Текст книги "Ржавчина (СИ)"

Автор книги: Александр Баренберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Может, все же, скажешь, в чем дело?

Вместо ответа Кэт боком протиснулась к дверному проему, не отводя оружия от своего спутника, быстро выглянула наружу, приподняв закрывавшую проход циновку. Потом вновь повернулась к Хиннегану. Лицо ее явно отображало мучительные переживания. Помолчав, она произнесла:

– Что же, теперь скрывать более нет никакого смысла. Я обманывала тебя, Генри!

– Ты уже говорила это однажды! Когда призналась, что работала на Инквизицию! – с горечью простонал ученый.

– И тогда я тоже тебя обманывала! – просто ответила Кэт.

– Кто же ты на самом деле? – Хиннеган чуть ли не всхлипывал, начав осознавать всю глубину лжи, которая, как оказалась, окружала его все это время.

– Я родилась в Китае. Мой отец – известный немецкий еретик и социалист Энгельс. Фридрих Энгельс, ты должен был слышать о нем. История с якобы помешавшимся еретиком, изгнанным в Китай, широко освещалась в европейской прессе в свое время! – злобная гримаса на секунду исказила правильные черты лица девушки.

Ученый, слушая это откровение, не мог проронить ни слова. Кэт, тем временем, взяв себя в руки, продолжала:

– Итак, я родилась и выросла в Китае. Кстати, мне не девятнадцать, а двадцать два года, если это для тебя важно! Отца с распростертыми объятиями приняла маньчжурская верхушка, надеясь использовать в борьбе против европейского доминирования. Он, как видный промышленник, много лет был советником китайского правительства, а затем – и японского. Значительная часть промышленности Восточного Союза, кое-что из продукции которой ты наблюдал сегодня в бомбейской гавани, создана, в том числе, и его усилиями! Поэтому жили мы совсем не бедно, училась я в прекрасной школе, созданной теми самыми беженцами из бомбейской общины. С их помощью, кстати, я выучила и хинди. Преподавательский состав школы был усилен еще и соратниками отца, бежавшими вместе с ним. Превосходно образованные люди! Мы жили одной общиной в Пекине, сохраняя, по возможности, привычные европейские традиции и обычаи. Но я с детства отличалась авантюрным характером и, после смерти отца, его знакомые из маньчжурского аналога вашей Секретной Службы, на всякий случай плотно опекавшие нашу семью и других беженцев все эти годы, предложили работать у них. Я прошла специальную подготовку и, окольными путями, меня переправили в Европу.

– Значит, и про Польшу ты лгала?

– Нет. Я действительно жила некоторое время в Польше. Это и было моим первым заданием – научиться вести себя в европейской стране, не вызывая подозрений. Поэтому для первого внедрения и выбрали патриархальную страну на границе католического мира, где эта ваша Секретная Служба практически не присутствует. Правда, "легенда", под которой я там внедрилась, была совершенно другая, не та, что я тебе описала, но это неважно... Затем я уехала сюда, в Бомбей, пожила чуть для приобретения опыта, и вернулась в Китай. И вот тогда, год назад, и была спланирована эта операция. Вернее, меня привлекли к ней год назад, разрабатывалась она задолго до этого...

– Но откуда вы вообще все могли знать?

– Наши друзья перехватили переписку Ллойда и короля. Тут я тебе не соврала, лишь приписала это вашей бездарной Инквизиции!

– Друзья...?

– Ты не представляешь, сколько единомышленников осталось у моего отца в Европе! – воодушевленно воскликнула девушка. – Образованные люди не желают костенеть в тысячелетних предрассудках!

– Значит, сэр Ллойд...

– Нет, что ты! – рассмеялась Кэт, к которой все больше и больше возвращалось самообладание, несколько потерянное ей во время драматического признания. – Сэр Ллойд тут совершенно не при чем. Я предъявила ему письмо от якобы "отца" и он поверил. Впрочем, над изготовлением фальшивки и, вообще, над "легендой", работали настоящие профессионалы, тоже из беженцев. История сработала, и я получила нужное место в библиотеке.

– Так, значит, он от тебя не требовал... этого?

– Он-то? Нет, конечно! Я сама его соблазнила, чтобы получше втереться в доверие и, возможно, получить информацию о тайнике! – самодовольно заявила девушка.

Генри, от стыда и разочарования в любимом человеке, горестно обхватил голову руками.

– Зачем все, зачем? – донесся его глухой всхлип.

– Вначале план был – вызнать расположение тайника, вскрыть его и исчезнуть с добычей. Однако нам показалось интересным участие в исследованиях такого многообещающего специалиста, как ты. И мы – я и мой куратор, внедренный в университетскую администрацию уже давно – решили дождаться окончания твоей работы. Как только я, из общения с тобой, обнаружила признаки этого, все содержимое тайника было похищено – копию ключа я сделала заранее, воспользовавшись твоей невнимательностью во время наших встреч. Мои помощники отправили добытый артефакт и твои умозаключения в Китай по заранее отработанному маршруту, а Инквизиция получила сведения о твоих делах. За сэром Ллойдом они давно уже следили, также по нашей наводке, и даже меня завербовали, наивные! Тут я им и подкинула последние куски от "головоломки". Эти придурки тут же кинулись производить аресты, устроив нам, таким образом, прекрасную "операцию прикрытия"! И, заодно, поставив крест на планах короля преодолеть косность Ватикана в отношении железа. Теперь у вас никаких шансов догнать Восточный Союз!

– Значит, всё, совершенно всё было ложью! От начала и до конца! Боже, какой я слепец! – еле слышно простонал совершенно деморализованный этим срывом покровов Хиннеган.

– Не всё! – после некоторой паузы, проронила Кэт. – По плану, я должна была эвакуироваться вместе с похищенным артефактом. Далее оставаться считалось неразумным и небезопасным. Однако в последний момент я решила рискнуть и остаться. Куратору сказала, что ты нашел ниточку к местонахождению настоящего лабораторного журнала, и не внес эту информацию в отчет. Что, собственно, было правдой. Но на самом деле, кроме всего прочего, мне не хотелось бросать тебя на произвол судьбы. Потому что я... привязалась к тебе. И это – тоже правда!

– Наверняка такая же ложь, как и прежде! – покачал головой Генри, не поднимая взгляда.

– Нет...

Воцарилась напряженная тишина, прерываемая лишь отголосками редкой уже канонады. Видимо, японская корабельная артиллерия обстреливала отдельные районы города, где еще продолжалось сопротивление.

– И что теперь? Чего ты еще ждешь? – зло бросил по прошествии некоторого времени ученый.

– Эвакуационную группу, – пожала плечами Кэт, как будто это было нечто само собой разумеющееся. – Ранее я планировала привлечь наших агентов здесь, подмешать снотворное вам с Виллейном, и тихо увести вас ночью вглубь континента, вместе с материалами. Но... жизнь распорядилась иначе!

– Виллейн? Так он тоже ни в чем не виноват? – поднял голову Хиннеган, вспомнив про еще одного оболганного человека.

– Виноват в том, что не хотел идти на компромисс! – отрезала девушка. – Не упирался бы так и не настаивал на немедленном отправлении – не пришлось бы идти на крайние меры!

– То есть он погиб просто из-за того, что честно выполнял свою работу? Бедный Джеймс! – невесело усмехнулся Генри.

– Это война, Генри. А на войне убивают! – недобро оскалилась Кэт. – Виллейна, вероятно, пришлось бы убрать в любом случае. Когда... это все с ним произошло, я уже знала о планируемом рейде японского флота и о том, что прежний план эвакуации отменен. Теперь следовало дождаться японцев, это гораздо надежней и безопасней, чем тащиться сквозь джунгли этого дикого полуострова. Но, боюсь, Виллейн не согласился бы подчиниться даже при угрозе оружием...

– Ты хочешь сказать.., что весь этот разгром – из-за меня? – ученый ошеломленно махнул рукой в сторону пылающего города.

– Нет, конечно! Ты слишком уж о себе возомнил! – с некоторым оттенком презрения фыркнула Кэт. – Союзники давно планировали разгромить основную опорную базу европейцев в Индии. Пора вытеснять вас отсюда! Для начала подготовили этот рейд, после которого здесь не должно остаться камня на камне. Обосновываться на острове они, разумеется, не будут, но ради нас задержатся на пару лишних часов. Пока мы не окажемся на борту одного из кораблей!

– И что потом? Посадите меня в клетку и будете возить по Китаю? Или закуете в кандалы и заставите работать?

– Генри! – проникновенно воскликнула девушка. – Все будет наоборот – ты получишь прекрасную лабораторию и свободу творчества, немыслимую в твоем заплесневевшем католическом мире! Поверь мне, у нынешней Европы нет никакого будущего! Христианская мораль, стиснутая догматами веры, себя давно изжила. Новый расцвет цивилизации придет с более терпимого Востока. И ты еще будешь гордиться, что с твоей помощью будет принесен свет Свободы в Европу! Мы отринем древние запреты и построим новое общество, которое возьмет все лучшее и с востока, и с запада. Общество свободы и равных возможностей...

– Ты желаешь, чтобы все, что я сделал, послужило для поражения моей страны в войне? Никогда! – слишком пафосная речь предательницы вызвала неконтролируемый взрыв возмущения у ее слушателя.

Все, перенесенное Хиннеганом за последнее время и, особенно, за этот злополучный день, привело к переполнению "плотины" его сознания. Слова Кэт стали последней каплей. Уже плохо соображая, что и зачем он делает, Генри схватил стоявший в углу колышек, к которому, обычно, привязывали веревку для сушки белья и с никогда прежде не ведомой ему злостью ткнул им изо всех сил в живот совершенно не ожидавшей от него такой реакции девушки.

Кэт застыла, переводя ставшие огромными глаза с Хиннегана на торчащий у нее из живота заостренный деревянный прутик, по которому уже стекала тоненькая струйка крови. Потом попыталась поднять руку с револьвером, но уронила оружие и с жалобным всхлипом стала оседать на пол.

Генри, осознав, что он сделал, дико закричал, вцепившись в собственные волосы дрожащими пальцами. Затем, не глядя на Кэт, неосознанно схватил драгоценный саквояж с документами, выскочил из пристройки и побежал прямо через окружавшие мастерскую заросли прочь, не разбирая дороги.

Он не видел, как с другой стороны к мастерской быстро приближается группа солдат в странной форме, ведомая человеком явно индийской внешности...

Вечер того же дня, Бомбей, Индия.

Хиннеган, в ободранной о колючки одежде и в абсолютно сумрачном состоянии сознания, выбрался из зарослей прямо на утоптанную тысячами босых ступней тропу, заполненную беженцами из близлежащих деревень. Не останавливаясь, он машинально влился в их поток, направлявшийся на северо-восток, в сторону переправ. Саквояж, как ни странно, все еще был при нем, хотя Генри вряд ли осознавал сейчас, что он держит в руке и куда вообще направляется. Он просто брел в грязной толпе туземцев, тащивших на голове или спине наскоро собранные тюки со своим небогатым скарбом, а также малых детей в корзинках. Его ноги, обутые в сапоги, хлюпали по вязкому месиву, которое налипало на обувь, увеличивая ее вес и все больше затрудняя последующие шаги. Местным было легче – за редкими исключениями все они были босы.

Туземцы в массе недружелюбно косились на случайно затесавшегося в их ряды белого, но никаких враждебных действий против него не предпринимали. То ли их отпугивал его совершенно безумный вид, то ли, что более вероятно, ненависть к белому колонизатору временно уступила место страху перед новым ужасным врагом и желанием поскорее удалиться от последнего на безопасное расстояние. Не до мести сейчас!

Примерно через час Генри, вместе со своими невольными спутниками, вышел к переправе. Одной из многих, позволявших пересечь узкий, от пары сот до пары тысяч ярдов в разных местах, пролив, отделявший остров, на котором располагался Бомбей, от континента. Кое-где имелись деревянные мосты, позволявшие попасть с берега на берег даже повозкам, но местные жители обычно переправлялись на лодчонках, сотнями рассекавших грязные воды пролива. К ним, в основном, и валила толпа беженцев.

Хиннеган, оказавшись на распутье, немного более осознанным, чем раньше взглядом, обозрел открывшуюся перед ним картину. У берега теснилась многоголосая толпа туземцев, стремящихся пробиться к лодчонкам, явно не справляющимся с таким потоком желающих переправиться. Ожидание в очереди на переправу могло растянуться на долгие часы. Кроме того, Генри не был уверен, что сможет договориться с лодочниками, ведь те наверняка не владели английским.

С полмили южнее виднелся ажурный деревянный мост явно новой постройки. К нему со стороны острова подходила хорошая, по местным меркам, широкая дорога, сейчас забитая многочисленными экипажами состоятельных английских беженцев. У моста их встречал британский пост. Солдаты Его Величества распределяли поток, пропуская вначале, видимо, самых важных (или самых богатых) персон, затем и всех остальных. А на той стороне пролива стоял аналогичный пост, занятый войсками местного раджи, повелителя граничившего с британским Бомбеем индийского княжества. Война войной, а налог на пересечение границы никто не отменял! Конечно же, раджа не отказался от такой удачной возможности пополнить казну за счет высокомерных белых сагибов, спасающихся теперь от неожиданной напасти.

Ученый, вяло переставляя ноги, повернул туда. После произошедших событий он не видел другой возможности, кроме как сдаться в руки британских властей. Пока еще имеется, кому сдаваться... Пусть сделают с ним, что хотят, но, как минимум, материалы исследований не попадут в руки врага!

Однако далеко уйти ему не удалось. Медленно бредущего англичанина остановила группа молодых индийцев, давно посматривавших на него со смешанным выражением алчности и ненависти на лицах. Генри, отрешенно глядевший себе под ноги, вдруг почувствовал сильный удар в грудь, от которого чуть было не опрокинулся в грязь:

– Что, сагиб, заблудился? – с жутким акцентом произнес явный вожак банды, недобро щерясь во весь свой рот, в котором недоставало половины зубов.

– Тяжело самому вещи тащить? Ничего, мы тебе поможем! – подхватил другой туземец, выглядевший еще страшнее вожака.

Хиннеган не реагировал, с трудом понимая, кто эти люди и чего они от него хотят. Его странное поведение не осталось незамеченным:

– Похоже, сагиб так испугался врагов, что забыл, как разговаривать! – усмехнулся вожак, полуобернувшись к своим товарищам. – Но, к счастью, говорить ему и не требуется!

Сильный и неожиданный удар, на этот раз в лицо, сбил Генри с ног. Саквояж откатился в сторону, а сама жертва нападения растянулась в грязи. Сильные руки вожака прижали ученого к земле, в то время как его подельники быстро и умело обыскивали одежду. Повернутый головой в сторону Хиннеган видел, как толпа беженцев равнодушно обтекает место действия, не обращая ни малейшего внимания на происходящее насилие.

Подельник вожака что-то произнес, и Генри почувствовал, как хватка, лишившая его подвижности, ослабла, а затем и вовсе исчезла. Приподняв нывшую от удара голову, он увидел, как грабители пересчитывают найденные у жертвы золотые и серебряные монеты.

– Неплохо! – пробормотал вожак. – В сумке у него тоже могут быть ценности! Посмотри!

Подельник сунулся к саквояжу и начал копаться в его внутренностях. Внезапно чья-то нога, обутая в неплохо сшитый сапог, со всего маху врезалась в его алчно оскаливающуюся морду, так, что не ожидавший нападения бандит улетел в грязь и остался там лежать, жалобно постанывая. Хиннеган перевел взгляд на владельца ноги, тут же узнав в нем Прабхакара. Мощная фигура кузнеца возвышалась над поверженным грабителем, тощим от постоянной нищеты, как стопушечный линкор над прогулочной шлюпкой. А рядом стоял его старший сын со старым, но надежным кремневым пистолетом в руках. Прахабкар что-то рявкнул и ошарашенные его вмешательством бандиты, только что примерявшие роль новых хозяев жизни, тут же испуганно растворились в толпе, унося награбленные деньги.

– Мистер Джейкобс, это вы? Вы целы? – кузнец подал все еще лежащему на земле ученому свою лапищу.

– Цел... вроде бы, – ответил Генри, потирая нывшую скулу и отряхиваясь от грязи.

– Почему вы здесь? Я думал, вы убежали вместе с остальными британцами. И где миссис Джейкобс?

– Она... погибла! – с трудом выдавил из себя Хиннеган.

– Это ужасно! Мои соболезнования! – вполне искренне произнес Прабхакар. – Сегодня во многих семьях траур!

Генри было все равно, и он ничего не ответил. Тогда индиец, видя маловменяемое состояние своего бывшего нанимателя, но чувствуя, наверное, некую ответственность за его судьбу, или, возможно, желая заработать благодарность от колониального начальства, которое, что весьма вероятно, вскоре снова вернется в эти края, не мог просто так пройти мимо. Он участливо взял стоявшего с потерянным видом ученого за руку:

– Мистер Джейкобс! Я бы проводил вас к британскому посту, но, боюсь, не могу позволить себе сейчас оставить свою семью хоть на минуту. Сами видите, что происходит! Но и вам самому идти нельзя! Поэтому прошу вас присоединиться к нам. Мы идем к переправе, и я позабочусь о вашей безопасности!

Хиннеган равнодушно кивнул. Ему действительно сейчас было все равно. Нервное напряжение сегодняшнего дня оказалось слишком сильным для его изнеженной психики. Прабхакар вложил в его безвольную руку поднятый с земли саквояж и потянул в сторону переправы.

Дальнейшие события этого дня Генри воспринимал как в тумане. Ожидание в длиннющей, все время переругивающейся, вплоть до драк, очереди к переправе. Перестрелка между добравшимся до моста японским отрядом и прикрывавшими его британскими солдатами. Исход боя решила имевшаяся у англичан небольшая пушка, удачно засадившая заряд картечи по рвущимся к мосту японцам, бесстрашным, но немногочисленным. Однако все это прошло мимо погруженного в собственные переживания ученого, равно как и сама переправа на утлой, перегруженной беженцами лодчонке, только чудом не перевернувшейся по пути к тому берегу. И только вечером, когда они разместились на пустыре, милостиво выделенном местными властями для организации лагеря беженцев, и заботливый Прахабкар заставил его выпить какую-то алкогольную настойку на местных травах, Генри провалился в сон без сновидений.

Начало октября 1896 года, Порт Сурат, Индия.

– Британский паспорт есть? – солдат в грязном красном мундире, явно нечищеном уже не первую неделю, ленивым движением преградил путь Генри.

– Нет. Паспорт голландский, но я англичанин!

– Ага, а я – китаец! – рассмеялся солдат, явно скучавший на посту, и добавил: – Вали отсюда! Посадка на рейс до Александрии только для британских граждан! Причем для приличных, а не таких оборванцев, как ты!

Выглядел Хиннеган действительно непрезентабельно. Больно уж поизносился за последние непростые недели. И, главное, доказать свое происхождение ему было нечем. Настоящий паспорт остался в лондонских сейфах Секретной Службы, фальшивый, выданный взамен на фамилию Джейкобс, находился где-то у Виллейна, и после его гибели, за ограниченное до бегства время, отыскать документы не удалось. Возможно, он вообще хранил их не дома, а у коллег в сейфах администрации Ост-Индской компании. В саквояже покойного агента отыскались лишь два дополнительных фальшивых паспорта, куда, еще, вероятно, в Лондоне, было занесено описание Генри. Один французский, на имя Жана Люссака, другой голландский, принадлежащий, якобы, Теодору Моленару. Французов Генри недолюбливал, поэтому выбрал последний. Но, как оказалось, для того, чтобы попасть на борт британского корабля, присланного специально для эвакуации беженцев из Бомбея, он не подходил. Пожав плечами, Хиннеган решился на последний, отчаянный шаг:

– Я доктор Генри Хиннеган, ученый из Оксфордского университета. Меня разыскивает Секретная Служба! Немедленно проводите меня к ее представителю!

– Ты слыхал, Джон! – обратился солдат к своему напарнику, устало прислонившемуся к створке ворот, преграждавших путь в британскую часть порта. – Чего только не придумают, чтобы пробраться на борт! Вчера вон, личный секретарь герцога Глостера, отставший от экипажа, пожаловал. Сегодня университетский профессор, ха-ха. Как думаешь, Джон, он хоть читать-то умеет?

– Да ткни его штыком, и дело с концом! Ходят тут, заразу разносят! – Джон, постоянно утиравший пот с лица грязным рваным платком, явно не был настроен шутить.

– Хорошая идея, Джон! – обрадовался первый солдат. – Вот сейчас и проверим, какого цвета кровь у профессоров из Оксфорда!

Он наклонил ружье с грозно сверкающим в ярких солнечных лучах штыком, в полфута длиной. Несмотря на шутливый тон, его сощуренные глаза выражали серьезное намерение исполнить угрозу на самом деле. Хиннеган понял, что тут ему не пройти, и уныло поплелся назад, в голландскую часть порта.

С того самого трагического дня прошло чуть более двух недель. Боль от постигшего его удара судьбы за это время ничуть не притупилась, просто ушла куда-то вглубь, вырываясь наружу лишь бессонными ночами, когда он до крови кусал свои руки, лишь бы не заскулить в голос, пугая окружающих. А днем он потихоньку возвращался к насущным делам.

Дела же его были весьма плохи. Денег после ограбления не осталось вовсе. Прабхакар, конечно, первые дни после бегства обеспечивал его чашкой риса в день, но долго это продолжаться не могло, ведь индийский друг сам являлся таким же беженцем. Японцы, хоть и ушли из Бомбея тем же вечером, но пожары в почти полностью разрушенном городе продолжались еще несколько дней. Их зарево можно было видеть по ночам на юго-западе. На входе в бухту японцы при отходе затопили десятки захваченных в порту кораблей, существенно затруднив восстановление порта. По всем этим причинам возвращение британцев в город откладывалось на неопределенный срок.

Надо было что-то решать. Прабхакар выяснил, что британские беженцы направляются в порт Сурат, расположенный на побережье в сотне с небольшим миль к северу. Местный раджа выделил своим гостям повозки и охрану, чтобы доставить их к месту назначения в безопасности и с относительным комфортом. Но позволить себе воспользоваться его любезностью могли только состоятельные беженцы – место в караване стоило немало. Для остальных же имелась более дешевая альтернатива – хозяева тех же самых туземных суденышек, переправлявших беженцев на этот берег теперь брались за доставку их вдоль побережья в Сурат за вполне вменяемую сумму. Правда, комфорта на этих переполненных корытах не было никакого, да и безопасности никто не гарантировал. Утлые лодчонки могли перевернуться даже от небольшого волнения. Вдобавок ходили упорные слухи, что японцы не ушли насовсем, а пиратствуют вдоль побережья. Тем не менее, других вариантов достичь районов, контролируемых британской администрацией, пока не имелось.

Прахабкар любезно заплатил за перевозку и даже дал Генри с собой немного риса в дорогу. Не ожидавший, что бывший наемный работник примет столь большое участие в его судьбе, Хиннеган горячо поблагодарил индийца, почти разрыдавшись при прощании. Последние события сделали суховатого ранее ученого чрезвычайно сентиментальным.

Небольшой, по сравнению с Бомбеем, порт Сурат, про который ранее Хиннеган знал только то, что он существует, оказался не уменьшенной копией разрушенной столицы британской Индии, а совершенно самобытным туземным городом. Только сам порт и прилегающие к нему районы принадлежали европейцам, а остальной город являлся чисто индийским, причем, судя по многочисленным старинным строениям, довольно древним. Но даже европейская часть не являлась только британским владением, а делилась на самостоятельные сектора. Самым большим из которых, к удивлению Генри, был голландский. Еще присутствовали французский и португальский. Ну а в английский, расположенный на самом краю порта и тщательно охраняемый, ему проникнуть не удалось. И теперь он брел вдоль голландских пирсов, не зная, что делать дальше.

– Эй, дружище! – внезапный оклик привлек его внимание. – Что, получил от ворот поворот?

Хиннеган поднял глаза. На грубо сколоченной скамье, расположенной под навесом одного из многочисленных припортовых кабаков, притулившихся тут и там между громадами складов и просто наваленными на земле кучами предметов, связанных с морем и торговлей, наподобие канатных бухт и старых бочонков, восседал крупный дядька с роскошными усищами. Генри узнал его: это был Джек, его попутчик в ужасном путешествии вдоль побережья на перегруженной лодке. Поездка продлилась пять дней, и сопровождалась частыми остановками из-за плохой погоды. Пассажиры, волей-неволей, хорошо познакомились за это время. А между Генри и Джеком, бывшем, несмотря на внушительный вид, немногим старше ученого, даже возникло нечто вроде приятельских отношений.

В руках Джек держал большую деревянную кружку. Судя по тому, что его и так обычно красное лицо казалось сейчас еще более пунцовым, в кружке содержался какой-то алкогольный напиток.

– Что, угадал? Ну, не печалься, иди, присядь со мной, опрокинем с горя пару пинт!

– Спасибо, но у меня нет денег! – отказался Генри.

– Не переживай, я угощаю! Слишком уж ты несчастно выглядишь!

Хиннеган, чуть поколебавшись, присел за стол. Все равно он не знал, куда идти и что делать. Так почему бы и не выпить, раз угощают?

– Рассказывай! Что там у тебя стряслось? – предложил Джек, поставив еще одну кружку перед ним.

– Да что рассказывать? У меня голландский паспорт, а они пускать не хотят!

– Не расстраивайся! Был бы у тебя даже и британский, без, как минимум, пяти фунтов в кармане тебя бы на борт все равно не пустили. Да и то не факт! Это же единственный пакетбот, идущий в Александрию! Других тут нет, а пока еще подойдут... Никто же не знал, что такой массе людей потребуется срочная перевозка! Потому цены на пакетботе сильно кусаются. Короче, там не место таким парням, как мы!

Генри промолчал. Не мог же он сказать, что у него был еще один выход – сдаться Секретной Службе? Хотя, наблюдая творящийся в этом заштатном порту бардак, он начал сомневаться, что представители упомянутой организации здесь вообще имеются. Так что, возможно Джек прав – даже проникнув внутрь британской зоны, можно было все равно остаться на берегу.

– Ну, как тебя там... Теодор! Что теперь думаешь делать? – вывел ученого из ступора щедрый собутыльник.

– Понятия не имею! – честно ответил тот. – А ты?

– Я-то? Вернусь домой, в Кейптаун. С планами сделать карьеру фермера в британской Индии, как ты понимаешь, покончено, – уныло сообщил Джек, с чмоканьем отпивая из кружки.

Генри тоже сделал глоток. В сосуде, как оказалось, содержался совсем даже неплохой эль, встретить который вряд ли стоило ожидать в таком месте, расположенном на краю цивилизованного мира. Прохладный напиток несколько освежил его и вернул способность соображать. Хиннеган вспомнил рассказы Джека во время ночных стоянок о том, что тот прибыл пару лет назад из Южной Африки. Джек был младшим сыном фермера, уехавшим в Бомбей в поисках лучшей жизни. После открытия Суэцкого канала значимость его родных мест, ранее служивших перевалочным пунктом на пути в Азию, сильно упала, торговля стала хиреть, цены на продовольствие упали, и особых надежд на улучшение не просматривалось. Вот молодой фермер и рискнул уехать в более, как ему тогда казалось, перспективное место...

– Ты же говорил – там делать нечего? Или потом опять куда-нибудь подашься? – поинтересовался Генри, чтобы поддержать беседу в благодарность за угощение.

– Нет, вряд ли еще куда подамся. Отец недавно умер, брат пишет, что сам не справляется с хозяйством. Так бы я, конечно, назад ни за что не вернулся, но раз тут все рухнуло... Да и не все так уж плохо! Брат еще писал, что в последний год опять люди стали к нам ехать. В Индии новые колонии не основываются, а у нас, наоборот, какие-то месторождения, говорят, открыли. Металл какой-то, из новых, как же его...минкель, что ли...

– Месторождения никеля, – машинально поправил Хиннеган. – Давно уже открыли, вот разрабатывать действительно начали года полтора назад.

– О, точно! – радостно подтвердил Джеймс. – А ты откуда знаешь?

– Ну, я металлами занимаюсь, – Генри не знал, что именно стоит рассказывать о себе малознакомому человеку, учитывая фальшивый паспорт в кармане.

– Медник, что ли? Так для медника ты что-то слишком хиловат будешь! Непохоже, что ковкой на жизнь зарабатываешь, – Джеймс подозрительно окинул взглядом фигуру собеседника, действительно далекую от пропорций человека, весь день занятого тяжелым физическим трудом.

– Литейщик я, – нашелся Хиннеган. – Лью бронзу, а не кую медь. Да и в последнее время больше руководил, чем сам делал...

– А... Тогда понятно!

Помолчали. Фермер отхлебнул еще пива и на его простом открытом лице, заросшем давненько не знавшей нормального ухода русой бороденкой, клочками торчавшей во все стороны, вдруг явственно проступило радостное возбуждение:

– Слушай-ка, Теодор! И как же я сразу не вспомнил! – он довольно чувствительно стукнул себя по лбу, потом положил мощную лапищу на плечо собутыльника, отчего того слегка перекосило.

– Что такое? – удивился Хиннеган внезапной перемене в поведении своего приятеля.

– Нам же в поселке медник нужен! Был у нас один, так помер года три назад, незадолго до того, как я уехал. Жил бобылем, наследника не оставил, так что имущество его мы... того, продали и деньги поделили среди соседей. Но мастерская-то осталась! Помню, отец даже запретил выносить оттуда инструменты – их тоже продать хотели. Думал, может другой медник приедет жить. Но до сих пор никто не захотел – работы у нас в поселке немного, а людей твоей профессии маловато в наших краях. А вещи-то приходят в негодность! Пусть медного и бронзового инвентаря у нас не так много, но ведь три года его никто не чинил! Я это к чему – раз тебе, Теодор, некуда податься – езжай со мной! На первое время работы, чтобы прокормиться хватит, а там, поди, и хозяйством обрастешь, а то и женишься! – Джек заговорщически подмигнул ошарашенному неожиданным предложением ученому.

Тот несколько минут удивленно рассматривал своего случайного попутчика, словно пытаясь сообразить – шутит он, или нет. Затем представил себя в качестве деревенского медника и первый, пожалуй, раз за последние недели рассмеялся:

– А почему бы и нет! – Генри подумал, что предложенный вариант на самом деле совсем неплох. Тут, в Индии, ему светит, скорее всего, скорая смерть от голода. А в южной Африке мало того, что можно пересидеть некоторое время, так еще и получить в свое распоряжение мастерскую медника! Это, конечно, совсем не кузница Прабхакара, но даже там, возможно, удастся продолжить исследования! Да и Секретная Служба в Кейптауне точно присутствует, причем в нормальном виде, а не так, как здесь. Если осторожно навести справки...