Текст книги "Воспоминания стопроцентного эсперантиста (СИ)"

МОСКОВСКИЙ ИНСТИТУТ ЭСПЕРАНТО 

  Курсы нашего языка были открыты уже во многих городах России, но нигде не были официально признаны, ибо у руководителей не было документов, удостоверяющих способность обучать языку. Требовалось такое учреждение, которое могло бы более или менее официально засвидетельствовать такие способности. Идя навстречу этому требованию, 14 апреля 1909 г. я послал попечителю Московского учебного округа прошение о разрешении основать в Москве частное учебное заведение языка Эсперанто под названием «Московский Институт Эсперанто». Поскольку это было совершенно новое дело, моё прошение рассматривалось в течение семи месяцев и лишь в конце декабря было получено официальное разрешение на учреждение института.

  Передо мною встала новая задача: как обеспечить работу института. Так как судьба института была связана с магазином и журналом, я опишу её позже более детально, в хронологическом порядке.

  1910-й год мы встретили очень бодро. Мой новогодний обзор нашего движения за прошедший год в "Ла Ондо дэ Эспэранто" был полон самых обнадёживающих перспектив на новый год. В нашем магазине в последнем квартале 1909 г. кроме меня и Романовича работали уже два мальчика: Ваня Седунов и Алёша Трофимов. Так как Трофимов имел хороший почерк, хорошо считал и вообще был очень аккуратным, я поручил ему бухгалтерию. Кроме того, примерно в сентябре снова остался без работы наш поэт В.Н.Девятнин. Чтобы он не помер с голоду, я временно, до нахождения более или менее хорошо оплачиваемой работы, пригласил его в качестве помощника в магазин и редакцию. Несмотря на плохое финансовое положение он был довольно жизнерадостен и работал с воодушевлением. Но вскоре с ним произошла неприятная история.

  В ноябре мне нужно было выехать из Москвы для улаживания дел матери после смерти отца. Я уже купил железнодорожный билет и надеялся, что на время отъезда меня заменит В.Н.Девятнин. Но накануне отъезда, 20/XI-1909 г., я неожиданно получил письмо Девятнина, где он пишет, что арестован судебным следователем и, будучи обвинён в растрате государственных денег во время работы в полиции, должен быть водворён в тюрьму, если никто не даст гарантию, что он обязательно явится в суд. Ну что делать? Во избежание скандала я пошёл к судье и внёс под гарантию 500 руб., надеясь, что мой друг не накажет меня на эту сумму и вовремя явится в суд. Благодаря моей гарантии он освободился и, вероятно совсем позабыв о неприятном происшествии, жизнерадостно продолжал работать в магазине и выпустил декабрьский номер "Ла Ондо дэ Эспэранто", подписавшись "и.о. редактора", т.е. как исполняющий обязанности редактора. В качестве фельетона он опубликовал в этом номере свой перевод водевиля "Мундир". Как секретарь редакции журнал подписал Р.Менцель.

  Возвратившись в Москву, я заметил, что "между ними пробежала чёрная кошка", как говорят на Руси о начинающейся между людьми вражде. Из-за этого Менцель вскоре объявил, что не желает продолжать перевод "Анны Карениной". Таким образом наша совместная работа над переводом закончилась, переведённые второй и третий тома остались неизданными. Этот конфликт оказался первой трещиной в нашей до того безоблачной эсперантской работе. Вскоре последовала вторая.

  В 1909 г. в Петербурге на эсперантской ниве главное место занял капитан Постников. Как я говорил раньше, издание эсперанто-русского журнала "Эспэро", которое предпринял журнал "Вестник Знания" Битнера, закончилось в 1908 г. из-за раздоров между сотрудниками "Эспэро". Один из главных среди них д-р Аснес (псевдоним Сенсаев) после этого отошёл от активной работы в обществе "Эспэро", и в течение некоторого времени петербургское общество "Эспэро" влачило жалкое существование. В это время нашим языком увлёкся петербургский офицер русского Генерального штаба капитан А.А.Постников, брат одного из пионеров нашего движения Постникова. Обладая довольно большими душевными и организаторскими способностями, великосветский и очень честолюбивый, он начал свою эсперантскую карьеру с раскольнической деятельности против общества "Эспэро". Поскольку редакция его органа "Русланда Эспэрантисто" под влиянием революционного движения 1905 г. придала журналу "прореволюционное направление", Постников, как политически благонамеренный офицер высокого ранга, не мог сотрудничать с такими журналом и обществом и в конце 1907 г. начал организовывать в Петербурге новое эсперантское общество "Эспэранто". Его стараниями членами этого общества стали несколько высокопоставленных петербургских чиновников и литератор Васильковский.

  Видимо первоначальным намерением Постникова было основать в Петербурге особо "великосветское эсперантское общество", участвовать в котором не побоялись бы даже высшие чиновники и аристократы. Но он скоро убедился в том, что это намерение неосуществимо, ибо идея международного языка мало интересовала высший свет, ею больше интересовались студенчество и думающие люди среднего класса. Предвидя полное фиаско своего намерения, Постников вскоре, в 1908 г., переговорил с оставшимися членами общества "Эспэро" об объединении в единый союз "Русланда Лиго Эспэрантиста"[14]14
  В статье " Постников и Эсперанто ", появившейся в журнале «Ла Ондо дэ Эспэранто» в 1911г. (№ 9-10, сс.133-140), говорилось: «Постников был потомственным дворянином, аристократом и кавалером многих орденов (он участвовал в 28 сражениях во время русско-японской войны). Блестящий гвардейский мундир, украшенный нагрудным знаком Академии Генерального штаба, и, наконец, обширные связи в высших сферах, – всё это, вместе взятое, естественно внушало эсперантистам известное доверие...»


[Закрыть] /российский союз эсперантистов/. 17 марта 1909 г. был утверждён устав этого союза, в первом параграфе которого говорилось, что обсуждение политических и религиозных проблем в помещениях Союза не разрешается. Согласно §3 устава местом действия Союза является вся Российская империя, в границах которой Союз может открывать свои отделения. По §6 членский взнос равен от 3 до 10 рублей, а пожизненные члены платят единовременно 100 рублей. Получив одобрение устава, Постников снял помещение под контору Союза в центре Петербурга на Невском проспекте и начал «объединять» русских эсперантистов.

  С этой целью он вернул к жизни почивший журнал "Русланда Эспэрантисто" и в марте 1909 г. выпустил 1-й номер, где в статье "Эспэрантиста мовадо эн Русуйо" /эсперантское движение в России/ о моём московском книжном магазине не было сказано ни слова. На обложке журнала было объявлено, что он является "центральным органом русских эсперантистов". В качестве издателя журнал подписал А.А.Постников, а в качестве редактора – П.Е.Васильковский. Во втором номере местом приёма подписки в Москве было объявлено "Либроэльдонэйо Эспэранто" /книжное издательство "Эсперанто"/ на Валовой, 513 (Титов). В 1909 г. Постников таким манером издал 4 номера и ни в одном из них не упомянул работу московских эсперантистов, словно бы они совершенно ничего не делали. А во втором номере журнала вовсе неожиданно появился призыв Центрального комитета Российского союза эсперантистов организовать 1-й конгресс русских эсперантистов в декабре 1909 г., когда ещё ничего не было подготовлено.

  Такое поведение Постникова по отношению к московским эсперантистам совсем не способствовало объединению русских эсперантистов и зачастую действовало весьма раздражающе на наиболее чувствительных единомышленников. Лично я в магазине и вообще в ходе своей эсперантской деятельности встречал очень много фантазёров и прожектёров, потому относился к деятельности Постникова довольно спокойно, но некоторые московские единомышленники абсолютно не выносили его, особенно члены комитета Московского общества эсперантистов д-р Корзлинский и Менцель. Они вовсе не были склонны присоединить Общество к организованному Постниковым Российскому союзу эсперантистов, и когда в мае 1909 г. был получен подписанный Постниковым призыв провести в декабре этого года в Петербурге 1-й Всероссийский конгресс эсперантистов, они весьма резко протестовали против столь незрелого во всех отношениях проекта. Благодаря этому протесту и очевидному большому риску устройства конгресса в декабре Постников перенёс дату конгресса на апрель 1910 г.

  Разрешение правительства на созыв конгресса было получено только в феврале. Для подготовительной работы оставалось всего два месяца. Проведение конгресса требует довольно много денег и множества разных хлопот. Поскольку организованный Постниковым Союз был блефом, к нему примкнули лишь немногие несильные общества, а сам Постников не был богачом, то он попытался привлечь к организационной работе материальную помощь Московского общества эсперантистов. Получив его приглашение, Общество провело 16 февраля 1910 г. специальное собрание своих членов. В протоколе собрания читаем: "Принимая во внимание, что 1) оставшееся до конгресса время (около 2-х месяцев) совершенно не позволяет надлежащим образом выработать и осуществить программу, и 2) петербургские единомышленники проводят конгресс лишь по собственной инициативе, не договорившись с другими, по крайней мере с крупнейшими обществами, Московское общество эсперантистов решило: рассматривать намечаемый конгресс только как конференцию, ставящую своей целью выработать и утвердить окончательные решения по первому и последующим официальным конгрессам российских эсперантистов, и принять в ней участие только при вышеизложенном условии. Конгресс должен называться Подготовительной конференцией российских эсперантистов по организации в России периодических эсперантских конгрессов. Московское общество эсперантистов полагает, что такое название, устраняя элементы риска, полностью гарантирует безопасность мероприятия и единодушную работу российских эсперантистов." Этот протокол и объявление о конгрессе были опубликованы во 2-м номере "Ла Ондо дэ Эспэранто".

  В собрании Московского общества эсперантистов участвовал сам Постников, который согласился с протоколом. Но, возвратившись в Петербург, он выпустил 5-й номер "Русланда Эспэрантисто", в котором конгресс был объявлен как "1-й Всероссийский конгресс эсперантистов". Такая предательская деятельность совершенно опровергла красивые слова петербургских руководителей о единой работе, которые они щедро использовали, создавая Союз эсперантистов и организуя всероссийский конгресс. Она серьёзно угрожала Эсперанто-движению в России. Многие москвичи предлагали совсем не участвовать в конгрессе, но тогда вышел бы большой скандал: на конгресс собралась бы малая часть эсперантистов и пресса получила бы полное право писать о нашем беспомощном состоянии.

  Волей-неволей надо было поддерживать конгресс. Для помощи конгрессу Московское общество выбрало особую комиссию из 5 человек и поручило ей переговорить с руководителями петербургского Союза. В комиссию вошли д-р Корзлинский, Девятнин, Булочкин, Валентинов и я. Чтобы увидеть, что делается в Петербурге для подготовки конгресса, лично я выехал туда. Я не ожидал обнаружить там что-то хорошее, но то, что я нашёл, не оправдало даже самые скромные ожидания. Касса Союза была почти пуста, о конгрессе хлопотал почти один Постников, петербургские единомышленники в основном ему не благоволили и т.д. Провал конгресса был очевиден, но Постников не терял своей военной отваги и на что-то надеялся. Как-то идя с ним по улице, я услышал от него очень странную фразу: "О, как бы мне хотелось триумфа Эсперанто! Не запустить ли ради этого в воду правительства какую-нибудь необычную рыбу, которая привлекла бы к нам внимание?" Эту фразу я вспомнил позже, когда Постников сделался героем уголовного процесса.

  В этот раз я пробыл в Петербурге несколько дней и, познакомившись с Постниковым поближе, заметил в его душе многие странности. Однако тайна была в приготовлении пищи... людям надо есть. Чтобы помочь делу с материальной стороны, я пообещал послать на комиссию в Союз достаточное число учебников и литературы. С другой стороны, д-р Корзлинский попросил своего знакомого, директора высших курсов Паева, чтоб тот разрешил провести заседания конгресса в его училище. В общем организация конгресса без денег и без надёжных помощников очень меня обеспокоила. Я настаивал, чтоб во всех газетных объявлениях и официальных документах наш "конгресс" назывался Подготовительной конференцией, но Постников хотел называть его непременно конгрессом. Видимо таким способом он хотел сделаться Мишо (организатор 1-го Всемирного конгресса эсперантистов) российских конгрессов эсперантистов.

  Не встречая одобрения своих действий со стороны Московского общества, Постников решил ослабить его путём образования в Москве второго общества эсперантистов. С этой целью он специально приехал в Москву 28 марта и, объединив нескольких московских единомышленников, почему-либо неудовлетворённых работой Московского общества эсперантистов, в присутствии 12 человек открыл "Московское отделение Российского союза эсперантистов", чьим представителем был объявлен уже упоминавшийся А.И.Прагер. Этим действием он ещё подлил масла в огонь и ясно показал ценность всех "отделений" Союза. Большая часть комитета Московского общества эсперантистов кипела возмущением от Постникова.

  Но что делать? Бойкот конгресса принёс бы Эсперанто-движению в нашей стране большой вред. Поэтому волей-неволей было решено по возможности поддержать конгресс. Из московских эсперантистов на конгресс поехали председатель М.С.Э.[15]15
  М.С.Э. = Москва Социэто Эспэрантиста /Московское общество эсперантистов/.


[Закрыть] д-р Корзлинский, секретарь Р.Е.Менцель, я, В.Боднарский, Девятнин, Валентинов, Тихомиров. Из других городов России поехало 18 человек. Кроме того на конгресс записалось 30 петербургских эсперантистов.

   Участие в этом конгрессе представляется мне самым неприятным моментом всей моей работы на эсперантской ниве. Насколько приятны воспоминания о конгрессах в Женеве и Кембридже, настолько неприятно мне вспоминать эту "публичную демонстрацию нашей идеи". Все участники ощущали "раскольнический характер" конгресса и это подавляюще действовало на их идейный энтузиазм.

  Уверяя в несомненном успехе конгресса, Постников уговорил приехать на него самого маэстро. Тот приехал и вероятно не раз потом каялся в содеянном. Несомненно он сразу заметил отсутствие единодушия и попробовал своим авторитетом примирить разные партии, но корни вражды залегают иногда очень глубоко. Глубинной почвой для них является честолюбие и из него в нашей стране позже, как я далее расскажу, вырос и расцвёл очень вредный цветок.

   Петербургский конгресс проходил с 3 по 8 мая по новому стилю и выработал несколько резолюций, но большая их часть осталась неосуществлённой, ибо они не имели главной основы для реализации – денег. С другой стороны, вскоре возникли обстоятельства, заставившие совсем забыть об этом конгрессе. У меня лично конгресс оставил такое впечатление, что вернувшись из Петербурга в Москву, я, как редактор "Ла Ондо дэ Эспэранто", аллегорически прореагировал на внутреннюю сторону конгресса статьёй "Поучительная история. Грязная сторона Эсперантиды". В ней на основе опубликованных документов были подробно описаны раздоры между эсперантскими партиями в Румынии. К счастью, в нашей стране подобные раздоры разрешились внешними силами...История этого такова.

  Как я уже говорил ранее. созванный в Петербурге "конгресс" не имел никакой финансовой базы. Установленные взносы участников конгресса дали только 130 рублей. Касса Российского союза эсперантистов была пуста. Расходы на помещение, в котором проходили заседания "конгресса", оплатил д-р Корзлинский из Москвы. Другие расходы частично были оплачены деньгами, полученными от продажи книг, данных на комиссию мною и другими издателями, но большей частью производились в долг. Отчёт о "конгрессе" должен был появиться в очередном номере "Русланда Эспэрантисто", но типография Сойкина, в которой в кредит печатали предыдущие номера журнала, отказалась продлить кредит. Журнальный отчёт о "конгрессе" был напечатан только в апрельском номере "Ла Ондо дэ Эспэранто". Что касается журнала "Русланда Эспэрантисто", то для него "конгресс" оказался могилой, в которой нашёл своё убежище последний его №2-3, вышедший перед конгрессом.

  Не найдя доверчивого печатника, г-н Постников начал искать другой путь, чтоб о нём говорили и писали. В этом же 1910-м году с 14 по 20 августа должен был пройти VI-й Всемирный конгресс эсперантистов в американском городе Вашингтоне. Г-н Постников воспользовался этим случаем, посетил российское Министерство торговли и промышленности и каким-то образом сумел убедить его руководство, чтоб оно делегировало его на конгресс в качестве официального представителя министерства.

  Но не буду, опережая события, дальше рассказывать о предстоящей деятельности Постникова в Петербурге и Америке и вернусь к нашей ежедневной работе в Москве. Должен искренне признаться, что "конгресс" несколько остудил наши прежние взаимно-братские чувства, что царили до "конгресса" между всеми его участниками. Но всякая напряжённая работа притупляет горькие чувства и мы, после нормализации наших нервов, вскоре вошли в свою колею. Однако, как в ходе "конгресса", так и теперь я должен был часто играть роль миротворца в атмосфере разных духовных течений и антагонизмов. Моей первой заботой было окончание составления Полного русско-эсперантского словаря, начатого 2 года назад д-ром Корзлинским, Менцелем, Смирновым и Ступиным.

  Поначалу эта четвёрка работала слаженно, но скоро выяснилось, что коллектив недостаточно силён, ибо состоит из неравносильных и неодинаково думающих элементов. Через несколько месяцев совместная работа достигла такой степени. что появилась опасность развала. К счастью, окончательное редактирование словаря принял на себя сам автор языка и это спасло дело. Инициатором словаря и источником денежной поддержки был д-р Корзлинский, главной рабочей силой был Р.Менцель, а второстепенными помощниками были г-н Г.Смирнов и г-н А.Ступин. Г-н Ступин, как человек многосемейный и перегруженный собственной работой, не мог быть очень полезным для работы над словарём, а г-н Смирнов был чересчур честолюбив и не выносил критики д-ра Корзлинского. В результате оба они, Ступин и Смирнов, фактически прекратили сотрудничать в словаре и остались только Корзлинский и Менцель. Но петербургский конгресс так повлиял на них обоих, что они совершенно не могли спокойно разговаривать друг с другом. Чтобы закончить словарь, я вынужден был пригласить их для совместной работы на нейтральную территорию – в свою комнату, и только здесь словарь смог родиться.

  Осенью словарь уже напечатали, переплели и сдали на хранение в наш магазин. Это сильно укрепило магазин финансово и морально, ибо издатель словаря д-р Корзлинский представил нам очень благоприятные условия продажи. Кроме того, полный словарь весьма облегчил русским использование нашего языка, явился побудителем более серьёзного его изучения и новых заказов эсперантской литературы. В то же самое время магазин осуществил второе издание полного учебника Эсперанто Т.Щавинского, написанного специально для русских. Теперь магазин был полностью вооружён средствами обучения. Его клиентура всё время росла. Магазин уже знали почти все русские эсперантисты. Он обладал многими адресами. Но было очень интересно более или менее точно узнать число всех русских единомышленников.

  Об этом спорили и на петербургском конгрессе, и он поручил магазину издать по возможности полный российский адресник. Выполняя это пожелание, мы попросили, чтобы задачу сбора адресов взял на себя председатель Московской студенческой группы В.С.Боднарский, который сделал это очень старательно и аккуратно. Должен сказать, что этому единомышленнику наше движение в среде русского студенчества того времени обязано очень многим. Он варился в котле нашей идеи и всегда предпринимал что-то для её триумфа. Благодаря ему при Московском университете была основана Студенческая группа эсперантистов, которая под его руководством ревностно пропагандировала Эсперанто среди студентов, вывешивая на стены объявления о нашем языке, устраивая лекции о нём, организуя беседы, побуждая к активности уставших или инертных. Благодаря Боднарскому я нашёл более подходящее жильё в Лубянском проезде, 3, и переселился туда.

   После получения разрешения на открытие Московского Института Эсперанто встала очень важная задача реализации этого разрешения, т.е. где взять для него надлежащее помещение, нужных преподавателей и т.д. До сих пор я жил в маленькой комнате из числа меблированных в том же самом доме, в котором размещался книжный магазин. Разрешение заставило меня задуматься о новом помещении, где можно было бы найти место для меня и института и которое имело бы более или менее престижный вид. Но такое помещение стоило очень много в сравнении с нашими средствами.

  Пока я над этим ломал голову, В.Боднарский, который со многими другими студентами почти ежедневно бывал в нашем магазине и являлся как бы нашим сотрудником, прочёл в газетах объявление о сдаваемой хорошей квартире в центре Москвы по Лубянскому проезду, 3. Он сразу же обратил на неё наше внимание и узнал о цене; последняя составляла 150 рублей в месяц – абсолютно вне наших возможностей. Что делать?

  Так как в то время в Москве слаженно работали магазин, журнал, Московское общество эсперантистов, Московская студенческая группа и региональный уполномоченный УЭА Ст.Шабуневич, то все мы решили объединить силы и снять это помещение для совместного использования. В результате в августе 1910 г. сначала я, а в сентябре – Московское общество эсперантистов переселились в новое помещение из 6 комнат и кухни с чуланом. Туда же был перемещён весь тираж словаря Корзлинского, занявший почти целую комнату. В новом помещении начался новый период эсперантской жизни в Москве, период, который по праву можно было бы назвать самым блестящим в истории Эсперанто-движения в России в первом полустолетии существования Эсперанто.

   В этой квартире была одна большая комната, где Московское общество эсперантистов впервые организовало еженедельные собрания, на которых все обязательно должны были говорить на Эсперанто. Это давало прекрасную практику устного использования Эсперанто. Собрания посещали молодые люди, люди среднего возраста и старики, важные и простые работники, мужчины и женщины. Молодёжь привносила свой энтузиазм, старики несли опыт, люди среднего возраста – силы. Здесь устраивались выставки, рукописные журналы, конкурсы, театральные постановки, собирались вырезки из русских газет и журналов, писавших об Эсперанто, и т.д. Комната всегда была полна. Число посетителей никогда не было меньше 30, а иногда превышало даже 100 человек. Это было место, где выковывались наши будущие активисты.

  Почти всегда собрания посещали члены Московского общества эсперантистов Айспурит, Александров, Анисимов, Августин, Артёмов, Баженов, Басов, Булочкин, Былинский, Боднарский, Бреслау, Богенский, Бакушинский, Бушуев, Частопёров, Дешкин, Демидюк, Дуленкова, Данцигер, Ерошенко (слепой), Фридрихсен (Индра), Футерфас, Габрик, Голев, Хохлов, Хаджимирянц, Истомина, Иванов, Иванов-Калянов, Ярмолович, Йодко, Жаворонков, Желтов, Житкова, Киселёва, Ковнер, Коростелёв, Котзин, Котзина, Клем, Камоликов, Клейст, Корзлинский, Кох (братья), Косминков, Кратохвила, Ландышева, Ладнов, Линдквист, Любимов, Менцель, Михайловский, Мальцева, Малофеев, Маслённикова, Некрасов, Образумов, Орлова, Оттесен, Обручев, Пятницкий, Пудовкин, Протопопова, Панкратов, Романович, Рахамяги, Разумникова, Рейнштейн, супруги Смирновы, Семионтковская, Симов, Строганов, Ступин, Судакевич, Степанова, Скальский, Шарапова, Шавковский, Шидловский, Шабуневич, Шамшев, Шульц, Шеенко, Шабарин, Тадеосьянц, Тупицын, Топорнин, Валентинов, Владимиров, Виноградов.

  Как электрическая катушка индуцирует электроток в соседней катушке, точно так же участники собраний действовали один на другого, побуждая друг друга к дальнейшей работе. Часто во время собраний рождались идеи, которые затем, воплотившись, давали прекрасные результаты: то публичную лекцию, то концерт, то пропагандистскую статью в газетах, то интервью и т.д.

   В этой квартире 4-го октября 1910 г. был открыт Московский Институт Эсперанто, официально зарегистрированный в качестве частного учебного заведения. Его руководителем А.Сахаровым первыми преподавателями были утверждены д-р Шидловский, д-р Корзлинский, Г.Смирнов, С.Шабуневич и г-жа Габрик (преподавательница института девиц). Начало работы института было положено на манер московского книжного магазина. Я шёл так, как идут по тонкому льду: ведь каждый неосторожный шаг мог погубить всё дело.

  Прежде всего встал вопрос, как оплачивать работу преподавателей. Хотя никто из них не сказал ни слова о гонораре, всё же они ведь должны тратить свои силы и время. Курсы естественных языков компенсировали все расходы, обязывая учащихся оплачивать уроки. Но там знание языков давало учащимся некоторые практические преимущества. В совершенно других условиях находился наш институт. Его учащимися могли быть только идейные и большей частью небогатые люди. Принимая это во внимание, мы установили, что каждый курсант будет платить 4 рубля в месяц, курсант из учащихся – 1 рубль, и 10 рублей за полученный диплом. Мы ясно видели, что эти доходы никоим образом не смогут покрыть всех расходов института, но открытия такого учебного заведения требовали интересы нашей идеи. И главной финансовой базой института стал наш московский книжный магазин.

   Итак, первые шаги института носили семейный характер. Как в начале работы книжного магазина его основой была моя книга "Сур войо аль кунфратиджо дэ пополой", так первым резервом института были постоянные посетители магазина и Московского общества эсперантистов. Первые уроки 4-го октября я дал четверым записавшимся курсантам из завсегдатаев магазина и Общества. Они уже знали Эсперанто, но желали усовершенствоваться и затем получить свидетельство института. Уроки проходили живо, курсанты остались довольны. За ними последовали другие. Скоро в институте сформировалось несколько групп, в которых преподавали А.Э.Айспурит, О.Г.Габрик и Шабуневич. Таким образом новое предприятие пришло в движение. Коллектив преподавателей выработал программу, по которой должны были проверяться лица, желающие получить диплом о знании начального и высшего курсов. Но в 1910 г. никто из курсантов не отважился держать экзамен, ибо дело было абсолютно новое и каждый боялся предполагаемой строгости экзаменаторов.

  Здесь я должен выразить особую благодарность своему сотруднику Александру Эд.Айспуриту, который с первых дней стал подлинной душой института. Он был секретарём заседаний педагогов, организатором групп, руководителем курсов, хозяйственником, кассиром и, наконец, примирителем разных мнений. Усерднейшим образом работая в институте, он никогда не отказывался помочь работам в журнале, магазине и Обществе. Одной из главных его заслуг перед Эсперанто-движением являлось то, что, будучи в среде эсперантистов, он никогда не говорил на другом языке, кроме Эсперанто, а говорил он превосходно; слушая его, люди легко вдохновлялись и тоже начинали говорить на Эсперанто. Благодаря ему и ещё нескольким молодым людям, а также объединению в одном помещении Московского Института Эсперанто, Московского общества эсперантистов и редакции "Ла Ондо дэ Эспэранто", эсперантская жизнь в Москве очень оживилась.

  Председатель Общества д-р Корзлинский подарил Обществу очень хорошую мебель и даже пианино. Теперь там можно было устраивать музыкальные и вокальные выступления. Первыми руководил Александров, а вторыми адвокат Анисимов. Молодёжь устраивала весёлые игры. Издавался даже рукописный журнал, в котором пробовали свои перья новые литераторы. Самых сильных из них мы привлекали к сотрудничеству в "Ла Ондо дэ Эспэранто". Таким путём в его редакцию пришли новые сотрудники А.Э.Айспурит, Б.И.Котзин, С.В.Обручев.