Текст книги "Противостояние 3"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

   Старик погрозил пальцем

   – Знаю я эти фокусы, Павел Иванович. Не пройдет. Ни на что играем.

   – Ни на что – так ни на что...

   Старик ловко расположил свои костяшки в руках.

   – Кто заходит?

   Генерал засветил "два-два"

   – Я и зайду.

   – Прошу...

   Костяшка шлепнула об фанеру

   – Скрипичный. Петренко. Зябликов. Вавилов. Козленок. Бахурев. Манукян – сказал старик, пристыковывая к ней еще одну

   Генерал не удивился. Он вообще уже ничему не удивлялся. Информация могла уйти из трех разных источников – это если не считать ментовскую зону в Нижнем Тагиле. Там вообще – мрак.

   – Кто они?

   – Шестеро – сотрудники КГБ В основном – сотрудники ПГУ КГБ, вам известно, что это такое?

   – Да. Внешняя разведка. Сидят в Ясенево.

   – Именно. Первый, Скрипичный – внешторговец.

   – Они живы?

   – Нет. Мертвы. Все. Последним умер Скрипичный – он единственный из всех, по факту чьей смерти возбуждали уголовное дело. Сделали грубо, автокатастрофой – любимый почерк птенцов гнезда лубянского. Скрипичный работал в торгпредстве СССР в Вашингтоне, должен был улетать в командировку. Появились опасения, что он не вернется.

   – А остальные?

   – По-разному. Разбился на машине, несчастный случай на охоте. Сердечный приступ. Один утонул...

   – Почему?

   – Интересный вопрос... – старик пожевал губами, раздумывая какую бы кость выбросить на стол – только ответить на него не так то будет просто. Все они в прошлом – люди которых завербовал Андропов и его люди.

   – Осведомители – не понял генерал – в самом КГБ?

   Старик брезгливо скривился

   – Осведомители... Примитивно мыслите. Если рассматривать этот вопрос с точки зрения списания расходов на агентуру, чем любят баловаться в вашем ведомстве...

   – А вашем – нет, Павел Иванович? – перебил генерал

   Старик вместо ответа сунул руку за отворот пиджака, достал красную книжечку в потрепанной, клеенчатой обложке

   – Вы меня не за того принимаете. Прошу убедиться.

   Генерал глазами быстро пробежал в сгущающихся сумерках затейливую вязь письма – писали черными чернилами, не ручкой, а пером, красивым, каллиграфическим почерком. За время работы в уголовном розыске генерал каких только не видел ксив – уголовники тебе из хлебного мякиша печать дежурного смастырят – и нутром почуял, что это удостоверение – подлинное.

   – Генеральный инспектор Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Не опасаетесь?

   – Не опасаюсь. Вы ведь решили не сдаваться в плен.

   – В каком смысле?

   – Вы поняли. Продолжим – так вот, все эти люди входили в сеть, которую долгие годы готовил себе Андропов. Андропов вообще был уникальным человеком, в каком то смысле. Как-то раз я позволил себе попробовать составить и проанализировать его биографию. И не смог. Не составить материалов то у меня было достаточно – проанализировать. Я так и не понял, что двигало этим человеком в определенные моменты его жизни, почему он принимал те решения, которые принимал. Я даже не понял, зачем ему нужна была власть – ведь он не очень то хотел этой явной власти, он словно предчувствовал свою кончину. И все равно шел вперед, как Титаник – на льдины.

   – Отклоняемся от темы – заметил генерал – Ваш ход

   – Да, Павел Андреевич. Мой ход. Так вот – примерно в начале семидесятых годов председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов установил связь с некоторыми людьми за кордоном. Эти люди в свою очередь были связаны с британской разведкой. В какой-то момент мы думали, что эту связь установил его помощник Владимир Крючков – но потом поняли, что ошиблись. Крючков не только не установил связь– но и не смог ее поддерживать после смерти своего хозяина. Сейчас мне даже кажется, что еще со времен Сиднея Рейли наша разведка в той или иной степени находилась и находится под контролем британцев. Если принять это объяснение – то кое-какие моменты нашей истории становятся предельно ясными, например – двадцать второе июня сорок первого года. Но я снова отклоняюсь от темы. Люди, с которым он установил и весь свой остаток жизни поддерживал контакт сделали ему предложение – то самое, которое потом научно назвали "конвергенция двух систем". На самом деле это было предложение советской элите, уже оформившейся войти в элиту запада на условиях полноправного партнерства. Первоначально, это предложение даже не включало в себя обязательного условия сдачи СССР – мы полагаем, что эта мысль созрела на той стороне уже после безвременной кончины Андропова. Тогда же Андропов начал формировать параллельную структуру контроля в КГБ, основанную на структуре террористических и заговорщических организаций. Пятерки и тройки, каждый завербованный знает только свою пятерку и каждый завербованные мс разрешения командира пятерки вербует пятерку или тройку для себя. Если часть сети проваливается – ее легко обрезать, отсекая раскрытый канал – через командира. Убираешь командира пятерки – и все, остальных участников сети не знает никто из оставшихся. Это затрудняет прохождение сигналов по системе – но чертовски безопасно и практически не подается полному раскрытию. У вас в милиции я думаю, есть нечто подобное – снова впроброс заметил старик

   – У нас в милиции – грубо заметил генерал – требуют к ноябрьским сдюжить со всей преступностью в стране. И раскрываемость план требуют – сто два процента. Это с учетом раскрытий прошлых лет. Один умный догадался на коллегии министерства спросить – а как так, если мы такой уровень раскрываемости будем в течении многих лет поддерживать – то откуда же возьмутся раскрытия прошлых лет, преступления времен Гражданской войны что ли раскрывать? Так его в двадцать четыре часа – замначем по розыску в заштатный ГУВД выхерили. Это у вас полмиллиона человек ни хера не делает, шпионов на дне стакана ищут, да в тройки-пятерки играет****. А мы пашем!

   К гневной речи генерала старик отнесся на удивление спокойно

   – Вы снова делаете ту же самую ошибку, Павел Андреевич. Сколько раз повторять, что я не из госбезопасности и никакого отношения к ней не имею

   – Тогда откуда же?! – генерал сознательно обострял разговор, пытаясь вывести собеседника на эмоции, раскачать – манеры и повадки у вас явно гэбешные, товарищ.

   – Мои манеры и повадки просто интеллигентные – не остался в долгу старик – понимаю, трудно оставаться интеллигентом на оперработе, имея дело не с лучшими представителями рода человеческого, с несознательными гражданами, так сказать ... Но я показал вам свое настоящее удостоверение. На данный момент я генеральный инспектор группы Генеральных инспекторов министерства обороны, генерал-лейтенант в отставке. Но какое то время и в самом деле я служил в разведке. Тогда Андропов не наложил на нее лапу, а Сахаровский***** особого внимания не обращал ни на Семичастного, ни на Шелепина. Председатели уходили – он оставался, обеспечивал преемственность, потому что в разведке нельзя менять руководителей раз в три года.

   – И что потом случилось?

   – Потом? Не сошлись характерами. Мортин был уже не тем кином. Но мы снова отклоняемся от темы, и на сей раз с вашим прямым участием. Вся эта сеть использовалась Андроповым, как считается теми кто допущен во-первых, для добывания объективной информации с разных слоев и срезов советского общества, во-вторых для быстрого решения каких-то проблем в обход бюрократической вертикали, и в третьих – для обеспечения своей личной власти и преемственности курса КГБ, даже в случае перехода, сознательного или вынужденного на другую работу. Но я считаю, что Андропова собирал всех этих людей, лелеял и пестовал эту машину не только для этих целей, для этого машина слишком сложна. Кроме того, пытаясь восстановить хотя бы часть этой системы – а некоего портфеля со списком всех членов организации мы полагаем нет и никогда не существовало. Мы пришли к выводу, что эта система переросла КГБ и включала в себя людей из ГРУ, из МИДа из Минвнешторга, из некоторых культурных организаций и даже из аппарата ЦК. Все эти люди – из тех, с кем нам удалось поговорить – не знают, для чего они находятся в этой системе, какие цели преследует система и что в конечном итоге будет. Они просто помогают друг другу и выполняют приходящие сверху указания– а они приходят и регулярно. Так вот – мы считаем, что Андропов с самого начала задумал реформировать наше общества с постепенным переводом его на капиталистические рельсы. Для этого и вышел на закордонье – тут никто бы не понял его стремление. Не поддержал бы. Подобные прожекты в свое время зрели в голове у Лаврентия Павловича Берии – но его прихлопнули быстро. Этот же – не только поставил систему на поток, но и обеспечил ее постоянное расширение и воспроизводство. Тут, как говорится – система переросла хозяина и создателя.

   Генерал по-прежнему ничего не понимал

   – Бред какой-то. А вы что – верные ленинцы?

   – Не похоже? – мгновенно отреагировал старик

   – Нет.

   – Мы ими и не являемся. Да, мы осознаем, что какие-то элементы капиталистического хозяйствования найдут себе применение и в наших... так сказать палестинах. Но мы должны дойти до этого сами и внедрить – тоже сами. Без ускорения, без перестройки на ходу и тем более – без добрых советов извне. И тем более – без сдачи завоеванных нами позиций, без разоружения перед лицом врага, без геополитического проигрыша. Наоборот – мы считаем, что это западный мир может и должен разоружиться перед нами. Потом разоружимся и мы.

   – Так вы враги перестройки... – протянул генерал – нехорошо. У нас в управлении над входом лозунг на кумаче повесили – а что ты сегодня сделал для перестройки? А вы, оказывается – перестройку саботируете.

   – А что такое – перестройка? – вдруг спросил старик – что у нас так сломалось, что надо даже не ремонтировать, а полностью перестраивать?

   И генерал понял, что не знает что ответить. Это слово было у всех на языке, оно трескучим потоком обрушивалось на бедные головы советских обывателей, вместе с сонмом других, таких же красивых и непонятных – а обыватель шалел от их красоты и неопределенности, как шалеет от валерьянки кот. Каждый мог найти в этом слове – перестройка – все что хотел, именно благодаря его неопределенности. И начать перестраивать – что в голову взбредет, залезая шаловливыми и любопытными руками в худо-бедно – но работающий механизм. Даже не думая – кто будет чинить, если сломается.

   – Не знаете, так ведь? И я не знаю, а я старый человек и много чего повидал на веку. Но то что происходит в нашей стране – больше походит на другое слово на букву "п". Предательство. Все то что происходит сейчас – на уровне научного замысла и теоретических проработок начиналось еще при Андропове и в подконтрольных ему институтах. Но потом, с его смертью все пошло по-другому, не наперекосяк, а по-другому. Мы считаем, что произошло вот что: первых людей в свою сеть подбирал и вербовал сам Андропов. Он же расставлял их по местам – а в этом деле он имел большие возможности, очень большие. Потом, эти люди вербовали себе свои пятерки, а те кто входил в их пятерки – вербовали пятерки себе – и так постепенно те, кто работал непосредственно с Андроповым оказались на вершине своеобразной пирамиды. Поскольку не каждый человек согласится ломать свою страну, ломать работающий механизм, чтобы построить неизвестно что – Андропов подбирал тех, кто сможет это сделать, у кого не дрогнет рука – по живому. А когда Андропова не стало, и эти люди оказались предоставлены сами себе – они решили немного подкорректировать первоначальный план.

   – А убитые?

   – Убитые... Тут есть два варианта. Первый – они просто что-то поняли и проявили неподчинение. Второе – Андропов понимал, что после его смерти система выйдет из под контроля, а потому вставил в нее какие-то предохранители. Людей, которых он набирал лично и которые должны были контролировать основную сеть, а при возникновении опасности – отключить ее. Малая сеть – рядом с большой сетью. Если принять за основу эту теорию – тогда перед нами ни что иное, как последовательное выворачивание предохранителей перед тем как дать смертельный ток. Ток, который разрушит систему.

   – А вы хотите этому помешать?

   – Да – просто сказал старик

   – И вам нужна помощь.

   – Да.

   Генерал неверяще покачал головой

   – Вы можете не верить моим словам. Просто – оглянитесь вокруг. Все ли вас устраивает из того что вы видите? Чем дальше – тем хоть немного, но хуже.

   – Почему при вас должно быть лучше?

   – Потому что мы просто не будем вредить. Наша система – она пережила войну, величайшую войну в истории и сама по себе довольно живуча. Нужно просто ей не мешать.

   – И я должен просто поверить вам на слово.

   – Пока – да.

   Генерал немного подумал. Он хотел верить, но не мог. Изверившийся, много раз преданный, потерявший товарищей в безумной войне – не с врагом, а внутри системы – он просто не мог, не имел права поверить. По крайней мере – сразу поверить. Какие бы слова ему не говорили, какие бы доводы не приводили – он не должен был им верить. Он знал, насколько изощренно играет КГБ и какие там работают рыбаки, ловцы человеческих душ.

   И все-таки – он хотел поверить. Потому что потерявшийся, отставший от людей, заблудившийся во тьме человек все равно остается человеком. Он не может стать ночной тварью, не нуждающейся в свете. И каждым взором он ищет его, маленький лучик света вдалеке, ведущий его к миру людей.

   Для того чтобы провести хоть какую-то проверку – придется назвать какое-то имя. Он прикинул – не может ли это повредить тому, с кем он встречался час назад, диспетчером системы он не имел права рисковать ни при каких раскладах, диспетчер был ценнее его самого, ценнее любого из них, оставшихся. Нет, не повредит.

   – У вас серьезные возможности?

   – Ну... – неопределенно сказал старик – кое-что можем.

   – Тогда проведем эксперимент. Я назову человека. В нашей системе. Нужно дать этому человеку возможности. Очень серьезные возможности. Это насчет Реутова.

   – Я понял. Говорите.

   – Белоглазов Петр Трофимович – раздельно произнес генерал – запишете?

   – Запомнил. Белоглазов Петр Трофимович. Он уже там?

   – Да. Но не на верхах.

   – Будет – твердо сказал старик – обещаю. Это все.

   – Пока да.

   Старик начал собирать костяшки в пластмассовый поддон.

   – Плохо сыграли – заметил он – вничью...

   – Это почему же... плохо. Ни вам, ни нам – никому не обидно.

   – Вот в том то и дело. Ни вам, ни нам. Вам не кажется, что у нас в последнее время все так и происходит. Ни вам, ни нам. Ни туда не сюда. Но сидеть между стульев нельзя. Не получится – между стульев.

   – Что вы планируете предпринять в Афганистане? – внезапно спросил генерал, вспомнив тех двух певцов в переходе.

   – В Афганистане? У вас там есть кто-то? – заинтересовался старик

   – Нет. Просто интересно. Хочу понять, по пути ли мне с вами.

   У генерала были дети – два сына. Жена бросила его, когда младшему был годик, старшему – пять лет. Это была обычная проблема оперсостава МВД – жены просто не выдерживали работы мужей и того, в каком они состоянии возвращаются домой. Злыми, часто пьяными – пьянство в МВД началось в конце семидесятых, до этого выпивали – но не пили. Самое частое обвинение в этом случае было – ты молчишь, ничем со мной не делишься. А благоверный сегодня расчлененный труп вытаскивал из колодца канализации – поделиться? Или все же не надо? Вот и становились опера холостяками – к сорока годам половина, если не больше.

   Ни один из сыновей в Афган не попал – успели, слава Богу, отслужить в мирное время. Один так и остался в армии. Генерал не видел ни сыновей, ни жену – жена сама не хотела его видеть – несколько лет. Тяжело было.

   – Интересно. А если решите что не по пути? Тогда что?

   – Тогда останусь на месте. Вы пойдете вперед.

   Старик какое-то время помолчал.

   – Знаете, Павел Андреевич. Не думайте ничего... но я думал, что людей порядочных уже не осталось. Тем более – в милиции. Все так и думают – как бы ловчее друг сдать. А насчет Афганистана... А вы сами как думаете?

   – Уходить оттуда надо – генерал снова вспомнил певцов

   – Уходить... – недобро прищурился старик – хорошо, уйдем. А дальше что будет? Думаете за нами не пойдут? Другой за нас разгребет? Тут вон я слышал, люди рассуждали – одно бы дело за свою землю, а то ведь за чужую. Э, нет, милые мои! За чужую то как раз и воюют, чтобы не воевать за свою! Отступишь – будешь со своей земли выбивать потом. А то что неправильно воюют – то дело другое. Попробовали бы – году в сороковом – пятидесятом-шестидесятом за границей базы расположить и через границу шастать. Подвели бы Катюши к границе и ... Большая часть потерь то – оттого что на месте стоим. А мы на месте – стоять не будем. Сначала здесь скверну повыведем. А потом и там разберемся, что к чему. По-настоящему разберемся, так что потом отцы сыновьям расскажут, а сыновья внукам. Куда лапы свои не стоит совать. Ну, так как? С нами?!

   А может, напрасно приказано нам

   Кровью своей по чужим векселям,

   Ведь мудрость известная, черт подери:

   Коль сам не расплатишься -в долг не бери!

   Не мы принимали в Кремле Тараки,

   Не мы наводили в Амина штыки,

   Бабрака Кармаля не мы берегли-

   Чужие авансы, чужие долги....Чужие долги!

   Генералу тоже редко приходилось встречать людей, которые так могли говорить. Не просто громкими словами – а с непоколебимой верой в сказанное. И если они уйдут оттуда – за что тогда воевали те двое пацанов в переходе?

   – С вами. С вами...

   * ООР – особо опасный рецидивист, был тогда такой термин в уголовном законодательстве. Сейчас – нет.

   ** то есть расстреляли

   *** Кто это – говорить не буду. Кому надо – поймет

   **** Автора всегда удивляло – что делало такое громоздкое, разветвленное второе управление КГБ. Автор знал одного опера из КГБ – он стахановским методом один держал в оперативном обслуживании два оборонных завода. Один день на одном заводе, другой на другом – и никаких шпиёнов. А на заводе по соседству – надо сказать, входившем в десятку крупнейших в стране – развели целый отдел, во главе с действующим полковником – тоже шпиёнов ловить. Кто туда приходил – спивался от безделья. И это при тяжелейшей кадровой ситуации в МВД! Будь воля автора – он бы из второго главного управления четыре пятых личного состава бросил бы на борьбу с общеуголовной преступностью и только одну пятую – оставил бы на контрразведывательной работе. Толку намного больше было бы.

   ***** Александр Михайлович Сахаровский – возглавлял ПГУ КГБ в течение 15 лет, что для этой службы почти что рекорд. На этом посту он немалого достиг и был заменен сначала на Мортина а потом на Крючкова именно потому, что стремился к максимальной обособленности от остального КГБ. Автор изучал документы ЦК КПСС, и не раз замечал, что поручения Политбюро дает не председателю КГБ СССР, а непосредственно зампреду – начальнику ПГУ. Потом Андропов протолкнул таки на пост начальника ПГУ своего вечного зама Крючкова – как подозревает автор чтобы что-то скрыть неприглядное, связанное с его деятельностью за рубежом.

Ущелье Пандшер
   Лето 1987 года
   Продолжение

   Снайпер – это не просто меткий стрелок, вооруженный отборной винтовкой, стреляющий дальше чем все остальные. Снайпер – это нечто другое.

   Главное оружие снайпера – это голова. Которая, как известно, дается человеку не для того, чтобы шапку носить. Голова человеку дается, чтобы думать. Вот и снайпер – для него недопустимо воевать по принципу "ввяжемся в бой, а там посмотрим". Снайпер должен продумать все до мельчайших деталей – подход, выстрел, путь эвакуации. И только когда он все продумает, прорепетирует – в голове, а часто и на местности, когда он будет уверен, что все идет так, как надо – только тогда он пойдет на выстрел.

   Не раньше.

   В Советской армии снайперское искусство не ценилось – целилась огневая мощь, количество стволов и количество выплевываемых ими пуль. Нормального обучения снайперов не удавалось наладить, и потому что советская армия была призывной, а снайпера надо учить не год и не два. Ситуацию частично исправляли призывники из Сибири и малых народностей, с детства "бьющие белку в глаз". Что же касается пуштунов – то их учить стрелять было не нужно, наоборот это они могли поучить стрелять пришедших на их землю шурави. Оружие у пуштунов было старым, пули и порох стоили дорого – поэтому они с детства учились отправлять пулю точно в цель. Одна цель, один выстрел, один труп. Так стрелял капитан Мирза – так стреляли все мужчины его племени.

   В американских снайперских командах обычно бывает по два человека – снайпер и наблюдатель, причем каждый член команды может выполнять работу напарника и когда снайпер устает – они меняются местами. В советской армии снайпер действовал один, потому что снайперская винтовка не такая тяжелая и унести ее может один человек. Капитан Мирза действовал в команде, состоящей из трех человек. Первым – снайпером, выполнявшим основную работу, был он сам. Вторым и третьим номерами у него были мужчины его же ветви рода, его племени – только им он мог доверять. Одного из них звали Аймаль, а другого Бахт. Только имена, фамилиями никто не интересовался, да и часто у афганцев вместо фамилии было название племени, вот и все. Оба они были хорошо подготовленным бойцами, причем если Аймаля готовили в батальоне коммандос, то Бахт изучал науку войны в одном из лагерей под Пешаваром...

   После отъезда советского генерала Мирза тренировался еще один день и сжег под сотню патронов, прежде чем понял, что привык к винтовке. Никто его не тревожил и никто не указывал что делать. После этого он упаковал винтовку в контейнер, обложив ее старыми ватниками, и собственноручно закрыл. С печатью. Потом начал готовиться к экспедиции. В Пандшер.

   Про Пандшер вообще знали мало, за годы войны часть старых укреплений была разрушена, вместо них были построены новые. Ущелье Пандшер было превращено людьми Масуда в серьезный укрепленный район, и прежде чем сделать тот самый, единственный выстрел – следовало разведать обстановку и осмотреться. Для этого он взял с собой обоих своих помощников – Аймаля и Бахта.

   Вооружились они так, как и привыкли вооружаться. Мирза, помимо винтовки, взял свой старенький, проверенный в деле ППС, которые шурави поставляли сюда, и к которому он уже привык. Аймаль не расставался с автоматом АКМС, Бахт предпочитал РПК. У двоих из них были пистолеты ПБ – афганский спецназ снабжали так же как советский, а пистолетом Мирзы был АПС – если надо было действовать тихо, он предпочитал хороший нож. С собой взяли по одной МОН-50, по несколько гранат и по одному РПГ-18 на брата, на случае если придется отрываться. Что же касается еды и воды – то пуштун сможет себя прокормить в любых горах.

   Вертолет высадил их на самом краю ущелья Пандшер, южнее кишлака Садбарг. Сплошной оборонительной ПВО там не было, как в центральных секторах Пандшера – но и там их обстреляли из ДШК. Хорошо летчик попался опытный, прикрылся горой и ушел. Тем не менее – пришлось понервничать, а Аймаля даже ранило осколком от разбитого иллюминатора – пуля прошла совсем рядом. Нехорошо – толом высадиться не успели – и на тебе...

   Высадили их на склоне, с ходу по-десантному. Иначе было нельзя – любое место посадки сразу отследят и за пришельцами сразу начнется охота. Таких вот заходов на посадку вертолет сделал семь – и попробуй, разберись где именно он высадил группу.

   Когда шум лопастей затих, растворился среди горных хребтов, все встали, откинули покрывала которыми укрывались на склоне. Такое покрывало было у каждого пуштуна, накрывшись им, он словно растворялся на склоне, и уже с пятидесяти шагов его сложно было заметить. Только если достоверно знать что здесь кто-то есть.

   Выстроились в волчью цепочку – Бахт, Мирза, Аймаль. Бахт был впереди, потому что учился у моджахедов, знал их повадки и выглядел как моджахед. Если работа предстояла в местностях, условно контролируемых советскими или правительственными войсками – первым тогда шел Аймаль.

   Прошли они немного, не более километра. Нашли горный распадок, замаскировались там. Чтобы не привлекать внимания, они решили передвигаться, по возможности только в темное время суток.

   – Старшой!

   Скворцов вздрогнул

   – Нервным ты что-то стал.

   – Нервы сдают... – согласился старший лейтенант

   Одним мощным броском Шило закинул свое тело, отягощенное автоматом с подствольником на плоскую крышу хижины. Они оба жили здесь, потому что хижина стояла пустой, ней некому было жить. Вся семья, которая здесь жила до них, погибла в ходе одной из Пандшерских операций...

   – Нервы сдают – лечись. Сходи к Чинару, у него кишмишовка есть.

   – Да пошел ты... – беззлобно ответил старлей

   – А что? Нервы лечит.

   – Кому как.

   – Что с тобой, старшой? – сняв с себя обычную дурашливую маску спросил прапорщик

   – Тебе не кажется, что нас тут забыли?

   Шило подмигнул

   – Контора никого не забывает.

   – А серьезно?

   – Но Барс же был здесь.

   Барсом или снежным барсом они называли подполковника Цагоева. Еще его называли старший или старшой – так же как в группе называли его, Скворцова.

   – Больше трех месяцев прошло.

   – И что? Он нас что: должен как малых детей нянчить?

   – Да я не про это...

   – А про что?

   – Какого хрена мы здесь делаем? Кого мы охраняем? Какого черта мы забыли в обществе дезертиров? Мы что теперь – тоже дезертиры?

   Шило мрачно улыбнулся

   – Может и так старлей. Но знаешь, я предпочту быть дезертиром, чем иметь дело с этими. Теми о ком мы читали. А что касается остального... Знаешь...Только за тот зимний рейд мы столько духов набили, что хоть орден Ленина на грудь вешай.

   – Помнишь, что я тебе тогда ответил?

   – Помню. Орден святого Ебукентия с закруткой на спине нам светит. Но согласись – дело делаем.

   Странно – но они и вы самом деле до сих пор ни разу (!!!) не стреляли в советских. Зато если считать зимний рейд в Пакистан, из которого выбрались чудом – было уже три стычки с духами. Скворцов уже думал, что не все так просто и понятно, если духи воюют с духами, да еще с такой звериной жестокостью. Ведь Масуд по словам замполита был настоящим зверем – но если он такой же как остальные, зачем его так хотят убить?

   Внизу кто-то зашел за дувал с улочки – и оба спеца подобрались, готовые к броску. Но это был всего лишь один из "своих" афганцев.

   – Надо идти... Идти... – на ломаном русском попытался он объяснить суть событий.

   – Иди! Иди! – отправил его Шило. Сейчас и мы придем.

   Засветились они у родника – опасное место родник, там постоянно есть люди. Но только не ночью – ночью афганцы боялись ходить на родник, считалось, что ночью из родника пьют злые духи...

   За водой спустился Аймаль – в горах было темно, тихо, только висящие в небе большие, крупные звезды давали хоть какой-то свет. Аймаль двигался быстро и тихо, подобно большому ночному хищнику, через каждые несколько шагов он останавливался и прислушивался. Прислушивался внимательно, до звона в ушах – ничего. Вот и родник – он бил из расщелины в скале и кто-то поставил здесь камень – чтобы удобнее было набирать воду. Аймаль наполнил одну фляжку, вторую – и тут заметил неладное.

   Ниже, на тропинке ведущей к роднику из кишлака стоял бача! Одному Аллаху было ведомо, как он вышел ночью из дома и зачем он пошел сюда, к роднику – но он был здесь. Возможно, он пошел сюда из мальчишеского любопытства – услышал рассказы отца, что у колодца ночью бывают джинны и решил проверить – так ли это. Или наоборот – не так, в последнее время дети ходили в школы, школы открывали даже в мятежных районах, чтобы не отставать от проправительственных – а в школах рассказывали, что джиннов нет.

   Как бы то ни было – он пошел сюда, ночью и наверное без спроса. И с ужасом убедился – что джинны существуют.

   – Иблис... – пораженно выдохнул пацан

   Для Аймаля человеческая речь стала спусковым крючком, выронив наполняемую водой фляжку, он бросился вниз, на тропу. Пацан метнулся обратно в село, что-то тоненько пискнул – но не успел пробежать и десяти метров как Аймаль нагнал его. Нагнал, рухнул сверху, повалил на землю, пытаясь нащупать голову пацана чтобы отработанным движением свернуть шею. Резкая боль пронзила мозг – бача укусил его! Озверев от боли и неожиданности, Аймаль стал изо всех сил колотить пацана головой о камни. Он бил со всей богатырской силой с ужасом думая, что будет, если пацан все-таки извернется и вырвется, побежит в кишлак. Тогда их просто загонят и перебьют как диких зверей...

   Не вырвался – после очередного удара под стальными пальцами Аймаля что-то хрустнуло, он почувствовал пальцами что-то липкое, горячее. Пацан больше не шевелился...

   Услышали?

   Аймаль замер на месте, уподобившись притаившемуся в засаде хищному зверю, всецело обратившись в слух. Если пацан был не один, если с ним кто-то был – он обязательно выдаст себя. Вздохом, шорохом – но выдаст. Свидетелей оставлять нельзя.

   Но горы молчали. Молчали, потрясенные свершившимся злодейством. Они не в силах были говорить.

   Чисто. Никто его не увидел, никто его не услышал. Никого больше не было здесь, в этих горах. Были только джинны – но они никому не скажут.

   Аймаль, осторожно ступая, выверяя каждый шаг и оглядываясь после каждого шага, подошел к телу ребенка, поднял его – мальчишка еще не остыл, хотя был мертв, голова его болталась подобно ветке, сломанной ударом камчи. Повернувшись, Аймаль прошел пару десятков метров – он прекрасно видел в темноте и знал куда идет. После чего он размахнулся – и бросил еще не остывшее тело афганского бачи в пропасть.

   Ни Мирза ни Бахт не спали – Бахт занял позицию левее от пещеры, наставив на тропу ствол РПК, а Мирзы вообще не было видно. Глупо было предполагать, что никто ничего слышал – воины племени джадран в ночной тиши слышали даже поступь джиннов по камням. Они не знали, что произошло, но шум насторожил их, и они были готовы к бою. Бахт мог хлестнуть на весь магазин по тропе, шквалом огня сметая идущих – а Мирза из ППС добрал бы тех, на кого не хватило пулемета Бахта.

   – Братья, это я – негромко сказал Аймаль на пушту

   Никто не сдвинулся с места. Никто не встал ему навстречу. Братья не верили ему – они хотели знать, не ведет ли он кого за собой по тропе. В разведвыходе можно было доверять только себе самому. Потому Аймаль встал на тропе и стал ждать, чувствуя на себе перекрестье прицела.

   – Что случилось? – наконец, после долгого ожидания спросил Бахт из тьмы.