Текст книги "Возмездие (Сб.)"
Автор книги: Александр Насибов
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 41 страниц)
С того дня, как Карцов принял «присягу», прошло двое суток. И вот он завтракает в обществе Абста и его помощников.
Абст садится за стол. Его примеру следуют Глюк, радист Вальтер и еще один обитатель подземелья – молчаливый крепыш с белыми волосами и красным лицом. Карцов впервые видит этого человека.
Яйца, масло, поджаренный хлеб и кофе с консервированным молоком – все это в изобилии. Кроме того, на больших алюминиевых блюдах лежат омары и куски жареной рыбы.
Завтрак проходит в молчании. И странное дело – центральная фигура за столом не Абст, как следовало бы ожидать, а краснолицый Глюк, Вальтер да и сам Абст то и дело подкладывают ему лучшие куски. А когда у этого человека простыл кофе, Вальтер идет на камбуз и приносит новый кофейник – специально для коллеги.
– Пей, Леонард, клади больше сахару, – говорит Вальтер. – Сегодня ты вроде бы именинник.
Он передает Леонарду банку с сахарным песком. Тот берет ложку и просыпает сахар: явно нервничает.
– Как вам спалось? – спрашивает Абст, когда краснолицый, покончив с рыбой, пододвигает к себе кружку. – Дайте-ка проверю пульс.
Человек молча протягивает руку.
– Что ж, пульс нормальный, – говорит Абст. И прибавляет: – Больше нельзя откладывать. Будете спускаться сегодня. Я уверен в вас.
Леонард поднимает голову, и Карцов видит страх в его больших белесых глазах.
– Да не робей! – Глюк кладет свою лапу ему на плечо. – Дело привычное: нырнешь и вынырнешь.
– Обещаю: не пробудете там ни одной лишней секунды, – вставляет Абст. – Вчера пришла новая радиограмма. Это седьмая за последние дни. Нас торопят. Я доложил, что выбрал вас. Сделаете – отпуск на месяц.
Карцов молча слушает, стараясь разобраться в происходящем.
Краснолицего собираются спускать под воду. Но с какой целью? Почему он встревожен? В чем причина, что его столь настойчиво уговаривают? Ведь надо полагать, что он, как и другие обитатели подземелья, опытный водолаз!..
Наконец завтрак окончен. Абст приказывает Леонарду отправиться к себе и отдохнуть. Тот покидает пещеру. Глюк и Вальтер уносят посуду на камбуз.
Абст обращается к Карцову:
– За весь завтрак вы не задали ни одного вопроса. Хвалю за выдержку. Но от вас нет секретов. Так вот, сегодня мой помощник спустится на большую глубину… Смыслите вы в водолазном искусстве?
– Что вы, шеф! – Карцов простодушно улыбается. – В этом деле я абсолютный профан.
– Леонард погрузится на шестьдесят с лишним метров!
– Шестьдесят метров… – Карцов морщит лоб. – Но это не так уж много. Я где-то читал: люди спускаются значительно глубже и преспокойно возвращаются на поверхность. Главное, как я понимаю, чтобы в достатке был кислород. Остальное не представляет труда.
– Кислород, сказали вы? – Абст качает головой. – Знайте: чистый кислород – смертельный враг глубоководников. Но сегодня Леонард будет пользоваться не кислородным респиратором. Он спустится в мягком вентилируемом скафандре, обычном снаряжении профессионального водолаза. Его подстерегает другая опасность.
– Какая, шеф? Вы большой специалист, Вальтер и Глюк – тоже. Да и я буду рядом. Что же грозит водолазу?
– Сказав «опасность», я был неточен. Две опасности подстерегают Леонарда: одна – на глубине, другая – когда он будет подниматься. И обе порождены азотом.
– Тут я окончательно в тупике. Азот – безобидный газ. Вы врач, вам не хуже, чем мне, известно: в крови и тканях человека много азота. Дайте-ка вспомню… Ну да, в каждом из нас растворено что-то около литра этого газа. Тем не менее мы чувствуем себя превосходно.
– Первая опасность – «экстаз глубины», – говорит Абст.
Он объясняет. Водолаз, пользующийся сжатым воздухом, вдыхает огромное количество азота. Этот газ, безвредный в обычных условиях, при давлении в шесть атмосфер и больше превращается в сильнейший наркотик. Поэтому человек, получающий воздух с поверхности, уже на шестидесятиметровой отметке рискует подвергнуться губительному воздействию сжатого азота.[45]45
Сказанное относится и к аквалангистам, пользующимся сжатым воздухом из заспинных баллонов.
[Закрыть] Сперва это напоминает опьянение – водолаз делается похожим на захмелевшего гуляку и способен на самые опрометчивые поступки. Это и есть «экстаз глубины» – человек может сорвать с себя грузы, отвязать сигнальный конец… В дальнейшем, если водолаза не поднять, он засыпает, и тогда – гибель.
– Так-то, Рейнхельт. – Абст насмешливо смотрит на притихшего собеседника. – Однако это не все. Более того, глубинное опьянение – не главная опасность. Если водолаз связан с поверхностью телефоном, признаки азотного наркоза легко определить. Тогда человека переводят на меньшую глубину, и опьянение проходит.
– Понял, шеф, – говорит Карпов, старательно поддерживая беседу. – Ну, а другая опасность? Вы сказали, в ней тоже повинен азот… Впрочем, кажется, я начинаю догадываться. Это кессонная болезнь?[46]46
Кессонная болезнь возникает при быстром переходе из среды с повышенным давлением в среду с меньшим давлением; наблюдается при кессонных и водолазных работах.
[Закрыть]
– Она самая, Рейнхельт. Ее называют также болезнью декомпрессии. А водолазы дали ей меткое имя: скрючивание. Я все подробно объясню, но позже. Сейчас надо идти к лагуне. Возьмите мою медицинскую сумку. Вон она, возле шкафа.
Площадка перед лагуной ярко освещена. Прожекторы направлены вниз. Лучи их высверливают в темной воде резкие световые конусы. Пахнет сыростью, йодом…
Гулко звучит голос Абста, дающего последние указания водолазу. Леонард, одетый в вязаное шерстяное белье и такую же феску, сидит на обломке скалы. Его плечи расслабленно опущены, глаза полузакрыты. Абст стоит перед ним, заложив руки в карманы штанов, и медленно чеканит слова. Вальтер, Глюк и Карцов внимательно слушают.
– Итак, вы погрузитесь на шестьдесят метров, – говорит Абст. – Все это время – связь со мной по телефону. Ваше молчание в течение тридцати секунд или неточный, неясный ответ – и я немедленно начинаю подъем. В случае порчи телефона – связь при помощи сигнального конца. Напоминаю сигналы от вас: каждые полминуты три подергивания троса; частые рывки более трех раз подряд – знак немедленного подъема. Надеюсь, вы не забыли?
Леонард кивает.
– На предельной глубине пробудете десять минут, – продолжает Абст. – Ваша задача – увидеть объект, определить его расположение. Важно узнать: открыт ли рубочный люк, имеются ли пробоины, где они, какой величины. И особо: есть ли пробоины в районе каюты командира. Ну-ка, где она расположена на «Випере»?
– Примыкает к центральному посту лодки со стороны кормы, – механически отвечает водолаз.
– Верно, – Абст оборачивается к Вальтеру: – Светильник и телефон готовы?
– Готовы и опробованы, шеф. Все в порядке.
– Хорошо. – Абст продолжает инструктаж: – Вы все зарисуете, Леонард. Потом – наверх. Согласно режиму декомпрессии подниматься будем с шестью остановками. У последней остановки я встречу вас. Я спущусь в кислородном респираторе. Запомнили?
– Да, – говорит Леонард. Он тоскливо улыбается. – Вдвоем будет веселее…
– Ну, все. – Абст вынимает руки из карманов. – Вальтер, Глюк, одеть водолаза!
Леонарда втискивают в водолазную рубаху – водонепроницаемый комбинезон из трехслойной прорезиненной ткани, помогают продеть кисти в узкие резиновые манжеты на рукавах. Глюк надевает ему на ноги «калоши» – свинцовые колодки, обитые красной медью, крепко привязывает их. Затем на плечи глубоководника накладывается медная «манишка».
Леонард встает и ковыляет к трапу. По пути Глюк обвязывает его крепким плетеным тросом – это и есть сигнальный конец, на котором водолаз повиснет в толще воды.
Водолаз на трапе. Он стоит лицом к коллегам. Те навешивают на него грузы – пудовые чугунные отливки, по одному грузу на спину и на грудь, закрепляют их.
Все это время Абст крепко держит сигнальный конец: водолаз без шлема, и, если оступится и упадет в воду, гибель его неизбежна.
А вот и шлем. Глюк накрывает голову Леонарда кованым медным котелком, от которого тянутся резиновый воздухопровод и телефонный кабель. Шлем ложится на «манишку». Его закрепляют. Теперь он составляет одно целое с «рубахой».
Но водолаз еще дышит атмосферным воздухом: передний иллюминатор шлема вывинчен. В последний раз ощупывает Леонард свое снаряжение: кинжал в ножнах на поясе, глубиномер, часы и компас – на запястьях рук, цинковую пластинку и острый стальной стерженек, привязанные к «манишке» – принадлежности для того, чтобы можно было сделать кое-какие заметки под водой.
– Все в порядке, – говорит Абст. – Спускайте!
У трапа уложена батарея баллонов. Глюк отворачивает вентили. Сжатый воздух по шлангу устремляется в шлем.
– Есть воздух! – Глюк проверяет редуктор, понижающий давление воздуха, завинчивает иллюминатор шлема. – Пошел в воду! – командует он, шлепнув ладонью по медному котелку.
Леонард спускается. Свинцовые «калоши» громыхают по железным ступеням трапа. Шипит воздух, вытравливаемый из золотника шлема.
Карцов не без волнения наблюдает за процедурой спуска водолаза. Сотни раз присутствовал он при погружениях советских глубоководников, да и сам не однажды проделывал все то, что предстоит совершить Леонарду. Конечно, ему отлично известно наркотическое свойство сжатого азота. Знает он и обо всех других опасностях, которым подвергается человек в глубинах моря, знает и умеет бороться с ними. Но пусть его считают новичком…
Леонард на последней ступеньке трапа. Еще секунда – и красный шлем скрывается под водой. Вода в этом месте бурлит.
– Берите сигнал, Глюк!
Абст передаст рыжебородому сигнальный конец, включает секундомер.
– Остановите, как только скомандую, – говорит он Карцову.
«Правильно», – отмечает про себя Карцов, приняв секундомер. Половина времени, затраченная на спуск водолаза, войдет в те десять минут, которые Леонард проведет на глубине шестидесяти метров.
Все глубже спускается водолаз. Вальтер и Глюк равномерно потравливают сигнальный трос и толстый резиновый шланг. Абст погружает в лагуну подводный светильник. Поворот выключателя – и вода возле трапа загорелась зеленым огнем. На поверхности беззвучно лопаются белые воздушные пузыри.
Тишина на площадке. Ее нарушает лишь шорох в динамике – телефон доносит размеренное дыхание водолаза. Временами слышится прерывистое шипение: нажав головой пуговку золотника, водолаз травит из скафандра излишек воздуха.
– Глубина двадцать, – раздается в динамике.
– Правильно, двадцать, – говорит Абст, сверившись с отметками на сигнальном тросе. – Леонард, как чувствуете себя?
– Ничего, шеф.
– Светильник?
– Он рядом со мной. Но в воде появилась муть, плохо видно. А, вот теперь стало лучше. Глубина тридцать.
– Что вы видите?
– Спускаюсь вдоль стены. Много расщелин, гротов. А рыб – ни единой. Нет и водорослей. Одни скалы. Мрачный колодец, шеф. Будто погружаешься в преисподнюю.
Время идет. Леонард миновал пятидесятиметровую отметку.
– Глубина пятьдесят пять метров, – говорит Абст.
– Остановите спуск, – глухо доносится из-под воды, – что-то темнеет внизу…
– Что вы увидели? – нетерпеливо спрашивает Абст.
– Какая-то тень. Пусть Глюк потравит светильник.
– Линь светильника у меня. Спускаю на метр.
– Я увидел ее! – раздается взволнованный голос Леонарда. – Вот она, лодка: лежит на скальном карнизе, метров на десять ниже меня. Она накренилась на борт!..
– Лучше глядите! – кричит Абст. – На грунте она или на скале? Видите грунт?
– Нет, шеф. Дна я не разглядел. Внизу все скрыто в сером тумане. Потравите светильник!
Абст исполняет требование водолаза.
– Все равно, – звучит в динамике, – серая мгла – и ничего больше. Наверное, здесь много глубже, чем мы думали. Лот, когда его бросили, упал на карниз или на палубу лодки.
– Понял вас, Леонард. Опишите лодку!
– Спустите меня еще метра на три—четыре.
– Спускаем! – Абст делает знак Глюку, и тот травит сигнальный конец. – Стоп! – командует Абст Карцову.
Секундомер остановлен.
– Восемьдесят четыре секунды, – докладывает Карцов.
Движением пальца Абст сбрасывает показания секундомера, снова включает его.
– Глубина пятьдесят девять метров, – сообщает он в микрофон. – Пробудете здесь девять минут. Не теряйте времени, рассказывайте!
Водолаз сообщает. В поле зрения середина лодки; корма и нос теряются в сумраке. Крышка рубочного люка откинута – Леонард висит над мостиком, ему это хорошо видно. На палубе, где она освещена, пробоин нет. Борта же лодки не видны.
– Самочувствие? – спрашивает Абст.
– Хорошее, шеф. Отличное. Вокруг так красиво. Будто во сне. Я вот что сделаю: спущусь на палубу! Пусть Глюк потравит сигнал и шланг.
Абст вопросительно глядит на рыжебородого. Тот пожимает плечами.
– Травите потихоньку, – решает Абст. И командует в микрофон: – Леонард, я спущу вас на три минуты. Осветите рубочный люк, загляните в него!..
– Сделаю, шеф, – отвечает водолаз. – За меня не беспокойтесь. Дышится легко, все идет хорошо. Если б кто видел, какая здесь красота!
Глюк хмуро сдает несколько метров сигнала и шланга. Карцов следит за секундомером. Стрелка заканчивает второй круг.
– Стою на палубе, – раздается в динамике. – Очень скользко: ноги разъезжаются. Смех, да и только! Эй, Глюк, трави линь светильника, чертов сын! Я внизу, а фонарь где-то над головой, освещает мне темя…
Абст опускает светильник.
– Вот так, – говорит Леонард. – Теперь я у мостика… Забрался на него.
Стрелка секундомера сделала еще один круг. Наблюдая за ней, Карцов в то же время чутко прислушивается к докладам водолаза. Голос его звучит весело, бодро. Куда девался страх, который испытывал Леонард перед погружением!.. Перемену в настроении глубоководника можно объяснить одним: видимо, началось действие азотного наркоза.
Глюк мрачен: тоже заметил неладное… Абст же делает вид, что все идет гладко.
Некоторое время в динамике слышится лишь тяжелое дыхание Леонарда. Но вот вновь звучит его голос:
– Шеф, я уже там!
– Где? – кричит Абст. – Неужели спустились в люк? Вы в боевой рубке?
– В центральном посту, шеф!
– Осторожно, Леонард! Идите назад!
– Минуту… Подошел к двери командирской каюты. И дверь отперта! Я увидел сейф. Вот он, железный ящик, лежит у переборки!
– Хватайте его, – вопит Абст, – хватайте и выходите из лодки! – Он оборачивается к Карцову: – Сколько?
– Пять минут и двадцать секунд, – сообщает Карцов. И мысленно добавляет: «А глубина около семидесяти метров!»
– Взял ящик, – докладывает Леонард. – Тяжелый, дьявол, хоть и малыш. Тащу его к трапу…
– Выбирайте слабину, – шепчет Абст помощникам. – Осторожно!
Он раскраснелся от возбуждения, вытирает пот со лба.
И вдруг все цепенеют.
Водолаз начинает петь!
В наступившей тишине дико звучит его голос, высокий, прерывистый:
Ах, мой милый Августин, Августин!
Все прошло, все прошло…
Шланг и сигнальный конец выходят из воды свободно. Это значит: водолаз карабкается наверх, он еще в сознании. Быть может, все обойдется.
Секунды бегут. Карцов представляет себе: с тяжелым ящиком в руках водолаз лезет по отвесному трапу. Он напрягает все силы. А это усиливает действие сжатого азота…
Еще полминуты долой. Динамик звучит не переставая. Но водолаз уже не поет. Телефон доносит хаос звуков.
Глюк помогает Леонарду, осторожно подтягивая сигнальный конец. Но с каждой секундой трос все медленнее выползает из-под воды.
– Еще немного – и он выберется, – бормочет Глюк, взглянув на отметку на тросе. – Еще метра два!..
– Погодите, – едва слышно доносится из динамика. – Дайте передохнуть!
Глюк задерживает трос.
– Отдохните, Леонард, – поспешно говорит Абст. – Крепче держите ящик!
– Держу… О, черт! Он упал. Я выронил его, шеф, и он грохнулся в лодку!..
– Отдыхайте. – Абст раздосадован, едва сдерживается: – Соберитесь с силами – и наверх!
– Пустяки, – хрипит динамик. – Сейчас я вздремну немного, потом спущусь за ним. Это недолго, я только подремлю с четверть часа…
Абст делает знак Глюку. Тот осторожно тянет сигнальный конец.
– Не тащите, – звучит слабеющий голос Леонарда, – я все сделаю сам…
– Восемь минут прошло. – Карцов показывает Абсту секундомер.
– Леонард, выходите наверх! – кричит Абст.
Ответа нет.
Сунув Карцову линь от подводного светильника, Абст спешит к Глюку, хватается за сигнальный конец. Трос не поддается.
– Леонард, за что вы Там держитесь? Немедленно выходите наверх! Слышите меня, Леонард?
Динамик молчит.
– Тянем! – командует Абст. – Вальтер, беритесь за шланг, но – осторожно!
Снова усилие. Абст и Глюк стараются изо всех сил. Трос не поддается. Вальтер застыл, вцепившись в натянутый резиновый воздухопровод.
…В течение последующих пяти часов Абст и его помощники тщетно пытались вытащить водолаза, застрявшего в затонувшей лодке.
Потом Глюк нырнул в кислородном респираторе и на глубине двадцати пяти метров перерезал трос и резиновый шланг.
«Випера» приняла еще одну жертву.
ГЛАВА ПЯТАЯЛес в Восточной Пруссии, неподалеку от Растенбурга. Бурые в полтора обхвата сосны стоят ствол к стволу. Изредка по косогорам взбегают цепочки берез. Плотный подлесок и непроходимый кустарник в оврагах. Все это засыпано снегом, окоченело. Так пронзительно холодно, что кажется – не вторая половина марта сейчас, а самый разгул зимы, которая в этих краях нередко по-настоящему люта.
Леса, леса!.. С самолета, только что вынырнувшего из серебристой морозной дымки, видны еще и широкие круглые проплешины, тоже под снеговой толщей, – замерзшие озера.
Убран газ Мотор едва рокочет. Самолет все ниже. Что ищет он в этих глухих местах, где не видно ни единого домика?..
Но вот на снегу вспыхнул огонек. Замигал светлячок и на самолете.
И тотчас под ним зажглись два пунктира огней – взлетно-посадочная полоса. Машина идет на посадку, мчится по полю, вздымая фонтаны снега, и – исчезает.
И вновь тишина.
В бетонном укрытии, куда с ходу зарулил самолет, наготове стоит «мерседес». Канарис и Фегелейн пересаживаются в автомобиль. По пологому пандусу он выскакивает на дорогу, замаскированную в чащобе, стремительно набирает скорость.
На пути – ни строения, ни прохожего. И аэродром, и лес, и это шоссе – зона ставки верховного главнокомандующего германскими вооруженными силами, глубоко засекреченной берлоги Гитлера, красноречиво именуемой «Вольфшанце».
Первая проверка документов – перед широким рвом, за которым высится пятиметровая проволочная стена. Второй контроль у стены из железной сети – и «мерседес» въезжает на территорию собственно ставки.
Конечно, посты многочисленной охраны, кольцами окружающие убежище Гитлера, знают, кого везет личный автомобиль начальника штаба вермахта фельдмаршала Вильгельма Кейтеля. Но ни Кейтель, ни Канарис здесь не хозяева. Охрану ставки фюрера несут люди Гиммлера – особо тщательно отфильтрованные подразделения СС.
Канарис и Фегелейн выходят из машины и спускаются в бетонную траншею, косо врезающуюся в подножие большого холма.
Снова проверка документов. Два шарфюрера СС из батальона лейб-штандарта «Адольф Гитлер» тщательно изучают удостоверения посетителей, обшаривают взглядом одежду Канариса и Фегелейна: нет ли оружия? И наконец – разрешающий кивок в сторону лифта.
Приняв пассажиров, железная клеть мягко скользит, вниз.
Служебный бункер Гитлера. Стены в дубовых панелях, высокий лепной потолок, яркий свет специальных ламп создают иллюзию солнечного дня. Не скажешь, что это глубокое подземелье и над ним многометровый слой стали, бетона, земли, который не пробить никакой бомбой.
Гитлера еще нет.
Вызванные опускаются в кресла неподалеку от письменного стола.
Прямо перед ними – портрет Фридриха II, точно такой, как в кабинете фюрера в берлинской новой имперской канцелярии.
Канарис глядит на портрет. Он вспоминает. 21 марта 1933 года. Потсдам, гарнизонная церковь, известная тем, что в ней похоронен король-завоеватель. Сейчас здесь блестящее собрание высших военных чинов, видных функционеров НСДАП, финансовой знати. В центре – дряхлый Гинденбург в полном парадном облачении и в каске и бледный от волнения Гитлер. Первый сдает власть, второй принимает ее.
Оба спускаются в склеп с гробницей.
Когда несколько минут спустя новый канцлер, вытирая влажные глаза, выходит из усыпальницы Фридриха, толпа кричит, неистовствует.
Одетый в черное фюрер говорит речь. Она посвящена Фридриху II, патриарху прусской политики войн и завоеваний. Цвет германского генералитета, вся знать империи, сам Канарис всегда были горячими приверженцами этой политики, ни на шаг не отошли от нее и ныне.
Фридрих – их кумир. Он – кумир Гитлера. Канарис знает: фюреру, который слаб глазами, частенько читают главы из жизнеописания великого короля…
Да, так оно было в год, когда нацистам досталась власть. А теперь группа генералов и сановников рейха задумала убрать своего вождя.
Поистине неисповедимы пути господни!
Шаги за дверью прерывают размышления Канариса. Адъютант генерал Шмундт распахивает двери и, посторонившись, пропускает в кабинет Гитлера и следующего за ним Гиммлера.
Канарис и Фегелейн встают. Адмирал не сводит глаз с фюрера. Сейчас все решится.
Тот молча идет к столу – опущенная голова, руки перед грудью, левая обхватила правую. Он в черных брюках и сером кителе, – слишком длинном, что должно скрадывать дефект фигуры фюрера – чрезмерно развитый таз.
Генрих Гиммлер – в своем обычном черном мундире. И если по виду Гитлера легко определить его настроение (сейчас он раздражен, озабочен), то рейхсфюрер СС, как всегда, непроницаем: одутловатое с желтизной лицо, забронированные толстыми стеклами очков водянистые глаза…
Гитлер садится за стол, движением руки приглашает сесть Гиммлера, поднимает голову и кивком здоровается с вызванными.
Канарис докладывает – очень коротко, тщательно подбирая слова, чтобы не сказать лишнего. С главой испанского правительства были обстоятельные беседы, на него оказан нажим, как того и требовал фюрер. Франко сочувственно отнесся к посланию вождя нации, его симпатии по-прежнему целиком на стороне Германии, он срочно консультируется с кабинетом…
Взгляд Гитлера, блуждавший по комнате, останавливается на спутнике адмирала. Тот поспешно кивает, что должно означать: он, Фегелейн, принимал деятельное участие в переговорах, все обстоит так, как говорит Канарис.
– Хватит! – Гитлер морщится, откидывает со лба прядь волос. – Хватит, я уже все понял: он отказывается. Садитесь!
Прибывшие опускаются в кресла. И хотя Гитлер зол, Канарис чувствует: это не из-за отказа Франко. В сущности, фюрер и не мог надеяться на вступление Испании в войну. В данной политической и военной обстановке, когда германские армии терпят на Востоке одно поражение за другим, все больше откатываясь к границам своего государства, – в этой обстановке официальное вступление Испании в войну на стороне держав оси для Франко было бы равносильно самоубийству.
И еще. По ряду признаков Канарис определил, что Гитлер не знает о бомбе. Чем же тогда вызван гнев фюрера?
– Где универсальные взрыватели для торпед? – спрашивает Гитлер. – Где это удивительное, необыкновенное, фантастически важное изобретение американцев, о котором мне прожужжали уши? Сколько лет еще ждать, пока вы наконец раздобудете его, господин адмирал?
Канарис бросает косой взгляд в сторону главы СС. Тот равнодушно вертит в руках карандаш. Даже чуточку отвернулся, будто вообще не имеет касательства к разговору. Но можно не сомневаться: это он, Гиммлер, посоветовал послать Канариса в Испанию, хотя наперед знал, что миссия обречена на неудачу. Он же напомнил фюреру и о затянувшемся поиске новых торпедных взрывателей американцев…
– Мой фюрер, – отвечает Канарис, – я уже докладывал: пока удалось лишь уничтожить самолет с ведущими инженерами проекта и основными чертежами изобретения. В итоге работа над новинкой сильно задержалась. Комбинированные взрыватели только теперь начинают поступать на вооружение подводного флота противника. Это немалый выигрыш. А скоро в наших руках будет и само изобретение.
– Скоро, скоро!.. – Гитлер грудью ложится на стол, в упор разглядывает шефа своей военной разведки и вдруг спрашивает: – Вы ничего не утаиваете от меня?
Канарис проглатывает ком в горле. От всех, в том числе и от фюрера, скрыта не только тайна гибели «Виперы», но и показания ее командира. Канарис рассудил, что прежде следует добыть сейф с чертежами взрывателя, а уж потом заниматься докладами на эту тему.
Он с трудом выдерживает тяжелый взгляд фюрера. Вздохнув, Гитлер принимает прежнюю позу.
– Мы еще вернемся к этому разговору… А пока извольте ответить. Знакомо вам такое имя: Альберт Эйнштейн?
– Конечно, мой фюрер.
– Как же случилось, что этого человека выпустили из страны?
Канарис разводит руками:
– Физик Эйнштейн эмигрировал из Германии в Соединенные Штаты Америки лет десять назад. Мой фюрер, вы назначили меня главой военной разведки лишь два года спустя. И потом. Эйнштейн – еврей. Он должен был либо уехать, либо погибнуть.
– Погибнуть!.. – Гитлер подносит руки ко рту, прикусывает кулак. – Ну, а физик Бор? Где он?
Канарис мог бы ответить: Нильс Бор, крупнейший датский ученый, руководитель института теоретической физики Копенгагенского университета, тоже не числится за абвером. Учеными в оккупированных Германией странах занимаются гестапо и СД. Но Канарис молчит. В кабинете фюрера надо уметь молчать…
– Где сейчас Бор? – продолжает Гитлер. – А, вы не знаете! Так я просвещу вас. Он тоже удрал. Не так давно Нильса Бора вывезли сперва в Англию, оттуда в Америку. И сейчас, приняв новое имя… – Гитлер останавливается, вопросительно смотрит на Гиммлера.
– Николас Бейкер, – подсказывает тот.
– Да, под именем Николаса Бейкера он преспокойно разгуливает за океаном… Нет, черт возьми, не разгуливает, но в компании с Эйнштейном и другими как одержимый трудится, чтобы создать атомную бомбу и обрушить на наши головы… Вот кому вы дали возможность бежать, адмирал!
– Мой фюрер, Нильс Бор тоже отнюдь не ариец, – осторожно возражает Канарис. – Он не ариец, и он ученый. Им должна была заниматься служба Адольфа Эйхмана, который, кстати, своеволен, упрям и уже не раз подводил господина рейхсфюрера СС.
Это ловкий ход.
Теперь Гитлер ждет, что ответит Генрих Гиммлер.
– Я разберусь, – невозмутимо говорит тот. – Видимо, господин адмирал прав. Конечно же, побег Нильса Бора – промах службы Эйхмана.
Гитлер поднимается с кресла, в молчании пересекает кабинет и останавливается у противоположной стены, где висит большая карта мира.
Канарис и Фегелейн, вставшие, как только поднялся Гитлер, видят: взгляд фюрера устремлен на Северную Америку. Вот он протянул к карте руку, постучал по ней согнутым пальцем, обернулся к руководителю абвера.
Штат Нью-Мексико, определил Канарис.
– Здесь, – говорит Гитлер, – здесь или где-то неподалеку американцы работают над созданием новой сверхбомбы… Знаете вы об этом, господин Канарис?
Генрих Гиммлер снимает очки, платком протирает стекла и, близоруко щурясь, глядит на того, к кому обращен вопрос. Данные о важном секрете врага добыты заграничной разведкой РСХА, к которому абвер не имеет отношения. Именно поэтому он, глава РСХА, так спокойно проглотил пилюлю, преподнесенную ему несколько минут назад. Ну-ка, что ответит Канарис, как выкрутится?
– Да, мой фюрер, кое-что мне известно, – заявляет адмирал. И это так неожиданно, что Гитлер растерянно опускает руки.
– Вы знали об этом? – переспрашивает он. – Знали и не проронили ни слова!
– Я действую, мой фюрер. Не в моих правилах бежать к вам после первого донесения агента, как бы ни было важно это донесение. Я не новичок в разведке. Уж мне-то известно, что многие агенты – самые большие лжецы, их сообщения нуждаются в строгой проверке…. Но в данном случае господин рейхсфюрер СС может не тревожиться: его сведения точны. – Канарис тепло улыбается Гиммлеру. – Да, американцы в компании с англичанами работают над бомбой. Вот здесь, – он подходит и показывает на карте, – близ города Санта-Фе, на плато, которое, кажется, носит название Лос-Аламос, создан комплекс секретных лабораторий и предприятий. Шифр проекта: «Манхеттен».
– Работы развернулись? В какой они стадии? Руководители – Эйнштейн и Бор? – Гитлер нервничает, выстреливает вопросы, как пулемет.
– Как далеко продвинулся проект, трудно сказать. Видимо, это только начало. Моя служба занята уточнением… Да, Альберт Эйнштейн и Нильс Бор – в числе его участников. Но руководят не они.
– Кто же?
– Хозяин проекта – Юлиус Роберт Оппенгеймер.
– Немец? – кричит Гитлер.
– Сын эмигранта из Германии. Учился у нас, в Гехтингене, где шестнадцать лет назад защитил диссертацию на степень доктора. К одному из помощников этого человека я и пытаюсь найти ключи… Я действую, мой фюрер. Делается все, что в человеческих силах.
Гитлер идет к столу. Сейчас он похож на слепца: шаркающие по ковру ноги, выставленные перед грудью ладони… Вот он сел в кресло, опустил голову. Боже, какие глупцы окружают его! Они неустанно нашептывали: «Яйцеголовые, день и ночь копающиеся в своих формулах, – это пустые мечтатели и прожектеры. Бомба, в которой действует энергия атома? Химера и чушь! Даже если она и будет создана, то лишь в отдаленном будущем и, уж конечно, немецкими учеными! Но до этого фюрер сто раз выиграет войну: его армии покорили Европу, они на берегу русской реки Волги! Стоит ли распылять силы, тратить деньги, бесцельно загружать промышленность, которая должна давать только то, что требуется сегодня, сейчас, немедленно!..»
Авторитетные советчики были настойчивы, дела на фронте шли успешно. И он подписал приказ, запрещавший работу над проектами, которые нельзя реализовать в течение одного года и получить немедленный эффект на войне.
Вспомнив об этом, Гитлер стискивает кулаки, стучит ими по столу. Его начинает трясти. Глупцы, трижды глупцы! Сейчас он так ясно видит тупое лицо Кейтеля, его оловянные глаза: «Мой фюрер, не оставляйте Сталинград!» А Геринг? Чем лучше Герман Геринг, целиком разделявший точку зрения командования ОКВ: «Группа войск на реке Волге всем необходимым будет обеспечена с воздуха, ручаюсь, мой фюрер!» Он, Гитлер, был доверчив, покладист, слушал их, соглашался. И вот результат: германский проект создания атомного оружия – в зачаточном состоянии, время упущено, его не вернешь. На Волге разгромлен и уничтожен цвет вермахта – сотни тысяч офицеров и солдат!.. Боже, боже, где взять верных, способных людей, которые сумели бы облечь его, Гитлера, волю в свершения и привести страну к долгожданной победе на Востоке?..
– Хорошо же, – бормочет Гитлер, – хорошо!.. Если не вы, то я – сам, все сам!..
Просторный, ярко освещенный кабинет.
За столом – напряженно сгорбившийся человек. В дальнем углу, у стены с картой, три неподвижные фигуры. Жарко натоплено. Душно. Гнетущая тишина.
– Подойдите, – говорит Гитлер. – Подойдите и сядьте.
Все так же глядя в стол, он сообщает: Генеральному штабу приказано разработать окончательную схему летнего наступления на Востоке. Это будет гигантской мощи удар, который протаранит оборону противника в центре России, расчленит и уничтожит его главные силы. Цель предстоящего наступления – Москва и Кавказ. Итогом будет завершение войны на Востоке.
