Текст книги "Противостояние 2"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

   Уныло – мертво темнели угрюмые великаны-липы, часовыми стоящие по обе стороны засыпанной листвой дорожки, холодно блестела в лужицах вода, легионы серых, пузатых туч плотно оккупировали небо над Москвой и вовсе не собирались сдавать позиции. Было раннее утро и многие из оздоравливающихся только просыпались, готовясь к процедурам. А у калитки в самом конце липовой аллеи – как в "Собаке Баскервиллей" у Конан-Дойля, которого нельзя было найти ни в одном общедоступном книжном магазине, стояли двое пожилых мужчин в одинаковых, западногерманских, синих с белым спортивных костюмах с капюшонами. Они ждали человека, который мог приехать – а мог не приехать – по обстоятельствам. И коротали время за разговором, хорошим разговором, доверительным...

   Собаки Баскервиллей на этих двоих в Советском Союзе, увы, не было. Ну не водились в стране победившего социализма собаки Баскервиллей.

   Разная судьба была у этих людей, настолько разная, что оставалась только удивлять гримасе судьбы, сведших их вместе в этот мрачный осенний лень на беговой дорожке подмосковного элитного санатория. Один был сыном сельского учителя, которого партия продвинула наверх. С кресла председателя райкома партии Тбилиси его направили "укреплять органы" – была такая порочная практика, считалось, что партийный стаж легко конвертируется в любой другой. Назначили – а чего мелочиться, сразу заместителем министра, республиканского, конечно МВД, не союзного. Первое что сделал "батоно Эдуард" оказавшись на сей должности – начал подсиживать министра. И в процессе этой увлекательной и многотрудной деятельности натворил такого, что у местных чекистов собранный материал уже не влезал в папку.

   И надо было бы бессменному председателю УКГБ по Грузинской ССР генерал-полковнику Алексею Николаевичу Инаури дать отмашку своим операм – реализуйте! Раз есть материал – реализуйте и все. Так нет. Батоно Эдуард работал в МВД, у МВД с КГБ отношения были как у кошки с собакой – надо было "посоветоваться". Отослал материал – и не в Отдел административных органов ЦК КПСС, как следовало бы – а своему непосредственному начальнику. А начальником у Инаури на беду ему и всей стране был ни кто иной, как Юрий Андропов, который как раз подыскивал таких людей как Шеварднадзе. Таких, которые готовы рушить ненавистную систему изнутри. И неважно, ради каких целей, по каким мотивам – главное образ мысли. Рушить то, что не тобой создавалось. Поэтому, Инаури посоветовали про прыткого батоно Эдуарда забыть – а в когорте людей лично преданных Андропову и пестуемых им для замышленного им черного дела стало на одного человека больше.

   Второй родился тоже в деревне, в Ярославской губернии. Ему советская власть дала возможность не только закончить Академию Общественных наук при ЦК КПСС но и поехать стажироваться в Колумбийский университет США. Когда к нему подошли – он отказался. Потому что побоялся – не те были времена. Потом, много лет спустя, ему сказали, что это была проверка – и он улыбнулся, вспоминая...

   Много лет он карабкался наверх, добираясь до того уровня где проверок нет и не может быть. Второй раз к нему подошли, когда он уже был послом – но он снова отказался. Отказался предать – но не отказался за хорошие деньги прочитать лекцию. Потом вторую. Третью...

   Это был удивительный человек. Только русский народ может рождать людей, которые ненавидят все русское. Так и он – русский, он в душе ненавидел все русское, ненавидел тех, кто хоть в чем-то лучше, умнее, талантливее его, ненавидел тихой, тяжелой ненавистью. Долгие годы он шел к власти, держа фигу в кармане, клянясь при каждом удобном случае заскорузлыми, потерявшими смысл клятвами и ненавидел за это еще больше, ненавидел, ненавидел, ненавидел...

   Его тоже заметили в свое время – поздно, уже на самом излете жизни Председатель его заметил. Сработали лекции. Его отозвали из Канады, назначили директором Института мировой экономики и международных отношений – одной из вотчин где случайных людей не было. Там он полностью подтвердил первоначальный поведенческий прогноз психологов Комитета – любит ломать. Любит крушить. Любит ниспровергать. Значит свой человек, потому что прежде чем что-то построить – надо сперва сломать то, что находится на выбранном месте. Вот Председатель и подбирал – тех, кто будет ломать.

   Теперь он получил право. Право ломать. И намерен был воспользоваться им.

   – Что? – очнулся от своих мыслей Яковлев

   – Батоно, ты меня совсем не слушал! – с сильным, неистребимым грузинским акцентом проговорил министр иностранных дел СССР Шеварднадзе. Толком говорить по-русски он так и не научился.

   – Голова болит – неопределенно отговорился главный идеолог страны Советов.

   – Вот! И у меня тоже голова болит! На носу встреча, сам знаешь какая – а почти ничего не готово! С чем мы туда поедем!? *

   – Американцы подготовят... – лениво махнул рукой Яковлев – у них это лучше получится, чем у наших долбаков. Ты лучше о другом думай!

   – О чем?

   – О том! Не понимаешь? Первый на двух стульях хочет сидеть! И нашим и вашим! Если эти победят – он же нас им и сдаст на растерзание! А сам опять чистеньким останется!

   – Кому... Его же ненавидят все. Ему только и остается, что за нас держаться! Вспомни, хотя бы как он сам про Лигачева рассказывал, как тот его носом по столу возил. Он же этого в жизнь не забудет!

   Яковлев, как человек более искушенный в политической интриге, презрительно усмехнулся

   – Что же он тогда его не уберет? Имеет право – на пенсию давно пора...

   – Едет! – прервал желчные разглагольствования Яковлева Шеварднадзе.

   Тридцать первая Волга, сверкая новомодными квадратными фарами, остановилась по ту сторону калитки, двое "элитариев" оставив разговор, заторопились к ней...

   – Михаил Сергеевич. Мы уж и не ждали вас.

   Дико было это все. Дико было видеть в подмосковной роще Генерального секретаря партии, украдкой встречающегося со своими единомышленниками. Увидит кто – не поверит глазам своим наверное. Но это был именно Михаил Сергеевич Горбачев – в черном костюме, новомодном британском плаще, шляпе, скрывающей знаменитое пятно на голове. Он приехал сюда тайком, с одним только водителем и даже без супруги, которая сопровождала его везде и всюду. На то чтобы встречаться тайком существовали серьезные причины – все трое находились под жестким контролем.

   – Привез?

   Шеварднадзе утвердительно кивнул

   – Привез.

   Министр иностранных дел СССР совсем недавно посетил несколько стран капиталистического лагеря с рабочим визитом. И не про все состоявшиеся встречи официально объявлялось прессе.

   – От кого?

   – От самого

   Генеральный довольно кивнул.

   Джордж Буш, техасский бизнесмен, бывший пилот самолета-торпедоносца Avenger, и бывший директор ЦРУ находился на связи с группой Горбачева-Яковлева-Шеварднадзе изначально, еще с начала восьмидесятых. Он обладал просто уникальным положением – бывший директор ЦРУ, человек с наивысшим уровнем допуска – и одновременно вице-президент страны – легальный политический деятель, встретиться с которым (в отличие от того же директора ЦРУ) не предосудительно ни для кого из высших чиновников советского государства. Плюс удачный образ не слишком далекого техасца, который был всего лишь образом, великолепно скрывающим истинную сущность этого удивительного человека.

   Конечно же, этот канал связи организовали не Горбачев с Яковлевым и вовсе не для целей предательства. Организован он был в последний год президентства великого (безо всяких кавычек) президента Джона Фитцджеральда Кеннеди в качестве канала доверительного и оперативного общения между правительствами двух великих держав. Карибский кризис встряхнул всех – и обе стороны поняли, что в игре, которой они ведут, есть больше чем два возможных исхода – выиграть или проиграть. Можно было еще доиграться. Серьезно доиграться. Первым контактером с американской стороны был госсекретарь Раск, с нашей стороны – бессменный посол СССР в США Добрынин.

   Поначалу эта линия работала не очень активно – гораздо активнее тайные переговоры шли например с Де Голлем и с канцлером ФРГ Аденауэром. Но все изменилось в конце семидесятых, когда к каналу впервые прорвался – будучи еще председателем КГБ Юрий Владимирович Андропов. Именно тогда, на основе этих, первых контактов, на основе информации полученной мудрым и опытным Генри Киссинджером формировалась повестка дня восьмидесятых. Рональд Рейган, довольно посредственный актер и великолепный оратор, по натуре был человеком непоследовательным и трусливым, он ни за что на свете не стал бы объявлять крестовый поход против Империи Зла, если бы нее был уверен, твердо уверен в том, что ответа – не будет.

   Наивен тот, кто думает, что смерти начала восьмидесятых годов в Политбюро, когда на погост отвезли едва ли не половину его членов – случайны. Не было в этом ничего случайного, ровным счетом ничего. Расчищался путь для самых слабых, неустойчивых, колеблющихся.

   Верящих.

   Да, да именно верящих. Вся суть трагедии в этом – верящих!!! Горбачев не был циником, хладнокровно сдающим собственную страну, он не был заскорузлым догматиком, которого сложно заставить поверить во что-либо, что хоть на йоту, хоть на запятую отличается от вырубленных на скрижалях, отточенных до блеска, чеканно-гранитных лозунгов. В отличие от некоторых других своих соратников он просто был самым слабым и глупым, безответственным и поддающимся внушению человеком в Политбюро. Система отрицательного отбора, созданная за последние годы, сработала – и вытолкнула наверх не лучшего, а худшего. Горбачев искренне верил, что задуманное им – это благо, не зло, а благо для всех, и прежде всего для народа.

   Верящих...

   С того момента как к власти пришел Михаил Сергеевич Горбачев этот канал перестал быть просто каналом. На другом выходе этого канала сидели очень хорошо подготовленные люди, специалисты по психологической войне. Колеблющийся, неуверенный ни в чем, не имеющий якоря догматизма, жаждущий перемен и не знающий, в чем точно они должны выражаться и как их проводить, Горбачев быстро стал добычей этих профессионалов. Удивительно – но им он верил больше, чем своим соотечественникам. Он ненавидел Политбюро и боялся его – пришедший к власти в результате сговора и интриг, он знал, что положение его непрочно и твердой поддержки Политбюро у него нет. Нет, и никогда не было. Самый молодой член Политбюро, введенный туда без согласия многих его членов, он не раз вынужден был краснеть на заседаниях, история сохранила те моменты, когда его «возил лицом по столу» Лигачев, его злейший враг, догматичный старец-идеолог, достойный преемник Суслова.

   Вот он и искал поддержки – где только мог. И находил ее – в американцах на другой стороне канала. Так было...

   – Что там? Ты смотрел?

   – Да. Все хорошо – Шеварднадзе протянул серую, картонную, на завязках папку с важнейшими, в буквальном смысле судьбоносными для страны документами.

   – Кратко – что там?

   – Снятие санкций. Допуск иностранных компаний к работе на нашем рынке. Передача технологий. Совместные предприятия.

   – В обмен на?

   – Прекращение войны. Проведение демократических выборов в странах Восточного блока. Приведение наших законов в соответствие с мировым стандартом чтобы было удобно работать. Обоюдное сокращение вооружений.

   – Давно пора! – сказал Яковлев

   Многие рисуют этих людей предателями. Многие считают этих людей предателями. Суть же глубже...

   Это были люди – кроме Яковлева, этот-то предавал осознанно – которые родились в системе... даже не искаженных мер и весов, просто меры и вес тех или иных вещей и событий в этой системе были совершенно другими. Жизнь в Союзе Советских Социалистических Республик складывалась совсем по-другому. О чем говорить, если не то, что автомобиль стоил дороже квартиры – телевизор с видеомагнитофоном японского производства стоил порой дороже квартиры! Никто в Советском Союзе семидесятых-восьмидесятых годов не задумывался о том, какова истинная ценность той же квартиры. Ее просто ждали, вставали на очередь и ждали. И это считалось ненормальным, что приходилось вставать в очередь и ждать. В то время, как любой иностранец, родившийся в капиталистической стране, посчитал бы ненормальным, что ту же квартиру ДАЮТ БЕСПЛАТНО. В его системе координат не приходилось ждать: нужна квартира – покупай квартиру. Вопрос цены – многие семьи платили за квартиру или дом всю свою жизнь, а кое-кто и вовсе оставался без квартиры, живя под мостом. Точно также было и со многим другим – с копеечными коммунальными платежами, с бесплатным и неплохим образованием и здравоохранением. Выросшие в системе, где это было бесплатно и относительно доступно люди и не ценили это, зато ругали власть за то, что в магазинах нет финских дубленок и ГДРовских сапог, что за ними приходится стоять в очереди или переплачивать втридорога спекулянтам.

   Так и тут. Знающие, что основная проблема в стране – дефицит товаров, а не дефицит покупателей (сами то они дефицита не испытывали, но знать о нем – знали) те же Горбачев и Шеварднадзе просто не понимали, что необъятный советский рынок – ценность сама по себе. И большая ценность, ценность такая, что с американских компаний можно было брать плату за право войти в этот рынок. Не идти на уступки – а наоборот выставлять требования! Проводить конкурсы! Не просить, а требовать строить совместные предприятия на советской земле. Но нет – они играли в игры, правилам которых их никто не учил. И стоит ли удивляться тому, что проиграли?

   – Прекращение войны... А они в свою очередь пойдут на то чтобы прекратить помощь бандитам? – засомневался Горбачев

   – Пропасть не перепрыгнуть в два прыжка! – сказал уже ставшую расхожей фразу Яковлев, который свои то тридцать сребреников в отличие от двух других участников этой встречи уже получил, причем на зарубежный счет и в твердой валюте – мы не можем ставить на одну чашу благосостояние советских людей и какую-то войну, которую мы ведем непонятно, сколько и непонятно зачем. Как только мы выйдем из Афганистана – им тоже не будет никакого резона вкладывать деньги в эту войну. Надо соглашаться, нам и так не верят.

   И Михаил Сергеевич Горбачев, генеральный секретарь ЦК КПСС, руководитель самого большого в мире государства взял папку...

   * Прим автора – для тех кто не помнит, через несколько дней должна была состояться встреча Горбачева и Рейгана в Рейкьявике

 
В дождях холодных нас скроет осень
В объятьях крепких сожмет ГУЛАГ
Статья суровая – полтинник восемь
Клеймо навеки – народа враг

А. Звягинцев
 

   История сохранит один удивительный документ – это будет многим позже, когда начнется совсем другая игра. Когда солдат – фронтовик, Генеральный прокурор Союза ССР Александр Михайлович Рекунков начнет оформлять допрос бывшего члена Политбюро ЦК КПСС Александра Николаевича Яковлева, на одной из страниц, где Яковлев будет рассказывать о том, как он предавал Родину, и почему он это делал, прокурор не удержится и выразит свое мнение, выразит, не имея на это, как прокурор, никакого права. Он возьмет простой карандаш и напишет на полях протокола всего одно, но очень емкое, и как нельзя лучше выражающее сущность допрашиваемого слово. Только одно слово.

   Враг

   Вашингтон, округ Колумбия

   Отель Уотергейт

   Март 1987 года

   Рестораны в отелях были просто отвратительные. По большей части, в Европе было немного по другому – но и там дерьма хватало. А в Соединенных штатах Америки считали деньги. Какой смысл изощряться, если в отеле в основном питаются в ресторане те, кто там живет, и второй раз в ресторан они все равно не придут. Их просто нужно накормить сытно и дешево. Вот и плодились при ресторанах закусочные – уступающие иногда даже МакДональдсу на перекрестке.

   Отель Уотергейт в столице США Вашингтоне имел свою историю с недавних пор – скандальную. Именно здесь была заложена мина под администрацию Никсона, именно здесь расположился штат демократов и именно сюда проникли правительственные служащие чтобы установить в этом номере микрофоны. История умалчивает сколько таких микрофонов было установлено до этого, и сколько – после. При Рузвельте ФБР вообще вело почти открытую слежку, записывало телефонные переговоры и перлюстрировало корреспонденцию политических противников Рузвельта, что и позволило президенту-инвалиду возглавлять страну аж четыре срока! И ничего! Все знали и это даже не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Но сейчас времена были другие начался скандал – и Никсону пришлось уйти. Он был виновен лишь в том, что его поймали за руку.

   Миссис Вард припарковала свой прокатный автомобиль на стоянке у самого берега Потомака. Перед тем как идти на встречу, она остановилась, посмотрела на мост через реку, на остров Теодора Рузвельта, еще совсем недавно заброшенный, а теперь оживший. Вашингтон менялся, менялся быстро и ей это не нравилось.

   Войдя в ресторан, она осмотрелась – и сразу заметила того, кто был ей нужен. Он не знал о встрече – это друзья подсказали ей где и когда можно найти этого человека. Один журналист всегда все знает про другого журналиста. Или почти все.

   – Тим! – замахала рукой она

   Человек в черной водолазке, сидевший и мучавший в руках бокал пива поднял голову, увидел ее. Скривился – но махнул рукой в ответ. Они знали друг друга, встречались в Сальвадоре и человек по имени Тим Райли знал что эта – не отстанет.

   – Привет, как ты? – Дженна Вард пыталась быть максимально вежливой

   – Плохо.

   – Что случилось?

   – Случилось то, что это слишком маленький город. Все всё про всех знают.

   – Да брось. Я случайно зашла.

   – Ну да.

   Миссис Вард присела на стул напротив

   – У тебя здесь встреча?

   – Уже нет.

   – То есть?

   – Если ты появилась – этот человек тебя увидел. И на встречу уже не придет.

   Тим Райли был в некотором роде коллегой Дженны Вард – но именно что в некотором роде. Срочную он воевал во Вьетнаме – тогда еще был призыв в армию. Начинал он обычным рядовым в "Большой красной первой" – а закончил ее лейтенантом специальных сил и командиром разведгруппы. Потом он какое-то время служил вместе с Чарли Беквитом, входил в первый состав оперативной группы Дельта – но оказался засвечен и больше продолжать службу в Дельте не мог, а в другом месте – не захотел. Ушел в отставку, сейчас получал пенсию, выплаты за ранения и активно работал. Официальным его прикрытием была корреспондентская карточка журнала "Солдат Удачи" – иконы наемников и военных профессионалов всего мира. Он, кстати и в самом деле писал статьи про те места, в которых ему довелось побывать, и статьи были неплохие.

   Познакомились они на улицах Сан Сальвадора – Дженна Вард снимала там про зверства режима, а Тим Райли был на другой стороне – инструктировал одну из рот глубинной разведки, перехватывавшей каналы снабжения повстанцев из Никарагуа.

   – Ты работаешь?

   Тим Райли смотрел на коллегу ничего не выражающими глазами – и по ним можно было прочитать, что ответа на этот вопрос назойливой коллеге ждать не стоит.

   – Хорошо. Я уйду – но ответь мне на один вопрос.

   ...

   – Что ты думаешь о Пакистане?

   Тим немного подумал, потом сказал – всего лишь одно слово.

   – Дерьмо.

   – Я слышала, ты был там?

   Тим Райли и в самом деле там был – несколько месяцев он провел в Пешаваре. Налаживал каналы поставки оружия боевикам, а также каждый день шлялся по пешаварскому базару в надежде найти среди продаваемых трофеев нечто, о чем ЦРУ еще не было известно.

   – И что?

   – Ну... я просто хотела знать твое мнение.

   – Не суйся туда. Нечего там делать.

   – Поздно. Я уже подписала контракт.

   Райли пожал плечами, что могло означать все что угодно.

   – Хорошо – миссис Вард начала терять терпение – хотя бы скажи мне, с кем из американцев имеет смысл контактировать?

   – Посла зовут Дин Хинтон*.

   Дженна Вард встала с места, нарочито громко отодвинула стул.

   – Кто бы что не думал – я все равно поеду! И пошли все к черту! Спасибо за то, что не помог. Коллега!

   Тим Райли проводил ее взглядом. Потом одним глотком допил оставшееся в бокале пиво подошел к бармену

   – Еще. И мне хотелось бы позвонить...

   * Райли ошибся. Посол Хинтон покинул страну в ноябре 1986 года, а новый посол Арнольд Раффл вручит верительные грамоты лишь в июне 1987 года.

   Советский Союз, Подмосковье

   Охотничий заказник

   Зима 1987 года

   Если кто будет говорить, или вы в газете прочтете, что в таких вот заказниках, цэковских, а тем более минобороновских, звери ручные, их специально приручают, а потом на выстрел приманивают – не верьте этому. Может, где-то такое и есть – но только не здесь.

   Отдельно – не верьте тому, что говорили и говорят про Брежнева. Доводилось слышать, что где-то за его спиной снайпера прятали, который стрелял в один момент с "дорогим Леонидом Ильичом", и потому то Леонид Ильич никогда не промахивался. Узнал бы – головы бы полетели. А не узнать не мог – Леонид Ильич Брежнев был опытным охотником, разобраться, куда чья пуля попала – вполне мог, второй выстрел услышал бы и обмана не простил. Зверя он всегда бил сам, иногда и ночь высиживал, чтобы кабанчика завалить. Мясо обычно раздавал, по всему ЦК расходилось, доставалось и обслуге. Себе если и брал – то немного, на один раз.

   Стрелковая цепь залегла на опушке леса, тщательно замаскировавшись, с интервалом пятьдесят метров между стрелками. Стрелков было семеро, и таким образом, они перекрыли четыреста пятьдесят метров опушки секторами огня (если прибавлять для крайних пятьдесят метров каждому). Вообще то, должно было быть больше – но не приехали сразу трое. Один лежал в больнице с воспалением легких – простудился, инспектируя части за Полярным кругом. Ну, а двое в данный момент находились как раз там, где тепло. Очень тепло. Даже жарко. Оперативной группе Министерства обороны в ДРА потребовалась помощь: в связи с политикой национального примирения готовили целую серию операций против "непримиримых" – и людей не хватало.

   Четвертым в цепи, удобно устроившись на белом полипропиленовом коврике (армейский, должен поступить на снабжение, вот и повод лично испытать) лежал среднего роста, пожилой человек, одетый в белый, с пятнами камуфляж и с накинутым поверх него большим масккостюмом чисто белого цвета. Карабин – дорогой МЦ125 со снятым оптическим прицелом, с подарочной надписью, он держал ложем на вывороченном с корнем стволе дерева, поддерживая его левой рукой в толстой теплой рукавице, правую он до поры держал за пазухой – чтобы не заморозить, чтобы рука не потеряла чувствительность. Сущей проблемой были очки – они моментально покрывались инеем от дыхания и теряли прозрачность, разглядеть сквозь них что-либо было невозможно. Сначала этот человек несколько раз протирал стекла платком, потом плюнул – и убрал очки в теплое место. Их он наденет только тогда, когда начнется собственно, загон.

   Цель была опасной – кабан.

   Здоровенного, матерого кабана егеря обложили вчера в излюбленном для кабанов месте – в сосняке – подростке. Здесь когда-то был пожар, выгорело много строевого леса, и лесники высадили сосну из лесопитомника. Сейчас деревья подросли – но нее были слишком большими, примерно в два-три человеческих роста. Сгоревшее же не вывезли, свалили в нескольких местах, получились буреломы – и вот как раз в одном из таких и залег на лежку кабан.

   Кабана спугнули – иначе бы он не пошел в сосняк. В сосняке задерживался снег, его было много, а для кабана с короткими ногами это – смерти подобно. Только нужда заставила его пройти в сосняк и затаиться там на ночь. Сейчас его должны были стронуть с места – но они не перекрывал и пятую часть тех мест, где мог выйти кабан. Ему нужно было преодолеть всего около восьмидесяти метров – тут была рубка, и было свободное пространство – после чего он канет в лес, лес сосновый, с кустарниковым подростом – и спасется. Но даже если он выйдет на стрелков – все не так однозначно. Кабан – опасная, небольшая, передвигающаяся с большой скоростью (даже по такому снегу – километров тридцать в час запросто) цель, подстрелить его непросто. А если ты промахнулся и не успел убраться с дороги мчащегося напролом кабана – можно и жизнью распрощаться. Спасает только то, что кабан не может быстро менять направление движения, он как таран прет напролом. Если кабан прет на тебя – подпусти и отскочи в сторону – пронесется.

   Где-то вдалеке отчетливо бухнул дробовик, сигнал стрелкам о начале загона – охота началась...

   Человек, который лежал четвертым в цепи и ждал кабана, занимал высокий пост в государстве – вот уже без малого три года он был министром обороны СССР и звали его – Сергей Леонидович Соколов...

   Маршал Соколов был претендентом на пост министра обороны уже давно, со времен незабвенной памяти маршала Андрея Гречко, подозрительно скончавшегося после проведенного врачебного обследования в больнице Четвертого отдела Управления делами ЦК КПСС. Тогда же возник тандем – "вооруженец" Устинов (а какого черта тогда Министерство оборонной промышленности существует, скажите на милость) и первый заместитель министра Соколов. Этот тандем проработал в таком виде более десяти лет.

   Однако, настоящего понимания у министра и его первого зама не было: гораздо больше понимания было с Генеральным штабом и с его начальником, Николаем Васильевичем Огарковым. Огарков, жесткий и неуживчивый человек в вопросах военной стратегии был абсолютным профессионалом*. Генеральный штаб в те годы работал как четко отлаженная машина, в его сейфах были готовые планы на абсолютно любые возможные угрозы**. Маршал Огарков подобрал в Генштаб команду военных профессионалов, равных которым не находилось и сейчас – а вот с министром у него не складывалось.

   Устинов – как бы не славословили в его адрес – был тяжелым в общении, жестоким человеком. Волюнтаристом. Люди ему либо нравились, либо нет – и в зависимости от этого он определял свое отношение к ним. Почти сразу после назначения Устинова у него начался тяжелый, непрекращающийся конфликт с Огарковым: тот привык, что Гречко почти не проверяя, принимает его решения, а Устинов был не таким, он вмешивался во все, и даже в то о чем не имел ни малейшего представления. Началась борьба за перетягивание на свою сторону ключевых фигур в ЦК, впервые в Генеральном штабе целый этаж отдали представителям конструкторских бюро. Многие решения о принятии на вооружение тех или иных боевых систем подписывались со скандалами, игнорировалось мнение из войск о необходимости тех или иных доработок. Особенно доставалось флоту – там верховодил друг Устинова, Горшков, один из немногих людей к кому Устинов прислушивался. Началась гонка – но не качественная, а количественная, догнать и перегнать американский флот по тоннажу. При этом никто не обращал внимания на то, что у советского флота – меньше качественных баз, совсем нет авианосцев, и на многое другое, на что умный человек непременно обратил бы внимание. Но советчиками здесь были такие как, к примеру, Свет Саввич Турунов, адъютант по особым поручениям при министре, который стал полным адмиралом (!!!) не прослужив на кораблях ни дня.

   С самого первого дня вторжения работа маршала Соколова оказалась самым тесным образом связана с Афганистаном, он сам не раз был в этой стране, лично был знаком со всем афганским руководством, военным командованием. Лично и не один раз, рискуя жизнью, вылетал на передовые позиции, в места ведущихся операций, был даже под обстрелом***. Он видел проблемы, которые испытывают войска, видел чего не хватает, что нужно: портативные рации, новее снайперское оружие, бронированные вертолеты, скорее всего, нужно было вывести из Афгана призывников и оставить только профессионалов, от прапорщика и выше – но сделать он мог для истекающей кровью, сражающейся сороковой далеко не все.

   Получилось так, что министром он был назначен еще при Черненко – а служить ему пришлось в основном при Горбачеве. И чем дальше это все заходило – тем больше у него было вопросов к самому Горбачеву и к его советникам.

   Первое что сделал Горбачев для сороковой армии, когда пришел к власти – сменил командующего. Новому – в присутствии министра – он дал два года на то чтобы начать побеждать. Уже такая постановка вопроса выдавала Горбачева как недалекого ума человека, хватающего по верхам и не желающего видеть суть проблемы. Он подавал в ЦК развернутую служебную записку, где указывал что без ударов по лагерям подготовки и складам на территории Пакистана победить сопротивление невозможно. Там же прилагался совершенно секретной операции, разработанной Генеральным штабом и предусматривающей дестабилизацию обстановки в самом Пакистане и лишение моджахедов тыловых баз, путей выдвижения к границе за счет точечных ударов авиации и действий спецназа. Сделал он это еще при Черненко, но Черненко умер и план видимо затерялся. Ответа на предложенный план при Горбачеве он так и не получил.**** Вместо этого – армии приказали за два года победить там, где победы безуспешно добивались уже пять лет. Все изменить – ничего при этом не меняя.

   Затем к Горбачеву появились еще более серьезные вопросы. По установленному порядку, самые важные, ключевые вопросы оборонного строительства обороны страны, данные по новым видам вооружений докладывались лично Генеральному. Так было заведено еще при Сталине и никто ничего не изменил с тех пор. Точно так жен докладывал и он – Горбачеву. А потом, как то раз к нему пришел начальник ГРУ Ивашутин и доложил новость, которая его просто огорошила. Шло переоснащение всей системы ПВО страны, одновременно принимались на вооружение новейшие мобильные ЗРК С-300 вместо устаревших С-75 и С-200, и истребители Су-27 вместо устаревших Ту-128, частично и Миг-25. первыми новой техникой перевооружались полки, стоящие на наиболее угрожающих направлениях. И Ивашутин доложил, что, судя по действиям самолетов наблюдения НАТО, новая конфигурация частей ПВО известна противнику, причем как раз на тех участках, которые недавно перевооружились на новую технику. Утечки информации снизу быть не могло, каждый знал только то, что относилось к нему, а у противника была комплексная информация. С этим что-то надо было делать, но что – министр так до сих пор и не придумал*****.

   Чей-то истошный крик выбросил министра из мути раздумий в реальность. Почти сразу же грохнул выстрел, выбив из снежного покрывала белый фонтан. Кабан прорывался через его номер и был уже совсем рядом.