Текст книги "Битва за Родину (СИ)"

Автор книги: Алекс Шу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Алекс Шу Последний солдат СССР
Битва за Родину

Пролог

15 октября 1978 года. Воскресенье

Осеннее солнце игриво стреляло лучиками, окрашивая зеленую гладь речки золотистыми искорками. Холодный ветерок лениво шевелил тронутую желтизной поредевшую листву деревьев, нависших над водной поверхностью.

На побережье у небольшого пятачка, обрамленного серым песком, виднелись фигурки двух пожилых рыбаков с накинутыми на плечи длинными офицерскими шинелями. Они сидели на самодельной скамье, сооруженной из сухих полусгнивших угольно-черных бревен, наблюдая за медленно покачивающимися на поверхности реки поплавками, готовые в любой момент подхватить удочки, уложенные на ветки-рогатки.

Один из них был невысок, коренаст, с волевым широким лицом и сурово поджатыми губами.

В каждом его жесте и движении непроизвольно проскальзывала уверенность и надменность, свойственная людям, входящим в высшую элиту государства. А тяжелый взгляд и стальной блеск в глазах указывали на принадлежность к спецслужбам.

Второй, в отличие от первого рыбака, сверкающего залысиной, имел густую седую шевелюру, был широкоплеч, строен и подтянут, несмотря на возраст. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, сохранило следы былой привлекательности и притягивало к себе внимание, четко очерченным профилем и цепкими чуть выцветшими голубыми глазами.

Чуть выше, метрах в пятидесяти от них, за кронами дубов, лип и вязов у асфальтированной дороги стояла сверкающая лаком черная «волга», в которой поудобнее умостившись на водительском сиденье, дремал кряжистый старшина.

– Костя, зачем ты меня сюда притащил? – сухо спросил коренастый, – только не говори, что порыбачить. Не поверю.

– Петя, нужно очень серьезно поговорить, – вздохнув, признался Константин Николаевич, – честно, даже не знаю с чего начать, настолько все это невероятно выглядит.

– Интересно, – остро взглянул на него собеседник, – это настолько серьезно, что ты не захотел разговаривать ни у меня в Раздорах, ни у себя в Жаворонках, потащил меня на эту речку. Между прочим, Марина Алексеевна уже обижается, что ты с Алиной Евгеньевной к нам уже долгое время не заглядываешь. Ладно, это к делу не относится, выкладывай, что там у тебя.

– Петр Иванович у меня есть один странный вопрос. Только не удивляйся. Ты в ясновидение веришь?

– Что за глупости? – нахмурился Ивашутин, – К чему ты это? Извини, но любого другого я бы за подобный вопрос послал, куда Макар телят не гонял. Я, между прочим, член ВКП(б) с 1930-ого года. Ты же меня как облупленного знаешь. Я – атеист и материалист. А ты мне такие провокационные вопросы задаешь про чертовщину какую-то.

– Подожди, – Константин Николаевич предупреждающе вскинул ладонь, – Вот мы с тобой войну прошли. Неужели никогда ты ни с чем подобным не сталкивался? Ну, например, просыпается солдат внезапно, весь трясется от ужаса, берется за оружие, в тот самый момент, когда часовых уже режут немецкие диверсанты, успевает поднять тревогу и спасти своих товарищей. Почему он вдруг встал в нужный момент, как сумел среагировать, внятно объяснить не может.

Расскажу другой случай. Был у нас капитан Игорь Силин. Необыкновенной удачливости человек.

Находится он в окопе несколько часов, а потом испытывает острую потребность отойти на минутку и в это же время, место, где только что стоял Игорь, разносит снарядом. А в другой раз, он резко нагибается, а снайпер стреляет и мажет. И такие случаи с этим офицером происходили периодически. Как заговоренный какой-то. А сколько еще на войне всего было, что объяснить с рациональной точки зрения просто невозможно.

– Да, – задумался Ивашутин, – бывало всякое. Но к чему ты ведешь?

– К тому Петя, что тебе тяжело будет мне поверить. То, что я расскажу и покажу, может показаться бредом. Но не спеши с выводами. Я смогу наглядно доказать свои утверждения.

– Интересно, – протянул коренастый, – заинтриговал ты меня Костя. Давай излагай уже, не томи душу.

– Довелось мне пообщаться с одним человеком, он обладает необычными способностями. Видит все наше будущее как на ладони. Страшные вещи рассказывает он Петя.

– Что за человек? Кто такой? – подобравшись, уточнил коренастый, – Ты вообще не думаешь, что это провокатор или вообще душевнобольной? Странно, что ты Костя таким россказням веришь. Всегда же был здравомыслящим человеком.

– Петь, ну не надо меня совсем уж выжившим из ума считать, – укоризненно посмотрел на собеседника Константин Николаевич, – для начала вот, посмотри.

Он повернул к себе сумку-планшет, висевшую на боку, щелкнул замками и достал кипу исписанной бумаги.

– А я думаю, чего это ты с собой её захватил, – удовлетворенно усмехнулся Ивашутин, – Точно, какие-то документы показывать будешь.

– Погляди, – генерал вытянул из стопки, и протянул начальнику ГРУ, тонкую пачку листов, отпечатанных на машинке.

– Что это? – Ивашутин пробежался глазами по строчкам текста.

– Это Петр Иванович прогнозы на события, которые произойдут в октябре этого года. Перед тем, как общаться с тобой, несколько дней проверял правильность информации. Все сбывается, я бы сказал, с пугающей точностью, вплоть до мелких деталей.

Так, – начальник ГРУ пробежал глазами по листам, – про Бейрут знаю, правительство шведское в отставку ушло – тоже верно. О результатах переговорах на Даунинг стрит между профсоюзами и английским правительством читал в сводках. Про претензии Амина Танзании знаю. О, а вот это уже интересно. Твой человек пишет, что завтра Кароль Войтыла станет Папой Римским – Иоанном Павлом Вторым. Мне докладывали о такой возможности, хотя подчеркивали малую вероятность избрания кардинала, не являющегося итальянцем. С ХVI века такого не происходило.

Допустим, твой человек обладает определенной информацией, хотя здесь у нас возникает к нему очень много вопросов. Но как он, черт подери, может знать имя будущего понтифика? Это невозможно. Его сейчас, наверно, и сам избранник не знает. Только после вердикта конклава кардиналов, он может выбрать себе имя и определенный номер, под которым будет править церковью и паствой. Идем дальше, 21-ого октября по прогнозам – смерть Анастаса Ивановича Микояна. Он уже года два как пенсионер. Я слышал, у него в последнее время проблемы со здоровьем. Но точно предсказать день его смерти от воспаления легких?! Это невозможно. Твой человек не Господь Бог, случайно?

– Не ерничай Петя, – Константин Николаевич сердито зыркнул на собеседника, – я сам до сих пор прийти в себя не могу.

Генерал вытащил из кармана пачку «Космоса», открыл её, щелчком выбил из общего ряда сигарету, подрагивающей рукой вставил её в рот, достал из сумки зажигалку, прикрыл её ладонью от ветра, и, клацнув колесиком, прикурил от вспыхнувшего желтого огонька.

– Ты же вроде бросал, – заметил Ивашутин

– Бросишь тут, со всем этим, – проворчал Константин Николаевич.

Прогнозы были у меня на руках в конце сентября, – продолжил он, жадно затянувшись и выдохнув струю дыма, – И все, что было предсказано, сбылось, повторяю, вплоть до мельчайших деталей, понимаешь? Я специально некоторое время, проверял каждое событие. Ни одной ошибки! Ни одной. Это меня и пугает.

Генерал замолчал, и снова затянулся сигаретой.

– Продолжай, я тебя внимательно слушаю, – лицо начальника ГРУ сохраняло невозмутимое выражение, глаза внимательно изучали собеседника.

Шелестов, не торопясь, выдохнул серое облако дыма.

– Я же сказал: он предсказывает нехорошее будущее, ожидающее нашу страну.

– Какое будущее? – лицо Ивашутина приобрело хищное выражение, – конкретнее, говори.

– Сейчас не буду. Позже. Я хочу, чтобы ты пока удостоверился в правдивости прогнозов, а потом продолжим разговор. А пока вот тебе еще информация на десерт.

– Опять предсказания? – ухмыльнулся начальник ГРУ, принимая очередную стопку листов.

– Нет, скорее полезные сведения для тебя и твоей конторы.

Ивашутин вчитался в текст. Его глаза изумленно расширились, на скулах заходили желваки, а лицо мгновенно приобрело землистый оттенок.

– Мля, это что…, – внезапно охрипший голос начальника ГРУ прервался, – это что такое, мать вашу?!

Затем тишину осеннего леса разорвала череда заковыристых нецензурных выражений. Всегда подчеркнуто корректный с подчиненными, трезвенник, сторонник здорового образа жизни, Петр Иванович Ивашутин злобно сыпал забористыми матюгами.

– Список предателей в твоей конторе Петя и перечень их гнусных дел, – спокойно ответил Константин Николаевич, дождавшись, когда ошеломленный начальник ГРУ замолкнет.

– Поляков, сволочь, – грудь Ивашутина ходила ходуном. Создавалось впечатление, что ему не хватает воздуха, – А я еще думал, чего это американцы так плотно с китайцами работать начали? А им всю информацию на блюдечке преподнесли, прямо с нашего центра в Рангуне.

– Петя с тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил генерал.

– Да, – прохрипел Петр Иванович, – Если это правда, я эту паскуду ушастую своими руками задушу.

Немного успокоившись, он перевел тяжелый взгляд на Шелестова.

– Ты понимаешь, что это не простой сотрудник, а генерал-майор? Цена ошибки здесь очень велика, – тяжелый взгляд начальника ГРУ буравил спокойное лицо Константина Николаевича.

– Понимаю. Верить этой информации безоговорочно тебя никто не заставляет. Проведи внутреннее расследование, убедись в правдивости изложенных фактов, или, наоборот, и сделай соответствующие выводы.

– Ладно, все это похоже на правду, – наконец успокоился Ивашутин, – особенно насчет провала Маслова и агента Мейси, которых курировал Поляков, хотя это еще до моего прихода в ГРУ было. У нас она до сих пор числится «пропавшей без вести». Проверим обстоятельства гибели, и если все подтвердится, этот сучонок у меня за все ответит. Я еще Изотова потом взгрею как следует. Он сволочь должен с людьми работать, негодных отсеивать, а не протекцию таким как Поляков устраивать. Нечего ему в ГРУ делать, пусть в ЖЭК идет начальником отдела кадров устраиваться. Там ему самое место.

Начальник ГРУ минуту помолчал, погрузившись в раздумья, и продолжил: – За сведения спасибо. А вот что с тобой и твоим ясновидящим прикажешь делать?

– В смысле? – осторожно поинтересовался Константин Николаевич. Внутри у него все похолодело.

– Ты же не пацан, – криво усмехнулся Петр Иванович, – сам должен понимать. После таких заявлений, я просто обязан забрать тебя к себе в гости. В «Стекляшке» раскололи бы тебя до самой задницы, пока все не узнали о твоем «Нострадамусе» и его предсказаниях.

– И ты это сделаешь Петя? – генерал устало поднял глаза на своего собеседника.

Мысленно Константин Николаевич еще раз лихорадочно прокручивал дальнейшие действия. Такого варианта событий он не исключал, приняв решение рискнуть и частично довериться Ивашутину. Но попадаться живым специалистам «Аквариума» по развязыванию языков, и подставить внука Шелестов-старший не собирался. При подобном развитии ситуации он надеялся успеть воспользоваться наградным «ТТ», лежащим в бардачке «волги» или принять ударную дозу «аспирина», вызывающую смерть. На самый крайний случай в «загашнике» у генерала, еще со времен боевой молодости, была пара трюков, позволяющих ему уйти достойно, ничего не сказав волкодавам ГРУ.

– Нет, – помедлив несколько секунд, ответил Ивашутин, – и не потому, что мы с тобой давно дружим, и вместе прошли войну. Был бы я уверен, что ты замышляешь что-то против Союза, участвуешь в какой-то оперативной комбинации или провокации, ни секунды бы не сомневался. Просто я знаю тебя как облупленного уже сорок лет. Ты Костя порядочный человек, и болеешь душой за страну. Поэтому в «Стекляшку» ты не поедешь, и все сказанное тут останется между нами, пока ты меня не убедишь в обратном.

– Спасибо Петя, – генерал облегченно перевел дух, – я знал, что на тебя можно рассчитывать.

– Давай вернемся к делу. Что ты предлагаешь?

– Все просто. За несколько дней ты лично убеждаешься в правдивости прогнозов, проверяешь информацию по предателям, удостоверишься в полученных сведениях, а потом мы встречаемся опять и продолжаем разговор.

– Хорошо. Но учти, использовать меня в «темную» не получится. Тебе придется организовать мне встречу со своим таинственным предсказателем. Рано или поздно. Ты должен понимать: я могу и сам все выяснить. Возможности у меня есть. Но делать этого не буду, поскольку доверяю тебе. Пока доверяю, – подчеркнул Ивашутин.

– Договорились, – генерал встал, – ну что же Петр Иванович, тогда давай собираться. Алина Евгеньевна уже стол должна накрыть. Заедем ко мне в Жаворонки, посидим, поговорим, вспомним войну и павших товарищей.

17 октября 1978 года. Вторник

– В чем дело? Почему сигналили? – Зорин как всегда предельно конкретен и лаконичен.

– Игорь Семенович, – не могу справиться с подростковыми гормонами, и мой голос чуть подрагивает от волнения, – через полчаса психически больной воспитанник зарежет Марата Альбертовича, запрёт маленьких девочек в спальне на втором этаже, а старших детей – на первом, и подожжет детдом. Они все могут погибнуть в огне.

– Предвидение? – с пониманием спрашивает Зорин и, дождавшись моего кивка, уточняет, – Там же еще сторож есть?

– Он тоже будет нейтрализован. Оглушен, заперт в сторожке, дверь подперта палкой снаружи, – отвечаю я.

– Чего же мы тогда стоим? Поехали, – рычит наставник, поворачивается, и громадными прыжками несется к «москвичу».

Зорин – настоящий мужик. Никакой рефлексии, заламывания рук, надоедливых вопросов «а ты в этом уверен». Понимает, что нельзя терять ни секунды и действует. Вот за это и уважаю своего тренера.

Прыгаю в «копейку», «москвич» уже развернулся, и летит в обратную сторону. Мотор Мальцев не глушил, и машина подрагивает, готовая в любой момент сорваться с места.

– Сережа, поворачиваем и быстро за Зориным, – командую я.

– А что случилось? – недоуменное лицо Мальцева поворачивается ко мне.

– Некогда объяснять, гони к детдому. Если не успеем, дети могут сгореть.

– Понял, – Серега приникает к рулю, смотрит в зеркало и, убедившись, что дорога пуста, резко разворачивается, и несется за «синим москвичом» наставника.

– Леха, так что все-таки произошло? – спрашивает Потапенко.

– Да, Шелестов, нам хотя бы объясни, чего мы летим обратно как сумасшедшие? – поддерживает его тезка.

– Ребята в детдоме беда. Малыши могут сгореть. Только не доставайте меня сейчас вопросами, откуда я это знаю. Знаю и все. Если поторопимся, то можем их спасти. Это все, что я могу вам сейчас сказать, – отвечаю я.

– Да с чего ты это взял? – начинает заводиться Волобуев, – Откуда ты это, черт возьми, можешь знать?

– Заткнись Леха, – басит Мальцев, напряженно смотря на дорогу, – раз Шелестов говорит, значит так и есть. Он мою маму от смерти спас, сразу увидел, что у неё перитонит. Убедил в больницу ехать, а она не хотела. Врачи говорят, привезли бы на пару часов позже и труба. Не было бы у меня больше матери. Я ему верю. Так что сиди молча, не вякай.

– Это черт знает что, – бормочет Волобуев, но под негодующим взглядом Потапенко замолкает.

Машина несется, разрывая светом фар вечернюю мглу, за маячащим впереди синим «москвичом». В окне с бешеной скоростью пролетают деревья, встречные автомобили и дома. Дорога стремительно бежит под колеса «копейки», и исчезает сзади, скрываясь в кромешной тьме. Серега выжимает из автомобиля, все что возможно, заставляя его возмущенно реветь мотором.

«Только бы успеть, только бы доехать вовремя» – судорожно бьется в голове тревожная мысль, – «Не дай бог с Машей и другими малышами что-то случится, никогда себе не прощу. Дурак ты Шелестов, надо было лично заняться уродом, а не поручать Гордею с ним побеседовать. Тоже мне нашел воспитателя. Да он сам недалеко от Бидона ушел. Именно этим ты и спровоцировал гниду».

«Копейка» летит за «москвичом», обгоняя идущие впереди машины. Вижу изумленные лица водителей, кто-то матерится на лихачей, устроивших гонки на шоссе, но нам сейчас не до них. Мальцев сосредоточенно всматривается в дорогу, крепко сжимая руль. Потапенко и Волобуев сидят молча, охваченные тревожным ожиданием. Смотрю на циферблат «Командирских». 22:56. До начала пожара – двадцать минут.

Впереди маячат огни родного города. Чтобы добраться до детдома нам нужно сделать крюк по окружной, и подъехать к выезду из него с другой стороны. Автомобиль несется вперед, жадно пожирая километры. В десятке метров виднеется темный силуэт «москвича» Зорина. Неожиданно свет фар выхватывает желтую ВАЗ «трешку» с синей полосой. Рядом с ней стоит фигурка милиционера, и требовательно машет полосатой палочкой, приказывая нам остановиться.

– Нет времени Сережа, рви дальше, – сквозь зубы шиплю я, и Мальцев вслед за «москвичом» Зорина на полном ходу объезжает машину и гаишника.

Позади злобно взвывает сирена. Оглядываюсь назад. Работник правоохранительных органов бежит к машине, прыгает в неё. «Трешка» несется за нами, моргая мигалками.

– «Москвич» – 408, номер 23–93 НВ, ВАЗ 2101, номер 31–13 НК немедленно прижаться к обочине и остановиться. Приготовить документы, и выйти из машин. Иначе будет открыт огонь на поражение, – гремит усиленный рупором гулкий голос милиционера.

– Блин, они же сейчас стрелять будут, – в голосе Волобуева звенят истеричные нотки, – может тормознем?

Потапенко беспомощно смотрит на меня.

– Нет, потом все уладим. Если что, все валите на меня. Главное сейчас – детей спасти, – отвечаю я, – Сережа, гони дальше.

Мальцев кивает. Ему сейчас не до наших споров, он полностью сосредоточен на дороге.

Смотрю на часы. Три минуты до начала пожара. И мы уже подъезжаем. Еще немного и покажется здание детдома, окруженное высоким бетонным забором. Уже мелькают знакомые улочки. Через минуту они исчезают, и навстречу нам бегут могучие разлапистые кроны сосен, угрожающе раскинув в чернильной мгле огромные ветки. Мы уже совсем рядом. Скоро должна появиться серая полоса забора.

Сирена продолжает надрывно выть сзади, милиционер по-прежнему орет в матюгальник, требуя остановиться, но на него никто не обращает внимание. Фары высвечивают впереди знакомые очертания ограждения. Уже видно алое зарево, разорвавшее темное вечернее небо. Бросаю взгляд на часы. 23:17. Почти успели. Теперь важно не потерять ни секунды.

«Москвич» наставника сбрасывает скорость. Мальцев жмет ногой на педаль, останавливая машину за автомобилем сенсея. Противный скрип тормозов режет уши. Сзади останавливается жигули «ГАИ».

– Всем выйти из машины, и поднять руки, – орет милиционер.

– Вылазим, – командую я. Хлопают дверцы «копейки», мы выпрыгиваем из машины на свежий воздух.

Около «москвича» уже стоит Зорин с Игорем Миркиным и Вероникой. На плече у наставника висит сумка из кожзаменителя. Мы бежим к нему.

– Стоять, стрелять буду, – орет сзади милиционер. Он решил, что мы убегаем от него. Идиот.

Наставник разворачивается навстречу тяжело сопящим гаишникам.

– Представьтесь, пожалуйста, – просит он.

– Я те счас дам, преставьтесь, – злобно пыхтит, заглатывая слова, старший лейтенант, – руки на капот, ноги в стороны, быстро!

Его рука уже лежит на кобуре. Сзади насупленный сержант, уже держится за ребристую рукоять «макарова», готовый выхватить пистолет в любую секунду.

– Лейтенант, обернись, там детдом горит, дети могут погибнуть, – спокойно обрывает его сенсей, – Не бери грех на душу, не мешай их вытащить, лучше вызови «пожарников» и «скорую» срочно. Потом с нами разберешься.

Милиционер разворачивается и, увидев небо, подсвеченное яркими всполохами огня, застывает в ступоре. Его напарник тоже замер в растерянности.

– Чего стали? – рычит сенсей, – «Скорую» и «Пожарную» вызывайте срочно.

– Ильичев, слышал, что тебе сказали? Действуй, – наконец командует старлей, и сержант срывается с места, стуча каблуками по асфальту.

– Ты говорил, они заперты? – тихо уточняет у меня Зорин.

– Да, – выдыхаю я, глядя на беснующееся пламя.

Зорин быстро открывает багажник. Его цепкий взгляд моментально находит монтировку, возле запасного колеса. Наставник быстро хватает ломик, и захлопывает багажник. Монтировка отправляется в сумку.

– Все, пошли, – командует он.

– Вероника, а ты остаешься с Надей. И не спорь, я сказал, – прикрикивает Игорь Семенович на блондинку, пытающуюся что-то возмущенно возразить, – Смотри мне, головой за дочку отвечаешь.

– Я с вами, – заявляет лейтенант.

– Лучше здесь проконтролируй все. Встретьте «пожарных» и «скорую», ворота мы сейчас откроем. Все старлей, не мешай, нам каждая секунда дорога, – обрывает милиционера Игорь Семенович.

Через несколько секунд мы уже находимся возле забора. По кивку сенсея Миркин и Волобуев становятся боком, и сплетают руки в замок. Наставник чуть отходит, забрасывает ногу на созданный ребятами рычаг, который с силой подбрасывает его вверх, цепляется за забор ступней и свободной рукой, а потом спрыгивает вниз, оказавшись на территории детдома. Я лечу за ним следом, отталкиваясь кроссовкой от толкающих меня вверх сильных рук. Леше и Игорю помогает забраться здоровяк Мальцев. Через несколько секунд мы уже на территории детдома. Первым делом наставник рывком выдергивает засов на воротах и резко распахивает их, открывая путь для машин.

Затем он сосредоточенно шарит в сумке, вытягивает из нее флягу и ворох белеющих тряпок, которые сует мне в руки:

– Подержи Шелестов.

С удивлением узнаю в этой куче изорванную на куски «парадную» белую рубашку наставника.

Тряпки поочередно смачиваются водой, и раздаются нам.

– Повязали себе на лица. Быстро, – командует Игорь Семенович, – Так чтобы закрыть рот и нос.

Мы послушно выполняем приказ. Зорин плескает на спину и волосы каждому из нас жидкостью из фляги:

– Шелестов, Мальцев за мной на второй этаж. Волобуев открывает ворота, освобождает сторожа, ждет «пожарных» и «Скорую». Миркин и Потапенко – на первый этаж, к старшим. Пусть выпрыгивают через окна, в случае необходимости. Если возникнут сложности, вытащим малышей, поможем. Все, погнали, – Игорь Семенович забрасывает флягу обратно, и достает монтировку.

Наставник бросает сумку на газон, и несется к горящему зданию громадными прыжками. Я бегу за ним, глубокими вздохами нагнетая воздух в легкие. Сзади сопят Мальцев, Потапенко и Миркин.

Зорин рывком открывает входную дверь, и нам навстречу вываливаются клубы дыма. Наставник ныряет в помещение, я прыгаю за ним следом. Весь первый этаж – в мутной серой пелене. Несмотря на тряпки, дым раздирает горло, режет глаза, заставляя их слезиться. В некоторых местах уже беснуется огонь, с треском пожирая обугливающиеся на глазах перила и другие части конструкций из древесины. Хрустит, лопаясь и скручиваясь, светлый коричневый линолеум, источая в потолок хлопья жирного черного дыма.

Миркин и Потапенко отделяются от нас, поворачивая в сторону, где расположена спальня старших детдомовцев, а мы летим по широкой лестнице вверх, перепрыгивая сразу две-три бетонные ступеньки.

Второй этаж встречает нас стеной яростно воющего желтого пламени, заставляя меня и Мальцева невольно отшатнуться. Но наставник, не раздумывая, прыгает вперед, прикрыв голову руками, и мы летим следом за ним. За шиворот летят огненные искры, беснующийся огонь пытается пожрать одежду. На Мальцеве загорается рукав, и он на секунду отстает от нас, сбрасывая на пол тлеющую куртку.

В холле в стене беснующегося огня, в луже запекшейся и почерневшей от огня крови лежит скрюченное маленькое тельце. Пламя уже частично пожрало ребенка, спалив кожу и тело до обугленной черноты и обнажив белые кусочки костей. Приторно-сладковатый запах сгоревшей плоти, даже при удушливом дыме, бьет в нос. В горле нарастает большой ком, а съеденный перед поездкой ужин рвется наружу.

«Если я тебя поймаю Бидон, ты за все ответишь, и за этого малыша тоже», – даю себе обещание.

Мальцев тоже зажимает рот ладонью, сдерживаясь нечеловеческим усилием.

– Чего стали? Нет времени. Пошли! – зычный голос наставника приводит нас в чувство. Повинуясь жесту сенсея, Серега бросается в спальню к пацанам. Там дверь не заперта, и в приоткрытой комнате уже торчит чье-то заплаканное детское лицо, испуганно смотрящее на огонь.

– Накрой их одеялами и выводи на улицу, – кричит ему вслед тренер.

Мчимся дальше. В конце коридора сквозь серую мутную пелену виднеется объятая пламенем дверь в спальню девочек. Огонь жадно пожирает древесину. Истошный детский крик и плач бьет по ушам, перекрывая треск чернеющего на глазах дерева.

Сенсей моментально оценивает ситуацию.

– Дети, – гремящий голос наставника перекрывает вопли, доносящиеся из помещения. На секунду наступает тишина, перерываемая чьими-то глухими всхлипами.

– Немедленно отошли от двери подальше. Сейчас будем её вышибать. Чтобы никого из вас в радиусе двух метров от неё не было. Все поняли?

– Поняли, – сквозь всхлипывания слышится дрожащий знакомый голосок. Маша! Рвусь к ней, но наставник хватает меня за руку.

– Стой здесь. Не мешай.

– Держи, – мне вручается монтировка. Зорин отходит на пару шагов, разгоняется и….

Эту картину я не забуду до конца жизни. Тело сенсея красиво взлетает в воздух, закручиваясь в полете. Освещенное пламенем, оно разворачивается как сжатая пружина, пятка мощно выстреливает по крепкому древесному полотну.

Дверь с ужасающим треском слетает с петель, с размаху хлопаясь на пол.

Зорин влетает вовнутрь, приземляясь в низкой боевой стойке, прямо на пылающую древесину.

Его куртка и брюки объяты огнем. Забегаю следом за наставником, быстро хватаю с ближайших кроватей одеяла и начинаю сбивать пламя на его одежде. Второе одеяло летит на горящее дерево. Замечаю на подоконнике графин с водой, хватаю посудину, выливаю жидкость на объятую пламенем древесину и на одежду Игоря Семеновича.

Сенсей активно помогает мне. Через пару секунд с огнем покончено.

– Леша, Лешенька, ты пришел, – из толпы девочек вылетает малявка, и, раскинув руки, бежит ко мне.

Сдергиваю повязку со рта, и обнимаю кроху.

– Сестренка, я же сказал, что тебя не брошу, – шепчу ей на ушко.

– Так, Шелестов оставить телячьи нежности, – командует Игорь Семенович, – накрываем детей одеялами сверху, и выводим вниз. Я иду вперед, ты замыкаешь колонну сзади.

– Дядя, дядя, – дергает его за дымящиеся брюки серьезная девочка с пышной копной чёрных волос, – мы не все идти можем. Оля сознание потеряла, а Лиде и Наташе очень плохо.

– Да Леш, Олька на кровати лежит. Она сразу упала, как дым идти начал, – подключается к разговору Маша, – я её не брошу.

– Маш, мы никого не здесь не оставим, – глажу её по встрепанным белым кудряшкам, – не нужно о нас плохо думать.

Маша тянет меня к Олиной кровати, вскидываю невесомое тело малышки на плечо. На Игоре Семеновиче уже висят две хрипящие и кашляющие малявки. Наставник сгребает рукой толстый пододеяльник.

– Взять одеяла, укрыться ими сверху, – командует наставник, и дети послушно выполняют его приказ, – пошли.

– Так девчонки двигаемся, – кричу я.

Маша устраивается сзади под одеялом, рядом со мной. Я иду последним, держа на плече бесчувственную Олю.

Дети, попискивая от испуга и всхлипывая, бегут, поддерживая одеяла над головами. Через пару шагов ткань начинает тлеть. Бегущий впереди Зорин, на секунду останавливается, загораживая малышкам обзор, и ловко накидывает пододеяльник на убитого.

– Двигаемся дальше. По сторонам не оглядываемся, – кричит он.

Ближе к лестнице одеяло загорается. Наставник отшвыривает его в сторону, подталкивая детей к выходу. Одна из девочек теряет сознание и падает. Подхватываю её и укладываю на другое плечо. Забытая монтировка остается на лестнице. Возле выхода на первый этаж спотыкается Валька. Подруга Маши летит кубарем по ступенькам, увлекая за собой еще пару девочек. Наставник, ругаясь, быстро ставит детей на ноги. Входная дверь уже открыта, и ручеек перепачканных сажей девочек с дымящейся одеждой течет через неё на улицу.

Только когда малышня начинает просачиваться через выход, замечаю, что у меня горит штанина, выскакиваю наружу, аккуратно кладу малышек на траву газона, и падаю на землю, стараясь сбить огонь. Кто-то накидывает тряпку мне на ноги. Брюки дымятся, в районе правой голени, сквозь дыру, виднеется красная обожженная кожа. Только сейчас ощущаю, как адски она печет. На левой ладони вздулась пара отвратительных желтых волдырей. Видимо подпалил руку, когда тушил Зорина.

Надо мной склоняется обеспокоенное лицо Волобуева.

– Леха ты в порядке? – трясет меня за плечо тезка.

– Вполне, встать помоги, – прошу товарища.

Волобуев с готовностью протягивает руку.

Опираясь на его ладонь, поднимаюсь на ноги, и оглядываюсь. Территория детдома уже полна народу. В ворота заезжают три красные пожарные машины, в отдалении стоят два РАФика «Скорой» у которых выстроился народ.

– Леша, я знала, знала, что ты придешь, – пищит малявка. Она не побежала дальше с детворой, а осталась возле меня. Убедившись, что со мной все в порядке, кроха, всхлипывая, опять летит ко мне в объятья.

Машуль, – спустя пару секунд я аккуратно отстраняю малышку, – ну чего ты опять ревешь? Все же хорошо закончилось.

Неловко снимаю обожженной ладонью слезинки с лица. Ожог напоминает о себе жгучей болью.

– Лех, пойдем, тебе к врачам надо, – тезка дергает меня за плечо, – пусть хотя бы ожоги обработают.

– Хорошо, – соглашаюсь я, – только давай малышек отнесем.

Олька по-прежнему без сознания. А вторая девочка уже пришла в себя и надрывно кашляет, усевшись на газоне. Волобуев решительно отстраняет меня, легко подхватывает на плечо бесчувственное тело девочки, берет за руку вторую кроху, которая мало чего соображает и топает за Лешей в полной прострации.

У рафиков «Скорой» по-прежнему очереди. Врачи все заняты. Перебинтовывают руки и ноги, мажут обожженные конечности детей какой-то мазью. Малыши плачут, дети постарше стонут и вскрикивают, когда им обрабатывают пострадавшую от огня кожу.

Пожилой хмурый санитар в перепачканном копотью белом халате принимает у Волобуева бесчувственную девочку, и укладывает её на каталку в машине. Вторую, надрывно кашляющую малышку, усаживают на сиденье рядом.

– А ты далеко не уходи, – медик пробегается взглядом по красной ладони и обожженной штанине, – Потерпи пока. Сейчас с детьми закончим, и тобой займемся.

– Хорошо, – киваю, и разворачиваюсь к тезке:

– Лех, ты за девочками присмотри, а я сейчас вернусь. Видишь, пока не до меня сейчас.

– Ладно, – бурчит Волобуев, – присмотрю.

– Маш, а тебе отдельное задание, поищи свою группу, погляди как там Валька и другие девочки. Может кто-то пить хочет или еще что-нибудь. Потом мне доложишь.

– Хорошо, – малявка поджимает губы. Её личико принимает сосредоточенное выражение. Преисполненная чувством собственной важности от ответственного поручения малышка степенно направляется к кучкам детей на газоне. Не могу сдержаться от невольной улыбки. Все-таки Маша очень забавно выглядит.