Текст книги "Паблисити Эджэнт (СИ)"

Автор книги: Александр Курников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Справка: Аффект – кратковременная, бурно протекающая, положительно или отрицательно окрашенная эмоциональная психогенная реакция. В каче-стве аффективной разрядки люди чаще совершают суицидальные, нежели агрессивные действия. Аффект от латинского affectus – душевное волнение.

Я не берусь спорить с выше приведённой справкой, но суицидального в моих дальнейших действиях не было ничего. Поверьте, я человек исключительно спокойный, не как танк конечно, танки вообще спокойными не бывают, но весьма близко к этому. При всей моей внушительной внешности, для меня более свойственно перевести конфликт в шутку, нежели отвечать агрессией на агрессию. А сам аффект я бы описал так, это состояние когда у тебя исчезает инстинкт самосохранения. Но в моём случае нельзя считать суицидальной наклонностью рискованный манёвр прямо под носом у гружёного КамАЗа, когда я мчался на Рождественскую на тачке Гешы, колючи от которой я просто из него вытряс. Всё что со мной происходило, конечно, можно было назвать сильным душевным волнением, но, по-моему, я просто по-настоящему вышел из себя, первый раз в жизни. Я прекрасно осознавал, что со мной сделает Геша, если я угроблю его мазду. Он, не смотря на свою субтильность, за свою машину мог порвать не то что меня, но, пожалуй, любого тяжеловеса из ММА. Тут конечно присутствует оттенок суицидальной наклонности, но об этом я тогда не думал. Я думал, как буду бить морды нашим клиентам, и гнуть об их головы скрипичные ключи..., все, какие только найду.

Бросив машину у дверей магазина я распахнул дверь, отозвавшуюся мело-дичным звоном колокольчика, и окунулся в чайные ароматы Индии, Цейло-на и Китая. Чайная лавка оказалась пуста, нет, чая тут было завались, просто не было тех, кого я собирал пустить на антрекоты и истребовать ключи от своей ласточки. Я заглянул за прилавок, раскладушка оказалась на месте, но её обитатель со странным именем Боруд, отсутствовал.

– Т – а – а – к. – Огляделся я. – Ну! Вылезайте, давайте! А то я весь чай на план пущу! На один огромный косяк. – Пообещал я. Позади меня раздался визг. Такой отвратительный, женский визг, переходящий в ультразвук. Я резко обернулся и еле успел убраться с дороги разъярённой фурии, ожесточённо размахивающей не маленькими с виду наманикюренными ногтями. – Ты ещё кто такая!? – Заорал я, малость перепугавшись.

– Иииииииииииии-аааааааааааа! – Раздалось в ответ, и растрёпанная жен-щина, превратившись в ветряную мельницу, снова кинулась на меня. Я не знал, что делать. Мне, видите ли, везло, за все мои немалые годы я ни разу не драться с женщинами, конечно, мне доводилось их сдерживать, успокаи-вать, и даже "утешать", но всё это сейчас никак не подходило. Ну не псих же я, что бы лезть к этому смерчу с поцелуями и ласками, и с какими-то баналь-ными объяснениями, которые она сейчас просто не услышит.

Я увернулся ещё раз, потом ещё, ну а на третий мне снова повезло, "мель-ница" запнулась о столик и, влетев "чердаком" в прилавок, на время лиши-лась способности двигаться. Видно ветер кончился.

– Ну зачем же так с женщиной? – Без всякого акцента спросил Боруд и встряхнул своими мощными, борцовскими плечами. Потом он растопырил огромные ручищи и двинулся на меня. Как это я его раньше не заметил? Да, это был такой противник, всем противникам противник, вряд ли мне когда-нибудь доводилось сходиться с таким в единоборстве, если не считать пья-ных драк конечно, там с кем только судьба не сводила. Ну об этом потом, сейчас некогда.

"И так, что мы против него имеем?" Думал я, кружа в боксёрской стойке по торговому залу. "Три года бокса и два баяна?". Пронеслась у меня в голове чья-то шутка. " М-да, баян тут вряд ли пригодится....

Дежавю.

Яркий свет невыносимо резал глаза, воняло хлоркой, и ещё чем-то кислым, как будто давно не мытым. В черепной коробке самым тяжёлым в мире кат-ком, от стенки к стенке, прокатывалась боль, подминая под себя и так утрамбованное до невозможности сознание. Я втянул носом воздух и к уже имевшимся «прелестям» подтянулась тошнота, пустой желудок скрутил спазм, я невольно дёрнулся и в голову ударила молния.

– А – а – а. – Прохрипел я.

– И снова очнулся наш спящий красавец. Правда, на красавца ты нынче не-много не тянешь.

– Миха? – Узнал я голос друга детства. – Тут я готов с тобой согласиться, на красавца не тяну, теперь я просто эталон.

– Смешно. Ну, с возращением мой друг! Похоже, так желанная матушка сво-бода обернулась для тебя злой мачехой. – Я ничего не ответил, но видит Бог, мне было что сказать. Шухов, судя по гробовой тишине, и лёгкому шелесту страниц доносящемуся с соседней койки, куда-то слинял. Глаза немного привыкли к свету, и мне удалось разглядеть бородатого мужика лежащего на койке стоящей через проход от меня, увлечённо читавшего газету.

– Вы не могли бы подать мне воды? – Попросил я.

– Воды? – Переспросил бородач, удивлённо подняв мохнатые брови. – У вас там на тумбочке прорва воды, а вы ещё у меня спрашиваете. – Неприязненно ответил он, не двинувшись с места.

Я с трудом повернул голову, и с не меньшим трудом скосил глаза. Тумбочка основательно была завалена съестными припасами и бутылками с мине-ральной водой и лимонадами, в количестве достаточном, что бы упиться до водянки, и объесться до сытого обморока. Но самое главное, там стояла Миргородская, исключительно редкая минеральная вода с потрясающими восстанавливающими качествами.

Лет десять назад, страдая тяжким похмельем, я забрёл в аптеку на улице Октябрьской Революции и по совету провизора купил эту воду, и вы не поверите, всего два глотка расправили мои плечи, успокоили желудок и мир до этого момента бывший грустным и чёрно-белым, вдруг стал приобретать новые краски, а совесть даже некоторый оптимизм. Правда, с тех самых пор я эту воду нигде больше не встречал, о чём категорически сожалею, ведь я, баран, не удосужился даже адреса производителя посмотреть.

Я неверной рукой дотянулся до заветной бутылки, скрутил алюминиевую пробку, и опрокинул живительную влагу в распахнутый рот. Тоненькие иго-лочки газа вперемешку с водой, пробежав по пищеводу, мигом угомонили всякие спазмы и, хлынув желудок, принесли долгожданное, неописуемое блаженство. Ну как тут не поверить в волшебство?

Минералка ухнула в бездонную пустоту моего организма и растворилась там в мгновение ока. Вдруг невозможно захотелось спать, глаза сами сомкнулись и я ещё успел подумать, какого лешего я снова оказался в инфекционке, когда мне просто-напросто въехали по голове? Голове. Голове ли? Понятия не имею, что мне снилось, но спал я крепко, прямо как в детстве, когда самая страшная трагедия заключалась в утреннем стакане парного, так не любимого мною, молока, которое должно быть выпито обязательно. Даже если на землю упадёт комета, а это, надо думать, выглядело бы красиво....

– Василий Александрович. – Тянул кто-то жалобно над ухом. – Василий Алек-сандрович. – Настойчиво тянул потерявшийся в неизвестной дали беспокой-ник. – Василий....

– Ну да! Да! – От резкого движения снова заболела и закружилась голова, я зажмурился, считая про себя до десяти, что бы ни наорать на человека так бесцеремонно разбудившего меня. В общем-то, счёт никогда мне не помо-гал, но в данном случае был полезен хотя бы тем, что позволял пережить приступ боли, а заодно и разглядеть, на кого я собираюсь орать.

– Печение, ечение, чение, ение, ние, ие, е. – Донёсся до меня детский голо-сок. А я в удивлении разлепил глаза и ни кого рядом с собой не увидел.

– А как будет, например, макароны Сонечка? – Спросил пожилой человек за-нимающий койку у двери. Девочка лет шести сосредоточенно нахмурилась, а я снова огляделся, неужели мне показалось? Хорошенько же меня по головке погладили.

– Макароны, акароны, кароны, ароны, роны, оны, ны, ы.

– Молодец, а посложней сможешь?

– Деда, а где мама?

– Пошла виноград мыть. Ну так как, более сложное слово можешь по буквам разложить?

– Давай!

– Традесканция. – Выдал Сонин дед, но внучка не задумываясь ответила.

– Традесканция, радесканция, адесканция, десканция, есканция, сканция, канция, анция, нция, ция, ия, я!

– Здорово! – Но тут вмешался мой давешний мохнобровый бородач, у кото-рого я так и не допросился воды.

– А слово сабля как будет? – Соня медленно повернула голову в его сторону и с достоинством сказала.

– Дядя, вы дурак?

– Ну зачем же так Сонечка, людей нельзя оскорблять. – Пожурил дед.

– Но он же сам знает...

– Конечно знает, но не стоит опускаться до такого самой, это тебя не красит. – В палату вошёл Михаил.

– А дядю красит? Он ведь знает, что так нельзя, а всё равно делает. – Насупи-лась девочка.

– А ты не обращай внимания.

– То есть, как не обращай Фёдор Игнатьевич? – Не понял Миха. – Обидчиков нельзя не замечать если они просто жаждут того что бы их заметили. Привет Сонька. – Протянул он обрадовано вскочившей девчушке ладонь размером с совок сапёрной лопатки.

– Дядя Миша! – Девочка со всей силы хлопнула по подставленной "доске" своей ручкой и зашипела от боли. – У – у.

– Нужно игнорировать недалёких людей, а не тыкать пальцем в их глупость. – Настаивал на своём дед Сонечки.

– Недалёких можно, – согласился Миха – хамов, нельзя.

– А что же делать дядь Миш? – Влезла Сонечка.

– Дать в бубен.

– Ну что же вы Михаил Афанасьевич, при детях такое.

– Дать в бубен! Дать в бубен!– Развеселилась Сонечка, а бородатый мужик нервно прикрылся газеткой.

– Соня! Прекрати. – Строго сказал дед.

– Гы. – Я так и не понял, кто это сказал, Миха или Соня.

Я осторожно сел на кровать, тумбочка стоящая рядом была девственно чис-та, от разной снеди на ней не осталось и следа.

– Ну ты как Вась? Чердак ещё на место не встал?

– Если крыша поехала, то плотник уже не поможет. – Обречённым голосом ответил я, всё ещё рассматривая пустую тумбочку. Миха присел напротив.

– Кто же это тебя так отоварил?

– Я не видел, а злодей, наверно из природной скромности, забыл предста-виться. – Я заглянул в тумбочку, но и там было пусто.

– Всё шутишь. Смотри, дошутишься. Если уже не дошутится.

– Пока Бог миловал, а это. – Я аккуратно указал на свою голову. – Из-за моего собственного неадекватного поведения, оказывается люди, иногда ей думают, прежде чем что-нибудь сделать.

– Великое открытие. – В голосе Михи не было сарказма. – Ты Вась, с детства безбашенным был. Кто первым из наших пацанов с десятиметровой вышки сиганул? Ты. Кто первым рискнул за трамвай листом от теплотрассы заце-питься и промчаться до следующей остановки? Ты. Ну а в Парке 1го Мая, без тебя ни одна драка не обходилась. Так что неадекватное поведение для тебя норма.

– Тебя послушать, так я всегда психом ненормальным был. – Бляха муха, куда всё делось-то? Жрать же хочется!

– Для кого-то может и псих, но для тебя, как я уже сказал, это нормальное поведение.

– Зато для тебя это не норма. – Я указал на его зоновские наколки. – При та-ких благородно интеллигентских предках, скатиться до грабежа и разбоя, вот это по-настоящему верх ненормальности.

– Ты ещё забыл добавить, в составе группы лиц.

– Да я же не в обиду Мих, просто в моём мире, Мишенька Шухов, добрый и отзывчивый мальчик из интеллигентной семьи, который даже слово "блин" не покраснев, не мог сказать, и уж извини меня, ты, ну никак не пересекают-ся. Прямо параллельные реальности какие-то. – Миша кивнул.

– Мир в принципе состоит из сплошных параллелей, а уж реальностей у него вообще никто не считал. – Ну зачем мне надо было его задевать? Тоже мне, праведник херов.

– Извини. – Выдавил я. Ужасно, ужасно и дико ненавижу извиняться. Миха снова кивнул и поднялся. – Погоди. Где мне доктора найти?

– А тебе зачем? На улице вечереет уже, вряд ли кто-нибудь тебя сейчас вы-пишет, так что лежи, набирайся сил и чини свой чердак.

Я повернулся к окну, решётчатый забор, за которым находилась дорога и где-то дальше, за следующим, уже деревянным забором крестообразное здание церкви-школы, всё это потихоньку погружалось во тьму. Мимо про-езжали редкие машины, выхватывая фарами ещё более редких прохожих, где-то справа находился бассейн, а слева чернела громада стадиона Локомотив, по краям которого торчали тёмные вышки прожекторов.

– Бред какой-то. – Я аккуратно лёг на плоскую, утрамбованную десятками голов подушку, накрылся куцым одеяльцем, засунутым в старый пододеяльник с жёлтыми разводами оставшимися после горячей сан обработки и уставился в потолок. Думать, почему я снова оказался здесь, и почему именно здесь не имело смысла. И так понятно, что шеф снова подсуетился. Но вот другие мысли не давала покоя, зачем всё это? Зачем нужно было подделывать доп. лист, неужели только ради того, что бы поиметь какую-то сумму с Эдельвейса? Как-то не верится, что из-за одного не выполненного контракта Протасов, мой шеф, потеряет своё детище, скорее нет, я даже уверен, что нет, Парасоль и не такие дела выигрывал. И если здраво рассудить, что в Эдельвейсе есть такого, чего нет, например в..., ну..., нефтяной скважине? В скважине денег больше, если всё это ради денег. А если не ради денег? Тогда..., ради чего?

И ещё, на кой чёрт нужно было воровать мою машину? Реальные дебилы. Чего они этим добивались? Ну ведь ни одного осмысленного шага.

Я устало вздохнул, Сонечка с Фёдором Игнатьевичем расчленяли гиппопо-тама, естественно не в живую, а по буквам, мохнобровый бородач, который час подряд читал одну и ту же газету, подозреваю, что не только газету, но ещё одну и ту же страницу. Миха "выковыривал" что-то из планшета поми-нутно тихо чертыхаясь и косясь на симпатичную Сонечкину маму.

Стемнело, в палате зажги свет, на улице разгорались фонари. В коридоре отделения не было слышно обыкновенной вечерней суеты, не шастали больные, не бегали медсёстры, не бубнили за стенами телевизоры.

Соня с мамочкой начали собираться домой.

– Скоро ужин. – Ожил бородач. – Интересно, что сегодня дадут? – Вопрос в воздухе не повис, мужик явно не ждал ответа.

А если зайти с другой стороны. Чего бы, например, я смог добиться своим дурацким поступком, подделав договор? Какого-то громкого скандала? Нет, всем кардинально будет насрать, на мой маленький чайный магазинчик, разинувший пасть на довольно успешную рекламную контору. Вот если бы у меня была известная во всём мире, или хотя бы стране компания, Газпром например, а чего мелочиться, мечтать оно никогда не вредно. Правда, просто мечтать, не ставя целью исполнение своей мечты, решительно бесполезно, ну да я не об этом. И если бы мне захотелось стереть в порошок конкретную рекламную фирмешку, вот тогда, имея штат юристов подобных Парасолю, (владея Газпромом я бы себе мог такое позволить) я бы в один день освежевал хладный трупик эдельвейса, если так можно выразиться. Только на кой оно мне сдалось? Кстати, а чего это наш генерал от юриспруденции не работает на такие фирмы-гиганты? А с чего я взял, что он на них не работает? Ну да.

И что из этого выходит? Что у нас там в сухом остатке? А в остатке деньги и выходит так, что не огромные деньги, за огромные Протасов лично спалит "Эдельвейс" дотла, и при этом даже не пустит скупую мужскую слезу, а "хоть какие-нибудь" деньги. Кстати, сюда вписывается и покража моей ласточки. А что? Как вариант?

В принципе такая версия может прокатить, но есть одно "но". Если это не-далёкие мошенники чего тогда мой шеф так всполошился, да не просто всполошился, а подтянул целого Парасоля?

Я зевнул и, кажется, на минуточку закрыл глаза, а проспал, как выяснилось, целых полчаса. Что-то меня в последнее время непозволительно часто бро-сает в объятия Морфея, а если учесть какой сейчас календарный месяц, то есть опасность, что к концу следующего месяца я впаду в зимнюю спячку.

На ужин были толстые макароны, колером один в один как наше постельное бельё. То есть белые, белые, а потом рраз и жёлтые с тёмно-коричневым, креативный колорист больнице, однако попался. Крутая эклектика. Должно быть он непризнанный гений. Ну как бы там ни было, макароны я съел, ведь сверху на них бросили щепотку тёртого сыра, понятно, что не гауда, но всё равно вкусно. А если ещё учесть, что чашка кофе так благородно предложенная мне Михой с утра, была единственной пищей за весь сегодняшний день, то от макарон меня было за уши не оттащить.

В больнице я провалялся три дня, доктор мной особо не интересовался, зато из Эдельвейса явилась Эллочка, принесла мне ключи от моей ласточки, кое каких продуктов, бритвенные принадлежности и средства личной гигиены. Вы бы видели какой эффект она произвела на Михаила. Беднягу просто сдуло с кровати при её появлении, но когда он увидел свои, растянутые на коленях треники, и майку алкоголичку (где он её только откапал), он тут же залился малиновым цветом и постыдно бежал в коридор, откуда не возвращался до тех пор, пока она не ушла. Да что говорить, даже наш неприветливый мохнобровый бородач, увидев её, на секунду перестал шуршать своей газеткой.

Не стоит говорить, что визит Эллочки и для меня стал неожиданностью, и не буду скрывать было мне очень приятно видеть её улыбку и заботу. Правда улыбалась она как всегда дежурно, без всякой теплоты, да и забота свелась к двум, трём вопросам о моём здоровье, но всё же. Да простят меня женщи-ны, не считающие себя красивыми (а это глупость), но, увы, любой мужчина тает даже перед мнимой заботой красавицы, так уж мы устроены. В успокое-нии могу одно лишь вам сказать, если любая из вас, будучи любимой жен-щиной, навестит своего мужчину в больнице, или просто окажется с ним ря-дом в трудную минуту, то поверьте, в наших глазах вы увидите такое, чего не удостаивалась ни одна красотка за всю историю существования человечест-ва.

На пятый день лечения мне сунули в зубы пакет с моими вещичками, не-доеденной колбасой и банкой растворимого кофе, и выставили вон из боль-ницы на лютый мороз. В очередной раз, вдохнув полной грудью пьянящий воздух свободы, я заторопился домой, а то вдруг опять чего-нибудь..., тогда уж лучше ну его на фиг.

Неделю я валялся дома и ничего не делал. Я не смотрел телевизор, не брал телефон, не включал компьютер, не слушал радио, не общался с друзьями и напрочь забыл о коллегах. Я спал, ел, думал и читал старые книги. В свобод-ное время между этими важными занятиями я курил в подъезде и кормил сардельками соседского кота и похоже надёжно его на них подсадил, из-за чего мне пришлось скрываться от него на балконе своей собственной квар-тиры, а там блин был не май месяц, там было холодно, но сардельки, увы, кончились и подъезд был временно для меня закрыт. Вот таким Макаром я и создал себе проблему, которую я сумел не на долго решить с помощью кильки в томатном соусе, но и она имеет свойство заканчиваться, а котяра на компромисс в виде колбасы не шёл. Он шёл только на конфронтацию и на сардельку, а так как в магазин я тоже не ходил, весь остаток моего затворни-чества он конфронтировал мне под дверь. Скотина. Курил я в туалете.

Глава 2.

«И на восьмой день он открыл дверь»

Из не вошедшего, там ещё и девятый был.

Нет, что, правда, то, правда, все семь дней я не был доступен ни для кого, всё это время я строил себя заново, очищал своё сознание от ненужного хлама, от неприятных впечатлений, не удачного опыта и т.д. Если выразиться более современно, то я потихонечку удалял все папки из своего системного диска путём их подробного разбора с позиции человека не встроенного в со-циум. (Не путать с бомжом, пофигистом или хиппи.)

Есть такой древний, как не знаю что, способ разрешить любую ситуацию, лично я делал это так. Достаю из шкафа метроном, запускаю его, выключаю свет, сажусь в кресло, и ввожу свой мозг в тета-ритм, что позволяет мне дей-ствовать на уровне подсознания и на этом же уровне рассматривать различ-ные сложившиеся ситуации. Прошу вас не перепутайте порядок действий, я как-то сначала выключил свет, а затем залез в шкаф и разбил любимую ма-мину вазу, она об этом до сих пор не знает. Увы мне, эта проблема так и ос-талась неразрешённой, просто данная ваза существовала лишь в единствен-ном экземпляре, и тут мне даже глубокая медитация не помогла. Ну а тем, кто захочет познать себя самого дам один совет, избегайте тех, кто учит за деньги. Ни один просветлённый в них не нуждается, а не просветлённый ни-чему вас не научит. В самом лучшем случае он заберёт ваше имущество, в самом худшем вашу жизнь и жизнь ваших близки. Без шуток.

Выйдя на работу, тачка всё-таки завелась, я обзвонил своих постоянных кли-ентов, извинился за то, что целую неделю не брал трубку, перезаключил с одним из них договор. Он, кстати, владелец небольшого коньячного заводи-ка и само собой новое соглашение было прилично обмыто продуктом собст-венного производства, посидели не плохо. Песен попели, на гитарке побрен-чали.

На другой день один из моих бывших клиентов и давних приятелей, попро-сил о встрече. Меня это несколько удивило потому как Сеня Евграфов, давно ни какого собственного дела не имел, хотя пару лет назад был весьма не дурственным адвокатом. Потом, говорят, он совсем завязал, развёлся, за-крыл практику, и уехал куда-то в Китай, толи снова женился, толи забрился в Шаолиньские монахи. Никто толком не знал. Помимо этого Протасов, мой шеф, заикнулся о новом, весьма перспективном клиенте, владельце недавно отстроенного огромного супермаркета и выудить такую "рыбу" оказывается мог только я. Ну я и выудил, только шеф, судя по утреннему звонку Гешы, остался не доволен контрактом. Короче работы было море. Само собой о неудаче со "Скрипичным Ключом" он больше не вспоминал, а я не счёл нужным его расспрашивать. Зачем? Дело прошлое. Вот только кошмары одолевали, да всякие недоразумения с телефоном, машиной, а теперь ещё и телевизором.

Покрутившись по квартире, в поисках папки с документами, периодически страдая от изжоги вызванной ливерной колбасой и нехорошим настроением, я выглянул в окно.

– Ну что же ты сердешный, так и торчал под моими окнами всю ночь? – Во дворе дома сталинского типа, где я жил, которое утро подряд появлялся на лавочке человек весьма экстравагантной внешности. Даже из далека было видно, что он высок, не меньше метра восьмидесяти, восьмидесяти пяти, толст, одутловат, носил не по размеру маленькую цигейковую шапку ушанку. Она еле налезала на его грушеподобную голову, где щёки, соответственно, являлись низом этой самой груши. Одет он был в старый женский, длинный, когда-то сиреневый пуховик до пят, который застёгивался на нём только до солнечного сплетения, ну или до того места где начинался живот.

Как давно он тут возник, может неделю назад, может больше, не могу ска-зать, но есть одно интересное наблюдение, стоило кому-нибудь из жильцов нашего подъезда выйти из дома, как он тут же поднимался и уходил в строго противоположную сторону. Меня честно сказать забавляло его метания по двору, особенно тогда, когда из дома выходило сразу трое, и каждый из них отправлялся своей дорогой. Бедняга неожиданно терял свой жутко важный вид и, дёргаясь как потерпевший, на полусогнутых конечностях накручивал несколько кругов вокруг детской площадки или метался вдоль гаражей. Ох-хо-хо, смешно-то оно смешно конечно, но в свете последних событий этот дворовый заседатель немного меня напрягал. Вот чего он тут трётся? Ну да ладно. Я вышел во двор, оглядел свою ласточку, пытаясь угадать, заведётся она сегодня или нет. Капот, крылья и ветровое стекло забрало утренним инеем, поскрести что ли? Или само оттает? Денёк-то сегодня более-менее тёплым обещает быть. Я зябко поёжился от неожиданно налетевшего холодного ветра. М-да. Отключил сигналку, запрыгнул в машину и вставил ключ зажигания. Машина завелась. Я чуть было не гаркнул во всю мощь своих лёгких троекратное "Ура!", день обещает быть не только тёплым, но ещё и удачным. И тут же снова поёжился, только уже не от ветра, а так, сам не знаю от чего.

– Да брось ты. – Успокоил я сам себя. – Дела идут вполне сносно, и совер-шенно неважно, что шеф нынче попытается спустить с тебя шкуру, сколько раз он пытался это сделать? Много. И сколько раз ему это удавалось? Ни ра-зую. Так чего ты тогда киснешь? – Я вздохнул. В самом деле чего это я?

Через секунду "дворовый заседатель" набрав спринтерскую скорость, (эта-кая туша) попытался столкнуться с моей машиной выруливающей со двора, но я резко дав руля влево, затормозил, а "заседатель", работающий на уп-реждение, вместо того что бы ухнуть мне на капот, ухнул где-то перед ним.

– Падла! – Заорал я. – День говоришь, удался! Да!? – Яростно бубнил я, вылезая из машины с намерением добить этого "заседателя" и жалея о том, что не прихватил с собой ключ-балонник от КамАЗа, неизвестно какими путями оказавшийся у меня в багажнике. Обогнув машину, я увидел этого засранца пытавшегося подняться на свои хилые конечности. – Ну чё гиревик затейник, ради этого ты тут сутки напролёт околачивался, да!? – Он стоя на четвереньках развернулся ко мне тылом и я не удержавшись отвесил ему хорошего пенделя, настолько хорошего, что даже нога заныла. Заседатель рванул с низкого старта и скрылся в арке. – Автоподставщик херов. – Выдохнул я и снова сел за руль и снова выдохнул. Моё самообладание несколько разбежалось в разные стороны и, что бы собрать его, нужно было немного времени, а иначе я точно в кого-нибудь въеду, не по злому умыслу, а из чувства противоречия, вот такая я сложная натура, мать мою за ногу. Ещё раз, вздохнув и внимательно оглядевшись в поисках очередного "заседателя", я нажал на педаль газа и выехал со двора.

Так, куда ехать? К Евграфову или шефу? То есть неизвестно к чему или к кон-кретным кренделям. Выбор явно падал на Сеню, но сложность моей натуры заставляла ехать к Протасову, не потому что мне так уж хотелось с ним пору-гаться, просто в первой половине дня я предпочитаю решать проблемы, а уж во второй их создавать. Хе-хе. Нет конечно, проблемы я себе предпочитаю вообще не создавать, и проблем от Сени, которого я сто лет не видел, я однозначно не ожидал. Зазвонил телефон. Странно, а я ведь его так и не включил, а ещё интересно списываются ли деньги со счёта.

– Алло.

– Эт я.

– Да Геш.

– Шеф больше паром не пышет и встречу вашу откладывает, а вернее даже переносит.

– А в чём разница?

– Чего?

– Забей, не важно.

– Правда?

– Да. Давай короче Геш.

– Тогда записывай.

– Запомню.

– Сегодня в восемь, в "Кингстоне".

– В пивном баре? – Удивился я. Шеф и бары у меня в голове ну ни как не ук-ладываются вместе, примерно так же как крокодил и вегетарианство, к тому же такие паршивые бары. – Ты уверен?

– В чём? – Иногда Геша начинает бесить. – В том, что встреча откладывается?

– Нет, в том, что в "Кингстоне".

– Абсолютно. Вот так прямо и написано, "Кингстон" улица Прибоя дом семь, бар.

– Странно. Хорошо, понял, буду.

– Тогда отбой.

Я запихнул телефон в карман и, вырулив на ближайший перекрёсток раз-вернул, машу и направил её на Суетинку, где-то там теперь обитал мой дав-ний приятель. Интересно, почему он не захотел встретиться где-нибудь в ресторане, давно я в них не хаживал, а уж тем более не едал на халяву.

Суетинка, когда-то Суйкин переулок, одна из старых частей города, не так уж давно тут стояли деревянные, одно, двух и трёх этажные дома с каменными первыми этажами, с внутренними, обжитыми двориками, курями, собаками и огромными свиньями, валяющимися в грязи прямо на проезжей части, так как асфальтированной дороги тогда ещё не было. До революции жили здесь мелкие купчики вперемешку с мещанами и служащими, стояло несколько контор, богадельня, православное женское духовное училище, с общежитием при нём. А теперь..., теперь и глазу зацепиться не за что. Почти не за что. А ведь был когда-то целый мирок, патриархальной, кондовой, купеческо-городской жизни. Сколько поколений тут сменилось, и какими были эти люди, сейчас вряд ли кто ответит, а ведь жизнь была....

Встреча произошла как-то совсем уж обыденно, как будто мы только на прошлой неделе расстались и точно знали, что сегодня встретимся. Я подъе-хал к дому, позвонил, он вышел, мы пожали друг другу руки и он без лишних слов сел в машину. Всё. А с другой стороны чего я ещё ожидал? Мы ведь особо никогда не дружили, хотя были знакомы ещё со студенческих времён и частенько пересекались на разных сейшенах и вечеринках.

– Какими судьбами? – Вежливо осведомился я. Он зябко поёжился.

– Отвык я от наших холодов.

– Это, как ты знаешь, ещё не холода.

– Знаю, потому и хочу поскорее разобраться с делами.

– Хм, неужели в Китае теплее?

– В каком Китае?

– В Китайском конечно. – Он помолчал пару секунд, соображая наверно, что такое Китайский Китай, где он находится и чем отличается он другого Китая, того, который КНР.

– Причём тут Китай Вась?

– Как это причём, ты же туда уехал и вроде как женился даже, там. – Сеня за-ржал и, как-то сразу вся неловкость, напряжённость первой встречи поутих-ла, немного сгладилась. Как будто в машине ехали не Арсений Николаевич и Василий Александрович, бывшие деловые партнёры, а Сеня и Вася, добрые приятели, любители вина и женщин, как было когда-то.

– Ну граждане, я с вас прямо худею. – Досмеиваясь вытянул он. – Это кому же такая дикая мысль в голову пришла?

– Да кто ж сейчас вспомнит. – Буркнул я, удивляясь как это можно было по-верить Женке Соболевой, первейшей сплетнице среди всех моих знакомых сплетниц, имеющей самый длинный язык из всех известных мне языков.

– Ох, люди, люди. – Не понятно чему вздохнул он.

В ресторан он меня всё же пригласил, только выпивать мне было нельзя, а значит пятьдесят процентов всего удовольствия, я однозначно потерял. Ну да ладно, хоть поем вкусно, а поесть было чего, Сеня расщедрился.

– Ну так где же ты был, если не в Китае? – Решил удовлетворить я своё любо-пытство, после того как удовлетворил первый голод маленькой порцией го-вяжьей отбивной с шалфеем и ещё какой-то хренью.

– Индия, Иран, Эмираты.

– Вот это да, а на ком ты там женился?

– Да кто тут у вас сивым мерином заделался!? Я и не разводился даже!

– Во как. – Сказал я многозначительно, но лишь для того, что бы поддержать разговор, и сильно не отвлекаться от жареных свиных рёбрышек в соусе бар-бекю. Цимус, советую, особенно вегетарианцам.

– Вот так.

– Значит и в Китае ты не был, и не разводился, и в монахи Шаолиньские не пошёл. – Тут Сеня фужер с водкой чуть мимо рта не пронёс.

– Ты это серьёзно?

– Серьёзней некуда.

– Мама рОдная. Ну трепачи, лишь бы языком почесать.

– А чего ещё делать Сень? Тут ведь скука смертная, дом, работа, работа, дом. У всех дела, заботы, дети, тёщи, ремонты, машины и прочие сады, дачи и огороды. Друзей видим редко, а про приятелей, и говорить не чего. Вот ты спроси меня о наших общих знакомых, я лишь руками разведу, хотя далеко не так занят, как они все.