Текст книги "Цирк приехал!"

Автор книги: Александр Аронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Играй на все! Заработаем, поделимся! – азартно шепнул Ромка. – Я рискую…

– Нет, хватит! – тихо ответил Борька, вытирая выступивший пот.

Ребята выбрались из круга.

– Больше никогда не играй! – сказал Борька, отдавая Ромке деньги.

– Борька, расскажи секрет, расскажи! – умолял Ромка.

– Ни за что! – вспыхнул Борька. – Жадина ты. На футболе сколько бабок заработал, на Ашикаге! Хватит с тебя.

– Спасибо бы лучше сказал! – рассердился Влас.

– Ой, прости, Борька! Спасибо тебе! Спасибо! В жизни не забуду, – забормотал Ромка, хватая Борьку за руку.

– Да ладно, ладно… – Борька выдернул руку.

В прекрасном настроении вернулись друзья в «Гранд-Электро». «Молодых» уже сфотографировали. Теперь они с любопытством следили за тем, как Иван Михайлович переснимал негатив.

– Неужто же это мы? Как арапы черные? Вот дела! – удивлялся жених.

Девица стыдливо хихикала.

Завернув мокрые фотографии трубочкой в газету, мастер галантно вручил их молодоженам:

– Скоро просохнут. Всего наилучшего! Сфотографировать Борьку и Власа отец разрешил сыну. Борька залез за холстину с парусным фрегатом.

– Какую давать выдержку? – деловито спросил Вираж-Фиксаж, засовывая в рот прозрачного петушка на палочке.

– Три секунды.

– Спокойно, снимаю! – важно, совсем как отец, сказал Валька, накинул на себя покрывало и повернул аппарат на треноге в сторону Борьки. Сорвав с объектива крышку, Вираж-Фиксаж прошептал: – Двадцать один… двадцать два… двадцать три…

– Чего это ты бормочешь? – спросил Борька.

– Ровно три секунды получается. Проверено, – ответил Валька. – Что вертишься? В аппарат гляди!

– Оглянись! – крикнул Борька. – Облава!

Мимо бежали люди. Свистели милиционеры. Спекулянты поспешно прятали товары. Рынок пустел.

Ребята выбежали из ателье. Место, где они выбросили крестик, было пусто.

– Подобрали, слава богу! – шепнул Борька.

– Ещё бы! Крестик-то чистого золота…

Потом друзья фотографировались, катались на карусели, ели пряники.

По окну мерно стучал дождь. В комнате уютно и тепло.

Стрелки на часах сошлись на десяти. Пора было спать. Фрушка давно замер на своей жердочке. Влас, лежа на кровати, читал «Робинзона Крузо». Борька разглядывал картинки через лупу.

– Гаси свет! Пора! – зевнул Влас.

Борька придвинул стул к своей кровати, постелил постель, разделся и повесил брюки на спинку стула. Что-то выскочило из них и звякнуло об пол.

– А-а-а! – завопил Борька не своим голосом. Испуганно закаркал Фрушка.

– Ты чего? – вскочил Влас.

В комнату вбежала полуодетая перепуганная Нина.

Борька что-то бормотал и в ужасе смотрел под ноги. На полу блестел… крестик. Тот самый, выброшенный ими золотой крестик.

Борька опять завопил:

– Чур меня! Чур!

– Не психуй! – пригрозил Влас.

Нина налила в стакан воды и протянула Борьке:

– Выпей! Успокойся!

Зубы стучали о стакан. Вода лилась мимо. Борька начал мелко-мелко креститься и сплевывать через плечо:

– Чур меня! Чур… ик… ик… Чур нас всех… ик…

Он крестил себя, Власа, комнату, Нину, даже Фрушку.

Влас подошел к Борьке и отвесил ему здорового «леща».

– Перестань психовать сейчас же!

– Ну ладно тебе… – вступилась Нина.

– А ты не лезь! Тоже заступница нашлась.

Борька обиженно засопел носом. Влас поднял крестик и сказал очень серьезно:

– Все ясно! Чуда здесь никакого нет! Дело было так. Я крестик бросил, а он не на землю упал, а к тебе в обшлаг штанины. Мы ведь рядом стояли. Вспомни, как тесно было!

Но Борька не верил.

– Нет! Нет! – шептал он, стуча зубами от страха. – Колдовство это! Колдовство! Вы знаете, кто тут замешан?

– Чер-р-т! Чер-р-т! – неожиданно спокойно выругался Фрушка.

Борька упал лицом в подушку и зарыдал.

– Ну что ты, Борька! Успокойся! – рассмеялась Нина.

– Чужое горе теперь на мне, – навзрыд плакал Борька. – Это она! Она!

– Кто она?

– Сила нечистая!

– Ах, сила? – рассердился Влас. – Дурак ты темный!

Накинув пиджак, он в трусах, босой выскочил под дождь, подбежал к калитке и что есть мочи запустил крестик на улицу.

Когда Влас вернулся, Борька молился. Не сказав ему ни слова, Влас погасил свет и лег в постель.

В церкви было прохладно и полутемно. Борька стоял на коленях перед большим позолоченным иконостасом, неподалеку от раки с мощами Симеона Столпника. В другом углу била поклоны старушка. Она мелко крестилась и беззвучно шептала молитву. Помолившись, поднялась и, пройдя мимо раки, торопливо поцеловала край богатого одеяния угодника. Перекрестилась, вытерла губы концом платочка и вышла. Борька остался в церкви совсем один.

– Господи! – шептал он. – Прости меня, грешника, избавь от нечистой силы. Пусть будет проклят крестик этот. – Борьке было очень грустно. Смеются все над ним, даже Нина с Власом. Хоть бы Андрон с Никитой приехали. Борька стал бы в цирк ходить! – Господи, сделай так, чтобы цирк приехал. Ты все можешь… И ещё помоги нам найти фискала…

В тот же день на круглой афишной тумбе на площади появилась новая белая афиша:

??? Скоро в Пореченске!???

Ц

Ну как после этого Борьке не любить бога? Как не верить в него?

Цирк! Конечно, цирк! Даже скептически настроенный Павлик допустил, что это цирк.

Назавтра на афише появилась новая буква:

??? Скоро в Пореченске!???

Ци

Послезавтра было уже три буквы:

??? Скоро в Пореченске!???

Цир

И наконец:

!!! Скоро в Пореченске!!!!

Цирк!

Цирк едет! Старые друзья! Они, конечно, помнят Борьку. Они обещали приехать, и они едут! И Борька снова побежал в церковь воздать благодарение богу.

Поставив несколько свечек и помолившись, Борька радостный выскочил на паперть, спустился вниз и столкнулся с Аркадием Викентьевичем.

– А ну-ка, герой, поди сюда! – поманил он Борьку. Борька подошел, машинально комкая в кармане красный галстук.

– Ты что это в церкви делал?

– К мощам прикладывался, – выдавил из себя Борька, густо покраснев.

– К мощам? – взвился Аркадий Викентьевич. – А знаешь ты, как это называется? Знаешь, что в бога веруют только враги Советской власти, контры всякие? Где твой галстук? Какой ты пионер после этого? Мало тебе футбола было? Сегодня футбол, завтра церковь, а послезавтра что?

– Не знаю, что послезавтра… – вздохнул Борька.

– Зато я знаю! Я попрошу вожатого пионеров собрать. Тогда обо всем и поговорим. И о футболе, и о мощах, и о галстуке, который пионер Ваткин ни во что ставит!

На сборе разговор сначала шел совсем не о Борьке.

– Вы, пионеры, не любите вашу школу! – заявил вожатый.

– Неправда! Неправда! – закричали ребята.

– Ах, неправда! – прищурил глаз Коля Плодухин.

– Конечно, неправда!

– А я зашел в вашу пятую «Б» и что же увидел? Голые грязные стены, на которых висит старая стенгазета Романа Смыкунова.

– Почему только Ромкина?

– Конечно, моя! – завопил Ромка. – Кто, кроме меня, пишет заметки? Все только обещают! Я один за всех работаю. И стихи мои. И рисунки мои.

Возразить было нечего. Газета «Пионерский костер. Орган пятой группы „Б“ под редакцией и руководством Романа Смыкунова» целиком делалась Ромкой. Заметки были подписаны:

Рома Смыкунов, Роман Смыкунов, Михайлович, Р. С, С. Р., Р. М. С, С. Р. М. Наблюлатель, Глаз, Пикор.

– И рисовать я не умею! – продолжал вопить Ромка. – Я рисую аэроплан, а все думают, что это пистолет. И нечего смеяться! Нельзя во всех вопросах быть гением! А Косилова не допросишься!

– А на что похож ваш класс? Ни одного портрета на стене, – говорил вожатый, – просто стыдно. На учительском столе старая бумага. Неужели вы и дома живете так неуютно? Неужели у вас нет занавесок на окнах? Так как же после этого вы можете уверять меня, что любите вашу школу?

Ребята опустили головы.

– Теперь о Ваткине.

Борька вздрогнул.

– Что от того, что мы его выругаем? Ровным счетом ничего. Завтра в Новом клубе большой антирелигиозный вечер. Я договорился с пионерской клубной ячейкой. Они приглашают всех нас к себе в гости. Весь сбор от постановки пойдет в фонд детей бастующих горняков Англии. Пусть Ваткин туда сходит. Очень полезное дело.

– Не пойду я, там бога будут хулить. Не пойду! – тихо сказал Борька из своего угла.

– Видали какой! – обрадовался Аркадий Викентьевич.

Вожатый позвонил в колокольчик.

Влас поднялся с места и гневно крикнул Борьке:

– Ты что же, детям бастующих горняков не хочешь помочь? Значит, ты против мирового пролетариата?

– Ничего я не против пролетариата. Что ты из меня дурачка делаешь! Вечер антирелигиозный. И идти мне на него грех!

Аркадий Викентьевич зло расхохотался.

– Слушай, Ваткин… – хитро глянул в Борькину сторону вожатый и невинно спросил: – Слушай, Ваткин… А бог грехи прощает?

– А что? – насторожился Борька.

– Нет, ты ответь. Бог грехи прощает? Замолить грех молено?

– Можно…

– Вот ты ради пионеров возьми грех на душу, а потом замоли!

Борьке пришлось согласиться. Аркадий Викентьевич рассмеялся ещё громче. Влас не выдержал:

– Что Аркадий Викентьевич все время смеется? Надо же понять… Человек рос без отца, без матери. Голодал, холодал. Да, Борька верил в бога, ну и что? Почему верил? Втемяшили ему с детства в башку его темную, чтобы боженьку слушался, вот он, дурак, и верил!

– И сейчас верю, и буду верить! – озлобился вдруг Борька и добавил: – Во веки веков. Вот!

– Видали какой? – обрадовался Аркадий Викентьевич. – Ай да пионер!

Все зашумели.

– Можно спросить Ваткина? – обратилась к вожатому Нина.

– Спрашивай!

– Неужели ты веришь, что по небу бог со святыми летает?

– Конечно, летает. А как же! И рай там есть.

– Так почему ни с одного цеппелина, ни с одного аэроплана их не видно? – не выдержал Влас.

– А они ещё выше, совсем на небесах, – не моргнув глазом, ответил Борька.

– А чем же они дышат там, на твоих небесах, дурак ты дурак, если там воздуха нет?

– Во-первых, ты не ругайся, а во-вторых, святым дышать совсем не обязательно, на то они и святые. А потом, может, там и воздух есть. Откуда ты знаешь, что там нет воздуха? Ты что, там был, что ли?

Влассплюнул.

– А на землю святые спускаются? – улыбнулся Коля.

– Заходят, конечно, – ответил Борька.

– Ты что же, их видел?

– Сам не видел, люди видели.

– А почему же до сих пор их никто не снял? – вмешался Валька Кадулин.

– А как ты их с небес снимешь? – возмутился Борька. – Так они тебе и дадутся!

– Почему, если святых видели, их до сих пор никто не сфотографировал? Почему ни одной карточки нет? – пристал Валька.

– А ты откуда знаешь, что нет? Может, у кого и есть! А потом, душу-то ведь не снимешь. Её и не видать вовсе!

– Вот видишь, Ваткин, совсем ты запутался, – сказал вожатый. – И ни одного святого ты сам не видел.

Борька надулся, засопел:

– Нет, видел! Сквозь прорезь! – Голос у него задрожал, в горле защекотало, но он выкрикнул: – Мощи нетленные Симеона Столпника! Вот!

И Борька горько заплакал.

Слово взял Аркадий Викентьевич. Он откашлялся и, протянув руку в сторону Борьки, сказал:

– Слезы, между прочим, есть соленая водичка. А соль нынче дешевая! И учти, что существует такая поговорка: «Москва слезам не верит!» У нас, правда, не Москва, а Пореченск, но и сибиряков слезой не прошибешь, не разжалобишь! Особенно пионеров!

– А Борька никого и не жалобит! – крикнул Влас.

– Ещё один выкрик, Шкапа, ещё одна выходка, и ты будешь удален отсюда! – пригрозил Аркадий Викентьевич. – Удален, как зуб!

Ребята зашумели. Вожатый сказал:

– Успокойтесь, ребята, мы во всем разберемся!

– Расцениваю такое поведение пионера Шкапа как желание сорвать ваш сбор, – продолжал возмущаться Аркадий Викентьевич. – Сорвать по-ли-ти-чес-кое мероприятие! Всех шумящих и мешающих следует расценивать как сообщников виновного! Куда вы, товарищ Плодухин, смотрите?

Ребята снова зашумели. Вожатый поморщился и зазвонил в колокольчик:

– Тихо!

– Пусть Ваткин ответит на вопрос, – сказал Аркадий Викентьевич. – Только на один вопрос. Ответит прямо, при всех!

Ребята насторожились.

– Ответь, Ваткин, – продолжал учитель, – ответь, что тебе дороже: крестик или галстук?

Стало очень тихо. Слышно было только, как скрипнул стул, с которого поднялся Борька, как застучали по полу тяжелые его башмаки. Борька медленно подошел к столу, молча снял с шеи галстук и положил его на стол.

– Что ты делаешь? – ахнула Нина.

– С ума сошел, Борька! – крикнул Влас.

– Подожди, Ваткин! – попытался остановить его Коля.

Но было поздно. Борька рванулся с места и опрометью бросился из дверей.

Борька бежал быстро. Миновав площадь, он перемахнул через забор и оказался в городском саду.

Борька заплакал и сел на скамью. Он просидел долго. Солнце спряталось за косматыми тучами. Подул ветер. На этой скамье и нашли его Влас, Нина и Александр Иванович.

– Ну что, все цирк ждешь? – ласково спросил Александр Иванович, присаживаясь рядом с Борькой.

Борька кивнул, глотая слезы. Помолчали.

– Ты понимаешь, Борис, что ты был неправ? – начал Александр Иванович.

– А что, Аркадий Викентьевич прав?

– Тоже неправ. Коля с ним из-за тебя, скажу по секрету, насмерть разругался. Но ты не имел права так поступать. Поэтому сам на себя пеняй!

– И на бога своего идиотского! – добавил Влас. Борька промолчал. Александр Иванович привстал со скамьи и оперся на палочку.

– Уверен я, настанет день, когда Борис сам от бога откажется. Поймёт. Меня сейчас другое волнует, ребята. Досадно, что забыл он торжественное обещание, забыл, что такое галстук пионерский.

– И ничего я не забыл! Красный галстук – это часть революционного красного знамени! – отчеканил Борька.

– А если помнишь, так ещё хуже! Как же ты мог галстук на стол швырнуть?

Борька насупился.

– Значит, часть знамени, говоришь?

– Часть знамени…

Учитель задумался. Потом спросил: – Твой отец воевал?

– Воевал.

– А где воевал, знаешь?

– С антоновцами.

– В средней полосе России, значит. Ну, это не столь важно, где… Когда мы воевать начинали, никаких орденов и в помине ещё не было. Даже герба своего не имела наша молодая республика. Высшей наградой в нашей стране считалось знамя. Сам ВЦИК знаменем награждал. Сам Ленин… Когда присягу принимали, на колено вставали, целовали знамя в край. Святее его ничего на свете не было и нет… Так вот, как ты думаешь: отец твой допустил бы, чтобы знамя на землю швырнули?

– Ни за что! – с жаром ответил Борька.

– И я так думаю. А за галстук осудил бы тебя? Борька понурил голову.

– Можно тебя одну вещь спросить? – обратилась к Борьке молчавшая до сих пор Нина. – Правду скажешь?

– Скажу!

– Тогда объясни вот что. Человек ты вроде неплохой. Заводилой можешь быть. Товарищ настоящий. И футболист. И акробат. И насчет скелета придумал очень здорово. Человек как человек. Даже хороший, можно сказать. Но почему в бога веруешь?

– А разве в бога только плохие люди веруют?

– Нет, конечно. Но почему ты веруешь? Может, чудо какое видел?

– То-то и оно, что видел!

Чудо, которое он видел, потрясло его, укрепило веру в могущество бога…

«Выведи меня на крылечко, Боренька», – не раз просил его сосед по квартире, в которой когда-то покойные мать и отец снимали комнатенку. Сосед опирался на Борькино плечо, и оба медленно шли к крыльцу. Там Борька подставлял под его омертвевшую ногу скамеечку. Сосед разговаривал, шутил и вдруг ни с того ни с сего на землю падал, закатывал глаза, начинал корчиться. Кричал. А изо рта у него пена. Страшно глядеть.

Всякие средства пользовал сосед. Лечился у врачей. Ходил к знахарям. Пил какие-то чудодейственные травки. И все без толку… Так и не вылечился бы никогда, если бы не послушался Борькиной матери. Она посоветовала ему молебен отслужить и приложиться к мощам.

Отвели соседа в церковь. Как только он вошел, затрясся весь, упал. Закричал. И с ним приключился точно такой припадок, как всегда. А вокруг тропарь в честь Симеона пели. И Борька вместе со всеми шептал.

Подбежал дьяк к лампаде негасимой, что над ракой Симеона висела, отлил из неё в кружку масла, святой водицы добавил, размешал и соседу поднес. Чуть не захлебнулся сосед, но пришел в чувство. Многие заплакали.

Страшно стало Борьке. Уцепился он за материну юбку да так заорал, что пришлось его вынести на паперть…

Хоть и поцеловал сосед чудотворца в руку сквозь прорезь, а чуда не свершилось. Домой все возвращались мрачные.

И вдруг среди ночи – истошный крик. Бросились все, как были полуодетые, в комнату к соседу: «Помирает, что ли?» А сосед… пляшет! Пляшет, и по его лицу катятся слезы… Мать красивым грудным голосом величание затянула: «Ублажаем тя, преподобе отче Симеоне, и чтем святую память твою, наставниче монахов и собеседниче ангелов…» Свершилось чудо. Вылечился сосед. Навсегда вылечился.

– Вы, Александр Иванович, сомневаетесь, конечно, что так было, и они не верят, видите, как Влас хохочет, – с грустью закончил Борька, – а только все это – истинная правда! Был человек порченый, стал нормальный.

– Я тебе верю, – к удивлению всех, сказал учитель. – И верю, что сосед твой не шарлатан. Внезапные исцеления бывают. Только мощи тут совсем ни при чем. Нервные болезни иногда происходят от самовнушения. Самовнушением и излечиваются. Самовнушением, а вовсе не мощами. И у твоего соседа была нервная болезнь. Я вот какой случай припоминаю. У нас в госпитале один раненый лишился дара речи. А потом речь к нему вернулась. А было это так. Раненому становилось все хуже. Парализовало руку и ногу. Еле-еле двигался на костылях. А однажды сидел он на завалинке и увидел, как с высокой крыши падает мальчишка-голубятник. Это настолько потрясло раненого, что к нему вернулся дар речи, он отшвырнул в сторону костыли и бросился к упавшему мальчишке.

– А Павлик про такой случай рассказывал, – вмешалась Нина. – У его отца друг есть, зубной врач. Очень вспыльчивый. Приходит к нему пациент, стонет, а до больного зуба дотронуться не дает. Совсем врача замучил. Тот не выдержал, рассвирепел да ка-ак даст ему в скулу! Зуб сразу болеть перестал. Не знал потом пациент, как врача отблагодарить за такое лечение…

Все засмеялись. Даже Борька улыбнулся. «Хоть бы Аркадия Викентьевича кто так вылечил…» – подумал он.

– А насчет мощей, – продолжал Александр Иванович, – я тебе вот что скажу. Если условия для гниения благоприятны, то святой сгниет в могиле, как обыкновенный грешник. И, наоборот, бывали случаи, когда находили нетленными тела известных пьяниц, гуляк, скандалистов и даже, представь себе, безбожников! Как это объяснить? Как объяснить, что сохранились нетленные тела крыс, лягушек, мышей и других животных? Ведь не будешь же ты утверждать, что они тоже свято жили?

Борька молчал.

– А священнослужители частенько верующих обманывали. Вместо мощей подделки всякие клали. В девятнадцатом году во многих монастырях и церквах по просьбе самих верующих делали ревизию мощам. По всей России. В одной гробнице в Архангельске нашли обыкновенный уголь, битые кирпичи, щебень, в другом городе в раке обнаружили матерчатую куклу, в третьей не было ничего, кроме ваты…

– А что нашли в гробнице у нашего Симеона? – спросила Нина.

– В нашей церкви раку, может, и не обследовали. Я не знаю, – ответил Александр Иванович. – Ну, ребята, пора домой! Мать волнуется…

– А что решили насчет футбола? – спросил дорогой Борька.

– Ничего не решили, – ответил Влас. – Коля сказал, что футбол – не буржуазная игра, а настоящая физкультурная. А я сказал, – сверкнул глазами Влас, – что лучше играть во все буржуазные игры сразу, чем слушать фискалов…

Александр Иванович вдруг остановился около телеграфного столба.

– Смотри-ка, Борис! Интересное объявление!

На небольшой бумажке, прилепленной к столбу черным хлебным мякишем, было написано фиолетовыми чернилами:

«Цирку требуются комнаты. Звоните по телефону 23–16».

Вернувшись домой, Александр Иванович хитро глянул на Борьку и снял трубку телефона:

– Алло! Двадцать три шестнадцать! Я по объявлению!

– Да, да, слушаю… – услышал Борька голос из трубки.

– Вам комната нужна?

– А в каком районе?

– В центре. Вы не можете сказать, когда точно приедет цирк?

– Дня через два-три… Так какой адрес, я записываю.

– Сейчас я перезвоню. Что-то плохо слышно, – сказал Александр Иванович, подмигнул Борьке и положил трубку на рычаг. – Вот видишь, совсем немного ждать осталось! Ну как, идем завтра в клуб?

– Идемте… – вздохнул Борька.

Глава шестая
СПЛОШНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ

Неприятности начались, когда Ромка вернулся домой, А в школе все складывалось как нельзя лучше. Римма согласилась ехать в клуб вместе. Не очень охотно, правда, но все-таки согласилась. От покупки билетов в клуб Ромке тоже удалось отвертеться.

– Я не могу сидеть в пятнадцатом ряду, – сказал он Павлику. – Я привык в ложе дирекции или в партере недалеко от сцены. Иначе я ничего не воспринимаю…

Зачем зря тратиться, когда у Ромки есть знакомства в мире искусств? Главный администратор Нового клуба. Он, правда, друг папы, а не Ромки, но это все равно. Администратор не раз говорил Ромке: «Приходи запросто! Тебе всегда будет место».

После школы Ромка позвонил администратору:

– Сегодня решил посетить вас!

– Все билеты проданы. Аншлаг, Рома. Кто же в день спектакля просит пропуск? Ведь ты театральный человек! И потом, все деньги идут в фонд английских детей!

– А за деньги билеты есть? – чуть не плача, спросил Ромка.

– Сейчас узнаю!

«Неужели придется в копилку залезать? – с ужасом подумал Ромка. – Там, правда, денег немало, но все они отложены на фотоаппарат со штативом!»

Ромка покосился на копилку. Великолепный никелированный агрегат. Ящик со сложным запором. На крышке написано: «Храните деньги в сберегательной кассе». Под надписью находилось несколько узких щелочек для монет всех достоинств. А сбоку счетчик. Очень удобно! Бросишь монетку – счетчик сработает и выскочит новая цифра. Общая сумма.

Ромка любил показывать копилку гостям. Всем интересно, как счетчик складывает цифры. Вот и опускали гости монеты в щелочки. Ромкин старший брат называл это вымогательством и очень сердился, но если бы не гости – не видать бы Ромке фотоаппарата.

Администратор сказал в трубку:

– На твое счастье, есть два билета. Только дорогие. И в разных местах. Будешь брать?

Администратор назвал такую сумму, что день приобретения аппарата отодвинулся месяца на два.

– Алло! Что же ты замолчал? Разъединили, что ли?

– Нет! Нет! Не разъединили! – очнулся Ромка. – Просто наш телефон немного испорченный! Когда приезжать за билетами?

– Сейчас, если можешь! И в другой раз так никогда не поступай. Ты же театральный человек! – сказал администратор и повесил трубку.

Честно говоря, Ромка никак не мог приехать сейчас: перед ним лежали раскрытый учебник арифметики и тетрадка с нерешенными задачками.

«Ладно, сдую у кого-нибудь!» – решил Ромка, захлопнул учебник и выскочил на улицу.

На поездку за билетами ушло почти два часа. Вернувшись, Ромка долго вертелся перед зеркалом, безуспешно пытаясь соорудить «политический зачес», как у Власа. Волосы не ложились, но Ромка нашел выход: пожевал сахар и намочил волосы слюнями. Они послушно легли назад. Ромка надел новый костюм и ботинки. Потом надушился папиным цветочным одеколоном.

Из часов выскочила кукушка и прокуковала шесть раз. Ромка ужаснулся, поняв, что никуда уже не успевает: ни за Риммой, ни в клуб. Единственное спасение – в извозчике. Сколько нужно на него денег, Ромка не имел понятия. На всякий случай он выгреб из кармана все содержимое копилки.

На улице не оказалось ни одного извозчика. На площади тоже.

– Вот те фунт! – сказал вслух Ромка.

И тут же, словно из-под земли, выросла пролетка с кудлатым и заросшим возницей на козлах.

– Простите, вы свободны? Сначала поедем на улицу Разина, семнадцать, потом в Новый клуб.

– А платить кто будет? Ты аль человек с Разина?

– Я!

– Ты? – вытаращил глаза извозчик и расхохотался. – Да у тебя на такие концы капиталу не хватит!

– А сколько это стоит?

Извозчик назвал сумму.

Ромка тоже вытаращил глаза и начал торговаться.

– Н-но, милая! – дернул за вожжи извозчик и нехорошо выругался.

– Стойте! Куда же вы? Я согласен.

– Деньги вперед! – скомандовал извозчик.

Ромка тщательно отсчитал мелочь и протянул её волосатому чудовищу.

– Ну садись, пан! – сказал возница, и лошадь тронулась.

Из-за поворота показался трамвай. В нем ехали ребята.

– Смотрите! – закричал Борька. – Ромка на извозчике!

Ребята прильнули к окнам. Трамвай и пролетка поравнялись.

– Эй ты, нэпман! – окликнул Ромку Влас. – Куда путь держишь?

Ромка приветливо помахал рукой:

– За Болонкиной, потом в клуб!

– Опоздаешь!

– На извозчике-то? Это вам с пересадками, а мне напрямик!

Щегольской экипаж скрылся в переулке.

– Скорее! Скорее! – торопил Ромка извозчика.

– Пятиалтынный сверху!

– Согласен!

Извозчик напоминал Ромке сразу двоих: волосатого мужчину Адриана Евтихиева из учебника старшего брата по основам дарвинизма и бородатую женщину, изображенную там же, на другой странице.

«Может, он тоже волосатая женщина? – подумал Ромка. – Нет, вряд ли! Ни одна женщина, даже бородатая, не может ругаться, как этот извозчик».

И Ромка спросил на всякий случай:

– Простите, пожалуйста, ваша фамилия не Евтихиев?

– Петровы мы! – коротко ответил извозчик, ударил лошадь и снова крепко выругался.

«Наверное, все-таки мужчина!» – успокоился Ромка.

Наконец приехали.

Ромка поспешно соскочил с пролетки.

Войдя за зеленую ограду и миновав цветочную клумбу с блестящим никелированным шаром посредине, он поднялся на крылечко и дернул за ручку звонка. «Как только выйдет, сразу скажу: „Карета подана, синьора!“»

Никто не открывал.

Ромка позвонил ещё раз. Потом подергал дверь. Было тихо. Только из ульев, стоящих вдоль забора, доносилось равномерное жужжание.

– Ну как, пан, скоро? – крикнул с улицы волосатый возница.

– Сейчас, сейчас, минуточку! – нервно ответил Ромка и забарабанил в дверь.

Его окликнули, из сада вышла Риммина мама с большим медным тазом.

– А Риммочка уже уехала! Только что!

– Как – уехала? – покрылся испариной Ромка.

– Не дождалась тебя! Села на трамвай и укатила. А ты-то как же теперь успеешь?

– Я на извозчике!

– На извозчике? – ахнула Риммина мама. – Откуда же у тебя деньги такие, что ты разъезжаешь на извозчике?

– А я бесплатно. Он мой друг.

– Друг? – посмотрев на волосатого извозчика, Риммина мама чуть не выронила таз.

– Лучший друг! Вернее, родственник даже. Двоюродный брат!

– Эй, пан, поехали, что ли? А то за простой придется приплатить. Стыд сказать, но грех утаить! – весело крикнул из-за ограды волосатый «двоюродный брат».

– Он шутник у нас большой! – шепотом, чтобы не слышал извозчик, пробормотал Ромка и поспешно простился с Римминой мамой.

– Поехали!

– А за скорость? – строго напомнил извозчик.

– Сейчас, сейчас, давайте только отъедем немного! – тихо, чтобы не услышала Риммина мама, умолял Ромка.

– Что значит «отъедем»? – заорал во весь голос возница и, состроив жалостливую рожу, обратился вдруг к Римминой маме: – Обмануть меня хочет! Ты глянь только, мадам! Обмануть!

Сгорая со стыда, Ромка расплатился. У трамвайной остановки пролетка опять поравнялась с ребятами, ожидавшими трамвая для пересадки.

– Эй, Ромка! Что порожняком? – крикнул Валька Кадулин.

– У клуба ждет! Я все перепутал! – бодро отозвался Ромка. – Может, кого до клуба подвезти? Недорого возьму!

– Нет, спасибо! – ответил за всех Влас. – Нам неплохо и на трамвае. Мы успеем и так!

Ехать было скучно.

Из задумчивости Ромку вывело пчелиное жужжание. Вокруг Ромки вилась пчела. И откуда она взялась? Из Римм иного сада, наверное…

Ромка отмахнулся. Пчела отлетела и устроилась на огромном, как сундук, заду возницы. «Вот хорошо бы, ужалила его, проклятого!»

– Куси его! Куси его! – зашептал Ромка.

Но пчела не стала жалить извозчика, а снова перелетела ближе к Ромке. «И чего её тянет ко мне? – подумал он. – Из-за папиного одеколона, наверное. Ведь он цветочный».

Пчела зажужжала над Ромкиной головой, «Сахар!» – понял он.

Ромка пощупал сладкие слипшиеся волосы.

«Ну и обезьяна же я! – клял себя Ромка. – Прекрасная была прическа. Так нет! Надо было „политический зачес“ устраивать!»

Пчела перестала жужжать. «На волосы села», – ужаснулся Ромка, отчаянно замотал головой и начал метаться по сиденью.

– Ты чего, пан? – с удивлением обернулся извозчик.

– Пчела! Пчела! – зашептал Ромка. – Сгоните её, пожалуйста!

– Тпру! – Извозчик остановил пролетку. И, подумав немного, изрек: – Ежели бы зима сейчас была, известное дело, легче бы было!

– При чем тут зима?

– Вот и выходит, пан, что ты совсем дурной! Живешь без гармошки в голове! Зимой у меня есть рукавицы. Я бы её враз схватил! А голыми руками поди возьми!

Возница взял кнут и осторожно помахал им над Ромкиной головой. Пчела тут же пребольно ужалила Ромку в бровь.

– У-и-и-и-и! – взвыл несчастный и тотчас получил такой удар кулачищем в лоб, что отлетел назад.

Несколько полтинников выскользнули из Ромкиного кармана и исчезли в глубоких складках кожаного сиденья. Но Ромка не заметил этого.

– Ну, теперь все! Во как я её! – похвастался возница, ткнув кнутовищем в мертвую пчелу.

Бровь вспухла немедленно, и Ромка отчетливо чувствовал, что лицо перекосило в сторону.

– Ну, вылазь! Вон он, клуб-то твой!

Ромка пулей выскочил из пролетки. Риммы у клуба не было.

Заморосил мелкий дождь.

Риммы не было. Ромка успел выучить надпись на плакате у входа:

Трамвай шел за трамваем. Риммы не было. Приехали Влас, Борька, Нина, Павлик Асиновский и Валька Кадулин. Увидев распухшую физиономию Ромки, они рассмеялись:

– Что с тобой?

– Так, забавный случай один, – пробовал отшутиться Ромка. – На извозчика села пчела, он попросил меня согнать её, страшно струсил, я поймал пчелу, она вырвалась… и вот результат. Жало во мне! Стыд сказать, но грех утаить…

– А Римка твоя где? – язвительно спросил Валька.

– Придет! – бодро ответил Ромка. – Не волнуйся!

– А я и не волнуюсь, не то что ты! – насмешливо сказал Вирфикс.

– Живешь без гармошки в голове, так уж молчи! – огрызнулся Ромка.

– Ладно, хватит вам ругаться, – сказал Влас. Подошел трамвай. Из него выскочил взволнованный Лешка.

– Потрясающая новость! Знаете, кто Аркадию Викентьевичу фискалит? И про скелет, и про футбол? Знаете, кто его подослал на пустырь? Кто ему подарочки преподносит в дань рождения? Кто ходит к нему в гости? Сплетничает?

– Кто? Кто?

– Петька Бурлаченко!

– Жиртрест? Не может быть! Откуда ты знаешь?

– Соседка рассказала. Она ходит к Аркадию Викентьевичу стирать белье. Петьку видела у него. Он с родителями пришел, преподнес прибор мраморный, чернильный. Они там и про футбол разговаривали, и про скелет.

– Ну если так, то завтра после уроков мы Жиртресту устроим такую «темную», чтобы на всю жизнь зарекся подличать!

– Сегодня же! После клуба! – возмутился Ромка.

– Ничего, и завтра успеется! Надо все организовать как следует!

– Тс-с! Петька идет!

К ребятам бежал запыхавшийся, раскрасневшийся Петька Бурлаченко.

– Меня ждете? Здорово!

– Наше вам с кисточкой! Пошли, ребята! А ты, Ромка? – спросил Влас.