Текст книги "Чудовища в янтаре-2. Улица моя тесна"

Автор книги: Александр Бушков

По некоему стечению обстоятельств, два соседних с ними участка занимала та самая шестерка школьников и школьниц с благообразным наставником…

Сначала Сварог с Яной, раздевшись, отправились купаться и плавали долго, достигали густой линии ярко-красных буйков, протянувшейся примерно в лиге от берега. Пересекать ее, в отличие от иных сорвиголов, не стали – в подобных случаях сильная и бдительная спасательная служба просто-напросто посылала быстроходный катер, доставлявший нарушителей на берег, где им выписывали крупный штраф – конечно, с учетом категории пляжа, однако в «Коралловых лесах» чувствительный и для кошелька толстосумов. О чем всех заранее предупреждали путеводители и буклеты.

Наплававшись, вернулись на пляж и немного погрелись под жарким солнышком. Перебравшись под зонт, накрыли дастархан – в чем помог входивший в комплект белый пластмассовый столик на коротеньких, в палец длиной, ножках. Выпили по бокальчику вина – вино здесь было легкое, слабенькое, судя по земному опыту Сварога, не крепче градусов семи. Более крепких напитков не полагалось – чтобы перебравшие субъекты обоего пола не утонули ненароком. Несмотря на все бдение спасательной службы, такое все же порой случалось, и каждый такой угопленник – плюха по репутации курорта…

– Ну, рассказывай, – сказал Сварог без особой настойчивости – он прекрасно помнил легкое разочарование на ее лице в квартире Анеллы.

И вскоре сам ощутил то же – крепнувшее тем больше, чем дольше она рассказывала…

Как случается порой с иными тайнами (как бывало и здесь на памяти Сварога), «загадка Керуани» оказалась едва ли не пустышкой. Не было никакого законспирированного сообщества сильных магов. И сильной магии не было – так, второстепенная, не способная принести реальной пользы. И единого сообщества не было. Всего-навсего несколько сотен индивидуумов обоего пола, обладавших некими реликтовыми способностями, недоступными обычным людям. Единственное утешение – магия исключительно белая. В остальном же… Часть этих практик сохранилась и поныне на Таларе, часть оказалась утраченной, и сожалеть об этом не стоило: ну скажите на милость, кому, кроме скучающих бездельников, так уж интересен метод игры в бильярд, где вместо кия используется некий магический посыл? Или способность в самый сильный ливень сохранять вокруг себя сухое пространство уарда в три диаметром?

Умение предвидеть «чтением по облакам» грядущие как беды-несчастья, так и благоприятные события, умение, отправившись на рыбалку, приманивать окрестную рыбу к крючку, умение отгонять злых собак, унимать раскапризничавшихся детей… И так далее, и тому подобное… По большому счету – ненужные серьезным людям пустячки.

И – никакого сообщества. Некоторая часть Керуани все же объединялась в некие клубы, где в основном устраивали застолья, играли в магические игры вроде вышеописанного бильярда либо обменивались знаниями, что случалось очень редко, большинство умений и так были доступны почти всем. Гораздо больше людей, подобно Анелле, так и проводили жизнь, не общаясь с себе подобными, используя доступные умения исключительно для бытовых нужд, своих, а также родных и близких. Причем творчества это не касалось никак. Никакие умения, чтобы далеко не ходить за примерами, не могли прибавить Анелле искусства владеть кистью.

Единственная мало-мальски серьезная добыча – доступ на Древние Дороги. Непосредственно с того места, где человек в данный момент пребывал. Яна извлекла из памяти Анеллы то самое заклинание, что она привела в письме к Горонеро, – как оказалось, это было заклинание «на вход», но Яна разжилась и другим, «на выход».

И снова, если по большому счету… Пока что не видно никакой практической пользы. Не зря Древними Дорогами пренебрегал не только великий прагматик Канцлер, но и великий экспериментатор Марлок, да и сам Сварог побывал там пару раз исключительно, как пел бессмертный бард, «по жестокой необходимости». Анелла там бывала, как оказалось, исключительно ради развлечения, устраивая себе нечто вроде короткого отпуска, отдыха после напряженной работы. Теперь Сварог знал, что такое Мерцающая Корчма и Овраг, – но совершенно не представлял, к чему эти знания применить. Кстати, сама Анелла Древние Дороти, судя по всему, обширные, разветвленные пути, до сих пор освоила в ничтожно малой степени – особенно далеко не путешествовала да пару раз брала с собой Горонеро, умевшего хранить тайны (опять-таки в качестве этакого приятного уик-энда).

Вполне возможно, умение влегкую проникать на Древние Дороги в неизвестном будущем могло оказаться и крайне полезным, случается такое с ненужными, казалось бы, знаниями. Но это еще бабушка надвое сказала…

– Вот так, – сказала, грустно усмехнувшись, Яна после того, как рассказала все. – Еще одна красивая тайна оказалась чуть ли не пустышкой – бывает… Печально чуточку. А тебе?

– Да, пожалуй что, тоже, – сказал Сварог. – Не на то рассчитывал, совсем не на то… Послушай-ка. Получается, нам нет никакой необходимости идти сегодня вечером в «Рыцарский погребок». Анеллу мы и без того сумели порасспросить раньше, чем рассчитывали… точнее, ты сумела, я-то тут сбоку припека, шофер и прислуга за все. Мы сюда прилетели исключительно ради нее. Может, улетим не в три часа ночи, а раньше, когда нам здесь надоест? Нам ведь остается одно: посматривать, как Анелла воркует со своим бравым морячком. А это, думается мне, совсем и не нужно. Пилоты просто-напросто запросят новый коридор полета, это много времени не займет.

– А смысл? – пожала Яна точеными плечами. – Я тоже сначала так подумала, а потом от этой идеи напрочь отказалась. Если мы вылетим после пляжа, еще в светлое время, дома окажемся посреди ночи – ни к селу, ни к городу. А вылетев в три ночи, по плану, дома будем утром, впереди – полноценный рабочий день. На Нашей Стороне, пока мы здесь, не случилось ничего тревожного – иначе нам давно сообщили бы. – Она лукаво прищурилась: – Так почему бы не использовать внезапно доставшееся свободное время на всю катушку? Отдохнуть по полной программе? Когда еще будет такой случай, тем более здесь. Едва мы вернемся, и на меня, и на тебя навалятся нешуточные хлопоты – Агора, заговор… Давай отвернем по полной, а? Вечер в «Рыцарском погребке», как мне представляется, – довольно приятный способ провести время. И к чему нам наблюдать за Анеллой? Пусть себе воркуют голубки… Что думаешь?

– Что ты, как частенько бывает, права совершеннейше, – не раздумывая ответил Сварог. – В самом деле, когда-то еще выпадет случай отдохнуть как следует, тем более здесь… Никаких больше дел…

– Ну, не так чтобы уж совсем… – подумав, сказала Яна. – Еще одно обстоятельство можно обсудить, пользуясь случаем… Касаемо «изъятий». Я не сомневаюсь – Тарину Тареми ты уже включил в список.

– Каюсь, – сказал Сварог. – Мы далеко не обо всех здешних талантах знаем, но уж о ней-то… Никак не должна погибнуть такая певица. – Он улыбнулся. – Знаешь, осталось впечатление: не окажись ее в списке, Брагерт бы ее вытащил собственным самовольством. По-моему, он в нее форменным образом влюблен. Вот и ладненько. Мы о ней знаем достаточно, чтобы судить не о певице, а о человеке: в общем, хорошая девушка, чертовски работоспособная, умная, не потаскушка, что, увы, со многими звездами случается. По-настоящему близкого человека, вроде Горонеро у Анеллы, нет. Даже для мужских журналов сниматься отказалась, хотя деньги обещали баснословные. Чем опять-таки выгодно отличается от многих здешних звезд эстрады и кино. А Брагерту давно пора остепениться, жениться. Канилла ее в два счета примет в Академию Боярышника – не упустит она случая очередную несчастную душу опекать…

– Действительно, – кивнула Яна. – Брагерт в том, что касается женщин, остается далеко позади Орка, но все равно, повеса изрядный. Если наконец влюбился по-настоящему – это только к лучшему. Лишь бы Тарине пришелся по душе… Вот, кстати, о Горонеро. Я о нем и хотела поговорить. Как ты думаешь, стоит его включать в список на изъятие? Вообще-то он нам совершенно ни к чему…

– И даже более того, – сказал Сварог. – Его просто нельзя трогать. Вот тут уж – нешуточный риск изменить историю. Что, если он все-таки ушел вслед за Анеллой? Сейчас у меня мало кто сомневается, что та странная дверная ручка в его чемодане – ключ к неким дверям в миры. Прямых доказательств у нас нет, но косвенных данных немало – и Грельфи придерживается гой же точки зрения, а она человек дельный. Ручка, правда, так и осталась в чемодане, но у него хватило бы времени, чтобы воспользоваться заклинанием из письма Анеллы. Что-то о Древних Дорогах он знал, безусловно, от Анеллы, сам там бывал. Я обратил внимание: она ему ни в малейшей степени не растолковывала, что такое Мерцающая Корчма и Овраг, просто упомянула о них – значит, он и так знает…

– Вот и я того же мнения, – сказала Яна. – Что ж, не будем его трогать, пусть все идет, как идет…

– Еще есть какие-то дела? – спросил Сварог.

– Никаких, – с мимолетной улыбкой сказала Яна. – Остался только отдых.

– На всю катушку, – многозначительно сказал Сварог.

– Ты что имеешь в виду? – спросила Яна, глядя в небо и безмятежно улыбаясь.

– Если уж по полной… – сказал Сварог. Медленно и ласково провел указательным пальцем по ее ключице. – Пойдем в палатку, а?

Яна, все так же с улыбкой глядя в чистое, безоблачное небо, ответила:

– Пойдем…

И они ушли в палатку.

…Ко входу в «Рыцарский погребок» таксист их привез ровно в восемь. Это и в самом деле оказался не просто погребок, а огромный погреб старинного здания, разделенный на несколько обширных залов со сводчатыми потолками, колоннами из грубого неотесанного камня и небольшими окошечками под самым потолком. Обставлено все оказалось в духе местного средневековья, имевшего немало общего с соответствующим периодом в истории Талара: полные комплекты рыцарских доспехов по углам, старинное оружие на стенах, крайне примитивно исполненные гобелены из тех времен, когда художники не набрали еще мастерства, столы и стулья выглядят грубовато сколоченными из неструганых досок (но кресла при ближайшем с ними знакомстве оказались легкой пластмассовой имитацией, не доставлявшей хлопот субтильным дамам). Посуда была не синтетическая, а из натуральной глины, сделанная опять-таки крайне грубо, как и ложки-вилки, откованные, полное впечатление, на заре цивилизации. Многие мясные блюда приносили на вертелах, а вместо рюмок и бокалов стояли глиняные стаканы разной вместимости. Завершая логическую цепочку, метрдотели и официанты щеголяли в старинных одеждах.

Брагерт постарался на славу: меж двумя соседними столиками оказался довольно широкий промежуток, и стоявший за ними стол Анеллы и Горонеро был виден как на ладони. Любуйся – не хочу. Правда, Сварог с Яной наблюдали за парочкой менее минуты и больше на них не смотрели – как-то неудобно было подсматривать за влюбленными без малейших деловых интересов. Они держались так, словно не видели и не слышали ничего вокруг, всецело поглощенные друг другом.

До объятий и поцелуев, разумеется, в крайне респектабельном ресторане не дошло, но прочего было в избытке – то они держатся за руки, то Анелла надолго удерживает ладонь моряка на своей щеке… Словом, весь арсенал допустимых в таких случаях вольностей. Окружающим все было настолько ясно (Анелла и ее кавалер оказались не единственной парой в зале, ведущей себя подобным образом), что Анеллу даже не приглашали танцевать, заранее не сомневаясь, что она откажет, мимолетно отмахнется. Зато сами они не пропускали ни одного танца.

Разумеется, никаких маечек-шортиков – если бесшабашным головушкам вздумалось явиться сюда в пляжном наряде (Сварог собственным глазами видел такое дважды), их вежливо, но непреклонно заворачивали два швейцара. Одна парочка ушла беспрекословно, кавалер другой девицы в дурной манере персонажа, привыкшего, что он всех продаст и купит, а потом опять продаст, но уже дороже, вздумал было качать права, гнуть пальцы, хорохориться и ерепениться – но с двух сторон с наработанной сноровкой выдвинулись четверо детин, у которых накачанные мускулы едва не рвали старинные кафтаны, – и амбициозный субъект, недовольно кривя рожу, все же удалился с подругой.

Единственное, что с превеликой натяжкой могло сойти за деловую информацию, – внешность Горонеро, оказавшегося лет на несколько моложе, всего-то тридцать с небольшим. На фотографиях он выглядел старше. Ничего удивительного, объектив частенько одних чуточку молодит, а других чуточку старит.

Сварог с Яной миновали здешних церберов без малейшей заминки: он надел достаточно строгий костюм, а Яна щеголяла в вечернем платье из тончайшего бархата вишневого цвета – с относительно строгим вырезом, но обнаженной спиной и разрезом слева чуть ли не до талии. Здешняя высокая мода, конечно – Сварог вообще не заметил здесь коротких платьев, бомонд их в данном конкретном случае отвергал.

Поскольку женщина есть женщина, Яна в расчете именно на такое времяпровождение прихватила с Нашей Стороны пригоршню драгоценностей – не хелльстадских, чтобы не дразнить здешних дам вовсе уж крупными самоцветами, но достаточно, чтобы ее с первого взгляда причислили к сливкам общества. На иных дамочках (главным образом пожилых) золота и камней было навешано и побольше.

Яна веселилась по полной, не пропуская сначала ни одного танца – Канилла принесла на Нашу Сторону с дюжину самых модных здешних танцев, сначала вручила добычу Академии Боярышника, а потом ввела в обиход и в Империи (за каковые достижения по поводу мод и танцев неожиданно удостоилась звания Золотой Мастерицы Имперского Клуба Высокой Моды – что в переводе на научные чины соответствовало званию академика. Особой гордости по этому поводу она не проявляла, умная девушка – но прилагавшийся к званию золотой нагрудный знак всегда надевала в тех случаях, когда следовало быть при всех наградах. Вообще-то основания для законной гордости имелись – она там оказалась единственным молодым «академиком», прочие Золотые Мастера и Мастерицы в большинстве своем были народом весьма пожилым).

Три раза она уходила на танцы быстрые, где четкой разбивки на пары не было. Три раза, всякий раз опережая конкурентов, ее приглашал на «медляки» один и тот же тип из-за соседнего столика. Сварог ни разу не возразил – пылать злобой в таких случаях способен лишь патологический ревнивец, ничего страшного, если твоя девушка потанцует с незнакомцами в приличном месте – в особенности если ты сам так и не нашел за делами времени, чтобы эти танцы освоить.

Вообще-то тип был непонятный: рослый брюнет с усиками стрелочкой, этакий уверенный в себе мачо. Одет безукоризненно, в меру экипирован мужским золотом: узор из золотой цепочки на лацкане, два перстня с немаленькими камнями, серьга в левом ухе, массивный браслет на запястье левой руки. Типичный набор истинного дорита (словечко это здесь соответствовало понятию «джентльмен»). Любое украшение сверх этого набора автоматически превращало дорита в скоробогача-выскочку.

Мог оказаться и молодым преуспевающим дельцом или наследником богатого папочки «из благородных», а мог и… Жиголо и альфонсы высокого полета (из тех, что, самоотверженно загнав эмоции глубоко в подсознание, обслуживают не просто пожилых, а богатых старух) как раз и любят рядиться под доригов – таким и цена выше.

Но это, в общем, никакого значения не имело, потому что недвусмысленно прилипший к Яне персонаж держался строго в рамках светских приличий: точно определялся с границами талии, к себе не прижимал и прочих вольностей не допускал. Судя по кокетливо-игривому личику Яны и ее ответам (разговора их Сварог не слышал, были слишком далеко), красавчик и в разговорах держался в рамках, иначе Яна давно бы отреагировала совершенно иначе. В подобных заведениях для бомонда считается совершенно обычным, когда дама залепит звонкую пощечину, сделай кавалер хоть шажок за рамки приличий, все равно, посредством ли языка или верхних конечностей. Тот же этикет предписывал получившему затрещину немедленно покинуть зал.

Оставаясь за столиком в одиночестве, Сварог нисколечко не скучал, ему хватало своих развлечений – уплетал за обе щеки здешние яства, особое внимание уделяя зажаренному на вертеле поросенку и тушеным грибам, не забывая сдабривать эту благодать чарочками выдержанного батьяна (как здесь именовался напиток, известный на Таларе как келимас, а на Земле как коньяк).

Очередной танец закончился, усатый красавчик галантно проводил Яну до столика, поклонился и удалился к своей компании – трем типам, выглядевшим, одетым и украшенным примерно так же.

– Слушай, если он подойдет еще раз, отправь восвояси, – сказала чуть раскрасневшаяся Яна, наполняя свою глиняную стопку батьяном десятилетней выдержки. – Я уже наплясалась вдоволь, да и неловко как-то тебя бросать одного…

– Ну, я вовсе не скучаю, есть чем заняться, – усмехнулся Сварог и, прикинув свои возможности, вновь подступил с ножом и вилкой к поросячьему бочку. – О чем вы так прилежно ворковали? Боже упаси, ни капли ревности, мне просто интересно…

– Ой, стандартный набор… – смешливо взглянула Яна. – Деликатно выяснял, в каких я с тобой отношениях, еще деликатнее интересовался, насколько отношения эти ограничивают мою свободу, насколько я этим ограничениям подвержена, и не возникает ли желания как-нибудь нарушить… Все это перемежалось цветистыми комплиментами. В общем, на каталаунских танцульках это именуется «парень снимает девку». Суть та же, только декорации другие. Увы, увы… Я ему не подала ни малейшей надежды, не дала ни адреса, ни телефона, ну, разве что здешнее имя сказала. Фамилии не сказала. Он, кстати, тоже, а имечко ему – Тарлет. Знаешь, что самое интересное? Он мне вкручивал, будто он – стремительно идущий в гору владелец судостроительных верфей – только все врет. Древний Ветер, сам знаешь, мысли читать не позволяет, но правду от лжи отличаю безошибочно, это сродни известному умению ларов… которое здесь не работает. Врет, как нанятой. Кто угодно, только не предприниматель, не коммерсант. Хотя держится, как истинный дорит.

– Ну, мало ли… – хмыкнул Сварог. – Как истинный дорит может держаться и жиголо высшего класса, и бандит высокого полета, да мало ли кто, вплоть до скромного клерка, который весь год копит деньги, чтобы недельку отдохнуть в таком вот месте, изображая значительную персону…

Как и следовало ожидать, едва зазвучал очередной «медляк», усатый Непонятно Кто первым объявился у их столика. Яна мотнула головой, а Сварог со всем решпектом прокомментировал:

– Дама больше не танцует.

Красавчик, как истинному дориту и полагалось, принял это скорбное известие со всем политесом, откланялся и ушел. Сварог подметил, что на Яну он больше не смотрел, определенно поставив крест и на определенного рода замыслах.

– А вот теперь я как следует поем и выпью, – сообщила Яна. – А то в промежутках между танцами толком и не удавалось. Ты молодец, что не всего поросенка слопал.

– Я тебе честно оставил ровно половину, – сказал Сварог. – Знаю же, как ты их любишь, в Каталауне пристрастилась…

– Выглядит, конечно, аппетитно, – сказала Яна, ловко лишив свою половину поросенка задней ножки. – Только бьюсь об заклад: гораздо вкуснее каталаунские дикие кабанята, жаренные на углях, а перед тем вымоченные в ежевичной настойке. Надо как-нибудь тебя свозить в ту деревню, где их лучше всего готовят. Как только разделаемся с Агорой и сопутствующим… Ладно, сегодня – больше ни слова о делах.

Действительно, больше о делах не прозвучало ни словечка. Один раз Сварог даже пошел с ней танцевать, решив, что с этой самой несложной разновидностью «медляка» он как-нибудь справится. И справился, ни разу не наступив Яне на ногу.

Уехали в двенадцатом часу ночи – и посидели достаточно, и помнили, что перед отлетом предстоит еще, деликатно выражаясь, культурная программа, которой оба хотели. В машине целовались – что нисколечко не должно было удивить таксиста, наверняка повидавшего на своем веку несчетное множество таких парочек.

В отеле они на сей раз останавливаться не стали – тех же рамках отдыха на всю катушку сняли небольшой красивый домик, стоявший на участке, по меркам Земли, соток в двадцать. Вокруг домика – цветущий кустарник и даже несколько деревьев, окружено все это невысокой ажурной оградой. Целый поселок таких вот домиков опять-таки принадлежал к четвертой категории – а в соседнем, снова по какому-то стечению обстоятельств, разместились школяры с наставником. Достаточно при серьезной опасности нажать кнопку, то есть один из камней на его мужском браслете, чтобы завертелась такая панихида, с танцами…

Сварог выставил на низкий столик бутылку кофейного ликера, к которому оба давно пристрастились, закуску, крайне скудную – после обильного ужина в «Погребке» тянуло лишь на чисто символическую.

Решив, что такого дастархана достаточно, сел в кресло, закурил и включил Тарину Тареми.

 
– Дерева вы мои, дерева,
что вам головы гнутъ-гореватъ,
до беды, до поры
шумны ваши шатры,
терема, терема, терема…
 
 
Мне бы броситься в ваши леса,
убежать от судьбы колеса,
где внутри ваших крон
все малиновый звон,
 голоса, голоса, голоса…
 

Расслабился блаженнейшим образом, свободный на несколько часов от забот и дел, хлопот и потока донесений, требующих немедленного ответа или действий.

 
– Ах вы, рощи мои, дерева,
не срубили бы вас на дрова,
не чернели бы пни,
как прошедшие дни,
дерева вы мои, дерева…[1]1
  Авторы стихов, приведенных в романе: Евгений Бачурин, Андрей Вознесенский, Ольгерд Довмонт, Евгений Клячкин


[Закрыть]
 

К его некоторому удивлению, ушедшая переодеваться в спальню Яна вернулась не в обычном халатике, а в тех самых шортиках и маечке, в которых щеголяла на курорте. Видимо, немой вопрос в его взгляде был слишком явным – Яна улыбнулась:

– Когда еще будет случай побыть в таком вот наряде? – и добавила с невиннейшим видом: – К тому же, я так полагаю, это тебе с меня снимать будет гораздо интереснее, чем вечерний балахон…

– Уж это точно, – сказал Сварог. – Дает свободу маневра, и…

Мелодично мяукнул звонок у двери. Странно, никаких гостей не ждали – откуда им взяться? Брагерт предупредил бы о неожиданном приезде, а представители закона звонят далеко не так деликатно…

Выйдя в небольшую прихожую и не зажигая там света, он посмотрел в выходящее на фасад окно. У калитки, прямо под уличным фонарем, стоял золотисто-синий фургончик «Экспресс-доставки», а на крыльце нетерпеливо топтался посыльный в форме тех же цветов, с соответствующей эмблемой на круглой шапочке.

Опасности не было ни на грош, и Сварог, отодвинув задвижку, распахнул дверь.

– Далет Рогон Септам? – нетерпеливо осведомился посыльный.

– Он самый, – сказал Сварог.

Яне он оставил те имя и фамилию, под которыми она всегда выступала в Саваджо, а вот свое пришлось изменить – здесь уже имелся один Тогир Горонеро, двое – уже перебор. Нынешнее имя выбрал не без юмора – здесь оно было столь же распространенным, как в США – Джон Смит, в СССР – Иван Иванов, а Венгрии – Имре Надь.

Документов посыльный у него не спросил: в заведениях четвертой категории это было бы неприличием, когда речь идет о житейских мелочах. Просто сказал с той же торопливостью человека, явно дорабатывающего вечернюю смену:

– Посылочка вам, расписаться нужно, далер…

И протянул квадратный толстый пакет, легкий на вид, перевязанный синей атласной лентой с пышным бантом, под которую был засунут конверт.

Сварог пожал плечами:

– Не ждал я вообще-то посылок… От кого?

– А я знаю? – еще энергичнее пожал плечами посыльный. – В контору приходил такой рыжий, веселый далер, сказал, это будет сюрприз… Тут на конверте написано…

Очередные штучки Брагерта, подумал Сварог весело. Посыльный держал пакет на уровне пояса, и Сварог наклонился, чтобы в неярком свете лампочки над входом прочитать надпись на конверте.

Удар ногой ниже пояса заставил его согнуться пополам, взвыть от жуткой боли – и тут же второй, повыше уха, помутил сознание. Словно в полусне, он почувствовал, как его хватают несколько рук, все еще скрюченного пополам, волокут в комнату, услышал, как захлопывается входная дверь, и кто-то рявкает:

– Стой спокойно, сучка, или приткнем обоих!

Его швырнули в кресло и проворно завозились, делая что-то с его руками. Когда боль наполовину схлынула и исчезла застилавшая глаза пелена, он увидел далеко не самую приятную картину: Яна медленно отступала к стене, изображая крайний испуг на лице, а на нее с ухмылочкой, поигрывая длинным блестящим стилетом, надвигался тот самый усатый мачо из «Рыцарского погребка». Рядом стояли еще двое – кажется, из той же компании, и кто-то сопел за креслом Сварога – скорее всего, мнимый посыльный.

Как ни странно, в первую очередь он почувствовал раздражение – опять всякое быдло… Пошевелился. И получил сзади подзатыльник с напутствием:

– Сиди смирно, как в королевской ложе, фраер дешевый…

Оказалось, его руки пониже локтей примотаны к поручням кресла толстенными мотками широкой прозрачной липкой ленты: прием нехитрый, но обездвиживающий не хуже веревок. Все понятно, подумал он, прогоняя остатки боли одним из хелльстадских заклинаний, произнесенных мысленно. Судя по рожам и тому, что уже произошло, – коллеги Удава по ремеслу. Черт, но ведь заверяли, что такого здесь не бывает…

Усатый мельком оглянулся на него (они с Яной оказались в профиль к Сварогу):

– Больно, суслик? Ну не все же время там изящным женским пальчикам озорничать, может и ботинок прилететь… Потерпи. Пройдет.

Повернулся к Яне, уже успев вплотную притиснуть ее к стене, приложил к щеке длинное лезвие стилета:

– Детка, ты же не хочешь, чтобы тебе личико порезали? Тогда стой смирно, как статуя в музее…

Яна играла великолепно: уставилась на него снизу вверх невероятно испуганно, прямо-таки в ужасе, губы дрожали, на глаза навернулась пара слезинок. Пролепетала:

– Не надо, пожалуйста…

– Как будет угодно даме, – усмехнулся усатый. – Ты, главное, не дергайся, и все будет, как в лучших домах, – убрал стилет в ножны под пиджаком, положил ей руки на плечи, прижав к стене, громко прочитал надпись на ее майке: – Всегда верна очередному другу… Похвальное качество, детка. Могу тебя обрадовать: поскольку твой очередной друг – это, точно, я, верность тебе хранить всего ничего, часика два…

Остальные жизнерадостно заржали, в том числе и тип за спиной Сварога. Усатый одним резким рывком поднял майку Яны до горла, принялся оглаживать грудь умело и неторопливо. Яна уставилась в потолок, явственно всхлипнула.

– Ну-ну, без соплей, – сказал усатый. – Ничего страшного с тобой не будет… и ничего нового. Такие девочки должны быть общественным достоянием, а не принадлежать какому-то одному эгоисту… Радость моя, слушай расклад: мы сейчас пойдем в спальню и пару часиков побалуем по полной программе… Можешь не беспокоиться: резинка будет. Вот попке она ни к чему… Если будешь послушной, мной и ограничится. Начнешь барахтаться или вовсе кусаться и царапаться – пропустят все. А потом заберем с собой. Есть возможность тебя переправить в уютный тихий бордель, откуда ты уже не выйдешь. При таком раскладе твоего дружка, конечно, придется пристукнуть, чтобы не наболтал лишнего дядькам в форме… Ну, ты можешь соображать в темпе? Решай давай.

– Вы правду говорите? – задыхающимся голосом спросила Яна. – Что – вы один? И уйдете потом?

– Святую правду, крошка.

– Хорошо…

– Ну вот и умница. Стой спокойненько, а мальчик тебя для начала немного погладит… – Он чуть отступил, расстегнул ремень, пару верхних пуговиц, грубо схватил Яну за кисть и запихнул ее ладошку к себе в брюки. – Изучи-ка как следует… Ну?

Ни малейшей тревоги Сварог не испытывал – в любой миг могла повториться финальная сцена инцидента в таверне «Рог единорога». Злости, в общем, тоже – происходящее можно было назвать издержками производства, досадным промахом, который легко поправить. Ему просто-напросто чертовски хотелось побеседовать один на один с этим скотом в ближайшем темном переулке – и непременно с голыми руками, без всякого оружия…

– Ну, как тебе?

– Впечатляет… – почти прошептала Яна со слезами на глазах.

– Не тебя первую, не тебя последнюю… Посолиднее будет, чем у твоего фраерка, а? – Он расстегнул на Яне шортики, запустил туда руку, досадливо поморщился. – Что ж ты ножки так сжала, глупая… ничего, в спальне раздвинешь. А пока… – Он мельком посмотрел на Сварога. – Прелюдию сыграем прямо здесь, пусть посмотрит. Очень хочется мне этого барана легонько наказать. За то, что сидел в кабаке как пуп земли и с хозяйским видом цедил: «Дама больше не танцует». Ничего, станцует… – Он отступил на шаг, стал расстегивать последние пуговицы на брюках. – Ну, становись на коленки, сладкая. В жизни не поверю, что такую красоточку мужики не научили в рот брать. – и выпростал свое немаленькое хозяйство. – Ну, давай на коленки, и ротик разевай, да выплевывать не вздумай…

Сварог громко произнес в пространство:

– А не пора ли кончать?

– Пора, – отозвалась Яна уже совершенно другим голосом. – Надоел, хам дешевый…

Ее очаровательное личико во мгновение ока стало собранным, жестким, волевым. В следующий миг троих словно прошил электрический разряд, и они замерли – двое как стояли, так и остались стоять, а усатый оказался в нелепой позе, так и держа обеими руками свое любострастное хозяйство. Сварог не видел, что произошло с четвертым у него за спиной, но не сомневался – то же самое, торчит истуканчиком. Вот так, ребятки. Долго ли умеючи…

Яна преспокойно привела в порядок одежду, подошла к Сварогу, чиркнула указательным пальцем по моткам липкой ленты, на миг пахнуло сухим жаром, и они распались надвое, оставив лишь разрезы с опаленными краями. Сварог вырвал руки из раздавшихся в стороны толстых полуколец. Яна прыснула.

– Что смешного? – проворчал Сварог.

Проследил ее взгляд и сам не удержался от улыбки – очень уж потешно выглядел усатый главарь, так и застывший в крайне нелепой позе, по-прежнему держа обеими руками свое достоинство… Лицо у него было таким же тупым, лишенным всяких эмоций, как и физиономии остальных (за креслом Сварога, точно, стоял ряженый посыльный).

Подойдя к главарю, Яна сказала без малейшей злобы:

– Ты бы убрал и застегнулся. Малоэстетичный из тебя статуй, горе луковое…

Он произвел все необходимые манипуляции механическими движениями робота и застыл, подобно остальным, в позе стойкого оловянного солдатика. Сварога так и подмывало качественно заехать ему под глаз, но он сдержался – не по-мужски бить человека в таком состоянии – все равно что связанного пинать…

– Как выяснилось, ты и на здешних бандитов убойно действуешь, – фыркнул он.

– Я же не виновата, что я красивая, – сказала Яна.