Текст книги "Цирк приехал!"

Автор книги: Александр Аронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Я подожду.

«Если не будет на следующем трамвае, – решил Ромка, – все! Может, я зря не продал её билет? Спрашивали ведь! Можно было заломить цену!»

Из клуба донеслись звуки духового оркестра. В окне второго этажа Ромка увидел ребят. Встав тесным полукольцом вокруг Коли Плодухина, они играли в «Антирелигиозный аукцион». Все: и молодежь, и пожилые, люди – были увлечены игрой. Коля стоял перед столом с молотком в руках:

– Сочинения каких великих людей сжигались церковниками как еретические?

– Галилея! – крикнула девушка в красной косынке.

– Галилея – раз… Галилея – два, Галилея…

Коля хотел уже выкрикнуть «три» и стукнуть молотком по столу, но Нина вспомнила:

– Дарвина!

– Правильно! Дарвина – раз… Дарвина – два…

– Ньютона! – завопил Влас.

– Ньютона – раз… Ньютона – два…

Страсти разгорались. Победителем, как и следовало ожидать, оказался Павлик Асиновский. Он назвал столько ученых, что и не запомнишь. А Борька не мог назвать ни одного. Он, правда, выкрикнул Менделеева, таблица которого висела в кабинете естествознания, но его сочинений, оказывается, не сжигал никто и никогда.

После третьего звонка все пошли в зал.

Дождь усилился. Наконец-то появилась Римма. Ромка бросился к ней:

– Что ты опаздываешь? Ты же театральный человек!

– Молчи лучше! Недаром не хотела с тобой идти! Недаром! – набросилась на Ромку Римма. – Я тебя ждала дома до последней минуты! Из-за тебя села не на тот… – и вдруг замолчала, увидев распухшее и перекошенное Ромкино лицо.

– Пчела ваша… А что, очень перекосило? – спросил Комка.

– Да нет, не особенно, – ответила Римма, а сама подумала: «Боже мой! Рядом с ним даже сидеть будет неудобно! Все обратят внимание!»

– Только мне придется тебя немного расстроить, – сказал Ромка. – У меня билет в бельэтаже, а у тебя в партере – в первом ряду. (У Риммы отлегло от сердца.) Можно было бы, конечно, сесть вместе в ложе дирекции («Ни в коем случае!»), но там хуже видно.

Контролерша, подозрительно глянув на Ромкину физиономию, сказала:

– Первое отделение придется смотреть с галерки.

На сцене стояла ширма, на которой висела икона богородицы. Рядом – большая лампада. На столе, за которым стоял докладчик, торчало множество тонких церковных свечей. В зрительном зале висели лозунги:

«Молодежь! За безбожный быт стой в первых рядах борьбы!»,

«Рождество и пасха – надоевшая сказка»,

«Сектант – правая рука кулака!»,

«Ни бог, ни слуги бога нам не подмога!».

– Отвечаю на последнюю записку, – говорил докладчик. – Группа пионеров спрашивает, производилось ли когда-либо обследование мощей святого Симеона Столпника. Отвечаю: не производилось. Если вопросов больше нет, приступаем к демонстрации опытов, разоблачающих церковные «чудеса».

Докладчик машинально дотронулся до одной из свечей и от неожиданности отдернул руку. Свеча… зажглась. Потом вторая, третья… Сами собой!.. Борька похолодел.

– Что вы наделали, товарищ докладчик? – раздался чей-то недовольный голос. – Весь эффект испортили! Зачем раньше времени дотронулись до свечей? Пропал фокус!

Из-за ширмы под хохот и аплодисменты вышел пионер. Ну и нарядился он! Умора глядеть: в поповской рясе, борода и усы из мочалы. А в руках кадило.

– Я покажу, как в церквах шарлатанят, – сказал расстроенный пионер. – Как свечи загораются сами собой, вы видели. Дело тут в фосфоре, которым я заранее намазал фитили. А вот чудотворной иконы вы не видели.

Пионер упал на колени перед иконой и стал молиться. Молился, молился, во все стороны кадилом махал, и вдруг загорелась лампада сама собой, а у иконы полились из глаз слезы. Пионер отодвинул ширму, а за ней стоял другой пионер, с большой клизмой в руках. Все захлопали и засмеялись.

Только Борьке было не до смеха.

«Неужели это правда? – ужаснулся он. – Это же нечестно. Почему бог не запретит фокус с клизмой? Слезы у клоуна одно дело, а ведь это церковь!».

В антракте Ромка повел Римму в буфет. Римма шла рядом, но делала вид, что с Ромкой незнакома. По дороге им попалась школьная нянечка Ариша. Она отозвала Ромку в сторону:

– До завтра у тебя не найдется мелочишки? Пить хочется.

«Вдруг не отдаст?» – подумал Ромка и, отказав ей, усадил Римму за отдельный столик.

Когда надо было расплачиваться с официанткой, Ромка обнаружил пропажу денег. Найдя в кармане единственный полтинник, он ужаснулся.

– Ты чего побледнел? – спросила Римма.

– Так… ничего… – ответил Ромка. – У тебя случайно мелочи нет? А то мне крупные менять не хочется.

– Я могу разменять! – услужливо предложила официантка.

– Конечно, есть! – отдала все деньги Римма. – А за трамвай тогда уж заплатишь ты.

– О чем разговор! – бодро воскликнул Ромка и расплатился.

Проводив Римму до партера, он бросился одолжить денег у администратора.

Администратор уехал домой. Попытка продать швейцару перочинный ножичек не увенчалась успехом.

Ромка ходил взад и вперед по фойе, переживая происшедшее.

Из зала доносились аплодисменты. Там шла «Живая газета» в исполнении «синей блузы» – группы из десяти человек. На груди каждого было по букве.

Курчавый парень с буквой «Н» громко крикнул:

– Даешь новый быт!

Зал дружно зааплодировал. На минуту погас свет. Когда он зажегся, на сцене стоял в костюме гимнаста комсомолец в боксерской позе. От него спасались самогонщик с аппаратом, поп с купелью, старуха с иконой и парень с ящиком, на котором было написано: «Пережитки».

Вперед снова вышла буква «Н»:

– Товарищ аудитория! Мы сейчас тебе покажем инсценировку, а ты посмотри, обмозгуй все своим коллективным мозгом и сделай выводы!

На сцене происходили «пролетарские крестины» без попа и купели. Пионеры прикололи к колыбели пионерский значок и отсалютовали под дружные рукоплескания всего зала.

Борька смотрел на сцену, но почти ничего не замечал. Он думал о чудотворной иконе и свечах, которые загорались сами собой. Ему было стыдно, словно он сам замешан в обмане.

Вечер кончился. Публика хлынула из зала. Ромка по-прежнему вышагивал взад и вперед по фойе. Физиономия его вспухла ещё больше.

– Ну как? Тебе понравилось? – окликнула его Римма.

– Великолепно! Особенно для самодеятельности. Мимо прошли ребята.

– Подумай насчет завтрашней «темной», – напомнил Ромке Влас, указывая на Петьку Бурлаченко.

– А задачки дашь завтра сдуть?

– Ясное дело!

– Ты мне мелочи на трамвай не одолжишь?

– Ни копейки лишней! Я бы с удовольствием.

Дождь лил как из ведра. С визгом и хохотом люди бросились к трамваю. Все, кроме Ромки и Риммы, сели в первый вагон. Оставив Римму на задней площадке, Ромка вошел в вагон, потолкался для видимости около кондуктора и вернулся:

– Все в порядке! Разменял!

Разговор не клеился.

В первом вагоне было оживленно.

На расстроенного Борьку нападал Влас:

– Ну, монах в синих штанах, понравились опыты?

– Ничего…

– Нет, ты не юли! Что про слезы скажешь?

– Слезы как слезы. – Борька чуть не плакал от досады.

– Значит, не понравился тебе вечер? – весело спросил высокий человек в гимнастерке, внимательно слушавший разговор ребят.

– Понравился… Только с клоуном веселее было бы!

Лицо человека в гимнастерке показалось Борьке очень знакомым. Где он его видел? А-а! Он просто похож на юродивого из церкви.

– А доклад понравился?

– А что доклад? Я и так все знаю.

– А если вместо Симеона Столпника в нашей раке вата лежит или кукла? – спросил Лешка. – Что ты скажешь?

– Сам ты кукла! Вот что я скажу. Что я, чуда не видел, что ли…

Разговор у Ромки с Риммой по-прежнему не клеился.

– Пойдем! – вдруг быстро сказал Ромка.

– Ты что? Ещё две остановки осталось! – удивилась Римма.

– Ничего! Пройдемся немножечко пешком. Жарко что-то!

– Ну ты иди, а мне билет отдай! – возразила Римма, смотря на хлеставший за окном дождь.

Ромка искоса глянул в стеклянную дверь на приближающегося контролера.

Римма, перехватив его взгляд, мгновенно все поняла и первой выскочила из вагона.

До дома не проронили ни слова. Оба поминутно вязли в грязи и попадали в лужи.

– Спасибо за удовольствие! – сухо сказала на прощание Римма.

– До свидания! – промямлил Ромка. Он понимал, что это конец…

В этот вечер Ромка долго не мог уснуть. Бровь жгло. Глаз совершенно заплыл.

Тусклый свет от фонаря освещал стол, на котором лежал учебник арифметики, опустошенная никелированная копилка и тетрадка с нерешенными задачами.

«Если завтра Маргарита Александровна вызовет к доске, я пропал. Уже три „неуда“ схватил по арифметике. Что бы придумать? Если не изобрету что-нибудь – все, крышка!»

За окнами бушевал ливень. Кукушка выскочила из своего домика и прокуковала двенадцать раз. Потом два. Ромка забылся.

Во сне он видел волосатого возницу и Маргариту Александровну. Они ехали в пролетке по огромной классной доске с надписью: «Храните деньги в сберегательной кассе».

На заре дождь кончился.

Первым, как всегда, завопил хрипастым басом петух отца Никодима. Ему немедленно тоненьким тенорком отозвался Петька. Петьку поддержали петухи с соседней улицы. Перекличка продолжалась долго. Потом наступила тишина.

Нина проснулась. И сразу же затрещал будильник, стоявший на стуле у кровати. Рывком она сунула его под подушку.

«Никто не проснулся!» – подумала Нина и начала одеваться.

Поднявшись по шаткой лестнице на чердак, она разыскала там портрет Толстого в тяжелой раме и осторожно стащила его вниз. Из кухни принесла горшок со столетником, выпрошенным вчера тихонько у матери. Прихватив портфель, она, изловчившись, подняла ношу и вышла за калитку.

Ах, если бы Борька знал, какую тяжесть она тащит в школу! Перепрыгивая через – лужи и увязая в грязи, Нина медленно двигалась по мостовой. По другой стороне, навстречу Нине, какой-то огромный человек безуспешно тянул под уздцы лошадь, подбадривая её ласковыми словами. Лошадь выбивалась из сил, а громоздкий, пестро размалеванный фургон, застрявший всеми четырьмя колесами в глине, так и не двигался с места. Нина остановилась, и вдруг кто-то подошел сзади и закрыл ей лицо руками.

Вывернувшись, Нина увидела Римму Болонкину, около которой стоял горшок со столетником и клетка с канарейкой.

По тротуару бежал запыхавшийся Борька:

– Куда это вы в такую рань собрались? Что за вещи тащите? Это Толстой с чердака? Эх, ты! Скрыла!

Пришлось принять Борьку в компанию и открыть ему секрет. Оказалось, что девочки тайком от мальчишек сговорились украсить класс.

Римма случайно сунула руку в кармашек платья, вытащила какую-то записочку и выругалась:

– Вот ненормальный!

– Что такое? – спросила Нина. – Кто ненормальный?

– Ромка! Кто же ещё? Вчера, оказывается, записочку подсунул. Погляди, что за ересь пишет.

Нина прочла:

 
Любви все возрасты покорны.
Об этом Пушкин написал.
Её порывы благотворны —
Об этом Пушкин твердо знал,
 
 
Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты…
С тех пор уж мне не до ученья,
С тех пор я сохну, как цветы…
 

– Видали, что пишет? – снова возмутилась Римма. – Из-за меня, оказывается, неуды хватает, цветочек дохлый!

Великан, продолжавший тянуть под уздцы лошадь, неожиданно засмеялся и весело гаркнул:

– А ну, вылазь к чертовой матери!

Из застрявшего в грязи фургона, как горох, посыпались ребятишки мал мала меньше.

На вид им было лет пять-шесть, но одеты они были совсем по-взрослому: в длинные платья, брюки, пиджаки, сапожки гармошкой…

– Вот чудилы-то! – засмеялся Борька. – Как вырядились!

Один из мальчуганов поскользнулся и упал. Борька быстро подбежал и поднял ребенка.

– Спасибо! – хриплым басом поблагодарил малыш. Борька вздрогнул: с изрытого множеством глубоких морщин старческого личика улыбались лукавые вишенки-глаза.

– Что, испугался? – рассмеялся человечек и отбежал.

– Да это же лилипуты! – шепнула Нина.

– Точно! – ахнул Борька. – Цирк приехал!

– Ну свисти… Чего же ты замер? – улыбнулась! Нина.

– Неудобно…

Лилипуты со всех сторон навалились на фургон. Это не помогало.

– Выгружай, братва! – скомандовал великан и первым нырнул в фургон.

Раздался яростный лай. Лилипуты принимали из рук великана разношерстных собачек. Из фургона вылетали тяжелые гири. На землю поставили ящики с голубями, тюки невиданной формы, плетеные сетки и другие удивительные веши.

Особенно бережно опустили тяжелый длинный ящик с дырочками на боках и крышке.

– Что это? – спросила Нина у Борьки.

– Не знаю…

Как завороженный, следил Борька за разгрузкой. Фургон стал легче, но вытащить его лошади все равно оказалось не под силу. Великан выпряг её, отвел в сторону, поплевал на руки и, схватившись за оглобли, нараспев крикнул:

– Э-эй, ухнем!

– Погоди, дядя Проня! – И веселый человечек обратился к ребятам: – Давай сюда! Всё народу больше будет!

Ребята подбежали к фургону, но великан крикнул:

– Отойди, мелюзга! Я сам!

Он натужился, рванул за оглобли, и тяжеленный фургон со страшным скрипом выкатился из грязи.

– Ну и слонище же ты, дядя Проня! – восторженно ахнул веселый лилипут.

А другой, самый маленький из всех, совсем мальчик с пальчик, вдруг радостно запищал:

– Наши едут!

– Сиу-сиу… Сиу-сиу! – громко засвистел дядя Проня.

– Сиу-сиу… Сиу-сиу! – отозвались издали сразу несколько человек.

Счастливый Борька торжествующе поглядел на девочек:

– Что я говорил! Сейчас Никита и Андрон будут! Это они свистят!

Появилось несколько фургонов и повозок. На первой телеге стояли железные клетки, укрытые старым брезентом. Правил лошадью бородатый мужчина.

– А Шурка где? – спросил его великан.

– С чертями спит в последнем фургоне. Намаялся при погрузке.

– А зачем вы ему грузить разрешили, Глеб Андреевич? – нахмурился дядя Проня.

– Да он сам. Ты что, Шурку своего не знаешь? Дядя Проня недовольно глянул на бородатого и быстро побежал в конец обоза.

– Что случилось? – спросил Борька, нагнувшись к самому маленькому лилипуту.

– Рассердился, что Шурка грузил… – пояснил тот.

– Простите, – спросил Борька, – а Иван Абрамович там?

– Какой Иван Абрамович?

– Лекалов-Терри. Дрессировщик.

– Что ты, милый. Он же в ЦУГЦе работает. А у нас цирк частный. Иван Абрамович сейчас выступает в Ростове.

– И он не приедет?

– Конечно, нет.

– Не приедет… – упавшим голосом сказал Борька. – А вы его видели, да? А как Никита с Андроном?

– Все в порядке. А ты откуда их знаешь?

– Мы хорошо знакомы… Я их так ждал… Они обещали… – быстро бормотал Борька, боясь расплакаться.

– Разве это от них зависит! Куда пошлют, туда они и едут.

– А Никита все ещё девочкой работает?

– Все ещё девочкой…

– А Николай Александрович где?

– Что за Николай Александрович?

– Клоун. Толстый такой. Коко. Он ещё пищики делает…

– Ах, Коко и Мишель! Они на юге где-то. А ты, как я погляжу, всех знаешь…

– Он всех знает, – сказала Нина, – и свистеть умеет по-вашему. И я умею. И Римма. Вся пятая «Б». Нас Борька выучил.

– Молодцы! Значит, любите цирк?

– Конечно, любим…

Борька вздохнул.

Груженные цирковым скарбом подводы шли мимо.

– Как дела, Нонночка? – обратился мальчик с пальчик к девочке, за которой шла рыжая лошадь, укрытая сверху разноцветным тряпьем. – Чем расстроена?

– Буян простудился! – кивнула девочка в сторону лошади.

Буян подошел к своей хозяйке и потерся мордой о её плечо.

– Смотри, Нина, медвежат ведут! – немного оживился Борька.

– Гималайские! – пробасил веселый лилипут. – Раз с белой грудкой, значит, гималайские. Злые-презлые.

– Пора, Борька, опоздаем! – сказала Нина.

– Успеем. Подожди немножко. Ой, смотри, народу-то собралось! Как в цирке!

С ребятами и мальчиком с пальчиком (его звали Василием Тихоновичем) поравнялась ещё одна телега, которой управлял лысый тощий человек. Рядом с ним стояла клетка с очень грязным пеликаном. Сзади примостился пузатый барабан, на котором была нарисована смеющаяся клоунская рожа с красным носом. На барабане висели медные тарелки и связка бубенчиков, весело звенящих при каждом шаге лошади. Тут же лежали длинные ноги – ходули в широченных полосатых штанах и остроносых клоунских ботинках, размером с мальчика с пальчик.

– Кто это? – спросил у лилипута Борька, когда телега проехала мимо.

– Это дядя Донат. Клоун. Самый главный наш чёрт и шапитмейстер.

– Чёрт? – изумились друзья.

– Его воздушный полет называется «четыре черта». Дядя Донат выступает вместе с сыновьями и братом.

– Такой старый?

– А он не старый вовсе.

– А лысый совсем…

– А он вовсе и не лысый. Он специально бреет голову. А на макушке оставляет клок волос. Не заметили? Бантик завязывает для смеха. Выходит в шляпе, а как повиснет на трапеции, роняет шляпу в сетку. Тут все и видят у него на голой голове пышный бантик. А клоунаду работает в рыжем парике. Как Коко.

– А он и чёрт, и клоун, и ещё кто? – спросил Борька.

– Шапитмейстер. Человек, который устанавливает цирк, ставит столбы, натягивает крышу из брезента. Такая крыша называется «шапито». Как и сам цирк.

Мимо прошел великан.

– Ну, как Шурка? – спросил его лилипут.

– Умаялся, бедняга. Спит.

– Кто это? – шепотом вслед спросил Борька.

– Силач, атлет-богатырь Вонави. Знаменитый артист.

– А Шурка кто?

– Такой же мальчишка, как и ты. Воспитанник Вонави. Человек-феномен.

– Феномен? Что значит «феномен»?

– Феномен, пичуги, это значит…

– Тебе что, Васька, делать нечего? Чего язык чешешь? – сердито крикнул сухонький старичок с козел подъехавшего экипажа.

Заднее сиденье пролетки занимала женщина невероятной толщины.

На коленях её сидели две малюсенькие белые лохматые собачушки с синими бантами на шеях, смотревшие на всех злыми розовыми глазами.

– Вонави где? – спросил старичок у лилипута.

– У фургона. Недоволен очень, что Шурка грузил. – Ничего страшного. Все устали. И я устал.

– Сравнили себя с Шуркой!

– Ну ладно! Будет болтать!

– Это хозяева наши, Ануфриевы, – тихо пояснил ребятам Василий Тихонович, когда экипаж отъехал. – Ну, прощайте, пичуги!

– Давайте и я грузить подсоблю! – вызвался Борька.

– А школа как же?

– Поспею. Время есть.

– Что ж, хорошее дело…

Борька остался с Василием Тихоновичем, а Нина с Риммой пробрались через толпу и побежали в школу.

В коридоре около класса толпились девочки. На полу лежали портфели, книжки, стояли горшки с цветами, валялись бумага, ножницы. Напуганные школьницы ожесточенно стучались в запертую дверь.

– Что за шум, а драки нету? – издалека ещё крикнула Нина.

– Ой, Нина! В классе что-то случилось! Кто-то заперся и скрипит.

Нина подошла к двери и приложила ухо к замочной скважине. До неё донесся скрип, переходящий в писк.

– Кто там? – грозно спросила Нина. – Отзовись! Плохо будет!

Скрип прекратился.

– Ну я, я это! – ответили из-за двери. – Свои!

– Да кто свои-то?

– Это же Ромка Смыкунов! – сказала Нина. – Ромка!

– Я!

– Ну-ка открывай!

– Сейчас!

Было слышно, как Ромка спрыгнул на пол, отодвинул стол от доски и поставил его на место. Дверь распахнулась. В классе все было в полном порядке.

Нина строго спросила:

– Что ты здесь делал? Чем скрипел? Зачем на стол залезал?

– Стенгазету поправлял. Криво висела.

Девочки выпроводили Ромку в коридор и принялись за уборку.

Мальчики входили в класс и замирали. Нравилось все: и цветы, и портреты, и аккуратно вырезанные бумажные занавески на окнах.

Остался недоволен один Ромка. Его детище – стенгазету – перевесили с самого видного места в угол.

– Ребята, цирк приехал! – радостно завопил Борька с порога.

– Знаем, не ори! – ответил Влас. – Иди скорей сюда!

Он шептался в углу с Валькой, Павликом, Лешкой и Ромкой. Борьку посвятили в план «темной», которую решили провести сразу же после уроков в комнате для мальчиков. Первая часть её – умывальня – всегда служила клубом, курилкой, местом «дуэлей» и «темных».

– Чтобы не спугнуть Петьку, соберемся поодиночке, – объяснял Влас. – Кто возьмется завести его туда?

– Я попробую! – предложил Ромка Смыкунов.

– Один не справишься. Может, его придется силой туда заталкивать!

– Я помогу! – сказал Борька.

– Ладно. За это отвечаете оба!

В дверях появился самодовольный Петька:

– Здорово, ребята! О чем шепчетесь?

– Так, ни о чем, – пожал плечами Борька.

Глава седьмая
ЧЕЛОВЕК-ЗАГАДКА

Когда Сандро вышел из кабинета директора, ему попалась навстречу нянечка Ариша. Она изо всех сил трясла большим медным колокольчиком. Начинался второй урок. Одна за другой захлопывались двери в классы. Свернув по пустеющему коридору направо, Сандро уперся в единственную раскрытую дверь с надписью «5 „Б“». Рядом у стены стоял мешок с мелом. Сандро заглянул в класс, и ребята его увидели.

Он был худенький, но широкоплечий. Руки глубоко засунуты в карманы брюк. Старенькие туфли одеты на босу ногу. Из-за пояса торчали учебники и тетрадки, некрасиво оттопыривая застегнутый на верхние пуговицы поношенный пиджачок. На бледном смуглом лице мальчика горели огромные черные глаза. Ни на кого не глядя, он спросил с сильным кавказским акцентом:

– Место есть, да?

Ребята засмеялись.

– Есть, кацо лубэзный, на заднэй партэ, прахады, пажалыста! – под общий хохот ребят ответил Ромка.

Новичок яростно сверкнул глазами в его сторону и, пройдя через всю комнату сквозь строй любопытных взглядов, занял место на свободной парте в дальнем углу.

В класс вошла Маргарита Александровна:

– Здравствуйте, ребята!

Застучали крышки парт. Обратив внимание на празднично убранный класс, учительница спросила:

– Кто сегодня дежурный?

К доске с рапортом вышла Нина Шкапа:

– В группе всего тридцать восемь человек. Сегодня на уроках присутствует тридцать девять. К нам пришел новенький.

– Спасибо, Нина.

Ребята сели. Учительница раскрыла журнал:

– А ну-ка, новенький, поднимись!

Не вынимая рук из карманов, новенький встал.

– Твоя фамилия, имя?

– Татешкелиани Сандро.

Учительница записала в журнал.

– Ты грузин?

– Сван.

– Сван?

– Это в Грузии место такой – есть. В горах. Знаешь?

– Знаю! – улыбнулась учительница. – К нам в Сибирь ты попал из Сванетии?

– Зачем из Сванетии? В Омске работали.

– Так ты теперь в Омске живешь?

– Зачем? Где работаю, там и живу! Где живу, там школу хожу! Не понимаешь, да? – сердито ответил новичок.

– Нет, Сандро, не совсем понимаю, – спокойно сказала Маргарита Александровна. – Выходит, ты и работаешь и учишься? Так?

– Так!

– Тебя отец привел в школу?

– Сам пришел. Отец нет. Мать нет. Дядька есть.

– У директора был?

– Был. Нет в кабинете. Сказали: завтра придет. Зачем ждать буду? Прямо сюда пришел. Что, нельзя? Назад к дядьке идти? Уйду!

– Ух, какой горячий! – Глаза Маргариты Александровны смеялись. – Никуда уходить тебе не надо. Завтра вместе пойдем к директору. И учти, пожалуйста, на будущее: учительнице и вообще старшим говорить «ты» нехорошо. Это так же некрасиво, как и руки держать в карманах. Понимаешь? А теперь садись.

Новенький молча опустился за парту. Так и не вынув рук из карманов, он отвернулся в сторону и стал разглядывать стену. Учительница сделала вид, что не обратила на это внимания.

– Смыкунов, к доске!

Класс радостно загудел: «Опять комедия будет!» Обычно Ромка выходил к доске, писал условие задачи и терпеливо ждал подсказки.

– Что же ты не решаешь, Смыкунов? – спрашивала Маргарита Александровна.

– Думаю, – отвечал Ромка.

Подсказки не было. Ромка стирал написанное и заново выводил условие задачи.

– Зачем ты все стер? – удивлялась учительница.

– Неясно написал, – отвечал Ромка. – Сейчас, сейчас… решаю…

Ромка рисовал жирный знак равенства и умоляющими глазами смотрел на ребят…

Разгадав этот маневр, Маргарита Александровна останавливалась у доски, у которой страдал Ромка, и подсказывать было совершенно невозможно. Бедняга рисовал точку. Учительница терпеливо ждала. Мел крошился и осыпался на пол.

– Ну, как дела, Рома? – участливо спрашивала учительница.

– Думаю.

Время шло. Точка росла. Мел таял. Когда он был искрошен окончательно, Ромка вытирал руки тряпкой, глубоко вздыхал и молча садился на место. А в журнале и Ромкином дневнике появлялся новый «неуд»…

На этот раз Ромка быстро поднялся с парты, подошел к доске и, взяв в руки мел, выжидающе поглядел на учительницу.

– Что с тобой? – спросила Маргарита Александровна.

– Пчелы поели…

Учительница вынула из портфеля потрепанную книгу.

– Это старинный учебник математики Малинина и Буренина, по которому учились ещё мои родители. В нем очень интересные задачи и примеры. Давай, Смыкунов, решим с тобой старинную-престаринную задачу!

– Давайте! – с готовностью согласился Ромка. Ребята не верили своим глазам.

– Задача такая. Собака гналась за кроликом, находящимся в ста пятидесяти футах от неё. Она делала прыжок в девять футов каждый раз, когда кролик прыгал на семь футов. Сколько прыжков должна сделать собака, чтобы догнать кролика?

– Семьдесят пять! – тут же ответил со своей парты Сандро.

– Правильно! – удивилась Маргарита Александровна. – Только я не тебя спрашиваю, а Смыкунова.

Новичок смутился.

– Сандро, ты раньше решал эту задачу?

– Зачем раньше? Понятный задачка!

– Молодец. Но запомни ещё одно: если хочешь сказать что-нибудь, подними руку. Ясно?

Сандро усмехнулся:

– Ясно!

– А тебе, Рома, понятно, почему семьдесят пять прыжков?

– А как же! Конечно! Ровно семьдесят пять!

– Сколько в задаче вопросов?

Борька показал Ромке два пальца.

– Всего два вопроса!

– Напиши какие и решай! И вы, ребята, тоже решайте!

Мел застучал по доске. Зашуршали тетради.

– Не пишет мел! – сказал вдруг Ромка.

– То есть как – не пишет?

– Сам не пойму, в чем дело. Не пишет – и все! Попробуйте!

Взяв мел, учительница провела им по доске. Мел действительно не писал.

– Безобразие! – возмутился Ромка. – Совсем невозможно учиться!

– Это я виновата! – сказала Нина и поднялась из-за парты. – Мел сырой, наверное. А я не проверила. Разрешите сходить за новым?

Выбрав из мешка большой кусок мела, Нина вернулась в класс. Новый мел тоже не писал.

Учительница окинула взглядом ребят и неторопливо вышла из класса. Нина бросилась было за ней, но её остановил окрик Власа: «Сядь на место!» Влас вскочил на парту:

– Кто это сделал?

– Ромка Смыкунов зачем-то с утра запирался! – вспомнила Нина. – Скрипел здесь чем-то!

– Твоя работа? – спросил Влас.

– Вы что, ребята? С ума сошли, что ли? Ничего не знаю!

– Почему не пишет мел? В чем дело?

– Дело в свечка! В стеарин дело. В воск дело, – вдруг сказал новенький. – Очень просто. Доску свечкой натрешь – какой мел писать будет? Никакой! Верный дело. Старый фортель!

Ромка Смыкунов злобно посмотрел на Сандро. Влас подошел совсем близко к Ромке и замахнулся.

– Шкапа, сядь на место! – сказала появившаяся на пороге Маргарита Александровна.

Рядом стояла нянечка Ариша с ведром и большим кухонным ножом.

– Рома! Осторожно соскребешь с доски воск и вымоешь её. Мы пока пойдем заниматься в кабинет естествознания. Когда кончишь мыть – скажешь. Мы вернемся и будем решать задачку про собаку и кролика. Ясно?

– Ясно! – вздохнул Ромка.

Когда доска была выскоблена и вымыта, все вернулись в класс.

Ромка получил очередной «неуд» и, проклиная всех собак и кроликов, поплелся на место.

«Настроение бодрое – идем ко дну!» – припомнил ол услышанную от кого-то фразу. Опять «неуд»… Как показаться домой? Утром и так попало за испорченный костюм и ботинки. Римма, молча сунув деньги за вчерашнее угощение и билет, отвернулась и нарочно громко сказала Зое Жук: «Все мальчишки вруны отчаянные!» Хорошо ещё, что вернула деньги за билет и за угощение!

Шел третий урок – география. По классу летали записочки. Старательно прикрывая бумагу ладонью, Римма настрочила записку, сложила её как пакетик для порошков и, немного поколебавшись, подбросила на парту новичка.

Это заметил Ромка, и ему стало жарко.

Ася Смирнова писала Зое Жук: «Что он, безрукий, что ли? Почему ничего не пишет? Почему не вынимает из карманов рук? Римка ему бросила на парту записку, он даже не взглянул. А она отвертела всю шею!»

На большой перемене Ромка зашел в пустой класс и увидел на месте новичка Риммину записку. Сунув её в карман, он поднялся на чердачную лестницу, потом развернул записку и… чуть не съехал со ступенек.

«Одна душа страдает, а другая не знает…» – вот что писала Римма новичку.

Ромка стремглав бросился вниз и наткнулся на Сандро.

– Эй ты, ручки в брючки, Дикобраза не видел? – еле сдерживая ненависть, спросил Ромка.

– Нет, жирный камбала, не видел, – спокойно ответил Сандро, повернулся спиной и вошел в класс.

– Я тебе припомню ещё эту «жирную камбалу»! – еле слышно прошептал Ромка.

Власа Ромка отыскал на школьном крыльце. Там были и Борька с Валькой Кадулиным. Ромка атаковал Власа:

– Почему бы нам заодно с Петькой Бурлаченко не устроить «темную» и новенькому?

– А за что? Он вроде ничего парень-то! – ответил Влас.

– Да, «ничего»! Камбалой обозвал тебя! Я его спрашиваю: «Не видал Власа Шкапа?» А он отвечает: «Буду я следить за камбалой твоей».

– Это тебя, наверное, он камбалой назвал, а не Власа. У тебя глаз-то распух, – усомнился Борька.

Ребята рассмеялись.

– Ну и не верьте! Гордости, Влас, у тебя нет! Я бы на твоем месте дал ему!

– Брось подначивать! – рассердился Влас. – Ты просто на новичка зуб имеешь.

– Я зуб имею? За что? – возмутился Ромка.

– За то, что разгадал твой фортель с доской, за то, что Болонкина подкинула ему записочку. А ты Римку вчера очень удачно проводил домой. Это тоже всем известно, – сказал Борька.

Ромка чуть не задохнулся от злости.

– Оставь новичка в покое! – строго сказал Влас-Ясно?

Но Ромка не унялся. Подговорив нескольких мальчишек, он на последней перемене захлопнул дверь перед самым носом Сандро.

Сандро усмехнулся и прошелся по пустому классу. Из-за двери раздался громкий хохот. Там о чем-то сговаривались.

– Три-четыре! – скомандовал Ромка, и полилась песня:

 
В Александровском саду
Музыка игрался,
Карапетик – сван Сандро
Туда-сюда шлялся!
 

– Пустите! Слышите, да? – крикнул с угрозой Сандро.

Пение продолжалось. Ромка Смыкунов нагнулся и увидел в замочную скважину, как Сандро, пробормотав что-то по-грузински, яростно замотал головой и опустился на свою парту.

– Вы знаете, что делает карапет? – сказал Ромка. – Дразнится! Показывает нам язык! Грозится кулаками!

Ромка подал знак, и хор грянул ещё громче. Новичок сорвался с места и отчаянно заколотил каблуками в дверь. Подошел Борька. Поняв, в чем дело, он сказал Ромке:

– Прекрати сейчас же! Слышишь? А то позову Власа. Он тебе покажет!

– Зови, пожалуйста!

Борька ушел. Ромка опять наклонился к скважине. Сандро пропал из поля зрения. На учительский стол упала тряпка.

«На доске пишет что-то», – сообразил Ромка, а ребятам сказал:

– Сван-то, сван что вытворяет! Подошел к двери и плюнул в нашу сторону. И показал кукиш.

Появился Влас. Растолкав ребят и отвесив подзатыльник Ромке, он распахнул дверь.

Сандро стоял посреди класса. Через всю доску плясала неровная надпись: «Все вы – повидлы дешевые!»

Раздался звонок. Сандро с вызовом посмотрел на ребят и медленно пошел к своей парте.

На уроке пения группа вела себя неспокойно. Старичок учитель выбивался из сил, призывая ребят к порядку. Он стучал смычком по скрипке, уговаривал, а ребята шушукались, гудели, перекидывались записочками…