Текст книги "Противостояние 2"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

   – Сейчас вмажут...

   – Все равно подыхать...

   – Оно так...

   Идти под гору было проще, чем в гору – только ноги уже совсем ничего не чувствовали. Приходилось опираться на свое оружие – как на костыль. А поскольку костыль был один – второй рукой приходилось опираться на плечо своего друга. Вот так, ковыляя, думая только о том чтобы не упасть, не попасть на осыпь, не чувствуя боли, два человека шли вперед, метр за метром отвоевывая у смерти. Они шли туда где были люди – пусть их захватят в плен, пусть все что угодно – им было уже все равно...

   Пули хлестнули тогда, когда они прошли больше километра. Полтора оставалось до блока – до котором им уже не дойти никогда...

   Повалились – где смогли. Понимая, что шансов нет – сверху вниз их расстреляют как в тире. Верней не так – здесь, на склоне не один путь как в горах – их тысячи. Разделятся на несколько групп, обойдут и добьют. Потом отрежут голову. В этом, кстати, нет ничего жестокого – просто, они должны предъявить труп врага своим командирам как доказательство их храбрости в бою, как доказательство их свершений на пути джихада. А труп тащить тяжело – черт возьми, самим то пройти этим путем тяжело. Вот и отрезали голову – чтобы врага можно было опознать и плюнуть в его мертвые глаза. Жестокостью здесь было другое – одного попавшего в плен советского солдата закопали в землю по шею и срали на него пока тот не задохнулся в дерьме.

   Скворцов осмотрел пулемет

   – У тебя сколько?

   – Два полных и то, что в пулемете.

   – У меня целых пять.

   – Как говорил один хороший человек – если и подыхать, так с музыкой.

   Лейтенант переставил пулемет на одиночные, сделал несколько выстрелов. После второго или третьего дух – маленькая точка на склоне, едва заметная даже в прицел, замерла и больше уже не двигалась...

   – Мастерство не пропьешь.

   – Сколько ни капли в рот?

   – Уж и не помню. Местной кишмишовкой отравиться можно.

   По скалам, по камням зацвикали, рикошетируя пули. Духи были еще далеко – но они приближались, они шли перебежками, понимая что против них – профессионалы. Полумертвые, загнанные как лошади – но профессионалы. А профессионал опасен ровно до тех пор, пока ты сам лично не приставишь ствол к его голове и не нажмешь на курок.

   – Вертолетчиков помнишь?

   – Вертолетчиков то... Хе-хе...

   У вертолетчиков был спирт. Его так и называли – шило. Прицельные комплексы МИ-24 требовали проверки и калибровки, для этого вертолетчикам выдавался спирт. Часть вертолетов триста тридцать пятого вертолетного полка базировалась на аэродроме в самом Джелалабаде. Вот как то они появились на аэродроме – встречали груз из Москвы, были Шило, был он, Скворцов и было еще несколько человек. Как раз на краю отведенного под вертолеты поля Шило и нашел литровую бутылку, замаскированную конечно, но замаскированную непрофессионально. Тиснул, никто даже не заметил. В расположении открыли – спирт! Литр спирта! Видать вертолетчики сэкономили и заныкали до времени. Ацетоном протирать, как это делали в Союзе никто не решался, все-таки боевая обстановка и от точности прицеливания зависит твоя жизнь – но сэкономить можно было. Вот этот вот спирт и выпили вечером спецы за здоровье и боевые успехи вертолетчиков триста тридцать пятого. А потом, когда Скворцов узнал – дал своему замку нагоняй, потому что в траве могла быть замаскирована мина – ловушка. И результат мог быть совсем другой.

   Они стреляли оба, одиночными. Экономили патроны...

   – Есть!

   Дух, совершавший перебежку, ткнулся носом в землю, поехал вниз...

   – Двое.

   – И у меня один.

   Все это – лишь попытка оттянуть неизбежный конец. Но если и помирать – то с музыкой. И с оружием в руках...

   – Споем? – предложил Скворцов, не отрывая глаз от прицела

   – Запевай...

   Врагу не сдается наш гордый Варяг...

   "Варяг" был любимой песней Скворцова, он пел ее не одну сотню раз. Раньше, в детстве он иногда задумывался: спокойно, товарищи, все по местам – это как? Каково – когда ты знаешь, что шансов нет – ни единого? Ведь честь и Родина – это по сути слова, кто-то наполняет их смыслом – а кто-то нет. И не могли ведь быть на Варяге только те, кто решил умереть но не сдаться, жизнь то одна.

   А теперь он понял – как. На своей шкуре понял.

   Еще один боевик не добежал до той точки, которую наметил себе как следующее укрытие.

   – Есть!

   – У меня тоже! – откликнулся прапор, стреляя одиночными.

   И тут... рокот четырехстволки, каждый ствол который представлял собой ствол КПВТ, такого же как устанавливают на бэтр заглушил все остальные звуки боя, он был похож на звук лавины, ползущей по склону, на шум накатывающего на берег цунами. Грозный рокот, отдающийся под ложечкой, бьющий по диафрагме...

   – Ложись! – подал Скворцова самую неуместную команду, какую только можно было себе представить. Во-первых они уже лежали, во вторых, от таких пуль не спасет ничего – хоть сиди, хоть лежи, хоть стой, хоть летай.

   Стая зло гудящих, светящихся красным шершней прошла выше их, несколькими метрами выше, врезалась в горный склон, в залегших боевиков, поднимая каменные фонтаны, перемешивая одно с другим.

   – Держи их. Подойдут вплотную – хана.

   – Да есть...

   Снизу, от поста, не стреляя, поднимались моджахеды Масуда...

   * согласно кем-то придуманному идиотскому правилу потерянную бронетехнику, пусть и полностью сгоревшую надо было эвакуировать, чтобы потом по акту списать. Часто при таких вот эвакуациях множились потери, потому что духи знали это правило, минировали местность и устраивали засады.

   ** старослужащих, дедов. Рассказ кстати вполне реальный.

   *** вид наркотика

   **** бизнесом Масуда был экспорт лазурита, а не наркотиков. В Пандшерском ущелье просто не было мест, где можно было бы выращивать мак, не хватало места даже для пшеницы и проса, чтобы питаться самим. Какой уж тут мак...

   ***** Эй, парень, чарс (наркотик) есть?

   ****** это явно дом для гостей. В любом уважающем себя кишлаке есть дом для гостей, стоящий на отшибе.

   ******* Ур! – огонь (пушту)

   Демократическая республика Афганистан

   Ущелье Пандшер

   Зима 1987 года, несколько дней спустя

   В доме было тепло – он уже забыл, что такое тепло, что такое настоящее, живое пламя костра. Казалось, что все что было в его жизнь – это тупая боль и лютый, сковывающий движения, деревенящий тело холод. Холод, которому нет конца, холод у которого есть только одна цель -вытащить, украсть, выцедить по капле жизнь из тела, что отдано ему на растерзание...

   Скворцов сразу не понял, что с ним. Где он? Мелькнула мысль что в плену – но это не мог быть плен. В плену не бывает такого, в плену тебя избивают и кидают в зиндан. И ты живешь там, как крыса в норе, пока тебя не казнят или не обменяют.

Он в помещении. В доме. В каком-то афганской доме, не в хижине, а в настоящем доме. Он раздет, накрыт в несколько слоев какими-то шкурами. А рядом – горит очаг. Значит – те кто привел его в дом, знают кто он и принимают его как гостя. Это хорошо, так принято в Афганистане, среди пуштунов, гость – первый после Аллаха. Правда, как он вышел за ворота – гостем его можно и не считать.

   Почему болит рука? Боль какая-то тупая, нехорошая. И кожа стянутая. Повязка? Он ранен? Когда, почему?

   Осторожно, чтобы не зашуметь, он повернул голову – и встретился взглядом с невысоким, худощавым, бородатым мужчиной, читавшим книгу, сидя рядом с его ложем.

   Мужчина заметил движение, отложил книгу.

   Это же...

   И тут он вспомнил. Вспомнил все.

   – Я рад что ты выздоровел, русский – медленно и излишне правильно произнес Масуд по-русски – я очень обрадовался, когда тебя принесли живым...

   Тебя...

   – Шило... – с трудом вытолкнул Скворцов через пересохшее горло – что с ним... что с ним, Шило...

   Масуд на секунду нахмурился – но тут же догадался о ком идет речь.

   – Ахмад тоже жив.

   – Ноги... его ноги...

   – С ногами тоже все будет в порядке.

   Масуд отвернулся и что-то резко сказал на таджикском

   Через некоторое время подошла женщина – Скворцов как-то догадался, что это женщина. Осторожно присела на колени у изголовья, приподняла голову, поднесла к губам блюдце, пышущее жаром...

   Это было молоко – но непонятно чье, такого молока Скворцов не пил никогда. Горькое до рези в глазах, жирное как сливки, горячее. С каждым глотком молоко проваливалось внутрь, наполняя его теплом...

   – Женщина не должна ухаживать за мужчиной...– спокойно сказал Масуд – она не должна видеть слабость и немощь мужчины. За раненым мужчиной должен ухаживать другой мужчина – но у меня и так мало людей, извини...

   Что-то сказав на местном диалекте, Масуд отослал женщину...

   – Твой друг будет жить. И ходить. Настоящий доктор сделал ему операцию в госпитале, у нас здесь есть и госпитали и доктора. Доктор сказал, что он долго должен лежать – но потом он встанет и пойдет.

   Поблагодарить? Поблагодарить врага?

   Или не врага?

   – Спасибо...

   – Не стоит – Масуд захлопнул книжку – я должен тебе и твоему другу и этот долг мне никогда не отдать. Когда такое происходит – по нашим законам вы становитесь мне сводными братьями. Меня хотели убить, шакалы из Пешавара продали мою голову за океан. Они продали ее ворам, которые только и думают, как побыстрее добраться до афганской земли, как ограбить нас до нитки. Среди нас есть люди, готовые продать родную землю за горстку долларов. Я жив благодаря вам, и я продолжу воевать. Но скажи мне, русский – зачем ты пришел сюда? Тебе ведь не нужны ни наша земля, ни ее богатства – у тебя достаточно своих. Ты не похож на тех, кто приходит сюда из-за океана, потому что они хотят нас ограбить до нитки, а ты не хочешь этого. Знаешь – я отдал приказ своим людям не разрушать то, что строите вы, шурави для мирных афганцев. Потому что когда вы уйдете – это все пригодится афганцам. Скажи мне, шурави, скажи как есть – зачем вы пришли в Афганистан, ради чего вы воюете? Что вы потеряли здесь, на этой земле? Здесь ничего не растет, здесь только горы и ущелья.

   – Интернациональный долг... – туманно сказал Скворцов, который не знал ответа на поставленный вопрос

   – Долг? Но кому ты должен, шурави? Как же ты умудрился задолжать и задолжать так, что проливаешь свою кровь? Сколько тебе лет? Ведь немного. Как ты умудрился задолжать тому же Наджибу, который называет себя Наджибулла, потому что боится нас?

   – А вы... зачем воюете?

   – Здесь мой дом. Здесь моя родина. Хочешь, я расскажу тебе, почему я воюю?

   Говорить уже сил не было, Скворцов просто кивнул

   – Это было давно. Так давно, что я уже не все помню, ведь на войне не все упомнишь. Я родился в богатой семье, мой отец был полковником и в детстве я не знал нужды. Отец отправил меня учиться в Кабул и тогда я впервые попал в большой город. Ты родом из большого города или из маленькой деревни, как эта?

   – Из города...

   – Тогда ты не сможешь меня понять. Это чувство очень сложно понять – чувство селянина, попавшего в большой город. Пусть здесь я жил ханом, как и мой отец – но там я стал никем. И еще я увидел несправедливость. Большую несправедливость. Скажи – это хорошо, это правильно, когда муллы в мечетях славят правительство, которое издевается над правоверными? Скажи, это хорошо когда мулла дает деньги в рост и пьет вино? А ведь все это было.

   Потом мы создали организацию. Мы назвали ее "Джаванан-и-муслимен", исламская молодежь. Мы просто хотели того, чтобы правительство перестало грабить правоверных непомерными налогами, а муллы в мечетях наконец то не только говорили бы об Аллахе но и жили бы по его законам*. Скажи, мы многого хотели?

   Скворцов никак не отреагировал.

   – Когда Дауд, сам пришедший к власти кровью узнал о нас, он приказал нас схватить и казнить. Я скрылся здесь, в горах – но солдаты Дауда пришли и сюда. Мои родственники предупредили меня, когда я был в отцовском доме и я побежал. Я скрылся в кустарнике и залег, один из солдат прошел в нескольких шагах от меня, но так меня и не заметил. Волей Аллаха я спасся и смог продолжить борьбу. А потом появились шурави. Наши законы предписывают нам сражаться с теми, кто приходит к нам с оружием и я поступил так, как мне подсказало мое сердце. Когда сюда пришли партийные активисты – те, кто здесь никогда не жил и никого здесь не знал** – мы прогнали их вон. А потом сюда пришли шурави. Пришли войной – и мы снова взялись за оружие и стали воевать с шурави. Мы никогда не претендовали на другие земли, но и не уйдем со своей.

   – А как же ... Амударья? Как же обстрелы... Как же слова о том, что скоро будем воевать у Москвы?

   В словах Скворцова была правда – война разрасталась и приобретала более опасные формы. В восемьдесят пятом был впервые – со времен Великой Отечественной Войны – зафиксирован факт обстрела советской территории. "Кочующий" ротный миномет выпустил по советской территории четыре мины, что послужило основанием для широкомасштабной операции по зачистке в афганском приграничье. Вообще, на границе Афганистана и СССР с обеих сторон стояли советские пограничники, заставы обеспечивали устойчивость границы, мотоманевренные группы предотвращали возможные прорывы и вели засадно-поисковые действия в пограничной зоне. Но все равно – просачивались. В восемьдесят шестом произошли первые попытки подрыва советских барж на пограничной реке Амударье, использовались британские диверсионные морские мины-липучки заводского изготовления. Участились попытки прорыва банд на территорию СССР – пока пограничники сдерживали натиск, и ни одна банда не вышла за пределы пограничной зоны. Но все равно – это наводило на размышления, равно как все чаще изымаемые у боевиков карты, где в зеленый цвет ислама была окрашена советская территория вплоть до Татарии.

   – Не приписывай мне то, что делают другие – строго сказал Масуд – ведь если бы я был согласен с тем, что говорят в Пешаваре, разве бы стали меня убивать такие же афганцы, такие же воины джихада как и я сам? Люди, которые сидят в Пакистане и называют себя представителями афганского народа, они потеряли совесть и честь. Ни один афганец не давал им права говорить от своего имени! Они разворовывают деньги, которые присылают те, кто хочет помочь афганцам, они кладут себе эти деньги в карман. Они лгут, говоря от имени тех, кто не давал им такого права. Они отравляют колодцы и не дают спокойно жить мирным афганцам. Они с радостью привечают в своих рядах бандитов и убийц со всего мира и отправляют их на нашу бедную, забытую Аллахом землю! Они грызутся между собой как пауки в банке и злодейски убивают всех тех, кто осмеливается говорить против них. Они даже осмеливаются расстреливать женщин и детей в лагерях, если их мужчины остались в Афганистане и отказались воевать по их указке. Воистину – горе, горе Афганистану, если такие люди будут говорить и действовать от его имени!

   Ахмад Шах поднялся со своего места.

   – Лейла присмотрит за тобой. Она училась в школе три класса и немного понимает на твоем языке. Я же вынужден покинуть тебя. Но я еще приду, и мы продолжим разговор. Пусть Аллах излечит твои раны и даст тебе сил!

   Ахмад Шах ушел – а Скворцов остался лежать в маленьком, теплом доме, посреди зимнего, студеного Пандшера.

   * Здесь Ахмад Шах лукавит. Организация «Джаванан-и-муслимен» была часть более крупной международной исламской террористической сети «Братья-мусульмане». Это была организация, созданная в Египте в двадцатые годы и ставящая целью восстановление религиозной власти на всем Востоке (в перспективе – порабощение всего мира и создание исламского халифата). Организация добилась немалых успехов, в ее сети попало немало молодых людей, в том числе и Масуд. В Афганистане ее интересы продвигал Бурхануддин Раббани, преподаватель богословия в Кабульском университете и педофил. Кстати, в последующем Ахмад Шах хоть и считал себя мусульманином и отправлял как положено все мусульманские обряды – но религиозного фанатизма не проявлял.

   ** Здесь нужно пояснить. Одной из причин провала в Афганистане послужила практика организации партядер. Партядро – это пять человек из числа коммунистов, которые должны контролировать волость, возглавлять ее партийные и силовые структуры. Почему это эти люди из партядер опасались работать там где родились и просили направить их в другие места. Но там же они никого не знали и их никто не знал! И вот приходили такие партийные активисты и начинали учить племена жизни – включая те, которые никогда никому не подчинялись, ни королю, ни Дауду, которые жили сами по себе и никому в общем то не мешали. Вот и начиналась война – партядра вырезали, потом приходила армия и Царандой, гибли люди, начиналась месть за погибших...

   Исламисты поступали более мудро – в их исламских комитетах обязательно были люди, которые родились в этой местности и знали здесь живущих.

   ФРГ, Гамбург

   Аэропорт Йоетерсен

   27 мая 1987 года

   – Сначала надо заполнить анкету, герр э...

   Клиент нервно сглотнул, он думал что держит себя в руках – но клерк аэродрома Йоетерсен видел, что это далеко не так. Ему даже показалось, что клиент выпил, хотя принюхался – спиртным совсем не пахло.

   – Давайте. Я заполню.

   Оставив на столике документы, клиент схватил анкету, сел за стоик, специально предназначенный для ожидающих клиентов, начал ее заполнять. Что-то было не так.

   Воспользовавшись тем, что клиент оставил документы на столике, клерк, занимающийся выдачей самолетов напрокат, пролистал документы. Если честно – он искал причины для того чтобы отказать. Не причин не находилось.

Паспорт – гражданин ФРГ, Матиас Руст. Девятнадцать лет – у них недавно сменили правила, самолет можно теперь было брать с восемнадцати лет, а не с двадцати одного года. Международная лицензия пилота, получена совсем недавно в ФРГ, открыта категория легкомоторной авиации, не просроченная. Выглядит так, как будто за душой ничего нет. Одет тоже как босяк – джинсы, дешевая зеленая рубашка, охотничьего вида. Дешевые очки.

   – Вот, пожалуйста! – клиент едва не вприпрыжку подбежал к столику

   Клерк внимательно проверил анкету...

   – Вы не указали, какого типа самолет вы желаете арендовать. У нас есть французский Робин, американские Цессна и Пайпер, даже русский Яковлев.

   – Ох, ну что-нибудь подешевле. Цессну. Сто семьдесят вторая есть?

   – Конечно.

   – Вот и хорошо. Я на ней учился...

   Можно поверить. Стандарт для любого авиаклуба – в девяти авиаклубах и десяти найдется сто семьдесят вторая Цессна. Самый массовый самолет в истории авиации.

   – Вы не указали маршрут.

   – Я хочу слетать в Хельсинки, это возможно можно?

   – О, безусловно. Никаких проблем. Тем более там есть партнеры нашей фирмы. На сколько вы хотите арендовать самолет?

   – На целый день если возможно.

   Клерк улыбнулся. Пошла продажа – то, что он умел и любил делать.

   – Герр Руст, вы лишаете себя удовольствия погулять по Хельсинки. Поверьте, тот кто попадает в этот город – потом не забывает его. Вы первый раз летите в Хельсинки?

   – Да.

   – А я там бываю каждое лето. Выбираюсь порыбачить. Увы, у меня нет средств чтобы нанять частный самолет и приходится летать большим самолетом, в котором пассажиры напиханы как сосиски в бочке. Это просто ужасно, то ли дело – свой самолет, лечу куда хочу. Может быть, закажем самолет денька на три? У вас останется время, чтобы насладиться городом. Поверьте, это ненамного дороже, ведь пока самолет будет стоять на аэродроме, ставка аренды будет низкая – всего сто пятьдесят марок в час.

   Удивительно – но клиент не проявил никакой реакции, несмотря на то что цена была высокой – и для клуба и для этого типа самолетов.

   – Сколько стоит час полета?

   – Четыреста марок, герр Руст

   – Тогда все нормально. Оформляйте.

   – На три дня?

   – На три. Перелет до Хельсинки и стоянка.

   – Обратный полет?

   – Не нужно. Я еще не решил. Я могу заплатить там, на месте, вы говорили что у вас там есть отделение? Или партнеры?

   – Да, безусловно. Вы можете заплатить за обратный полет у наших финских партнеров

   – Тогда я так и сделаю.

   Клерк сосредоточенно щелкал на микрокалькуляторе – намного удобнее чем бухгалтерские счеты. До Хельсинки – тысяча шестьсот километров, при скорости, ну скажем двести километров в час это восемь часов полета. Если брать еще стоянку, то получится...

   – У вас получается примерно... восемнадцать тысяч марок, если считать со скидкой. Окончательный расчет по моточасам, топливо и обслуживание в Хельсинки включено. Если при окончательном расчете выяснится, что мы вам должны – мы вам вернем деньги.

   Клиент молча достал из кармана пачку новеньких, как только что из банка банкнот, начал отсчитывать. Банкноты были крупные, сотенные. Он что – ограбил банк и решил таким образом скрыться? Да нет, непохоже, такой тип даже конфету у ребенка в песочнице отнять не сможет.

   Тогда что?

   Клерк украдкой, чтобы не видел клиент, поскреб одну из купюр пальцем, проверяя наличие рельефной печати – машинки для определения подлинности банкнот у него не было. Банкнота была подлинной.

   – Господин Руст, вынужден сообщить вам, что в политике нашей фирмы брать задаток за возможную поломку или повреждение самолета. Извините – но такова политика. Это буде еще тысяча марок, если не будет поломок – мы либо зачтем эти деньги в стоимость наших услуг, либо просто вернем их вам.

   Немец снова достал пачку, отсчитал требуемую сумму. На самом деле этого не требовалось, он уже и так заплатил более чем достаточно. Тут все было на усмотрение сотрудника, оформлявшего аренду – а сотрудник усмотрел что лишним – не будет.

   – Вам нужны карты?

   – Да, пожалуйста.

   На любом уважающем себя аэродроме продаются самые разные полетные карты. Клерк мельком глянул какие выбрал клиент – Финляндия, Германия, Швеция.

   – С вас еще девяносто марок.

   Клиент порылся в кармане, набрал мелочью.

   – И еще...

   – Да, герр Руст?

   – Я бы хотел установить дополнительный топливный бак в кабине самолета. Я полечу один и с размещением дополнительного топливного бака не должно быть никаких проблем. Это возможно сделать?

   Менеджер примерно прикинул. Дальность полета от Гамбурга до Хельсинки – примерно тысяча шестьсот – тысяча семьсот километров. Дальность полета Цессны со стандартными топливными баками – около семисот миль. Да, пожалуй, надо и в самом деле установить дополнительный топливный бак в кабину.

   – Наш механик немедленно этим займется, герр Руст. С вас еще... пятьсот марок, будьте так любезны. Примерно час придется подождать.

   – Да, конечно.

   Клерку уже было интересно – а если бы лон сказал "тысяча марок" – что было бы? Так же выложил бы? Он что – скрывается? Кого то ограбил? Неужели, он хочет угнать самолет? Цессна – зачем ему Цессна? Может, он из РАФ*, что-то совершил и сейчас пытается скрыться из Германии? Да нет... господи, какой из него террорист...

   Клиент сидел на краю дивана, протирал очки.

   А почему бы и не террорист. Та же Гудрун Энслин – не сильно похожа на террористку. А Ульрика Майнхоф**?

   А как на это посмотрит хозяин? Пришел клиент, без единого слова выложил такую сумму – а я вместо того чтобы сказать «спасибо» звоню в полицию. А если я ошибаюсь? Да... так можно и работу потерять. А с новой работой сейчас напряженка, экономика не в лучшей форме. В конце концов – самолет застрахован, документы в порядке. Мало ли кто на кого похож...

   Клерк не знал, что позвони он в полицию или нет – это ничего не изменит. Решение принималось на высоком уровне и его выполнение обеспечивалось десятками высококвалифицированных исполнителей. Поэтому – даже если бы клерк позвонил в полицию – никто бы не приехал...

   Когда Руст взлетал – менеджер специально вышел посмотреть на это зрелище. К его большому удивлению Руст взлетел филигранно. Это и неудивительно – ведь отец Матиаса Руста, Дитер Руст торговал легкомоторными самолетами Цессна.

   * РАФ, Роте Армии Фракшн – опасная террористическая организация, одна из самых опасных в Европе на тот момент. К описанному периоду по большей части была разгромлена.

   ** Гудрун Энслин – наряду с Андреасом Баадером является одним из основателей РАФ. Ульрика Майнхоф – журналистка, входила в движение.

   Маршрут полета, избранный Матиасом Рустом был более чем странным. Вначале он полетел через остров Зильт в Исландию (!!!). Совершил он посадку там или нет – потом установлено не было. Как бы то ни было – из Исландии через Норвегию он полетел в Финляндию.

   На следующий день, двадцать восьмого мая в день, когда все советские люди отмечали День Пограничника (и пограничники тоже, что они – не люди) утром, некий Матиас Руст, девятнадцати лет от роду, гражданин ФРГ дозаправил арендованную им в Германии Цессну Ф172П на аэродроме для легкомоторной авиации Мальме, расположенном рядом с Хельсинки. Пунктом назначения в полетном листе он указал "Стокгольм, Швеция". Несмотря на то, что до Стокгольма было лететь всего шестьсот километров – он попросил заправить под завязку все баки, и основной и установленный в кабине дополнительный. Просьба вызвала удивление, но ее исполнили – в конце концов, клиент платил деньги и потому был прав.

   На двадцать второй минуте полета, Руст вышел на связь с финским диспетчером, сообщил что у него все нормально, после чего резко изменил курс: развернулся над Балтикой, резко снизился, отключил все приборы кроме радиокомпаса и направился к советской границе. Попытки диспетчера установить связь с бортом успеха не имели. Каким-то странным образом, Руст оказался точно на оживленной воздушной трассе Москва– Хельсинки и диспетчерам пришлось срочно оповещать следующие по ней воздушные суда об опасности.

   Примерно через две минуты Цессна пропала с экранов радаров, позывных СОС не было. Тем не менее, финский диспетчер сообщил в аварийно-спасательную службу. Прибывшие месту падения спасатели почти сразу же обнаруживают следы катастрофы – растекшееся по поверхности воды пятно бензина – и приступают к поискам упавшего в воду легкого самолета. Они еще не знают, что самолета на дне – нет.

   Лаагри, Эстонская ССР

   в/ч 03115, оперативный позывной «Анод» Четырнадцатая дивизия ПВО

   28 мая 1987 года

   Блок "А" Зал боевого управления

   Как и по всей советской стране, двадцать восьмое мая в Эстонии – праздник. Профессиональный. День пограничника. По этому поводу в общаге для холостых офицеров накрывался стол, планировались и дамы. Но дамы дамами, как говорится – а служба – службой.

   По случаю праздника, на планшетах сидела молодежь, молодежь сидела и на аппаратуре. Не было на месте ни командира батальона ПВО, ни начальника штаба, ни командования радиотехнического батальона в чьем подчинении находился объект. Обязанности оперативного дежурного исполнял дежурный офицер группы боевого управления, майор Вячеслав Черных, он же на данный момент был старшим офицером в ЗБУ. Не было половины планшетистов, группы боевого управления и энергообеспечения деятельности полка работали половиной смен. Надо сказать, что эта позиция ПВО стояла на оживленной воздушной трассе, в этом секторе разворачивались для захода на посадку гражданские самолеты, следующие в аэропорт Таллинн – и поэтому даже с неполной дежурной сменой пункт боевого управления сохранял боеспособность, потому что дежурившие в нем бойцы были изрядно натренированы учебными перехватами гражданских воздушных судов.

Сама по себе структура части ПВО следующая. Есть выносные посты локации, как активные так и пассивные. На этом направлении была установлена новейшая пассивная станция радиолокации – чешская "Тамара", данные они получали от нее и от более старых советских станций, часть из которых были настолько старыми, что их давно надо было списать, да никто не брал на себя ответственность. Данные от выносных постов стекаются в зал боевого управления – большое, заглубленное, защищенное от попадания бомбы или ракеты сооружение, в котором находится группа боевого управления полка ПВО со всеми группами. Они принимают данные от выносных постов радиолокации, обрабатывают их и выдают наверх – командованию дивизии ПВО, дивизионам ЗРК и полкам истребителей – перехватчиков. Данные выдаются уже в готовом виде – отметка цели с указанием угла места, высоты, скорости, азимута, государственной принадлежности. Вопреки мнению не разбирающихся в этом людей, просто поднять самолет на перехват это десять процентов от дела, оставшиеся девяносто – выдать ему цель, навести на нарушителя. Без точного наведения шансы истребителя самому перехватить цель невелики даже при видимости сто, которая бывает лишь несколько раз в году.

   Сейчас общее настроение в ЗБУ было расслабленное – из старших офицеров на месте никого, учебное сопровождение и перехват заходящих на глиссаду самолетов проводить откровенно лень. Все думали лишь о вечере – и не помнили о том, что до него надо еще дожить.

   Общий шумовой фон – негромкие голоса дежурной смены, шум вентиляторов системы охлаждения – шкафы, в которых стояла аппаратура нуждались в постоянном охлаждении, прервал расслабленный голос одного из операторов, старшего лейтенанта Бабичева.

   – Товарищ майор... Каурый выдает цель. Цель малоразмерная, тип цели не установлен, характеристик нет.

   Первым обнаружил цель один из выносных постов, оператор, рядовой Дильмагомбетов, и тут же доложил старшему офицеру ротного пункта управления, капитану Осипову. Тут же отметку засек и другой пост, пост ефрейтора Шаргородского, после чего капитан Осипов доложил на ЗБУ полка о неопознанной цели. До этих пор все делалось правильно.

   – Наверное, туристы... – сказал другой оператор – или птицы...

   Матиас Руст в этот момент был на расстоянии примерно семьдесят километров от берега, он свернул с воздушной трасы Хельсинки – Москва и взял курс на советский берег. Ориентировался он чисто визуально и взял курс на единственный приметный ориентир на берегу Сланцевый комбинат в г. Кохтла-Ярве, дымы которого были видны за сотню километров от побережья.

   Вопреки инструкциям и уставам, такое сообщение никого не встревожило. Дело было в том, что такое сообщение было далеко не первым, и к нему же все привыкли. В Финляндии было полно легкомоторных самолетов, пилоты, на них летавшие – по большей части летали на глазок, не заботясь о том, чтобы посмотреть на карту. Перехватывать такие самолеты было сложно – можно было навести либо Миг-23 с аэродрома Тапа, либо Су-27 с Гвардейска, та часть ими уже перевооружилась. Но что Миг что Су – не может летать на такой низкой скорости как Цессна – при попытке уравнять скорости он просто рухнет на землю. Поэтому, получалось так что либо нарушителей не находили либо находили но они сами моментально уходили назад заметив советские истребители. Недавно произошел анекдотичный случай – на Цессну навели истребители, в этот момент самолет пропал с экранов радаров, и группа наведения не смогла навести истребители. А через неделю местные жители указали место его посадки – аварийной, у самолета закончилось топливо. Владельцы самолета ушли пешком в Финляндию, за самолетом никто не вернулся. Эка невидаль – самолет в тундре оставили...