Текст книги "Силовой вариант ч. 2(СИ)"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Большого.

Он начал отползать назад. Потому что не видел со своего места, что происходит на склоне холма, над которым завис вертолет. А видеть – должен.

Надо спешить.

Он рискнул – начал отползать быстрее. Если бы наблюдатель смотрел на него – он бы его мог обнаружить. Но наблюдатели тоже были людьми – их внимание было нацелено на вертолеты, они смотрели в небо.

Понятно одно – своих с готовым к бою Стингером – не встречают!

Холм – скрыл его, он смог перевернуться на спину как жук – и только сейчас ощутил, как болит все его тело, все мышцы, как они затекли от долгого лежания. Впрочем – и то что он сделал сейчас было ошибкой: на вражеской территории всегда, не исключая ни единого момента надо вести себя так, как будто ты под прицелом.

Шило – шумно перекатился рядом.

– Тихо!

Хотя сам только что нашумел.

– Це что за хрень… – спросил Шило, мешая русский и украинский, как всегда в минуты волнения – шо це таке?

– Не знаю…

Судя по гаснущему звуку винтов – вертолеты уходили, уходили на запад.

– Пошли.

– Ты что, охренел, Старшой?

Скворцов сделало то, что в такой близости от противника делать ни в коем случае было нельзя. Он встал на ноги. Побежал вниз, к подножью холма, пригнувшись – но все же побежал. И если сейчас появится вертолет или у этих… то ли американцев, то ли черт знает кого есть вынесенный пост наблюдения – он попал. Но… кто не рискует, тому и спирта разведенного, с самолета слитого не достанется.

Шило последовал ха ним, оглядываясь по сторонам и держа оружие наготове.

– Ты… чего… задумал… Старшой.

– Смотри по сторонам. Надо их обойти.

Скворцов чувствовал, что дело неладно. Надо посмотреть – кто это прилетел с советской стороны. Это что за контакты. В Кабуле его не ориентировали на работу против КГБ – но он чувствовал, что что-то неладное происходит. Непонятное, подозрительное – и потому неладное.

Дошло же до того, что местный генсек предал? Дошло. Дошло до того, что метлу в Пакистан генерал угнал и экипаж убил? Дошло. Дошло до того, что один член Политбюро в Америку сбежал, а второго – к вышке приговорили за измену Родине? Дошло. А если и тут такое же? Надо бдительным быть.

Только бы успеть…

Успели. На позицию он выдвигался по миллиметру – американцы совсем рядом, смотрят именно в направлении на запад и он – как раз попадает в поле бокового зрения, на линию огня пулеметчиков и снайперов. Это тебе не со спины заходить. Одному заорать и огонь открыть – все. Приехали.

Шило даже на позицию не вышел. Остался внизу, прикрытый холмом – на всякий случай. У него останется возможность маневра, чтобы не случилось.

Медленно. Еще медленнее. Еще…

Будь как ветер. Как змея. Как скользнувшая по стерне мышь…

По миллиметру он начал устанавливать винтовку.

Есть. Установил…

Почти опоздал. Но – именно почти.

Он увидел семерых. Чуть подальше – еще троих. Трое были с оружием, они прикрывали встречу и никто не видел его. Они занимали невыгодную позицию и целились снизу вверх, в американцев. Нет, не в тех, которые занимали позиции на холмах. А тех, которые стояли открыто и о чем-то разговаривали с русскими. Видимо – как последняя гарантия. Мол, устроишь ловушку – может, меня твои люди и замочат – но сам при этом умрешь. Американцы тоже взяли на прицел русских – и не замечали распластавшегося справа на холме снайпера.

Русские. Трое. Ни один из них не был в военной форме – но как минимум двое военные. Это видно по тому, как сидит на них гражданская одежда. Одному куртка мала, у другого – наоборот, болтается. Набросили на плечи первое попавшееся, если бы носили постоянно – нашли бы себе по размеру. А тут – на один раз…

Третий. Этот и есть главный – потому что он стоит чуть впереди и разговаривает с американцами. Хорошо разговаривает – без лишних драматических жестов, наверняка даже голос не повышая. Этот одет в свою одежду, которую он носит постоянно и которая удобна для него. Легкая куртка, спортивная, белая рубашка, брюки, ботинки… гражданские, но на шнуровке, с ноги слетать не будут, даже если придется бежать.

Скворцов перевел прицел выше…

Лицо… в профиль, совершенно обычное. Может быть, на той стороне шрамище в полрожи, но вряд ли. В органы с такими броскими приметами фиг возьмут. Обычное лицо, насколько можно судить, ничем не примечательное. В толпе раствориться – да запросто. И одет как командированный в Кабул – с базара, но скромно…

Скворцов немного изменил положение винтовки, чтобы рассмотреть американцев.

Трое. Один военный и двое гражданских. Точнее – один гражданский, один ни то ни се. Одет вроде как гражданский, легкая светлая куртка – апаш, джинсы, по размеру подходит… вот только когда смотришь на него, приходит в голову мысль встать и отдать честь. Значит, военный. Среднего роста, тоже неприметный, на лице – многодневная щетина, не брился дней десять, не меньше. Второй – здоровый, под метр девяносто, плотный, чисто выбритый – или достойно несет бремя белого человека, либо – прибыл только что, в то время как небритый – местный резидент.

Или… небритый – прибыл раньше, что-то нашел, установил контакт с кем-то, доложил наверх – и прибыла подмога со старшими по званию во главе?

Рассуждения в стиле Шерлока Холмса? Да, но они иногда бывают верными. Да и просто – не позволяют мозгам паутиной покрываться.

Третий – военный, камуфляж, причем не пустынный, а обычный, для леса. И у других американских военных – тоже. Тоже только что прилетели? И готовились в спешке, не успели сменить обмундирование на подходящее для данного ТВД? Или – отвлеченные рассуждении а-ля Шерлок Холмс?

А это что за чертовщина?

Человек – и на голову надет мешок! Самый настоящий мешок, надевается сверху, закрывает верхнюю часть тела и привязывается веревкой на уровне повыше локтей. Свободный конец веревки берешь в руки и ведешь… так духи перемещают пленных и рабов, один раз они наткнулись на такое.

Вот только нахрена на этом человеке – советские десантные полусапоги, а?

Все интересатее и интересатее, как сказала бы Алиса, провалившаяся в нору.

Он снова решил рассмотреть главного среди советских – потому что то, что он видел сильно напоминало акт предательства. И вовремя! Как раз в этот момент, советский начал поворачиваться, чтобы уходить – и на какой-то момент повернулся к Скворцову лицом. На момент – достаточный, чтобы он увидел его лицо через прицел. Пусть с шестисот метров, пусть всего с шестикратным увеличением – но увидел.

И запомнил.

Советские начали отходить. Американцы тоже – но пятясь спиной. Под тридцать американцев опасались всего шестерых русских.

Появились вертолеты. Американцы уже исчезли за гребнем холма, их никто не преследовал. Вертолет завис, с него сбросили веревочную лестницу и советские, один за другим начали залезать в вертолет.

Вертолеты ушли в сторону советской границы.

Скворцов лежал неподвижно еще целый час. Потом начал отползать…

Шило залег у подножья холма, бросив вокруг себя веревочный аркан – чтобы не лезли змеи, насекомые и прочая неприятная живность…

Скворцов перевернулся на спину, потом сел, отдыхиваясь. Все это время – он едва дышал, опасаясь, что противник может заметить малейшее шевеление – и теперь никак не мог насытиться простым воздухом.

– Что там? – негромко спросил Шило

– Ерунда какая-то. Наши и американцы. Какая то встреча.

Шило помолчал. Потом сказал

– Я номера вертаков запомнил. Вертаки наши…

– Еще бы не наши…

Номера вертаков. Любое задействование вертолетной техники фиксируется. Что-то не верится, что вертолеты закреплены за этими. Зачем им? Приехали в Кандагар, пробили выделение летных часов, полетели. Спецназу вертолеты с боем закрепляют, проблем не только у командиров всех рангов.

– Что делать будем?

– Стукни на базу.

Шило достал рацию – маленькую, без антенны всего то размером с половину кирпича, каждый боец носить может. Выдвинул антенну. Настроил канал…

– Кирпич-шесть, я Странник. Кирпич-шесть, я Странник, ответь… Кирпич-шесть…

Кирпич-шесть – был позывным разведточки ГРУ. Каждый месяц он менялся по произвольной схеме. А вот люди – свои позывные меняли очень неохотно, считалось, что сменить позывной – все равно что имя свое сменить.

– Ну?

– Не запряг. Не ловит ни хрена. Помехи одни, мать их…

Это могло означать все что угодно. Начиная от того, что горы глушат сигнал – и заканчивая тем, что работает глушилка.

– Совсем ничего? Погоняй по эфиру.

Шило погонял, вслушиваясь…

– Совсем…

– Выходим – решил Скворцов – по пути попробуем. С какого-нибудь возвышения…

– На выход идем?

– Да…

На полпути – они вышли на холм, еще раз взялись за рацию – на сей раз связь установилась неожиданно легко. Возможно, у Шило просто была неисправна рация.

– Странник, я Кирпич-шесть, прием.

– Кирпич-шесть, дай двадцать восьмого.

– Странник, удерживайте линию.

Почему Джафар называл себя двадцать восьмым – они не знали. Но так было – в переговорах частенько проскакивало «двадцать восьмой» и даже просто в разговорах – называли точно так же.

– Двадцать восьмой на связи – услышал Скворцов через несколько минут

– Двадцать восьмой, я Странник. Наблюдал американцев на границе, возможно, морская пехота США. Принял решение отойти к границе.

– Ты что там, обкурился? – не соблюдая дисциплину связи, спросил Джафар – или солнце голову напекло?

– Никак нет. Наблюдал американцев, двадцать шесть человек. Сейчас они отошли вглубь пакистанской территории…

– Докладывай толком!

– Есть…

На полпути – они вышли на холм, еще раз взялись за рацию – на сей раз связь установилась неожиданно легко. Возможно, у Шило просто была неисправна рация.

– Странник, я Кирпич-шесть, прием.

– Кирпич-шесть, дай двадцать восьмого.

– Странник, удерживайте линию.

Почему Джафар называл себя двадцать восьмым – они не знали. Но так было – в переговорах частенько проскакивало «двадцать восьмой» и даже просто в разговорах – называли точно так же.

– Двадцать восьмой на связи – услышал Скворцов через несколько минут

– Двадцать восьмой, я Странник. Наблюдал американцев на границе, возможно, морская пехота США. Принял решение отойти к границе.

– Ты что там, обкурился? – не соблюдая дисциплину связи, спросил Джафар – или солнце голову напекло?

– Никак нет. Наблюдал американцев, двадцать шесть человек. Сейчас они отошли вглубь пакистанской территории…

– Докладывай толком!

– Есть…

– Товарищ полковник…

Телятников вздрогнул. Он сидел в кабине Тойоты, просто закрыв глаза и приходя в себя. Контакт с американцами отнял у него намного больше сил и спокойствия, чем он хотел бы показать. Он не был смелым – хотя никому и никогда не показывал свою слабость. Отходил всегда молча и в одиночку – а полчаса под прицелом – кого угодно выведут из себя.

– Тебе какого хрена? – грубо спросил он у своего подчиненного

– Тащ полковник, там Склянский. Говорит, срочно…

Полковник посмотрел на своего подчиненного в упор

– Исчезни

Тот повиновался. Знал – когда у шефа такое настроение – с ним шутки плохи. Вдох-один-два-три-четыре-пять– выдох. Пошли.

Склянский сидел в своей комнате. Пил финское баночное пиво Коффа, которое Телятников привез ему в подарок из Кабула. Присосался… подождать не может, с..а.

– Что там? – грубо спросил Телятников. Склянский был в деле – он и контролировал здесь таможню. После того, как накрылись пути через Джелалабад и через северные провинции – этот для героина, поступавшего в СССР и дальше оставался единственным.

– Только что отследили контакт. Конкретный такой контакт, а.

– Хватит пиво жрать! – заорал Телятников, побелев от злости – какой такой нахрен контакт!

– Щас, покажу. На посту пленка.

Как и было положено – в разведточке КГБ был оборудован пост прослушивания. Просто так – сюда было не попасть. Кто много болтал или вдруг вспоминал про моральный кодекс строителя коммунизма – того находили на улице с перерезанным горлом. Недалеко от базара – а чего хотели, душманы, однако. Кто держал язык за зубами – получал в месяц больше, чем какой полкан в Кабуле. Чеками.

– Вышли все!

Все – относилось всего к одному человеку на посту прослушивания, лысоватому мужику лет сорока. Тот немедленно поднялся и вышел.

– Ну, что?

Склянский достал пленку – писали здесь на древний как дерьмо мамонта пленочный, катушечный магнитофон, неспешно установил катушку. Промотал пленку до нужного места, нажал на клавишу воспроизведения. После первых же слов Телятников побелел как мел…

С…и! Выследили…

Фрагмент длился восемь с секундами. Писали плотно, без перерыва – дальше пошло на урду.

Выследили!!!

– Когда… Когда это писали? Когда? – у полковника едва ли зубы не щелкали от страха и озлобления

– Только что. Повезло – я слушаю записи дважды в день, оператор записал, хоть и на русском, не на урду.

С…и.

– Только что это когда?

– Два часа, не больше.

Есть время. Можно успеть.

– Машина есть?

– Можно найти.

– Так подними задницу, с…а!

Не дожидаясь, пока Склянский сообразит, Телятников выскочил из помещения радиоточки, отделенной стальной дверью с мощным засовом.

– Грешнов! Грешнов, с…а, хватит жрать!!!

Из кухни вымелся Грешнов, на ходу вытирая жирные от плова губы рукавом.

– Где Баранец?

– Так… по малой отошел, тащ полковник – глупо улыбаясь, сказал Грешнов

– Гони его сюда! Живо!

Грешнов, глядя на трясущиеся губы «тащ полковника» побежал ходкой рысью.

Так… спокойно… спокойно!

Судя по тому, что он услышал – это не целенаправвленное выслеживание, просто повезло. Груши… уроды е…ые, не сидится на ж. е ровно, шастают в приграничной зоне. Надо было соображать, что если где-то есть удобный лаз, то им и другие могут воспользоваться, да поздно уже теперь. Самое х…ое – то что этот урод видел мое лицо. Через прицел – но видел, гаденыш. И еще х…ей, что он видел передачу. Арестованный числится за ним, здесь он царь и бог и может делать все. Что угодно – но до первой проверки из Москвы. А как только приедет проверка, выяснит отсутствие арестованного. Ах, он задействован в операции? А где позвольте план оперативных мероприятий? Кем и когда он утвержден. Ах, не утвержден… а это что за самодеятельность такая? Вот тебе – и привет из Москвы.

Твою мать!

Так… Так, так, так…

ГРУшник докладывать не будет. Не та масть, пока это всего лишь рассказ, пустые слова. Всех выдрессировали давным-давно – всякую ерунду наверх докладывать не будут, а то так взгреют – света белого не взвидишь! Сначала он дождется своих ухорезов, потом все аккуратно выяснит и еще вопрос – будет ли докладывать. Но ему – в подвешенном состоянии висеть никак нельзя. В несколько дней – все решится.

Итак, он никуда наверх не доложил. В разведточке ГРУ есть пост прослушивания… не может быть, чтобы не было, армия КГБ не доверяет и старается иметь свои источники информации. Значит, два источника утечки – эти два ковбоя и персонал разведточки ГРУ.

С…а.

– Тащ полковник.

Полковник посмотрел на своих подчиненных так, что они невольно попятились.

– На той стороне кто старшим был? – спокойно спросил он

– Я, товарищ полковник – ответил Грешнов.

– Ты смотрел по сторонам? Мы никак не засветились?

– Никак нет, товарищ полковник. Там только американцы были. И все.

– А Баранец, Демьяненко – тебе не докладывали о том, что видят постороннего? Или прикрытие. Ничего?

– Так точно, ничего…

Хлестко раскатился по двору звук пощечины.

– Тогда какого хрена нас спалило ГРУ? – процедил Телятников

– ГРУ? – ощутимо заволновался Грешнов – да быть того не может…

– Ублюдки, мрази, с…и, сучье племя… Только что поймали эфир – ГРУшники базарят о нашей ходке на ту сторону. Обсуждают, что за хрень. Чувствуешь, чем пахнет? Стенкой пахнет! Для всех нас стенкой пахнет! Только и смотрите, б. ь, где что тиснуть!

– Тащ полковник, да не было там никого!

– Ты еще мамой поклянись! Гога – докажи теорему Пифагора – мамой клянусь! Придурки! Что делать будем?!

Придурки униженно молчали

– Значит, так. На чем уехал Демьяненко?

– На Тойоте, тащ полковник

– УАЗ, значит, здесь. Берите тачку, переодевайтесь в форму, дуйте в пограничную зону. Карту помните?

– Так точно.

– Прикинете, где они будут выходить. По материалам перехвата – у них тачка замаскирована где-то. Скорее всего – как раз напротив лаза. Просто так там не ездят… мин полно, потому и попрут по дороге. Перехватите их и разберетесь. Сделаете под нападение духов, ясно?

– Ясно, тащ полковник

– Смотрите у меня. Мы все – в г…е по уши. Они и вас видели. Сделайте чисто, чтобы комар носа…

– Есть!

– Какого хрена стоите?!

Грешнов с Баранцом – побежали в дом переодеваться. Полковник постоял, тяжело как после бега дыша, потом направился в помещение радиоточки.

Склянский был там.

– Дай…

Склянский протянул бобину с пленкой. Поплелся следом.

Телятников вышел во двор – и в это же время выскочили Грешнов с Баранцом. Машина – как нельзя кстати, разъездная в штабе в Кандагаре, по документам ВАИшная. На людях полковника – был стандартный камуфляж советской армии… остановятся.

Только бы не упустили гады.

Под тяжелым взглядом Телятникова – Грешнов с Баранцом завели машину, и вымелись со двора виллы

Телятников – аккуратно смотал всю пленку с катушки под ноги. Щелкнул зажигалкой и смотрел, как пленка корчится в огне, превращаясь в пепел. Потом протянул пустую катушку Склянскому

– Понял?

– Я… молчать буду.

– Поздно – безжалостно припечатал полковник – ГРУшники молчать не будут. Разбираться надо. Сейчас.

Склянский промолчал, потому что не знал, что сказать. «Русский» по пятому пункту, он был трусливым.

– Кто такой Джафар?

– Он… свихнутый, совсем. Майор, бывший дэ-ша-бе. [12]12
  десантно-штурмовой батальон


[Закрыть]Его духи как смерти боятся.

– Берет?

– Нет… вы что…

– Колется. Нюхает? Бухает? Товар через границу тягает? Хоть что-то?

– Да нет… вроде.

– У бабки в огороде! Ты соображаешь, баран, что на соседних крюках висеть будем! Ты что – думаешь, чистеньким выскочишь?!

– Да что вы… Сергей Викторович…

– Думаешь… Вы все, с…и, думаете. Да не выйдет. Индюк думал – в суп попал! Щас это быстро – раз – два и к стенке.

Склянский с ужасом молчал – он только что понял, что вляпался во что-то более серьезное, чем контрабанда. До сих пор, он думал, что на той стороне была встреча с поставщиками товара. Их товара…

– Значит, на чем взять Джафара не знаешь? Денег он не возьмет. Никаких. Так?

– Ну… так.

– Не нукай, не запряг! Что ты нукаешь? Как баба! Офицер государственной безопасности, твою мать!

Телятников хлопнул ладонью по колену

– Ладно! Тогда будет по-плохому. Ты говорил про то, что с Атабаем в близких. Есть понимание. Было?

– Он… помогает кое в чем. Ну и я – ему.

– Ему деньги нужны?

– Да.

– У него людей сколько?

– Под сотню, наверное.

– Я не про это. Сколько он сможет быстро собрать?

– Человек двадцать сможет.

– Что за люди? Сорбозы?

– Да всякие. Бывшие сорбозы, крестьяне. Но ядро – все из Мармоля, [13]13
  Мармоль – один из крупных лагерей подготовки боевиков


[Закрыть]это я точно знаю.

– Пошли.

Они прошли в здание, в кабинет Склянского, где стояла и его кушетка и его стол со стулом и запасная рация. Полковник открыл своим ключом сейф и начал выгребать пачки денег.

– Но это же… за товар, тащ полковник.

– Ничего. Перебьются пока. Подгони машину, поедем…

Атабая, которого советская разведка не могла найти уже несколько месяцев – они нашли меньше, чем за час.

На старой, раздрызганной советской Ниве они доехали до базара и заперли машину. Деньги были сложены в мешке, который переодевшийся погрязнее полковник нес в руках – никто и подумать не мог, что там не дешевое шмотье или жратва на продажу, а больше полумиллиона афгани. Склянский шел первым, протискиваясь между афганцев и поминутно вытирая лицо платком. Полковник шел следом. Он запоздало продумал, что это может быть сигнал – но говорить об этом Склянскому, что-то спрашивать или выспрашивать – было большой ошибкой. В приграничье заговорить по-русски на переполненном базаре – не лучшая идея.

Склянский свернул к дукану, перед которым в пыли лежал ковер. Потоптанные ковры – в этой части света ценились гораздо больше новых…

Торговец – худенький, неопределенного возраста, с узким, крысьим личиком и разночинской бороденкой – поднялся им навстречу

– Салам алейкум

– Ва алейкум ас салам…

Склянский и этот торговец заговорили на языке, который немного опешивший полковник не сразу смог распознать. Это был не пушту, не дари, не урду. Наконец он понял – иврит! Торговец тоже был евреем, и они говорили на иврите! Иврит он не знал – и оставалось только настороженно слушать, но не разговор – а то, что за спиной, пытаясь услышать осторожные подкрадывающиеся шаги.

– Нужный человек занят – сказал Склянский

Полковник вытащил пачку банкнот, специально припасенную в кармане, протянул ее торговцу – дукандору. Светить то, что было в мешке – было форменным безумием.

Последовал новый этап переговоров на иврите, потом продавец оглушительно закричал – и появился бачонок. Бачонок как бачонок – худенький, смуглый, босоногий…

– Надо идти с ним. Он покажет дорогу.

– Рахмат…

Ведомые бачонком – они вышли с рынка. Заплутались по улочкам старого города – одинаковым, осоловевшим от жары, скрытым высокими заборами. Город был молодым, быстро растущим – большая часть домов была построена в последний год и кто тут жил – никто не знал. Во многих местах продолжали строить.

Советских – не покидало ощущение злобного взгляда в спину. Эту землю можно было завоевать – но нельзя было покорить…

Но они продолжали идти.

Бачонок шустро свернул в один проулок, образованный стройкой и уже построенным домом. Заколотил в ворота, новенькие, только поставленные, еще пахнущие свежей краской.

Из ворот – выглянул усатый нафар с автоматом, с ним заговорили сначала бачонок, потом Склянский. Оба на пушту. Телятников вспомнил, что по разведданным у Атабая – в банде одни пуштуны…

– Атабай нас примет… – сказал Склянский.

Телятников – шагнул вслед за Склянским во двор – и почувствовал, что справа кто-то есть. Повернуться не успел, приклад автомата уже опускался. Последней мыслью было, что вот так все и бывает…

Очнулся он от того, что кто-то плеснул ему на голову холодной воды из кувшина. Обожгло рану, там где приклад автомата вошел в соприкосновение с головой, Телятников от этого очнулся, завозился…

Кто-то толкнул его, не пнул, а именно толкнул

– Бас дый! [14]14
  Хватит! (пушту)


[Закрыть]

Его подняли, но не на ноги, просто чтобы он мог сидеть. Кто-то похлопал его по щекам.

Телятников открыл глаза. Сознание постепенно возвращалось. Перед ним – сидел невысокий, рябой, бородатый человек с черными, жесткими как речные голыши глазами.

– Цок ди? [15]15
  Ты кто?


[Закрыть]

– Шурави… – сказал Телятников

И тут же – хоть голова и болела зверски – почувствовало мгновенную вспышку страха со стороны афганца…

Боитесь, с…и…

Телятников опустил глаза на коврик, где лежал вывернутый мешок и деньги, которые он принес.

– Зачем ты силой отобрал деньги, которые я нес тебе? – спросил он

– Зачем ты пришел, шурави? – спросил афганский главарь.

От него пахло чем-то кислым… запах человека, который не моется и не стирает одежду черт знает сколько времени. Глаза – как у настороженной, щупающей носом воздух мышки, высунувшейся из норки. И вот с этими – мы воюем?

– Чтобы найти друзей.

– Шурави нам не друзья.

– Твои слова – опережают твои мысли…

– Шурави не ищут здесь друзей. Они бомбят. Зачем ты пришел… – упрямо повторил командир боевиков.

– Если я не найду здесь друзей, я хочу найти здесь работников. Мне нужны люди, которые сделают для меня работу за плату.

Телятников незаметно повел глазами. Склянского не было. Похоже, что ублюдок имел какие-то по крайней мере выходы на Атабая – но никаких контактов с ним не имел. Зато – писал хорошие отчеты в Центр, мать его. Этот жид на базаре держал нос по ветру, а Склянский – все сплетни переписывал в дела агентурной разработки. Липачество, вот как это называется. Все КГБ построено на липе, липуют все, разведчики, контрразведчики. Сами выдумывают источники, заводят ДАР, [16]16
  Дело агентурной разработки


[Закрыть]личное и рабочее дело агента, сами пишут сообщения, дают задания агенту, получают поощрения. Свихнуться можно. Это все не слишком то опасно – до тех пор, пока ты не идешь на контакт на основании такой вот липищи, и не попадаешь на явочную квартиру моджахедов.

– Если я не найду здесь друзей, я найду работников – повторил Телятников

– Какая работа, шурави? Ты в своем уме? Никто из нас не будет работать на неверного!

– Асадулла будет недоволен – назвал Телятников человека с той стороны границы, бывшего офицера пакистанской таможни, сейчас – ответственного за прохождение контрабанды на эту сторону границы.

– Мне нет дела до Асадуллы

Телятников – поднял руку, показал на свои часы – новые, японские, массивные. Такие здесь еще не продавались.

– Говори погромче. Асадулла будет лучше слышать.

Афганец побелел от страха. Он знал, кто такой Асадулла. Здесь он вряд ли достанет – а вот родственников в лагере беженцев зарежут.

– Что тебе надо шурави? – сказал он

– Выполнить работу. Если сделаешь ее хорошо – у меня найдется и другая такая же. И ты будешь под защитой. Другие шурави тебя не тронут.

Афганец почесал в бороде

– Кого надо убить? – с обезоруживающей прямотой сказал он

– Ты знаешь шурави по имени Джафар?

Афганец покачал головой

– Нет

– Не знаешь?

– Я не хочу убивать Джафара, русский.

– Почему?

– Потому что он узбек. Он не просто шурави. Если другие узбеки узнают, что я убил Джафара – они будут мстить.

– Я заплачу тебе полмиллиона афгани.

– На эти деньги не купишь себе жизнь, русский.

Телятников прикинул – выходило хреново. Но решать проблему было надо.

– Тогда сделаем вот как. Я пойду с тобой. И я убью Джафара. Пусть мстят мне. Если тебя спросят – ты скажешь, что ты его не убивал и не солжешь. Так тебя устроит?

Афганец снова почесал в бороде.

– Согласен, шурави.

Телятников, голова которого за время разговора пришла в относительный порядок – начал делить деньги, бросая одну пачку Атабаю, другую – в мешок.

– Что ты делаешь, шурави? – забеспокоился афганец – разве мы не договорились?

– Эта работа стоит дешевле. Если ты не хочешь убивать Джафара – я убью его. А ты заплатишь мне половину от того, что взял от шурави…

Границу они перешли чисто. Когда то давно – здесь было минное поле, но его снесли, когда орда пакистанцев рванулась на запад. Новое пока так и не поставили, в нескольких местах заминировали с вертолетов – но они карту минных полей помнили. Да и мины эти – были видны, так что при должной внимательности – не подорвешься.

По своим следам – брошенные в нужных местах камни – они вышли к вади и Скворцов залег по снайперской винтовкой. Шило пополз вперед, осторожно пополз, в подозрительных местах тыкая перед собой шомполом от автомата. На машину мог наткнуться кто угодно – духи, афганские пограничники, наша группа дальней разведки. И сделать могла все что угодно – заминировать подходы, саму машину, устроить засаду. В Афганистане – все надо делать тщательно и осторожно – если не хочешь лишиться ноги или головы…

Шило подполз к машине, проверил ее. Маскировали они ее ночью, но сейчас, под вечер – было видно, что замаскировали нормально, качественно. Сначала – он проверил, нет ли мин-ловушек, потом – аккуратно смотал и убрал масксеть.

Порядок…

И пришлось несколько сотен метров продвигаться по руслу, пока они не нашли место где выехать. Шило был за рулем, Скворцов шел впереди, искал подходящий выезд на дорогу и заодно проверял, нет ли мин. Мины здесь могли оказаться в самом неожиданном месте.

– В ночь едем? – Шило озабоченно взглянул на часы

– Если поднажмем – до спокоек выскочим на трассу…

Спокоек – такой у советского спецназа был черный юмор. На советском телевидении была передача «Спокойной ночи, малыши» с Хрюшей, Степашкой и мультфильмом. В Афганистане – этим термином обозначался час, после которого каждый, кто оставался в приграничной зоне на открытой местности – оставался там на свой страх и риск. Вылетающие из Ташкента Скорпионы как раз к этому времени успевали дозаправиться и занять позиции согласно плану прикрытия границы. И тот, кто не спрятался на ночь – рисковал получить приветствие в виде снаряда из пятидюймовой гаубицы или сотню – другую снарядов из скорострельной авиапушки. Об этом – знали все десантники и спецназовцы и без крайней нужды на ночь в пограничную зону не выходили. А если и выходили – то с обязательным предупреждением и маяком – стробоскопом с красным светофильтром – чтобы за кого другого не приняли…

Но по трассе – не работали никогда. Там были блокпосты, чужие там не ходили. Так что – кто успел до спокоек выскочить на «американку», трассу «Кандагар-граница» – мог считать, что спасся.

Ехали как обычно здесь – с опущенными до предела стеклами и приоткрытыми дверьми – чтобы в случае чего успеть вовремя выскочить. Ехали быстро…

– Старшой.

– Чего?

– А ты это… опять продлеваться будешь?

– Ну… наверное.

Скворцов просто не мог себе представить – как он вернется в Москву. Все там было каким-то ненастоящим, дешевым… мерзким…

– Ты, Старшой, хоть меня пожалей… – сказал Шило – хоть немного продыху дай. Так ведь и не женюсь. Так – вернусь, десантный китель, ордена… все дивчины мои. А так…с тобой разве что по ранению на Родину выберешься…

– Язык прикуси! – сухо и жестко сказал Скворцов

– Да брось… с тобой до самой смерти не умрешь.

– Прикуси, сказал!

– Ну во, во… – Шило демонстративно прикусил кончик языка и тут же взвыл от боли – колесо напоролось на камень, машину тряхнуло

– Твою мать…

– Болтай поменьше. Вон, иди к Анахите. Она ты думаешь, просто так к нам зачастила, а?

– Скашешь тоше… – прошипел Шило

Амина – была комсомолкой из группы защитников революции и учительницей. Если в Кабуле это было просто опасно – то в Кандагаре – смертельно опасно. Одной из причин, почему началась эта война, почему в нее было вовлечено такое количество людей – было то, что пришедшие русские дали свободу женщинам. Еще в семьдесят девятом – перехватывали листовки, на которых намерения русских (шурави) обозначались пропагандистами предельно четко – отнять у народа Афганистана землю, золото и женщин. В семьдесят восьмом – землю бежавших баев раздали крестьянам и тут же начали отбирать обратно, в колхозы – даже нищие батраки, которые работали на бая за две трети урожая возмутились этому, потому что отнимали и их крохотные наделы… произошло примерно то же самое, что в СССР при коллективизации, с той лишь разницей что во время коллективизации кулакам не помогало ЦРУ США. Золото – золото отняли только у тех, у кого оно было – но отняли. Отняли у мулл… а ведь каждую пятницу все афганцы шли в мечеть на намаз, и что они там слышали. И, наконец женщины. С детства, любой афганский мужчина, пусть даже нищий, забитый батрак, целующий след на земле, оставленный чувяками бая знал, что есть на земле существа еще более забитые и жалкие чем он – это женщины. Отношение к женщине в Афганистане за пределами относительно вестернизированного Кабула было традиционно скотским. Новорожденных девочек нередко убивали. Подросших – откармливали и продавали на базарах на вес – считалось, что чем толще женщина, тем больше она сможет вскормить детей. Женщина, вышедшая замуж не имела никаких прав, муж даже мог безнаказанно убить ее. Когда в гости в дом приходили чужие люди – правилами афганского этикета требовалось не просто не здороваться с женщинами дома, но не замечать, что они вообще есть. Женщин собирали в гаремы, у богатых людей они насчитывали порой по несколько десятков женщин – и получалось, что многим мужчинам женщин не доставалось вообще. Малолетних девочек часто насиловали – главным насильником-педофилом Кабула перед приходом коммунистов был купец Керим Бай, оргии на вилле которого собирали немало народа. Захаживал туда и будущий неформальный лидер Пешаварской семерки, студент теологического факультета Кабульского университета Бурхануддин Раббани, которого выгнали из университета именно за это, а не за выступления против власти…