Текст книги "Паблисити Эджэнт (СИ)"

Автор книги: Александр Курников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 4

Договорившись, встретится с Ялдыгой вечером, я двинул обратно на похо-роны, точнее на поминки, в надежде разузнать у коллег, куда подевался Ге-ша, но многие из них отчего-то решили пренебречь древней традицией и на эти самые поминки не явились. И это странно, подчинённые Протасова если уж и не любили его как отца родного, то точно уважали как доброго крёстного, а пожрать и выпить за чужой счёт, притом на вполне традиционных основаниях: день рожденья, свадьба, развод, рождение отпрыска, простава и т.д., считали своим долгом все.

Покрутив в растерянности головой, я встретился взглядом с одной персоной из коммерческого отдела и знаком попросил её оторваться от гречневой каши с компотом. Персона нехотя отвалила от богатого стола своё тяжёлое тело, и на высоченных стальных шпильках, грозящих проткнуть бетонный пол, двинулась ко мне.

– Чего тебе Вася?

– А Геша где? Он был на похоронах, я его что-то не заметил?

– Георгий Павлович на работе, ведь кто-то должен работать Вась, не так ли?

– Ты чего? – Тон создания из коммерческого отдела подозрительно кого-то напоминал.

– Я ничего, я есть хочу, пока есть, что есть, а вот некоторые товарищи, кото-рые нам совсем не товарищи, говорят, что жрать вредно, а работать нет.

– Жрать Надя вообще вредно. – Я оглядел столы. – Но работать на голодный желудок, ещё вреднее, а кто это в таком ключе высказался? Уж не господин ли Золин?

– Он самый, фикус сраный, ни дна ему, ни покрышки. Представь, выходим мы всей толпой с кладбища, а этот хорек собирает нас всех в кружок, достаёт список и зачитывает фамилии тех, кто прямо отсюда едет на работу вкалы-вать как проклятый, а кто остаётся поминать усопшего. Ему, конечно, задают резонный вопрос, а каковы критерии отбора? По весу, по значимости, или ещё каким индивидуальным признакам? А он говорит, "это я так решил".

– Ему там морду случайно не набили?

– Нет, хотя некоторые пытались, он правда их быстро уволил, и ребята спо-койно пошли поминать шефа, а остальные поехали работать работу.

– Тебя что, тоже уволили?

– Ага, и знаешь, лучше работать с холодной и скользкой жабой в обнимку, чем с этим скунсом.

– Ну вы даёте.

– А куда деваться? Прогиб перед Золиным, это как измена родине, один раз совершил и враг навсегда.

– А сложное семейное положение учитывается?

– Не-а. – Она посмотрела в мои широко открытые, наивные глаза, и добави-ла. – А кому сейчас легко?

– Вот из таких как ты и получаются революционерки. У тебя отсутствуют кри-тические восприятия своих убеждений, это симптом Надин, это надо лечить.

– Фанатизм не лечится Базиль. – Она успокаивающе похлопала меня по пле-чу. – Ну ладно, ещё увидимся. – И отвалили к столу.

– Ага, не лечится, зато, успешно заедается. – Пробормотал я, и развернув-шись, нос к носу столкнулся с предметом нашего разговора, то есть с фику-сом, жабой и скунсом в одном лице.

– О чём вы там шепчите Василий Александрович? – Поинтересовался Золин.

– Да так, молюсь перед трапезой. – Соврал я первое, что пришло мне в голо-ву, заодно изобразив одухотворённое лицо.

– Что? – Не понял временный директор "Эдельвейса". – А, вы ещё не ели, то-гда конечно проходите, садитесь, у меня как раз разговорчик к вам имеется. – Честно сказать я был голоден как волк, и от предложения отказываться не собирался, но Золин не счёл нужным ждать, когда я хоть немного утолю го-лод, и начал сразу. Я ещё даже кутью с оладьями не попробовал, а он уже заставил меня поперхнуться.

– В общем так, в свете последних событий Василий Александрович, наше агентство решило расторгнуть с вами договор о сотрудничестве, (эх Марьяна) и нам нужно, что бы вы переориентировали своих клиентов напрямую, то есть, сразу на "Эдельвейс". Так всем будет проще работать, а вы в свою очередь можете влиться в дружные ряды нашего коллектива, на правах рядового рекламного агента. – Вот так. Честно сказать я ждал чего-то подобного, но кутья всё равно показалась мне слишком сладкой, а оладьи перепеченными. Похоже, на моём лице отобразилось нечто такое, из-за чего Золин решил добавить пару ласковых. – Время любимчиков прошло Василий Александрович, и вы должны это принять как данность, без помощи Протасова ваша клиентура резко пойдёт на убыль, так что не стоит артачиться.

– С чего это вы взяли?

– Ну всем же известно, что Геннадий Петрович по доброте душевной подки-дывал вам клиентов, в знак, так сказать, ваших э-эм..., дружеских отношений с его дочерью, любимой нами Марьяной Геннадьевной. – Прогиб, прогиб, тройной прогиб, или как там, в фигурном катании? А, не важно, всё равно не засчитан, Марьяши-то радом не было.

– Вы в этом уверены?

– Ну, я как-никак, замом Протасова был. – Хреновый из тебя зам получается.

– Не скрою, Протасов поручал мне работу кое с кем из его клиентов, но мои-ми они никогда не становились.

– Уж не хотите ли вы сказать Василий Александрович, что вся ваша клиентура наработана вами.

– Хочу.

– Но вы же не будете отрицать, что решающим в их желании работать с вами, было имя Протасова.

– Не буду, именно имя Протасова, а никак не имя Золина.

– Ах вон вы о чём. – Усмехнулся и.о.

– Именно об этом, кто же будет работать с вами, если вы за один присест уволили треть своих сотрудников, да к тому же не самых плохих.

– Не самых плохих? Хороша рецензия. Не самые плохие сейчас находятся в офисе и впахивают, а не жрут расстегаев по ресторанам в три горла! – Разо-шёлся хорёк.

– Помянуть человека, проводить в последний путь того, кто столько лет давал им работу это, по-вашему, жрать расстегаев по ресторанам? Да русский ли вы месье Золин!? И на счёт расстегаев вы сильно загнули, кутья дрянь, остальное тоже не далеко ушло.

– Не надо передёргивать! Вы прекрасно понимаете о чём я! – Ещё бы мне не понимать.

– Не орите пожалуйста, на вас люди смотрят. – Я поднялся, что-то с поминка-ми сегодня не задалось, лучше уж я в одиночку выпью соточку водки, закушу грибочком да помяну шефа добрым словом, чем тут скандалы разводить. – Всего хорошего.

– Я вас не отпускал Василий Александрович, и мы ещё не договорили.

– На мой взгляд, вы сказали всё, что хотели. А на счёт вашего "предложения", я буду думать.

– О чём тут думать? И так всё ясно!

– Кому? – Выслушивать ответ я не стал, и покинул заведение. Уже спускаясь в лифте, мне пришла голову одна неутешительная мысль, что не так уж Золин и не прав. – "Всё-таки "Эдельвейс" это как ни крути бренд, и работать с ним хотят многие, правда, не многие могут себе это позволить, а те, кто могут, и завязан на "Эдельвейс" через меня, вряд ли уйдут за мной в другое реклам-ное агентство. Вот если бы у меня были деньги.... М-да, откуда им взяться..., мечтатель. Хотя, погодите, у меня же где-то есть мифический мотоцикл, не-коего американского фантома, который стоит о-го-го сколько, вот только где он?" – Через секунду я рассмеялся в голос, чем изрядно напугал свою спутницу. Дамочка лет сорока пяти так настороженно глянула на меня, отодвинулась подальше и стала внимательно рассматривать своё отражение в стеклянной стенке. – Простите – "На счёт мотоцикла конечно бред полнейший, но если его загнать, то на вырученные деньги можно открыть свою фирму, забрать лучшую половину сотрудников Протасова и утереть нос не только Золину, но и... . Как бы там ни было, а за мной треть клиентов "Эдельвейса" и я могу так подгадить Марьяне, что.... Нет, не смогу. Гадить когда-то любимой женщине, это низко." – И тут я снова рассмеялся, – "ну надо же, нафантазировал, эк куда меня занесло! Загнать несуществующий мотоцикл, разорить бывшую любовь и отобрать у неё фирму, а! Чего ещё!?" – Моя спутница тем временем трясущейся рукой, нервно поправляла себе причёску, одёргивала юбку, и пыталась разглядеть у себя на спине бумагу с дурцкой надписью, приклеенную ей туда неведомыми шутниками.

– Простите, это я не над вами смеюсь. – Решил внести ясность и зачем-то до-бавил. – Я просто с поминок еду. – Дама, сделав огромные глаза, посмотрела на меня и в этот момент, слава Богу, раскрылись двери.

Пройдя вестибюль, я вышел на улицу, в последние дни мне в помещениях ужасно не хватает воздуха, всё никак надышаться не могу, к врачу что ли сходить? Ага, сходишь тут, вдруг попадётся какой-нибудь маньячило опив-шийся чая и ампутирует мне голову, приняв её за атавизм.

Стоя у края тротуара, я взмахнул рукой, ловя такси, а другую, замёрзшую на холодном ветру, засунул в карман и нащупал ключи с брелком от "индиан".

– Я же их дома оставил. – Хм. В голову закралась весёлая мысль. Если плю-нуть на всякую логику, здравый смысл и законы вселенной, то пожелай я сейчас явиться мотоциклу, он появится? Я огляделся по сторонам и тихо по-звал, – Роджер. – И что вы думаете? Никто не приехал. – Развод.

Через полчаса я был в "Эдельвейсе", и был, мягко говоря, удивлён случив-шейся перемене. В коридорах не толклись, в курилках не курили, от началь-ства в туалетах никто не прятался, а в кабинетах повисла деловая, но какая-то давящая на нервы суета и самое главное, что меня окончательно повергло в шок, впервые за столько лет, меня не встретила своей неизменно вежливой улыбкой красавица Эллочка. Я чуть было в слух не крикнул "что за хрень тут происходит!", но в этот момент из-за конторки высунулся Геша.

– Привет. – Промямлил он. – Что, удивлён? Поверь, я тоже. – Он переклады-вал какие-то бумаги с места на место, наверное, не знал куда их деть. – А ты, должно быть, за вещами?

– Какими вещами?

– Ну, тут Золин велел освободить твой кабинет, он сказал, что ты уволился.

– Я?

– А разве нет? – А что я мог ответить?

– Я ещё не знаю.

– Ага, – немного повеселел бывший секретарь, – значит, я могу их к менагерам отнести? Там как раз для тебя стол приготовили!

– Да ну!?

– Правда.

– Шикарно. Слушай геш, нет ли у нас какого умельца по цифровым спецэф-фектам?

– Да полно всяких, а тебе зачем?

– Есть у меня одно видео, хочется кое-что там поподробней рассмотреть, но без грамотного спеца с путной программой сделать этого не возможно.

– Ну, это просто Василий Александрович. – Перешёл Геша на деловой тон, так как в приёмную вошли посторонние.

– Да ладно тебе Геш, теперь можно и без субординации. – Бывший секретарь стрельнул глазами по сторонам и наклонившись ко мне, зашептал.

– Неужели они и тебя продавили? Как!? Не соглашайся работать на Золина, это же..., это же....

– Как предательство родины? – Подсказал я ему.

– Да! – Дал петуха разволновавшийся Геша. – Ой.

– Так где твой специалист? – Георгий потупил взгляд, и сказал.

– В семнадцатом кабинете.

– Спасибо. – Эх, Геша, Геша. Подойдя к двери я обернулся, посмотрел на смущённого парня и улыбнулся. Жизнь она брат такая, нарочно не добьёт, так случайно сам застрелишься.

А спецом оказался Вольдемар Чиряткин, чего я от него никак не ожидал, я-то всю нашу совместную трудовую деятельность полагал, что он пиротехник, ибо без него, вернее его самодельных фейерверков ни один корпоратив не обходился, а оказалось он самый настоящий компьютерный гений. Ну как гений? Не знаю как для вас, а для меня, человек умеющий вызывать командную строку, уже гений.

Когда он с помощью хитрой программки что-то там колдовал над клубком теней, я ловил себя на мысли, что где-то видел эти тени, где-то рядом и не один раз.

Бывает так, ты резко поворачиваешься и периферическим зрением цепля-ешь миг чьего-то движения, ты доворачиваешь голову и убеждаешься, что там никого и в помине не было, но движение ты видел, нечёткое, неясное, но видел. Вообще, некоторые знающие граждане считают, что перифериче-ское зрение намного сложней туннельного. Засекая им движение, человек реагирует в несколько раз быстрее, более чётко анализирует ситуацию, меньше поддаётся панике в случае опасности и ещё говорят, им мы можем заметить нечто такое, чего мы видеть в принципе не должны.

Видели бы вы лицо Вольдемара, когда из вороха теней проступила межра-совая рожа Боруда из чайной лавки ну, в том момент, когда он в удивлении оглянулся на Ялдыгу гонящегося за ним в одних трусах, но с ухватом и крышкой от бака. Чиряткин поморгал глазами, потёр их, взлохматил богатую шевелюру и с немым вопросом уставился на меня, видно заподозрив, что я, ничего не соображающее в компьютерах прямоходящее, каким-то образом умудрился создать такой спецэффект который он, гений компьютерный, способный вызвать не только командную строку, но и выйти в БИОС, разгадать не может. Но поглядев на выражение моего "одухотворённого" лица, сначала переменил своё мнение, а потом, как и я, испугался, правда немного, он-то не знал, что это не спецэффект. А испугаться было от чего, я видел Боруда в живую, и тот, кого я видел сейчас на экране был, несомненно он, но человеком он не был.

– И что это такое? – Поинтересовался Чиряткин.

– Запись с камеры видеонаблюдения.

– Это я понял, но кто этот перец, который заставил тебя побледнеть? Хотя, надо признаться графика просто сумасшедшая. Я думаю, даже в Голливуд-ские CG-художники на такое не способны. Где взял? Кто автор? – Я сосчитал до трёх и спокойно ответил.

– Это всего лишь запись с наружной камеры наблюдения.

– Да? Парням, учудившим такое респект.

– При встрече передам. Бывай, мне пора.

– Бывай. – И проводив меня взглядом, повернулся к своему коллеге. – А да-вай Лёха выложим это в сеть.

– А что там?

– Да вот Репин притащил запись одну, а я её по-тихому скопировал, ты лучше сам глянь, закачаешься.

Ноги автоматически принесли меня на второй этаж бизнес центра, тут в ка-фе подавали очень хорошую выпечку, хотя думал я не о ней. Должно быть, тело хотело есть, а мозг пытался справиться с существованием вещей, кото-рые он отрицал как не возможные, и положил на это занятие слишком много сил, совершенно забыв о периферии своего обитания, вот оно, тело то есть, и пришвартовалось туда, где могло подзаправиться. Война войной, а обед по расписанию, хотя судя по времени я уже и на полдник опоздал.

М-да. Такой случай, что и сказать не чего. Уж сколько я всего "такого – этакого" повидал, а мозгами..., да нет, не мозгами, а чем-то намного глубже, принять этого не смог. Мозг он что, только анализирует, собирает сведения, отмечает изменения в окружающей нас среде обитания, а принимаем мы решения чем-то другим. Нет, оно понятно географически это тоже мозг, но всё таки не хочется верить, что какая-то там боковая уздечка участвует в принятии важных решений. Что-то тут не так. Сознание, разум, нет, философские категории тут не канают, здесь скорее подходит опыт как набор инструментов для решения тех или иных задач, но по всему выходит, что опыт не только твой, а ещё тех, кто сталкивался с подобными проблемами. Колдун, например. Но свой опыт он мне в мозг не заложит. Он, конечно, может меня научить как поступать в тех, или иных ситуациях, но ЕГО опыт останется при нём. Пока мой мозг не научится принимать то, что по его, мозга, определению быть не может, я никуда не продвинусь.

Или..., или всё это бред сивой кобылы.

Поглощая очередную булочку, я поймал себя на желании проорать что-нибудь матерное во всё горло, зашвырнуть чашку с какао в стену и хоро-шенько приложиться головой о стол. Ненавижу когда что-то внутри меня, не согласуется с тем, что я вижу снаружи, диссонанс какой-то получается. Хочется рвать и метать, рвать и метать. Хотя мне совсем не смешно.

Я устало отодвинул пустую тарелочку, допил какао и подумал, а не заказать мне двести пятьдесят коньяку и бутерброд с красной рыбкой? Когда в охотку оно и думается как-то веселей. "Эх, ладно". Махнул я мысленно рукой и заказал. "И так, что мы имеем? Запись метиса Боруда в весьма странном виде, я бы даже сказал, состоянии. А может, он тоже одержим, как покойный Эррат Яссин? Чего гадать, нужно показать эту картинку Ялдыге, уж он-то в одержимых куда лучше меня разбирается. Стоп, а почему на записи именно клубок теней запечатлён, камера же не человек, ей, за неимением таковой, голову не заморочишь, и показывать он должна то, что было на самом деле. Так она и показала, правда после манипуляций одной хитрой программы, но показала же. Но после манипуляций. Чёрт, совсем я запутался.

Соточку? Ага, и не забыть закусить. Хм. Забудешь тут, горбуша ужас как хо-роша, надо ещё бутерброд заказать.

И так, по всему выходит там на самом деле был клубок теней, в котором прятался Боруд, или Боруд состоял из клубка теней? Ну, как бы там ни было, а этот негро-монгол со среднеазиатским акцентом, каким-то чудесным образом миновал все ловушки Ялдыги и свистнул эльфольк, в котором, по словам Эррата, лежит некий музыкальный инструмент способный массово вводить моих сограждан в изменённое состояние сознания. Такое может быть? Может, если учесть, что музыка способна и не так накрывать, а если к этому прибавить наркосодержащие препараты засунутые в чай, то совсем несложно организовать мега Вудсток в рамках одного города миллионника. Адский такой Вудсток. Вопрос, что они с этим дальше делать будут? А....м.., да уж. Вариантов сотни от самых идиотских, до самых кровавых. Может устроят какой-нибудь древний и жуткий ритуал, и вызовут планетарный катаклизм, а может просто натравят одну часть города на другую и будет бойня.

Пожалуй, надо выпить. Не за это, наоборот, что бы этого не было.

Естественно у меня богатая фантазия, а у сектантов я думаю не очень так, что кровавый вариант более вероятен". Я почесал затылок, плеснул ещё немного колдовства в печальный мрак бокала, ещё печальнее вздохнул, глядя на опустевший графин, и подумал. "А чего это две ближнее восточные секты устроили разборки именно здесь? Чем им тут намазано? Сакральное место? Тогда кто и когда его осакралил? Или..., кто-то из "Скрипичного ключа" родом отсюда? Нет, этого не может быть, просто никто из этих "чайников" совершенно не знаком с нашим менталитетом, а иначе они действовали совершенно по-другому".

Чёрт, как же не хочется ехать к доктору, до него целый час пилить, а придёт-ся, эх если бы не этот раздолбай Мусатин, я бы давно знал чего "скрипични-ки" намешали в чай и как нейтрализовать действия этой гадости. "А может писяшечку?". С минуту я боролся со своей совестью и победил, а потом, еле отдышавшись, расплатился и вышел. Коньяк без закуски ещё та гадость, так что закусывайте граждане и знайте меру, ибо мера..., ой, похоже, я слегка набрался.

Глава 4

В трамвае у тёплой печки меня немного развезло, и развезло надо сказать не с пятидесяти грамм коньяка, которые я выпил на ход ноги. А ещё меня не-ожиданно накрыло чувство отрешённости, суетности, ненужности, как моего бытия, так и существования всех окружающих. С чего бы это? Набившее ос-комину слово «ЗАЧЕМ», висело надомной окружённое десятками знаков во-проса, и я слабо удивлялся, отчего его никто кроме меня не видит.

Из-за этой апатии я проехал по маршруту раза три, а на четвёртый меня вы-ставил кондуктор, заподозрив в хулиганских действиях. Ну какой я хулиган? Чего я такого хулиганского совершил? Сидел и пялился невидящими глазами в белый свет? А под конец в тёмную ночь? К тому же за проезд я исправно платил, если спрашивали конечно, я же не виноват, что на третьем круге ко мне боялись подходить. Правда?

Потом, сидя на остановке, я долго не мог понять, где это я нахожусь, всё во-круг казалось не знакомым, чужим, холодным. Всё, что меня окружало, не несло никакой информации, той информации которая позволила бы мне со-риентироваться и понять где я оказался. Всё было чужим, дома, деревья, машины, люди и даже воздух который я вдыхал, пах как-то незнакомо.

Я сидел, беспомощно озирался по сторонам и не знал, что делать, куда пойти, и к кому обратиться. Нет, я абсолютно мог всё это сделать, но я не понимал ЗАЧЕМ. Я не был в панике, я не пытался лихорадочно сообразить, что произошло, меня не интересовало, как от этого избавиться, я просто сидел и НЕ ПОНИМАЛ, ЗАЧЕМ.

А на остановку приходили люди, ждали, разговаривали, курили, садились в трамваи, уезжали, а я сидел и замерзал, и даже не понимал этого. Не пони-мал.

Не понимал куда подевалось время, зачем оно ушло и зачем он было. Оно шло где-то там, я был где-то здесь и наши пути не пересекались, а без него ничто не имело смысла, даже пресловутое ЗАЧЕМ, потеряло свою актуаль-ность.

Где-то совсем уже глубокой ночью, порыв ветра швырнул мне в одереве-невшее лицо пригоршню колючего снега и вдобавок к этому распахнул плащ на груди, из внутреннего кармана которого тут же свесился чёртик на пружинке и закачался, как бы пытаясь выглянуть из-под крыши остановки, и понять, что там на небе делается, и почему ему туда нельзя.

– Ты опять любопытствуешь? – Спросил я у него. Чёртик ещё пару раз качнулся вниз вверх и затих. – Это правильно. – И я было уже успокоился, но новый порыв ветра снова коснулся его и тот мерно закачался из стороны в сторону, слегка подпрыгивая вверх в самой высокой точке амплитуды. Я залюбовался этим движением, закрыл глаза и почувствовал дикий холод, сковавши всё моё тело, а попытка пошевелиться, отозвалась такой болью, что я чуть не заорал. – Что..., происходит? – Негнущейся рукой и совершенно задубевшими пальцами я запихнул чёртика в карман и попробовал встать, но ноги без долгого, нормального кровоснабжения не захотели меня держать и потому я бухнулся на колени и начал заваливаться на бок. Лишь благодаря неимоверным усилиям мне удалось вцепиться своими замёрзшими "корягами" в лавку и не дать себе свалиться окончательно. Если бы я упал, то вряд ли поднялся.

Понятия не имею, сколько прошло времени, а оно вернулось со всей своей беспощадной реальностью и начало меня подгонять, торопить, очень больно бить во все затёкшие части тела, заставляя встать и идти, не важно куда и зачем, главное двигаться, шевелиться, сопротивляться нахлынувшему чувству апатии и безразличия ко всему, даже к собственной жизни.

Сделав несколько неуверенных шагов к трамвайным путям я, перешагивая их запнулся, и неловко взмахнув руками, рухнул коленями на бетонные шпалы, а рёбрами на этот проклятый рельс. Воздух с хриплым свистом покинул грудную клетку, а лёгкие на ужасно долгое время отказались вдыхать новую его порцию. Я задёргался, с трудом подавляя в себе паническую атаку, и понося себя самыми распоследними матерными словами, заставил переждать несколько секунд без движения, главное теперь было не дать себе остаться лежать на рельсах.

Через минуту я поднялся и побежал, вернее, поковылял вдоль трамвайного полотна к фонарю, что маячил где-то вдалеке, ещё через минуту я понял, где меня ссадил кондуктор и грустно выругался. До ближайшего знакомого, способного пустить к себе грязного и замёрзшего человека, было семь вёрст киселя хлебать, а деньги на таксомотор у меня кто-то подрезал. Вместе с телефоном кстати, а..., туда ему и дорога.

– Теперь я абсолютно свободен, ни телефона, ни денег, ни документов, ниче-го, вот только что-то фонарь никак не приближается. – На бегу сощурив глаза, я попытался разглядеть, что же там впереди светится, но резко упавшее зрение не дало мне такой возможности. Я потёр глаза, всё без толку, одна муть какая-то плавает и прозрачные червячки, и я снова побежал, и бежал до тех пор, пока окончательно не выбился из сил, но уже не от холода, а от усталости и нехватки воздуха.

Черпнув свежего снежка со шпалы и запихнув его в рот, я огляделся. – Твою федерацию. – Выругался я, увидев слева от себя тёмную громаду дворца имени В. И. Ленина. – Опять? – Дело в том, что от этого законсервированного сто лет назад на капитальный ремонт здания, до инфекционной больницы пять минут неспешного шага. Я в нерешительности замедлил заново начавшийся бег, что бы обдумать ситуацию в более подходящей обстановке и оценить свой самочувствие. Сердце, конечно, ещё колотилось как бешенное, в ушах всё ещё грохотали барабаны, а перед глазами плавали тёмные круги, да и рёбра ныли при каждом вдохе, но недавний философский пофигизм вместе с непониманием "зачем мне жить", куда-то улетучился. – Бог троицу любит. – И решил пройти тылами дворца, так будет короче, может денег у Кморина займу на такси, если он там, или у Шухова, если он ещё не выписался, хотя это вряд ли.

Преодолев дыру в заборе, я спокойно пошагал себе мимо тёмного здания в стиле советский ампир, в котором помимо прочих культурных учреждений, когда-то располагался кинотеатр, куда я в детстве бегал смотреть "Спарта-ка", "Неуловимых мстителей", "Чингачгука большого змея" и кучу разнооб-разных мультиков. Было здорово, когда-то.

– Держи его! – Просипели справа громким шёпотом, и мимо головы просви-стел обломок кирпича. Я метнулся за мусорный контейнер, в который тут же что-то грохнуло.

– Да сколько же можно!? – Перепугано злясь на самого себя за свою же глу-пую неосторожность, воздел я очи горе. С горы промолчали, а у меня моментально назрел другой вопрос, кто на сей раз пожаловал по мою бедную голову. Через секунду, когда я попытался сам разрешить этот вопрос и высунулся из-за контейнера, рядом с ухом просвистел арматурный прут и воткнулся в мёрзлую землю, слава Богу, не глубоко, а то мне уж показалось, что там мутант какой-то стройматериалами кидается. Назревший вопрос тут же отпал, мне достаточно было того, что это не личности опившиеся известного мне чая, с неизвестными БАДами. Должно быть, местные бомжегопоалкаши вышли на тропу войны с человеком, самовольно вторгшимся в их серьёзно охраняемую территорию, или захотели просто бабок с меня стрясти. Бабок? Ага.

– Денег у меня нет! – Крикнул я им в надежде, что господа маргиналы сами отвяжутся. – В ответ кто-то недоверчиво заржал.

– Все так говорят! – После недолгого совещания донеслось с другой стороны.

– Слышь, мужики, меня уже до вас обули, может, я лучше пойду?

– Вот когда вы карманы выверните милейший, и мы в этом убедимся, тогда может быть и пойдёте, предварительно оставив нам свой плащ, часы, обувь и костюм, взамен обещаем вам выдать старое пальто и тапочки, что бы при-крыть свой срам и не простудиться. Ну не звери же мы, в конце концов. – С той стороны снова заржали. Едрит твою за ногу, откуда такие благородные разбойники на меня свалились, да ещё с заботой о моём здоровье. И с каких это пор, скажите пожалуйста, бомжи, или кто они там, стали людей раздевать? Вроде не девяностые, и на мне не модные кроссовки и не дорогой "adidas", а самые обычные шмотки, не дешёвые конечно, но обычные. Помоек им что ли мало? Или социальные центры перевелись?

Я поискал глазами, чем бы в них таким зашвырнуть по тяжелее, но как на-зло, ничего кроме арматуры не нашлось. Ладно, буду типа сдаваться.

Уже выходя из-за мусорного бака, я как-то отстранённо подумал, что всё сегодня происходит не совсем так как я хотел, любимого шефа похоронил, на поминках был уволен, на остановке чуть не окочурился и может я зря сейчас понадеялся на свою ловкость и силу? Я же еле шевелюсь. Ну чего стоит кому-то подкрасться сзади и шарахнуть меня по затылку чем-нибудь тяжёлым, меня же тут сто лет никто не найдёт. Кстати о тяжёлом, вон лежит вполне приличный кусок дюймовой трубы, далековато правда.

Из темноты, хотя тут везде было темно, и лишь немного света падало из-за забора с хорошо освещённой улицы, появился мужик, бомжом которого, су-дя по одежде, я бы не назвал, хотя воняло от него....

– Ну, чего застыл терпила? – Очень не дружелюбно спросил он. А чего я за-стыл, я ждал остальных.

– Жду пальто и тапки.

– Ты смотри, он ещё и варежку разевает лошара, сымай шмотки и пиздуй по холодку, а то.... – Договорить я ему не дал, я дал ему в нос, со всей своей ос-тавшейся дури, дал так, что из-под кулака брызнула кровища и мужик отки-нув голову, рухнул как подкошенный. А потом я побежал, дурак конечно, кто же ночью по стройкам бегает.

Петляя как заяц, я нёсся к дыре в заборе, а вокруг меня свистели камни, как вражеская шрапнель, я и не подозревал, что кидальщиков так много, потому как камней просвистевших мимо меня было не меньше сотни, но увы, не все они летели мимо. Где-то посередине пути один из них угодил мне в щиколотку на правой ноге, и я кубарем улетел в какую-то неглубокую яму, а выбираясь из неё, получил ещё и по затылку, правда вскользь, но очень больно.

Практически ничего не видя, и не имея воздуха в лёгких, я вывалился из дыры в заборе, и сильно припадая на разбитую камнем ногу, побежал прочь от этой адской стройки. Этим сволочам ничего не стоит кинуться за мной в погоню, а значит останавливаться мне нельзя, как бы ни хотелось.

Переулок был абсолютно безлюден, редкие фонари светившие через один, полагаю не в целях экономии, а исключительно из-за излишнего либерализ-ма местных властей, вывел меня к забору инфекционной больницы. Лезть через него у меня сил уже не было, потому отойдя на довольно приличное расстояние, я внимательно оглядел его в поисках дыры. Если есть забор, значит, есть и дыра, эта аксиома, ибо иначе быть не может, потому что иначе не может быть никогда. В России вообще все заборы строятся между дырами, какие бы шикарными эти заборы ни были. Правда из любого правила есть исключения, типа заборы чиновнических скромных домиков в три этажа, построенные на народ..., э..., excusez-moi, на заработанные тяжким трудом деньги, хижины олигархов, обнесённые четырёхметровыми оборонительными валами, но там сами понимаете, не Россия, там частная собственность.

А так как инфекционная больница заведение российское, то и дыра в заборе нашлась моментально, я бы и раньше её заметил, но фонари, либерализм, экономия бюджетных средств, да и нужно же кому-то на сэкономленные деньги заграницей отдыхать, правда? Короче в заборе не хватало сразу двух секций, чем я и воспользовался, на свою голову. Почему на свою голову? Да потому, что не сумел разглядеть в темноте неслабую такую стену живой из-городи, из каких-то ужасно колючих кустарников, шириною не меньше мет-ра, и высотой в полтора, а ведь из окошка своей палаты я её прекрасно ви-дел, но как-то забыл.

Я попробовал пройти сквозь него, но вредный кустарник вцепился во всё, во что только можно было вцепиться и из нескольких безуспешных попыток прорваться, или отвоевать хотя бы пядь земли, не вышло ровным счётом ни-чего, а выдираясь обратно, я порвал свой с таким трудом отвоёванный плащ и изодрал все руки. Снова отойдя на пару метров, я с тяжёлым вздохом уста-вился на преграду, потом ещё раз вздохнул, поплевал на руки, разогнался и прыгнул рыбкой, мечтая перемахнуть через неё одним махом.

Ещё вчера я бы сделал это играючи, но сегодня разбитые колени, щиколот-ка и рёбра, сыграли со мною злую шутку. Перепрыгнуть-то я перепрыгнул, но вот приземлился не совсем удачно. Ещё в полёте я понял, что лечу куда-то не туда, хотя изначально направление было верное, но вот точка приземления состояла из бетонного блока поддерживающего линию теплотрассы, так неудачно расположившуюся за живой изгородью, и мягкого приземления на руки с последующим перекатом через голову может не состояться по независящим от меня причинам, что в конечном итоге не радовало. Скособочившись а, не сгруппировавшись как положено, я со всей дури врезался локтём в этот самый блок, оттолкнулся, и... влетел между труб отопления, где благополучно застрял ногами кверху, осыпанный старой стекловатой.