Текст книги "Каурай. От заката до рассвета. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Александр Артемов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Каурай. От заката до рассвета. Часть 2
Александр Артемов

Глава 1

С голыми пятками они пробегали недолго. На ближайшем хуторе мальчишкам удалось разжиться плохенькой, но прочной одежонкой, так что усугубить свою простуду Игришу не удалось; так он думал поначалу. Не успели они перелезть через забор и дать стрекача, как по их следу пустили двух жутко злющих псов. Убежали мальчишки лишь чудом – речка спасла.

Несмотря на такую удачу, дорога им выпала отнюдь не легкая, и мокрые до нитки мальчишки угрюмо побрели дальше, надеясь высохнуть на ходу. Вот тут простуда Игриша разошлась как бешеная. Не успело солнце покинуть зенит, а постоянное сопение и чихание товарища до чертиков взбесило Милоша, и он шикал на спутника чуть ли не каждый шаг:

– Надо мне было оставить тебя в избе с теми чокнутыми ведьмами! Давай, иди быстрее, чего ты такой медленный?! Один бы я уже сто раз дошел, а то навязался ты тут на мою голову, клубень неотесанный!

– Ну и оставил бы… – бурчал себе под нос Игриш, пока они шагали по дороге, петляющей далеко впереди. Непонятно откуда и непонятно куда.

День уже клонился к вечеру, и вытянутой тенью Игриш наступал Бесенку на пятки, чем тоже выводил товарища из себя. На привале его бесило, что он ел слишком медленно, говорил слишком тихо и неохотно, не интересовался петушиными боями и игрой в лапту, по дороге ругался, что тот постоянно отставал и хлюпал носом, а также отказывался рассказывать про то, как он умудрился попасть в колодец, откуда его вытащил “тот горбатый хрен”.

– Слушай, может быть, ты вообще не хочешь идти со мной?! – взорвался Милош, когда Игриш не ответил на его седьмую реплику с последнего привала.

Мальчик на протяжении пары-тройки сотен шагов хранил упорное молчание, и, казалось, вовсе перестал слушать своего раздражительного спутника, раздумывая, где им предстоит провести наступающую ночь. Укладываться на голой земле прямо в поле или в лесу страшно не хотелось – он бы согласился даже на стог сена, если туда удастся зарыться с головой и не слушать болтовню Бесенка. Но округа как-то не радовала богатством, да и сено местные, страшась дождей и разбойников, смели с полей точно метлой, так что мальчишкам оставалось рассчитывать только на удачу. Повезет, если они наткнуться на какой-нибудь хутор или охотничий домик до того, как околеют.

– Тогда чего мы мучаем друг друга? – распалялся Бесенок. – Разойдемся в разные стороны, и ступай, ищи своего одноглазого приятеля!

– Зачем же мне торопиться?! – не выдержал Игриш. – Ведь ты даже не сказал, куда мы идем!

– Еще чего?! – задрал нос Бесенок. – Это ты просто за своим постоянным сморканием и сопением ни черта не слышишь!

– Ага, конечно, – хлюпнул носом Игриш. – Со своим постоянным ворчанием ты сам уже забыл, куда нас ведешь…

– Слушай, ты получить хочешь?!

– Нет.

– Ну, так и молчи!

– Вот видишь, ты только мне рот затыкаешь! А так и не сказал, куда ты меня тащишь!

– Разве я тебя куда-то тащу?!

Игриш устало махнул на него рукой и зашагал дальше по дороге, пока спутник продолжал ворчать на него, а окрестности одеваться сумерками. Каждый шаг он щупал свою находку – шкатулка колола ему бедро острой гранью, умоляла поглядеть на нее хотя бы одним глазком. Но Игриш решил, что он полюбуется ей позднее. Когда Милош уснет. Уж больно любопытно было – что за приобретение попало ему в руки? Он обязательно вернет ее Бесенку. Попозже. Когда тот чуть успокоится.

Становилось холоднее, и вскоре Игриш смог разглядеть собственное дыхание, облачками выходящее изо рта. Он прибавил шагу – ночевка на таком холоде не обещала ничего хорошего.

– Эй! – окликнул его Бесенок. – Ты куда это намылился, скороход?

– Темнеет уже, не видишь?

– И что?

– Как что? Замерзнуть хочешь? Нам надо быстрее добраться до хутора.

– Какого такого хутора? – с интересом воззрился на него Бесенок.

– Как какого? Какого-нибудь, где мы могли бы переночевать. Ты хочешь ночевать в лесу?

– Ни в какие хутора я не полезу, – покачал головой Милош. – И тебе не советую, Дураш.

– Почему это? – спросил он, пропустив обидное прозвище меж ушей. – Собак боишься?

– Неа. Людей боюсь. С собаками легче. С ними общий язык найти можно. Или сбежать.

– А с людьми чего нет?

– Тебе сколько лет, Дураш?

– Одиннадцать… И не называй меня Дураш!

– Оно и видно, – хмыкнул Бесенок. – Тепло нынче на хуторах – это правда, Гришик. Но опасно.

– Чем опасно? Выгонят?

– Нее, – прыснул Бесенок. – И хорошо, если выгонят. Плохо, если собак спустят, но от собак оторваться можно. А вот от людей сбежать куда сложнее, если мы им приглянемся.

– Зачем… приглянемся?

– А вот затем! – воскликнул Милош и со всей дури врезался Гришу в плечо. Тот не ожидал такого поворота и полетел в траву. Бесенок был тут как тут – налетел сверху и наступил мальчику на щиколотку, заломив сустав под неправильным углом.

– Эй, ты чего творишь?! – завопил Игриш, когда тот начал давить на ногу, словно та была палкой. – Больно же!

– Нет, дружок, это еще не больно, – хохотнул Бесенок и чуть поднажал. Игриш задохнулся от резкой боли. – Вот сломаю тебе ее, тогда точно больно будет! И страшно. Вот и на хуторе также – поломают тебе ногу, а самого привяжут к бревну и будут собаками травить.

– Слезь с меня, дурак! – заверещал Игриш, но Бесенок уже отпустил его и отошел в сторону.

Темнело. Рыжее солнце почти укрылось за горизонтом, оставив путников одних в еле шевелящейся темени. А по сторонам ни огонька, ни просвета. Деревья покачивали лохматыми лапами да над головами мальчишек с криками носились припозднившиеся птицы, дорога впереди пропадала во мраке.

– Зачем?.. – спросил Игриш помассировав ушибленную конечность. А если бы и вправду сломал?..

Но Бесенку было все равно. Он уселся на траву подле него и глядел на него как на полного идиота.

– Зачем им ноги ломать?..

– Как зачем? – удивился Бесенок. – Батраки им нужны. Дармовые. Посадят тебя на цепь и будут кашей кормить, а ногу сломают так, чтобы она срослась неправильно и ты точно никуда не убег. Так и будешь у них на хуторе ножку подволакивать, им в хозяйстве помогать. Ты вот думаешь, как я к Горюну в услужение попал?

– Тебе чего ногу ломали?

– Нет, но Горюн грозился сломать, если я еще раз от него убегу. И сломал бы, если б меня обратно притащили.

– Они же тебя повесить грозились?

– А, – сплюнул он. – Лучше бы и вправду повесили. Я к этим мудакам возвращаться не собираюсь. Видал, что они со мною в конюшне сделали?

– Это… – захлопал глазами Игриш.

– А кто же еще? Или ты совсем ослеп от страха?

– Нет. Там темно было. И я только видел, как… кто-то набросился на тебя и начал душить, – сказал Игриш и его передернуло при одном воспоминании об этом. – Мне показалось, что это был… черт.

– Черти, они самые. Они это любят. Сначала напьются с дружками, а потом за меня возьмутся. Я уже хотел жаловаться идти, но дюже страшно.

– Чем же?

– Так, блин, Гриш, ну ты чего как маленький?! – разозлился Бесенок. – Не понимаешь что ли, что не поверит никто, что взрослый мужик такое может с ребенком сотворить?! С бабой еще куда ни шло, но пользовать мальчишку… Да ну тебя! Еще и посмеются надо мной. Буду вечно с прозвищем ходить – ушибленным, вот как ты. Если буду. Я-то для них никто – полукровка, вшивый. Заделала меня моя покойная мамаша с каким-то похотливым шатранцем во время Запустения, вот мне на всю жизнь морока. Дерьмом последним меня считают, раз не пойми кто я – ни шатранец, ни феборец, ни пхейский, никто и звать меня никак, раз рожей не вышел. Вона Бесенком кличут, как кота какого-то. Надоем, и прихлопнут как муху. Один мне так и сказал – расскажешь кому, убью. И скорее всего той ночью он действительно пришел меня убивать, но не смог. То ли испужался руки еще и в крови марать, то ли решил, что я дух испустил. Ну, чего молчишь?

– А чего говорить? – смутился Игриш. – Правильно сделал, что убежал.

– Вот, это другой разговор, – ухмыльнулся Бесенок. – Ты-то, если что не стесняйся. Мы тут люди понимающие. Сами не в сахаре живем. Если ты не хочешь к своему одноглазому возвращаться, ты так и скажи!

– Да иди ты! – смутился Игриш. – Каурай меня и пальцем не тронул за все время. Он спас меня аж четыре раза. А я…

– А чего ты? Благодарен ему что ли?

– Да… А ты бы не был благодарен что ли? Если бы тебя из самого пекла вытащили?

– Нет.

– Почему?

– С чего бы это? Он это чего от чистой души сделал? Или с умыслом?

– Не знаю… Какой тут может быть умысел?

– Это ты мне скажи, балда. Зачем этому хмырю спасать такого как ты? По доброте душевной – не верю! Взрослые ничего не делают просто так, только с расчетом. Все, что их интересует – это деньги, бабы и горилка, или моя задница на худой конец, и то, только потому что обычные девки их не интересуют. Природой обиженные они. Вот и твой одноглазый такой же – только ты пока сам не разобрался, к чему ты ему такой красивый спонадобился. Когда я тебя спросил – куда он тебя везет, ты мне что ответил?

– Не знаю…

– А он знает. Но от чего-то помалкивает. Зуб даю, ты ему нужен для какой-нибудь пакости. Ты же сам сказал, что он тебе не друг, тогда чего защищаешь?

– Просто… – промямлил Игриш. – Нельзя же так.

– А как можно? – напирал на него Бесенок. – Я же не вчера родился. Просто так только кошки родятся. Так что Гришик, у тебя два пути. Либо всеми правдами и неправдами возвращайся к своему одноглазому – и жди, пока он не притащит тебя в избу к каким-нибудь людоедам, чтобы обменять тебя на лошадь, шубу или еще чего-нибудь в хозяйстве полезное. Либо пошли со мной.

– Куда? Куда с тобой?! Ты же ничем не лучше его – молчишь как пенек!

– Та недалече осталось, – загадочно проговорил Милош. – До лагеря топать.

– Какого еще лагеря?..

– Баюновых парней, чьего же еще? – закатил глаза Бесенок. – Али глупый совсем? Тут на Вольном Пограничье только два пути. Либо в одну банду – к Кречету и прочим гадам, охранять чулки Шкуродера и драть с местных в три шкуры. Либо к Баюну, в лес – к тем, кто мужиком вырос и не побоялся саблю в руки взять.

– Ты… – похолодело все внутри у Игриша. – Собрался податься в разбойники?!

– Ага, – кивнул Бесенок как ни в чем не бывало. – Хотел к ним на лошади приехать – своя лошадь это всегда хорошо. Раз есть лошадь, значит, ты не совсем дурак, раз сумел лошадь утянуть. Можешь вместе со всеми в набеги ходить. Да и бить кого саблей сверху сподручней, а до тебя и не дотянется никто. Но с лошадью мне как-то не повезло…

– Милош…

– Ну, чего Милош? – сжал зубы Бесенок, его сузившиеся глаза едва не пробили Гриша насквозь. – Куда ты предлагаешь мне податься? В казаки Кречета? Вылизывать жопу Шкуродеру и быть им подстилкой, пока у тех вставать перестанет? Или пойти побираться куда-нибудь в город. Кому я там нужен? Да и повесят меня за бродяжничество. На первом же перекрестке сцапают. Кто такой? Откуда? Чьих будешь? Ах, ничьих, так полезай на сук!

– Ты говорил, что у тебя тетка где-то…

– Говорил… Но я сам в это не очень-то верю. Да и сама она наверняка живет не лучше меня. Нужен ли ей еще один голодный рот? А может и нету вообще никакой тетки, выдумал я ее, померла она, не знаю… Всегда хотелось, знаешь ли, чтобы где-нибудь был кто-то, кому на тебя не насрать. Вот и тешил себя пустыми надеждами, а на деле… Одна у меня дороженька. Одна осталась.

– Пошли лучше со мной, – схватил его за руку Игриш, но тот со смешком одернул ее.

– Куда?! На Голодную гору собирать мухоморы? Не смеши. Снова становиться чьей-то собачонкой на привязи я не собираюсь. Особенного этого горбатого хмыря.

– Нет, я не про Каурая. Сеншес с ним, у него своя дорога. Найдем лучше мою сестру, Маришку, она нам поможет. Я как раз собирался…

– Твою сестру? Ты не говорил, что у тебя есть сестра.

– А ты и не спрашивал… – опустил глаза Игриш. – Нам лучше встретиться с ней, чем искать по лесам разбойников и надеяться, что они тебя примут как своего…

– Примут, куда они денутся, – ответил Милош не очень уверенно, а как понял, что сплоховал, снова разозлился. – А если и не примут, так и Сеншес с ними! Сам организую свою банду из бедненьких и убогих и пущу им всем красного петуха! Будет у нас казацкая вольница, как было до Запустения, когда Вольное Пограничье было вольным не только по названию, и не правили здесь паны вислоусые, пропади они все пропадом эти твари мороженые!

– А ну хто тут хочет банду собирать? – неожиданно разразился окрик, и темнота вдруг загорелась огнями фонарей.

Не успели оба вскочить, как Милоша повалили на землю и принялись выкручивать руки, а Игриша ударом сапога отправили катиться по траве и тоже уселись сверху, пыхнув в лицо спертым духом табака.

– Ну-ка, хто тут у нас? – сбросили с фонаря тряпку и поднесли поближе к лицу Милоша, который едва не выл от боли – пара волосатых рук держала его за волосы и поднимала голову кверху. Смятая ведьминская шляпа лежала на земле, и по ней прохаживалась уже десятая подошва. – Ты, пацаненок, что-то про банду говорил, так?

– Пшел ты, пес! – взвизгнул Бесенок и харкнул в довольное, бородатое лицо. Его обладатель охнул и отступил, а когда вытер плевок, двое его приятелей вовсю топтали Милоша, словно тот был подушкой, набитой сеном.

– Может ты у нас будешь посговорчивее? – подошел казак с фонарем к Игришу, который распластался на земле, не смея даже пикнуть от страха. – Вы чего, сынки? Хотели к Баюну в страхолюдины податься?

– Нет, нет! – только и смог выдавить Игриш, у которого внутри все свернулось от ужаса.

– Как же нет? – хохотнул казак и сунул фонарь Игришу прямо в лицо, от чего он зажмурился и застонал. Жар от него исходил иссушающий. – Мы ясно слышали, как вы тут обсуждали всякое про Кречета, про пана воеводу, про Баюна… И у нас сложилось впечатление, что хотите вы к нему помощниками наняться? Так ли? Как ты там назвал нашего пана? Шкуродер, да?! Али оглох я со старости? Ну, чего молчишь?

– Да чего с ними разговаривать, Ермей? Понятно все с ними – беглые они. Надоело руки мозолить, вот и решили с разбойничками подружиться. Это, как говорит пан Кречет, спускать не можно. Плетей им всыпать!

– А чего ж только плетей? – убрал казак горячий фонарь, выжигающий Игришу глаза. – Я бы повесил наглецов за разбой, раз уж они себя в банду определили. Чего ждать? Или уж на кол. Слышал, нынче во дворе Крустника эта древняя традиция в страшном почете. И красиво, и другим наука – как с разбойниками дружбу водить. Согласны? – обратился он к мальчишкам, лежащим пластом у своих ног. – Ну-ка, поднимите-ка их, хлопцы, хочу я в глаза их бесстыжие поглядеть.

Обоих рывком поставили на ноги, держа скрученные руки за спиной. На Милоша было больно глядеть – кровь и синяки были повсюду. Казачьи сапоги не жалели мальчонку.

– Этот, кажись, вообще уже ничего не соображает, – махнул рукой Ермей. – Ишь как развезло! Еще плеваться будешь, вообще шкуру спустим. Бери пример с твоего дружка – он как шелковый. Ну-ка иди сюды, – потянулась его лапища к Игришу и схватила его за воротник. – Хотели записаться к Баюну?!

– Нет… – сглотнул Игриш и тут же осекся, – я его отговаривал!

– Ага, значит, все-таки хотели, но тут в одну из черепушек постучались мозги, – довольно кивнул Ермей удачному проведению допроса. – Значит, у нас тут только полтора разбойника. Хорош! Молодец, что признался.

– Гриш… – замычал Милош, но тут же получил удар по дых и сложился пополам.

– Тихо! – прикрикнул на него Ермей. – Не велено тебе пасть раскрывать, щенок. Мы с твоим дружком беседу ведем! Что ж, малой, дело ясное – два пострела решили сбеч под крылышко Баюна, но тут у одного поджилки затряслись сразу с головой в омут прыгать, и вышла у них небольшая дискузия, так? Так! Ну что ж. За это пусть будет тебе ингульгенсия, как вовремя одумавшемуся. Тебя мы просто выпорем по самое не балуй. А этого…

Игриш до хруста сжал челюсти и взглядом полным отчаяния поглядел на Милоша, который мешком висел в руках казаков, едва держась на своих двоих.

– А этого, пожалуй, и повесить можно, – удовлетворенно кивнул Ермей. – Пусть подрыгается, малек. Подумает, как по округе ураганить, баб вдовами делать.

– Он ничего не сделал! – зашелся Игриш криком, сам испугавшись своей смелости, и попытался вырваться из рук казаков. – Отпустите его!

– Ну, – надул губы Ермей, и с обеих сторон на Игриша посыпались тумаки. – Чего тоже на сук захотел? Передумал исправляться? За разбойника вступаешься? Ай-ай-ай, малец. Тогда висеть придется тебе!

Перед глазами мальчика все поплыло, и на мгновение он снова увидел перед собой тот богато убранный шатер с коврами, резным столом и Богдана залитого кровью. Страшно избитого парня волокли за полог, где ряд за рядом высились остро отточенные колья.

А Игриш был настолько труслив, что побоялся даже посмотреть, как его друга поднимали к небу, насадив на один из этих чудовищных колов. И снова глаза заполнили слезы, и снова он изо всех сил зажмурился, отсекая ведение алой пеленой.

Глава 2

– Давай уже кончать обоих, Ермей, надоело! Чего потом с этой швалью делать? Кормить его будешь и жопу ему вытирать?

– И впрямь. Подвесь-ка этого, защитника, – больно ткнул Ермей пальцем Игриша в живот. – Пусть покачается немножко, раз смелый такой. Мы с ним по-хорошему хотели обойтись – только жопу ему разрисовать, как следует. А он – ишь какой!

Игриша подхватили две пары жестких лапищ и куда-то потащили. Зубы его стучали, слезы заливали глаза, а из груди рвалась мольба о пощаде, которая, однако, так и не слетела с его губ. Отчего-то в его голове зажглась мысль, что он это заслужил – болтаться на суку вместо Милоша. Присоединиться к Богдану, с которым он должен был разделить участь еще тогда, в лагере Крустника. Или даже еще раньше, в том колодце – ему следовало утонуть вместе с Маришкой. Но Игриш оказался слишком труслив, чтобы просто умереть. Он зачем-то пытался держаться на плаву, выжидая, когда же Каурай откроет крышку и вытащит его на поверхность, чтобы…

Чтобы что?.. Это никогда не приходило ему в голову. Он был слишком бесполезным, глупым и безучастным слизняком, и не мог честно ответить на этот вопрос. Только Маришка знала ответ – зачем он вообще выбрался из этого проклятого колодца…

Веревка на лодыжках натянулась, больно впиваясь в кожу, и свалила Игриша лицом в траву. Не успел он сплюнуть, как казаки навалились на веревку, и мальчика протащило по земле. Еще пара рывков, и он взмыл в воздух.

Земля завращалась вокруг своей оси, качнулась над головой, словно не Игриша, а земную твердь подвесили на дереве и крутят как шарик на ниточке. Рубаха немедленно задралась на голову, на мгновение лишив Игриша возможности наблюдать за собственной казнью, но подскочивший казак стянул ее и бросил тряпку на землю.

– Ну, хорош, – похвалил Ермей работу товарищей. – Как думаете, братья? Если он повисит так пару деньков, в голове у него все прояснится? Или токмо кровь из ушей польется?

– Польется, пан Еремей, обязательно польется!

– Так, – упер руки в широкие бока казак Ермей и повернулся к Милошу, который все глядел на качающегося на ветке Игриша. – Теперь ты нам скажешь, куда ты, вша зеленая, этого дурика тащил? Иными словами, рассказывай, где вся шантрапа баюнская собирается?

Чтобы Милош думал быстрее, державший его казак схватил мальчика за руку и так резко рванул плечо, что он от неожиданности взвизгнул, почти как девчонка.

– Ты мне не убей его только, – зыркнул Ермей на переусердствовавшего казака. – Он еще балакать должен.

– Извиняй, дядька…

– Ну-с, чего молчим?

Время текло. Милош хлюпал разбитым носом и глотал слезы, но не вымолвил ни единого словечка. Что очень не понравилось Ермею:

– Крепкий, ишь! Видно, наоборот, – недобрал ты чутка. Не пробрало ни капли. А ну…

Снова Милош зашелся в крике, когда дрожащую руку начали выворачивать из сустава, пока он корчился на земле и рыдал в голос. Игриш тоже хотел закричать, но тут получил сапогом в зубы и закачался на ветке как маятник.

– Эй, а это что? – кинулся казак поднимать нечто, лежащее прямо под головой Игриша. У него уже искры сыпались из глаз, и мальчик едва понимал, где верх и где низ, что вообще творится, и зачем казак ползает в траве.

– Что там? Дай сюды! – поднял руку Ермей. Его пальцы сомкнулись на небольшой шкатулке, поверхность которой сверкала серебряными молниями.

– Ух ты, какая цацка! – поднял Ермей довольные усы и сунул шкатулку Милошу под нос… – Знакомая? Вы такой расписной ларчик, видать, на дороге нашли? Или ветром надуло?

При одном взгляде на шкатулку Милош мигом округлил глаза и зашелся кашлем, обрызгав вещицу парой капель крови из разбитого носа.

– Вижу, что узнал, – хмыкнул Ермей, схватил Бесенка за волосы и прокричал тому в ухо: – Все еще молчим?! Откуда шкатулку украли, черти? Баюну ее, поди, несли, как подарок?! Говори, где он окопался, мразь воровская!

– Может нам этого пощекотать? – ткнули пальцем в качающегося Игриша.

– Думаешь, этот знает?

– Едва ли, но если мы с этого шкуру сдерем – ничего не потеряем, а у молчуна развяжется язык.

– Ой, ты голова, Вострый! Голова! – похлопал Ермей своего товарища по плечу. – Дай-ка сюда нагайку.

Даже воздух, казалось, затрясся от жуткого ожидания, когда звонкая плеть взвилась змеей и начала раскучиваться в руках Ермея, грозясь в следующий миг впиться мальчику в грудь и оставить на нем рваную рану. У Игриша сперло дыхание, пока он как завороженный следил за нагайкой, которая вращалась и вращалась в звенящем воздухе. На очередном витке он зажмурился, оставаясь наедине с этим мерзким звуком и шумом собственной крови в ушах. Отчего-то он был свято уверен, что после первого же удара душа мигом вылетит из него вослед поднявшемуся дикому свисту.

Но вместо Игриша от боли закричал сам Ермей.

Мальчик раскрыл глаза и увидел, как тот падает на колени, прижимая к животу руку, навылет пронзенную стрелой. Разом туча стали покрыла поляну и изрешетила казаков, свалив двоих на месте. Двое других повыхватывали сабли, но не успели они понять, откуда по ним сыплются стрелы, как из темноты на полном ходу вылетела рогатая бестия и с одного маху рассекла буйный лоб. Его товарища она сбила с ног копытами и едва не растоптала в кашу. Казак с воем покатился по земле, вскочил, но тут другой мохнатый бес на лихом коне свалил его росчерком сабли и, пропустив мимо ушей мольбу о пощаде, рассек тому глотку. Брызнула кровь – чубатая голова булькнула и повисла над окровавленной грудью.

Стоило только звону стали утихнуть, как поляну заполнили бесы на лошадях. Чиркнули кресалом, прогоняя темноту светом факелов, и оглядели поле скоротечной брани, на котором из живых остались лишь четверо.

Бесенок распластался на спине, придавленный телом Вострого, которого поразили первым прямо в затылок. Не спеша он выбрался из-под недвижимого трупа, подхватил пыльную шляпу и пополз к Ермею. Подвывая, тот сидел на коленях и баюкал окровавленную руку, у него из спины торчало две пернатые стрелы. Казак рядом еще шевелился, стонал, пытаясь вытянуть стрелу из живота, но в кулаке осталось лишь пустое кроваво-красное древко. Их товарищи не дергались, остывали и исходили кровавым потом.

По пути Бесенок прихватил чудную шкатулку, выпавшую из рук Ермея, сунул ее в карман, а следом вытащил из чьих-то судорожно сжатых пальцев саблю. Он бы точно вспорол брюхо раненому Ермею, но руку мальчика вовремя перехватил спешившийся рослый черт в рогатом шлеме.

– Не спеши, малец, – оскалился он в вислые усы, обнажая пару заостренных клыков, и отобрал у Бесенка саблю. – С этим мы еще побалакаем. Ты, иди, снимай своего дружка с ветки.

Милош угрюмо глянул на него, сплюнул кровью и послушно поковылял к дереву, натягивая на брови ведьминскую шляпу.

– Милош… – простонал Игриш, у которого жутко кружилась голова, а кровь приливала к вискам. Если бы у него в животе было что-то кроме воздуха, его наверное вывернуло бы наизнанку.

– Чего?..

– Ты не бросай веревку, когда развяжешь узел.

– Руки подними и лови землю.

– Не бросай ве…

Но тут земля сама кинулась навстречу Игришу. Если бы он вовремя не подставил руки и не перекувыркнулся, лежать бы ему со сломанной шеей и глядеть пустыми глазами в небо. Но в отличие от казаков Ермея, отделался он лишь шишкой на макушке. Милош с довольным видом прошагал мимо, похлопывая руками о штаны.

– Милош… Ты знаешь их? – прошептал ему Игриш, страшась любого ответа на свой вопрос.

Тот лишь поджал губы и кивнул. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать чьих будут эти ребята со шкурами на плечах и в рогатых шлемах.

Страхолюдины разбрелись по поляне, обирая трупы и пуская кровь еще дышащим казакам. Но с Ермеем решили не спешить. Его повалили на землю, пинали сапогами и дергали за усы, посмеиваясь каждому беспомощному вскрику. Один разбойник изловчился и выдрал стрелу из ладони – струя крови щедро оросила траву меж ног казака, а сам он заревел как раненый медведь.

– Ермей, старый мой дружище, – ударил себя в грудь здоровяк в рогатом шлеме. – Как дела у Кречета? Много ли голов нарубил? Надоело лить кровь стариков да баб, за детвору взялся?

Ермей в ответ только промычал нечто невразумительное – меж распухшими, лопнувшими губами пенилась кровь, во рту вместо зубов зияли дыры. Тогда черт с хищной ухмылкой вампира опустился на колени и сграбастал казака за длинный чуб.

– Напомнить, как ваша ватага брата моего кошмарила? Только за то, что он отказался воеводинские поборы выплачивать? – сощурил он несколько косящий глаз и встряхнул голову Ермею. – А мы-то тут все помним! И плетки тоже хорошо запомнили. Он и жинка его с детишками, сохрани их Спаситель на том свете.

Ермей зло скрипнул остатками зубов, но чуть приподнял голову, словно пытаясь выговорить нечто тому на ухо. И когда клыкастый мучитель чуть склонил рога, чтобы расслышать едва слышимый говор, казак харкнул ему в харю густой своей кровушкой.

– Вот тебе мой ответ, гниль Баюнская! – гаркнул ему Ермей сквозь выбитые зубы. – Вор твой брат был, Коляда, и подох он как вор. Вор и мошенник, удумавший положенный налог в землю закапывать, а еще и вас, подонков, по подвалам прятать. Взял бы и загрыз бы тебя на этом месте, гнусный кусок дерьма!

Но Коляда только размазал липкую кровь по усам и весело рассмеялся. Не успел Ермей снова разлепить окровавленные губы, как разбойник залихватски вытащил из-за пояса зазубренный тесак и ударил Ермея прямо по лбу. Казак охнул и затрясся – из пробитого черепа фонтаном хлынула кровь.

В тот миг, когда Коляда снова шарахнул тесаком, и голова казака раскрылась словно арбуз, Игриш бессильно сложился пополам. Выворачивало его долго – намного дольше, чем убивали Ермея.

* * *

На ночевку страхолюдины не остановились. Обобрав мертвецов и развесив их обезображенные тела на том же дереве, где чуть раньше казаки собирались вешать мальчишек, разбойники вскочили в седла и тронулись в путь. Мальчишек усадили в седла казачьих лошадей, которых забрали неподалеку, и потащили за собой на поводу.

Когда они оставили поляну, устланную темными холмиками, с неба на них посыпались снежные хлопья, заставив страхолюдин испуганно зашептать молитвы, пару раз осеня лоб Пламенным знаком. У Игриша и вовсе душа в печонки ушла. Снег летом? Что дальше – деревья поскачут за ними как зайцы?

Месили грязь они всю ночь, держась нехоженых троп, то шагом, то подстегивая скакунов легкой рысью. Поездка показалась Игришу непереносимо долгой и тяжелой – он едва не валился из седла от усталости, голода и холода, но не смел вымолвить ни словечка, страшась одной тени своих рогатых пленителей. Ветки секли его по щекам, смахивая слезы и заставляя его жмуриться от боли. Но он молчал.

Из седел страхолюдины повылазили только под утро, и то лишь для того, чтобы наскоро проглотить пустую кашу с хлебом, запить ее горилкой и вновь вскочить на лошадей. Игришу совать в себя пищу было сродни пытке – потом она не раз и не два просилась обратно.

Прожевав скудный завтрак, они снова были в пути, и в очередной раз мальчик глотал слезы не в силах понять, куда его везут и зачем. Но и Милош помалкивал.

Когда они в очередной раз остановились и сползли на землю, Игриш было решил, что им снова придется уныло жевать какую-то жесткую дрянь, но из-за припорошенных снегом кустов внезапно показались какие-то хмурые, бородатые люди в заношенных зипунах и принялись отвязывать казачьих лошадей.

– Наколядовались поди? – встретил их невысокий седоусый мужичок в распахнутом башлыке. Его левую вскинутую бровь и перебитую переносицу пересекал старый шрам, едва разминувшись с глазом. Правой руки у разбойника не было по локоть, пустой рукав он завязывал узлом.

Милош с Игришем проворно спрыгнули на землю, но мужичок не дал им и шага ступить, чтобы размять ноги, затекшие в бесконечной скачке. Осмотрел обоих с головы до пят и вопросительно цыкнул языком:

– Эти хто такие будут?

– У банды Еремеевой отбили пацанов, – кивнул из седла Коляда, сверкнув клыком. – Негодяи хотели вздернуть, сироток. Но мы их самих пощелкали как зайцев.

– Эво как?! – удивился однорукий разбойник. – А чего сам Ермей?

– Голову ему расквасил, старому черту.

– Жалко… А пацанов зачем привез?

– Так они сами к нам в ноженьки – и просют, чтобы их с собой взяли. Не откажешь же? К тому же, считай, благодаря этим поганцам мы шестерых скакунов взяли и оружье!

При этих словах лицо Милоша посветлело – насколько этому позволяли распухшие синяки и кровоподтеки, и он чуть ухмыльнулся:

– Я лошадь вам вез. Только довести не смог… Кречет помешал.

– Кречет – старый лис, – хмыкнул однорукий. – Много из нас кровушки попил. Но лошаденку и я бы тебе увести не дал…

Не успел он договорить, как Милош повернулся спиной и принялся стаскивать с себя рубаху.

– Ох, ты! – засмеялся разбойник при виде его худенькой спины – всей изрезанной бледными, тонкими шрамами. – Какой ты расписной? Это все Кречетова рука?

– И не только…

– Видать, ты знатный шалопай! Близко с Кречетом знаком?

– И даже слишком. Старику постоянно было от меня что-то надо, как будто он мне тятька какой.

– Ты, Берс, проводи их к вашему толстяку. Кто знает, может, они и сгодятся для чего. Не отпускать же их. – Коляда пожал плечами и умчался, оставив мальчишек на попечение своему однорукому товарищу.

На плечо Милоша мигом опустились крепкая рука. Игришу досталась культя в рукаве. Следом обоих, не дав перекинуться ни словечком, повели куда-то по еле заметной тропке. Лошадей к тому времени и след простыл.

«Не отпускать же их», – гремело в ушах Игриша всю дорогу до землянки, сокрытой глубоко в чаще.

* * *

Если бы не столбик дыма, которым пыхтела землянка, Игриш, скорее всего, не заметил бы в буреломе ни частокола, заросшего колючкой, ни вытянутого холма, желтеющего лишаем и напоминающего перевернутую ладью.