Текст книги "Противостояние 2"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

   Сейчас, когда выпал снег, лошадей решили не мучить – оставили в кишлаке. Вместо этого им дали нескольких ишаков – выносливых и неприхотливых трудяг, настоящих мохнатых грузовичков здешних мест. На них погрузили запас продовольствия, оружие и – пошли...

Их было человек двадцать, среди них бы и сам Масуд. Масуд шел вместе с ними как простой солдат он вообще старался ничем не отличаться от простых бойцов – он одевался как они, ел то же, что и они, говорят, что и воевал вместе с ними. Лично. Тем самым он сильно, очень сильно отличался от любого лидера моджахедов, что входили в Пешаварскую семерку – те уже давно жили как богачи, а на афганской земле не бывали по нескольку лет. В отличие от них Масуд не уходил в афганской земли никогда, он воевал лично и рисковал своей жизнью – это не могло не вызывать уважение.

   Сейчас Масуд шел в основном ядре каравана, иногда переговариваясь с бойцами на гортанном местном наречии. Ни слова из сказанного русские не понимали.

   Их выделили в головной дозор вместе с еще одним русским – снайпером. Дезертиром, тоже оставшимся служить у Масуда. Поначалу он, уже давно служащий у боевиков, решил показать свое старшинство – но Шило и Скворцов осадили его быстро. Как никак – дезертировал он ефрейтором да еще обыкновенным пехотинцем. Против старшего лейтенанта и прапорщика спецназа – он был никем. И он это понял.

   В дозор их выделили потому, что оставлять с ними афганца смысла не было – они просто не поняли бы друг друга. Вот их и выделили – на самое опасное направление. В случае засады в них в первых полетят пули, и они тоже должны будут стрелять. Возможно в своих. Ни Шило ни Скворцов в своих еще не стреляли и старались не думать как это будет...

   – Товарищ подполковник. Разрешите задать вопрос?

   – Хоть два. Только не рассчитывай на честный ответ.

   – А что делать, если мы встретимся с нашими?

   Подполковник Цагоев усмехнулся

   – А сам как думаешь? Беги навстречу, кричи "я свой!" Интересно, далеко ли убежишь...

   – Но как же... мы в своих должны будем стрелять?!

   – Должны будете! И выстрелите! А как думаете, приходилось тем, кто был внедрен в Абвер?! Там немного по другому было – не так как в Семнадцати мгновениях весны! Они и пленных расстреливали, и в карательные рейды ходили, и партизан вешали! И ордена-медали за это получали – и от фашистов, и потом, если живыми оставались – от наших. Потому что иначе – нельзя! Конечная цель – важнее. И вы выстрелите. И убьете. Если надо будет.

   – Слышь, Абдалла! – Шило шел первым, он сек местность, на только что выпавшем снегу замаскировать силы засады непросто, и только поэтому Скворцов решил пообщаться с ефрейтором-дезертиром – а почему тебе имя такое дали? Абдалла? Как из Белого солнца пустыни.

   – Мое дело!

   – Твое так твое. Ты хоть имя то свое помнишь?

   – Мое имя Абдалла, ясно! Я воин ислама!

   – Ты из штанов не выпрыгни, воин! – насмешливо подхватил Шило – и секи левую сторону, а то меня одного на все стороны не хватает.

   Прошли – еще с километр, молчание, оборванный разговор висел над ними подобно снеговой, свинцово-серой, полной снега и острого, колючего льда туче. Нарушить молчание решился Скворцов.

   -Ты хоть скажи, как ты сюда попал, правоверный...

   – Как? Хочешь знать как?! – Абдаллу прорвало – а я тебе скажу, как! Стояли на блоке, водяры уже не было. Водяру возили на колоннах, но бутылка двадцать чеков стоила, у офицера на блоке денег не было. Вот он и два урода из старых** послали меня в ближайший кишлак за чарсом***. Одного. Ночью. Меня на дороге и взяли...

   Просто удивительно, как в нашей армии еще и гражданская война не началась. Найти бы того офицера...

   – Ненавижу вас! – Абдалла не мог остановиться, он брызгал словами, одно страшнее другого – я сам снайпером попросился. Я семь офицеров убил, и еще буду убивать. Ясно? Жалко, что ты мне раньше на пути не встретился.

   В дурацком романе на этом месте двое отважных разведчиков обязательно были бы должны убить предателя, а потом непонятно как объяснить его отсутствие. Но, увы – это не роман, это жизнь и поэтому Скворцов и Шило продолжали идти рядом с притихшим Абдаллой, внимательно смотря на горные склоны – не мелькнет ли где солнечный зайчик прицела.

   Выход из ущелья на самой границе преграждала застава. Афганская застава. Непонятно какой идиот и зачем поставил ее здесь, когда с одной стороны Пакистан, а с другой – Пандшер который официальными властями никогда не контролировался. Но служба была здесь удивительно мирной – просто афганские солдаты пропускали через границу всех желающих, как в ту сторону так и в эту. Чтобы не быть здесь лишними, они расчищали дорогу и оберегали ее – а местные моджахеды кормили их и подбрасывали денег. Вот так и существовала эта пограничная застава – островок спокойствия и мира в безумии войны.

Шли всю ночь, заставу прошли утром. Замотанные в какие-то тряпки, страдающие от холода афганцы, грелись около костерка, сооруженного ими из пропитанных солярой тряпок и капельницы – подвешенной вверх ногами бутылки с пробитой крышкой, из которой огонь по каплям подпитывался такой же солярой. Видимо, шурави-советники научили – советская армия на полевых выходах в палатках грелась так же, про компактные печки как в армии США или Бундесвере не стоило даже и мечтать. Увидев колонну, они радостно замахали руками, даже не подойдя к своим основным огневым средствам. А они у них на заставе были весьма мощными – АГС, два ДШК, то ли китайских, то ли советских непонятно и стоящая на колесах но подпертая кирпичами мобильная зенитная установка ЗПУ-4. По распоряжению Масуда оборванным сорбозам дали немного денег, свежих лепешек, сушеного мяса и муки. Сам Масуд пользовался ущельем и этой дорогой, чтобы экспортировать добываемый лазурит****, и поэтому солдат с этой заставы всегда подкармливал.

   Скворцов же расположение заставы отметил, по привычке накидал в голове схему ее штурма, отметил сектора обстрела основных огневых средств заставы, численность ее защитников. Заставу ставили видимо советники-шурави – расположена она была грамотно, на господствующей высоте. Та же ЗПУ-4 простреливала подход и тропу чуть ли не на два километра. Но взять ее все же было возможно – ночью. В Афганистане вообще оперативная обстановка ночью и оперативная обстановка днем во многих местах отличались кардинальным образом.

   Прошли границу...

   На той стороне не было никаких отличий от того чтобы было на этой стороне. Те же серые, безмолвные, бесплодные горы, укутанные в пелерину снегов. То же чувство опасности, не оставляющее тебя никогда...

   Их ждали в одном неприметном кишлаке, в нескольких километрах от границы. Кишлак – всего полтора десятка домов из камней и глины, почти никакого скота – такие пограничные кишлаки уже давно жили не скотом, а тем что обслуживали поток оружия, наркотиков и моджахедов, были перевалочной базой. Еще в семьи присылали деньги те, кто сражались на той стороне с шурави. Семьям погибших платили небольшие пенсии...

   Духов было много. Так много, что у Скворцова мороз пошел по коже. Несмотря на то что он был в пуштунской (надо заметить удобной для гор) одежде, а лицо как и все остальные моджахеды прикрывал пестрым платком (от мороза) – все равно по коже пошли мурашки. Он был воином, он сражался с моджахедами и убивал их, моджахеды для него были все равно что фигурки на фоне дальномерной шкалы оптического прицела. Еще мертвые – на шмоне забитых караванов – кровь, вывороченные внутренности, оторванные конечности. Но здесь духи были живые, их было не меньше ста человек, они были так близко, что протяни руку – и прикоснешься! И он шел по коридору из духов, шел первым, и несмотря на холодную сталь ручного пулемета под рукой ему казалось что он попал в плен...

   Две машины – джип и японский пикап ждали около одного из домов кишлака.

   – Нам сюда – спокойно сказал по-русски Абдалла

   Духи были совсем рядом – и не могли не услышать русскую речь, речь ненавистных шурави. Заволновались, зашептались, зыркая полными ненависти глазами – но не сделали ничего. О том что в рядах отрядов Масуда было немало русских, очевидно здесь знали.

   Скворцов прикидывал варианты. Сам дом стоял чуть на отшибе – очень удобно, но в то же время и опасно. Пятьдесят метров как минимум – простреливаемого кинжальным огнем пространства. Можно обороняться – но их двадцать человек, а духов – под сотню, если не больше. При пятикратном превосходстве – смерть, отсекут все пути отхода и положат. Как будут отсекать... так что-то должно быть... на пикапе в кузове установлен ДШК, и пикап стоит как раз не у дома, где будет проходить встреча...

   Так... а это что там еще...

   Пулемет! Еще один.

   – Ахмад... – процедил сквозь зубы Скворцов – иди вперед. Я сейчас...

   Если здесь духи – не факт что никто из них не знает русского языка. Могут знать!

   Отстав от головного дозора, с независимым видом старший лейтенант сблизился с основным караваном, подмигнул глазами старшему охраны Масуда, тоже русскому.

   – Закурить дай! – громко, рисуясь, сказал он – спички отсырели...

   Старший охраны, человек по имени Николай подошел ближе, достал сделанную из патрона зажигалку...

   – Кури...

   – Здесь засада... – тихо сказал лейтенант, прикрывая лицо – будто прячась от тушащего огонек зажигалки морозного ветра – две Дашки. Одна на машине, другая на крыше, с левого фланга. Отсекут и порвут на куски.

   И, громко...

   – Что же у тебя зажигалка то не работает...

   Николай недоуменно посмотрел на зажигалку, прикрыв ее ладонью чиркнул раз, другой. Снова протянул ее старлею.

   – Работайте сами – тихо сказал он – старший им не верит. Свободная охота...

   – Я работаю. Рассчитывай на ДШК на машине.

   – Понял.

   Свободная охота...

   Оторваться от каравана было проще простого – сделав условленный знак Шилу, Скворцов окликнул духов, широко улыбаясь.

   – Чи, бача, чарс аст*****?

   И продемонстрировал пачку афгани

   Надо было знать духов, хорошо знать их психологию, чтобы делать такое. Сейчас Скворцов сознательно подставлялся. Все духи, моджахеды за редким исключением были трусливыми и подлыми, они воевали исключительно за деньги, а из Корана в их головах хорошо если застревала пара сур, а то и этого не было. Все было как на ладони – он, советский военнослужащий-дезертир, перешедший на их сторону, у него есть деньги и он хочет купить чарс. А раз их все равно сейчас перережут как баранов – так не лучше ли начать конкретного с этого шурави-предателя? Завести его за какой-то дувал, там зарезать и отнять деньги. Тогда деньги достанутся им и только им. А если этот шурави погибнет в бою – мало ли кому достанутся его деньги, их может и эмир отобрать. Да, так и надо сделать.

   Сказав несколько слов своим, навстречу выступил высокий, чернобородый дух, с белыми, почти без зрачков глазами-бельмами.

   – Аст чарс! Аст чарс!

   И замахал рукой, призывая идти за собой...

   Ручной пулемет Калашникова у Скворцова висел за спиной, да и сам он не выглядел опасным – он специально старался не выглядеть опасным. Глупо улыбнувшись, Скворцов пошел за духом...

   Есть!

   Дух обернулся, чтобы убедиться в том, что глупый баран-шурави идет за ним, зашел за дувал. Это был дувал дома, на крыше которого стоял пулемет! Дух просто не дотерпел, он завел шурави в первый попавшийся дом, рассчитывая его как можно быстрее зарезать и забрать деньги. Он совершенно не воспринимал одетого в афганскую одежду и для теплоты еще замотанного в обмотки шурави как опасного соперника. И просчитался.

   Привычно отбив выброшенный в атаке нож, Скворцов махнул рукой, даже не глядя – и вылетевший в руку из рукава джелалабадский клинок спецназа пронзил духу горло. Не обращая внимания на теплую, липкую жидкость, окатившую руку, на предсмертный хрип смертельно раненого боевика, Скворцов выдернул клинок, прыгнул – и мгновенно забросил тело на плоскую крышу хижины с замаскированным на ней крупнокалиберным пулеметом.

   Распяленный в крике рот, обтянутая черной тканью спина, невыносимая, даже на воздухе бьющая в нос вонь от годами немытых тел, от вшивых бород воинов джихада. Омытый кровью клинок, капустный хруст легко поддающегося под заточенной сталью тела...

   Спихнув со станины истекающего кровью духа, Скорцов стал разворачивать пулемет в обратном направлении. Внизу, там, где по его прикидкам должна была быть машина с пулеметом, четко стукнули два одиночных автоматных выстрела, потом еще несколько – Шило разобрался с духами....

   Старший прапорщик Шило, закончив отсчет, огляделся, потом с глупым видом направился в сторону машины с ДШК. На пулемете никто не дежурил, один дух лежал в кузове, укрывшись какой-то дерюгой, еще двое грелись в кабине, группа духов, среди которых было два гранатометчика, стояла у крайних дувалов, охраняя единственную ведущую к одиноко стоящему дому****** дорогу. Никто не успел ничего понять, когда Шило ловко, одним обезьяньим прыжком, словно расправившаяся пружина сиганул в кузов, дважды с силой ткнул спавшего в кузове духа выброшенным из рукава клинком. И прежде чем остальные среагировали – перехватив автомат, дважды выстрелил по кабине пикапа, и, укрывшись ею, сделал еще несколько одиночных по духам. Те, не успев ни единожды выстрелить в ответ, повалились на промерзшую землю как марионетки, у которых разом отсекли все веревочки...

   Пришедший в кишлак отряд и в самом деле был послан Хекматияром только с одной целью – уничтожить Масуда. Его приговорили к смерти не так давно, и очень далеко отсюда, за океаном, в одном здании, стоящем в тихом месте в виргинских еловых лесах. Приговорили к смерти за контакты с русскими – ведь даже в восемьдесят втором, когда русские предложили прекращение огня, единственным из крупных и авторитетных деятелей оппозиции который пошел на это был Ахмад Шах Масуд. И кто-то должен был исполнить приговор, как бы это ни было сложно. Взялся Хекматияр – за деньги конечно, но не только. Гульбеддин Хекматияр имел самую большую партию из числа тех, что входили в Пешаварскую семерку, его люди составляли треть от всего движения сопротивления. Но даже он ничего не мог сделать с Масудом засевшим в стратегически важном Пандшерском ущелье и делавшем там все, что в голову взбредет. Руководитель ИПА понимал, что война не вечна, а после войны неминуемо начнется грызня за власть. Друзья и соратники мгновенно станут врагами. И если есть возможность с ведома и одобрения американцев еще до конца войны избавиться от одного из самых опасных соперников – это надо сделать. Поэтому, он послал на встречу с Масудом по выдуманному поводу большой отряд во главе с арабским наемником, которого звали Джелалуддин. Тот самый отряд, с которым он разоблачил и казнил совсем недавно продавшегося шурави предателя Набир-шаха. Этот отряд выполнял роль личной гвардии Хекматияра и из него набирались люди в его личную охрану...

   Услышав выстрелы, находившиеся по всему кишлаку духи решили, что началось – пусть и без условленного сигнала – но началось. И, с истошными криками «Аллах Акбар» черная, бородатая людская лава, потрясая автоматами ринулась на окраину поселка...

   Кто-то, когда пишет об Афганистане и афганцах, прославляет их как непобедимых воинов. На самом деле это не так. Да, среди пуштунов были просто изумительные стрелки – но к седьмому году войны их осталось мало. Как бы ты не умел стрелять – с винтовкой ты ничего не можешь поделать против снарядов БМ-21 Град, против бомб и ракет "Крокодилов" и "Грачей", против шестидюймовых снарядов "Гиацинтов". А оставшиеся в военном отношении были подготовлены весьма слабо и только характер их действий – засады и прямой террор – спасали их от поголовного уничтожения. Вот и сейчас – они бежали именно толпой, не повзводно-портно, а почти неуправляемой, подогретой тем же чарсом и безумием отрядного муллы толпой. О том, что дуло пулемета ДШК смотрит уже не на дом где засели предатели ислама, а в противоположную сторону – никто из них этого не заметил.

   Огонь ДШК с расстояния тридцать – сорок метров по толпе, находившейся в ограниченном с обеих сторон дувалами пространстве, не имеющей возможности сманеврировать и не понимающей что происходит был страшен. Понимая, что долго здесь не продержаться, Скворцов не жалел ствола и вел непрерывный огонь. Тяжелые, по несколько десятков граммов пули разрывали духов на куски, валили на землю, пробивали по несколько тел сразу, откалывали куски от дувалов. В тесноте улицы духи не могли вести ответный огонь, они мешали друг другу. Один из гранатометчиков все же решился выстрелить – но граната РПГ ушла выше и левее, а вот выхлоп убил как минимум двоих духов, что были у него на пути. Скворцов стрелял – и видел, как корчилось в муках истекающее кровью людское месиво, как пули все больше и больше прибивали духов к земле, как один за другим умирали воины джихада, которые больше никогда не убьют ни одного советского солдата. Он стрелял и орал, он вслух выкрикивал имена тех пацанов, которых он знал и которые никогда не вернутся с этой войны или вернутся искалеченными обрубками. Последним, когда от ствола пулемета уже шел дым, а в ленте не осталось ни одного патрона, он выкрикнул имя Сашки. Грузина.

   За вас, братья...

   Ругаясь последними словами, оглохший от длинной пулеметной очереди ДШК, он рванул подсумок, достал из него Ф-1, выдернул чеку, что есть силы швырнул вперед. Громыхнуло – и в этот момент он сиганул с дувала, уходя от возмездия тех духов, что еще остался жив. Вторую гранату он бросил на крышу – чтобы духам не достался исправный пулемет.

   С горы, от гостевого домика уже стреляли – стреляли из ДШК, экономными и точными очередями. Кто-то из русских – афганцы не умеют экономить патроны и часто запарывают ствол. Вели огонь и несколько автоматов – навстречу этому огню и пополз Скворцов...

Пуля ударила совсем рядом, его осыпало снежной пылью и землей. Скворцов злобно, во весь голос выругался.

   – Свои! Да свои же в душу мать вашу так!

   Не дожидаясь следующей пули, он поднялся и короткими перебежками рванул вперед, матеря себя последними словами за то что не договорились об опознании. Хотя какое к чертям опознание, когда о нем было договариваться?

   По нему больше не стреляли – зато когда он почти добежал, где то за спиной завыло – и два черных земляных султана минометных разрывов встали между ними и кишлаком...

   Добежал – Шило стоял за ДШК, Николай, ощерившись, бил из такого же, как у него РПКСН.

   – Валить надо! Сейчас наведут! – выкрикнул, как выдохнул Скворцов.

   Со стороны кишлака стреляли – но не шквалом, работали всего несколько точек. Шило экономными короткими очередями крупнокалиберного пулемета подавлял их.

   – Как думаешь? – Николай уже примерно прикинул, из каких-таких войск к ним в отряд откомандировали двоих, и относился к новым бойцам с должным уважением.

   – Ты выдвигаешься! – проорал оглохший от стрельбы Скворцов – броском до дувалов. Мы тебя прикрываем отсюда! Как дойдешь до дувалов – мы за тобой на машине. Я и Ахмед.

   Николай не доверял никому. Первое что он подумал – накроют, ударят в спину. Как только они выйдут к дувалам – их же в спину и посекут из ДШК. Но план предложенный русским был хорош, а ждать было некогда – громыхнули еще два разрыва, совсем рядом, кто-то вскрикнул раненый осколком. Третий – точно на башку положат.

   – Абдалло! Оставайся с ними! Пошли! Пошли! Ур!*******

   Прикрывая собой Масуда, его бойцы бросились к дувалам. Заработал пулемет – пулеметчик поджидал именно прорыва, кто-то из бойцов Масуда упал – но и только. Через секунду Шило засек пулеметчика – и крупнокалиберные пули проломили дувал за которым он прятался, разнося на куски все что попадалось на пути – глину, камень, сталь, человеческую. Плоть. Пулемет замолк.

   – Абдалла! За руль! Пошел!

   Пикап тронулся с места, не дожидаясь пока группа прикрытия достигнет дувала. И вовремя! Следующие две мины угодили как раз в гостевой дом, синхронно – и он охнул, проваливаясь внутрь в клубах дыма...

   – Пошел! Не останавливаться! Пошел!

   По машине ударило – раз, второй – и она пошла медленней, забирая влево... Но дошла – ткнулась бампером в дувал. За спинами опять громыхнуло...

   Минометы чтоб их...

   Скворцов выпрыгнул из кузова, меняя дострелянный магазин в своем РПК – он заряжал по тридцать потому что использовал свой пулемет как снайперскую винтовку. Рывком распахнул на себя дверь...и истекающий кровью Абдалла вывалился ему на руки...

   – Меня Юра ... зовут... Юра...

   В последний раз вдохнув, дернувшись всем телом, он умер, уставившись невидящими глазами в серое, мутное, давящее на головы небо...

   – Старшой ты чего!

   Шило просек сразу – иногда Скворцов, его командор (так будет командир по-афгански) вот так вот вырубался, уходил в себя – и это было смертельно опасно. Закончив менять ленту в пулемете, он выскочил из кузова, со всей богатырской силы двинул старшего лейтенанта по спине.

   – Валить надо, сейчас минометами всех раз...т к е...ой матери!

   – Юра его звали... – ответил Скворцов

   – Какой Юра, приди в себя!

   Юру положили в кузов, потому что его надо было похоронить по обряду. По исламскому обряду, потому что он принял ислам и стал Абдаллой. Слава Аллаху двигатель пикапа еще работал. За руль сел какой-то моджахед-афганец – и они двинулись вперед – грузовичок с крупнокалиберным пулеметом и несколькими стрелками в кузове как таран, пробивающий дорогу, а за ними – все остальные. Те кто к тому времени уцелел...

  – Командир!

   Скворцов уже видел и сам – духи. На дороге, здесь дорога просматривалась...

   Не дожидаясь команды, Шило открыл огонь, честно отработавший на сегодня пулемет (советский, китайский бы давно заклинило) снова застучал, заработал отбойным молотком – и там, метрах в двухстах на узкой горной дороге вспыхнула головная машина духов, почти такой пикап, запылала чадным костром...

   Грянули ответные очереди – пока заполошные, неприцельные. Длинными забасил ПК.

   Суки...

   – Держись!

   Оставляя Шило и еще одного бойца в кузове, Скворцов выпрыгнул, нашел глазами Николая, кивнул ему. В мгновение ока тот оставил Масуда – все равно собой от всего не прикроешь, в два маха оказался рядом.

   – Отходи к заставе! К заставе ты понял! Мы выведем их на тебя, понял!? – перекрикивая бас ДШК, заорал Скворцов.

   Николай хлопнул его по плечу, достал из разгрузки и что-то сунул ему в руку. Скворцов на мгновение опустил глаза – фальшфейер, сигнальный огонь. Понятно, для опознания.

   – Уходи, ты слышишь!? Мы задержим, сколько сможем!

   Не отвечая, Николай бросился назад.

   Глянув на пикап, Скворцов с ужасом убедился в том что Шило, его замок ранен. Весь правый рукав намок от крови, но он стрелял, и черт знает, чего ему это стоило...

   – Давай я!

   Шило отпихнул его, на миг повернулся закопченным, остервенелым лицом.

   – Последняя лента!

   И ведь выпустит, не уйдет до последнего. Наверное, башку ему сейчас снеси – не превратит стрелять, пока в ленте будет хоть один патрон...

   Оперев пулемет со сложенными сошками стволом на крышу, встав на колено, Скворцов нащупал выхлоп пулемета – пулемет всегда дает больше дульного пламени, чем автомат, пулемет всегда объект охоты первой очереди. Три быстрых выстрела один за другим – и пламя погасло...

   И тут громыхнуло – громыхнуло так, что свет в глазах померк, а земля ушла из-под ног...

   Придя в себя, он понял, что лежит на земле – а рядом, совсем рядом перевернувшись на бок, лежит уже занявшийся пламенем их пикап. Повезло – если бы перевернуло не влево, а вправо, их бы просто сбросило в ущелье...

   Беззвучно разевая в крике рот – как будто в телевизоре, у которого неисправен звук – к ним бежали духи...

   Пулемет был рядом, непонятно что было с прицелом – но дистанция такая, что он и не нужен. Ни один из духов, предвкушавших добычу и бывших от нее уже метрах в двадцати не успел среагировать когда лежащий у горного склона дух подхватил пулемет. Несколькими точными выстрелами – пулемет был на одиночных, переключать предохранитель не было времени – Скворцов снял всех. То ли один то ли двое все-таки выстрелили, пули одного прошли совсем рядом – но неточно.

   Краем глаза Скворцов заметил шевеление около машины...

   – Шило!!!

   Прапор был цел – удивительно, но он был цел и при взрыве не получил ни одного ранения кроме того которое у него уже было. Прикрытый перевернувшейся машиной, он встал на четвереньки и очумело тряс головой, когда старлей добежал до него.

   – Цел? Б..., цел?

   – Е... – прапор затянул длинную матерную руладу больше чем на десять слов, из чего неопровержимо следовало что он и в самом деле цел – цел то цел, только в голове как целая батарея артиллерийская стреляет.

   – Валить надо. Минут пять – и обойдут...

   – Щас свалим... На, кинь шашку, прикроемся...

   Когда дымовая шашка залила узкую дорогу плотной белой пеленой дыма – начали отходить. Бросили гранату – для острастки и пошли. В них стреляли, стреляли наугад через дым – а они молча отходили, держась друг за друга. Как оказалось – ранен был и Скворцов, в обе ноги. Кость не задело – но кровило изрядно и идти было сложно – каждый шаг отдавался вспышкой боли во всем теле...

   – Уходи! – Шило отпихнул его от себя – я остаюсь.

   – Ты что охренел?!

   – Уходи, сказал! Перевяжешься и жди!

   Несмотря на то, что больно было даже думать – Скворцов понял замысел. Духи не могли их обойти – горная местность, узкая дорога. Старый прием – один держит другой отходит. Потом второй занимает позицию, первый имитирует отступление, второй уничтожает рванувшихся в погоню духов с подготовленной позиции. Только вот беда – для выполнения этого приема нужно как минимум шесть человек – по три на группу. Почему по три? Если одного ранят – то второй сможет вытащить его под прикрытием огня третьего.

   А их было только двое...

   – Сделаешь?!

   – Пошел, я сказал!

   Шило шел на смертельный риск – он решил подставиться. Духи наступали на пятки, времени не было. Все что он успел – поставить так, чтоб не слишком было видно МОН-50 и распластаться посреди дороги, не скрываясь. Так, как будто он мертв...

   Один Два Три Четыре... Секунды стучали в висках – чтобы понять, надо побывать...

   – Аллах!!!

   Увидев мертвого, боевики бросились вперед – и Шило сжал в руке рычаг детонатора...

   Хлопнуло – подобно хлопушке только громче. Когда срабатывает МОН-50 – взрыв не сильный, зато потом... Визжащая стальная картечь стальной метлой смела потерявших бдительность духов, сбросив их с тропы. Выругавшись от резкой боли в голове – она раскалывалась от любого резкого звука, Шило поковылял дальше по дороге. Место, где можно было уйти на перевал, сойти с ведущей в разгромленный кишлак дороги было за спиной и до него было метров сто.

   Старшой лежал на обочине, он перетянул обе ноги жгутами, перевязался, как мог. Он не был уверен, что дойдет и знал правила. Те, кто не могут идти останутся здесь навсегда...

   – Жив?

   – Пока да...

   – Тогда пошли!

   И двое бойцов Советской армии, волею судьбы воюющих не за Родину а непонятно за что, поддерживая друг друга, поковыляли дальше...

   – Бля... Нам за это Орден должны дать...

   – Ага. Орден святого Ебукентия с закруткой на спине.

   – Ой ли? Мы такой результат только за сегодня дали, какого и близко не было.

   – Оно так...

   Они шли. Падали и снова шли. Потом снова падали. И снова поднимались. Они были опытными бойцами – диверсантами, оторваться от духов им было проще простого. Но – если бы они не были ранены. Ранения не позволяли им сбросить хвост – а духи все шли и шли...

Духов было около тридцати. Они знали, что идут за своими, такими же афганцами как и они, просто принадлежащими к отрядам другого полевого командира. Не раз и не два говорили муллы – страшный грех убить человека одной с тобой веры, такого же афганца как и ты. Но убивали. Убивали, грабили друг друга. И мстили за это – изощренно и жестоко. Среди полутора миллионов павших за время войны афганцев была доля и павших от рук таких же афганцев – и немалая...

   – Все... Не могу...

   Шило рухнул на выстуженный ледяным ветром склон, схватил рукой снег и жадно засунул себе в рот.

   – Терпи...

   Обмотки уже не спасали от холода, они шли через перевал. Здесь была только одна тропа, если сойдешь с этой тропы – ты обречен. Люди в горах протоптали тропы специально, чтобы ходить по ним, каждая тропа проведена сотнями ног прошедших по ней. Шаг в сторону – и тебя поджидает осыпь, пропасть, мины. Мины здесь были – их разбрасывали шурави с вертолетов, с систем дистанционного минирования, пытаясь хоть как-то перекрыть границу.

   Скворцов снял с плеча ручной пулемет, приложился к прицелу, пытаясь понять, что у них за спиной. Ничего – только молочные космы дневного, морозного тумана мокро ложатся на горные склоны, накрывая их мутным одеялом.

   В прицел он не увидел ничего. Но он знал, что духи идут за ними. Выбиваются из сил, мерзнут – но все таки идут. Потому что у них нет другого выхода. Если они не принесут своему амеру их головы – потеряют свои. Полностью разгромлен крупный отряд, убит командир, разгромлено и подкрепление, задача не выполнена. Гнев Пешаварской семерки, тех кто послал людей уничтожить Масуда, а вместо этого получил врага на всю свою жизнь и потерял в бою немало подготовленных людей будет неописуемым...

   Падлы...

   – Вставай, пошли!

   Шило молча смотрел на командира

   – Не могу я старшой. Не дойду.

   – Что, с..а, дезертировать решил!? Прапорщик Шило, встать!

   – Не могу... Пристрели – отмучаюсь... Все равно – ноги считай потерял. На кой черт я такой там, лучше сдохнуть.

   Не говоря ни слова, Скворцов перевесил пулемет себе на шею, поднял руку прапора, закинул на себя. Начал поднимать, застонав от боли...

   – Ты, старшой, охренел совсем...

   – Либо пойдем вместе – либо подохнем тут. Тоже вместе...

   – Отпусти... Да отпусти ты...

   Опираясь на пулемет, Шило поковылял дальше по тропе...

   – Застава...

   Шило упал на колени застонав от боли. Не верилось глазам – проклятая застава, пограничная застава мимо которой они прошли совсем недавно была меньше чем в трех километрах от них. Маленькая, похожая на игрушку, притулившаяся около дороги и контролирующая ее. Застава как застава – какие-то мазанки, сложенные из камней огневые точки, чудовищным трудом откопанные окопы. Едва заметные с такого расстояния огневые точки с тяжелым вооружением, кажется, даже люди там есть...