Текст книги "Аристократ на отдыхе. Том 4 (СИ)"

Автор книги: Алекс Рудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

9. Жестокие заверения

Её кожа на вкус как соленая карамель. Сладкая, но с небольшой терпкой ноткой. Сладость, которую я больше не могу избегать. Вкус, в котором я теперь знаю, что не смогу себе отказать, даже если она будет бороться со мной.

К счастью для меня, борьба будет недолгой. Не с тем, как её тело реагирует на моё. Она медленно разрывает цепи, сковывающие её; её тело перевешивает её разум, её мораль.

Я стискиваю зубы, прижимаясь телом к круглому изгибу её задницы под юбкой, и перед глазами мелькают мысли о том, чтобы сорвать с неё трусики и пригвоздить её моим членом к этой двери.

Она моя. Не его.

Я мог бы убить их обоих в этом джипе. На секунду я хотел этого. Представлял, как это будет происходить. Его губы на её руке потревожили каждую частичку меня, разозлив меня до такой степени, что я был готов разрушить весь этот план. Но я должен быть умнее и использовать данные мне инструменты, чтобы всё получилось. Послания на кирпиче было достаточно, чтобы Сэйнт занял отца на вторую половину дня.

Я рычу про себя, скривив губы, сдерживаясь от непреодолимого желания вонзить свои зубы в плоть её плеча, заставляя её кричать от приятной боли. Оттолкнувшись от неё, я иду обратно через дом, который я так хорошо знаю, благодаря бесчисленным ночам, когда шпионил за ней, пока она была она, и поднимаюсь по лестнице в её ванную.

Она последует за мной. Моя послушная, испуганная, маленькая, слишком любопытная куколка.

Я люблю, когда она слушается. Я хочу наградить её за сообразительность и умение оценивать сценарии, разыгрывающиеся перед ней, но лучше я накажу её за то, какой глупой и наивной она была до меня.

Как я и ожидал, она поднимается за мной на второй этаж, находясь в нескольких метрах, изучая меня, держась за перила лестницы своими маленькими нежными ручками. Ручками, мягкими от того, что её всю жизнь баловали, как маленькую гребаную принцессу, которой её сделали родители. Они совсем не похожи на мои. Мои руки покрыты шрамами, мозолями и историями. Бесчисленными жизнями, унесенными их хваткой.

Я смотрю на свои руки, ладони покрыты свежевскопанной грязью, остатки которой застряли под каждым ногтем.

– Что тебе от меня нужно? – спрашивает она из коридора, звуча как робкая лань. – Пожалуйста. Зачем ты это делаешь?

Она хочет получить ответы, но пока не заслуживает их. Я не знаю, как далеко она зашла. Насколько испорчен её искажённый разум. Мне нужно знать, есть ли для неё надежда, или всё это закончится тем, что её заставят замолчать раз и навсегда.

– Я иду в душ, – отвечаю я, раздраженный робким тоном её голоса. – Мне нужно привести себя в порядок.

Я чувствую, как она молча стоит у меня за спиной, когда я расстегиваю молнию на толстовке и стягиваю её с рук. Она смотрит, как я снимаю её, бросая её на пол, оставляя на себе только белую майку. Я не хочу рисковать тем, чтобы снять мою маску на её глазах – сходство, к сожалению, невероятное, – поэтому я сжимаю майку в двух руках и разрываю её на груди. У неё перехватывает горло при виде моего тела без одежды, и мне приходит в голову мысль, что она, вероятно, никогда не видела голого мужчину своими глазами. Во всяком случае, не такого, как я. Всего в татуировках и шрамах; ранах от войн, которые она никогда не поймет, покрытого чернилами по моему собственному желанию.

Поэтому я решил сделать из этого шоу.

С разорванной в клочья майкой на полу, я расстегиваю пряжку ремня. Её невинные ресницы трепещут, а на щеках появляется румянец, в то время как она крепче вцепляется в перила. Расстегнув ремень, я берусь за конец и резко вытягиваю его из петель. Она слегка вздрагивает, будто я ударил её концом ремня, её глаза широко распахнуты и потрясены.

Я медленно наматываю кожаный ремень вокруг своей руки, мои глаза сосредоточены на её шее, когда я плотно затягиваю его на ладони. Я представляю себе её шею, связанную этим ремнем, борясь с желанием заполнить её жизнь чистым и абсолютным ужасом.

– Я могу позвонить в полицию, знаешь ли… – говорит она дрожащим голосом.

Я качаю головой, мои руки роняют ремень на кафельный пол с громким звонким лязгом.

– Они узнают, что ты сделал… где ты его спрятал, – продолжает она, пока мои пальцы расстегивают пуговицу на джинсах, распахивая их и позволяя им болтаться на моих бедрах. – Тебе это не сойдет с рук.

Мои брови поднимаются от удовольствия, прежде чем я опускаю руки, мои брюки спускаются, чтобы обнажить больше меня, когда я подхожу к ней.

– Да, поэтому я не очень хорошо отношусь к угрозам, – говорю я непринужденно, прижимая её спиной к стене коридора. Её глаза прослеживают мой живот, пока не встречаются поясом Адониса⁶, где заканчиваются мои расстёгнутые джинсы, и затем она ударяется затылком о стену, вздрагивая. – Так что больше никогда, блять, не угрожай мне.

Её глаза расширяются, когда я быстро обхватываю рукой её шею, прижимая её спиной к стене. Я чувствую, как её горло подрагивает под моей рукой, а растущая эрекция, упирающаяся в её бедро, становится неизбежной.

– А если они узнают, где я его похоронил, – ворчу я, наклоняясь вперед, пока мои замаскированные губы не пробегают по её челюсти, шепча: – Тебе придется многое объяснить.

Её грудь вздымается под моим предплечьем, когда я наклоняюсь назад, пока мы снова не оказываемся лицом к лицу, наши носы практически соприкасаются.

Черт, я каждый раз ведусь на огонь в этих полных ужаса глазах. Я просто хочу, чтобы они были припухшими и мокрыми от того, что она с трудом глубоко заглатывает всю мою длину. Я хочу, чтобы она всхлипывала в попытках доставить мне удовольствие так, как она считает нужным. Стиснув челюсти от ощущения мягкости её горла под моей хваткой, я просовываю свое бедро между её ног, ещё больше прижимая её к этой стене. Мой член тверже камня упирается в её бедро, пока она обдумывает мои слова.

– Почему у меня будут неприятности? – она практически стонет, её горло вибрирует на моей ладони.

Дьявольская улыбка растёт под маской, прежде чем я прижимаю свой рот к её, шепча слова ей в губы.

– Потому что он похоронен на твоём заднем дворе.

На её лбу появляются морщинки, и кажется, что она может потерять сознание.

Хорошо. Пусть потеряет сознание. Упадёт. Поднимется. Справится, блять.

Она сделает так, как я попрошу, вероятно, потому что она достаточно умна, чтобы понять, что любая улика, которую я оставлю, приведёт полицию к ней. Неохотно, я втянул её в уборку этого места преступления, заставив стать соучастницей убийства. Небольшая страховка, так сказать.

– Зачем ты… – она втягивает воздух, как будто это дается ей нелегко. – Зачем ты это сделал?!

– Почему бы и нет? – я смотрю на неё как на идиотку, а затем отпускаю свою хватку на её шее.

Затем возвращаюсь в ванную комнату, из которой идёт пар, и снимаю оставшуюся одежду, складывая её в кучу на полу перед дверью. Я стягиваю с головы лыжную маску, кладу её на раковину и вхожу в горячую воду душа, пар образует облако вокруг меня.

Опускаю голову в воду, мои темные волосы спадают на лоб, тепло стекает по лицу. Наслаждаясь облегчением от горячей воды, стекающей по уставшим и ноющим мышцам моей спины, я кладу руки на стену под душевой лейкой, позволяя себе секунду расслабления. Я стону от этого ощущения, наслаждаясь тем, как её любопытные глаза сканируют моё тело в паре через щель в двери; соблазн проникает под её кожу.

– Будь умницей и сожги их в раковине в подвале, – говорю я, кивая на кучу, не отрывая взгляда от земли.

– Как ты…

– Брайони, пожалуйста, – прерываю я, проводя руками по рельефам живота и вдоль тела. – Я наблюдаю за тобой уже некоторое время, но я всегда видел тебя. Видел тебя ещё задолго до того, как ты смогла увидеть себя саму.

Она похожа на меня больше, чем думает. Демон, которым она меня считает, – это лишь иллюзия, которую они спроецировали. Границы того, кто прав, а кто виноват не такие чёткие, когда ты находишься на моей стороне пути. Мораль действенна, её нужно приспосабливать к своим потребностям, чтобы выжить. Я буду бороться вплоть до момента, пока не стану гнилым трупом, чтобы доказать ей это.

Я продолжаю чувствовать на себе её взгляд, пока откидываю волосы, тряся головой под водой, как дикарь, которым она заинтригована. Она принимает слова, которые я озвучил, и придает им смысл.

Как ей и положено.

10. Раздуй пламя

Дрожащими руками я опускаю одежду в старую фарфоровую раковину в нашем подвале. Схватив жидкость для розжига, мои руки обшаривают металлические полки, выстроившиеся вдоль цементной стены подвала, в поисках спички. Моё сердце бешено колотится, когда я кладу руки на край раковины, наклоняясь вперёд над покрытой кровью и грязью одеждой.

Он на твоём заднем дворе.

Желчь поднимается в моём горле, и в тот момент, когда я борюсь с тошнотой, я чувствую его позади себя. Его рука скользит вверх по моей шее, обхватывает мои волосы и сильно тянет их, пока моя голова не откидывается назад. Я задыхаюсь, когда он прижимается своим телом к моему, чувствуя, как его твердое телосложение упирается мне в спину.

– Там стоял выбор: ты или он, – говорит он своим грубым тоном, его рот рядом с моим ухом. – Ты, блять, идиотка, раз не видишь этого.

Он отпускает крепкую хватку на моих волосах, и моя голова падает вперед. Я тут же поворачиваюсь к нему лицом, нахмурившись. Его руки лежат по обе стороны раковины, удерживая меня на месте. Его маска снова на лице, а ореховые глаза, которые всегда имеют опасный безжизненный взгляд, смотрят прямо на меня. На нем черная футболка и новая пара чёрных брюк. Я не могу понять, откуда они взялись, разве что он буквально принес сюда сумку, когда пробрался в дом.

Он наклоняется ко мне, подходя слишком близко. Возвышаясь надо мной, он смотрит на меня, дрожащую перед ним.

– Никто не причинит тебе боль, кроме меня, – говорит он окончательно, как будто это должно принести мне какое-то утешение.

Он снова прижимается ко мне, словно втирая свой запах в меня, или мой запах в себя, прежде чем прошептать мне на ухо: – Но боль, которую причиню тебе я, будет такой, какая тебе нужна. Такой, которую твоё тело будет умолять, чтобы я нашёл глубоко внутри этой милой маленькой оболочки. Такой, о которой будут кричать твои внутренности, но которую будут заглушать обманы греха.

Я закрываю глаза, в то время как моё дыхание становится тяжелым. Я чувствую этот крик, эту боль, о которой он говорит, сокращения в нижней части живота. Мои бедра, теперь напряжены, снова прижимаются друг к другу.

Он слегка откидывается назад, отдаляясь лишь настолько, чтобы поднести средний палец к основанию моего горла. Медленно он проводит им по моей груди, по рубашке, между грудей и по линии живота, пока не достигает места, расположенного чуть выше подола моей юбки.

– Я могу избавить тебя от этой боли, куколка, – шепчет он, проводя унизанной кольцами рукой по краю моей юбки, просовывая палец под подол. – Если ты позволишь себе погрузиться в пламя вечного ада вместе со мной.

Я практически слышу ухмылку в его тоне.

Моя кожа пробуждается от его прикосновения, и неохотный стон вырывается из моего горла. Он наклоняет голову, его глаза снова смотрят в мои. Я вижу удовлетворение под черной лыжной маской только лишь благодаря его глазам. Он прекрасно осведомлен о своем воздействии на тело перед ним.

Приподняв маску настолько, чтобы обнажить резко очерченную челюсть и полные губы, он тянется за спину, доставая что-то из заднего кармана. Я вдыхаю, когда он помещает одну спичку между зубами, как сигарету, и направляет конец ко мне.

Сера. Запах. Именно этот запах теперь напоминает мне о нём.

– Возьми, – говорит он сквозь зубы.

Он заставляет меня так нервничать. Я в ужасе, но в то же время так сильно заинтригована.

Моя рука медленно поднимается, и я тяну за конец спички и забираю её из его губ, осторожно, чтобы не коснуться их при этом. Он пристально смотрит на меня, и я вижу движение его горла, горла, которое, при ближайшем рассмотрении, покрыто татуировкой в виде чёрной розы.

Я никогда не видела никого, похожего на него. Я не знаю никого, похожего на него. Вопросы снова мучают мой разум, когда я пытаюсь собрать воедино, кто он такой, почему я чувствую знакомую близость в его присутствии, почему я доверяю ему.

– Пойми, Брайони, я – воздух для твоего огня. Всё, что тебе нужно сделать, это раздуть пламя, – его взгляд падает на спичку в моей руке и поднимается обратно. – Заканчивай.

Он раздаёт свои приказы сквозь стиснутые челюсти, в его тоне чувствуется холодность.

Натянув маску, он поворачивается и идет обратно по лестнице из подвала. Я смотрю на спичку в своей руке, его слова снова впиваются в меня своими когтями. Символизм, который он постоянно использует, – это странное зеркало его собственной правды или же расчетливая игра, направленная на то, чтобы обмануть меня.

Я беру спичку и ударяю ею о кирпичную стену за раковиной. Пламя вспыхивает в воздухе, сера загорается. Я сделала свой ход. Я раздула пламя. Бросив спичку в раковину, одежда быстро загорается, и я смотрю на яркое оранжево-красное свечение, чувствуя странный комфорт в его пламени.

***

Позже, тем же днём я слушаю, как Мия болтает по телефону о всякой ерунде, наблюдая за задним двором через окно своей спальни. Неверие и гнев наполняют меня от того, что Эроу шантажировал меня, втянув в свою паутину разрушения. Пришло время разработать план против него.

– Оливия сказала, что она ожидает, что Терранс пригласит её на губернаторский бал, но что он, вероятно, выберет Эрин, потому что она отсосала ему в машине в прошлую пятницу вечером. Ты можешь в это поверить?

– Во что? В то, что он выберет Эрин вместо Оливии?

– Нет, – она насмехается с отвращением. – В то, что Эрин так с ним поступила? Её теперь все называют городской шлюхой на Facebook, с тех пор как их поймали на той парковке.

Вот как это происходит. Любой человек, особенно женщины в нашем обществе, подвергается за это наказанию. Мужчины – не так сильно. Секс – это не то, о чем мы говорим вслух. В браке эта интимная часть отношений остается за закрытыми дверями, в стороне от тем для разговоров. Но это приемлемо. Что не приемлемо, так это прелюбодеяния, и как только ты получаешь титул городской шлюхи, твою душу уже не спасти. Последствия такого поступка навсегда подорвут твой авторитет как женщины Господа в нашей церкви.

Прощение, о котором они так любят говорить, приходит только к тем, кто решил прожить свою жизнь для Господа. Подобный поступок? В их глазах это практически непростительно. Ты можешь пройти через акты покаяния, но никогда не сможешь занять место в общине как человек, достойный уважения или истинной ценности.

Именно здесь мои внутренние убеждения вступают в конфликт. Я не считаю своего Бога тем, кто не прощает, но церковь и её члены хорошо знают, что такое пятно на женщине никогда не будет смыто.

– Интересно, почему она это сделала? – спрашиваю я вслух. – Я имею в виду, что если они собирались заняться чем-то настолько сокрушительным для их репутации, почему бы просто не пуститься во все тяжкие и не заняться сексом?

– Брайони! – Мия задыхается на другом конце.

– Ну, я серьезно. Почему нет? Почему так?

– Потому что некоторые распутные женщины, похоже, получают удовольствие от того, что удовлетворяют кого-то другого, – говорит она отталкивающе, прежде чем вздохнуть. – Я не знаю. Может быть, она думала, что если не пойдет до конца, то всё равно будет спасена.

Мои мысли тут же возвращаются к Эроу. Образы меня, стоящей перед ним на коленях, смотрящей на его закрытое маской лицо, наводняют меня. Мои пальцы скользят по его упругому животу, покрытому татуировками, которые выжжены в моем сознании, шрамами и историями об аде, в котором он живёт. Его большие, покрытые венами руки снова в моих волосах, они крепко сжимают и тянут их, пока я ублажаю его своим ртом, заставляя его рычать от удовольствия.

– В общем, бал, – продолжает Мия. – Я слышала, что Сэйнт пригласил тебя сегодня! Почему ты мне не сказала?

Я встряхиваю головой от этих мыслей, обнаруживая, что мои пальцы лежат между моими грудями, где он касался меня, прокладывая тот же путь. Исследование этого неизвестного элемента влечений и любопытства для меня понятно. Я даже не могу винить Эрин за любопытство. Я могу винить её только за то, что она попалась.

– Эм, прости. Это произошло буквально несколько часов назад, – говорю я, встаю и подхожу к кушетке у моего туалетного столика, глядя на румянец на моих щеках от неуместных мыслей. – Разве ты не слышала, что произошло?

Конечно, новость о таинственном метателе кирпичей дошла до неё раньше, чем новость о том, что он пригласил меня на бал.

– Мне только-только сказали, что он пригласил тебя после занятий сегодня днем и что ты согласилась! Я так счастлива, что мы обе идём!

Я не могу поверить, что такая информация, как то, что Джейкоб в настоящее время считается пропавшим, или что лобовое стекло Сэйнта было разбито в результате таинственного нападения, не известна, но каждая глупая деталь о том, кто с кем идет на бал губернатора, или о том, что Эрин делала минет, известна. Это очень тревожно.

– Мне снова придется одолжить платье, – заявляю я, заглядывая в свой маленький унылый шкаф. Встав с кушетки, я прохожу к своей кровати, приземляюсь на неё и ложусь на спину, глядя в потолок. – Может быть, мы можем собраться вместе?

– Конечно, – быстро говорит она, как будто и мысли не было, что мы сделаем это как-то иначе. – Я принесу свои вещи завтра.

Договорившись с Мией, я кладу трубку, уставившись на белый потолок, лишенный всякого цвета.

Он напоминает прямой и узкий путь, по которому я иду в своей жизни. Делая правильный выбор, являясь той девушкой, которая следует правилам, только для того, чтобы всё ещё находить себя ступающей по воде, в то время как мужчины в нашей церкви наблюдают за этим из своей лодки. Неравенство проявляется в том, что Сэйнт был назначен вести занятия со мной, вместо того, чтобы я вела занятия сама, как мне было сказано.

Я думаю о том, как потеряться в цвете. В частности, в красном. В глубоком пунцовом цвете распустившихся роз и пылающего пламени.

Сегодня ночью я не буду спать.

Я застану его врасплох.

Сегодня ночью я встречусь со своим демоном в темноте.

11. Старые друзья и грязные секреты

После того, как я ушёл, я сел в машину, проводя большим пальцем по нижней губе. Во время того, как я зажимал её волосы в руке в том подвале, я прикусил себе губу, пока не почувствовал вкус крови. Рана на моей плоти – это наименьшая из моих забот. Нахождение рядом с ней в сознательном состоянии сводит меня с ума больше, чем я когда-либо мог себе представить. Нет ничего, чего бы я жаждал больше, чем сломать эту девушку. Показать ей, насколько сломан мир вокруг неё. Уничтожить тот свет внутри неё, который пробивается сквозь эти невинные глаза, позволяя ей видеть меня в темноте. Сегодня. Сегодня я покажу ей эту разрушительную правду.

Я вижу это каждый раз, когда нахожусь рядом с ней. Она восприимчива к моей мужественности. Она хочет, чтобы на неё заявили свои права так, как женщина, обладающая её чистотой, может только мечтать. Я чувствую, как это желание ползёт под этой фарфоровой кожей. Она хочет освободиться от оков этих правил, призванных подавлять её истинные желания.

Я покажу ей, как кричать. Я буду тем голосом, который, как она думала, ей никогда не будет нужен.

Но сначала – другие дела.

Визит к старому другу, чтобы набраться знаний. Грязь, выметенная под ковер людей у власти, накопилась, и разоблачение становилось более привлекательным, чем простота работы, за которую мне заплатили.

Войдя в ночной клуб, я чувствую знакомый удары басов, отдающийся в моей груди, постоянное мигание красных огней, сливающих тела друг о друга в кровавом месиве опьянения. Направляясь к приватным комнатам в задней части клуба, я встречаю двух крупных мужчин, стоящих со скрещенными на груди руками, один с бородой, другой без.

– Я к Ноксу, – говорю я человеку, стоящему передо мной.

Его глаза сужаются, а руки скрещиваются сильнее, но он ничего не делает, не двигается и никак не реагирует.

– Вы что, блядь, издеваетесь? – говорю я, глядя на другого охранника, стоящего как статуя.

Я достаю пистолеты из задней части штанов, приставляю один к виску мужчины, а другой протягиваю в сторону другого идиота.

– Как он протащил их сюда? – спрашивает другой охранник, заикаясь и отступая с поднятыми руками.

– По всей видимости, не требуется много мозгов или пары яиц, чтобы работать у этой грёбаной двери, да? – говорю я, качая головой. – Я К НОКСУ! – повторяю я, постукивая стволом пистолета по голове мужчины.

Мужчина возится у себя за спиной, нажимая на кнопку вызова.

Я ухмыляюсь обоим охранниках, наслаждаясь страхом, который они излучают, почти удивляясь, почему всё прошло так легко, прежде чем дверь позади них открывается, и я вижу человека, ради которого я здесь.

Ухмылка Нокса мгновенно растягивается по его лицу, прежде чем он вскидывает бровь, глядя на оружие, которое я направил на его людей.

– Я не должен удивляться, правда.

Он поворачивается, кивая бритой, татуированной головой, чтобы я следовал за ним. Я быстро подмигиваю парням у двери, убираю оружие и следую за Ноксом.

– Да, я знаю, – начинает он, проходя со своей долговязой фигурой по тускло освещенному коридору, пока говорит. – Они не самые умные из команды, но они обладают самым сильным ударом. Это отпугивает большинство людей, – он оборачивается, чтобы посмотреть на меня, и останавливается перед черной дверью с красным окошком. – Не то чтобы ты входил в число большинства, очевидно.

Нокс знает меня лучше, чем кто-либо другой. Он знает всю глубину моего безумия. Проводя время вместе, ты заведешь друзей, о которых даже не подозревал, будешь общаться с самыми неподходящими людьми. Людьми, которые находят твою творческую преступность и превращают её в нечто более интригующее и более талантливое, чем когда-либо прежде. Тюрьма – это образование, в котором я приобрел множество навыков.

Он владеет и управляет стриптиз-клубом и баром, где отмывает деньги для подпольных наркобаронов. Он не только занимается поставками, как женщин, так и наркотиков, но также и получает деньги от политиков, представителей церкви и выдающихся граждан нашего милого и благоухающего сообщества в обмен на то, что он будет держать рот на замке о том, что происходит за его закрытыми дверями. Он ни с кем не связан. Ни с кем, кроме меня.

Я не виню парня за то, что он берет деньги там, где может. Он не заставляет никого заходить и получать быстрый минет и секс, и то, что здесь происходит, происходит по обоюдному согласию. Грязные девушки, пускающие слюни за деньги, и первозданные мужчины, пускающие слюни за грязных девушек. Их жены-домохозяйки не раздвигают свои ноги так, как этого хотят эти выдающиеся члены общества. Нет, эти мужчины притворяются при свете дня и раскрываются под покровом ночи.

– Ты снова пришёл к Анике? – спрашивает он с ухмылкой, поднося ключ-карту к двери. – Давненько тебя не было.

Дверь пищит, открываясь перед нами.

– Наигрался, – насмехаюсь я. – Но это бизнес, говнюк. Мне нужна информация от одной из твоих девочек.

– Я знал, что такому отмороженному, как ты, она быстро надоест. Эти выпендрежники не могут ей насытиться, – он с усмешкой кивает на дверь, за которой находится клуб.

– Брэнди. Отправь её, – требую я.

Он протягивает руку, указывая путь. Я вхожу в темную комнату, где с потолка светит единственный красный фонарь, направленный на круглую сцену и шест, обращенный к плюшевому красному дивану.

– Присаживайся, – непринужденно говорит он, указывая на диван. – Я дам ей знать, что ты готов.

Он поворачивается, чтобы выйти из комнаты, но останавливается, оглядываясь.

– Рад был видеть, Эроу, – он кивает с озорной ухмылкой, удаляясь.

Я устраиваюсь на диване, широко расставив ноги и положив руки на спинку, готовый покончить с этим, чтобы сосредоточиться на своём последнем проекте. Уничтожая Брайони самым первобытным способом. Я слышу, как дверь открывается, и тень пробирается к свету.

Входит скудно одетая женщина с длинным черным париком, завязанным в косичку, её наряд буквально заставляет меня закатить глаза. Ученица? Ученица, блять? Может ли этот человек быть более очевидным?

– Привет, малыш, – говорит она, направляясь ко мне на своих каблуках на платформе. – Я слышала, ты звал меня на приватный танец?

Она садится попкой на мои колени, её маленькая клетчатая юбка задралась, обнажая всё, что у неё есть сразу. Пахнущая дешевым алкоголем и маслом для загара, она прислоняется спиной к моей груди. Оглядываясь на меня, она проводит пальцами по шее, спускаясь к груди. И тут я замечаю блестящий крестик, висящий на цепочке между её грудей. Чертовски уморительно.

У неё есть информация, которая мне нужна, в то время как она сидит здесь, играя роль распутной католической ученицы. Ирония.

Я сжимаю ожерелье в руке, срывая его с её шеи. Она ахает, прижимаясь ладонь к коже, на которой уже образовался тёмно-красный след. Её глаза расширяются, но она старается не подавать виду. Она опускается на колени, пока в комнате продолжает греметь тяжелая рок-музыка, и поворачивается, чтобы сесть между моих ног. Её руки медленно скользят по моим бедрам, всё ближе и ближе к моему члену.

– Что я могу сделать для тебя, малыш? Чего бы ты хотел, Череп?

Череп. Моё прозвище явно распространилось по клубу за печально известную маску черепа, которую я надеваю всякий раз, когда появляюсь.

– Расскажи мне о своём последнем посетителе, Брэнди, – говорю я, глядя на неё, стоящую на коленях.

Она глотает, и я сразу же понимаю по напряженности в её шее, что ей сказано солгать для него. Ей сказано держать свой маленький рот на замке, если она хочет продолжать получать хорошие деньги.

Я наклоняюсь вперед, достаю из-за спины свой пистолет и лениво чешу им свой висок, отбрасывая темные, непокорные волосы со лба.

– Я бы спросил тебя ещё раз, но я очень не люблю повторяться.

Её рот приоткрывается, а из груди вырывается хныканье. Она падает назад, садясь на пятки.

– Скажи мне, Брэнди, – говорю я, поворачивая ствол пистолета в её сторону и мягко прикладывая его ко лбу. Её грудь вздымается под белой, едва прикрывающей её рубашкой, которая завязана в узел под грудью. – Правда ли, что ты можешь глубоко заглотнуть практически всё, если будешь дышать через нос?

Я провожу краем пистолета по её носу, пока её глаза не отрываются от моих. Я добираюсь до её губ, и когда слезы падают из её глаз, её глубокий оскал пытается прожечь меня насквозь.

– Она сама нарвалась, – выплевывает она. – Из-за неё я обязательно проебу свои деньги.

Упоминание о Брайони заставляет мои ноздри раздуться. Я знал, что эта сука знает больше, чем говорит. Быть шлюхой влиятельного человека имеет свои преимущества. Шепот о бизнесе всегда проникает в эти места, а такие женщины, как она, любят хранить свои секреты.

Я хватаю её за волосы на макушке, пугая её.

– Открой, – требую я.

Её дрожащие губы раздвигаются, когда она берет в рот дуло моего пистолета. Я чувствую, как её зубы ударяются о край, и она что-то бормочет, прежде чем поперхнуться.

– Через нос, помнишь? Как ты и практиковала.

Она пытается что-то сказать, протестует, её глаза сужаются, глядя на меня. Бессловесная угроза.

– Извини, не слышу тебя, милая, – ласково говорю я, наклоняясь вперед и поглаживая её голову со стороны. – Твоя ложь и истории не смогут препятствовать этой пуле попасть в затылок.

Ещё больше слез заливают её лицо, её накладные ресницы истерично трепещут.

– Готова поговорить? – спрашиваю я, и она быстро кивает. – Хорошая девочка.

Я вынимаю пистолет из её рта, продолжая держать волосы на её голове, пока она кашляет.

– Что они заставляют тебя делать?

– Кто?

– Твои самые высокооплачиваемые клиенты? Как ты работаешь для них?

Её глаза мечутся по комнате, умоляя о помощи, как будто кто-то наблюдает за ней.

– Камеры выключены, дорогая.

Ее глаза расширяются.

– Это не…

– Мне, блядь, плевать, какой протокол в данный момент обеспечивает твою безопасность. Ты это понимаешь, да?

Она фыркает и смотрит на меня.

– Как ты выступаешь?

– Этот наряд. С коротким париком.

Интересно.

– И как им нравится?

– Это зависит…

– Просто, блядь, скажи мне! – я рычу, оттягивая её волосы назад, заставляя её посмотреть на меня.

Она щурит глаза.

– Сзади. В основном анал. Он называет меня Брэди. Всегда Брэди.

Господи Иисусе. Могут ли они быть более очевидными?

– Кто он?

Опустив взгляд, она раздумывает над ответом.

– Колдуэлл.

Она снова смотрит на меня, и в её взгляде нет ни капли вины.

Чертов епископ.

– В какое время он тебя навещает?

Она вздыхает.

– Всегда в 3:30.

– И кто платит тебе за его защиту? – я требую, с ядом в моём тоне.

Она облизывает губы, сглатывает, прежде чем снова посмотреть на меня, всё ещё размышляя, стоит ли ей обмануть человека, который ей платит, или пустить себе пулю в череп. Тот факт, что она даже рассматривает возможность умереть из-за этого куска дерьма, вызывает у меня желание самому разнести её мозги по этой крошечной сцене.

– К-кэл… – заикается она, её тело дрожит. – Кэллум Вествуд.

Я смотрю на неё минуту. Я подозревал об этой информации, просто нуждался в её подтверждении, чтобы построить моё дело против этого урода, чтобы уничтожить его изнутри.

– Ты его тоже трахаешь?

Её глаза ещё больше сужаются, пытаясь проникнуть в меня взглядом. Она не хочет отвечать, но в конце концов кивает.

– Браво, Брэнди, – говорю я с ухмылкой, ослабляя хватку на её волосах и проводя ими по лицу, прежде чем дважды шлепнуть её по щеке. – Браво.

Я снова откидываюсь на спинку дивана и хватаюсь за чёрную лыжную маску в моём кожаном пальто. Я вытаскиваю её и бросаю ей в лицо. Она хватает её, растерянно смотрит на неё, потом снова на меня.

– Теперь прикрой своё лицо.

Я раздвигаю ноги, устраиваюсь поудобнее, упираясь шеей в спинку дивана.

Натягивая маску на парик, она надевает её и смотрит на меня через прорези для глаз, пока поправляет её.

– Прикрой это слабое, жаждущее денег, морально развращённое лицо и заставь меня кончить, – требую я.

И казалось бы, вернувшись в свою стихию, она опускается на колени, расстегивает мой ремень, затем джинсы. Её пальцы находят мой член, она обхватывает его основание и наклоняет свой рот к нему.

– Неа, малышка, – говорю я, рукой останавливая её. – Я не хочу, чтобы твой грязный рот был на мне. Только руки.

Я прислоняюсь головой к дивану, представляя себе эту фарфоровую кожу, эти красные, трепетные губы, естественные изгибы её упругой груди. Я представляю, что женщина, прикасающаяся ко мне, – это невинная красавица, которая вот-вот падет перед её желаниями. С моих губ срывается стон, когда я представляю, как темноволосая куколка, которой я стал одержим, обхватывает своими мягкими руками мой твердеющий член.