Текст книги "Каурай. От заката до рассвета. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Александр Артемов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 10

“Вы за Вольное Пограничье? Или против?..” – было последним, что услышал Игриш, когда покидал землянку в компании пары шипящих и воющих котов. Милоша он потерял в бурлящей толпе – как ни жаль было оставлять его атаманцам, но упрямый Бесенок сам выбрал свою судьбу и мигом затерялся среди широких спин.

Снаружи тоже было неспокойно. Веселая музыка более не лилась со струн, смех застрял в горле таборщиков и атаманцев. Все больше их стягивались к землянке, привлекаемых дикими криками и грохотом. Напряжение единым махом разлилось по лагерю, заставив людей крепко схватиться за рукояти топоров и кинжалов. Еще глубже тени врезались в их напряженные лица.

Оказавшись на свежем воздухе, Игриш понесся было в хлев, куда он должен был привести Милоша, но тут внезапная мысль заставила его со всех ног помчался в конюшню. Один из бабкиных любимцев, старый, жирный котище с угольно-черной шерстью, зачем-то увязался следом. Сторожей как метлой смело, и воротина стояла слегка приоткрытой, так что мальчик легко просочился в фыркающий полумрак. Ворчащий котище, путаясь под ногами, юркнул следом.

Лошади встретили его испуганным ржанием – волнение и запах крови заставил и их встрепенуться. Однако Игришу сейчас было не до лошадей. Игриш не стал возиться с лестницей – просто вцепился в край настила, подтянулся и взобрался на сеновал. Поиски шкатулки длились считанные удары сердца, которые ему показались почти вечностью, однако она словно сама собой прыгнула ему в руки. Мальчик облегчением прижал к груди ее резную поверхность и стал спускаться.

Но стоило ему только коснуться пола, как его по плечу хлопнула крепкая рука:

– Эй! Ты чего это тут забыл?!

Игриш облился целым ушатом колючих мурашек и едва не упустил шкатулку. Зараза! – застучала в его голове сразу сотня молоточков, наказывая его за нерадивость. Он не слышал ни скрипа двери, ни шагов… или был слишком занят, чтобы услышать.

Не успел он опомниться, как последовал сильный толчок, и мальчик хлопнулся наземь, больно проехавшись коленями по опилкам. Мерзкий старый котище, который не отставал от него ни на шаг, противно заурчал, словно насмехаясь над его падением.

– Чего это у тебя? – склонился над ним тот самый смуглый парень с мечом Каурая за плечами. – Ты это украл?

Игриш начал подниматься с пола, но тут новый удар в плечо повалил его на землю. Котище довольно подняло усы и все урчало, сверкая из темноты зелеными глазищами.

Парень возвышался над Игришем, уперев руки в бедра, и глядел на него, презрительно сощурив правый глаз.

– Нет… – буркнул Игриш. Сердце его бессильно трепетало.

– Врешь же! – ухмыльнулся парень крупными зубами. – Врешь. По глазам вижу. Да и откуда у такого так ты может быть такая прелестница? Давай ее сюда, воришка!

– А откуда у тебя этот меч? – в свою очередь спросил его Игриш задыхающимся голосом. – Ты его тоже украл?

Парень замер и округлил глаза.

– Да как ты смеешь?! – дрогнули его губы. – Мерзкий слизняк!

– Откуда у такого как ты может быть такой меч? – передразнил его Игриш, отползая от юноши и прижимаясь к стене. – Только не говори, что взял его в бою. Не поверю.

– Я тебе вообще ничего не обязан! Сейчас кликнем кого-нибудь и разузнаем, у кого ты скрал эту шкатулку. Скажешь, нет?

– Зови кого хочешь, – насупился Игриш. – А шкатулка моя. Лучше объясни откуда у тебя этот меч, грязный воришка! Он принадлежит моему другу.

Парень скрипнул зубами и впечатал сапог Игришу прямо в лоб. У него едва искры из глаз не посыпались, когда он приложился затылком о стену. Но шкатулку из рук так и не выпустил. Тогда парень принялся лупить его ногами, целясь по рукам и охаживая его в лицо. Игришу было очень больно. Но он как мог держался, чтобы не закричать.

Кот издал какую-то новую ноту и противно зашипел. Шерсть у него на загривке поднялась дыбом, но парень продолжал избивать Игриша и не собирался останавливаться.

– Драко! – хлестнул его окрик, и парень обернулся. Игриш не сразу открыл глаза – боялся, что ему послышалось.

К ним с метлой в руках приближалась Малунья, прожигая Драко глазами насквозь.

– Ты чего творишь?! Отойди от него!

– А ты тут откуда? – опешил парень, наблюдая как ведьмочка поднимает охающего Игриша на ноги. – Вы знакомы?!

– Где Милош? – проигнорировала его Малунья.

– В землянке, – ответил Игриш, слизывая кровь с губ. – Он решил остаться с ними…

– Ну, мелкий засранец! – зашипела ведьмочка. – Ладно, Сеншес с ним, пусть делает что хочет. Мы уходим.

– Куда это? – захлопал глазами Драко. – Ты чего с ним заодно?!

– Еще бы! Пришла, чтобы увести их отсюда. И тебе советую сваливать как можно быстрей. Этот Коляда явно не в своем уме, раз начал резать своих как свиней. Не хочу дожидаться, когда он примется за чужих. Уйди с дороги!

Но Драко не сделал и шага, чтобы пропустить их.

– Никто отсюда не уйдет, – проговорил он и ткнул пальцем в Игриша. – Тем более этот. Который убийцу моего отца назвал “другом”.

– Что ты ему сказал? – обратилась Малунья к вмиг охолодевшему Игришу.

– У него меч Каурая… – проговорил мальчик, смотря Драко прямо в глаза. – Откуда он у тебя?

– Какой еще меч? – закатила ведьмочка глаза. – Как дала бы! Отойди, Драко. Разберетесь с взаимными обидами в другой раз.

Но Драко только покачал головой:

– Ты, Малунья, можешь идти. А с этим я еще хочу побалакать трошки…

– Я ничего не знаю про твоего отца! – бросил ему в лицо Игриш, когда прочитал в глазах юноши лишь слепую жажду мести.

– Это неважно, – сказал Драко, спуская Куроук со спины.

Здоровенная железка ударилась об пол словно длинный, тяжелый лом.

– Мне достаточно, что ты узнал этот клинок и считаешь его прежнего обладателя другом, – выдал Драко, проходясь пальцами по дрожащей рукояти.

– Стой где стоишь! – воскликнула Малунья, когда он начал приближаться. – Драко, не делай глупостей.

– Отойди, Малунья… Друг убийцы моего отца – мой враг.

С этими словами Драко обнажил клинок – тот металлически звякнул по ножнам с каким-то довольным клекотом. У Игриша внутри все свернулось от страха: перед глазами пронеслась картина ночной сечи, он вспомнил с какой легкостью этот меч разрубил разбойника пополам.

– Еще шаг, Драко… – угрожающе ведьмочка вскинула метлу, по которой гуляли крохотные искорки. – Не вынуждай меня…

Он не дал ей закончить – схватившись за рукоять двумя руками, неловко взмахнул чересчур тяжелым мечом и перерубил черенок надвое. Во все стороны полетели капельки влаги, которыми исходило блестящее лезвие.

Малунья взвизгнула и едва не упала на Игриша. Острие клинка чудом не рассекло ей лоб.

– Ты… – хлопала она глазами, рассматривая две половинки метлы, которые остались в ее дрожащих руках. Искорки затухли. – Ты как посмел?!

– Отойди, дура! – крикнул Драко, едва держась на ногах от ярости и несоразмерной тяжести грозного оружия, и снова занес Куроук над головой.

Опустить клинок ему не дал взбесившийся кот – тот шипел так, что едва не лопался от натуги. Раздувшись как шарик и ощетинившись игольчатой шерстью, животное быстро увеличивалось в размерах. Когда кот вымахал до размеров собаки, рука Драко со смертоносным Куроуком дрогнула.

Сам не свой от страха Игриш бросился парню под ноги и ударился головой в живот. Драко булькнул и сложился пополам, но тяжелый меч так и остался в его руках. Игриш со всей силы заехал ему под дых за что получил по скуле, но не сдался и еще раз влепил в печень. Перед глазами заплясали разноцветные искры, от тяжести он едва не кричал, пытаясь побороть Драко. Малунья вцепилась в парня с другой стороны – тащила его за волосы, царапала и визжала. С большим трудом, но им удалось повалить таборщика на землю.

Схватку остановила гигантская тень.

Смертельно бледный Драко закричал, когда над ним нависла черная, волосатая морда. Упираясь ушами в баки, кот облизнулся – до предела раскрыл вонючую пасть и рыкнул что есть мочи. Душа всех троих улетела в пятки.

Тут ворота с грохотом распахнулись, и в конюшню вбежало четверо атаманцев. Сцепившихся подростков они даже не заметили, обалдев от одного вида страшного кошака, и сломя голову бросились обратно, где на них тут же с неба свалились крылатые, когтистые тени. Лагерь атаманцев взорвался воплями ужаса. Кот, мигом позабыв обо всем на свете, с яростным рыком пустился на запах крови.

Малунья первой вскочила на ноги и ударила Драко по лицу черенком от метлы. Тот попытался отмахнуться, но Игриш вцепился в его руку с оружием. Вырвать рукоять Куроука ему не дала Малунья – ведьмочка потащила Игриша за шкирку прочь из конюшни, где их снова встретил оглушающий рев, море крови, огня и пугающая неразбериха.

Они застыли на пороге, не в силах шелохнуться от увиденного.

С громким карканьем по лагерю метались птицы, трубили горны и сверкало оружие. Дрожащие костры сдувало налетами черных крыльев, которые бросались на людей, клевали и рвали их когтями.

Выбежавших из конюшни Игриша с Малуньей атаманцы заметили тут же и, мигом позабыв про стаю озверевшего воронья, бросились на них с обнаженным железом. Спас обоих гигантский котище, который одним прыжком порвал в клочья тройку зазевавшихся атаманцев и, облизнув окровавленную морду, сам понесся навстречу Игришу с Малуньей.

Они, забыв даже закричать, ринулись прочь со всех ног, но кот оказался быстрее. Довольно урча, он пролетел над их головами и грохнулся на землю, свалив обоих с ног и осыпав ворохом гнилых листьев.

Едва не задыхаясь от ужаса, Игриш решил, что это последние мгновения его жизни, и с замиранием сердца ждал, когда чудовище примется рвать его на части. Но кот не спешил – лишь склонился и понюхал обоих, слегка коснувшись их макушек длинными, раскидистыми усами.

– Мор, – залепетала вусмерть перепуганная Малунья. – Не ешь нас! Это не я сломала эту чертову метлу и вообще украла ее случайно! Вернее, вообще не крала…

Кот заурчал словно большая чугунная труба, вывалил широкий рыхлый язычище и одним махом облизал Малунью с ног до головы.

От неожиданности ведьмочка села на месте с раскрытым от потрясения ртом. Кот мяукнул и опустился животом на землю, выразительно поглядев на Игриша.

Как будто, приглашая обоих забраться себе на спину.

Топот ног вырвал их из оцепенения. Из землянки посыпались атаманцы, блестя топорами и саблями, но как только они увидели во дворе лагеря гору трупов, тучи воронья и злобного кота размером с баню, половина молча побросалась наутек, стоило только Мору зыркнуть на них своими зелеными глазищами. Тех, кто не успел сбежать, тут же осыпала орда крылатых хищников – вой, клекот и крики снова поднялись на оглушающую высоту.

– Ты чего творишь? – пискнула Малунья, когда Игриш схватил растерявшуюся ведьмочку под локоть и, сам не веря что делает, полез коту на спину, хватаясь за его жесткую шерсть.

Из-за деревьев защелкали луки – всех, кто не походил на людей, начали осыпать стрелами. Мору эти укусы были не опаснее, чем комариные, но Игриш с Малуньей в страхе вжались в его шкуру, когда стрелы одна за другой начали впиваться Мору в бока.

Поджав острые уши, кот скакнул в сторону, уходя из-под обстрела, и рванулся под защиту лесных гущ.

Игриш изо всех сил старался удержаться у него на спине и не соскользнуть в темноту. Краем глаза он заметил, что ведьмочка с писком начала сползать. Мальчик что было сил ухватил ее за одежду и подтянул повыше – та забарахталась и в страхе вцепилась в него ноготками. Мор не сбавлял темп, несся все быстрей, виляя из стороны в сторону, все глубже зарывался в чащу.

Вскоре крики людей и нелюдей затихли вдали. Игриш облегченно выдохнул, но только крепче сжал колени. Теперь им оставалось только не навернуться со спины неожиданного союзника и не сделаться его обедом. И как-то остановить этого чересчур резвого котенка.

Не успел он додумать эту мысль, как кот сбавил темп. Мальчик хотел было порадоваться, что безумная скачка заканчивается так быстро, но тут обнаружил, что кот не просто замедляется, но и уменьшается в размерах.

Еще хуже было то, что первое происходило куда медленней второго.

– Малунья! – дернул ее Игриш за локоть.

– Чего?! – оторвалась еле живая ведьмочка от шкуры.

– Прыгай!

– Что?..

Игриш не дал ей осознать на какой шаг он ее толкает. Просто обхватил ведьмочку и вместе с ней сиганул в кусты. Малунья даже не успела вскрикнуть, как они соскочили со спины стремительно уменьшающегося кота и кубарем покатились по траве, сшибая кусты.

Визжащий Мор черным, пушистым ядром пролетел немного дальше, подскочил, завертевшись вокруг свой оси как мяч, и хлопнулся в овраг.

* * *

После падения у Игриша болело все тело, и он едва ноги переставлял, продираясь по подлеску, что и без увечий было ой как не просто. Малунья пострадала не меньше – чуть ли не каждый шаг ведьмочка опиралась на ближайшее дерево и бранилась на чем свет стоит, поминала Сеншеса, Холеру, Тиф, Проказу, Чуму, Оспу и прочих его дражайших жен и дочерей.

Мор понуро трусил следом – маленькой мяучащей тенью. То и дело он пыхтел и попытался подрасти, но только зазря тужился. “Не пожрет – не вырастет”, – вздохнула Малунья, глядя на безуспешные попытки кота раздуться хотя бы до размеров лошади. Но скоро силы Мора совсем иссякали, и едва став “собакой”, он сдувался как шарик, возвращаясь к размерам обычного, пусть и чересчур откормленного, котяры.

– Малунья, – позвал ее Игриш, когда им ненадолго пришлось задержаться.

– Ну чего? – без большой охоты отозвалась ведьмочка, отдирая край юбки от колючего куста.

– Я хотел спросить… – проговорил мальчик, пытаясь помочь ей справиться с юбкой. – Ты давно знаешь Маришку?

– Эту твою загадочную сестрицу? Да давненько уж. Третий год поди. Часто встречались на шабашах и сходках. Она всегда была очень веселая. Даже и подумать не могла, что она поднимется так… высоко.

– Не думал, что она станет ведьмой?

– Слушай, это ее дело – становится ведьмой или оставаться в ведуньях! Я в ее делишки не влезаю, да и подругой твою сестрицу не считаю. Просто попросила о помощи, и все. А ты чего, соскучился? Надоело с одноглазым грязь месить, снова захотел поглядеть на звезды?

Она хмыкнула, расправила юбку и зашагала дальше, высоко задирая ноги.

– А ты?.. – спросил Игриш через некоторое время.

– Что я? – Малунья хлюпнула носом. – Мне только дай метлу или те сапоги, я мигом под небеса умчусь. Там, в небесах… хорошо. А если шубку надеть, то даже тепло. Спокойно, свежо. Красиво. И никого вокруг.

Она примолкла, вслушиваясь в шорохи. Но они ей ничего не ответили. Согласились.

– Иной раз напросишься с девочками на коврике покататься, – продолжала ведьмочка. – Поднимешься повыше, над облаками. Встанешь в полный рост, расправишь руки и… Нет, это надо попробовать, так не объяснишь. А иной раз, когда настроение есть, можно и… побаловаться, – она захихикала.

Игриш сглотнул и не стал продолжать разговор. Поглядел на небо, но звезды скрывали мохнатые кроны. Они шли дальше, и каждый перебирал собственный пучок мыслей.

* * *

Солнце встало и разглядывало троицу сквозь размашистую хвою, навязчиво поблескивая тысячью росинок под ногами. Они шли всю ночь, отгоняя прочь мошкару и мысли об отдыхе, стараясь убраться подальше от пристанища колядников. Стоило им только приблизиться к дороге, как до них донеслись пугающие звуки. Бряцало оружие, раздавались голоса и грохотали копыта, загоняя Игриша с Малуньей в овраги, дабы не попасться никому на глаза. Силуэты между деревьями кавалькадой проносились мимо.

Десятки, а то и сотни всадников, вооруженных до зубов. Хуже того – всадники двигались в ту же сторону, куда направлялись и Игриш с Малуньей.

Спутники прибавили шагу, рассчитывая выйти к избе Хель до темноты.

В сумерках они увидели зарево.

* * *

Дым был повсюду, поволока проглотила лес насколько хватало глаз. Страшно хотелось кашлять, глаза ужасно чесались и лезли из орбит.

Игриш пытался увести Малунью, но та упрямо шагала вперед, игнорируя его увещевания. Он хватал ее за руки и вставал на пути, но ведьмочка вырывалась и все быстрее неслась к тому месту, откуда валил дым.

Огонь еще полыхал, когда они добрались до черной полосы частокола. Ворота были снесены напрочь – они валялись внутри двора вместе с несколькими выбитыми кольями. Игришу не хотелось соваться дальше, но Малунья сломя голову побежала к избе. Вернее, к тому что от нее осталось.

Сквозь зияющую дыру было видно все: от обуглившихся стен избы, утыканных стрелами, до пары темных силуэтов, раскиданных по земле, которые могли быть только бездыханными телами. У Игриша екнуло сердце, когда он приближался к вонючему, обуглившегося трупу. У мертвеца еще сохранились остатки кольчуги, вплавленной в почерневшую плоть. Еще один труп лежал ближе к крыльцу – нечто продырявило в его груди дыру размером с кулак. От амбара и конюшни осталось куда больше, чем от избы, но и они дымили вовсю, угрожая разгореться вновь. Внутри живых точно не было.

Малунья застыла посреди двора, быстро моргая мокрыми раскрасневшимися глазами. Ее до крови искусанные губы что-то неслышно шептали.

Игриш в очередной раз схватил ведьмочку за локоть, на что тут же получил сильный толчок в грудь. Малунья очнулась от оцепенения и молчаливым дрожащим столбиком двинулась к еще целым дверям догорающей избы, в окошках и меж поленьев которой ревело пламя.

Еще шаг и ведьмочка бы дернула за кольцо, раскаленное добела, но Игриш обхватил ее за талию и потащил прочь. Малунья взревела не своим голосом, ударила мальчика локтем в лоб, взбрыкнула – и они оба повалились на землю, подняв пепел до крыши. Схватка с ведьмочкой заняла считанные удары сердца, когда крыша погибающей избы рухнула внутрь, заставив обоих оставить бессмысленную борьбу. Тогда Малунья всхлипнула и сама схватила мальчика за руку.

Из окон вырывались языки пламени, засыпая обоих углями, обволакивая жаром и дождем из пепла.

Завороженная Малунья не могла оторваться от огнедышащих глаз, полыхающим им вслед, когда две пары рук, чуждые всякой жалости, схватили Игриша с Малуньей и потащили в лес. Они не сопротивлялись.

Глава 11

Свечей и вправду натаскали немало. Большая их часть занимала пол вокруг гроба; по две, а то и по три воткнули чуть ли ни при каждом образе иконостаса. Однако светлей от них не стало ничуть: темнота только плотнее сгустилась под потолком и по углам притвора, а старинные, потрескавшиеся лики святых и смелых нахмурились еще сильней. Пока одноглазый приближался к аналою, где застыл с книгой отец Кондрат, их суровые глаза не отставали от него ни на шаг, а пальцы, сложенные Пламенным знаком, казалось, скребли щербатые доски, словно пытаясь вырваться наружу. Каурай поежился – и в эдакой компании ему предстояло дожидаться, пока петухи не решат продрать глотку.

– Ты что храм спалить решил, бес? – поднял на него заплывшие глаза Кондрат, прервав молитву. – На что столько свечей?

– Нечистого отпугивать, отче.

– Единственный нечистый в моем храме – это ты да это ведьмино отродье!

Пропустив ворчание отца Кондрата мимо ушей, Каурай подошел к гробу и поглядел на недвижимое тело, которое ему предстояло хранить как зеницу ока. Поборов внезапное желание приподнять саван, он присел на корточки и спустил с плеч саблю, что не укрылось от бдительного глаза отца Кондрата:

– Ты что ополоумел? Кто тебе позволил заходить в храм Спасителя вооруженным до зубов?!

– Читайте, отче, читайте, – отмахнулся одноглазый и нащупал в кармане баночку Эсселума, которую ему дали сердобольные ведуньи. – Вас сюда пан воевода отрядил как раз для этого. Меня для другого. Сейчас мы немного подмогнем всем святым и смелым…

С этими словами он вытащил пробку.

– Это что? Бесовской отвар?! – округлил поп глаза, когда Каурай опустился на корточки и принялся помечать полы вокруг гроба белесым порошком, слегка сверкающим в дрожащем свете свечей.

– Святое слово и умелые руки намного лучше, чем просто святое слово, – вспомнил одноглазый слова одного святого отца, которого когда-то знал. – Давайте за первое будете отвечать вы, а вторым озабочусь я.

Порошка он не жалел, сыпал от души. В ином случае одноглазый не стал бы расходовать порошочек почем зря, но этой ночью барьер мог решить вообще все, и с ним не стоило жадничать. Успеет он еще пожалеть драгоценный состав, если эта ночь пройдет благополучно.

– Как ты смеешь осквернять храм этой мерзостью? – не отступал отец Кондрат.

– Всего лишь мера предосторожности, – разогнулся одноглазый и сунул пробку обратно.

Круг получился слегка кривоват. Но сейчас ему было не до изящества.

– От чего? – поднял бровь Кондрат. – Серго убит горем и не ведает, что творит. Мало того, что нарушил все правила и заставил меня брать грех на душу – отпевать ту, которую в ином случае стоило бы спалить, а пепел развеять по ветру, так еще и нанял тебя, грязного опричника!

– Поверьте, отче, к утру вы сами возблагодарите Спасителя, что рядом с вами оказался грязный опричник. Советую взять ваш требник и переместиться в пределы круга. Целее будете.

– Ты что думаешь, что в храм и впрямь полезут бесы, чтобы забрать ее душу в Яму? Ха, это приют Спасителя!

– Хотел бы я, чтобы самым страшным испытанием этой ночи оставался ваш скверный характер, отче.

– Да ты…

Тяжелый колокольный удар разбил их перебранку в прах.

– Что такое?.. – пробормотал Кондрат, запрокинув голову.

Колокол немедля ответил ему – тягучим, жутким голосом. Следом недовольно заскрипели стены, словно церковь пробудилась от долгого сна. Огоньки свечей разом вздрогнули, затрепетали на призрачном ветру, и начали гаснуть – одна за другой.

– На колокольне кто-то есть? – спросил Каурай неуверенно. Почему-то показалось, что звон доносился из-под полов.

– Наверное ветер…

Но бесноватый колокол не унимался – с третьим тяжелым ударом затухла уже половина свечей, а тьма все ближе подбиралась к аналою, где застыл ошарашенный отец Кондрат. Запахло гарью, запахло мертвым, и одноглазый выругался.

– Отче, заходите в круг живо! – приказал Каурай, отступая к гробу, который тоже отчего-то начал слегка подрагивать. Два других сбросило на землю – тела женщин вывалились на пол и задергались, словно их била падучая.

Но упрямый Кондрат лишь искоса поглядел на одноглазого и упер глаза в книгу. Его низкий голос вознесся под потолок, сливаясь с колокольным боем в бушующем гуле. Стены затрещали еще сильней, а колокол ударил с новой силой, едва не припечатав упертого попа к полу. Тот схватился за края аналоя, набрал в грудь побольше воздуха, распростер над головой руки, сложенные Пылающим знаком, и начал во весь голос протяжно читать молитву, пытаясь перекричать треск, грохот и вой ветра. Одноглазый силился образумить дурака, но его крик быстро разметало по углам. Кондрату было все нипочем – поп только сильнее драл глотку в бездонный потолок, с которого на них поглядывало нечто голодное.

Тьма подступала к полам поповской рясы, зажженных свечей оставался едва не десяток, и все они горели по краям начерченного одноглазым круга. Стены церкви заволокло темнотой, и лишь очи обозленных святых и смелых горели огнем, обжигали непримиримой, древней злобой. Пальцы их напоминали когти, которыми они бы с удовольствием расцарапали краску икон и вцепились бы в жертву.

Надрывное пение Кондрата все гремело, порываясь сладить с вторгнувшимся в церковь безумием. Но вскоре мрак затопил пухлую фигуру попа, хищно напрыгнув на него со всех сторон и смачно клацнув зубами. Голос святого отца резко сорвался и перешел в жуткий крик ужаса, который резко оборвался.

Колокол ударил раз и оставил церковь в тягучей, мертвой тишине, где время от времени болезненно выли деревянные стены.

Каурай поднял повязку на лоб и тут же разглядел попа – тот оставался на прежнем месте, но почти лежал на аналое, обхватив стенки и едва держась на ногах. Медленно голова Кондрата приподнялась и мерцающие, ледяные глаза сверкнули через тьму. Почерневшее, треснувшее лицо разошлось в отвратительной гримасе, когда он оторвал крючковатые пальцы от аналоя, схватил требник и принялся напевно зачитывать молитвы, выговаривая слова задом наперед, вырывая и разбрасывая страницы. Потом он жутко расхохотался, одним махом порвал толстую книгу надвое и швырнул в темноту. Звука падения одноглазый не услышал, всецело занятый снаряжением арбалета – натянутая тетива скрипнула, когда рычаг встал на место, а болт покинул колчан. Бородатое нечеловеческое лицо медленно повернулось к гробу, но слепые глаза проплыли мимо. Мертвец сделал шаг, поднял руки, открыл зубастую дыру, которую уже сложно было назвать ртом, и церковь задрожала от его душераздирающего стона, переходящего в настоящий рев.

Оно сделало второй шаг, третий и с каким-то тупым стуком влетело лбом в невидимый барьер – поднявшийся грохот мог бы поспорить с раскатом грома, когда тьму на мгновение разорвала яркая вспышка, и опаленное тело отбросило прочь. Мертвец грохнулся о доски, несколько раз перевернулся, скакнул и приземлился на все четыре конечности. Голова мертвеца стояла торчком, борода лезла во все стороны, глаза горели яростью.

Одиноко свистнул болт и прошил мертвецу грудь, заставив его на мгновение рухнуть наземь. Тот зарычал, заскреб когтями по полу, пытаясь подняться, и бросился в сторону, стоило только новому болту нацелиться ему промеж глаз. Тетива щелкнула, но болт впустую прошел мимо мертвеца, который крупными скачками несся на одноглазого. Разделяющее их расстояние он покрыл за какие-то пару ударов сердца, и вновь оскаленная морда ударилась о барьер – грохнула вспышка и мертвец отлетел в стену, словно черный, дымящийся снаряд. Не успел грохот пророкотать эхом, как мертвец снова вскочил и полез на стену. На пол сыпались опилки, когда он драл деревянную стену когтями, поднимаясь все выше.

Не успел одноглазый пустить в него еще один свистящий гостинец, как мертвец в два прыжка забрался почти под самый потолок, прополз вдоль карниза, и с мерзким рыком сиганул в круг, но барьер вновь взорвался искрами и отбросил мертвеца прочь. На пол рухнул изуродованный кусок мяса, отвратительно корчась и исходя пахучим дымом. Его мучения прервал болт – острие пробило рычащую глотку, заставив мертвеца подавиться и упереться затылком в пол. Скрюченные пальцы еще силились дотянуться до одноглазого, который осторожно переступил барьер и приближался к чудовищу с обнаженной саблей, надеясь на этот раз покончить с ним одним ударом.

Но стоило ему покинуть круг, как с пола тут же поднялись две мертвые женщины, точно ждавшие, когда же одноглазый покинет укрытие. Они приближались не проронив ни единого звука, еле слышно переставляя босые ноги. Их глаза были плотно сомкнуты, лица ничего не выражали.

Ничего, кроме тупой решимости разорвать Каурая на части.

Первую одноглазый продырявил штыком. Клинок прошил ей глазницу и увяз в черепе, мигом оборвав ее вторую “жизнь”. Она рухнула на пол как подкошенная. Вторая, жутко вереща, попыталась расцарапать одноглазому лицо ногтями, но росчерк сабли срубил ей две кисти разом. Бледная плоть зашипела от соприкосновения с имлианской сталью, Каурай оттолкнул мертвую сапогом и снова взмахнул саблей.

Рассеченное надвое тело еще дергалось, когда он переступил через него. Но вскоре его тоже взяла упрямая смерть.

Поп умирал тяжелее всего.

В этом прогоревшем до костей чучеле уже мало что напоминало прежнего отца Кондрата – мантия превратилась в клочковатое, плешивое рубище, кожа полностью сошла с пухлого лица, мясо медленно расползалось и маслом стекало на пол, открывая бледную кость. Глаза полопались, и на их месте зияли две черные дырки, заполненные кровью и гноем.

Одноглазого передернуло, когда существо дернулось, перевернулось на живот и медленно поползло к его ногам, щелкая челюстями. Каурай взмахнул саблей, и отрубленные кисти мертвеца заскакали по полу. Взмахнул другой – и черная голова с тлеющей бородой покатилась в угол. Тело задергалось, потрясая культями, и затихло.

И тут снова – от ворот до алтаря – долгим, могучим колесом прокатился колокольный звон. И церковь словно взбесилась.

Одноглазый выругался, перехватил саблю двумя руками и закрутил головой, вглядываясь в самые темные закоулки, откуда разило гнилью и слышались недовольные шепотки. Каждый удар колокола звучал с такой яростной силой, что едва не сшибал с ног. Глаза темных святых и смелых двигались, стены стонали, а деревянный пол бился в такт подземному звону, утробными толчками выдавливая из себя острые гвозди, словно нечто большое и жутко злое просилось на свободу.

Каурай попытался вернуться к гробу, но едва не рухнул, когда снизу отошла доска и наружу полезла длинная кривая рука. Тускло блеснула сталь – когтистая кисть отлетела в сторону, брызгая черной кровью, а из-под полов полился жуткий, жалобный вой. Рядом раскололась другая половица – дыра породила бледную рыбью физиономию. Плоскую морду скосило на бок, выпученные глаза уставилась на одноглазого с каким-то отрешенным выражением. Каурай выхватил штык – чудище взвизгнуло и скрылось, но на его месте тут же выросли два других рукастых монстра.

Не теряя ни мгновения, одноглазый помчался обратно в круг, огибая мычащих горбунов и перепрыгивая рычащих карликов, один за другим вылезающих из-под полов. Сабля сверкала в его руке, наповал разя каждого, кто вставал на его пути. Каурай несся со всех ног, оставляя за собой дорожку из отрубленных рук, клешней и плешивых голов.

Но не успел он добежать до гроба каких-то десятка шагов, как вокруг его сапога сомкнулись костлявые пальцы.

Одноглазый упал на бок, сильно приложившись плечом, и едва не упустил саблю. Вырваться и вскочить не удалось: хватка у упрямого мертвяка оказалась железной. Над ним уже зависала волосатая тень – тяжелая, бугристая стопа держала клинок сабли.

Колокольный звон торжествующе бил по ушам, лишая ориентации и воли к борьбе.

Но Каурай все же попытался: зарычал во все горло и въехал свободной ногой мертвяку в морду. Когти вовсю скрежетали по пластинам его брони, силясь найти неприкрытые бреши, когда следующий штык угодил в ступню – волосатая тень закачалась, на мгновение ослабив нажим. Клинок выскользнул, и Каурай сходу снес державшему его уроду половину трухлявой головы. Однако тиски сжались только крепче, и еще пара мгновений утонули в тяжелом колокольном бое. Новый взмах сабли разорвал монстру сухожилия и гнилая рука с трескам разорвалась на пополам. Одноглазый подскочил, наудачу завертевшись на месте в смертоносном пируэте. Когда лезвие остановилось, окропленное гнилой дурнопахнущей кровью, ножны покинули еще пара штыков и пригвоздили к земле двух иглозубых карликов, подбиравшихся к одноглазому с боков. Каурай не дал им очухаться – в прыжке взмахнул сталью, разрубив обоих напополам, но не остановил смертельный танец. За ними тянулась тройка слепых горбунов, но и их ожидала та же участь. Первому одноглазый не дал даже разогнуться – подрубил ногу и вогнал штык прямо в сгнивший мозг. Второму вдарил сапогом в распухший живот, тут же взорвавшийся гноем, и отбросил рычащую образину на спину – штык закончил дело. Третий впустую черканул лапой по броне и почти сомкнул челюсти на его горле, но клинок оказался быстрее. Зубастая голова покатилась по полу, но это не остановило его шаркающей походки. Горбун прошел еще немного, прежде чем врезаться в группу своих склизких друзей.