Текст книги "Силовой вариант ч. 2(СИ)"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Подмосковье
Солнцевский РОВД
30 июня 1988 года

– Фамилия

Угрюмый, нагловатого вида пацан с засохшей у носа кровавой соплей молчал, вызывающе смотря на заполняющего протокол капитана милиции.

Капитан посмотрел на выделывающегося малолетку. Резко, сильно шваркнул журналом по столу…

– Фамилия!

Здоровяк молчал

– Не хочешь по хорошему, да? Ладно… Щас… с вами со всеми тут разберутся, гавриками…

Кнопка вызова видимо была под столом – дверь открылась, на пороге появились двое ражих ментов, вместо дубинок у них были резиновые шланги

– Забирайте этого…

– Ий-есть!

Сержант рванул подростка за плечо

– Встал!

Подросток, вставая, умудрился пнуть стол за которым сидел допрашивающий его майор так, что все полетело в разные стороны.

– Ах ты с-с-сука!

Один из сержантов перепоясал подростка резиновым шлангом, тот извернулся и ударил второго в лицо. Тот охнул, первый сержант уже не опасаясь, что останутся следы, хлестанул малолетку по голове, потом еще раз. Второй, озверев, размашисто, как в деревенской драке хрястнул в лицо, подросток полетел на стол, ломая и снося то, что там еще оставалось.

– Э, э, э! Вы что делаете дятлы! Пошли вон отсюда! Вы что себе позволяете!?

– Извините, тащ капитан. А ну, пошли, с…а!

Подростка подняли, надели наручники и потащили к двери.

– Ничо… Ща ты у нас запоешь голубем…

– Петухом… ха-ха-ха…

Попавший на пути – на лестничной клетке ковыляющий в совет по делам ветеранов, дядя Паша – посторонившись, чтобы дать ход, укоризненно покачал головой

– Вы чего делаете, обормоты? А если прокурор? Сядете же.

– Извините, Пал Ефстафьевич. Он на дознавателя напал, сучонок. Молчит как партизан.

– На дознавателя…

Старик пожевал тонкими, сухими губами

– А дознаватель то кто?

– Да Грицюк… у него не понос так судорога…

Один из сержантов недобро посмотрел на другого – язык следовало держать за зубами. У стен есть уши, а у Грицюка характер мелочный и злопамятный. И весь беспредел как с гуся вода. Говорят. В ГУВД то ли сват, то ли брат, то ли тесть…

– Извините, товарищ полковник.

– Да ничего…

Начинающего бандита спустили в пердельник – место жуткое, воняющее карболкой, блевотиной, потом и страхом. Потащили по коридору, камеры были полные – только разогнали разборку. Беспредел уже на всю катушку шел, грабили в городе, ездили в Москву. Проломленная голова – не повод для знакомства…

– Менты казлы! – визгливо крикнул кто-то, во втором слове делая ударение именно на «а»

– Хавло закрой!

Мент саданул ботинком по решеткам и сделал это зря – тут же забарабанили по всем

– С…и! Выпустите, с…и!

– Витьку плохо!

– Гады, один на один слабо!?

Менты открыли нужную камеру, втолкнули туда подозреваемого и зашли следом…

Подполковник шаркающей, старческой походкой – он до сих пор бегал по пять километров по утрам, но здесь привычно играл роль – шел по длинному коридору, присматриваясь. Вообще то он пришел узнать насчет продуктовых заказов – ему, как ветерану органов положено, но раз уж такое дело. Решил пройтись, посмотреть, что к чему, кто работает, кого вышибли, кого уже посадили. Последний раз – он был здесь больше года назад, то прекрасно помнил, кто где сидит.

Держа наготове ветеранское удостоверение, сунулся в одну из комнат, где сидели инспектора по делам несовершеннолетних. Знал, что найдет одну – двух, все остальные на территории. Молодые девчонки и усталые тетки, а суть одна. Бабы пытаются будущих мужиков воспитывать. Что в школе, что здесь. И вот результат…

Инспекторша была одна. Полноватая, с нездоровой кожей, она писала что-то в журнале. Устало глянула на вошедшего.

– Вам кого?

– Мне бы позвонить, доченька. Телефон то работает?

Инспекторша разглядела удостоверение…

– Через девятку.

– Вот спасибо…

Как только инспекторша вышла – с полковником, даже ветераном шутки плохи – с ветераном мгновенно, случилась какая-то, видимая только опытному глазу метаморфоза. Рука с удостоверением перестала мелко подрагивать, приобретя свойственную профессиональным стрелкам каменную крепость, взгляд вдруг сфокусировался, стал жестким и острым, метнулся по кабинету, отмечая нужное. Решетка на окне, приварена к вбитым в бетон штырям – ерунда, раз к каркасу не привалена, только так вылетит, если что. Маленькие белые коробочки датчиков, реагирующие на разбитие стекла – бритовка, уверенная рука и все дела. Сейф, точнее железный шкаф, прикрытый и ключ торчит – совсем охерели, раньше за такое и из органов долой. Четыре стола, старых, сделанных в какой-то колонии, лампа с разбитым абажуром, четыре гражданских телефона с дисковыми цифронабирателями – если знаешь номер, то можно выйти в закрытую сеть, хотя наверное поменяли уже. На стене – плакат, какой-то киногерой, полуголый, тьфу! Дверь прикрыта, опасности нет – он почувствовал бы, если бы баба осталась за дверью.

Ну вот что делать, если подразделения, в котором он служил официально не существовало, а как человек выходит на пенсию, надо же ему и льготы положенные обеспечить, верно? Вот и делали ветеранские корочки на основании документов прикрытия. Чай совет ветеранов МВД от пары ветеранов со стороны не обеднеет. Перед пенсией на пару лет в систему МВД на непыльную должность переводят – вот тебе и ветеранская корочка, докторская колбаса в заказе и ветеранский хор, где он от нечего делать басом попевает…

Полковник обернул руку чистым носовым платком, снял трубку. Кончиком ручки набрал номер…

Щелчок соединения. Не рано, не поздно – можно надеяться, что не слушают. Чай не УГРО – ну чего ИДН укрывать?

– Сухорукова. Это Алексеев – назвал он свой псевдоним, который после выхода на пенсию стал его настоящим именем.

Нужного человека нашли быстро…

– Константин? Это Алексеев, здравствуй, дорогой… Чего у тебя там так бахает? А, понятно… Тут, рядом с тобой, в солнцевском ГУВД парнишку мордуют. А пацаненок дельный, молчит…. И не наблатыканный по виду, можно еще с ним поработать… Как нашел? А как я тебя нашел?… Сам же говорил, людей совсем нет, вот и оторви задницу от стула… Товарищ Дзержинский в свое время сам самолично беспризорниками занимался. А сейчас никому ни до чего нет дела. Развели бардак… Да, в Солнцевском. Добро…

Старик положил трубку. И снова – стал стариком.

Солнцево начиналось здесь…

Озлобленные пацаны рабочих окраин. С детства никому не нужные кроме уголовников, вербовавших себе пристяжь. Да пары чудаков – энтузиастов, старавшихся слепить из пацанов что-то дельное. С волчьим молоком всосавшие, что в мире не правды, а есть только сила. Ненавидящие чистенький центр, который вот – рукой подать – но не ухватишь. Видящие колбасу на прилавках, югославские сапоги и финские куртки из-под полы, таксистов в джинсе и с карманами, полными пятихаток. И видевшие своих родителей – серых от усталости, по-крестьянски покорных судьбе, живущих от получки до получки и копящих на стиральную машину. Они не хотели так жить, им нужно было все и сейчас. И они сбивались в стаи. Все – сильнее одного. Ты на общество харкнешь – оно утрется, общество на тебя харкнет – утонешь. В некоторых школах – учителя боялись заходить в старшие классы.

Пробитые в драке головы уже не считали. Девчонки в десятом делились на личнух – это те, которые под кем-то конкретно лежат, обычно под главарями и долбежек. Долбежка – это общая девчонка, ее трахают все, кому не лень и не спрашивая согласия. В драках сходились уже сто на сто. Кто не при делах – того могли избить кто угодно, защиты не было. Нападали на взрослых. В окраинных районах Москвы за отказ отдать кроссовки могли запросто пропороть пикой – жизнь дороже. В Москву ездили на электричках – «одеваться», что значило грабить прохожих, чья одежда понравилась и была впору. Контролера, который попросил билет – выкинули в дверь на полном ходу. Все большую и большую моду приобретал обмен одеждой – поношу и отдам. Кто отказался – либо слыл жмотом либо били. Сначала – взятое на время отдавали. Потом и отдавать перестали.

Взрослые – боролись с этим как могли. Комсомольцы проводили выставки, выступали в школах, пытались собрать какой-то актив, создать молодежные дружины – не пойдешь, не будет путевки в дом отдыха летом. Комиссии по делам несовершеннолетних работали без продыха – но дел не становилось меньше. Милиция била.

Сержанты-лимитчики – делали простую и нужную работу, они относились к ней без особого энтузиазма, примерно как крестьяне, которые должны отработать положенное на барщине. Сначала с пацанами хотели по – хорошему. Потом – инструктора горкома комсомола чуть не зарезали, вынесли хату у одного чиновника, изнасиловали дочуру у другого. И власть озверела. Начальника ГУВД вызвали последовательно в горком, обком, потом в МВД на Житную. И там и там и там – так вмандюрили! Что хочешь – то и делай.

Били сейчас уже не столько для того, чтобы выбить признание: все про всех давно знали, только доказательств не было. А к стенке без доказательств – извините, не тридцать седьмой год. Признается – хорошо, нет – ну и черт с ним. Били сейчас для того, чтобы подорвать здоровье и внушить страх. У кого есть страх – тот сразу расколется. А у кого нет – того будут бить, пока не устанут. Или – пока следователь не придет. Но в любом случае – бить будут, чтобы раз и навсегда сломать.

Пацана ничего не спрашивали, били молча и как-то равнодушно. Сначала – по очереди пороли шлангами, один уставал, начинал пороть другой. В шлангах не было никакого утяжеления – все прекрасно знали край. Били всинь, но кости не ломали.

– Будешь говорить, сучонок? – спросил уставший от избиения сержант.

Пацан в ответ сплюнул на пол – слюна и кровь.

Старый противогаз на голову, шланг перекрыть. Потом дать дохнуть, еще перекрыть. Пацан потерял сознание, его привели в чувство и снова начали бить. Кто не боится – тот сдохнет…

Дежурство продолжалось.

– Этот так и не колется, товарищ майор…

Сухой как палка, коротко стриженный майор с въевшимся в кожу «афганским» загаром – под светом лампы его кожа от загара казалась серой – посмотрел на ощутимо робеющего перед ним начальника РОВД, полковника милиции

– Сколько?

– Двадцать два часа. И били его, и слоника, и ласточку – молчит как партизан. Два раза сознание терял.

– Фамилия?

– Долмин.

– Откуда узнали?

– Да его же кореша и сдали. Так… шпана.

– Каратист?

– Так точно. У Боровского занимается… Дурь… такая вышла, помните, указ был о запрете каратэ. Вот, его посадили. В зоне в авторитеты выбился, сейчас откинулся, арендовал зал в подвале, набрал пацанов. Пристяжь себе. Рекетирует.

– То есть? – не понял майор

– Деньги вымогает. Цветочники, торговцы на рынке. У всех же дела левые… в милицию не заявят. Остальные раскололись. А этот – молчит.

– Благополучный?

– Да вроде как да, товарищ майор, сигналов не было, на учете не состоял. Отец в Аэрофлоте, на международных рейсах летает. Благополучная семья, сам парень прикинутый. Мы думали, он же первый и запоет…

– Лет ему сколько?

– Семнадцать почти.

Пойдет…

– Прекращайте это. И дайте… палку… как там у вас.

Слово «дубинка» тогда было не в ходу, только привыкали. Вроде как не было принято – бить советского человека палкой.

Повинуясь взгляду начальника, один из ментов отстегнул и протянул армейскому майору коротенькую раскладную дубинку, заводскую, с алюминиевой накаткой, чтобы удобнее было держать. Еще один – открыл перед ним дверь.

Майор безошибочно нашел лестницу, спустился вниз. Какой-то шнырь из пятнадцатисуточников – мыл пол, он поспешно отступил в сторону, давая дорогу. Майор опустился в пердельник, там были камеры для предварительно задержанных, там же избивали и пытали.

Майор постучал палкой в дверь камеры, на стук высунулся валуховатый сержант. Все можно было прочитать на лице – лимита, откуда-то из сельской местности… Рязань, Тверь… по комсомольскому набору, живет в общаге, выслуживается перед начальством как может, отпора никогда не получал, труслив, трусость скрывает хамством, отыгрывается на задержанных – в каждом РОВД существует неофициальная группа для избиений, в том числе и в таком проблемном, как Солнцевский. Он открыл потому, что с той стороны могли стучать только свои, увидел незнакомца, хотел послать подальше, но встретился с ним взглядом – и слова застряли в горле.

КГБ! Проверка приехала! Теперь п…ц!

Сержант с трудом удержался от того, чтобы обмочиться от страха. Он знал, что проверки идут лютые и срока получают – по полной программе.

– Выйди

Сержант поспешно выскочил за дверь, оставляя офицера одного в камере

– Я майор Сухоруков Константин Васильевич, воздушно-десантные войска – сказал майор, помогая избитому пацану подняться – тебе один день на решение. Те, которые с тобой были – тебя и сдали, Долмин, все про тебя рассказали. Это не друзья, это г…о. У нас – такого нет, у нас молчат до конца. Как ты сейчас молчал. Если хочешь с этой блатотой по жизни идти, ларьки ломать – не возражаю. Пойдешь в тюрьму, потом и лоб зеленкой намажут. Если хочешь служить Родине – явишься вот по этому адресу. Не далее чем завтра. То, что тебе семнадцать лет, я знаю, будешь сначала как курсант ходить, как будет восемнадцать – официально призовем. Теперь пошли отсюда…

Сержант поспешно открыл дверь камеры. Выпустил сначала обнаглевшего, еле идущего, но так и не сломавшегося малолетку, затем офицера

– На держи… – протянул ему палку Сухоруков

Сержант, взяв палку, как-то странно всхлипнул, замер – а потом неловко, боком упал на мокрый бетонный пол, скуля от боли – когда майор с задержанным были в конце коридора.

США, Вашингтон
01 июля 1988 года

Выход на контакт советского офицера высокого ранга, фактически резидента КГБ в Кабуле, одно из ключевых точек холодной войны – застал американцев, что называется со спущенными щтанами. Никто не был к этому готов.

Старшим (и единственным) офицером от ЦРУ на месте – был Милтон Уорден. Опасаясь, что информация, даже зашифрованная попадет в советскую сеть радиоэлектронного перехвата – он лично полетел обратно на американский корабль, крейсирующий у берегов Пакистана. Сообщить информацию, даже шифром, нельзя было и оттуда – с высокого борта десантного судна был виден советский «траулер», постоянно преследующий американское десантное соединение. Никто толком не знал, что сумел сдать Эймс русским, к тому же – до этого был разоблачен стукач в АНБ и никто до конца не мог быть уверен в стойкости шифров. Единственной надежной системой передачи зашифрованной информации был Степданс (чечетка), но его не было ни на десантном корабле ни в Пакистане. Уорден связался с Лэнгли и эзоповым языком объяснил ситуацию. Там вначале попытались пробить разрешение на пролет американского десантного вертолета в Дели, где было посольство США и где Степданс был. Нарвались на вежливый отказ, по сути представлявший собой посыл по известному адресу. Колебавшаяся в конце восьмидесятых Индия после советского ядерного блицкрига, уничтожившего пакистанскую военную элиту и пакистанскую ядерную программу – твердо встала в фарватер Советского союза и американский военный вертолет в собственном воздушном пространстве Индии и на три буквы не был нужен. В итоге – загрузили тяжелый десантный «Sea Stallion», на котором Милтон Уорден под охраной нескольких морских пехотинцев полетел в сторону Саудовской Аравии, где в посольстве был Степданс и его уже ждали. Сказать, что этот полет был опасным – значит, ничего не сказать. Обстановка в Персидском заливе и особенно в Ормузском проливе была крайне нездоровой, все шло к войне между США и Ираном. И Ирак и Иран атаковали нефтяные танкеры, американский военно-морской флот проводил танкерные конвои. На островах в Ормузском проливе были иранские ракеты земля-воздух, в том числе средней дальности. Были у Ирана и истребители, вполне современные на тот момент Фантомы и F14. Это с одной стороны, а с другой стороны – был насквозь просоветский Йемен. Даже два Йемена – Северный и Южный. Полет ночью, по неподготовленному маршруту без нормального эскортирования истребителями – мог закончиться трагедией. Но каким-то чудом – они пролетели нормально.

Трагедия – по странному стечению обстоятельств – произошла буквально на следующий день, когда ракета, выпушенная с крейсера УРО Vincennes сбила гражданский аэробус авиакомпании Иран Эйр и угробила двести девяносто человек. Это стало причиной того, что морским пехотинцам, охранявшим Уордена пришлось вместе с ним вылететь в США гражданским рейсом, а вертолет CН-53, на котором они прилетели – пришлось подарить правительству Саудовской Аравии. Но все это будет позже.

Информация, переданная через посольство США в Саудовской Аравии, впечатлила Вашингтон настолько, что Уордену приказали не ждать самолета, высланного за ним, а возвращаться первым же коммерческим рейсом. Морские пехотинцы – оставались с ним и должны были охранять его. Боялись так, что всерьез рассматривали возможность того, что на самолете могли оказаться… к примеру ливийские угонщики, связанные с КГБ. Поэтому – по настоятельной просьбе Госдепа – морских пехотинцев пустили на борт самолета с оружием, и они так и летели с автоматами, вызывая косые взгляды возвращавшихся тем же рейсом американских нефтяников…

– Леди и джентльмены, просим прощения, но придется немного подождать. Буквально пять минут. Небольшая заминка…

Милтон Уорден, который в салоне комфортабельного Боинга в первый раз за долгое время как следует выспался, посмотрел на очаровательную стюардессу, потом в иллюминатор. И понял – это за ним…

Черт бы все побрал…

Вещей у него почти не было. Забрав с багажной полки свою тощую сумку, он двинулся к выходу…

– Эй, парни, похоже мы летели с кинозвездой, а мы и не знали…

Голос нефтяника, сказавшего это – был откровенно злым…

Конвоируемый морскими пехотинцами, Уорден подошел к выходу. Стюардесса открыла люк, искренне, а не механически-заученно улыбнулась. Видимо, в ком-то еще сохранился патриотизм.

– Надеюсь, вам понравился полет, сэр…

– С вами, хоть на край света…

Милт Уорден не был женат. Брак у него давно развалился…

На верхних ступенях трапа стояли двое. Оба в черных очках, у одного был короткоствольный автомат…

– Добро пожаловать в Америку, сэр!

Совсем охренели…

Внизу – полукругом стояли пять совершенно одинаковых черных автомобиля Шевроле Каприс Брогэм. Солнце – блестело на лакированных крышах, разбивалось в мелкие брызги о хромированные колпаки колес. Самолет окружили люди с автоматами, уровень охраны был такой, как будто прибывал Президент.

– Сюда, сэр…

Сопровождающий заботливо приоткрыл дверь, Уорден сел в машину, охранники быстро рассаживались по остальным.

– Задал ты нам задачку, Милт…

Рядом с Уорденом – сидел директор ЦРУ, судья Уильям Вебстер…

– Да, сэр… – Уорден не стал упоминать, что они не готовились к такому результату, не рассчитывали на него, и вообще операцию начали военные. Он прекрасно понимал, что сейчас не время для скромности и если он правильно разыграет выпавшие ему карты – место Заместителя директора по операциям, максимум на что мог рассчитывать бывший полевой агент – ему обеспечено.

– Через час состоится заседание Совета национальной безопасности – сказал судья – на нем нужно правильно разыграть наши карты. Очень правильно…

Машины взяли с места, понеслись по бетонке аэропорта, резко набирая скорость. С таким эскортом – не страшно было и нападение советского спецназа… наверное.

– Я понимаю, сэр.

– Очень хорошо. Тогда расскажи, как все произошло. В деталях…

Уорден рассказал. Не совсем в деталях, конечно – но как смог. Директор ЦРУ – бывший федеральный судья – слушал с закрытыми глазами, в голове он уже выстраивал линию поведения на СНБ, Долгий опыт работы судьей делал его чрезвычайно опасным противником в бюрократических баталиях…

– Значит… армейские сами не ожидали, какая рыба попадет к ним на крючок, верно?

– Да, сэр. Кстати… я записал разговор с русским на пленку. Он не сможет дать задний ход, даже если захочет. В СССР за измену – смерть.

Судья хлопнул в ладоши.

– Отлично! Просто отлично, это лучшее, что вы могли сделать. Пленка при вас?

– Да, сэр.

– Дайте ее мне.

Уорден достал из внутреннего кармана пленку и отдал директору ЦРУ. Тот снял трубку, которая была расположена между сидениями и начал названивать в Лэнгли, чтобы в Белый дом доставили специальную аппаратуру. Прослушивать эту микропленку на обычном магнитофоне было невозможно…

– А что вам нужно?

– Вы не спрашиваете, за что именно?

– Спрашиваю сейчас. За что…

– Я собираюсь сменить сторону… примерно так. Выбрать свободу… так, кажется, у вас говорят. На вашей стороне мне нужна амнистия за все преступления, которые я мог совершить как гражданин Советского союза и полковник советской разведки. Защита… мои старые друзья захотят меня ликвидировать… И деньги.

– Это серьезные запросы.

– Вы прекрасно знаете, кто я. Что я могу. Информация, которую я могу вам передать – может помочь вам разрушить Советский союз. Опорочить его на международной арене. Никто не захочет иметь с ним дело.

– Пока это слова.

– Я владею доказательствами того, что с участием КГБ, армии и партийных органов Советского Союза ведется организованная контрабанда наркотиков в страны западного мира. Я знаю каналы переправки, некоторые банки, в которые вкладываются средства от наркоторговли. Именно поэтому – я прошу у вас иммунитет. Наркотики переправляются двумя путями: в Соединенные штаты Америки через Кубу и в Западную Европу – из Пакистана через СССР, используется советская, военно-транспортная авиация. Доходы от контрабанды наркотиков поступают на счета советских военных и государственных деятелей, часть денег используется на финансирование коммунистических партий…

Заместитель директора ЦРУ Роберт Гейтс, доктор исторических наук со специализацией на русской истории, переводил текст синхроном. В небольшом зале в Восточном крыле Белого Дома стояла такая тишина, что муха пролетит – услышишь. Во главе стола сидел вице-президент США Джордж Буш. С Рейганом было совсем плохо…

Наконец, пленка закончилась, раздалось неприятное шипение. Директор ЦРУ поспешно выключил магнитофон.

– Не верится просто… – сказал советник президента США по вопросам национальной безопасности генерал Колин Пауэлл…

– И, тем не менее, джентльмены, это так – заметил директор ЦРУ – возможно, мы стоим перед перспективой приобрести нового Олега Пеньковского

– Или перед перспективой нового провала.

Президент посмотрел на своего старого друга, министра обороны Ричарда Чейни.

– Дик, твое мнение?

Чейни откашлялся перед тем, как говорить.

– Сэр, это уже неважно, правда это или нет. Важно то, как мы это подадим. И важно еще одно. Нам нужен человек.

– Человек, Дик?

– Да, человек. Со всем уважением, сэр, если Вы выступите на… даже на Генассамблее ООН, русские как всегда скажут, что мы ждем, а весь коммунистический блок устроит нам обструкцию. Но если у нас будет человек, русский, который сможет встать на ту же трибуну и сказать – да, я такой то такой то и подтверждаю, было то-то и то-то. Вот тогда русским придется пережить немало неприятных минут. Мы начнем с простых вопросов. Это ваш человек – да, нет? Он высокопоставленный офицер КГБ – да, нет? Он был в Афганистане – да, нет? Он был там резидентом – да, нет? И вот тогда – поверят все, даже те из стран нейтрального лагеря, которые переметнулись к русским. Одновременно – мы сможем раз и навсегда скомпрометировать международному коммунистическое движение и создать предпосылки к тому, чтобы раз и навсегда решить вопрос с Кубой. Теперь – мы будем не давить маленький, свободолюбивый остров, а разбираться с режимом наркоторговцев. Который чтобы выжить доставляет наркотики в нашу страну. Это сильно поможет нам в будущем получить любой мандат на операции в Африке и на Ближнем Востоке. Это сильно поможет нам в вопросе Пакистана – мы можем поставить вопрос о необходимости введения в Пакистан войск не ООН, а НАТО, потому что русские получают оттуда героин и надо перекрыть поставки, а румыны и югославы этого никогда не сделают, они заодно с русским. Мы можем получить уйму сладкого на Рождество – но только если этот парень будет с нами.

– Уильям?

– Сэр, я категорически против того, чтобы вытаскивать русского сейчас. Мы можем узнать массу интересного, у нас оборваны все каналы получения информации после Эймса, мы блуждаем во тьме. Информация по Афганистану, по расстановке сил в СССР после переворота от этого парня будет бесценна, но он должен работать на нас, а не перебегать.

– Так мы его потеряем! – раздраженно сказал Чейни – вы уже умудрились потерять всю разведсеть? Какая гарантия того, что в вашей структуре нет еще одного Эймса? Наша разведслужба кишит предателями, мы должны вытащить этого парня оттуда, пока не поздно, пока еще один ублюдок не сдал его!

Предатель был, в этом Чейни был прав. Роберт Филипп Хансен, специалист-контрразведчик из ФБР ждал своего часа. Как знатока СССР и человека пользовавшегося доверием – его неминуемо бы в любую межведомственную группу по данной проблеме, как специалиста по блокировке информации. А может – и не включили бы…

– Черт возьми, Дик, можно подумать, что в вашей структуре никогда не было стукачей! Откуда русские узнали секрет атомной бомбы!

– Оттуда, что его проворонило ФБР!

– Тихо, джентльмены, тихо… – примиряющее поднял руку вице-президент – кстати, что с этим ублюдком Эймсом?

– Он под особой охраной – сказал генерал Пауэлл – его перевезли в военную тюрьму, потому что обычная недостаточно защищена против попытки силового освобождения. Генеральный атторней дал команду, его люди изучают дело. Вероятно, будут требовать смертной казни.

– Так ему и надо, сукину сыну – Буш был простым человеком и ненавидел предателей – он что-то говорит?

– Ничего, сэр – ответил судья Вебстер – он просто молчит. Мы не можем применять к нему специальные меры, потому что его надо выводить на суд. Он уверен, что его обменяют.

– Этого не должно быть! – сказал Буш – так мы наплодим еще больше предателей. Русские пока не обращались с этим?

– Нет, сэр. Видимо, им пока нечего нам предложить.

– Чертовы ублюдки. Нет, нет и нет. Всем это понятно?

– Да, сэр. И еще…

– Да?

– Мы провели анализ. Он работает на русских как минимум с восьмидесятого года. За это время русские передали ему два с половиной миллиона долларов США различными способами. Мы считаем, что это еще не все…

– Ради Бога, избавьте меня от этого – сказал вице-президент – Колин, что ты думаешь?

Пауэлл посмотрел сначала на министра обороны, с которым он был в недобрых отношениях, потом на директора ЦРУ, с которым отношения добрыми не могли быть по определению.

Надо было принимать решение.

– Я полагаю, господин президент – Пауэлл как всегда выпустил приставку «вице» – что мы должны быть готовы к любому развитию событий. Я бы перебросил в Пакистан несколько крутых парней и они доставили бы нужного нам человека в свободный мир при первых признаках опасности.

– Мисс Райс?

Кондолиза Райс присутствовала на совещании как главный специалист по Советскому союзу. И Буш и Рейган – сильно доверяли ей в вопросах отношений с СССР, Буш как-то раз сказал: все, что я знаю про СССР – я знаю от Конди Райс.

– Господин вице-президент, я полагаю, что билет в свободный мир надо отработать. Пока что этот агент не принес нам ничего кроме слов.

– Как ты считаешь, могло его нам подставить КГБ?

Райс пожала плечами.

– Вполне, сэр. Но мы можем сделать так, что они угодят в собственную ловушку.

Коротко опросили остальных членов СНБ. Единого мнения не было. А это означало, что решение придется принимать самому Бушу.

И это был не самый плохой человек для принятия такого решения. Человек, честно воевавший во время войны, а не отсиживающийся в тылу. Человек, имеющий управленческий опыт. Наконец – самое важное – имеющий за плечами два года работы директором ЦРУ.

– Я полагаю – сказал Буш – что мы не можем пренебречь факелом, который осветит нам путь в темной и полной опасностей пещере, по которой мы вынуждены передвигаться наугад. Я полагаю, что мы не должны поддаваться панике, обвинять самих себя в том, что весь Вашингтон кишит предателями и вытаскивать в свободный мир парня, который может отлично поработать на нас там. Однако, я хочу, чтобы этого парня вытащили из Афганистана при малейших признаках опасности. Повторяю – при малейших, без дополнительных согласований. Кто у нас есть в Пакистане?

– Есть небольшие группы, защищающие инспекторов, сэр.

– Это не пойдет.

– Морская пехота? – в раздумье сказал Пауэлл – там есть корабль и на нем неплохие ребята. Они лучшие и у них несколько тяжелых вертолетов.

– Они и в самом деле лучшие? – заострил вопрос вице-президент – лучшие, что у нас есть?

– Нет, сэр – вынужден был признать генерал Пауэлл – лучшие, это вероятно оперативный отряд Дельта из Форт-Брэгга. Они готовятся действовать в глубоком тылу СССР во время войны. Есть группа в Германии.

– Перебросьте их туда. Мне нужны там лучшие.

– Да, сэр – ответил Чейни

– Теперь по оперативной работе. Кто у нас есть в Афганистане?

Вице-президент смотрел на судью Вебстера

– Никого, сэр – вынужден был признаться директор ЦРУ – я уже докладывал. Я послал туда человека, чтобы попытаться проверить сеть и восстановить, что возможно, и этот человек попал в плен русских, он едва успел перейти границу. Мы послали туда четырех человек, подготовленных, этнических русских, которые могли провернуть операцию спасения – и, как сейчас выяснилось они тоже попали в плен.

Истинный план операции – план не спасения, а уничтожения опасного свидетеля, находившегося в советских руках – здесь не поднимался. Это было слишком опасно – все помнили Иран-Контрас. Если кто-то стуканет, если в Конгресс просочится информация, что агент ЦРУ, еще и еврей, попал в плен к русским, и министерство обороны послало четырех человек чтобы убить его – это могло кончиться импичментом президенту. Особую остроту ситуации придавал тот факт, что пленный был евреем – а в Конгрессе и на телевидении было мощнейшее израильское лобби. Дело пахло Иран-контрас в квадрате… да что там – в кубе!

Вице-президент вздохнул. Он сам плохо понимал этого русского. Но факт остается фактом – он передал одного из плененных американцев и готов был передать остальных троих.

– Как быстро мы сможем послать человека в Кабул?

Вебстер вздохнул

– На нормальное внедрение по минимуму – уйдет месяц. Это практически отрезанная от внешнего мира страна, аэропорт у них совершает рейсы только на СССР и на Индию, иные способы заброски практически непредставимы. Нашего посольства там нет, никакой поддержки у нашего человека не будет. Кого бы мы не послали – мы не можем быть уверены в том, что Эймс не сдал его русским и он сразу не попадет под колпак…