
– Наезд, Иннокентий Гаврилович. Человек пострадал. Серьезные телесные повреждения.
– Да ну? – снова повторил Волобуев, и голос его стал более серьезным. – А что за люди?
– Один – Харламов, другой – Васин.
– Не знаю таких.
– Где же вам их всех знать! – воскликнул Пивоваров. – У вас работников не одна тысяча…
– Погодите, погодите! – словно припоминая что-то, сказал Волобуев. – Вчера ко мне кадровик заходил с характеристиками. Помню, помню! Этот Харламов, говорят, совсем никудышный парень. Его давно гнать надо было. А как фамилия второго?
– Васин, – торопливо ответил Пивоваров.
– Васин… Васин… Не знаю. Своих дел хватает. Надеюсь, вы разберетесь. Воздадите, как говорится, по заслугам. Закон есть закон. Значит, скоро с новосельем, товарищ Пивоваров? – Голос Волобуева снова повеселел.
– Спасибо, Иннокентий Гаврилович. Только бы не сглазить!
– Суеверие следователю не к лицу, – рассмеялся Волобуев. – Ну, у меня все. Привет.
Убедившись, что разговор окончен, Пивоваров осторожно положил трубку на рычаг.
На следующий день он получил характеристики Васина и Харламова. Васину была дана одна из тех стандартных положительных характеристик, какие даются тысячами. Естественно, что Волобуев забыл о ней в следующую же минуту.
Характеристика Харламова была резко отрицательной. Не удивительно, что Волобуев запомнил ее.
Так или иначе, получив характеристики, Пивоваров постарался ускорить следствие. Уже через неделю, случайно встретив Волобуева в райкоме партии, он подошел к нему, представился и сказал:
– Дело на тех гавриков уже в суде!
– Каких гавриков? – суховато и, как показалось Пивоварову, даже несколько недовольно переспросил Волобуев.
Пивоваров поторопился напомнить, что имеет в виду двух парней, виновных в наезде. Один из них, Харламов, действительно оказался порочным типом, как справедливо отозвался о нем товарищ Волобуев в телефонном разговоре.
Начальник строительства молча выслушал все это, пожал плечами и спросил:
– Какой Харламов? Шофер, что ли?
Пивоваров начал было говорить, что Харламов, собственно, монтер, но во время рейса попросил руль у шофера Васина, и в результате этого…
Волобуев прервал его.
– Не знаю такого, – снова пожав плечами, коротко сказал он, взглянул на часы и удалился.
Пивоваров нерешительно потоптался, глядя Волобуеву вслед, и вернулся на службу в явно испорченном настроении.
Дело по обвинению Васина и Харламова было быстро разобрано. Подсудимые получили именно то наказание, которое прямо вытекало из обвинительного заключения, составленного Пивоваровым.
Если бы речь шла о хищении или хулиганстве, Пивоваров не преминул бы рассказать о решении суда районным руководителям. Но в данном случае рассказывать было, в сущности, нечего. Зайти к секретарю райкома или позвонить ему просто не было повода. Однако разговор все же состоялся. Через несколько дней после встречи Пивоварова с Волобуевым секретарь райкома позвонил следователю и сообщил, что долгожданное решение о квартире наконец состоялось.
17. Неожиданное посещение
Пивоварову казалось, что за полтора года работы в милиции он научился с первого взгляда оценивать посетителя и может сразу догадаться, кто он и по какому делу пришел.
На улице люди были просто людьми. Войдя в кабинет следователя, они становились обвиняемыми, родственниками обвиняемых, свидетелями, потерпевшими, представителями общественных организаций.
Соответственно они отличались друг от друга внешностью, манерой держаться, тембром голоса, походкой…
Однако на этот раз, когда дверь кабинета открылась и на пороге появился невысокий худой старик в очках с металлической оправой, Пивоваров не смог сразу определить, кто он и зачем пришел.
«Кажется, я сегодня никого не вызывал», – подумал Пивоваров, вопросительно глядя на посетителя, приближавшегося к его письменному столу.
– Здравствуйте, Алексей Михайлович, – вежливо сказал посетитель.
То, что этот незнакомый человек назвал его по имени-отчеству, не удивило Пивоварова. Прежде чем войти в кабинет следователя, многие осведомлялись в канцелярии, как его зовут. Чаще всего это делали те, кому важно было расположить его к себе.
Пивоваров молча кивнул.
– Разрешите присесть? – спросил посетитель, останавливаясь возле стула, стоявшего посреди комнаты.
Пивоваров сделал неопределенное движение плечами. Стул предназначался для тех, кого следователь допрашивал.
Посетитель взял стул, поставил его вплотную к столу и сел. Это была уже вольность, которая не понравилась Пивоварову. Он нахмурился и недовольно пожевал губами.
– Моя фамилия – Митрохин, а зовут Антоном Григорьевичем, – начал посетитель.
Это имя ничего не говорило Пивоварову. Подследственных с такой фамилией у него не было. Может быть, потерпевший? Кража? Квартирная склока?
– Пришел я к вам по одному делу…
– Вы откуда, товарищ? – прервал его Пивоваров.
– Собственно, ниоткуда. Пенсионер.
– Что у вас? – сухо спросил Пивоваров.
– Это я и хочу вам рассказать! – с едва заметной укоризной сказал Митрохин.
– Пожалуйста, покороче. У меня мало времени.
– Постараюсь. Недели три-четыре назад вы вели следствие по делу двух молодых людей: Харламова и Васина. Верно?
Упоминание об этом деле было неприятно Пивоварову.
– Кто вы такой? – строго спросил он. – Родственник? Чей? Харламова? Васина?
– Видите ли, я был народным заседателем в суде, который слушал это дело.
«Невелика птица», – отметил про себя Пивоваров.
– Следовательно, вам должно быть известно, – официальным тоном сказал он, – что следствие закончено и приговор вынесен.
– Знаю, – согласно кивнул головой Митрохин, – и тем не менее хочу побеседовать с вами, уточнить некоторые детали… Впрочем, вы, кажется, не располагаете временем…
Пивоваров уже хотел было сказать: «Да, не располагаю», – но удержался. «Надо все-таки выяснить, о чем речь», – подумал он и, не отвечая на последние слова Митрохина, сухо сказал:
– У меня нет этого дела. Оно находится в суде, если уже не списано в архив.
– Разумеется, – согласился Митрохин и как бы между прочим добавил: – Я знаком с материалами следствия и суда. Но мне хотелось поговорить, так сказать, с живым человеком. С тем, кто непосредственно общался с обвиняемыми с момента происшествия до суда.
– Я был следователем по этому делу, – все так же сухо и официально сказал Пивоваров.
«В конце концов, – подумал он, – я вовсе не обязан отвечать этому старикашке. Скажите пожалуйста – народный заседатель! Пусть обращается в свой суд, если ему что-то понадобилось…»
Но тут же внутренний голос подсказал Пивоварову, что возвращение к делу Васина – Харламова отнюдь не в его интересах. Во всяком случае, до тех пор, пока он не выяснит, что, собственно, надо этому старику…
– То, что вы были следователем по этому делу, и заставило меня обратиться именно к вам. Как к наиболее осведомленному человеку, – сказал Митрохин.
Пивоваров промолчал.
– Насколько я помню материалы дела, – продолжал Митрохин, – пятнадцатого августа вечером вы выехали на Воронинское шоссе в связи с дорожным происшествием. Вы и капитан милиции Евстигнеев, так, кажется?
– Да, – ответил Пивоваров и добавил: – Он сейчас в отпуске.
– Приехав на место аварии, вы увидели грузовик, стоявших возле него Харламова и Васина, а также отброшенный на обочину велосипед. Верно?
– Все это изложено в материалах следствия, – заметил Пивоваров.
– Разумеется. Но меня интересуют сейчас не формальные подробности. Я не прокурор и не проверяю следствие. Меня интересует чисто человеческая сторона дела. Точнее, я хочу составить впечатление о характерах обвиняемых.
– Вы могли сделать это во время судебного заседания.
– Совершенно справедливо. Ко некоторые вопросы возникли у меня уже после суда. Впрочем, – Митрохин улыбнулся, – если вы хотели сказать, что я не имею официальных полномочий спрашивать вас, то, конечно, вы правы. Мне следовало бы обратиться в городской суд или в прокуратуру…
– Нет, почему же? – более дружелюбным тоном сказал Пивоваров. – Если я могу быть чем-то полезен…
– Спасибо. Итак, меня интересуют характеры обвиняемых. Вы, вероятно, успели их изучить…
– Конечно, – согласился Пивоваров. – Откровенно говоря, Харламов сразу произвел на меня отрицательное впечатление. Хотя, – торопливо добавил он, – это не оказало никакого влияния на дальнейший ход следствия. Все же мне достаточно было пяти минут, чтобы понять, с кем я имею дело.
– Ясно, – как бы не сомневаясь в правоте Пивоварова, кивнул Митрохин. – Значит, впечатление сразу сложилось плохое. Но почему?
– Я почувствовал в этом парне одного из нынешних юнцов, самоуверенных, заносчивых, наглых… Теперь много таких развелось.
– Значительно больше, чем нужно, – усмехнувшись, отозвался Митрохин. – Все же было бы хорошо, если бы вы помогли мне уяснить, почему Харламов произвел на вас именно такое впечатление.
– Пожалуйста, – сказал Пивоваров. Он уже почти убедился, что Митрохин просто старый чудак, каких немало среди пенсионеров, и радовался, что его смутные опасения оказались напрасными. Он почувствовал даже нечто вроде симпатии к Митрохину. – Представьте себе: этот тип чуть не убил человека. Вы думаете, это его взволновало? Нисколько! Его взволновало совсем другое – то, что я обратился к нему на «ты»! Я, человек, который в два раза старше его!
– Так, – снова кивнул Митрохин. – Значит, он обиделся на то, что вы обратились к нему на «ты». Что же дальше?
– Дальше? Во время следствия он придумал наивную версию, что не заметил наезда, хотя слышал удар о крыло машины.
– Потом?
– Потом я опросил Васина.
– Какое впечатление произвел на вас Васин?
– Прямо противоположное. Был очень удручен, на вопросы отвечал вежливо. Я сразу понял, что произошло. Права у Харламова действительно были, но шоферского опыта – никакого. Такие парни вечно канючат, чтобы им дали подержаться за баранку. Васин и дал. Разумеется, это не умаляет его вины.
– Васин слышал удар о крыло машины?
– Он ехал в качестве пассажира, мог задуматься, не придать значения…
– Слышал или не слышал?
В том, как это было сказано, Пивоварову почудилось недоброе, и он бросил на Митрохина настороженный взгляд. Но Митрохин спокойно протирал платком очки.
– На очной ставке, – отчетливо сказал Пивоваров, – Васин категорически утверждал, что не слышал. И что Харламов его ни о чем не спрашивал.
– А Харламов утверждал, что спрашивал?
– Ничего он не утверждал, – пожал плечами Пивоваров.
– Зачем же потребовалась очная ставка?
Пивоваров опять посмотрел на Митрохина настороженно и с досадой подумал, что дал втянуть себя в разговор, который ему меньше всего хотелось вести. Но отступать было поздно. Всякая попытка уклониться от беседы или прервать ее наверняка вызвала бы подозрения у этого въедливого старика…
– Процессуальные нормы требуют, – назидательно сказал Пивоваров, – прибегать к очной ставке во всех случаях, когда в показаниях граждан, привлеченных к следствию, есть противоречия.
– Не будем касаться процессуальных норм. Поговорим о Харламове. Подтвердил ли дальнейший ход следствия то впечатление, которое вы составили о нем на Воронинском шоссе?
– Целиком, – ответил Пивоваров.
– А как вы расцениваете поведение Харламова на очной ставке?
– Как вызывающее. – Пивоваров хотел ограничиться этим, но не сдержал раздражения. – Харламов не мог не понимать, что обличен, и поэтому вел себя вызывающе. Его поведение на очной ставке связано со всем его обликом. Между прочим, на производстве его тоже характеризовали отрицательно.
– Кто именно?
Пивоваров закусил губу. Он совершил явную ошибку. Ни к чему было упоминать об этом. Ни к чему! Он помолчал, обдумывая ситуацию.
– Я имею в виду официальную служебную характеристику, – наконец ответил он.
– Помню, – сказал Митрохин. – Представитель Энергостроя, защищавший Васина, тоже не сказал ни одного доброго слова о Харламове.
Пивоварову показалось, что Митрохин вполне удовлетворен ответом. Но смутная тревога все-таки не оставляла его. Так или иначе, он правильно сделал, что не сказал о телефонном разговоре с Волобуевым. Упоминать о нем сейчас было бы бестактно, хотя выводы следствия полностью совпали с тем мнением о Харламове, которое высказал Волобуев, и упоминание об этом еще раз подтвердило бы правильность этих выводов. Но внутренний голос подсказывал Пивоварову, что, умолчав о разговоре с Волобуевым, он поступил правильно. Более того, и в дальнейшем он не должен касаться этого разговора. По крайней мере до тех пор, пока не уяснит себе намерений Митрохина.
– Видите ли, Алексей Михайлович, – словно отвечая на мысли Пивоварова, медленно сказал Митрохин. – Я хочу, чтобы вы ясно поняли смысл моих вопросов. Бывают случаи, когда молодой человек совершает проступок, который… как бы это сказать… не согласуется со всем его поведением в прошлом. Вы меня понимаете?
– Вполне, – с готовностью ответил Пивоваров. Ему нравилось, что разговор начал приобретать несколько отвлеченный характер.
– Я немного знаком с биографией Харламова, – продолжал Митрохин. – Он сирота, воспитывался в детдоме. Характер у него, видимо, всегда был нелегкий. Но ни хулиганом, ни лжецом он не был никогда. А теперь, якобы из озорства, взял руль, сбил человека, не оказал ему помощи… Между прочим, как вы все-таки считаете, почему он взял руль?
– Вы же сами только что сказали, – ответил Пивоваров, – из озорства.
– Да-да, конечно, из озорства, – повторил Митрохин и вдруг задал вопрос, который заставил Пивоварова вновь насторожиться: – Как, по-вашему, Васин был абсолютно трезв?
– Вы хотите сказать, Харламов?
– Нет, именно Васин.
– Разумеется.
– Насколько я помню, в деле не было акта медицинского освидетельствования.
Такого акта в деле действительно не было.
Доставив Харламова и Васина в райотдел милиции, Пивоваров думал только о том, как бы поскорее от них избавиться. Не застав его на работе, Лина могла после двенадцати ночи позвонить в гостиницу, где он тогда жил. По правилам, следователь, конечно, должен был направить задержанных на медицинское освидетельствование. Но врач медпункта, где обычно проводились такие освидетельствования, заболел. Посылать задержанных на проверку за двадцать километров в областную больницу значило потерять не меньше двух часов. К тому же Харламов и Васин производили впечатление абсолютно трезвых. Особенно внимательно Пивоваров присматривался к Харламову: ведь это он сбил человека. Можно было поручиться, что парень трезв. Чтобы не терять времени, Пивоваров решил обойтись без освидетельствования.
Теперь он отлично понимал, что это может быть поставлено ему в вину. Впрочем, только в том случае, если кому-то покажется, что виновные недостаточно наказаны. Но не похоже, чтобы Митрохин хотел того, что на юридическом языке называется ожесточением наказания.
– За рулем был не Васин, а Харламов, – напомнил Пивоваров. – Он был абсолютно трезв. И Васин тоже.
– Предположите, что Васин выпил незадолго до рейса. Харламов узнал об этом и взял руль, чтобы выручить товарища. Это изменило бы ваше отношение к нему?
– Нисколько, – не понимая, что могло означать такое предположение, ответил Пивоваров. – Тогда Харламов должен был принять все меры, чтобы Васина не пустили в рейс.
– Ну, а если Харламов узнал об этом уже по дороге? Когда они ехали по шоссе? Что тогда?
Пивоваров пожал плечами.
– Тогда, – сказал он раздраженно, – Харламову следовало довести машину до ближайшего постового милиционера и сдать ему Васина.
– Отлично. Рассмотрим ситуацию несколько более подробно. Я просто хочу уяснить себе кое-что. Предположим, Васин выпил. Совсем немного. Допустим, у него был повод. Нарушение налицо, согласен. Однако, как я уже сказал, сейчас меня больше интересует человеческая сторона дела, нежели чисто правовая.
– Это противопоставление не вполне правильно, товарищ Митрохин, – поучительно заметил Пивоваров.
– Вы правы и на этот раз, – с едва заметной иронией согласился Митрохин, – но разрешите на минуту отвлечься от правовых норм. Только на минуту. Скажем, по легкомыслию Васин не придал значения тому, что немного выпил. Сел в машину. Рядом Харламов. Они поехали. Вдруг Харламов ощутил, что от Васина попахивает спиртным. Он спросил: «Ты выпил?» Васин признался, что утром в его жизни произошло радостное событие, поэтому он малость выпил. Тогда Харламов и взял руль. Если бы их случайно остановил милиционер и обнаружил, что от шофера пахнет спиртным, это имело бы для Васина серьезнейшие последствия. Поэтому Харламов и попросил Васина поменяться местами. Водительское удостоверение было при нем. После некоторых колебаний Васин согласился. Дальше произошло то, что вам известно. Что вы на это скажете?
– Ничего не скажу, – снова пожал плечами Пивоваров. – Если даже поверить в эту легенду, все равно наезд совершил Харламов. Это – главное. Если бы Васин выехал с автобазы в нетрезвом виде, это, конечно, увеличило бы его вину. Но Васин был трезв.
– Его освидетельствовали?
«Ах, проклятый старик!» – подумал Пивоваров.
– Вы переоцениваете значение медицинского освидетельствования, – сухо сказал он. – Если человек выпил пятьдесят или даже сто граммов водки, то уже через четыре часа освидетельствование не дает никаких результатов. Вы сами говорите, что если Васин и выпил, то самую малость. Потом он пошел на базу, сел в машину, потом они с Харламовым выехали на шоссе. Короче говоря, к моменту происшествия прошло не меньше полутора часов. К тому времени, когда мы прибыли на место, прошло еще полтора часа. Значит, уже три. – Пивоваров загнул три пальца на правой руке. – Пока мы заполняли протокол, делали замеры, прошел, по крайней мере, час. Значит, четыре. Дорога сюда, в райотдел, заняла сорок минут. Уже пять часов. – Он загнул еще два пальца. – Медпункт был закрыт. До областной больницы от нас не меньше часа езды. Итого – шесть. – Пивоваров загнул большой палец на левой руке. – Шесть часов! – повторил он. – Какое там освидетельствование!
– Логично, – согласился Митрохин.
– Разумеется, – торопливо добавил Пивоваров, – я все-таки послал бы их в областную больницу, если бы у меня возникло малейшее подозрение.
Довольный собой, он откинулся на спинку кресла и посмотрел на часы.
– Задерживаю? – поспешно спросил Митрохин. – Извините. Я вам звонил еще вчера, чтобы спросить, когда лучше прийти. Но не застал. Мне дали ваш домашний телефон. Вы ведь живете в новом доме Энергостроя?
– Да, – коротко ответил Пивоваров, силясь понять, зачем старик задал ему этот вопрос.
– К сожалению, дома вас тоже не было. Мне никто не ответил.
– Я к вашим услугам, – сказал Пивоваров. Он уже ругал себя за то, что посмотрел на часы.
– Тогда позволю себе еще кое-что спросить. Мне все-таки непонятно поведение Харламова на очной ставке. Если бы Васин подтвердил, что Харламов спрашивал его о причине удара, ведь это было бы ему, Харламову, явно на пользу.
– Вы читали протокол и знаете, что Васин это решительно отрицал, – быстро сказал Пивоваров.
– А раньше подтверждал?
– Раньше?.. – снова насторожился Пивоваров. – Откуда у вас такие сведения?
– Да от вас же! – простодушно произнес Митрохин. – Вы же сами сказали, что очная ставка дается в том случае, если показания расходятся.
«Ловит, ловит!..» – сказал себе Пивоваров.
– Вы делаете произвольный вывод из моих слов, – произнес он как можно более солидно. – Я дал очную ставку для того, чтобы Васин мог уличить Харламова. Понимаете? Чтобы он в присутствии Харламова заявил, что никакого разговора об этом у них не было.
– Да, на следствии Васин это заявил, – задумчиво сказал Митрохин. – И на суде тоже. Но вот сейчас… Сейчас он написал такое заявление…
Митрохин полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник и, вынув аккуратно сложенный листок, протянул его Пивоварову.
Быстрее, чем ему хотелось бы, Пивоваров развернул бумагу и пробежал ее глазами. Ему сразу все стало ясно. «Дурак, идиот несчастный! – мысленно клял он себя, делая вид, что внимательно изучает документ. – Как я не понял, что старик пришел неспроста?! Зачем я ввязался в этот разговор?»
Положив заявление Васина на стол, он глухо спросил:
– Чего вы от меня хотите?
– Это же ясно, Алексей Михайлович, – живо откликнулся Митрохин, – хочу узнать: почему Васин сначала говорил одно, а потом другое?
– Это должен объяснить сам Васин! – вырвалось у Пивоварова.
Митрохин взял со стола заявление и спрятал его в карман.
– Полагаю, – глядя в упор на Пивоварова, сказал он, – в конце концов Васин это объяснит.
В его словах Пивоварову послышалась прямая угроза.
– Послушайте, товарищ Митрохин, – воскликнул он, и в голосе его зазвучали жалобные нотки, – но это же обычное дело! Сколько раз уже так бывало! Получив более или менее мягкий приговор суда и понимая, что теперь ему ничто не угрожает, подсудимый начинает рассказывать байки своим родным и знакомым!
– Вряд ли Васин мог считать, что после такого заявления ему ничто не угрожает, – с усмешкой сказал Митрохин. – Позвольте все же повторить вопрос: как вы думаете, почему Васин теперь вдруг признался, что выпил? Почему? Ведь эта, как вы изволили выразиться, байка может дорого ему обойтись! Согласны?
«Что ему ответить? – лихорадочно думал Пивоваров. – Может быть, возмутиться, дать отпор, сказать, что Митрохин явно превышает свои полномочия?.. Но что дальше? Старик пойдет к прокурору. Или в партгосконтроль. Или даже в обком. У пенсионеров куча времени. Будет капать на меня. Начнется переследование. Нет, этого надо избежать во что бы то ни стало. Заявление Васина, само по себе, бездоказательно. Но вмешательство старика может все изменить. Что же делать? Надо нейтрализовать Митрохина. Надо пустить в дело главный козырь. Руководство Энергостроя целиком разделяет мою точку зрения на Харламова. Волобуев – как-никак член бюро райкома, член обкома. Митрохин задумается, прежде чем вступить с ним в конфликт! Почему же я молчу? Почему не называю имя Волобуева?»
