Текст книги "Паблисити Эджэнт (СИ)"

Автор книги: Александр Курников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

В общем, в маршрутке просидел я лишних пять минут, и даже по прошест-вии этого времени, ботинки ещё не остыли. Так что пришлось мне как..., (не буду ни с кем сравнивать, а то ещё обидятся) ковылять в раскорячку на улицу Дарвина, посекундно оглашая окрестности жалобным ойканьем, злобным шипением и просто матом. Посмотрит кто со стороны, ну точно юродивый.

Кстати, об окрестностях. Этот райончик практически весь застроен частными домами, есть тут и старые, деревянные строения, и новые каменные, отстро-енные совсем недавно и каждый из хозяев этих домов, строил во всю мощь необузданной своей фантазии.

Иной раз глядишь на серого каменного монстра о трёх этажах с башнями по углам, с воротами, что танку с разгона не взять и оторопь берёт. А обернёшь-ся, стоит маленький, деревянный домик, и весь он такой ладный, весь в бе-лых кружевах, и в место крепостных ворот, простая калиточка, ну прямо глаз радуется. Но всё равно, монстра ли, пряничный ли домик, а всё лучше чем серая панельная застройка или того хуже новомодные нынче даун хаусы. Ну как не поймут эти горе проектировщики, ну нельзя в России строить одина-ковые дома, да ещё в сельской местности, природа этого не простит.

Сам Ялдыга с супругой жил в старом, но ещё очень крепком пятистенке, об-шитом строганной доской выкрашенной в тёмно-зелёный цвет. Этот дом достался ему по наследству и Михалыч утверждал, что ещё от прапрадеда. Врет, конечно, он вообще часто врёт, но врёт собака, интересно.

Жена Бориса Михайловича, Алевтина Яковлевна Бортнева, (его фамилию она не взяла, ну это и понятно), была женщина строгая, неразговорчивая, я бы даже сказал нелюдимая, но зато ужас какая хозяйственная. Со своего не-большого усада умудрялась закатать до полусотни банок компота, всераз-личных варений и солений, да ещё пожевать свеженького оставалось кое-чего. Одно плохо, это самое кое-что, на восемьдесят процентов состояло из крыжовника. Самый кислый, который я когда-либо ел.

Помимо сада содержала Алевтина Яковлевна немало живности на своём подворье, всякого рода циплёнки, поросёнки, и утёнки так и шныряли по двору в поисках чего-нибудь съестного. Стоило посетителю (а таких тут за день порой бывало не мало) задержаться во дворе, то вся эта пернатая орава слеталась к ногам горемыки и начинала с остервенением долбать его шнурки, принимая их, соответственно, за жирных червяков. Особенно доставалось девушкам, которые летом предпочитали носить босоножки, их тонкие, милые пальчики хоть и не напоминали червяков, но крашенные ноготки отчего-то ужасно притягивали к себе юную поросль нежвачных, парнокопытных, поросят то есть.

Сейчас должно быть, в холодную погоду, конец осени как-никак, вся эта ку-терьма скрывалась в тёплом дворе, и на улицу особо клювы и пятаки не вы-совывала.

Я подошёл к простым деревянным воротам, с прорезью для почтового ящи-ка и нажал на звонок. Обычно, в дни приёма, они оставались, открыты и лю-бой посетитель мог беспрепятственно пройти сразу к дому, но сегодня, когда чета Ялдыги-Бортневых никого не желали видеть, можно было проторчать возле ворот целый час, и никто из этой уважаемой четы и не подумает открыть нежданному гостю дверь. Хоть обзвонись.

Для такого случая имелся на воротах маленький секрет, одна из деталей на-личника ворот сдвигалась в сторону и открывала небольшое отверстие, куда нужно было просунуть палец и, нащупав щеколду, сдвинуть её в сторону. Вуаля, вот я и во дворе. Знали об этом секрете, сами понимаете, не многие.

Я приблизился к дому и постучал в окошко, и практически тут же в нём об-разовалось угрюмое лицо Алевтины. Она никак не отреагировала на мои приветственные улыбку и кивок, а лишь недовольно махнул рукой в сторону дверей, мол, входи, не заперто. Со стороны это выглядело очень не привет-ливо, но я не обиделся, нет смысла обижаться на человека, если такова его манера поведения, которую она наверняка скопировала с кого-то из своих старших родственников. Не помню кто, спросил у Борисыча чего у него жена такая..., нелюдимая, на что тот лишь пожал плечами и загадочно ответил, что у них там все такие. У кого у них, и где это там, он не пояснил, и даже не знаю, связана эта нелюдимость с отсутствием образов в доме, но икон у Ял-дыги сроду не водилось. Так о чём это я? Ах да, о том, что Алевтина Яковлев-на никогда не крестилась, и не поминала Бога, всегда ходила в черном и не отмечала никаких праздников, ни религиозных, ни светских.

Войдя в сени, я по привычке обошёл вёдра стоящие на самом проходе и толкнул дверь в избу, хозяйка занималась чем-то у печи и на вопрос, дома ли Михалыч, лишь невнятно что-то буркнула. Я скинул ботинки и как был, в носках, прошёл в переднюю, в дому было жарко натоплено, а цветастые половики не давали теплу улетучиваться сквозь щели пола в подпол.

Ялдлыга смотрел телевизор.

– Здорово Василий. – Протянул он руку.

– И тебе не хворать старый. – Пожал я протянутую сухую лапу, в который раз про себя поражаясь силе этой высохшей от времени руки, ведь Борису Ми-хайловичу было далеко за семьдесят.

– Какими путями?

– Да как сказать? – Я честно не знал, что ответить.

– Попутным ветром занесло, значит?

– Почти. – Я почесал затылок и вздохнул. – Тут такие вещи со мной начали происходить, что и не знаю о чём думать.

– А ты не лезь, куда не следует, глядишь всё и обойдётся. А счёт думать, ду-мать надо всегда о хорошем.

– Ещё бы знать, куда я влез. А то ведь совсем заморочили.

– А ты в церкву сходи. – И Ялдыга глухо засмеялся, попов он, за редчайшим исключением, сильно не любил, считая одну часть служителей культа само-зваными маклерами, а другую тунеядцами что, на мой взгляд немного предвзято.

– Хорош старый, не ужели не видишь, что со мной, что-то не так?

– В том-то и дело, что не вижу. Ноги, руки, голова два уха, всё вроде на месте. Или чего не хватает? – Он встал, зашёл ко мне в тыл и провёл большим пальцем левой руки вдоль позвоночника. – Никакой порчи на тебе нет Вася, да и вид у тебя вполне здоровый. Ты лучше скажи, как урок исполняешь? Древним пошибом или на свой лад? – И видя, что я устремил очи долу, с досадой крякнул. – Эх ты, ленище. Жива конечно не требует абсолютного исполнения, у неё даже канона нет, но недоделом быть хуже не придумаешь, уж лучше вообще не браться.

– Да я нормально исполняю, только кое-что переделал под себя, я же вон ка-кой. – Михалыч глянул на мою фигуру и махнул рукой.

– Делай, как знаешь, тока потом не визжи, когда у тебя позвонок выскочит.

– Не выскочит.

– Ну-ну. Так, что у тебя там стряслась? – Он уселся в кресло, а я начал расска-зывать, ничего не упуская. Живописал я с азартом так, что сам себя заслу-шался, но колдун мой, к концу повести, чуть не заснул.

– Тебе чего, не интересно?

– Не особо. – Зевнул Ялдыга. – Я бы сейчас футбол с удовольствием посмот-рел, или армрестлинг. У них там такие рожи потешные, когда они друг друж-ку побороть пытаются. А как представлю, что они не между собой борются, а соревнуются, кто из них громче воздух испортит, так прямо со смеху поми-раю.

– Тьфу ты.

– Да ты не сердись, я честно ничего особенного тут не вижу. – Он почесал го-лову и хмыкнул. – Похожи твои супостаты на фокусников, или как там ещё их? Факиров, во!

– Кого?

– Ну, шутники, обманщики. Были тут такие, ещё в восемьдесят девятом, лю-дей здорово морочили, на деньги разводили. Как точно не скажу, но выхо-дило знатно, всё по тогдашним бонзам партийным специализировались.

– И лица так же меняли, как эти упыри из чайной лавки?

– Ну давай я тебе вон того настойчика в чай плесну, у тебя не только лица ме-няться начнут, а оленьи рога вырастать будут у каждого третьего.

– Так я ничего не пил, и ты знаешь, что на меня такие вещи не действуют.

– Какие-то не действуют, а иные может, и действуют, и пить совсем не обяза-тельно, достаточно просто вдохнуть.

– Ну, если такая микстура или запах меня из строя выбили то, что она с обыч-ным человеком сделает? – Михалыч на секунду задумался.

– Много всяких дел может натворить.

– И ты об этом так спокойно говоришь?

– А что я должен, прыгать от радости, или гневом праведным пылать? – Я махнул рукой. – Пусть об этом органы побеспокоятся, а не я, старый и боль-ной человек.

– Наши органы побеспокоятся, жди. А ты старик мог бы и помочь. Отчего-то не верю я, что всё так просто, как ты говоришь. Слишком размах у этих граж-дан большой, как будто не пуганные совсем.

– Ну, может и не всё так просто, только думается и не больно уж сложно, сда-ётся мне технари они. Ну давай по факту, что тебя так мучает, от чего ты как чёрт от ладана шарахаешься? Сны?

– Не Михалыч, не сны, кошмары. Да не просто кошмары, а такие падла КОШМАРЫ, что прямо всю силу из меня вытягивают. Как будто я всю ночь вагоны разгружаю, или борюсь, к примеру, с пузаном килограмм за двести, притом долго и безрезультатно.

– А что хоть снится-то?

– Да я не помню!

– Странно, помнить должен, ты умеешь. Не хочешь ли ты сказать, что что-то непонятное, потустороннее пытается обороть тебя?

– Я не знаю старый, но сил по утру, кот наплакал, аж жить не хочется. И что самое поганое, так уже почти четыре недели продолжается, я вон даже на-жрался с горя на днях. – Соврал я.

– Да уж чую, и как, помогло?

– Помогло, с одной стороны, с другой, таким методом, можно и до белой го-рячки допиться.

– Эт-так. – Кивнул Ялдыга. – Ну хочешь я тебе отвар из сон-травы дам, спать будешь как убитый.

– Спасибо, Прострела мне только и не хватало. Выпью его, засну, а там при-ходи, кто хочешь, делай, что хочешь. – Он резко склонился ко мне.

– А ну-ка выпяти нижнюю губу.

– Зачем?

– Выпяти, я тебе говорю! – Я выпятил и скосил глаза, пытаясь что-то там раз-глядеть.

– Так не увидишь, иди скорее к зеркалу. – Я послушно подошёл. – Что ви-дишь?

– Ничего.

– Да ты не на губу смотри, а вообще на рожу. Видишь, какая она у тебя оби-женная, прямо как у пятилетнего сопляка, которому мамка игрушку не купи-ла.

– Да пошёл ты знаешь куда!

– А ты не посылай! Не посылай меня Вася! Ты лучше сопли свои пошли. – Он встал и пошёл на меня. – Ты здоровый мужик, обладающий таким арсена-лом, что иной природный боец тебе позавидует, но приходишь ко мне и на-чинаешь жаловаться, как та капризная баба на сносях. И не стыдно? Кошма-рики его достали, телефончик у него звонит не вовремя, рожи ему в телеке мерещатся...

– Ты, Михалыч с психотренингом не перегни, а то в рог выпишу, и не посмот-рю на преклонный возраст.

– Один хрен промажешь, классность не та, да и раскис ты здорово. – Я усмех-нулся, понимаю, это он меня нарочно провоцирует. – Ну подурили тебе не-много голову, ну мороков наслали, так это же детский лепет, ты сам прекрасно с этим мог справиться.

– Пробовал, не вышло. – Ялдыга вернулся на своё любимое кресло.

– Хреново пробовал значит или..., погодь. – Он коснулся рукой своего лба и, закрыв глаза, начал легонько выписывать пальцем на нём какие-то знаки. – Хех, что за чудо? – Он распахнул свои чёрные как уголь зенки и оглядел ком-нату. – Ты чего с собой приволок, бестолочь?

– Чего я приволок?

– Тебе наверно лучше знать. – Язвительно ответил он.

– А! – Вспомнил я про шкатулку в пакете, которую оставил у порога. – Да вот, в машине своей нашёл, после того как ей Протасов воспользовался, в по-следний раз. – Я выставил на столик содержимое.

– Что за чудо. – Я так и не понял, чему он дивится, толи красоте вещицы, толи скрытому от меня содержимому. – Где взял?

– Я же говорю, в своей машине, в багажнике, там тайничок был...

– Я о таких вещицах только в сказках слышал, да от стариков, что царя гороха ещё помнили. – Он, не слушая меня, повертел шкатулку. – Это примерно как скатерть самобранку найти.

– Чего?

– Того! Дубина. Ковчежец это, старый, в таких, с незапамятных времён, раз-ные реликвии хранили. А потом попы додумались туда свои мощи с гвоздя-ми всякими складывать, ибо какими-то неведомыми мне путями познали устройство сих временных капсул. Не тлеет в них ничего, ни плоть человече-ская, ни дерево, ни металл. Бывает же.

– И чего там?

– Хе. Теперь и не узнаешь, заперто оно крепким словом и тяжким заклятием. Я даже пробовать не буду открывать, а то шибанёт про меж рогов так, что белого свету не увидишь, в лучшем случае. Одно меня только удивляет, за-перто совсем недавно, а слово старое, у нас таким прорву лет не пользуются. – Он взглянул на меня и видно заметил на моём лице снисходительную ус-мешку. – Не веришь сукин кот? И чему я тебя столько лет учил. – Он с каким-то сочувствием снова посмотрел на меня и вздохнул. – Ну, тогда смотри. – Колдун положил пальцы на полированную крышку ларца и, зашептав что-то, начал легонько шевелить ими. Сначала я ничего не видел, но некоторое время спустя, камушки, инкрустированные в крышку, начали шевелиться и переезжать от пальца к пальцу. Ялдыга как будто играл ими, катая под слоем полировки и лака туда-сюда, как будто не крышка это обычного ящика, а самый обыкновенный айпад.

Я сморгнул, потом сглотнул, а в конце вдруг подумал, "ну чего в этом тако-го?" и прикрыл глаза. Ну да, сказать себе "всё нормально", это одно, а поверить в такое, совсем другое. Совсем другое, даже если видишь всё своими собственными глазами. Не умом понять, а печёнкой прочувствовать, но так может лишь тот человек, который подобные "фокусы" с детства видел, и привык к ним, как к солнышку восходящему на востоке каждое утро.

Вот вы сейчас сидите, читаете, а у вас мышка "компьютерная" по столу сама заползала, девять из десяти с воплем отпрыгнут от стола. Я бы тоже отпрыг-нул. Я бы по ней ещё молотком шарахнул, будь он у меня под рукой, но ведь есть среди нас и такие, кто воспримет это не как чудо, а как вещь может и не понятную, но вполне возможную. Не станет, в общем, в панике за молотки хвататься, и разбирать мышь на запчасти тоже не станет, а попробует через наблюдение понять, что это за явление.

– Ты чего побледнел-то, Вася? Али тебе плохо стало сердешный? – С издёв-кой в голосе спросил Михалыч.

– Да у меня давно так, накатит, но потом полегоньку отпускает. Самое плохое в этом состоянии, сосредоточиться не могу, вспомнить что было, всё мель-тешит, путается, как твои камушки.

– Эге. Это Вась химия какая-то, я ничего не чувствую, иди к доктору.

– Да был я у доктора, нихрена он не понимает, так мне прямо и сказал. Не могу понять причину вашей, интоксикации, так сказать, уж не бабахнул ли где в нашей губернии какой-нибудь химический завод?

– Во. Видишь? Даже рвач, э-э-э, врач про химию сообразил, а так, куда им го-ремыкам, только и могут, что кромсать, да пилюлями вредными пичкать.

– Тебя послушать, так ты один у нас двигатель науки и светило медицины.

– Ну, допустим не один. – Гордо вскинул голову Ялдыга. – Найдётся ещё па-рочка не плохих эскулапов из методистов, но лечи вас "пневматики", хоро-ших врачей было бы намного больше, а больных людей на много меньше.

– От скромности ты не умрёшь.

– Скромность – Лжа! Скромность унижает человека, делает его слабым, ибо заставляет врать про себя, типа нет, нет сограждане, я не такой! И от подоб-ной лжи у людей начинается несогласие с самим собой, что очень пагубно влияет не только на организм, но и на душу, извращая её.

– Ничего себе. – Мне, обыкновенному человеку, такая сентенция никогда в голову не приходила. – И чего теперь, – полез в спор я – каждую шишку выпя-чивать? Брать рупор и орать во всю мощь лёгких, это я такой умный! Это я самый лучший! Это у меня кутак до колена свисает!

– Зачем? – Удивился Ялдыга. – Если ты в своём деле лучший, то о тебе и так говорить начнут. Вон, скажут, видишь, коломенская верста прёт? Так это Ва-ся, он с одного удара башку в трусера загнать сможет.

– Чего сразу башку-то.

– Ну так, к примеру, а ты про кутак хотел? Ну, тут ты далеко не лидер, есть и помощнее особи.

– М-да Михалыч, даже ответить нечего.

– Каждый треплет языком в меру своей испорченности но, иногда и ещё кое-чем потрепать не грех. Ха-ха.

– Ты вот что старый, поможешь мне Протасова отыскать? – Сменил я тему.

– Это твой начальник, который вроде как в аварию угодил?

– Вот именно, что "вроде как", уверен, не было его в машине во время ава-рии, куда-то делся, и прямо на ходу.

– А ты почём знаешь?

– Камера видео наблюдения, она там всю дорогу просматривает.

– Ну это ещё ни о чём не говорит. Фотка есть?

– Только на телефоне. – Я сунул ему под нос мобильник.

– Вон до чего техника дошла! Уже и на телефоны снимают. – Поковырял он давно не чищеным ногтем объектив.

– Техника до этого уже лет пятнадцать как дошла.

– Правда? Это что же, любой теперь тебя заснять сможет и порчу навести, или ещё какую проказу?

– Ну, так уж и любой?

– А чего? Дурное дело не хитрое вон, сколько фильмов кажут про разные об-ряды, да ритуалы с кувадами, недавно даже камлания одного шамана пока-зывали, занятно право-слово. Прямо инструкция к действию. И ведь многие пробуют, одного только не поймут, что им это обратно вернётся, да ещё как.

– Давно хотел спросить старый, а чего люди чаще всего у тебя просят?

– Мало ли чего они просят, главное, что я им даю.

– А много таких, кто другим зла хочет?

– Хе. – Ялдыга оторвался от телефона и глянул на меня. – А ты думаешь легко на такое решиться? Человека со свету сжить трудно, особенно таким Макаром. – Он щёлкнул по фотографии Протасова. – А тебе зачем?

– Да так, задумался недавно о людях и о вере. Каких людей больше, хороших или плохих, и влияет ли на это вера в бога, и если да, то в какого бога.

– Эк тебя разобрало мила-ай. – Засмеялся колдун. – Тут нечего гадать, каков народ, таков и бог. Справедливый народ, справедливый бог, а если народ сволочной, то и бог такой же, ну и дальше, с разными вариациями. Притом народ может быть один и тот же.

– А не наоборот?

– А какая разница? У палки всегда два конца, и каким ты по башке получишь, народным или божественным, всё одно больно.

– Хм. Да уж. Ну а наш народ какой?

– Большую часть своей жизни тёмный, с редкими проблесками, но бывает, так полыхнёт, такое зарево устроит, что на весь мир видно.

– А почему так?

– Терпеливые очень, добрые ко всяким вороватым иноязычникам, отходчи-вые, но до времени. Притом никто не знает, когда это время придёт, даже сам народ.

– А кто знает, бог?

– Ты сюда чего пришёл, теософские беседы вести?

– Нет.

– А чего тогда с дурацкими вопросами лезешь?! Достал уже! Не вижу я твоего Протасова!

– То есть как это?

– А вот так. В машине был, ну, то есть садился, а потом..., не выходил он из неё, как будто всё ещё там находится, но там его нет.

– Не было его в машине в момент аварии, сам видел, и крови его не было. – Я почесал затылок, вот незадача, и тут ничего не ясно.

– Знаешь что, иди-ка ты домой, устал я от тебя. У меня вообще сегодня не приёмный день.

– Да я тоже порядком набегался. Ах да, так что там на счёт мотоцикла этого американского фантома? Он у меня есть или его у меня нет?

– Да успокойся, не покупал ты ничего.

– А ключики откуда? – Я потряс брелком. Всё-таки я надеялся, что по вражьей прихоти стал богатым человеком. Ялдыга протянул руку и коснулся их.

– Самые обычные ключи и, похоже, не очень старые.

– Ну да, не выглядят они, как будто их таскали в кармане целых пятьдесят лет, хотя, и мотоциклом, я думаю, никто особо не пользовался, раритет как-никак.

– Ты вот что, оставь-ка ковчежец у меня, поколдую ещё на сон грядущий, да и сохранней тут ему будет.

– Ладно. Будь здоров.

– И тебе не хворать. – Я вышел на кухню где Алевтина Яковлевна без разгово-ров и тёплых слов, сунула мне в руки трёхлитровую банку с крыжовниковым варением, а затем развернула и хлопнула по спине, напоследок что-то про-бурчав. Наверное попрощалась.

На улице уже стемнело, и лёгкий морозец сковал тонким ледком неболь-шие лужи. Я довольно быстро выбрался на дорогу и, поймав уже отъезжаю-щую маршрутку практически за колесо, поехал домой.

Люблю ночной город, его огни, рекламу, ну если не вчитываться в её смысл, неоновые вывески, лазерные лучи на торговых центрах направленные в небо (интересно, как далеко они бьют), иллюминацию мостов, освещение соборов и церквей. Да много чего. Люблю забрести вечерком в какое-нибудь питейное заведение, и совершенно неважно дорогой бар это будет или капельница за углом, главное, что бы тихо было. Взять кружку хорошего пива, солёной рыбки, устроиться у окошка и потягивая хмельной напиток, пялится в него ни о чём не думая. Наверно, если бы я жил где-нибудь в древней Греции, то наверняка был бы философом, торчал целыми днями на холме Ареса, а по вечерам трепался бы с собратьями философами на симпосиумах попивая вино. Но увы, древней Греции уже давно нет, и те кто там теперь проживает, лишь отдалённо напоминают древних Греков. А жаль, весёлые были люди, даже демократию придумали, перепили должно быть на чьём-то дне рождении.

Подходя к дому, я заметил, что в окнах моей квартиры горит свет, а это зна-чит, меня с очередной инспекцией посетила Клавдия, родная сестра моей матери. Ох, знали бы вы, как эти посещения бывают не вовремя, да и вообще унижают.

Maman до сих пор меня считает человеком не приспособленным, не соб-ранным и безответственным, а всё потому, что я не люблю готовить, стирать и убираться. А кто любит? Она, кстати, тоже не любит. Чего тогда, спрашива-ется других с этим доставать? Не понимаю, вернее, понимаю, но принять не могу. Увы, таков наш долг, одни всю жизнь заставляют, другие всеми силами избегают, и всё это повторяется с новым и новыми поколениями. Короче, спокойного вечера за рюмкой коньяка не будет, а будет стирка, уборка и готовка. Вы должно быть подумали, что Клава сама этим будет заниматься? Ага, ждите, она этого ничего не умеет.

Завернув в арку, я тяжко вздохнул, сбавил скорость, очень уж не хотелось мне идти домой, и именно это меня и спасло от летящей в голову биты. Если бы я шёл с прежней скоростью, она как раз прилетела мне точно в лоб, а так, только кепку сбила, да причёску подправила. Я аккуратно поставил банку с варением к стене, присел, врезал ладонью в локоть злодея, заставляя его пронести мимо и выронить орудие производства снова стремительно при-ближавшееся к моему виску. Потом быстро встать и локтём правой руки, сверху дать ему по мордасам. Дал хорошо, он аж копыта подбросил, уносясь к земле, но второй а, оказывается, был и второй, с таким же нехитрым орудием напал на меня с тыла. Я вовремя почувствовал ветерок за спиной и сумел немного сместиться влево, чем и минимизировал себе ущерб. Опять присел, с разворота и не очень удачно саданул кулаком в район паха, сделал подсечку и ощутил, как моя нога наткнулась на нечто твёрдое и не сдвигаемое. Мужик с битой, оказавшийся передо мной, ростом мне нисколько не уступал, а в весе, основательно превосходил, чем и воспользовался гад, когда я схватил его биту. Он просто навалился на меня своей тушей и попытался придавить к земле, но не тут-то было. Я немного напрягся. Поддел его за ляжку, встал, перевернул тяжеловеса и воткнул его головой в землю, чего я зря, что ли так долго занимался трансформацией мышц и сухожилий?

– Вы кто? – Спросил я у двух людей находящихся в бессознательном состоя-нии. – М-да, сглупил. – Ждать, когда очнутся? Надо бы, но сердобольные прохожие могут вызвать доблестных полисменов, и тогда моё законное же-лание поговорить по душам отложится на неопределённый срок, а выше упомянутые доблестные служители закона воспользуются своим законным правом побеседовать со мной, а мне оно надо? Заволочь одного из них в подъезд и там..., – Да какого чёрта!? – Я вдавил ноготь под нос тому злодею, который напал первым, и начал похлопывать его по щекам. Через несколько долгих секунд он задвигал руками и бессмысленно захлопал глазами, или заморгал бессмысленными глазами, это кому как больше нравится. – Эй! Дятел, тебе чего надо было?

– Чего?

– Чего, говорю, ты на меня с битой кинулся?

– Я? Зачем? – Он начал оглядываться, вздрагивая так, как будто его слегка било током. – Где я? – Он сделал неудачную попытку подняться, и схватился за голову. – Голова...

– Без мозгов. – Констатировал я, уже догадавшись, что он и, правда ничего не помнил, и я со своим локтём, тут был вовсе не причём. – Чего последнее помнишь?

– Я дома был, телевизор смотрел, рекламу.

– А это кто, знаешь? – Указал я пальцем на здоровяка.

– Кто это? – Я с досады плюнул.

– Уже не важно, приведи его в чувства и топай домой.

– А чего он лежит?

– Устал должно быть, споткнулся и повредил речевой аппарат. – Я наклонил-ся, что бы забрать банку с варением и обнаружил, что он пропала. – Ну суки, варение то вам зачем. – И главное когда успели? – Ты вот что..., – я подошёл к мужику и оттянул ему веко, просто хорошо помню, какие у меня были зрачки, после посещения одного чайного магазина – один в один.

– Чего?

– Не чего, к врачу тебе надо обратиться, глаза у тебя..., ослепнуть можешь. – Напугал я мужика. – Обязательно нужно кровь сдать на химико-токсикологический анализ, понял?

– Зачем?

– Видеть хочешь?

– Да.

– Тогда действуй. – Мужик рванул, но я его поймал за отворот куртки. – Ты друга своего забыл.

– А как я его...?

– Просто приведи его в чувства и объясни всё популярно, а это, – я подобрал их биты, я с собой заберу, на всякий случай, что бы ты в полицию не заявил. Если ты не понял, то на этих орудиях ваши пальчики остались, а на моём боку здоровенный кровоподтёк, усёк?

– Усёк.

– Всё, до новых встреч, в чём я глубоко сомневаюсь. – Вот так, махнул не гля-дя, банку варения на спортинвентарь. – Подарю дворовому заседателю, пусть по ночам охраняет покой мирных граждан, всё равно не спит.

Я зашёл во двор, пошарил глазами по его окрестностям, но это недоразуме-ние в женском пуховике куда-то пропало, не мудрено, у меня такое подоз-рение, что он неприятности за версту чует.

– Ладно, надо топать, Клава наверно уже копытом бьёт от желания покоман-довать. – В двух словах о моей тётке, мало того, что она моя ровесница, так ещё и выше меня на пол головы, а привычка командовать у неё появилась тогда, когда она стала старшим тренером команды по волейболу института физической культуры и спорта нашего города. Хотя и до столь высокого на-значения проявляла к этому делу большую склонность. Обычно высокие де-вочки в жизни немного застенчивы, для своих сверстников они дылды, для мам "кто же их таких замуж возьмёт", а когда они подрастают, то становятся выше большинства своих будущих ухажёров. Клава была не такая, Клава все-гда была оторвой и как это ни странно, недостатка в поклонниках не испыты-вала, особенно в тех, которых сам же и лупила в более юные годы. Семейное у нас это что ли? Я имею в виду руки распускать, а не то, что вы могли подумать.

Поднявшись на лифте до своего этажа и уже достав ключи, я заметил, что дверь в мою квартиру немного приоткрыта, а в прихожей горит свет.

– Эй! Клава, ты дома? – Слегка обеспокоился я.

– Дома. – Тут же раздался голос тётки. – Ты где шляешься Вася? Тут понима-ешь, тебя гость давно дожидается, да так давно, что даже раньше меня при-шёл, а ты ходишь неизвестно где.

– Как это раньше тебя?

– Да так, я в квартиру захожу, а он уже тут сидит, "мерхаба" говорит, "прохо-дите, присаживайтесь", да ещё спрашивает, буду ли я чаю.

– Чаю? – Что-то на это слово, "или уже на сам напиток?" у меня стойка как у охотничьей собаки возникает. Я, не разуваясь, быстро прошёл на кухню. Там, в уголке у окна сидел чернявый тип, сконфуженно засунув руки меж колен. Слегка зеленоватый цвет лица выдавал в нём Эррата. "Ну, других зеленоватых людей я просто не знаю." Странно он выглядел, средиземноморский тип лица, чёрные глаза, чёрные, вьющиеся волосы, нос..., как нос, ничего особенного, но кожа.... Она в самом деле, при всей своей смуглости, отдавала зелёным, даже неприятно как-то.

– Представь себе. Ну и наглость.

– Прошу меня извинить милая девушка, но мне надо поговорить с Василием Александровичем наедине.

– Ишь чего захотел, а вдруг ты его ножичком пырнёшь.

– Но вы же у меня его отобрали.

– Откуда я знаю, что у тебя другого нет.

– Какого ещё ножичка? – Не понял я.

– Вы можете меня обыскать. – С готовностью предложил Эррат и даже сделал попытку встать, но тётушка пресекла это действо на корню.

– Сидеть! Ни с места! – Вдруг рявкнула она.

– Ты чего? – Застыл я с перепугу на месте, как будто у меня под ногой щёлк-нула мина-ловушка. А чего? Это было и для меня неожиданно, да и голос у неё о-го-го, отработанный командный такой голос.

– Пусть не шевелится. Смотри, чего я у него нашла. – Клава выложила на стол бебут с арабской вязью в долу клинка, и простой деревянной рукоятью. – Видел какая игрушка?

– Класс. – Восхитился я. – А ножны где? – Теперь Клавдия уставилась на меня с удивлением.

– Чему ты радуешься? Может он тебя этим зарезать хотел?

– Ну уж прямо так и зарезать. Эррат, вас ведь так зовут?

– Это моё родовое имя...

– Нужно вызвать полицию и сдать этого гастарбайтера. – Отрезала тётушка.

– По паспорту я Зераб Вавель. – Не понятно кому сказал он.

– Очень приятно. – Я.

– Чего тебе приятно? – Не поняла Клавдия. – Этот человек поджидал тебя в твоей квартире с ножом в кармане, а ты с ним разговоры ведёшь.

– Вы, кажется, навещали меня в больнице. – Я.

– Да... – Эррат поморщился, молитвенно вздёрнул брови и глянул на Клаву.

– В больнице? Как ты там оказался? Опять твои тёмные делишки?! Ох, Зинаи-да будет очень недовольна. – Зинаида это моя мама и соответственно род-ная сестра Клавы.

– Да навещал, но не сумел повидаться, вы ещё были без сознания.

– Так я и знала! – Клава в негодовании стукнула ладонью по столу.

– Я хотел прийти к вам попозже, но не смог, не было возможности.

– Интересно, что вам помешало.

– Когда всё это закончится Васька? Сколько мать уже выплакала слёз из-за тебя, ты просто не представляешь, но ты упорно ввязываешься в новые аван-тюры.

– Клава, ты не могла бы нас оставить наедине? – Как можно мягче спросил я. – У нас важный разговор.

– И конфиденциальный. – Вставил свои пять копеек Зераб и зря.

– Я тебя убедительно прошу Вася, вызови полицию, или я сама сейчас вы...

– Что вы сделали? – Уставился я на замершую на полуслове тётушку.

– А. – Утёр лоб гость. – Старый фокус. Вы, конечно, извините меня, но она очень много говорит, а это мешает.

– А она нас не слышит? – Испугался я за неё. Да чего уж там, и за себя тоже, мне ведь потом огребать.

– Нет, для неё сейчас время течёт несколько по иному, чем для нас. – Честно сказать, такой "фокус" ввёл меня в некий ступор и, отчего-то ужасно захоте-лось щёлкнуть Клавку по носу. Когда я в растерянности, меня всё время тянет на всякие глупости.

Бывает, человека гипнотизируют, но что бы так, щёлк и ты восковая фигу-ра..., очень отдаёт розыгрышем, но я-то знаю, что это не так.