Текст книги "Воспоминания стопроцентного эсперантиста (СИ)"

1921 г.

1921 г.

  На меня теперь навалился большой груз. С одной стороны, я стал профессиональным учителем в школе, а с другой стороны, мне надо было продолжать работу книжного магазина, распределяя учебники среди эсперантских пропагандистских обществ и отдельных лиц. Кроме того, официально ещё работал Институт Эсперанто, чьим директором был я.

  Политическая обстановка в тогдашней России была туманной. Гражданская война продолжалась во всех концах страны. Украину захватили польские и германские войска, Кавказ и Крым оккупировали наши бывшие союзники – англичане, французы и др. Наши деньги безостановочно обесценивались. На самом маленьком дензнаке было напечатано "1000 рублей". За эти деньги почти ничего нельзя было купить. Служащие и рабочие питались в основном получаемым рационом, который равнялся иногда 100 граммам хлеба. Обеды мы получали в общественных столовых. Они состояли из тарелки кипячёной воды с небольшим количеством крупы и печёного картофеля, приготовленного так, чтоб не пропала кожура. Все влачили полуголодное существование. Мы переживали так называемый период военного коммунизма.

  Частные предприятия постепенно национализировались. Меня не трогали только потому, что с точки зрения неэсперантистов все наши предприятия были ничего не стоящими забавами. Что касается эсперантистов, то никто из них не отваживался запятнать себя каким-нибудь насилием по отношению ко мне. Кроме того, я ещё раньше неоднократно выражал желание сделать мои предприятия "общей собственностью" и с этой целью даже предлагал образовать акционерное общество, но лишь немногие выразили желание стать его членами. И теперь я абсолютно не мешал тем, кто хотел устроить какие-то общественные предприятия, полезные нашему движению. Напротив, давая таким людям солидный кредит, я только желал им помочь.

  Например, в Петрограде (теперешнем Ленинграде) тогда какое-то время энергично работали единомышленники Пилев, А.Ф.Ашанин и Н.К.Каратаев, которые даже начали издавать эсперантский журнал "Агитанто" /агитатор/. 15 сентября 1921г. я дал им в порядке кредита 3000 экземпляров учебника Кара и Панье. Кроме того, я им передал клише для напечатания в Кронштадте моего русско-эсперантского словаря. В итоге я не получил ни платы, ни клише, и лишь позже с большим трудом, благодаря помощи М.С.Валентинова, я смог получить из кронштадтской типографии неиспользованные клише.

  В Москве, когда Московское общество эсперантистов переселилось в Дом Эсперанто и там некоторые активисты пожелали выполнять функции моего книжного магазина, я тоже выдал в кредит разные книги и всегда шёл навстречу каждому их начинанию.

  Такая манера держаться никому не давала повода для каких-либо насильственных действий против меня и таким образом моё "частное предприятие" – книжный магазин – плавно слилось с аналогичными общественными предприятиями и наконец ликвидировалось. Может быть нашлось бы несколько единомышленников, которые с удовольствием бы реквизировали мою эсперантскую библиотеку в институте, но для этого требовались довольно большое помещение и такие люди, которые могли бы посвятить ей бесплатно много времени. Кроме того, она была защищена охранной грамотой Наркомпроса (гарантийная бумага от реквизиции). Если бы это случилось, несомненно её постигла бы участь библиотеки Г.Давыдова в Саратове, которую реквизировали несколько "единомышленников" и которая в конце концов из-за беспризорности и легкомыслия почти пропала.

  Итак, моя библиотека осталась нетронутой, и я хотел её и институт передать государству. В 1920, 1921 и 1922 годах я много хлопотал в Наркомпросе и его подразделениях , чтоб наш институт приняли и превратили в государственное образовательное учреждение. 27 июня 1921 г. я представил ( за №17) целый проект такого учреждения с годовым финансовым бюджетом в 10.640.000 рублей ( о значении миллионов смотри выше), но все мои хлопоты утонули в море архивных документов.

  Здесь я должен отметить один довольно неприятный, но характерный для некоторых эпизод. Когда я в первый раз пришёл вместе с сотрудником нашего института С.В.Обручевым на заседание в Наркомпросе, где предполагалось обсудить проект передачи института государству, туда явились также наши эсперантисты– коммунисты Э.Д. и С., которые принесли свой собственный проект, не знаю какой, и пожелали без согласования с нами защищать его на заседании. Ожидая пока придёт наша очередь, они вели себя по отношению к нам столь странно, что я даже был доволен, когда объявили, что наш проект на этом заседании не будет обсуждаться из-за недостатка времени. По их поведению я заключил, что стою на чьём-то пути, и чтоб не навредить им, предоставил им полную возможность трудиться на нашем поле как им хочется. После этого я совсем прекратил хлопотать об институте и он умер от бездействия. Таким же образом прекратил существование журнал "Ла Ондо дэ Эспэранто" .

  Как я уже говорил, последний номер 4-5 вышел в мае 1917г. Из-за отсутствия бумаги, обесценения бумажных денег и недостатка пищи я не смог издать в этом году все объявленные номера. Но в 1918 г. были установлены уже новые правила издания. По ним газеты и журналы могли издавать лишь общественные организации и по заранее утверждённой программе. Поскольку я не относился ни к какой политической партии и хотел оставаться верным Булоньской Декларации , я уже не мог продолжать издание своего журнала и он прекратил своё существование. Таким образом с 1921 г. прекратилась моя деятельность в качестве 100-процентного эсперантиста. Эсперанто я посвящал теперь только часть своего времени, как любитель.

  Функции моих эсперантских предприятий перешли к разным эсперантским общественным группам: сначала к Московскому обществу эсперантистов, а затем к другим новым эсперантским организациям – ОКТЭФу (Организа Комитато дэ Тутрусланда Эспэранта Фэдэрацио) /оргкомитет всероссийской эсперантской федерации/, ЭсКИ (Эспэрантиста Комуниста Интэрнационало) /эсперантский коммунистический интернационал/, Либра экспэдэйо дэ пошто-тэлеграфо-тэлефоно /книжная экспедиция почты-телеграфа-телефона/, "Нова Эпоко" /новая эпоха/, СЭСРу ( затем названному СЭУ, т.е. Союз советских эсперантистов). Активно работать в этих организациях я не мог, ибо, во-первых, принятая мною должность педагога проглатывала почти всё моё время, а во-вторых, все они на первое место ставили политические цели, которым должно было служить Эсперанто. Но, принимая во внимание недостаточно широкое распространение Эсперанто, я полагал, что на каждом языке сначала учатся читать, а после уже читают книги разных направлений. Следовательно, эсперантисты прежде всего обязаны заботиться о пропаганде нашего языка; его применения придут после сами. Поэтому мне был более симпатичен фундамент Булоньской Декларации, чем что-либо другое.

  Конечно, я приветствовал любое приложение нашего языка, только если оно не выходило за рамки обычной человеческой морали, но прежде всего мне бы хотелось по возможности широчайшего и быстрейшего распространения нашего языка. Такое мнение предопределило моё отношение к различным политическим направлениям. Я не избегал отношений с ними, но оценивал каждое из них с нейтральной точки зрения. Из-за такого поведения некоторые политические фанатики презрительно называли мня "нейтралом" и даже были склонны использовать это в качестве козыря, когда подозревали, что я могу стать преградой на пути их устремлений; но я всегда шёл своим собственным путём и был убеждён, что был прав.

  Перед моими глазами прошли многие наши деятели, которые поднялись на высокие политические посты, а затем с шумом свалились, оставив по себе неприятные воспоминания об эсперантских связях. Из этих соображений я полагал, что в новой политической обстановке я могу быть более полезен Эсперанто в качестве автора и издателя нейтральных учебников Эсперанто и, при случае, учителя Эсперанто, чем в качестве активного члена какой-нибудь политической организации.

  В первые годы после революции русские эсперантисты располагали только нейтральными учебниками Л.Л.Заменгофа, моим ("Тута лингво Эспэранто"), Кара и Панье, Щавинского, Кабанова. Само собой понятно, что они не могли удовлетворить тех, кто обязательно жаждет чего-нибудь политического. Тогда стали появляться новые учебники с политическим содержанием: Волевича, Тихонова, Лидина, Валентинова, Дрезена, Свистунова, Рублёва, Курбатова и других. Я видел, что такие учебники тоже нужны и даже помогал некоторым авторам в их работе. Один из таких учебников (Свистунова) я даже редактировал по настоятельной просьбе автора. Благодаря этому россияне могли выбирать по своему вкусу, и это только ускоряло наше движение.

  Понятно, что новые эсперантские организации предпочитали распространять учебники с политическим содержанием и продавали нейтральные учебники лишь тогда, когда их специально требовали. Свои издания я распространял в 1919, 1920 годах и в дальнейшем преимущественно по почте. Заказчики находили мой адрес или на обложках наших изданий, или в старых каталогах московского книжного магазина "Эсперанто", или в моих объявлениях в нескольких русских газетах. Все заказы я выполнял лично, используя немногие свободные часы после работы в московской школе.

  Но я также пытался воспользоваться своей работой учителем для проникновения Эсперанто в школу. Поскольку я был учителем и руководителем группы в школе, а школы в то время находились в состоянии реорганизации, я использовал своё влияние на то, чтобы организовать из своих учеников (27 мальчиков и девочек 13-15 лет) кружок, названный мною "Молодёжным авангардом". Наряду с другими предметами я обучал кружковцев языку Эсперанто. Уроки Эсперанто были указаны в расписании как обязательные. Это была одна из попыток внедрить наш язык в школы. Но я должен признаться, что этот эксперимент не был особо успешным. Во-первых, тогда все мы переживали ужасный голод и мысли любого были направлены в основном на то, как бы наполнить наши голодные желудки. Во-вторых, наша страна была отрезана от заграничной жизни ввиду гражданской войны и интервенции. Следовательно, Эсперанто не мог быть широко применён в международных связях. В-третьих, во всех школах дисциплина среди учащихся была столь расстроена, что учителям приходилось напрягать всю волю, чтоб побудить их учиться.

  Тем не менее среди школьников нашлось несколько человек, усердно учивших язык. Чтоб оживить учёбу, я предложил кружку напечатать и издать пропагандистскую брошюрку. Для этого мы использовали клише моего учебника "Тута лингво Эспэранто" и напечатали 20-страничную книжечку, содержащую основную грамматику Л.Л.Заменгофа, несколько рассказов из моей хрестоматии и эсперантский словарь, подготовленный тремя самыми лучшими учениками. Книжечка была издана тиражом в 10000 экз., и ученики распространяли её среди своих знакомых.

  Наш язык я преподавал в этой школе два или три года, но затем вынужден был закончить обучение по следующей довольно смешной причине. В нашей школе тогда вводили обучение французскому языку, но из-за отсутствия дисциплины ученики абсолютно не были склонны его изучать. Кроме того, учительница французского языка не пользовалась необходимым авторитетом среди учеников. И вот, перед одним уроком они устроили в классе баррикады из скамей и заявили, что не желают терять время на изучение столь трудного языка, когда существует уже международный и лёгкий язык Эсперанто. Происшествие свалили на мою пропаганду Эсперанто и в результате администрация настоятельно попросила меня прекратить обучение нашему языку. Кроме того, некоторые родители учеников относились к Эсперанто очень неблагоприятно и находили обучение ему совершенно бесполезным. Из-за этого я вынужден был прекратить уроки Эсперанто в школе и преподавать там только математику.

  В это время я испытал ещё одну попытку принудительного введения Эсперанто в школу. Тогда Комиссариат почты-телеграфа-телефона основал в Москве специальный институт по подготовке телеграфистов. Заместителем директора института был наш единомышленник Китлер, имевший служебные связи с ранее упомянутым активным нашим единомышленником Н.Д.Моденовым, занимавшим довольно важный пост в этом комиссариате. Этим обстоятельством хорошо воспользовался наш активист В.Ф.Жаворонков, о котором я уже писал несколько раз выше. Он сделал в институте доклад об Эсперанто для студентов и преподавателей и убедил администрацию ввести Эсперанто в программу института в качестве обязательного учебного предмета.

  Первые лекции читал он сам, но вскоре вынужден был выехать из Москвы по своим военным делам и попросил меня продолжить чтение лекций. Я согласился на это и вёл курс несколько месяцев. Но обучение было чрезвычайно трудным, т.к. учащиеся были разных способностей и большей частью мало образованными. Для них изучение нашего языка было очень трудным. Они плохо знали даже русскую грамматику и были слишком загружены специальными техническими предметами и заботами о пропитании. Кроме того, некоторые слышали скептические разговоры о нашем языке вне учебного заведения и с удовольствием освободились бы от необходимости учить Эсперанто. Однажды, когда я зашёл в классную комнату, я даже прочёл на чёрной доске такую запись: "Долой Эсперанто – еврейское изобретение." Такое отношение к Эсперанто делало его преподавание очень неприятным и я при первом удобном случае, в мае 1921 г., передал преподавание единомышленнику Екименко, но он тоже недолго вёл курс и "обязательное обучение" в этом институте вскоре прекратилось.

  Эти факты убедили меня, что человечество и наш язык ещё не созрели для того, чтоб наш язык был в обязательном порядке введён в учебные заведения. Об этом мы сможем говорить лишь тогда, когда будем иметь в парламентах достаточное число своих единомышленников. Но это случится только тогда, когда наш язык будет широко распространён среди людей и обогащён применением во всех областях науки и жизни. Поэтому нам нужно прежде всего пропагандировать и пропагандировать наш язык. А пропаганда будет успешна лишь тогда, когда мы сможем показать людям богатую литературу и многочисленные практические приложения.

  Когда существовал наш эсперантский книжный магазин, он являлся в России главным центром пропаганды и главным источником нужных денежных средств. После его закрытия его роль переняли разные эсперантские организации. К сожалению, ни одна из них не имела каких-либо денежных средств и пропаганда продолжалась в первые после этого годы лишь путём продажи книг, оставшихся в нашем магазине, которыми я снабжал эти организации в кредит и зачатую без отдачи. Но этот источник не был продолжительным.

  Я уже говорил, что в последние годы перед революцией наш магазин широко развернул кредит для многих провинциальных книжных магазинов, которым мы посылали наши издания на комиссию, т.е. деньги мы получали лишь по продаже книг. Эта операция конечно была сопряжена с некоторым риском даже в нормальное время, а во время мировой войны и революции она принесла нам большие потери. Когда в 1918 и 1919 годах были реквизированы все частные магазины, ни один из наших дебиторов не выплатил нам долги и не вернул комиссионные книги. Из-за этого наш запас книг на продажу вскоре исчерпался и мы оказались перед опасностью остаться вовсе без словарей. У нас был лишь достаточный запас учебников Кара и Панье.

  К счастью, на горизонте появился новый деятельный единомышленник Н.Д.Моденов. Занимая важный пост в почтовом комиссариате, он выхлопотал некоторое количество денег для организации при почтовых учреждениях книжных экспедиций и издательств. Будучи одним из руководителей этого предприятия, он обязал издать, используя мои клише, мой учебник "Фундамэнта курсо дэ Эспэранто" и мой эсперанто-русский словарь. Это издание я обменял на изданный мною учебник Кара и Панье; таким образом экспедиция получила достаточный запас эсперантских учебников, а я смог снабжать заказчиков помимо учебников также и словарями.

  Этот запас заложил основу нового центра пропаганды Эсперанто в почтовых учреждениях. Сначала он занимал маленькую комнату в Чудовом переулке, а в 1922 г. был перенесён в большой дом, названный "Дворцом труда" , в котором были сконцентрированы все главные конторы российских профессиональных союзов. Экспедиция вскоре приобрела вид внушающего уважение книжного магазина с четырьмя служащими. Одним из его сотрудников стал после демобилизации наш не единожды упоминавшийся единомышленник Жаворонков, который безотлагательно устроил там очень активный эсперантский отдел. Этот отдел оказался как бы продолжателем нашего книжного магазина и я всюду объявлял о нём, как о главном складе наших изданий.

  С помощью этого магазина я распродал почти весь остаток книг нашего книжного магазина и смог осуществить даже новое издание своего полного курса Эсперанто "Тута лингво Эспэранто". Я использовал слово "почти", т.к. другие эсперантские организации, некоторые из которых я назвал раньше, развёртывали свою деятельность очень медленно и не имели достаточно крепкой базы. Это вполне понятно, ибо там работали только активисты-любители, которые могли посвящать нашему движению лишь свободные часы. Кроме того, руководители этих организаций всегда находили какие-нибудь причины для ссор.

  Конфликты начались вскоре после переселения Московского общества эсперантистов в Дом Эсперанто в Сивцевом Вражке. Как я уж говорил, дом имел много комнат и некоторые из них занимали наши единомышленники. Позже к ним присоединились другие, неэсперантисты. Административные функции в доме исполнял тов.Барон. Между ним и другими жителями дома вскоре возникли многочисленные конфликты, которые, к сожалению, вышли из стен нашего домашнего очага и сделались объектами разбирательств в госучреждениях.

  В течение некоторого времени ядром всех новых русских эсперантских организаций, рождённых революцией, было Московское общество эсперантистов, в котором в основном работал тов.Желтов. Он положил много трудов на переселение Общества после реквизиции нашего помещения в Лубянском проезде; он же руководил Обществом в новом помещении, но вскоре стал одной из жертв революции. Как я уже говорил, 1917-1920 годы были годами всеобщего голодания и разных эпидемий. В основном голодающие умирали от тифа. Он скосил и нашего единомышленника Желтова. Его жизни в эсперантском журнале СЭУ была посвящена специальная статья Н.В.Некрасова под названием "Джиба кавалиро" /горбоносец/.

  Кроме Н.Желтова в Доме Эсперанто в Сивцевом Вражке в 1918-1921 годах работали Розенблат, Некрасов, Бреслау, Йодко, Евстифеев, Темерин, Футерфас. Лично я, из-за моей работы в школе, мог иметь с ними связь только тогда, когда им нужны были учебники, словари или эсперантская литература. Их внутренняя жизнь меня не слишком интересовала. Таким образом в 1920-1922 годах я находился между двумя московскими эсперантскими центрами: с одной стороны – Дом Эсперанто, с другой – отдел Эсперанто в книжном магазине почты, которым управлял тов.Жаворонков под покровительством тов.Моденова. Из них несомненно более сильным был последний, ибо в нём работали оплачиваемые служащие. Тов.Жаворонков вскоре развернул там внушающую уважение эсперантскую работу и даже издавал особый эсперантский каталог. Я по возможности помогал этому магазину своими изданиями и иногда заграничными книгами.

  К этим двум центрам вскоре присоединилась её одна организация – ЭсКИ, или полностью – Эспэрантиста комуниста интэрнационало. ЭсКИ создали эсперантисты Охитович (Сунман) /по другим данным: Орт Суннам/ и Дрезен. Но эта организация долго не просуществовала, ибо Центральный комитет Российской коммунистической партии нашёл её совершенно лишним дополнением к III-му Коммунистическому интернационалу и вскоре ликвидировал.

  Главным инициатором создания ЭсКИ был Э.К.Дрезен. Он стал эсперантистом в 1908 г. Будучи гимназистом он уже много делал для Эсперанто в Кронштадте. Став затем студентом высшего учебного заведения в Петербурге, он пропагандировал Эсперанто среди студентов разных институтов. В 1913 г. он выдержал экзамен в Петербургском филиале Московского Института Эсперанто и получил высший диплом. В ходе мировой войны его мобилизовали, но работал он в тылу и руководил эсперантским движением в Петрограде (Петербурге).Во время гражданской войны его призвали в Красную Армию, но там за какие-то дела привлекли к уголовной ответственности. Деталей этого дела я не знаю, но он каким-то образом избежал наказания и в 1921 г. прибыл в Москву для жительства и работы. Вскоре он стал членом Российской Коммунистической Партии и занял довольно важный пост в одном из высших учреждений нового Советского правительства. Занимая этот пост, он однако продолжал работать для Эсперанто, но хотел непременно стать главным руководителем нашего российского движения. Он был у меня, и мы договорились так. Поскольку я хотел быть обязательно политически внепартийным и как таковой не мог иметь многочисленные связи с главными лицами нового правительства, то просил тов.Дрезена, как члена компартии, взять на себя эту роль, а себе я оставил более скромную роль поставщика книг и преподавателя. Урегулировав таким образом отношения со мной, Дрезен поначалу хотел руководить организованным им ЭсКИ, но тот был вскоре закрыт ЦК компартии. Тогда Дрезен пожелал руководить Московским обществом эсперантистов, состояние которого в то время было следующим.

  Как я уже говорил, оно в 1918 г. переселилось в Дом Эсперанто. Но там между жителями Дома начались конфликты, которые несколько раз передавались на разбирательство в госучреждения. В ходе судебных процессов некоторые лица утверждали, что Эсперанто вовсе не заслуживает того, чтоб занимать отдельный дом, и просили, чтоб часть комнат была передана неэсперантистам. В конце концов Правительство решило отдать строение под детский дом, а эсперантистов выселить. Кроме того, для нужд детдома была реквизирована часть инвентаря – несколько дюжин хороших стульев, столы и т.д.

  Перед Обществом встала трудная задача подыскания нового приличного помещения. Её выполнили единомышленники Футерфас, Темерин и Валентинов. Новое помещение было найдено в центральной части Москвы, на ул. Б.Дмитровка, и состояло из нескольких комнат. В одной из них была устроена выставка и продажа книг, в другой – гостиная для эсперантских встреч. По местоположению помещение было прекрасным, но оно требовало довольно много денег и специального персонала. Ни тем, ни другим Общество не располагало.