Текст книги "Зияющие высоты "
Автор книги: Александр Зиновьев
Жанры:
Русская классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 72 страниц)
ОБМАН
Опять взяли машину и грузчиков и опять поехали на склад. Час просидели в приемной, хотя в кабинете у заведующего никого не было. И время было официально приемное. Наконец прозвенел звонок, секретарша скрылась за обитой и ободранной дерматином дверью с многочисленными табличками. Минут через двадцать она вышла и пригласила Мазилу войти. С заведующим Мазила встречался не первый раз, и тот наверняка знал его. Но он не ответил на приветствие Мазилы и не предложил ему сесть. Что тебе, спросил он с нескрываемым презрением и сознанием превосходства. И на физиономии его Мазила прочел "нет", независимо от того, какой будет его просьба или требование. Сейчас нет, сказал заведующий. Приходите на той неделе в четверг. Будет. Точно будет, спросил Мазила. Назначьте точное число, чтобы не приезжать напрасно. У нас люди, машина. Я сказал, будет, значит будет, сказал заведующий. И не попрощавшись, пригласил следующего.
Ехали обратно – смеялись. Можете себе представить, говорил Мазила, Микельанджело ждет час в приемной (если этот сарай приемная!) у этого болотного хмыря. Входит. А тот ему: ты кто такой? Да мне бы, говорит, кусок мрамора. Хочу, вот, Пиету высечь. Нет, говорит хмырь. Приходи на той неделе. Шляются тут всякие! Работать мешают! Приехали "на той неделе в четверг". Заведующий не принял, был занят, у него сидели какие-то лица свыше. Можно сойти с ума, говорит Мазила. В чем дело? Неужели опять закрутилось? Вряд ли, говорит Карьерист. Мне кажется, что в данном случае работают общие принципы нашей организации. В данном случае безразлично, кто ты – Микельанджело, Неизвестный или Мазила. Но это же бессмысленно, кипел Мазила. Бессмысленная растрата времени и средств. Ведь мы же договорились! Что ему стоило сказать не этот, а следующий четверг! Это бессмысленно с твоей точки зрения, говорит Болтун. А на самом деле тут есть великий смысл. Вот, например, ты сдаешь чинить ботинки. Работы – на пять минут. А в очереди ты стоишь минимум полчаса. Сдаешь. Пишут квитанцию. Указывают срок – неделя. Раньше хотите, – пожалуйста! – пишите, срочно. Срок – день, два, три. Роли не играет. Важно – указан точный срок. Если ты неопытный в этом деле человек, ты приходишь в срок, стоишь в очереди, тебе говорят, что не готово, зайдите завтра. Ты приходишь не завтра, а послезавтра, стоишь в очереди, тебе говорят, что фабрика задержала, приходите завтра. Если ты опытный человек, ты сразу приходишь не в срок, а несколько дней спустя. Стоишь в очереди, тебе говорят, что не готово, приходите завтра. Что за черт, думаешь ты, мистика какая-то! Да, действительно мистика. Человек не может в такой ситуации уклониться от положенных процедур обмана, стояний в очередях, оскорблений, раздражения. Человек должен все время быть в состоянии растерянности, раздраженности, готовности к какой-нибудь неприятности. В этом и есть смысл. Человек должен все, получаемое им без затруднений, расценивать как дар судьбы, удачу, благодеяние. И быть счастлив, если ему, в конце концов, удастся иметь то, что он по идее должен иметь без усилий. Отсюда – стремление сократить до минимума число общений с людьми, от которых что-то зависит, т.е. в конечном счете самоограничение потребностей. Отсюда стремление схватить то, что подвернулось, т.е. внешняя навязанность и внутренняя неконтролируемость твоих потреблении. С другой стороны, человека заставляют тратить попусту время, которое он мог бы использовать в своих интересах, в том числе – на размышления о своей жизни, на искусство, в общем – на осознание и возвышение своей личности. Имейте в виду, человек, стоящий в очередях и раздражающийся из-за бытовых мелочей, деградирует в личностном отношении. В очередях открытий не делают. В очередях сознание чести и человеческой гордости не укрепляют.
Меня, говорит Карьерист, в этом деле удручает другая сторона. Обман это не просто безалаберность, плохая работа, наплевательское отношение к людям. Это нечто большее. Мы еще студентами пытались найти некоторую формулу обмана, которая позволяла бы каждый раз высчитывать реальное положение. Например, тебе назначили в четверг на этой неделе. Вычисляешь, получаешь среду через две недели после этого. Ты тогда так и относишься к назначенному сроку. Сообщают, что план выполнен на сто двадцать пять процентов. Вычисляешь, читаешь: на девяносто два, самое большее. Однако такой формулы нет и в принципе быть не может. Дело в том, что обман в наших условиях иррегулярен количественно и по формам. Он с вершается принципиально. Он регулярен качественно. Ты знаешь о том, что на самом деле было, есть и будет не так. Но ты никогда не знаешь, в какой конкретной форме и в каком количественном выражении будешь обманут. Болтун сказал, что это вполне согласуется с тем, о чем он говорил. К регулярному обману можно приспособиться и воспринимать его как литературную форму чистой правды. Обман, поддающийся вычислению и предвидению, есть официальная форма правды.
Но ведь с этим можно как-то бороться, сказал Мазила. Государство же заинтересовано... Чушь, сказал Карьерист. С этим борются. Но кто борется, какими средствами и с какой целью. Этот болотный хмырь, как ты выразился, он тоже борется. И кстати сказать, к нему не придерешься. Может быть, он нас не принял только потому, что у него в это время сидела комиссия, проверяющая соблюдение установленных норм. Милый мой, если бы заведующий был участником космического заговора против Мазилы, я бы воскликнул: жизнь прекрасна! Но увы, ему на высшие соображения наплевать в еще большей мере, чем на тебя. В каком-то смысле он даже твой собрат. Или, во всяком случае, на твоей стороне. Готов держать пари, что у него в изобилии есть все, что тебе нужно, но он не дает тебе это не потому, что не хочет, а потому, что не может в силу самой невероятно сложной организации его невероятно пустякового дела. Он может разбить нос о нужный тебе кусок мрамора, будучи убежденным в том, что такового на его складе нет. А где же выход, спросил Мазила. Поедем в следующий четверг, сказал Карьерист.
ЗАМЕТКИ КЛЕВЕТНИКА
Идея бесклассового общества в качестве идеи науки чудовищно безграмотна с чисто логической точки зрения. И потому она неопровержима. Она просто бессмысленна с чисто научной точки зрения. И потому она приобретает лишь тот смысл, какой прикажет соответствующее начальство. Вот вам пример чистой идеологии. Одного того, что я сейчас вам сказал, достаточно, чтобы меня выгнать с работы, а то и похуже что-нибудь сделать. И попробуй потом устроиться на работу по специальности! А грузчиком не возьмут, образование не позволяет. Иди, куда прикажут. И выслушивать тебя никто не будет. И тем более вдумываться в твои аргументы. Эта идея – икона, один из божков нашей религии. Сам факт сомнения в ней есть ересь. Все это так, говорит Ученый. Но ведь в этой идее был же какой-то здравый смысл! Не идиоты же ее выдумывали! Имелись в виду определенные различия людей в определенном обществе и их определенные отношения. Ну, скажем, есть же что-то разумное в идее, что со временем исчезнет эксплуатация человека человеком. Я говорю не о происхождении данного языкового феномена, а о его теперешней роли, сказал я. Идея дуализма волны и частицы вообще пришла явно из физики, но в рамках идеологии она обрела все атрибуты иконки и божка. Второстепенного и временного божка, но божка. И потом, разберем языковые выражения, фигурирующие здесь. Слово "эксплуатация". Что оно означает? Использование. Скажите вместо выражения "эксплуатация человека человеком" выражение "использование человека человеком", и сразу увидите жуткую бессмыслицу всей трепотни на этот счет. Может человек жить, не используя другого человека в каких-то целях, в том числе – в личных? Вот Карьериста возит шофер на казенной машине. Что, разве он не использовал шофера в своих личных интересах? И работает Карьерист в личных интересах. И Вы тоже. Разве не так? А какие вообще мыслимы интересы, которые не были бы личными? Неличные интересы – абсурд! Даже когда говорят об общественных интересах, хотят, чтобы человек сделал их своими личными, Только мертвец или психически больной человек не имеет личных интересов. Хорошо, сказал Ученый. Но деление людей на классы – факт. Как с ним быть? Я не отрицаю это, сказал я. Только что такое общественный класс? Или вы заранее в определение понятия "общественный класс" включаете строгое перечисление групп людей, считаемых классами, или не делаете этого. В первом случае получим: общественные классы суть такие-то и только эти группы людей (рабы, рабовладельцы, крепостные крестьяне, феодалы, пролетария, капиталисты и т.д.). И тогда идея построения бесклассового общества будет выглядеть так: построим общество, в котором этих групп не будет. А будет ли при этом что-то другое? Во втором случае получим: общественные классы суть группы людей, обладающих сходными социальными признаками. Если укажем определенные признаки, вернемся неявно к первому случаю, а если не укажем, получим следующее. Классификация индивидов любого множества из двух и более эмпирических индивидов всегда возможна, если только, по крайней мере, два индивида этого множества различимы. В любом обществе людей можно разделять, например, на исключенных из активной социальной деятельности (те, кто доволен и не рыпается; изолированные) и вовлеченных в нее. Последние разделяются на людей "за" и людей "против". Группа "за" делится на приспособленцев, хапуг и карьеристов. Карьеристы делятся на активных и пассивных и т.д. И их, во всяком случае, разделение на начальников и рядовых есть факт. В обществе, в котором подавляющее большинство населения получает средства существования по форме как плату за труд, а по сути – как плату за социальную позицию, в котором армия начальников достигает астрономических размеров, а группа с отношением социального господства и подчинения становится основной ячейкой, эти деления приобретают не менее важное значение, чем деление людей на капиталистов, помещиков, рабочих, крестьян и т.п. в традиционно классовых обществах.
КОНЦЕРТ
Ученый пообещал Болтуну сводить его на концерт Певца. Болтун любил песни Певца, но не до такой степени, чтобы терять из-за этого голову. Но ему было любопытно посмотреть, что из себя представляет автор знаменитых песен и его окружение. И он охотно принял предложение Ученого. Концерт неоднократно откладывали. Потом был слух, будто Певец уезжает. Потом его сменил слух, будто Певца выгоняют. Потом выяснилось, что уезжать он не очень-то и хочет, а выпускать его не очень-то и хотят. В общем, все осталось в прежнем положении, только значительно хуже, чем было раньше. Концерт был устроен на окраине города в частной квартире. Пробирались туда как на конспиративную явку. В квартире набилось уйма всяческого народа. Преобладали молодые, ребята в свитерах и с бородами и нестандаргные женщины. Было накурено так, что Болтун с трудом разглядел в углу комнаты самого Певца. Перед Певцом был небольшой столик, бутылки, вареная колбаса и микрофон. Собравшиеся имели вид заговорщиков или сектантов. Все производило впечатление убогости и причастности к какой-то обидной и унизительной тайне. Пел Певец старые песни, которые Болтун слышал много раз. И все равно это производило потрясающее впечатление. Всю ночь Болтун не спал, испытывая состояние непонятной тревоги. Должно быть, так же себя чувствовали первые христиане на своих сборищах в катакомбах, думал он. Что это такое? Секта? Великое искусство? Обедня? Сначала ему показалось, что Певец поразительным образом не соответствует своему низкому окружению. Но он тут же понял, что это ошибка. Присмотревшись к людям, он увидел интеллигентные умные лица. Хотя бы Ученый! Он же доктор в двадцать пять лет, ученый с именем. А я же сам кажусь им каким-нибудь юродивым! И тогда ему показалось, что Певец сам не соответствует его более высокому окружению. И на этот раз он тоже ошибся, и понял это еще до того, как сформулировал мысль для самого себя. И вместо тревоги пришли тоска и ужас.
СПОР ОБ ИДЕОЛОГИИ
Предложение Правдеца отказаться от официальной идеологии детски наивно, говорит Карьерист. Руководство давным-давно фактически не считается с ней в своих действиях. Так, только для виду поговаривает. А почему бы от нее не отказаться официально, сказал Ученый, если от нее одни только беды. Полностью-то от нее отказаться нельзя, сказал Неврастеник. Да и смысла никакого нет. В нее все равно никто не верит. И фактическая роль ее в обществе ничтожна в сравнении с тем, как об этом говорит Правдец. Начался спор, который прекратился только потому, что все устали говорить. А ты что скажешь, спросил Мазила Болтуна. Позиция Правдеца, разумеется, нелепа, с научной точки зрения, сказал Болтун. А в этом-то ее сила. Серьезные разговоры на эту тему не будут иметь никакого эффекта. Серьезность воспринимается как серость, скука, пассивность, обыденность. Серьезность исключает массовый успех. А нелепость – в духе времени. Нелепость создает иллюзию масштабности, дерзновенности. Чем нелепее претензия, тем сильнее выражен протест. Нелепость сенсационна. Она – превосходный литературный прием массового воздействия. Ну а о сути дела что ты думаешь, спросил Мазила.
Идеология с одной точки зрения играет огромную роль в жизни общества, сказал Болтун. И никакую с другой. Она сказывается во всем. И ее нельзя уловить ни в чем. Отсюда весьма различные ее оценки, колеблющиеся в пределах от нуля до бесконечности. Отсюда наивные иллюзии, будто руководство страны может по своей воле изменить официальную идеологию и будто это существенно повлияет на его поведение. Руководство бессильно по своему произволу изменять господствующую в данном обществе официальную идеологию, если даже оно хочет это сделать и не верит в ее правоту. Неверие в истинность идеологии тут не играет роли хотя бы потому, что говорить об истинности идеологии вообще бессмысленно. Но если бы даже оно смогло это сделать, это не отразилось бы на социальной сути руководства и характере его деятельности. Для социальных механизмов важен сам факт существования какой-то идеологии, ее формальное функционирование, а не ее содержание. Содержание идеологии определяется конкретными историческими условиями духовной жизни общества. А формальный механизм – его социальной природой и структурой. Если рассматривать идеологию как науку и как инструкцию для поведения, то не нужно много ума, чтобы заметить ее "ложность" и "непродуктивность". Но на то она и идеология, чтобы быть не наукой и инструкцией, а особого рода формой, в рамках которой делается нечто совершенно другое, порой – прямо противоположное ее декларациям. Бессмысленно говорить о том, что от нее исходит зло. И так же бессмысленно говорить, что от нее исходит добро. Нет ложных идеологий. Нет и истинных. Ее роль в обществе описывается совсем в иной системе понятий. Общество нашего типа немыслимо вне каких-то идеологических форм. Оно есть идеологическое общество в самой своей основе. И любая форма официальной идеологии вызвала бы со стороны Правдеца такие же нарекания. Для него нападение на идеологию есть лишь удобная форма нападения на нечто иное. А если вам не нравится текстуальный вид идеологии, придумайте что-нибудь получше. Попробуйте сами поработать в идеологии, и увидите, что даже при крайне оппозиционных настроениях вы начнете петь ту же песенку. Обратите внимание, все идеологические споры нашего времени так или иначе крутятся вокруг одних и тех же сюжетов, Случайно? Нет, конечно. Они – законный продукт нашего времени. И других сюжетов нет. Или они незначительны и не всеобщи.
Говорят о незавершенности и даже неадекватности нашей официальной идеологии. Это фактическая ошибка. Наша идеология есть законченное и даже замкнутое целое. Не в том смысле, что ее в принципе нельзя улучшить с какой-то точки зрения и дополнить. А в том смысле, что она как особое социальное формирование исключает исправления и дополнения. Она в этом не нуждается. В ее рамках могут быть созданы отдельные работы, имеющие сильный эффект. Могут быть созданы идеологические тексты, отличные от официальной идеологии и более интересные с какой-то иной точки зрения. Но это будет идеологообразная литература или элитарная идеологическая беллетристика, а не идеология в собственном смысле слова. Это будет компот для духа. А идеология есть его черный хлеб.
Рождение идеологии неподконтрольно людям. Оно есть тайна, раскрыть которую в принципе невозможно, хотя весь процесс и проходит у тебя на глазах. Когда люди еще могут вмешаться в сотворение идеологии, они еще не знают, что это есть идеология. А когда они догадываются об этом, бывает уже поздно. Потому идеология рождается на свет сразу со всеми ее атрибутами. Историю имеют тексты. Но идеология в качестве идеологии истории не имеет, ибо ее рождение в этом качестве есть акт осознания не ее вида и содержания, а ее социальной функции. Идеологию принимают как факт и считаются или не считаются с ним как с природной необходимостью, а не как с явлением разумности или неразумности людей.
Ко всему прочему надо еще иметь в виду то, что руководство страной не есть однородная и монолитная группа. Оно вообще не есть даже социальная группа. Это – множество лиц, разбросанных по разным группам, множество специальных групп, объединения лиц и групп, устанавливающие связи лиц управляющей системы. Отношение к официальной идеологии есть важнейший элемент в системе отбора лиц для руководства, в их карьере и в прочности положения. Человек, которому в голову придет идея хотя бы как-то реформировать идеологию (не говоря уж о том, чтобы отказаться от нее), не будет допущен на путь, ведущий к власти в любых ее звеньях. А если он выскажет такую идею уже достигнув власти, он сильно ослабит свои позиции вплоть до полной потери власти.
Это очевидно, сказал Карьерист. Это очевидно, сказал Ученый. Это очевидно, сказал Мазила. Это очевидно, сказал Неврастеник. Но мы же не об этом говорим. И спор вспыхнул снова. И снова было сказано все то же самое.
Правдец, – что же это все-таки такое, спросил Мазила. Не ищи аналогий, сказал Болтун. Их нет. Правдец – это огромный человек-ребенок, несправедливо и жестоко и бессмысленно обиженный. Это – проблема номер один нашего времени. Это – нечто большее, чем идеология, политика, мораль. Это – фокус всего. Концентрация всех проблем. Только сумеют ли люди сохранить это достаточно долго!...
КОГДА
...Когда же все это кончится, сказал Болтун. Не раньше, чем прекратятся очереди ко гробу Учителя, сказал Посетитель...
ОШИБКА НАЙДЕНА
Написав по сотне анонимок в разные инстанции, сопровоцировав по полсотне неподписанных писем и сочинив собственное письмо Заведующему, Секретарь и Троглодит добились создания комиссии по расследованию деятельности Журнала. В письме Секретаря и Троглодита особое внимание обращалось на то, что Претендент не имеет жизненного опыта, так как родился на школьной скамье, и он окружил себя скрытыми иммигрантами, которые постоянно ездиют за границу и скрывают там, кто они такие. Они употребляют заграничные словечки и избегают употреблять наши, четко и открыто выражающие нашу позицию. Секретарь и Троглодит неоднократно обращали на это внимание, но их голос был гласом выпивающего в пустыне. Что же касается Мыслителя ближайшего помощника Претендента, то он хотя и есть талантливый самовыродок, однако до мозга и костей не наш человек. Учитывая общие перспективы, они настаивали...
Силы прогресса тоже не дремали. Претендент и Мыслитель, со своей стороны, приложили усилия, и в Комиссию включили лиц, на которых они могли рассчитывать. Секретарь и Троглодит тоже были довольны, ибо они тоже на этих лиц могли вполне положиться. Комиссии дали указание найти ошибку. Комиссия начала искать ошибку. В Комиссию включили Супругу, Неврастеника и Приятеля. Польщенные вниманием, они не настаивали на показаниях против Секретаря и Троглодита, но не препятствовали показаниям против Претендента и Мыслителя. В знак признания заслуг Супругу потом выпустили в поездку. Неврастеника допустили к защите, а Приятеля повысили. Что они делают, орал по сему поводу Претендент. Они же гробят все дело. А что им остается, сказал Мыслитель. Если бы не они, было бы хуже. Наконец, ошибка была найдена. В статье Киса была опущена основополагающая цитата, и статья приобрела такой смысл, который могли истолковать иначе. Узнав об этом, Кис опять наложил в штаны и тут же покаялся, свалив вину на Клеветника. Кроме того, он нашел ошибку в статье одного начинающего автора и обратил на нее внимание комиссии. Комиссия сочла эту ошибку грубым искажением и отметила ее в резолюции. Хотя начинающий автор был дурак и сам был готов на любую пакость, его уволили. И много лет после этого его имя поминали в резолюциях и докладах до тех пор, пока не нашлась другая подходящая к изменившемуся моменту ошибка другого подходящего к этому моменту автора, которых и включили в новую резолюцию и стали поминать в новых докладах до тех пор, пока...