Текст книги "Паблисити Эджэнт (СИ)"

Автор книги: Александр Курников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Только одно, второй человек, который приехал в бар не вы, хотя он и похож на вас, но двигается совсем по-другому.

– А кто? Хотя ладно, неинтересно, а Протасов там и, правда, Протасов?

– Да. И его исчезновение из машины, действительно похоже на фокус. С мо-мента старта машины до момента аварии прошло одиннадцать секунд, и что бы успеть за это время доехать от бара до бетонного забора, нужно всё вре-мя давить педаль газа, а из этого следует, что остановиться и выйти у Прота-сова времени просто не было. – Я представил себе эту картину.

– Так, где же вы его всё-таки нашли?

– Я думаю, вы догадываетесь где, на Рождественке, в той самой чайной лав-ке. – Он удовлетворённо кивнул, заметив мою реакцию. – Вот только никакого чанного магазинчика там и в помине не было.

– Как это не было?

– Так, в налоговой инспекции такой фирмы не зарегистрировано, ни в этом, ни в том, ни в каком другом году. – "Вот это да, тут нужно сделать выводы, только вопрос КАКИЕ? И кто лохонулся?"

– А Протасов как же? Не дурак же он, с кем-то он договор заключал? Их же проверяли. Да и я там был! Всё видел! Здание снаружи недавно отремонти-ровано, внутри, в самом магазине то же неплохой ремонт, а вот в подсобных помещениях ничего такого не было, не озаботились. – Мой визави, как и я пару минут назад, пожал плечами.

– Я не отрицаю, что вы там были, и даже не раз, второй для вас оказался не-много трагическим, а как вы их там проверяли, понятия не имею, но заметно плохо. А на счёт ремонта вы ошибаетесь, с две тысячи седьмого года здание находится на консервации и никаких арендаторов, что бы сделать ремонт, там быть не могло, ибо собственник с того самого года так и не менялся, а уж он-то наверное знал, кому сдавал, а кому не сдавал помещение. Что бы было понятнее, он выглядит так же как девять лет назад, то есть убито.

– Ничего не понимаю. – "А куда Парасоль смотрел?! И почему "бельмо" не может связать меня, чайную лавку, Эррата и Протасова? Или может, просто не хочет?"

– Честно сказать я тоже, но всё же рискну повторить свой вопрос: кто такой Эррат Яссин и что ему от вас было нужно?

– Д..дался вам этот зелёный тип. Он, кстати сгорел. Сам собой.

– Знаю. Так же знаю, что сгорел он на лестничной площадке у вашей двери, а ещё знаю, что он навещал вас в больнице. Зачем? Ответите? – "А смысл?" подумал я. "Всё ещё только больше запуталось, правда, Протасову теперь не помочь, но если..., чёрт, что же я натворил, будь я твёрже и не слушай увещевания Парасоля, всё могло выйти совсем по-другому, но сейчас не время голову пеплом посыпать".

– Я честно не знаю, кто такой Эррат, себя он называл потомком Бриарея, ну это..., мифический... – Ити её мать, так отвратителен я себе ещё не был.

– Я знаю, кто такой Бриарей, в переводе древнегреческого "могучий", а так же это прозвище гекатонхейра Эгеона среди богов и, кстати, Эррат в перево-де с ещё одного мёртвого языка означает гром и у Эгеона был потомок с та-ким именем.

– И что? Я тоже кем угодно могу назваться, хотя, в исламской стране это, на-верное, чревато.

– На ближнем востоке с древних времён существует масса тайных мистиче-ских течений, это вам только кажется, что там безраздельно правит единый и могучий ислам, на самом деле эта религия поделена на конфессии разного толка. Шииты, суниты, абадиты которые в свою очередь делятся на исмаилитов, ассасинов, друзов, кандидов, марабутов, гезидов и так далее, но помимо них существуют герметические течения, скрытые от посторонних глаз, которые не то что не связанны с исламом, но появились ещё до его возникновения, а некоторые даже до христианства. Так вот ваш Эррат как раз и принадлежит к одному из таких герметичных течений, возможно к одному из самых древних и, пожалуй, самых закрытых. Название этого учения в разных странах звучит по-разному, где-то его называют шистра, где-то хархас, но как бы оно не называлось, смысл один, заря запада или сияние запада, и по всей вероятности это сплав древних элевсинских таинств с учением зороастризма.

– И что в этом такого интересного? Чем могут простого офицера из МВД так сильно заинтересовать какие-то древние верования? – Какая жалкая атака.

– Да ладно вам, вы же давно поняли, что я не простой офицер и не из МВД.

– Допустим. Так чем?

– Ну если в двух словах и грубо, то методы обработки людей.

– А причём тут Протасов, или вы как и Мусатин подозреваете его в торговле наркотиками? Ну..., с их помощью как-то одурачивать, подчинять себе лю-дей, да?

– Ничего исключать нельзя, хотя это несколько примитивно. Да и не замече-ны адепты шистры в торговле наркотиками это, скорее всего удел радикаль-ных исламских сект, а то и просто самых обыкновенных наркоторговцев. Мы до обидного мало знаем об организациях подобных шистре, слишком закрытые сообщества, а ещё богатые и влиятельные, не подберёшься.

– Как-то не похож был Эррат на человека связанного с богатой и влиятельной организацией, слишком одиноко и потеряно он выглядел.

– Он мог просто казаться таким, а может..., и нет. – Он потёр указательным пальцем глаз с бельмом. – Всё-таки Россия не ближний восток, и связей тут у них должно быть не много. – Офицер не из МВД глубоко вдохнул, сложил руки на столе как примерный ученик и спросил: – Так о чём вы разговарива-ли?

– В основном на исторические темы, о боге, о вере, о тонком мире. О том, что если хочешь увидеть чудо, настоящее чудо, нужно сначала в него поверить или не верить до конца.

– Он вас вербовал что ли?

– В смысле? А! В смысле к себе в секту? Нет, конечно. – Я рассмеялся. – Я про-сто не поверил, что он потомок Бриарея а он пытался меня убедить в обрат-ном.

– И как, удалось?

– Не особо, но с другой стороны живут же в Индии живые воплощения богов и богинь и ничего, например Дурги, Шеша, Радха, Ганеша, хотя это слон.

– А Саи Баба?

– Не смешите меня.

– И больше ни о чём?

– Нет. – Я вздохнул, всем видом показывая, что мне нечего больше добавить. Липовый, а может и нет фсбэшник, сверлил меня своим бельмом наверное с минуту, затем поднялся, подписал пропуск и молча вручил мне его, я тоже молча поднялся и вышел в коридор, где через пару шагов упёрся вспотевшего от любопытства Мусатина.

– Ну как? – Выдохнул он одними губами.

– Как-то так. – Неопределённо ответил я.

– Чего, как-то так? Чего ты всё из себя целку строишь а? Я тебе вопрос задал, так что отвечай!

– Да пошёл ты в сраку капитан, понял? А если не понял, так полковник тебе объяснит более доходчиво. Бывай. – Я отстранил охреневшего полисмена и пошёл своей дорогой.

– То есть как полковник? – Прилетело мне в спину, но отвечать я счёл ниже своего достоинства, ведь я теперь на дружеской ноге с генералом, может быть.

Когда я вышел из здания, мне вдруг в голову пришла одна мысль, почему ни Мусатин, ни этот гражданин с бельмом на глазу не упомянули о чае, который бравый капитан изъял из моей машины? Нужно срочно двигать к доктору, но я и шагу не ступил, как снова упёрся в Мусатина.

– Какой полковник, ты чего ему про меня наплёл мудило?!

– Да успокойся ты! О тебе мы вообще не говорили, больно много чести. Ты лучше вот что скажи, куда ты чай подевал, который из моей машины изъял, мотивируя это тем, что он якобы подозрительно похож на наркоту.

– Чай. – Моментально поник капитан. – Значит, вот вы о чём с полковником говорили. Пиздец моей карьере, погонят из ментовки как пить дать.

– Эй, эй. Ты не переживай так, – Серёга прямо на глазах постарел лет на пять – ни о чём мы таком не говорили, да и не полковник он вовсе, успокойся. А че-го всё-таки с чаем случилось?

– Как не полковник?

– Да ляпнул я первое, что в голову пришло.

– Да ты...! Да ты...! Ах ты урод осклизлый, гондонище ты ипользованный, – попёр он на меня – потрох ты сучий.... – Дальше он продолжить не смог, я тихонечко въехал ему в область печени, а так как он человек много пьющий и сладко жрущий, то было ему очень больно, так больно, что фонтан идиоматики моментально иссяк.

– В который раз говорю тебе, успокойся, этот хрен из конторы ни чего об изъ-ятом чае не знает, во всяком случае, со мной он на эту тему не разговаривал.

– Правда?

– Обещаю, от меня он ничего не узнает, так, где чай?

– Проебал я его!

– Как можно прое... два кила чая?

– Вот так! Занёс его экспертам, но по звонку отлучился на минуту, то есть ни сопроводиловки, ни описи изъятого оставить не успел, а те ослоёбы подума-ли, что я им чайку раритетного притащил. Ну а когда наследующий день вер-нулся....

– Ты же на минуту вышел!

– Ну задержался!

– Ничего себе, задержался.

– Короче, чая уже не было, разобрали на сувениры. Он ведь реально восемь-десят второго года выпуска.

– Редкостные дебилы.

– Во, во, и я о том?!

– Можно подумать ты умней. – Я почесал макушку. – Что делать собираешь-ся?

– Да вот думаю выкинуть нахуй опись, и как будто ничего не было, правда, я с ним успел перед шефом засветиться.

– Похвалился короче.

– Ну да.

– Молодец. Ну чего ты в этот чай вцепился, ты же не в ФСКН работаешь?

– Два кила дури на дороге знаешь, не валяются.

– Понятно, капитанские погоны тесноваты стали. Ладно, может помогу тебе чем, а лучше купи любого чаю и сдай в место этого.

– Там, в сопроводиловке подробно описана упаковка с маркировкой и всеми остальными гостами, так что не выйдет.

– М-да, ситуёвина. Ну ладно бывай. – Я оставил понурого капитана у дверей УВД и помчался ловить такси, нужно как можно скорее добраться до моего кандидата наук, что-то он у меня беспокойство вызывает.

Поймав извозчика и сев в машину, я почувствовал вибрацию на телефоне, похоже сил у него только на вибрацию и хватило.

– Алло.

– Вася?

– Марьяна? – Давно, давно я не слышал её голос.

– Да. Ты приедешь? Мама тебя хотела видеть. – Как бы спохватившись, доба-вила она.

– Как Наталья Сергеевна, держится?

– Плохо. Ты знаешь, нам папу не отдают, говорят, какую-то экспертизу ещё назначили. Может..., я, конечно, понимаю..., – она всхлипнула – помоги.

– Конечно Марьяш, а Женька где?

– Мой беспутный братец, узнав о смерти отца, ударился в очередной запой, повод, как ты понимаешь, железный. – Со злой иронией в голосе ответила Марьяна.

– Ам..., ну да. Постараюсь что-нибудь сделать.

– Постарайся, а то у нас всё уже приготовлено и никакой задержки быть не должно, люди придут, и всё такое. – Вот так всегда, стоит только дать согла-сие как Марьяна Геннадьевна начинает диктовать условия, истинная дочь своего отца. Полагаю, вы уже догадались, что она дочь Протасова.

– Ты сама как? – Скорее из вежливости и в память о наших давно забытых от-ношениях спросил я.

– Как я? Не знаю, трудно. Совсем на папу не похоже, даже в церкви отпевать отказались....

– Тут не всё так просто, возможно есть вероятность, что сделал он это под воздействием каких-то психотропных препаратов. – Может зря я это сказал?

– Препаратов? Ты что-то знаешь об этом?!

– Практически ничего, а ты сама, в последнее время не замечала в нём каких-нибудь перемен?

– Ну мы же не живём вместе, ты же знаешь.

– Ну да. – Три года назад Наталья Сергеевна решила свести нас с Марьяной (глянулся я ей) и упросила своего мужа взять приятеля его дочери на работу, я как раз тогда ушёл из сыскного агентства и, честно сказать, целыми днями хреном груши околачивал, а заодно заводил романы направо, и налево. О коварном плане Натальи Сергеевны я тогда ещё не догадывался и потому с лёгкостью согласился поболтать с Протасовым о моей будущей работе, благо мы с ним и раньше пересекались, так что Наталье Сергеевне особо упрашивать своего благоверного не пришлось. Жизнь побежала заведомо известной дорожкой, семейные праздники, общие интересы, работа, решение домашних проблем, которые в избытке подвозил Протасов младший, но вот с Марьяной у нас не заладилось, а всё началось с того, что Наталья Сергеевна купила нам квартиру.

С одной стороны, подумаешь квартира, живи и радуйся, а с другой я стал им обязан, если они устраивают мою жизнь, значит, они решают, как мне жить. По-другому не бывает. С этим мне трудно было согласиться, но Марьяна могла перевесить всё, быть рядом с ней, любить её, это очень много, возможно даже больше, чем я заслуживал, так я, во всяком случае, считал, но оказалось не всё так просто. Быть рядом с ней, это значит быть рядом с её семьёй, жить интересами их семьи, а я хотел свою. К тому же Марьяна была Протасов ╧2, то есть один в один её папенька, и всё что она говорила, делала, или думала, должно было восприниматься как истина в последней инстанции, что мало какому мужику в любимой женщине понравится. Нет, я не хочу сказать, что Геннадий Петрович был деспотом, самодуром или снобом, он в принципе был нормальным мужиком, который хотел всем своим близким добра, и не делал различий между рабочими и семейными отношениями, он мог вызвать меня к себе в кабинет и с одинаковой интонацией отчитать меня за косяк по работе, и за косяк в семейных отношениях. Правда в конце каждой выволочки всегда извинялся, что лезет в нашу жизнь, но Марька его дочь и я должен сделать выводы. Так я и поступил после очередного скандала, сказал Марьяне, что нам нужно пожить отдельно, подумать из-за чего у нас постоянно возникают ссоры и изменить это. Но моя любовь ничего менять не хотела, она хотела, что бы я был рядом, сейчас и немедленно, вот только добивалась этого на свой лад. А именно постоянными звонками ни один из которых не кончился хотя бы нейтральным "пока, до встречи", или "увидимся". Двухнедельная "пауза" своих плодов не принесла, и тогда Марьяна решила действовать через папу. Она упросила его придержать для меня вакантное место финансового директора с повышенным окладом, и если я вернусь, то оно будет моим, на что я, само собой не согласился, и даже написал заявление об уходе, чем немало удивил Протасова и, по-моему, после этого он меня начал уважать. Тогда она потребовала меня уволить, Протасов тоже спорить не стал и сразу после увольнения заключил со мной партнёрское соглашение, по которому я объявляюсь свободным агентом и работаю, с кем хочу. Хотя, с кем хочу, не совсем верно, мы с ним заключили джентльменское соглашение, что работать я буду только с его фирмой. Мне выгодно, ему выгодно, клиентам и подавно, все остались в выигрыше, и даже Марьяна, которая получила собственную квартиру, о которой давно мечтала. Два Протасовых в одной квартире, это даже для Протасовых много. – Я позвоню, пока. – И нажал отбой. – Шеф, разворачивай, и снова рули к ОВД.

– Что-то забыл?

– Справку о том, что человек не совершал самоубийство. – На автомате отве-тил я.

– А разве такие справки выдают?

– Ну, если вломить кого-нибудь, – решил пошутить я – то выдают. – Таксист остановил свою колымагу и сказал:

– Вылазь.

– Чего?

– Вылазь говорю! Вломить человека он захотел ради какой-то справки! По-шёл отсюда на хер!

– Да пошутил я, ты чего!

– Вылазь падла, а то ща достану монтировку, и тебе никакая справка не пона-добится, кроме как из морга! – Язык мой, враг мой. Я поскорей выскочил из машины и, захлопнув дверь, покрутил пальцем у виска.

– Идиот. – Водитель, матерясь, полез под сидение, должно быть за обещан-ной монтировкой, а я быстрым шагом потопал к ближайшей остановке. Про-катился на халяву, правда, попусту.

Когда я подошёл к зданию районного ОВД, Мусатин всё ещё стоял у врат этого чистилища, потягивал минералку, и любовался свинцовым небом, сыплющем мокрый снег на его грешную голову.

– Чего забыл? – Вопрос мне показался подозрительно знаком.

– Ты бумаженцию одну можешь состряпать?

– В смысле? – Даю сто против одного, что он сейчас подумал о туалетной бу-маге.

– Ну ты же знаешь, что официальная версия смерти Протасова это самоубий-ство, а с таким..., как бы..., диагнозом, в церкви не отпевают.

– Как это официальная, она, по-моему, единственная.

– Да тут такое дело, полковник тот, из конторы, анализ крови Протасову сде-лал, и выяснилось, что моему шефу какую-то мерзость то ли вкололи, то ли вдохнуть дали, вот он и того..., ну ты понимаешь. – Капитан, сдвинув кепку на затылок, почесал белобрысую маковку.

– Как бы там ни было, а это всё-таки самоубийство, и совершать чин отпева-ния над усопшими нельзя, вот если бы он был наркоман, то....

– Да я же тебе говорю, дубина ты стоеросовая, отравили его! Короче мне на-до к полковнику идти.

– Не надо тебе никуда ходить, в церкви сами должны решить....

– Да ходили уже...

– Ты дослушай, приходской священник такие дела не решает, если самоубийство стало следствием тяжёлого психологического нарушения, то на чин отпевания нужно получить одобрение в епархиальном управлении. Это делается архиереем на общем собрании.

– Справку дашь?

– Достал. Жди здесь.

– И откуда ты всё это знаешь.

– Знаю. – Через десять минут у меня на руках была индульгенция для моего шефа, правда, в Бога он никогда не верил, но для родных, какое это имеет значение? Вот лично для меня какое, хотя я и не родня? Да никакого, чело-века нет, и как говорится, вечная память, земля ему пухом и царствие небес-ное. Я конечно не могу назвать себя атеистом в полном смысле этого слова, но так же не могу назвать себя истинно верующим человеком. По-моему ве-рить – это жить по заповедям, от и до, не приступая их даже в мыслях, на первый взгляд не так трудно, но вы попробуйте. Вспоминая свои далеко не благие деяния, я задумываюсь, а совершая их, думал ли я о Боге? Понимал ли, что поступаю не как христианин? Нет. (Не правда ли пафосно звучит?)

– А тело когда отдадут? – Спросил я.

– Да хоть сегодня, если успеете.

– Спасибо.

Со своей невысокой колокольни я смотрю на то, что творится вокруг и, вспоминая свои дела, понимаю, что по-другому быть не может. Я пригляды-ваюсь к Нему (хотя и не представляю кто он) и всеми силами надеюсь, что Он приглядывается ко мне, а не записал экстерном в геенну огненную. Но как бы там ни было, волновать меня это будет когда мне, как обычно неожиданно, стукнет лет этак шестьдесят, а пока я стараюсь об этом не думать, потому что если думать об этом постоянно и серьёзно, то реально становится страшно и сразу хочется в монастырь.

В доме Протасовых настроение было сами понимаете какое, Наталья Серге-евна прибывала в каком-то замороженном состоянии, она постоянно зами-рала над какими-нибудь мужниными вещами, брошенными пару дней назад в спешке, и вздрагивала всем телом от частых телефонных звонков, с соболезнованиями, и расспросами, на которые у неё уже сил не хватало. Новость о смерти Протасова разлеталась со скоростью мысли и казалась людям столь невероятной, что многие звонили, будучи совершенно уверены, что это чья-то злая шутка или нелепое недоразумение.

В самом доме крутилось несколько расторопных и незаметных бабулей, кто они такте и чем они занимались, я понял не сразу. Одна постоянно завешивала зеркала, вторая скатывала паласы и напольные ковры, а третья, по второму разу, собралась мыть полы. Все они, постоянно и тихо переговаривались и при всей их незаметности создавали какую-то деловую суету, поразительным образом успокаивающе действующую.

– Наталья Сергеевна, здравствуйте.

– А Вася, здравствуй, здравствуй, давно ты к нам не заходил. – Она заботливо погладила плечи пиджака висящего на кресле.

– Неудобно как-то было Наталья Сергеевна.

– Да чего уж теперь, вот.... – Она промокнула уголок глаза истерзанным плат-ком. – А у нас горе Вася, Геночки не стало. – Она зачем-то попробовала улыб-нуться, вышло нечто виноватое и неуместное. – Прости, ты наверно и так знаешь, а я как будто похваляюсь своим горем.

– Да что вы.... – Хотел сказать всё в порядке, но вовремя осознал, как это бу-дет сейчас звучать.

– А как там в агентстве?

– Не знаю, не был. Должно быть там сейчас Золин заправляет. Наталья Серге-евна, я привёз справку, но думаю, она, вряд ли понадобится....

– Какую справку?

– А где Марьяна?

– Она на балконе, ушла, что бы меня не раздражать своими звонками, ведь сейчас всё на неё свалилось, все заботы. – Наталья Сергеевна тяжело вздох-нула и закрыла глаз рукой. – Как же так получилось Вася, ведь это..., что с ним такое могло произойти? – Она тихо заплакала.

– Простите. – Наверное, надо было подойти, обнять, сказать что-нибудь, но я не мог. – Простите. – Я вышел из комнаты, пробрался через прихожую и ко-ридор, практически по рукам бабушки с тряпкой, и толкнул балконную дверь.

Марьяна курила стоя у перил и задумчиво смотрела куда-то вниз, надо ска-зать редкое явление, задумчивая Марьяна, обычно это существо не знает по-коя, всё время в движении, в поиске, в делах. Я невольно залюбовался, ве-чернее солнышко решило перед сном полюбопытствовать, чем там занима-ются человечки, и случайно окрасило крыши домов, верхушки деревьев и купала церквей сусальным золотом, прихватив заодно и волосы этой девуш-ки.

– Не пойму, неужели так сложно договориться.

– Ты о чём? – Она кивнула вниз, там двое авто-владельцев спорили из-за парковочного места. – А, понятно. Просто никто не хочет уступать, тот мужик на джипе боится показать сыну, что он слабак, второй просто вытряхается перед своей подругой.

– Кобелиные игры.

– Ты как обычно точна в формулировках. – Марьяна извлекла откуда-то огрызок яблока и зашвырнула в практически сцепившихся мужиков.

– Эй! Убогие, к утру ваших тачек тут не будет! – Крикнула она. – Здесь парков-ка запрещена, и каждую ночь проезжает эвакуатор, проверено. – Авто-владельцы ещё погавкали какое-то время друг на друга и убрались, спасая своих железных коней от жуткого, ночного монстра. – Интересно, а средневе-ковые рыцари, тоже спорили из-за места у коновязи?

– Непременно.

– Что за планета, всё время нужно кому-то на яйца наступать, что бы занять хоть какое-то место под солнцем, вот и теперь мне придётся вместо моего братца руководить агентством.

– Причём тут место под солнцем?

– Ты думаешь Женька так легко согласится отдать мне место отца? Да он та-кое устроит, всем тошно станет.

– Ну так и отдали бы, под присмотром конечно, например того же самого Зо-лина. А вообще я как-то не замечал, что Женька тяготеет к рекламному биз-несу, он, по-моему, мало к чему интерес проявляет. – Слова на счёт "тяги" младшего Протасова, не было намёком на его запои, и обидеть я никого не хотел, но Марьяна обязательно восприняла бы эти слова как укол или того хуже, месть, только вот сейчас смолчала. Что-то тут не так.

– Была такая мысль, Женька всё-таки старшие меня и место отца по праву его, но мама была категорически против этого. Он конечно сам виноват, с такой репутацией с ним дела вести никто не будет, но как тут не рассуждай, и какими благими намерениями это не объясняй, выходит, что я ему дорожку перешла. – Меня их терзания, честно сказать, мало заботили, у меня своих забот полон рот, забот, которые их тоже касаются.

– Боишься конфликта? – Надо сказать, что Марьяна была единственным че-ловеком, с кем Женька мог нормально общаться, все остальные родственни-ки его раздражали, если мягко выражаться.

– Боюсь. – Мы немного помолчали.

– Я на счёт твоей просьбы, – решил я сменить тему – тело можно сегодня за-брать, если поторопиться, то ещё успеем, а вот отпевание, на этот счёт нужно поговорить с архиереем в епархиальном управлении...

– Займёшься. – Перебила толи вопросом, толи утверждением Марьяна.

– Нет. При всём уважении к твоему отцу. – Я ждал, что сейчас произойдёт, но она опять смолчала. Раньше немедленно начался бы скандал с битьём посу-ды и швырянием чего ни попадя, куда глаза глядят.

– Ты не изменился, всё такой же. "Нет, при всём уважении" – Передразнила она меня. – И стоишь на своём, как на единственной правде во всём мире.

– А почему я должен был измениться?

– Потому что со временем люди меняются, становятся лучше, честнее...

– Не путай формирующуюся личность с уже сформировавшейся...

– Ах значит ты сформировался, а я ещё ребёнок по-твоему, да?! – Всё-таки не сдержалась. – И как считаешь, не перегибаешь ли ты палку со своим будущим боссом? – Зло усмехнулась она. – Ведь теперь от меня многое зависит.

– Успокойся. Не время орать друг на друга. – Слегка повысил я голос. Марья-на отвернулась.

– Ты прав. Так займёшься похоронами?

– Неужели больше некому? В конце концов, встряхните вашего великовозра-стного и запойного оболтуса...

– Вася. – Раздался позади меня голос Натальи Сергеевны. – Похоронами мы сами займёмся, а ты помоги забрать Гену из..., из морга и договорись об от-певании, у меня просто сил не хватит появиться там, а ты, вроде как, почти родственник, был когда-то. Вот номер Золина, позвони ему, скажи куда ма-шину за Генной прислать.

– Хорошо.

– Спасибо. – Делать мне тут было больше нечего и, захотелось как можно скорее покинуть этот дом, а ещё лучше не приходить сюда вообще.

Я стоял на площадке, ждал лифт и всё крутил в голове слова Марьяны, чест-но сказать меня они задели, и не потому, что она может, как новая хозяйка Эдельвейса расторгнуть со мной договор, это-то как раз не самое страшное. Самое страшное то, что она может пойти на это, и как всегда ничего не добь-ётся, и снова ничего не поймёт. Куда такая дорожка может в будущем завес-ти?

Лифт гостеприимно раскрыл двери и я занёс ногу, что бы зайти в него, но одна из бабушек, та, что скатывала коврики, тронула меня за плечё. Вот ведь, как подкралась-то незаметно, ещё пару таких неслышных божьих одуванчиков и буду я всем "ку-ку" из-за портьеры колонного зала дома союзов кричать, бабусек, кстати, там как раз две и осталось.

Старушка кивнула на лифт, я честно сказать не понял, зачем надо было меня останавливать, что бы потом предлагать войти, а когда повернулся к кабине, охренел. ЛИФТА НЕ БЫЛО! Вместо него зияла чернота шахты, откуда тянуло холодным сквозняком. Я даже сейчас, хотя времени прошло уже не мало, могу поклясться, что лифт сначала был тут, я даже видел рекламу в его кабине! Пекарня и ещё чего-то там. Если бы не бабуля, дай ей Господи долгих лет жизни, я бы....

Я закрыл глаза и сделал шаг назад, но тут же их открыл, испугавшись ещё какой-нибудь каверзы, дверки тем временем медленно и с каким-то сожа-лением закрылись, и красная, горящая как глаз хищника кнопка вызова по-тухла. Свят-свят.

Бабка посмотрела на меня, затем отпихнула ковровой дорожкой со своего пути и снова нажала кнопку, после недолгого гудения дверки опять распах-нулись, и появился лифт. С рекламой пекарни, хромированными поручнями, с приятным звоном сообщающем о прибытии. Отважная бабулька первой шагнула в коварную иллюзию обмана и осталась спокойно стоять, ожидая, когда я сделаю свой шаг.

– Ну, чаво ты, милок? Поехали.

– Нет, спасибо, я лучше пешком. – Нисколько не стыдясь своей предосторож-ности, я спустился на первый этаж пешком, а то мало ли, трос у лифта пере-тёрся, или у кабинки пол прогнил. Теперь всего можно ожидать. Даже под-пиленных перил, поэтому спускаясь, за них я не держался, дурость конечно, но пересилить себя я не счёл нужным.

Только выйдя из подъезда, я смог перевести дух и утереть пот со лба, на-столько меня этот спуск, больше похожий на кошмар с преследованием, ко-гда ты от кого-то бежишь и никак не можешь оторваться и спрятаться, доко-нал.

Я вдохнул холодный воздух полной грудью, огляделся и счастливо улыб-нулся. На улице оказывается, уже стемнело, снова зажглись огни, снова с ра-боты побежали мои сограждане, заскакивая по дороге в мини, миди и су-пермар╛кеты за буханкой пшеничного хлеба, ливерной колбасой, молоком, пивом и сигаретами. – Господи, как же хорошо, что я ещё живу, могу дви-гаться, видеть, слышать. – И дороги снова забиты машинами сограждан побо╛гаче, снова пробки, заторы, сигналы и мне через весь этот шалман нужно доб╛раться в морг на проспект Ильича, то есть в другой конец города. Нет, я не ёрничаю, просто, когда бежал вниз по лестницам, что-то перевернулось внутри, и я вдруг понял, как мне жалко будет самого себя, если я прямо тут и сей╛час провалюсь в шахту лифта и сдохну в корчах. Но....

Малюсенькая пылинка мысли поколебала весы моего счастья, а чего это я такой весь из себя в эйфо╛рии? Нет, нет, я не сразу пришёл к этой нехорошей, ненужной, просто гадской мысли, я ещё с минуту стоял у подъезда и улыбался всем и всему подряд, как дурачок на партий╛ном собрании, который не понимает, что хлопают не ему. Ну не может человек, пережив минуту жуткого страха, так резко впасть в неистовую радость, притом, что опасность не миновала. Я ж не рыба какая, в конце концов, память у меня подлиннее будет. Я прислушался к себе и понял, что меня жутко знобит, прямо колотит всего, это первый признак того, что кто-то пытается забраться ко мне в мозг, на ментальном уровне конечно, а не физически. Если физически, то я бы сразу это заметил. Оглядевшись в третий раз, я обнаружил мокрую от снега лавочку в двух шагах от себя, и недолго думая сел на неё и, закрыл глаза.

Тук– -тук– -тук, размеренно заработал внутренний метроном, отодвигая зву-ки улицы, запахи, ощущение холода, сырость в левом ботинке, как всегда не вовремя засвербело в носу, но это тоже побоку, что ещё? Что-то ещё мешает. Ах, да, под задницей мокро, но сейчас это не важно, совсем не важно, ВОТ. Открываю глаза и встаю, оглядываю всю подкову новостройки, двор, дет-скую площадку, парковку, подъезды. На самом деле я конечно сижу и для всех окружающих я обычный пьяный дядя прикорнувший от усталости на лавочке, с кем не бывает, но другой "я" грезит наяву и для первого "я", это сон, для второго ЯВЬ, а значит всё происходит на самом деле. Сложно? Ни фига подобного. Правда, во втором состоянии с цветами какая-то накладка всё время выходит, уж больно они яркие, кислотные и все объекты какие-то не чёткие, но лучше уж так, чем никак.

Что я вижу? Во дворе восемнадцать человек, четыре мамаши, пятеро детей на площадке, две женщины с собаками, мужчина с женщиной заходят в подъезд, три мужика пьют пиво на углу, в такой холод и на таком ветре, моржи что ли? Ещё один мужчина просто срезает дорогу через двор. Никто из них внимания на меня не обращал, обо мне не думал, то есть, не связан со мной мысленной нитью, а она должна быть ох какой сильной.

Те, кто не верит в подобные штуки, договоритесь с кем-нибудь из своих родных в одно и то же время думать друг о друге, через месяц вы начнёте угадывать мысли вашего родственника, ну или любимого, кому как больше нравится. Только, не нужно усиленно гадать, о чём он, или она думает, дос-таточно просто думать о человеке. Просто думать.

И кто же меня так подло "подталкивал" сделать ещё один шажок в распах-нутую шахту лифта? Проверить квартиры дома? Да их тут несколько сотен, да и вряд ли кто-либо из чайной лавки живёт здесь или квартиру снимает. Машины? Точно, парковка. Нужно найти ту, что приехала недавно и в такую погоду сделать это легко, у них капоты красноватые от тепла. И так? Их две, в одной сидят парень и девушка, в другой какой-то мужик, очень странный мужик, на меня ноль внимания, то есть ничего от него ко мне не тянется, но мужик странный, как бы, не живой. Почему? Ну, все люди как люди, то есть в каком бы состоянии они ни находились, они светятся, по-разному конечно, кто-то ярко, кто-то тусклее, но, как бы сказать, в одном диапазоне, а этот од-нотонно серый.