Текст книги "XVII. Аббат (СИ)"

Автор книги: Александр Башибузук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Ваше преподобие… – на жутковатой морде повара проявилось странное выражение. – Помилуйте, но есть просьба, есть…

– Излагайте.

– Давайте заведем козочек… – совершенно неожиданно для меня попросил громила. – Я умолял прежнего аббата, но он отказал.

– Козочек?

– Ага! Они такие прекрасные, красивенькие, пушистенькие, я сам возьму на себя уход за ними… – нежно, с придыханием просюсюкал брат Гийом. – А молоко, а шерсть!!! Это же прекрасно… – громила даже пустил слюну от умиления. – Это вам не грязные бараны, свиньи и коровы, козы божьи создания!

Я слегка охренел от неожиданности, но пообещал со временем выделить средства на закупку рогатой скотины.

«Вот уже подкузьмил мне чертов кардинал… – после того как повар убрался тоскливо подумал я. – Кадры, просто сказка. Бывший аббат – содомит, его эконом – любитель порнографии, а повар, похоже, козоеб. Что дальше? Некрофилов каких-нить мне еще не хватало…»

Саншо занялся изучением документации, а я спустился побеседовать с Бонифацием, но прежде мне провел экскурсию местный смотритель монастырских подвалов: безобидный и симпатичный старичок брат Люка, который, как мне уже успели доложить, в общих безобразиях не участвовал и смиренно влачил свою монастырскую долю.

Собственно, обширные подвальные помещения не были темницей в прямом смысле слова, но некоторая их часть использовалась именно для пенитенциарных целей еще с момента основания аббатства. И, как скоро выяснилось, не только для отсидок.

Несмотря на жару, внизу было очень зябко и сыро, к тому же, в подвалах все пропахло жутью, страданием и смертью: низкие сводчатые потолки, склизкая каменная кладка, полутьма, штабеля человеческих черепов и костей, ржавые цепи и решетки – меня даже начал бить нервный озноб.

– Здесь мы храним вино, ваше преподобие… – сгорбленный старичок бодро шлепал сандалиями по склизкому полу, неся фонарь в левой руке. – Здесь тоже, а там – камеры для провинившихся…

– А здесь что? – я заметил в полумраке окованную железом дверь в одном из коридоров.

– А там… – брат Люка пожал плечами. – Там камера дознания и комнаты смирения. Но эти помещения уже лет сто не используют.

Меня разобрало любопытство. Камера дознания понятно, а что за комнаты смирения?

– Открыть можете?

– Конечно, я там иногда убираюсь, – брат Люка снял с пояса связку ключей. – Вот только мне тяжеловато самому дверь открывать, разбухла от сырости…

Заскрежетал замок, Сопровождавший меня Мигель с подручным навалились и дверь с противным скрипом открылась.

Комната дознания оказалось банальной пытошной, с довольно разнообразным инструментарием: дыба, пытошные столы, испанские сапоги и прочая жуткая хрень. Причем все выглядело готовым к использованию.

– Ухаживаю по мере сил… – скромно потупился брат Люка. – А вдруг понадобится. Да и руки соскучились по делу. Насколько мне известно, в нашем аббатстве хотели устроить трибунал инквизиции, вот и соорудили камеру, но, увы, она не пригодилась.

Смотритель печально покивал, явно сожалея, что пытошная не нашла своего применения.

Я на него подозрительно покосился.

– А кем вы были в миру?

Старичок тоскливо вздохнул.

– Палачом, ваше преподобие в славном городе Лилле. Но я давно отошел от дел и нашел покой в смирении.

Я не стал комментировать его прежнюю профессию, но обязал старика и впредь ухаживать за камерой пыток. Действительно, я вдруг пригодится. Пытошная очень полезная штука, хотя бы просто для наглядного действия.

А вот дальше… дальше он мне показал эти самые камеры смирения, которые оказались…

Черт… даже не знаю, как назвать узкие выемки-пеналы в стенах, с кольцами для рук, ног и шеи, явно предназначенные для замуровывания живых людей. Догадаться было нетрудно, к тому же на их предназначение намекали аккуратно сложенные штабеля кирпичей рядом с ними.

И самое пакостное, три выемки уже были замурованы, правда явно десятки лет назад. А высеченные на них надписи уже стерло время.

На мой молчаливый вопрос бывший палач пояснил.

– Увы, ваше преподобие, не знаю кто там. Это случилось очень давно.

Меня от ужаса даже передернуло, и я поспешил свалить в более приятное место, но пообещал себе порыться в монастырской документации, чтобы разгадать загадку.

Перед встречей меня нашел Саншо уже частично разобравшийся в записях, но, когда я его выслушал, сразу пожалел, что сунул голову в это осиное гнездо. Проделок Бонифация хватило бы с лихвой на десять четвертований и парочку сожжений заживо. Да и хрен бы с ним, но посвященным во все это тоже светила смерть. К примеру, Боня финансировал недавний заговор против кардинала и короля. И это самое безобидное. Чернокнижие, приношение человеческих жертв, черт, я уже давно понял, что французская знать погрязла в свирепой порочности, но даже не подозревал, что настолько. Вдобавок во всей этой мерзости были замешаны такие люди, что цена моей жизни стремительно скатилась до минимума.

Я отвел Саншо в сторону и приказал спрятать чертовы бумаги после изучения куда подальше.

– И никому не слова. Понятно?

Баск быстро закивал и перекрестился.

Бонифаций уже отошел от испуга и активно сам стращал сторожа из братвы Мигеля.

Увидев меня, он презрительно зашипел:

– Вы уже мертвец! Да что вы себе позволяете? Безумец! Вы даже не понимаете во что ввязались! Вам конец. Немедленно освободите меня, я вам приказываю! Ришелье? Ха! Как только он узнает с кем я дружу, он сразу вас отдаст на растерзание!

Я сел перед камерой на предложенную братом Люка табуретку и молча задумался над выходом из положения, не обращая внимание на проклятие бывшего аббата.

Как вариант, можно было отдать полученную информацию кардиналу и надеяться на его защиту. Но так как в деле были замешаны высшая знать и даже лица из королевской семьи, этой защиты могло не хватить. Ради своих дел с королем Ришелье разменяет десяток таких как я и даже не поморщится. Все просто, Людовик не наказывает своих близких родственников.

Можно выпустить Боню и самому слиться куда подальше, но такой вариант мне не подходит по личным убеждениям.

Так ничего и не придумав, жестом выгнал всех из темницы, а сам шагнул к решетке и тихо заговорил с Бонифацием.

– Вы знаете, я обнаружил здесь очень любопытное местечко…

– Не заговаривайте мне зубы! – презрительно бросил бывший аббат. – О том, что вы сделали обязательно узнают мои друзья. Вы уже мертвец, мерзкий холодный труп!

– Вы видели ниши для замуровывания заживо за этой стеной?

Судя по тому, как Боня шарахнулся от меня, он их видел.

– Вы не посмеете!

Я обаятельно улыбнулся и пошел на выход, по пути бросив.

– Еще как посмею.

Дело шло к ночи, я сел составлять распорядок проведения молитв в монастыре, но сей нудный процесс мне быстро надоел.

– Мигель, выгоняй личный состав из казарм.

– Кого? – бывший бандит вытаращил на меня глаза. – Какой состав?

– Братию.

– Ага, понятно, пусть растрясут жирок, – громила довольно ощерился. – А зачем?

– В здоровом теле здоровый дух. Физические упражнения очень хорошо прогоняют нечестивые мысли из головы. И прихвати это… – я показал на свой инструмент для экзекуций.

Мигель захлопал глазами.

– А это зачем, ваше преподобие?

Я чуть не расхохотался, но сдержался и серьезно заявил:

– Сие оружие вложил мне в руки сам Господь для вразумления грешников.

– Святая Дева Мария! – бывший разбойник истово перекрестился и схватил канделябр. – Конечно ваше преподобие, конечно!

Глава 3

Глава 3

Первая ночевка в аббатстве прошла из рук вон скверно. В церковных радениях я вымотался как собака, но сразу заснуть так и не смог. В голове просто гудела орда мыслей: как навести порядок, сделать аббатство прибыльным хозяйством и как выпутаться из очередной кучи дерьма, куда я по своему обыкновению первым делом влез. А как только закрывал глаза появлялись обтянутые черной высохшей кожей скелеты и тянули ко мне с утробным воем и бренчанием ржавых цепей свои клешни.

В общем не выспался и проснулся злой как собака. Выгнал личный состав на зарядку, загонял до третьего пота, а потом еще щедрой рукой раздал строгих епитимий. Пятерых особо провинившихся отправил в холодную на хлеб и воду, а парочку отъявленных нарушителей лично благословил канделябром.

Дальше сам провел утреннюю мессу, коряво, но эмоционально. Потом обходил монастырь вместе с келарем и совершенно неожиданно обнаружил арсенал, просто забитый под потолок оружием и доспехами. Алебарды, шлемы, кирасы, аркебузы, мечи и топоры – снаряги с лихвой хватало чтобы вооружить до зубов три десятка человек. Ассортимент был слегка устаревшим и ржавым, но вполне еще пригодным.

Откуда и зачем все это взялось так и осталось неизвестным, но я особо не огорчился и решил со временем ввести в распорядок воинские упражнения, а пока отправил пару конверсов чистить найденное. Монахи и оружие? Сразу может показаться, что два этих понятия совершенно несовместимы, но на самом деле очень даже совместимы. Да, монахам запрещается проливать кровь и убивать, но этот запрет очень казуистичен. Временя рыцарских монашеских орденов уже давно прошли, но они существуют до сих пор. Признанный святым Бернард Клервосский в своем трактате «Новое воинство Христово» писал: «Нет для избравших воинскую жизнь задачи благороднее, чем рассекать язычников. Славно претерпеть смерть за Христа и не преступно убивать других за Него. Христов рыцарь убивает безгрешно и умирает со спокойной совестию. Умирая, он трудится для себя, убивая – для Христа. Убивающий язычника, он – не человекоубийца, а "злоубийца». А если перефразировать – защищая себя, священнослужитель совершает благое дело. Все просто – посягнул на жизнь священника – пошел против церкви. Пошел против церкви – сразу стал «язычником», коего и угробить совершенно не грех.

Так что вооружив своих монахов – я ничуть не перечу канонам церкви.

К слову, как очень скоро выяснилось, Боня еще зарабатывал, сдавая своих послушников как рабсилу местным землевладельцам, но я эту порочную практику сразу прекратил и перенаправил высвободившийся людской ресурс на благоустройство самого аббатства.

Перекусив, сел за документы, проводить ревизию своих владений и слегка охренел от масштабов – почитай весь регион Аньер-сюр-Уаз принадлежал аббатству. Мельницы, виноградники, винодавильни, рыбные пруды, леса и поля, лесопилки, прочее движимое и недвижимое имущество, впечатляющих размеров сеньории, некоторые даже с правом взымать акцизные сборы – для того, чтобы обеспечить все это богатство рабочей силой, даже полка монахов было мало. Голова просто пухла от забот, к тому же, дело осложнялось еще тем, что, в своей прошлой жизни, скорее всего, никакого опыта управления хозяйственными объектами у меня не было. К счастью, подавляющая часть сиих объектов уже была сдана в аренду третьим лицам и просто приносила доход. А еще, я очень надеялся, что мне поможет Саншо, крепкий и умелый хозяйственник по натуре.

Из всего вороха забот самым незначительным был вопрос недоимок; некоторые арендодержатели тянули с оплатой или вовсе не платили, но я особо не огорчился – выбивать долги как раз проще всего, заодно и развлекусь от церковных радений.

Когда голова вконец разболелась, я отправился на свидание с Бонифацием, чтобы разговорить на предмет спрятанных денег. А для пущей сговорчивости предпринял некоторые меры.

Казалось бы, чего проще разговорить отдельно взятого мерзавца, особенно при наличии хорошо оборудованной камеры пыток. Но, увы, в моем нынешнем положении не все так просто. Пытать церковнослужителя нельзя, особенно другому церковнослужителю. То есть, вполне можно, но надо всегда помнить о «компре», которую могут использовать против меня. Поэтому пришлось импровизировать.

– Аve, María, grátia pléna; Dóminus técum; benedícta tu in muliéribu-uus… – хрипло тянул Мигель, держа на вытянутых руках распятие.

Следом за ним гуськом шли мы, а в арьегарде топали три послушника таща тачку с известковым раствором и инструментами.

Рясы с глухими клобуками, хриплый речитатив, эхо мерных шагов – со стороны процессия смотрелась жутковато, особенно в антураже и так жуткого подземелья.

– Что? Что это? – при виде нас валявшийся на гнилой соломе в своей клетке Бонифаций вскочил. – Зачем? Что вы собираетесь делать? Я никуда не пойду…

Мы выстроились молча перед клеткой.

Смещенного с поста аббата забила дрожь, он стал сильно заикаться и повалился на колени.

– З-зачем известь, з-зачем? Г-господи, не надо, я м-молю-у-уу вас…

Я молча подал жест, Бонифация вытащили из клетки и заломив руки повели в помещения с нишами для замуровывания.

Послушники начали мешать раствор, а Мишель с Леоном принялись надевать на аббата цепи.

Я подождал, когда они закончат и подошел вплотную к Бонифацию.

– Я все скажу, все!!! – заныл тот, заливаясь слезами и слюнями. – Молю, не надо! У меня есть золото, много золота, я отдам все!

Я склонился к нему и тихо сказал:

– Нас не волнует корысть, мы заботимся только о вашей душе, сын мой…

И подал сигнал.

Очень скоро лег первый ряд кирпичей, следом второй. Кладка медленно и верно поднималась.

Бонифаций гнусаво завыл, из рта потекла слюна, он забился в нервном припадке и повис в зажимах.

Я понял, что могу переборщить и жестом отослал всех кроме Саншо.

– Говорите. Но помните, только полная откровенность спасет вас.

Бонифация прорвало, баск едва успевал записывать его исповедь.

А мое настроение становилось все мрачнее и мрачнее. Хрен с ними этими деньгами, потому что, судя по списку вовлеченных людей мне они скоро вообще не понадобятся. Брат короля, герцоги Суассонский и Бульонский, принц Конде, фавориты и фаворитки самого короля – почитай самые сливки знати.

И дело не в заговорах – Бонифаций в том числе возглавлял и прямо участвовал в настоящей мерзкой секте. Вернуть красоту искупавшись в крови младенцев, отравить соперницу, убить еще не рожденного ребенка, устроить охоту на людей в своих угодьях, насиловать детей…

Нет, конечно не все участвовали в этой мерзости, но все в той или иной мере были причастными.

Но не суть.

Получив искомое, я приказал замуровать аббата окончательно и любезно пояснил:

– Если вы меня не обманули, я прикажу немедля вас освободить.

– Есть еще тайник, есть, – истошно взвыл Бонифаций. – В подвале башни есть ниша, где лежит сундучок! И шкатулка, шкатулка в тайнике в моей спальне! Все, теперь я все сказал, клянусь Господом…

– Вот! – я кивнул, довольный своей предусмотрительностью.

Скажу сразу, все нашлось. Звонкой монеты оказалось около пятидесяти тысяч ливров, а еще вдобавок примерно половину этой суммы составляли золотые и серебряные слитки.

– Мы богаты, ваше преподобие! – возбуждённо захрипел Саншо. – Богаты! Святая Мария Компостельская, это же куча золота! Нам хватит на всю жизнь!

Но тут же умолк поймав мой взгляд.

– Мой друг, – спокойно сказал я. – Рано еще радоваться, к тому же эти деньги не наши. Но я обещаю тебе, скорее раньше, чем позже, мы будем получать годового дохода гораздо больше.

Сам я по поводу золота совершенно не обольщался: как пришло, так и уйдет, тем более, с этих средств еще предстоит выплатить налоги короне и привести обитель в порядок. А вот то, что мы сами заработаем – уже совсем другое дело.

– Храни вас Господь, ваше преподобие! – впечатлительный баск даже пустил слезу и размашисто перекрестился. – Хрен с ними, с бабами! Я готов терпеть.

Настроение все еще хромало, и я решил его поднять. Как? Все просто – устроил досмотр жилищных помещений братии. Это очень весело, а судя по теплым ностальгическим ощущениям мне проходилось подобное делать и в прошлой жизни.

Сказано сделано, я осуществлял общее руководство и попутно беседовал с братией по поводу профпригодности и выяснял кто чем дышит, а досмотровая команда во главе с Мигелем свирепо шмонала кельи.

Предчувствие не обмануло, каких только «запретов» не нашлось в обиталищах монасей. Бухло, заточки, фривольная литература, порнография, гражданская одежда для самоволок, у одного даже обнаружили кружевную ночную рубашку, а у другого… простите за мой французский – костяной самотык! Да, да, член искусно вырезанный из слоновой кости, настоящее произведение искусства.

– Ни хрена себе?.. – изящно восхитился Мигель, помахивая хером словно палицей. – На мой похож, только чуть меньше!

Его дружки скептически скривились, находка по размерам подходила больше к жеребцу, а не человеку.

– Содомит! – обличающе ткнул пальцем в монаха Саншо и протянул мне канделябр, намекая что проступок должен быть наказан.

– Ваше? – Я перевел взгляд на хозяина кельи: маленького, кривоногого и плешивого несмотря на сравнительную молодость монаха по имени брат Ноэль. Внешне чем-то похожего на киношного Папу Карло.

– Ваше преподобие!!! – тот сразу упал на колени и залился слезами. – Не подумайте плохого, молю!

– Я уже подумал. Поспешите, иначе отправитесь на месяц в подвал.

– Я ювелир и резчик! – зачастил Ноэль. – У меня была мастерская в Сент-Оноре, меня все знали и уважали, было очень много заказов…

– Вы не пояснили причем здесь это, – перебил я его.

– У меня было очень много подобных заказов от дам! – всхлипнул Ноэль. – Поверьте, очень много. А этот вырезал потому что руки соскучились по работе! Я больше не буду, клянусь! Свидетель мне пресвятая Дева Мария!

Я слегка смягчился и поинтересовался как он оказался в монастыре.

– Жена, моя Иветта… – по щекам монаха снова полились слезы. – Она… она… обманула меня, связалась с этим проклятым Жилем. Я не смог перенести измену и совершил постриг…

Меня эта история не удивила. Жизнь жестокая штука и ломает людей беспощадно. Да, некоторые по велению сердца приходят в монашескую жизнь, но большинство отправляет в монастырь именно подобные жизненные неурядицы.

Немного поразмыслил, решил не наказывать брата Ноэля и пообещал ему, что его таланты пригодятся обители. Ну а как? Аббатство хозрасчетное предприятие, надо решать вопрос самоокупаемости. Устрою Ноэлю собственную мастерскую, пусть работает во славу церкви.

Мероприятие, как и планировалось, подняло настроение, заодно я выявил среди братии много полезных талантов. Портные, художники, печатники, даже нашелся один кружевник фламандец. Просто замечательно, все в кассу пойдут, всех обеспечу работой.

А заодно, путем опроса, я выявил ячейку бунтарей-зачинщиков, которые и толкали остальную братию на разброд и шатание.

Как уже говорил, я обладаю в аббатстве абсолютной властью, вплоть до того, что могу запроторить любого из братии в подвал навечно. Могу даже сжечь к херам, правда придется сначала формально согласовать сей момент с руководством.

Поэтому я сначала собирался решить вопрос кардинально, изъять зачинщиков из обращения дабы не смущали людей и засадить их на пару лет в темницу, но потом поразмыслил и передумал. Да, махать шашкой, а верней канделябром весело, эффективно и быстро, но разбрасываться дефицитным людским ресурсом не особо практично. К тому же, главный зачинщик брат Гаспар Дешамп был в миру оружейником.

Посему, прежде чем принять решения я дернул его на ковер к себе и задал вопрос: какого рожна, собственно, ему надо.

Им оказался тот самый монах с разбойничьей рожей, который схлопотал древком алебарды в первый день моего прибытия в аббатство.

Гаспар зло зыркнул на меня и смолчал.

– Вы же понимаете, что можете уже и не выйти из-за решетки? – спокойно поинтересовался я.

– Скучно… – скривился Дешамп.

– Но вас же никто не заставлял совершать постриг?

Гаспар хмыкнул.

– Так получилось…

– Вы были в миру оружейником?

– Был.

– Его работы славились, – подсказал присутствующий при разговоре Мигель. – Знатный был оружейник. Аркебузы и пистоли делал, богачи в очереди стояли. А потом что-то случилось, мастерскую забрали за долги, а он сам исчез.

– Что случилось?

Гаспар уныло махнул рукой.

– Все на баб спустил, влез в долги, а там…

Я положил перед ним один из своих чертежей.

– Такое сделаете?

Монах быстро глянул и криво усмехнулся.

– Сделаю. Делов-то.

– Хорошо, мастерскую и подмастерьев я вам организую, скучно не будет, обещаю. Но с одним условием, вести себя примерно и не подбивать других. Что еще? Что еще надо?

Гаспар утер нос рукавом сутаны и с вызовом бросил:

– Баб! И считайте, что я ваш с потрохами. Раз в неделю бабу вынь да положь. А без них хоть сейчас в подвал.

Я немного подумал и улыбнулся.

– Значит, договорились.

Ну а как? С людьми надо уметь договариваться.

В общем, день прошел занимательно и продуктивно.

А ближе к вечеру заявилась хозяйка подотчетного борделя на разборки.

– Ваше преподобие… – дама в роскошном фиолетовом платье присела в глубоком книксене.

Саншо громко сглотнул. У меня самого от будоражащего аромата духов хозяйки борделя часто забилось сердце.

Мадам Шарлотта Лианкло была уже далеко не молода, но сохранила свою величественную красоту: высокая и статная, она выглядела очень свежо и привлекательно, а легкая полнота очень шла ей. Белоснежная кожа, высокая грудь, очень умело подобранный макияж и одежда – ее внешности могла позавидовать любая молодая придворная красавица. Впрочем, мадам Шарлотте вряд ли было намного больше сорока лет, однако по нынешним временам такой возраст считался уже преддверием старости.

Но больше всего меня взволновали ее глаза. Огромные, темно-зеленого цвета, невинные и одновременно глубоко порочные, казалось, что она только глазами может изнасиловать.

Для того, чтобы сохранить хладнокровие, пришлось проявить силу воли. Допустив ее к руке, я сам сел за стол и, чтобы собраться с мыслями принялся перебирать бумаги.

Разговор первой начала Шарлотта.

– Ваше преподобие… – с легкой эротичной хрипотцой начала она. – Признаюсь, я с большим удивлением восприняла новость о том, что его преподобие Бонифаций отстранен от дел в аббатстве.

Я снова промолчал.

– Так как вы вызвали меня, стоит полагать, что участие вашего аббатства в делах моего заведения вам уже известно… – продолжила хозяйка борделя. – Смею заверить, что я всегда в срок и в полной мере выполняла свои обязательства и намерена подобным образом исполнять их впредь.

Я чертыхнулся про себя. Продолжать получать барыши с борделя выглядело очень заманчивым: лишний доход никогда не помешает ни мне не самому аббатству, тем более, на его благоустройство предстоят немалые расходы. Но есть одно жирное «но». Что-то мне подсказывает, что в самое ближайшее время меня будут пробовать устранить, для начала законными методами, так что жирная компра в виде спонсирования борделя церковнослужителем будет очень на руку «доброжелателям». А посему надо пораскинуть мозгами, как ухитрится сохранить доход и себя не подставить.

– Ваше преподобие… – мадам Лианкло приняла мое молчание за желание повысить отчисления. – Увы, я не могу сейчас платить больше. Но я сама и мои воспитанницы всегда к вашим услугам.

Саншо опять судорожно сглотнул.

– Впрочем… – хозяйка окинула меня пристальным взглядом. – У меня сыщутся для вас и прекрасные воспитанники.

Баск чуть не заржал, а я сурово сдвинул брови и сухо бросил:

– Ваши услуги нам больше не понадобятся.

– Но я не смогу вернуть вам сейчас ваши вложения в заведение, ваше преподобие!!! – экспрессивно всплеснула руками Шарлотта.

Я дождался пока в ее прекрасных глазах заплескается паника и сухо заговорил:

– Никто у вас не требует деньги, по крайней мере в ближайшее время. Выплаты нам по вложениям тоже пока прекратите. Но это не значит, что учета доходов не будет вестись и вы будете освобождены от выплат навсегда.

Хозяйка борделя удивленно вздернула бровь.

– Ваше преподобие?

– Мы оформим документально патронаж аббатства над вашим заведением. Главный мотив – наставление падших душ на путь истинный. Уверяю, вашей работе это не будет мешать. Но придется кое-что внешне изменить. Какие дни недели в вашей работе приносят самый меньший доход?

– Понедельник и вторник, – быстро ответила Шарлотта. – Но, ваше преподобие…

– Выслушайте меня сначала, – строго перебил я ее. – Так вот. В понедельник или во вторник, решайте сами, ваши воспитанницы будут совершать публичный ход во власяницах с пением псалмов к нашему ткацкому предприятию в городе, где будут отрабатывать целый день во славу Господа. В остальном все останется по-прежнему. Сами понимаете, подобное только поднимет репутацию вашего заведения. А в дальнейшем мы еще подумаем над расширением вашего предприятия. И да, будьте готовы, ваши девки… простите, воспитанницы в некоторых случаях могут нам пригодиться. Но не бесплатно, а с оплатой.

– Ваше преподобие, я согласна! – хозяйка борделя уважительно кивнула и с намеком предложила: – Могу ли я лично прямо сейчас вас отблагодарить?

– Как?

– Например, ртом! – Шарлотта быстро провела язычком по губам.

Мы с Саншо дружно переглянулись.

И отказались.

Монахи мы или где? Но ничего, вот обживется и тогда посмотрим.

Уже ночью вспомнил, что забыл приказать размуровать Бонифация.

Срочно исправился, но уже было поздно. Боня свихнулся, в буквальном смысле. Впал в полный кататонический ступор, ни на кого и не на что не реагировал, только гадил под себя, пускал слюни и мычал.

Да уж… некрасиво получилось. Если честно, мне немного стыдно.

А поутру прибыл гонец с приказом мне немедленно явиться пред светлые очи его высокопреосвященства кардинала Ришелье…