Текст книги "Коридор"
Автор книги: Александр Плотников
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Последние слова сорвали шквал хохота. Смеялись все, кроме Отто, которому, судя по выражению лица, так и хотелось вытащить из-под Карла подушку и огреть ею Клауса. Неожиданно дверь распахнулась. На пороге стояла фрау Майлендер.
– Господа офицеры, вам пора. У нас распорядок.
Несколько секунд безмолвия, вызванные ее появлением, резко оборвались, вызвав еще больше восторга, нежели все предыдущие реплики.
– Отто, это судьба, – обнял его за плечи Рихард.
– Вы как хотите, а я пошел.
Отто резко повернулся и направился в сторону дверей, из которых после бури смеха моментально исчезла фрау Майлендер. Но почти дойдя до двери, он вернулся, чтобы попрощаться с Карлом. После него настал черед и всех остальных.
Когда веселая компания с шумом удалилась из палаты, продолжая громко смеяться и подтрунивать над Отто, обратно вернулся Ганз. За всю беседу он не проронил ни слова, скромно стоя возле двери. Сейчас же в нем как будто что-то переменилось.
– Карл. Я по поводу Хельмута хотел поговорить.
– Я тебя слушаю.
– Все дело в том, что я очень хорошо вас обоих знаю, еще по летной школе.
– Постой, а Хельмут тоже с нами вместе учился?
– Если мне не изменяет память, вы вместе еще в средней школе учились. Правда, там вы с ним ладили, как сейчас. Но вот в училище Хельмут перевелся к нам от штурманов. И вы стали не разлей вода. А потом эта дурацкая ссора, и твое отправление на Восточный фронт.
– Слушай, а что это была за драка? Или тебя там тоже не было?
– Да нет, я там был. И не только я, но и Отто, и многие другие ребята, большей части которых уже давно нет в живых. – Ганз сделал небольшую паузу, вспоминая тот инцидент. – Начало вашей ссоры никто не слышал, потому что вы стояли в стороне от всех. Но драться вы начали, когда ты, – он сделал еще одну паузу,
– назвал его девушку ПОЛУКРОВКОЙ.
– И что, из-за этой ерунды мы с ним поссорились?
– Ну, не такая уж это и ерунда. К тому же ты был мертвецки пьян и кроме полукровки, еще кое-как ее называл. Менее цензурно. Ты понимаешь?
– Не совсем, но в общих чертах догадываюсь. И чем закончился этот гладиаторский поединок?
Ганз окинул Карла изучающим взглядом. Он никак не мог привыкнуть к его амнезии.
– А чем он, собственно говоря, мог закончиться? Отдубасил он тебя. Ты ведь еле на ногах стоял, да и он еще тот лось здоровый. В два раза больше тебя… А потом твой дядя из штаба непонятно откуда про все узнал и сослал тебя на Восток. Он к тебе, кстати, не заходил?
– Пока нет.
– Ну остальное ты вроде как знаешь. После твоего возращения три месяца назад ведете себя, как будто бы незнакомы. Вы, даже летая вместе, умудрялись почти не общаться. А после этого случая я вижу, как вы оба изменились. Ведь он даже в госпитале тебя навещал. Я это видел, когда у меня кровь брали. Правда, он просил никому не говорить.
– Вот дурак, а почему?
– Как почему? Вы ж оба гордые, не привыкли первыми на поклон идти.
– Что за глупость? Скажи, а ты с ним часто видишься?
– В последнее время не особо. После того боя вокруг него такая буря закрутилась. Его даже под трибунал хотели подвести, благодаря Шефу. Но потом все переиграли и посадили на губу, где он сейчас и досиживает свои десятые сутки.
– Не многовато ли ему дали?
– Да нет, ему изначально оберст прописал только пять. Но на четвертый день его навестил Шеф. И после непродолжительного разговора в жесткой форме, как утверждает часовой, его срок увеличился еще на пять суток. – Ганз едва заметно улыбнулся,
– Хельмута, наверное, прорвало.
– Так он, получается, скоро выходит?
– По идее да, если только еще чего не отхлобучит.
– Тогда вот что. Когда его увидишь, попроси, чтобы он зашел ко мне. Он ведь не сможет отказать умирающему в помощи?
– Думаю, что нет, – улыбнувшись ответил тот.
– Ну и я так думаю.
Дверь отворилась, и на пороге появилась тощая фигура Рихарда.
– Слушай, сколько можно, машина ведь ждет.
– Да, да, сейчас иду, – заторопился Ганз.
– Не забудь про мою просьбу.
– Все будет нормально, можешь не волноваться, – еще раз простившись, Ганз исчез за дверью.
Очередной день принес новую порцию сюрпризов. Нечто подобное происходило ежедневно, но он все никак не мог к этому привыкнуть. Ночью все было, как в его прежней жизни. Ему снилась старая работа, друзья, близкие, он даже во сне говорил по– русски. Но как только наступало утро, уносившее забвение прочь, все как будто стиралось из памяти, оставляя лишь туманные образы приятного прошлого. И начиналось вот это.
Но пугало его другое. В его голове стали появляться некоторые вещи, о которых он никогда в своей жизни не слышал. Какая-то интервенция в разум того, о чем он не имел ни малейшего представления. «Что же меня ждет впереди?» – Карл бросил взгляд на желтую папку, принесенную доктором Кохом. – «Может быть, здесь кроется разгадка?»
Часть II
Глава 4
12 июня 1943 г.
Госп. № 56/358.
На протяжении двух дней Карл раз за разом перечитывал свое личное дело, выучив его практически наизусть. Знакомиться с «самим собой» при помощи досье оказалось довольно забавным делом. И хотя из сухих формулировок стандартных форм трудно было вылепить образ живого человека, тем не менее, ему это почти удалось. В голову даже начали приходить догадки о том, почему все так случилось.
Определенно можно было сказать одно: этому человеку трудно было бы принять будущее, уготованное для него и его страны. И дело тут даже не в количестве положительных характеристик, из которых досье в общем-то состояло, а из того, как они были написаны. Чувство веры и фанатизма просматривалось в каждом слове, в каждой букве написанного.
Вместе с личным делом в папке находился доклад Карла Маера с красноречивым названием: «Ганз Горбигер – человек, открывший миру правду»[9]9
Ганз Горбигер – философ, один из теоретиков нацизма, оказавший заметное влияние на формирование философских взглядов Гитлера. Основатель «Ледовой Космогонии» – своеобразного трактата о происхождении и развитии Вселенной. Издатель журнала «Ключ к мировым событиям».
[Закрыть]. Неизвестно, каким «научным светилам» его собирались зачитывать, но однозначно, чтобы его понять, они должны были быть сумасшедшими не менее самого автора.
Закрыв доклад, он перелистнул личное дело на первую страницу. В левом верхнем углу была приклеена фотография Карла Маера в парадной форме с новенькими оберлейтенантскими погонами. С нее тот как-то холодно и надменно смотрел на нового «постояльца» своего тела, который, по-видимому, ему не особо нравился. – «Я от тебя, кстати сказать, тоже не в восторге».
Ф.И… Маер Карл
Дата и место рождения… г. Магдебург. 10.02.1922 г.
Национальность/ раса… Ариец.
Образование… среднее.
Родители:
Отец… Маер Генрих 12. 04. 1898 г. Ариец. Школьный учитель
Мать… Маер Марта 21. 11. 1899 г. –//-. Смотритель в музее
Братья / Сестры.
Сестра… Маер Лео 19. 08. 1928 г. –//-. Учащаяся школы
В августе 1939 г. поступил в летную школу 321/12 в Эрфурте, которую с отличием окончил в мае 1942. После чего, пр. № 193, было присвоено звание лейтенанта, и был направлен в 26-й полк I истребительной эскадры.
13.10.1942 г. Пр. № 49/392. Переведен из I/JG26, 7-й арм. в I/JG53 II воздушного флота Группы армии Центр. (Особо отличился в боях над г. Ржевом и г. Угра).
08.12.42 г. За проявленную доблесть присвоено воинское звание оберлейтенант. (досрочно).
18.03.43 г. Пр. №17/937. Переведен из I/JG53 в I/JG26 7-й арм. в Нормандии.
Ранения. …
За время боевых действий имеет три ранения (легкие)
Награды: … 4(четыре)
1. 03.06.42 г., пр. № 567. «За ранение» почетный знак.
2. 06.08.42 г., пр. № 89/9. «Железный крест» II кл.
3. 09.02.43 г., пр. №7645. «Бронз. медаль за отвагу» Венгр.
4. 12.06.43. пр. № 657. «Крест воен. заслуг» II кл.
За время боевых действий. (Ф.И.) Маер Карл. Уничтожено:
Воздушных целей: … 6. (Шесть)
Истребителей. 2
Бомбардировщиков 2
Транспортной авиац. 1
Прочие. 1
Наземных целей: …3. (Три)
Быстро пролистав несколько страниц, он в очередной раз отыскал то место, где упоминалось о «подвигах» в составе II воздушного флота группы армии «Центр».
29.11.42. Сбил самолет-разведчик Р-10 юго-западней от н.п. Руза.
15.01.43. Сбил транспортный ДC-3 северо-западней г. Наро– Фоминска.
11.02.43. Сбил ночной бомбард. У-2вс северо-восточней г. Ржева.
– «Да, герой, нечего сказать», – подумал он, всматриваясь в самодовольное лицо на снимке. – «Прямо лез в самое пекло»
Отложив фотографию, Карл пролистал личное дело дальше, где шли в основном поощрительные характеристики, перечитывать которые попросту не было никакого желания.
– Ну что, здесь доживает последние дни наш асс? – в палату без стука ввалился широкоплечий крепыш. Весь его вид излучал добродушие и бесшабашность. Копна взъерошенных волос торчала из-под надвинутой на затылок фуражки. А на широком лице с выступающими желваками играла довольная улыбка. Судя по манерам и голосу, это был никто иной, как Хельмут. – Привет, как поживаешь?
– Привет.
– Надеюсь, ты меня узнал, а то потом забавно будет, если после нашего разговора не поймешь, с кем болтал.
– При всем желании тебя трудно выдворить из памяти, как ни старайся.
– Постой, это как получается? Значит, ты все помнишь? А мне сказали, что после аварии у тебя в голове полный провал. – Улыбка как-то незаметно превратилась в легкое недоумение. – И все, что произошло при встрече с оберстом и ребятами, ты просто выдумал? – Лицо Хельмута приняло непонятное выражение. Оно напоминало какую-то выжидательную паузу, после которой он должен был либо гневно начать ругаться, либо посмеяться от всей души над этой историей.
– Почему же? Нет, – Карл начал в сотый раз рассказывать знакомую до боли историю, – все чистая правда. Просто тот «полный провал», как ты его называешь, у меня начался не после аварии, а после разрыва снаряда. Так что всю твою ободряющую болтовню я хорошо помню.
– Да? – Хельмут смущенно улыбнулся. По-видимому, он изрядно поволновался за этого засранца Карла Маера, потому что из-за сомнений в правдивости его болезни стал выглядеть слегка растерянно.
Карл вновь почувствовал на себе чужую опеку. И хотя со стопроцентной уверенностью можно было сказать, что данная забота относится совершенно не к нему, тем не менее, приятно было ощущать эту незримую поддержку в несомненно трудное для него время.
– Хельмут, – прервал молчание Карл – я не хотел, чтобы между нами были какие-то незаконченные дела. Вчера Ганз рассказал мне о нашей ссоре. Я не знаю, вернее, не помню, сути нашего тогдашнего разговора. Но, мне кажется, я был немного не прав. Извини, если я чего лишнего ляпнул.
– Чего лишнего? – вдруг с появившимся раздражением повторил Хельмут.
Отойдя к окну, он сделал небольшую паузу.
– Ты мою невесту при всех назвал полукровной шлюхой, – раздражение Хельмута неудержимо стало перетекать в ярость, – и ты называешь это «немного не прав»!
– Но, может быть, я не так выразился, извини. Я действительно не хотел сказать тебе ничего обидного.
– Нет, почему же? Ты сказал именно то, что думал, – Хельмут стал переходить почти на крик. – Я разве не прав, а? Ты ведь у нас один богом избранный, а все остальные так, половые тряпки, об которые надо ноги вытирать. Чертов лицемер. Ты ведь сам сейчас встречаешься с этой француженкой. Для тебя, что, Рейх делает особое исключение? – смерив Карла очередным гневным взглядом, он продолжил. – Твое пренебрежение ко всем окружающим прет из тебя сейчас с двойной силой, когда ты пытаешься корчить раскаявшегося грешника и хорошего друга. Ты ведь всех нас презираешь? Я ведь прав, скажи мне?
– Да, ты прав, – в его манере перешел на крик Карл, – ты во всем прав, раз об этом так уверенно говоришь. Я такой, – от его неожиданного напора Хельмут слегка опешил. – Но самое печальное, что я не помню того, в чем ты меня обвиняешь. Ни черта не помню. Так что мое пренебрежение, которое ты здесь так тонко прочувствовал, можешь засунуть себе в…
Видимо, не ожидая такой реакции, Хельмут стоял у окна, не зная, что делать дальше.
– Ты, что, действительно ничего не помнишь?
– Представь себе, нет. Вы там, что, между собой все сговорились задавать мне этот идиотский вопрос?
Напряжение последних минут стало незаметно спадать.
– Нет, просто как-то странно все это от тебя слышать. Я много раз видел, как люди умирают физически, но ни разу не видел
– как морально.
– Спасибо, подбодрил.
В палате опять воцарилось молчание. После этого инцидента, который, вероятно, был уже исчерпан, им вдруг стало не о чем говорить. – «Да, кто бы мог подумать, что пару минут скандала прервет полугодовую склоку. Все-таки иногда поорать друг на друга, оказывается, очень полезно»
– Тебе уже, наверное, сообщили веселые новости нашего полка?
– не зная с чего начать, завел разговор Хельмут.
– За исключением твоих похождений на гауптвахте, никаких.
– Деревня ты глухая, и новости у тебя оттуда, – ничуть не обидевшись, продолжил тот свой рассказ. – Когда тебя впервые навестили оберст и Отто, они на самом деле ездили совершенно не к тебе, а на доклад к начштаба нашей эскадры. И только на обратном пути посетили твою персону. Но не это главное. – Хельмут начал методично мерить комнату шагом. – Так вот, ты ничего не заметил необычного в поведении Кюстера?
– Вроде нет, если не считать, что я его видел впервые в жизни.
Хельмут странно покосился, но потом, поняв, о чем это он, продолжил рассказ.
– Приехал он, значит, в штаб, а там уже собрались все наши доблестные «помощнички» – командиры трех секторов зенитных
батарей и этот тощий «муравей» в очках с локатора. Ну, начали, как всегда, с него. Намылив как следует шею всему их пункту раннего оповещения, начштаба принялся, как и положено, за нас. Кюстер встал и доложил, что штафелем майора Бренеке был сбит один Б17,– Хельмут изменил мимику лица, превратив ее из пародии на докладчика в свое собственное – Представляешь, сбил весь штафель, а записали его только Шефу и Отто.
Последнюю реплику Хельмут произнес с особым сарказмом.
– Ну, так вот, он продолжает. – «Потерь нет, два пилота ранены. Один легко, а второй в средней степени тяжести. Машины повреждены, но подлежат восстановлению». – Его слегка «подрали » и отпустили с миром. Самолеты как-никак до города дошли, а начальство, сам знаешь, не особо любит рвущиеся рядом бомбы.
Хельмут перестал ходить по комнате и, усевшись на подоконник, продолжил свой рассказ с каким-то нахлынувшим на него подозрительным спокойствием.
– И вот уже возле самой двери Кюстер услышал такое, от чего этим артиллерюгам сразу места мало стало. А услышал он примерно следующее. – Хельмут перевел дыхание, чтобы сделать правильную интонацию, похожую на докладчика. – «29 мая. 17:35 в сектор «JQ» вошли три группы американских бомбардировщиков Б–17 общей численностью 12 единиц. После две группы ушли в сектор «HQ», и весь огонь был сосредоточен на оставшихся самолетах. В результате заградительного огня был сбит один бомбардировщик на обратном пути. А также один из двух «Харикейнов»[10]10
Харикейн – истребитель королевских ВВС Великобритании, принимавший основное участие в «Битве за Англию». К середине второй мировой войны он безнадежно устарел. Всему виной была сложность в пилотировании, неэффективное вооружение, а также слабые на тот момент скоростные характеристики.
[Закрыть] сопровождения ». – Второму, как утверждал докладчик, удалось скрыться.
Судя по выражению лица, он еле сдерживался, чтоб не расхохотаться.
– Как говорит Отто, у Кюстера от злости аж усы зашевелились. Испуганный «муравей» с локатора тут же защебетал, что никаких истребителей сопровождения в тот день замечено не было. Но оберст его уже не слушал. Он и без этого знал, что Харикейны
– это миф. Да и что им здесь делать, с их-то дальностью?
– А тот уже давай отвираться, что, мол, высота была 7900, облачность сильная и так далее. Подошел тогда Кюстер к нему и говорит: «Вы осел, господин майор, и уши у вас подходящие». По утверждению Отто, Кюстер был прав. Уши у того и вправду были не дай бог каждому.
Для пущей наглядности Хельмут приставил ладони к вискам, пытаясь доходчивей передать образ того самого майора.
– «А чтобы они у вас лучше отрастали», – продолжил он, – «я вам в ближайшие дни пришлю Военный справочник Люфтваффе и новый цейсовский бинокль». – Майор почему-то обиделся и чуть не набил Кюстеру морду прямо в кабинете начштаба. К несчастью, их вовремя разняли, и до мордобоя дело не дошло. Но, тем не менее, этот инцидент здорово «приподнял» настроение нашему начальству. Отто говорит, оно целый день его дергало по поводу и без, а когда они вечером вернулись в полк, то этот старый пень не придумал ничего умнее, как устроить большой сбор, на котором полчаса выговаривал нам, что думает о нас и наших родителях. Все-таки он как был кавалеристом, так и остался.
– То есть кавалеристом?
– Ну, в прошлую войну, – сделав паузу и с наигранным восхищением посмотрев на Карла, он продолжил. – Теперь я точно верю, что ты ни хрена не помнишь. Ведь именно ты закрепил за ним эту кличку.
– Да?
– Так и есть. Скажи, Карл, – неожиданно переменил тему Хельмут – как это, ничего не помнить?
Пройдя по диагонали палату, он уселся на кровать, подвигая Карла.
– Ты долго думал над этим вопросом?
– Да нет. На «губе» все равно делать нечего, вот я и подумал. Как это можно ничего не помнить?
– Если ты такой любознательный, то можешь зайти в соседнюю палату, куда после бомбежки привезли старика, потерявшего зрение, и поинтересоваться у него, как это можно еще ничего и не видеть.
Хельмут как-то странно, непонимающе улыбнулся, а потом, когда до него дошло, начал громко хохотать.
– Слушай, а я раньше за тобой этого не замечал.
– Чего?
– Чувства юмора… Ты меня первый раз подловил.
– У тебя все впереди, скоро это будет традицией.
– А это правда, насчет старика?
– Если хочешь, можешь проверить.
– Так чего ж мы, дурни, ржем, он ведь может услышать.
– Расслабься, его ко всему еще и контузило, к тому же он француз.
– Ты подробный, как горсправка.
– Здесь и не таким станешь. А что за вторая хорошая новость, о которой ты говорил?
– Какая новость?
– Ну, ты же сказал, что в полку две веселые новости. Одну, как я понял, ты уже рассказал. А где же вторая?
– А, ты об этом. – Хельмут подошел к окну и стал неторопливо его открывать. – У тебя здесь можно курить? – спросил он, выкидывая в форточку огарок спички, которой уже успел подкурить папиросу.
Следующую фразу он сказал, специально отвернувшись лицом к окну.
– Да так, пустяк. Шеф при приземлении сломал себе ногу. Причем правую, – последнее слово утонуло в разорвавшем комнату смехе.
– А ты, оказывается, пророк.
– Если бы я знал, что бог услышит мою просьбу, то заказал бы для Шефа что-нибудь попикантнее. Он сейчас, кстати, так и носится по всему аэродрому с гипсом до бедра и костылем под мышкой. Так что его пиратскому образу только попугая на плече не хватает…
Они еще долго беседовали, вспоминая разные истории их прошлого. Вспоминать, правда, приходилось в основном Хельмуту. Карл же, как ему и полагалось, делал круглые глаза, выражая неподдельное изумление. Со своей ролью он справлялся довольно неплохо. От чего размышления собеседника упирались все больше в тупик непонимания. Ведь Хельмут был реалистом, причем упрямым, верившим только в то, что видел своими глазами и мог пощупать. Но даже сейчас, «щупая», он все равно не верил.
Оживленный разговор отвлек их от окружающей реальности, но запах с кухни, вызванный приближающимся ужином, заставил обратить внимание на время.
– О, черт, уже без двадцати шесть.
– Ну, все, я побежал. – Хельмут начал собираться, засовывая папиросу в нагрудный карман кителя. – А то если Шеф узнает, что меня в полку нет, упрячет еще суток на пять. После «губы» меня посадили под домашний арест. Отстранили от полетов и заставляют сдавать эти дурацкие зачеты, причем лично Шефу.
Они спешно стали прощаться. И только на выходе Карл окликнул его, чтобы сказать то главное, из-за чего в общем-то и вызывал.
– Хельмут.
– Ну что еще? – то обстоятельство, что надо было возвращаться в полк для общения с Шефом, его заметно раздражало.
– Я так и не успел поблагодарить за то, что ты помог посадить самолет.
– Можешь не трудиться выдавливать из себя благодарность,
– перебил его Хельмут, – я ведь тогда ничего такого не сделал. К тому же, если бы это не сделал я, то там был еще и Отто, который смог проделать все это не хуже.
– Все-таки сделал это ты, поэтому.
– Ну, я, не я. В любом случае ты мне как бы уже отплатил, вытащив из-под трибунала. Мне ведь Кюстер тоже сказал, кому спасибо говорить, – Хельмут многозначительно посмотрел на Карла, начиная гримасничать.
– Так что ты хочешь сказать? Мы квиты? – подытожил Карл, пытаясь своей интонацией выразить то, что мимикой показывал Хельмут. – Зачем же я, осел, тогда просил у тебя прощения?
– И правда, зачем? – первым опять не выдержал Хельмут, наполнив палату своим все заражающим смехом.
Они еще раз обменялись крепким рукопожатием. После чего Хельмут, пообещав заглянуть на днях, быстро ретировался, пытаясь к сроку попасть в часть. Через пару минут после его ухода пришла медсестра, заменявшая Хильду, и пригласила на ужин. Карл, не заставив повторять дважды, моментально отреагировал и, резво поднявшись с кровати, направился к умывальнику, где тут же столкнулся с доктором Кохом.
– А это вы, Карл, – приветствовал доктор, смотря на него в отражение зеркала, – как ваше самочувствие?
– Спасибо, ничего, – находясь с ним рядом, Карл старался побыстрее проделать гигиеническую процедуру, дабы поменьше общаться. Доктор же вел себя как-то странно… Мало того, что он улыбался, так еще и пытался что-то напевать себе под нос. Судя по мотиву, это «что-то» до его интерпретации было романсом. Но отсутствие у исполнителя всякого слуха делало это веселое бубнение просто невыносимым для нормального человеческого слуха.
– Чему это вы так улыбаетесь? – спросил доктор, поймав озорной взгляд Карла.
– Первый раз вижу вас веселым.
– А чего ж печалиться? Вон, какой день, чудесный день
– лето. У меня, кстати, и для вас тоже есть хорошие новости,
– доктор продолжал с воодушевлением намыливать пеной руки.
– Первая, это то, что мы почти поставили вас на ноги. По крайней мере, в нашей области. А что же касается вашей амнезии, то завтра в Сен–Ло отправляется санитарная машина, которая доставит вас в госпиталь № 37/44. Это, конечно, не гарнизонный госпиталь в Кане, как я обещал. Но поверьте, помощь вам там окажут ничуть не хуже. Я уже разговаривал с доктором Лансеном, и он пообещал, что займется вами лично. Кстати, у них там и хороший психотерапевт имеется, с которым вам тоже не мешало бы пообщаться.
Слова доктора посеяли в душе Карла чувство тревоги. То же самое он испытывал, когда на втором курсе его чуть не отчислили из института за глупую выходку. – «Все это было лишь делом времени. Меня все равно рано или поздно должны были выписать» – «Да, а еще неделю назад я бы этой новости, может быть, даже обрадовался». – Карл медленно опустил голову вниз, стараясь не смотреть в сторону доктора, – «Что же со мной будет дальше? За две недели я так и не придумал способ своего вызволения. А Хильда??? Ведь мы не виделись уже трое суток. А эта улыбающаяся мумия так и не сказала, куда ее сослали.»
– Извините, Карл, что это все так неожиданно, – продолжил доктор, как будто прочитав его мысли, – но сегодня пришла директива из главка, – доктор почти перешел на шепот, наклоняясь прямо над его ухом, – по которой руководству всех госпиталей, до…– доктор вовремя остановился, чуть не сказав того, что явно не надо было говорить, – нужно выписать всех выздоравливающих. В общем, на фронте что-то намечается. Так что не обессудьте.
– Я понимаю, – опустошенно ответил Карл.
– Не огорчайтесь, все будет хорошо, – ободрительно похлопал его доктор по плечу, – Да, а завтра перед отъездом вас будет ждать приятный сюрприз.
– И что же это будет? Завтрак в постель?
– Нет, я думаю, до столовой вы как-нибудь сами дойдете. Но сюрприз должен понравиться. Не хочу вам его портить. – Доктор еще раз хлопнул Карла по плечу и скрылся за дверью.
– Все, что могли, вы уже испортили, – сказал он отражению в зеркале, после чего, насухо вытерев руки, направился в палату. Есть почему-то больше не хотелось.
* * *
На следующий день
– Приготовьте проездные документы, а также удостоверения личности. Паспортный контроль Сен-Ло, – сказал здоровенный детина в форме фельдполиции, массивная фигура которого заслонила проем двери.
– Вот документы на больных, а это мои и шофера, – протянул доктор Хубер проверяющему кипу каких-то бланков.
Амбал, не торопясь, принялся проверять подлинность бумаг, при этом внимательно сверяя фотографии с оригиналом. Когда ж подошла очередь Карла, он бесцеремонно стал его разглядывать. В глазах полицейского читалось леденящее чувство пренебрежения человека, наделенного властью. Особо сильно это подчеркивала лямка каски, висевшая под нижней губой и делавшая внешность особенно отталкивающей. ОККУПАНТ – одним словом.
– А этот? Что, тоже больной? – спросил тот, указав на Карла дулом автомата.
– Да. Там же все написано, – незамедлительно ответил доктор Хубер.
– А ну, давайте все из машины, – полицейский угрожающе вскинул автомат, снимая с предохранителя. – И поживее.
– А в чем, собственно, дело? – перепуганно запричитал доктор Хубер.
– Сейчас узнаешь, – фельдфебель грубо схватил его за плечо и поволок из машины.
– Что вы себе позволяете?! – пытался протестовать доктор.
– Сейчас ты у меня все узнаешь.
Полицейский уже занес автомат, чтобы ударить им наотмашь, но в этот момент откуда-то сбоку донесся оклик. Моментально отреагировав, фельдфебель тут же обернулся, продолжая держать оружие занесенным над головой доктора Хубера.
Только теперь, последним выйдя из машины, Карл смог оценить сложившуюся ситуацию. Из сторожки рядом с перегораживающим дорогу шлагбаумом вышел лейтенант-резервист. На вид ему было чуть больше сорока. Хотя из-за неправильного образа жизни он выглядел значительно старше. Следом за ним едва поспевали два автоматчика, которые по возрасту были чуть моложе своего командира.
– Что здесь происходит? – гневно прокричал лейтенант еще издали.
– Я его узнал, герр лейтенант, это он, – быстро отрапортовал полицейский, становясь на вытяжку.
– Кого, черт побери?
– Ну, того, помните, тогда в пятницу? С ним еще та рыжая была, – сбивчиво пытался объяснить фельдфебель то, что пока было понятно только ему одному.
– Ничего не понимаю. В какую пятницу, какая рыжая?
– Ну, как же вы не помните, там еще тот жиденыш был. А на следующий день приезжал майор из гестапо.
– А, ты об этом, – наконец понял его лейтенант. – Ну и где он?
– Вон тот, в комбинезоне, – фельдфебель указал дулом автомата на Карла.
Офицер подошел ближе и стал внимательно всматриваться в лицо. За последнее время оно почти зажило, приняв изначальные черты. Опухоль полностью спала, и лишь несколько царапин на лбу да бледно-желтый отпечаток на месте гематомы напоминали о минувшем.
– Кто вы такой? – спокойно спросил лейтенант.
– Это оберлейтенант Карл Маер, – вместо него ответил доктор Хубер, – Офицер Люфтваффе, находящийся на лечении в нашем госпитале. Он перенес сильную контузию, в результате которой развилась ретроградная амнезия, – доктор так быстро тараторил, что из всех присутствующих сразу понял его разве только сам Карл.
Фельдфебель тем временем передал офицеру проездные документы Карла, которые последний стал внимательно изучать, совершенно не обращая внимания на доктора Хубера.
– А вы меня не помните, герр лейтенант? Вы ведь заезжали к нам на прошлой неделе и привезли своего солдата, у которого было ножевое ранение брюшной полости. Его оперировал доктор Кох. И сейчас можно сказать, что ваш молодец пошел на поправку.
Как ни странно, но болтовня доктора заставила обратить на себя внимание офицера, который после небольшой заминки наконец– то узнал его. Лицо лейтенанта слегка преобразилось, и сухая официальность сменилась легкой ноткой доброжелательности.
– Да, да, я вас помню. Ваш госпиталь находится в километрах двадцати южнее. На месте бывшего постоялого двора.
– Да именно там, он называется Азевиль.
– Постойте, это там мы оставили Ландберга, – перебил доктора один из автоматчиков, стоявший позади офицера.
– Как там поживает этот олух? Надо ж было напороться на нож этой… – не договорив до конца, солдат осекся после гневного взгляда офицера.
Воспользовавшись моментом, доктор Хубер подошел к офицеру и, уводя его в сторону, стал говорить сначала что-то про его подчиненного, находящегося на лечении в госпитале, а по мере удаления и про подчиненного, проверявшего их документы. Говоря о последнем, доктор, активно жестикулируя, гневно поглядывал в сторону здоровенного фельдфебеля. И хотя из-за гула проезжающих машин остальным ничего не было слышно, тем не менее, можно было легко догадаться, о чем так красноречиво изъяснялся доктор Хубер.
– Кому-то сегодня будет несладко, – пробормотал один жандарм другому так, чтобы не слышал фельдфебель.
– Я даже догадываюсь кому, – хихикнул в ответ второй.
Доктор тем временем закончил свою тираду и, глядя на удрученный вид его собеседника, было легко догадаться, что она была малоприятной. Он уже успел вручить доктору их документы и теперь отдавал распоряжения своим подчиненным.
– Вы двое, остаетесь здесь, а ты, Виденбрюг, иди за мной. У меня к тебе есть один разговорчик, – последние слова были адресованы фельдфебелю, который сначала попытался что-то объяснить офицеру, но после того, как тот на него еще раз рявкнул, прекратив всякое сопротивление, молча побрел в сторожку.
– Так, все в машину, – на ходу произнес доктор Хубер, – господин лейтенант приносит нам свои извинения, а особенно вам, Карл.
Выполнение команды не заставило себя долго ждать. Все быстро рассаживались на свои места в автобусе.
– А я бы поступил по-другому, – подал свой голос водитель, когда они отъехали от пропускного пункта.
– Вы это о чем? – недоуменно спросил доктор Хубер.
– Он же ниже вас по званию, да и не только вас, – водитель с нескрываемым презрением посмотрел на Карла в зеркальце заднего вида. – Что эти ищейки себе позволяют? Видели их рожи? У меня жопа и то меньше… Вот засунули бы их под Сталинград в сорок втором, как меня. Посмотрел бы тогда, как они там запели,
– смерив Карла еще одним взглядом, водитель раздраженно сплюнул в окно.
Впрочем его нисколько не задевала болтовня шофера. Этот инцидент здорово выбил Карла из колеи, и если бы не доктор, непонятно вообще, чем бы все это для него закончилось. В одном водитель был несомненно прав: он совершенно не справлялся со своей «ролью» офицера. Да и откуда ему было что-то об этом знать?
Сейчас же в голове растревоженным ульем кружила уйма вопросов, не давая даже на секунду подумать о чем-то другом. – «Во– первых, то, что он меня узнал – это однозначно. Но что такого мог натворить Карл, чтобы им заинтересовалось Гестапо? Дорогу не там перешел или «Капитал» прочитал забавы ради? Хотя. Тот полицейский что-то упоминал про какого-то еврея? Но это вообще абсурд!!! Из его личного дела, а особенно из этого идиотского доклада, слону понятно, что Карл не мог «запятнать» себя общением с евреем, тем более его покрывать».