Текст книги "Испытание Раисы (СИ)"
Автор книги: Александр Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
7
При входе в кабинет запечатанный конверт на письменном столе бросился в глаза графу.
Он распечатал конверт и прочел:
«Приезжай немедленно! Резов».
Валериан некоторое время рассматривал этот листок с тремя словами: он показался ему предвестником грозы. Не трудясь над рассуждениями, граф спустился с лестницы и сказал отворившему ему дверь швейцару:
– Я ухожу.
– Прикажете подать сани, ваше сиятельство?
– Нет, я дойду пешком.
Дверь закрылась за молодым человеком, который, наняв извозчика, через пять минут входил к Резову, который жил в особняке недалеко от Грецки.
Лакей провел графа в кабинет Резова, где был также и Собакин, третий из участников ночного похождения.
При входе Грецки Резов подскочил к нему и взволнованно сказал:
– Ты слышал, подана жалоба начальнику полиции?
– Слышал, – ответил тот.
– И что же ты думаешь предпринять, чтобы заглушить дело?
– Заглушить уже невозможно, – произнес Грецки.
– Как? Почему? – посыпались вопросы.
Валериан рассказал, как он был у тетки и слышал сообщение генерала.
Выслушав рассказ Валериана до конца, товарищи его как по команде свистнули, и лица их вытянулись.
Все три офицера были товарищами с детства, и тесная дружба связывала их…
Все трое были богаты, молоды и вели рассеянный образ жизни, часто не думая о том, что творят.
Все трое были красивы, но Грецки выделялся среди них особенной привлекательностью! Высокий, стройный, с гордой осанкой и жгучими глазами, он был любимец дам, и не одна девушка в тайне вздыхала о нем! Отзывчивый, добрый, всегда готовый придти на помощь товарищу, граф привлекал к себе все сердца. И тетушка любила и баловала его. Валериан был ее гордостью и надеждой!
Окончив свой рассказ, Грецки в волнении принялся ходить из угла в угол кабинета. Его друзья старались придумать выход, но придумать ничего не могли, что бы могло помочь им выйти из создавшегося положения.
Обо всем, что им приходило в голову, они говорили Валериану, но тот только досадливо отмахивался рукой или пожимал плечами, находя их планы неприемлемыми.
– Что же ты сам предлагаешь? – спросил его Резов.
– Пока еще ничего не придумал, – ответил тот.
– А я придумал! – с живостью воскликнул Собакин, и когда друзья обратили на него свои взоры, он сказал: – Валериан, твоя тетушка обожает тебя! У нее огромные связи и если ты сам все ей расскажешь так, как найдешь нужным, то…
– Молчи, – прервал его Грецки, комически приложив палец к губам. – Моя добродетельная тетушка принимает сторону только обиженных и в данном случае, если что-либо предпримет, то только в отношении восстановления чести этой девушки! Нечего к ней и обращаться!
– Девушка! – проворчал Резов. – Глупая грешница!
– Ну, мой друг, – остановил его Грецки, – это не ее вина! Она так храбро защищалась, что я и до сих пор ношу следы ее защиты!
Он отвернул манжету и показал глубокий рубец на руке: рана была глубока и едва зажила.
– Что мне становится ясным, – продолжал Резов, – это то, что мы были пьяны до безумия и в то время готовы были даже убить кого бы то ни было!
– Если бы Бог допустил! – промычал Собакин.
– Спасибо! – возразил Грецки. – Это стоило бы Сибири, а я предпочитаю выдать приданое!.. Однако, Собакин, твой дядя, или, Резов, твоя сестра могут попробовать потушить это дело!
– Я думаю, что лучше довериться женщине, – сказал Собакин. – Мужчина, да притом министр…
Товарищи его рассмеялись.
– О, божественный проповедник! Он не хочет потерять в меня веру…
– Он прав, – перебил Резов, – я завтра же повидаюсь с сестрой.
– Прежде чем расстаться, – заметил Собакин, вставая, – дадимте друг другу обещание, что никто из нас ни под каким предлогом не выдаст, что не все мы одинаково участвовали. Чтобы всем понести это наказание за совершенное!
Грецки хотел возразить, но Резов перебил его:
– Хотя мы были безумцами и вообще можем забыться до совершения непростительной глупости, но честь полка и дружба – должны стоять на первом месте, и потому мы являемся одинаковыми ответчиками! Поклянемся же друг другу в обоюдной поддержке до конца!
– Я клянусь! – воскликнул Собакин.
– И я также! – повторил Грецки, пожимая руки товарищам.
Затем все трое расстались, до встречи завтра в полку.
Грецки, возвратясь домой, лег в постель, но тщетно старался уснуть: неясный образ Раисы гнал сон от его глаз.
8
На следующий день около девяти часов утра Резов входил к своей сестре.
Сестра Резова была очень хороша собой. Десять лет тому назад она вышла замуж за очень богатого камергера. Ее положение и связи дали ей возможность пользоваться дружбой знати всего Петербурга.
Раннее посещение брата удивило ее, и она позвала его в будуар, где оканчивала свой туалет.
Так как княгиня Александра, уменьшительно называемая подругами Адина, была очень дальновидна, то ей не пришлось вглядываться в брата: бледность молодого человека, не спавшего всю ночь, дала ей возможность угадать тайну брата.
– Ты тоже был с ними? – спросила она по-французски.
Резов утвердительно кивнул головой.
Княгиня, удалив горничную, села с братом на маленьком диване.
– Кто же был главным? – спросила она с любопытством.
– Извини меня, Адина, – ответил Резов, – этого я сказать не могу!
– Но эта скандальная история сделалась лакомым блюдом у всего высшего света!
– И все же я не могу тебе открыть всего: это тайна чести, тайна полка!
– Хорошо, не буду настаивать, – несколько недовольно заметила княгиня. – Зачем же ты пришел тогда? В чем еще исповедаться?
– Мне нужна твоя помощь! Ты одна можешь спасти меня, если захочешь!.. Одно слово начальнику полиции…
Княгиня сделала выразительный жест.
– Ты знаешь, что он ухаживает за мной?
Резов ответил кивком головы.
– И ты хочешь, чтобы я у него просила милости?
– Нет, не милости! – ответил молодой человек. – Представь ему, как неприятно, что чернь осмеливается бороться со знатью!
– Так это, значит, была мужичка? – спросила княгиня.
– Около того: дворянство непотомственное, приобретенное на службе в армии!
– А, – воскликнула презрительно Адина. – Что же вы нашли в этой мужичке! Красива она?
– Не говори со мной об этом! Мне крайне неприятно даже одно воспоминание!
– Вот, – заметила Адина с насмешкой, – последствия безумства! И стоило того?! И что же, вас отыскивают, чтобы наказать?
– Нас хотят выгнать со службы!
– О-о?! За мужичку! Это уж слишком!.. Мой брат выгнан со службы! Нет! Решено, мой милый, я еду к начальнику полиции! Не похлопотать ли мне заодно и за твоих товарищей?
– Конечно! Я тебя умоляю не разъединять нас, совершая свое благое намерение!
– Не зная их имен?.. Но как же я наивна! Начальник полиции мне их скажет!
– Я не думаю, чтобы он их знал!
– И твоего тоже?
– И моего тоже!
Княгиня откинулась на спинку дивана и громко расхохоталась.
– В таком случае я должна тебя выдать?
– С одним условием, что ты достигнешь того, что остановят расследование!
– Это оригинально! Это прелестно! Хорошо, мой друг, я поеду между часом и двумя, а в три ты получишь ответ. Не желай мне успеха: охотники говорят, что пожелание успеха приносит несчастье!
Затем Адина, простясь с братом, возвратилась к неоконченному туалету.
9
Через несколько часов княгиня входила к начальнику полиции генералу Клину. Тот поспешил отпустить двух или трех посетителей, прошел в смежный с кабинетом зал и приказал просить туда посетительницу.
– Вы, прелестная княгиня? – воскликнул он, вежливо целуя руку.
– Я сама, генерал, а что всего удивительнее, я приехала в качестве просительницы.
– Вот уж никак не ожидал, княгиня, – ответил генерал. – Не обокрали ли вас?
– Неужели вы думаете, – ответила княгиня, бросая обворожительный взгляд на высокого чиновника столицы, – что только полицейское дело могло привести меня к вам, чтобы предложить вам четверть часа разговора?
– Я не смею льстить себя, – пробормотал генерал.
– И не льстите, – проронила княгиня сухим тоном, нагнавшим тучки на чело чиновника.
Молодая женщина, облокотясь на спинку кресла и играя лорнеткой, сказала:
– Угадайте, генерал, что меня привело.
– Не мастер угадывать, – возразил генерал.
Кокетливый взгляд, как стрела брошенный в сторону генерала, заставил сердце его вздрогнуть, а княгиня в это время продолжала:
– Нас все называют кокетками и говорят очень много плохого о нас, бедных женщинах, но есть и доля правды в этом! Мы действительно – кокетки, что и вы, мужчины, хотя и совершенны. Признаете нужным, так как сознайтесь, что без нашего кокетства вам было бы скучно!
Из-под ресниц генерала блеснул далеко не глупый взгляд, хотя враги часто и злословили его.
– Я этого не думал, – прошептал он, протягивая руку к ручке Адины, за что получил легкий удар лорнетки по пальцам.
– Мы кокетливы, капризны и любопытны, – продолжала княгиня.
– Это клевета! – воскликнул генерал.
– Это святая истина! – заключила княгиня. – Доказательство налицо: я приехала к вам, движимая любопытством.
– И только? – спросил Клин с отчаянием.
Прекрасные глазки княгини опустились на лорнетку, и она слегка улыбнулась. Начальник полиция в восторге протянул во второй раз руку, и счастье повезло ему: отказа не последовало. Пальчики, обтянутые перчаткой, приняли поцелуй.
– Это любопытство… – начал чиновник.
– Милый генерал, я сгораю от нетерпения узнать, что заключает в себе история шалости офицеров.
– Ничего нет легче… Вы знаете в общем, но есть подробности…
– А, есть подробности? – проговорила княгиня вставая. – Тем лучше! Покажите мне донесения!
– Я не знаю, смею ли я? Официальная бумага…
Княгиня засмеялась и, ударив генерала лорнеткой, сказала:
– Весь Петербург уже читал вашу официальную бумагу! Ну, будьте же добры…
– Но, княгиня, подробности таковы…
– Бумага все терпит! Дайте мне донесение и уходите по своим делам, пока я не перечитаю! Потом я вас позову. Идите же скорее!
Княгиня, стоя посреди маленького зала, прыгала, как ребенок желающий получить игрушку. Околдованной ее чарами, генерал вышел и тотчас же вернулся с папкой в руках.
– Вы очаровательны, – воскликнула княгиня, – а теперь убираетесь! Запирайте невинных в тюрьму и освобождаете виновных из нее! Pardon, я, кажется, ошиблась, но в самом деле это всегда так бывает!
– Бессердечная насмешница! – ответил генерал, восхищенный ее кокетливой живостью. – Позовете ли вы меня?
– Конечно! – сказала княгиня, выталкивая нетерпеливо генерала в дверь.
На пороге он поцеловал ей руку выше кисти и вышел.
Убедившись, что осталась одна, княгиня удобно расположилась и принялась за чтение донесения.
– Это не так интересно, как я думала, – проговорила она вслух, окончив чтение. – Но я делаю это для брата! Вернемся к генералу!
Наполовину смеющаяся, наполовину серьезная, она дважды постучала в дверь кабинета. Послышался голос Клина.
– Тысячу извинений, милостивый государь! Неотложное дело заставляет меня покинуть вас, но мы поговорим потом. До свидания!
Дверь отворилась, и вошел генерал.
– Ну что же? – спросил он с лукавой улыбкой.
– Это ужасно скучно, – ответила она с раздраженным видом.
Небрежно бросив донесение на стол, она сделала это так неосторожно, что листки полетели по сторонам, и генерал вынужден был встать на четвереньки, чтобы собрать их.
– Я положительно возмущена! – заметила княгиня.
– Но чем? – удивленно спросил генерал, подобравший все листки.
– Претензиями этих людей!
– Офицеры… – начал генерал.
Княгиня взглянула на него так презрительно, что генерал поднял голову, остановившись, не кончив фразы.
– Видите ли, ma cher, это злая шутка!
– Позвольте, княгиня, я не понимаю…
– А! Вы не понимаете? Так я заставлю вас понять! Трое молодых людей, цвет нашей молодежи…
– Это еще не доказано, – перебил ее генерал.
– Извините, генерал, но это доказано!.. Нужно быть первыми из первых, чтобы позволить себе такую шалость! Не армеец же имел такую мысль?
– Это верно! – сказал чиновник. – И их полк так хорошо составлен…
– Итак, трое молодых людей привлекаются к суду и кем? Кем, спрашиваю я вас?.. – возмущенно продолжала княгиня. – Людьми, ничего не значащими, быть может, негодяйкой или развращенной искательницей приключений!
– Справки, наведенные об этом семействе, доказывают, что оно вполне безупречно, – заметил генерал.
– Но, Боже мой, что же станет с нами, если мелкие людишки будут смешивать нас с грязью, грозить судом?.. В конце концов, наши служанки будут требовать от нас отчета!
– До этого еще далеко! – возразил, улыбаясь, генерал.
Возбуждение, выказанное княгиней, забавляло его.
– А я вам говорю, генерал, что совершенно неестественно подвергать наказанию молодых людей хорошей фамилии! Поклонение и так уже падает, недостает только примера свыше!
Клин пристально глядел на княгиню, которая, заметив это, начала другим тоном:
– Да наконец, и смешно искать трех молодых людей, не оставивших по себе следов, понаслушке! Оставили они следы?
Генерал, державшийся настороже, ответил уклончиво:
– Никаких!
Адина бросила на него украдкой взгляд и, сообразив, что она разгадана, переменила нападение.
– Я не хочу, чтобы их преследовали, – сказала она хладнокровно и вполголоса.
– По какой причине?
– Я вам ее уже высказала! Вся знать восстанет против вас, если вы не потушите это дело! Я пришла вас предупредить ради нашей дружбы! Если вы добьетесь их наказания, все двери будут заперты для вас!
– Все? – переспросил с ударением генерал.
– Все! – твердо ответила Адина. – Виновные из хорошей фамилии, это известно! У них хорошие связи, хорошие друзья! (Она подчеркнула эти слова.) Мы им протежируем! Это дело чести!
– А молодая девушка? – спросил начальник полиции. – Это не дело чести?
Княгиня пожала плечами.
– Разве подобные люди знают, что такое честь? Все дело в деньгах! Приданое, хорошее приданое…
– Где же его взять? – спросил всегда осторожный Клин.
– По подписке! – ответила, улыбаясь, Адина. – Мы все дадим, – вы первый, генерал! Давайте сто рублей за сохранение чести петербургской знати!
– Я дам все, что вам угодно, лишь бы угодить вам, княгиня, но необходимо, чтобы это было инкогнито! Понимаете?
– Вы отказываетесь? Да, смешно было бы видеть ваше имя на подписном листе! Но я добра и не сержусь на вас! Итак, решено?.. Хорошее приданое…
Клин не сразу ответил: мысль, поданная княгиней, соответствовала понятиям знати, но… с другой стороны, его обязанность требовала преследования.
– Вас тревожат угрызения совести? – спросила Адина, кладя свою атласную ручку на руку генерала. – Я принимаю все на себя! Приезжайте сегодня обедать: муж на службе, и после обеда мы потолкуем вдоволь!
Она взяла муфту и боа, оставленные ею на стуле, поправила шляпку на голове и складки бархатного платья.
– Приданое будет готово, – сказала она, направляясь к двери, – найдите только для передачи подходящего посредника, женщину известного рода! До вечера, генерал! Вы приедете?
– Может быть, я опоздаю к обеду, но вечером непременно заеду, – ответил многозначительно генерал, провожая ее до дверей.
Когда она скрылась, он, возвратясь на середину зала, задумался.
– Немного загадочно! – проговорил он. – Не желает ли она вытянуть из беды своего любовника? Но, в сущности, она права: это был бы вредный пример для мелких людишек!.. Да к тому же княгиня очень, очень красива! Да и знать в почете, надо же ей дать снисхождение! Я думаю, что она права!
Результатом этих размышлений оказалось то, что начальник полиции, войдя в кабинет, отдал приказание приостановить розыски по делу Порова.
10
Входя около девяти часов вечера в гостиную княгини, генерал был удивлен, (и надо сказать, неприятно удивлен) услышав тихий разговор нескольких женских голосов.
Звон шпор уведомил общество о прибытии начальника полиции и в миг он был окружен дамами, одна другой прелестнее и знатнее.
– Несравненный!.. Рыцарь без страха и упрека! – посыпались на генерала возгласы, чуть не оглушившие его.
Сама Адина поспешила к приехавшему, протянув ему руку для поцелуя, на этот раз не обтянутую перчаткой, и указала место на диване подле себя.
– Вы приехали! Благодарю вас, милый генерал!
Милый генерал послал ей взгляд, где упрек сливался с восторгом: княгиня была в этот вечер необычайно хороша!
– Здесь собрался целый эскадрон благородных дам, желающих помочь женщине в настоящем несчастье! – сказала Адина.
– Pardon, княгиня! – произнес генерал, выпрямляя стан. – Я не знаком с нитью разговора! Вы меня просили на чашку чая!
– Совершенно справедливо! – ответила Адина, позвонив.
Легкий шум шелковых платьев пробежал по стульям, занятым гостями. Но генерал держался настороже: предвиделась борьба!
Лакей внес на большом подносе чай.
Адина сама, своими обворожительными пальчиками, положила сахар в стакан генерала, оправдываясь неумением употреблять щипцы.
Она два или три раза проводила своей мраморной ручкой, едва прикрытой прозрачными кружевами, около лица генерала, то предлагая ему сливок, то печенья…
И когда чай, приправленный маленькими светскими сплетнями, украшенный изысканным светским языком с примесью иностранных слов, был отпит, княгиня оправила складки платья, проводя надушенным тонкими духами платком по руке генерала, и откинулась на спинку дивана.
– Теперь, – предложила она, – давайте болтать по-французски!
Едва лакей с подносом скрылся за толстой драпировкой, как счастливое настроение мира и общей гармонии воцарилось в этом дружеском собрании светских людей, радующихся быть вместе.
– Странный слух дошел до меня, mon cher gИnИral, – начала княгиня. – Вы первый должны были его узнать, стоя в преддверии новостей… Эта бедная молодая девушка… Вы, конечно, знаете?..
Генерал, облокотясь на противоположный конец дивана и подобрав ноги, с удивлением заметил, что расстояние между ним и княгиней как бы увеличилось втрое.
– Эта бедная молодая девушка, Попова, или, кажется, Порова?
Генерал молча кивнул головой.
– Девица Порова, несчастная жертва страшного насилия… – генерал не моргнул. – Мне кажется, ей трудно будет теперь выйти замуж…
При этих словах генерал, выпрямляясь, послал княгине взгляд, полный немого одобрения в ловкости.
– Нас, светских женщин, – продолжала Адина, приложив руку к сердцу, – часто обвиняют, что мы не умеем сочувствовать людям, живущим вне нашей сферы, предполагая, что мы созданы только для веселья… И вот мы решили, я и мои друзья, вот эти дамы, сложиться и пожертвовать этой бедной молодой особе небольшую сумму, которая могла бы хотя бы отчасти облегчить положение несчастной!
Одна из присутствующих дам сильно закашлялась и едва сдержала смех, спрятав лицо свое в платок.
Княгиня, глядя на свою руку, украшенную браслетами, продолжала:
– Конечно, я надеюсь, что молодые безумцы, причинившие это несчастье, будут строго наказаны!
Непродолжительная тишина воцарилась после этой рассчитанной и удачно произнесенной речи. Все глаза были опущены.
Генерал воспользовался этим, чтобы полюбоваться прелестными атласными шейками, нежными ушками и личиками, полными грации, дышащими скромностью и добротой.
– Я понял из всего сказанного, – проговорил он, – что с вашей стороны это безвозмездное приношение – благодеяние, от души оказываемое бедной жертве.
– А что же вы бы желали, чтобы это было, – спросила Адина.
– Мадам, – ответил генерал, – ваша ангельская доброта не может быть отвергнута! Порова живет в… улице! Передайте ей вашу щедрую помощь! Мой помощник вызывается быть вашим посредником.
– О, генерал, – воскликнула Адина, – такой шаг похож на желание купить молчание!
Клин взглянул на лицо Адины: взор пятнадцатилетней девочки не выражал иногда столько невинности и откровенности!
– Объяснитесь, – сказал он. – Я ничего не понимаю!
Все дамы разом заговорили: лед был сломан, кружок сблизился. По прошествии двадцати минут воцарилось общее согласие.
Генерал удалился, позвякивая шпорами, с видом победителя. Адина провожала его до следующей комнаты.
– Вы похитили у меня вечер, – сказал он ей, беря ее руку.
– Для доброго дела, – отвечала она с хитрой улыбкой. – Вознаграждение впереди, – прибавила она с улыбкой восхищения. – И будьте уверены, генерал, что все будет шито-крыто!
Генерал поцеловал ее ручку.
– Вот собранная сумма, – прибавила она, вынимая из-за корсажа маленький пакет, теплый и надушенный от близости ее груди.
Генерал поцеловал пакет, как святыню. Адина кокетливо погрозила ему, и оба расстались в восторге друг от друга.
11
Вечером следующего дня Поров с дочерью сидели в маленьком зале, полном цветов и птиц. Место умершей не было занято: большое кресло как бы ожидало прихода матери для принятия участия в ужине. Отец и дочь не хотели изменять прежнего порядка: это кресло возвращало их мысленно к прежнему времени, и каждый взгляд, брошенный на него, напоминал о мести. Необходимо было отомстить не только за бесчестие Раисы, но и за преждевременную смерть матери, погибшей под тяжелым ударом постигшего несчастья.
Отец и дочь в этот день, как и всегда в последнее время, избегали весь Невский и Набережную, где обычно прогуливается вся знать… Высокая ростом и представительная, хорошо сложенная Раиса, глубокий траур, седые волосы провожающего ее старичка – невольно обращали взоры очень многих на них: то смешанные с любопытством, то с нескромностью…
Раиса оставалась одинаково невозмутимой под пренебрежительными взглядами со стороны женщин и восторженно-нахальными со стороны мужчин. Мысли ее были далеко…
Она искала сходства в походке и в движениях едва ею рассмотренных трех молодых людей.
Вглядываясь через черный вуаль в проходящих мужчин, она сравнивала их движения и иногда говорила себе со вздохом, что она никогда их не узнает.
Сегодня их прогулка была дольше обыкновенного. Когда Поров хотел возвращаться домой, Раиса сказала: «Еще рано!»
Фонари были уже зажжены, запоздалые прохожие покидали Английскую набережную, и ночь спускалась на белую, покрытую снегом Неву.
Только тогда молодая девушка с сожалением пошла домой, вглядываясь в богато убранные сани, уносившие счастливцев на блестящие обеды, или домой, где все свои встречались после дневных забот или веселья…
Раиса вернулась в унынии… В течение восьми дней ни одного признака, ничего похожего! Это могло, наконец, привести в отчаяние. Нередко она задавала себе вопрос: не безумие ли с ее стороны и не выше ли это человеческих сил одной бороться против всего общества, готового подавить ее!..
Рассеянно наливала она чай отцу, который не решался отрывать ее от дум и печально следил за нее.
Время от времени Раиса сбрасывала с себя овладевшую ею меланхолию и улыбалась… но что это была за печальная и грустная улыбка!
Раздался звонок. Кухарка побежала открывать. Поров, думая, что пришел один из покинувших его друзей, встал.
Вошла горничная.
– Какая-то барыня желает видеть барышню, – сказала она.
Раиса подняла голову: с тех пор, как умерла ее мать, ни одна еще посетительница не переступала порога ее жилища.
– Кто такая? – спросила она.
– Барыня не хочет говорить, как ее звать! Она что-то намерена сказать барышне.
Отец и дочь переглянулись.
– Проси! – сказала Раиса.
Чтобы лучше осветить полутемную комнату, она зажгла другую лампу, побольше.
В комнату вошла пожилая женщина, одетая в темное платье с вылинявшей шалью, и в такой же шляпке с лентами. Костюм вполне соответствовал носившей его: это была одна из тех многих, лица которых ничего не выражают и при встрече с которыми невольно задаешься вопросом: «Где я видел эту личность?»
– Садитесь, пожалуйста, – обратилась к ней Раиса, пристально вглядываюсь в лицо посетительницы.
Женщина села на стул, положив на колени маленький шагреневый сак со стальным замком. Она начала разговор такой же бесцветный, как была и сама.
– Я решилась придти к вам, – начала она, – по желанию одной дамы… нескольких дам, но преимущественно одной, которая сильно интересуется вашим положением!
Раиса глянула на отца: тот слушал безмолвно, апатично. Молодая девушка последовала его примеру.
– Я слышала, что вы имели несчастье потерять мать?
Раиса утвердительно кивнула головой.
– Дамы высшего круга узнали, что вы очень интересны и достойны уважения, и просили меня повидаться с вами от их лица.
– Про каких дам вы говорите? – задал вопрос Поров.
– Про знатных дам, про добрых дам, занимающихся благотворительностью!
– Мы ни в чем не нуждаемся, – сурово заметил старик.
– Я плохо выразилась, – продолжала посетительница, – и вы меня не поняли! Добро, делаемое этими дамами, не всегда материально, но и морально! Мне часто поручают передавать утешение страждущим, и я вас уверяю…
Она остановилась, взглянув на благородное и строгое лицо Раисы, и переменила разговор.
– С вами лично, барышня, случилось, кажется, большое несчастие? Мое посещение, преимущественно, и касается этого дела!.. Мне передали, что вы подали челобитную?
– Мы вовсе не подавали челобитную, а принесли жалобу, – недовольно проворчал Поров.
– Это все равно! – промолвила пожилая женщина.
Раиса, взглянув на отца и увидев, что его глава неподвижно устремлены на посетительницу, последовала его примеру.
– Вы подали жалобу на молодых людей самого высшего круга! Подумали ли вы о том, что вы предприняли?
Раиса хотела отвечать, но жест отца пригласил ее к молчанию. Не получив ответа, женщина продолжала:
– Ваша жалоба вполне благородна и уважительна, и вряд ли найдется кто-нибудь, не думающий вместе с вами, но…
– Но, – машинально повторила Раиса, видя, что та остановилась.
– Но вы одни, чтобы защищаться, а против вас – вся знать!
– Я думал, что вы посланы благородными дамами, интересующимися нашим положением!
– Конечно, но эти дамы… к несчастью, не дамы стоят во главе администрации.
– В таком случае, дамы за нас, а власти против? – опять спросил Поров тем же ровным и спокойным голосом.
– Я ничего подобного не говорила, – окончательно спуталась посетительница. – Я сказала, что не женщины издают у нас законы! Законы всегда за мужчин, а в этом случае – тем более! Каким образом вы желаете, чтобы мужчины могли понять несчастье, непонятное для них, и оценить которое они не в силах?
Никто не ответил, и она продолжала:
– Если бы я была с вами знакома, когда вы предпринимали…
– То что тогда? – спросил Поров.
– Когда вы намеревались подавать жалобу, – невозмутимо продолжала женщина, – если бы я была из числа ваших друзей, я бы посоветовала вам ничего не предпринимать!
– А! – спокойно произнес Поров, парализуя горячность Раисы, готовой вскочить с места.
Пожилая женщина уловила и жест, и ироническую улыбку, и бросила многозначительный взгляд старику.
– Да, – проговорила она, – это повело только к скандалу, а скандал ничего не приносит! Представьте себе, если бы даже герои этой грязной истории были открыты, и суд признал бы их виновность, то и тогда вы не извлекли бы ни малейшей выгоды!
Эти слова заставили вздрогнуть отца и дочь, но они сдержались.
– Вы ведь не богаты? – продолжала женщина, обращаясь к Порову.
– У нас ничего нет, – ответил старик.
– Итак, вы сделали попытку, на мой взгляд, очень неосторожную: вы обратили всеобщее внимание на свою дочь: мне кажется, что теперь ей трудно будет выйти замуж!
– Она не думает выходить замуж, – ответил Поров, поглаживая спокойно колено.
– Неужели? Как это кстати! Дамы, возложившие на меня поручение, думали точно так же, и в виду того, что мало надежд на получение возмездия, они поручили предложить, не пожелаете ли вы покинуть город, где вы вынесли столько несчастий, и поселиться где-нибудь в деревне?
– У меня нет деревенского домика, – заметил Поров.
– В настоящее время продается очень хорошенький домик на берегу Волги… Прелестное местечко, красивое имение, рыбная река, лес!.. Там вам было бы очень хорошо, если бы вы только пожелали!
– Но у меня нет денег, – сказал Поров.
Женщина махнула рукой, как бы говоря этим: «пустяки!»
– Вам их доставят, – сказала она, понизив голос.
– Хотела бы ты жить в деревне? – спросил старик, обратясь к дочери.
Раиса, бледная как воск, со сложенными на коленях руками, казалась уснувшей. Она плавно подняла свои черные глаза на отца и ничего не ответила.
– Если вы предпочитаете пребывание в провинции пребыванию в деревне, – торжественно проговорила женщина, – то трудности не будет!
– Хотела бы ты жить в провинции? – почти весело спросил Поров Раису.
Молодая девушка отрицательно качнула головой.
– Видите ли, матушка, – сказал без церемонии Поров, – обещают-то многое, а и малого не сделают!
Не обидевшись на бесцеремонное обращение «матушка», женщина подняла сак.
– Мы сдерживаем то, что обещаем! – сказала она весело. – Вот здесь приданое барышне! С ним можно найти какого угодно мужа! Тут пятнадцать тысяч рублей серебром.
– Пятнадцать тысяч, – повторил Поров, протягивая руку. – С этим наверно можно найти мужа! Как ты думаешь, Раиса?
Он взял кошелек, неуверенно переданный ему посетительницей, и пересчитал деньги.
– Верно! Здесь точно пятнадцать тысяч!
– Да, папаша, ровнехонько, можете не сомневаться! Но надо расписаться! – засуетилась посетительница, радуясь удачному выполнению поручения.
Поров встал и так сильно оттолкнул стул, что тот упал сзади него. Раиса тоже встала.
– Пятнадцать тысяч рублей за честь моей дочери! – вскричал он, потрясая кошельком над головой.
Потом он швырнул кошелек в лицо посетительницы, которая, поймав его на лету, поспешила спрятать в сак.
– Вон отсюда! – крикнул Поров.
– Дайте одеть хоть шубу, я умру от холода, – пропищала растерянно женщина.
Поров, схватив ее за плечи, вытолкнул ее на крыльцо.
– Подлая! – яростно крикнул он ей вслед.
Кухарка поспешила принести теплые галоши, оставленные посетительницей. Поров открыл уже запертую дверь и швырнул в лицо старухе башмаки один за другим.
Наглая сводня, получив пощечины своими собственными подметками, закутавшись, поспешила удалиться.
Поров, вернувшись в комнату, застал дочь свою безмолвной, мрачной и суровой.
– Раиса! – тихо позвал он ее.
Молодая девушка повернулась к отцу бледным личиком.
– Твоя честь чего-нибудь да стоит, раз хотели купить молчание! Но будь спокойна, мы отомстим!
Раиса хотела обнять отца, но вдруг, закрыв лицо рунами, упала без чувств на пол.
– Боже! Она умерла! – вскрикнула, вбегая, горничная.
Отец, наклонясь к дочери, слушал сердце – оно билось.
– Нет, – сказал он, – мы приведем ее в чувство! Это моя дочь, и она не умрет, пока мы не отомстим!
Действительно, через несколько минут Раиса открыла глаза, слезы потоком хлынули из ее глаз, и это облегчило ее…
Поров, зайдя однажды в полицию узнать о ходе своего дела, услышал, что ничего не найдено.
– Ничего? – переспросил настойчиво старик.
– Ничего, – сухо ответил чиновник. – У нас много дела и без того, чтобы отыскивать гусаров! Вчера, чего никогда еще не случалось, украли образ из церкви! Это более важно!
