Текст книги "Сердце мира (СИ)"

Автор книги: Алекс Рауд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

   – Куда как неправильно, когда безвинный человек погибает, – согласился Хал. – Да только богам, видать, такая жертва всех милее. Или графу эс-Насту, который обустраивает эти бои. Я вон все думаю: жрецы много чего болтают. Вот, к примеру, что мы о традициях забыли, потому Иль и насылает на нас суровые ветра. А не потому ли Он гневается, что все заполонили такие люди, как граф эс-Наст? До него на Ильтирев выходили драться только те, кто не жалел оросить землю своей кровью, чтобы она напилась. А теперь что? Ради чего тебе, молодому, на проклятой арене кровь проливать?

   Он с досадой макнул тряпку в воду и протер длинную царапину на спине раба. Таш напряг память, но даже представить не мог, как и когда он ее заполучил. Вспомнив о том, как пришлось Рольту, Таш поморщился.

   Вряд ли безъязыкому рабу тоже хотелось проливать свою кровь. Если бы он не взбесился из-за простой царапины, ничего бы не было. Никаких приступов ашарея, которые начинали беспокоить Таша все сильнее и сильнее.

   Что же будет дальше, если он теряет контроль над собой из-за малейшей боли? Так ли уж неправ эс-Мирд, когда называет его бешеным псом и предлагает пристрелить? Он же в помине не собирался вытворять такое с противником на арене – и чуть его не убил! Ходили легенды, что берсерки, воины-ашареи, высоко ценились в Шердааре, особенно во время войн. Но в Силане на бешеного убийцу вряд ли будут смотреть с одобрением, пускай он и отправится воевать. Да и куда воевать – он же всего лишь раб.

   – Все, хватит, – Таш решительно взял старика за запястья и заставил подняться. – Теперь я точно сам. Клянусь, что серьезно отнесусь к этим цара... – встретив взгляд Хала, он закончил фразу по-другому: – К ужасным ранам.

   В этот момент за окном громыхнул гром. Капли дождя затарабанили в ставни так, что Заб подскочил на месте.

   Хал скрипуче засмеялся.

   – Говорят, если слова сопровождает гром, это значит, что Иль с тобой согласен. Ладно, так уж и быть, занимайся сам своими "ужасными ранами".

   Он с кряхтением опустился на чужую постель, расстеленную на полу, намереваясь проверить, действительно ли Таш сдержит обещание. Но только старик устроился, дверь комнаты открылась. В проеме появилась госпожа. Через ее плечо, встав на цыпочки, выглядывали две любопытные девчачьи мордочки. Одна из них, кругленькая и милая, принадлежала Иллис – внучке Хала.

   Таш и Заб поспешно склонились перед Лааной. Она скользнула в комнату, прошуршав по полу красным домашним платьем.

   – Халерет, милый, что-то задержались вы здесь. Внучка вас ждет не дождется. Правда, Иллис?

   Госпожа обернулась. Служанки сразу притворились, что не таращатся на полураздетого Таша. Хотя взгляд Иллис, кажется, был прикован к Забу.

   – Д-да, – промямлила девушка. – Мне так нужна твоя помощь, деда! Ну просто очень нужна!

   – Иду, внученька, сейчас. Подожди немного.

   Старик внимательно посмотрел на Лаану, затем на Таша, чему-то улыбнулся и с трудом встал, а затем направился в коридор.

   – Забвение, твоя помощь им тоже понадобится, – мягко произнесла Лаана. – Сходи с ними.

   Он поклонился, поставил лампу на железную подставку на стене и, похрамывая, заторопился прочь. Удивительно, но смущенное личико Иллис сразу засияло.

   Проводив взглядом друга, Таш уставился в пол. Шерд уже догадывался, зачем пришла госпожа. Само собой, тоже отчитывать его за то, что произошло на арене. Вся ее поза говорила об этом – сцепленные у талии ладони, пониженный тон голоса, эта скорбная морщинка над бровями. Должно быть, Лаана чувствовала страшное разочарование, когда наконец осознала, какое чудовище купила у Киддира.

   Бешеный. Убийца. Таш ждал нового повторения этих слов, которые тысячу раз слышал на невольничьем рынке и которые въелись в память так, что не стереть. А потому, в попытке предупредить неизбежное, он встал на колени и уткнулся лбом в холодный пол.

   – Простите, госпожа. Клянусь именем Иля, я не хотел позорить ваш дом.

   – Позор? Какой позор? Встань сейчас же!

   Таш решил, что ослышался. Или Лаана вздумала с ним жестоко поиграть. Он неуверенно выпрямился и поднял голову, рискуя разозлить хозяйку такой дерзостью.

   Нет. На ее лице негодование смешалось с изумлением, но никакой жестокости в нем не было.

   – Послушай. Я знаю, мой муж рассердился, но, по-моему, на арене не случилось ничего плохого. Ну, то есть плохо, что ты можешь убить в приступе бешенства, но многие люди способны на это и без ашарея. Жаль, не все силанцы понимают, что это такое. Но я же понимаю. Я же тоже шердка! У нас это, наоборот, считают подарком богов – ведь это значит, что такой мужчина будет хорошо сражаться. Поэтому не бойся, я не буду злиться. Вот, я принесла тебе мазь, чтобы раны не загноились. Оставишь немного Забу. Я видела у него на стопах волдыри от ожогов.

   Она протянула маленький, в ладонь величиной сосуд. Шерд лишь сейчас понял, что именно поэтому хозяйка и держала руки замком – держала в них мазь.

   Таш не сразу нашелся что сказать.

   – М-м-м... Спасибо, – промямлил он, тут же укорив себя за это. Неужели нельзя было придумать что-то поумнее!

   Лаана посмотрела на него несколько мгновений, вздохнула и со смачным звуком вытащила из сосуда пробку.

   – От Халерета с Забвением нет никакой пользы! Только грязь по тебе размазали. Когда дождь утихнет, надо будет сходить к колодцу, набрать чистой воды. Но спина у тебя вроде бы чистая, и там длинная царапина. Я смажу ее сразу, а остальное ты сам, ладно?

   – Конечно, госпожа. Я... Может быть, мне...

   Она легонько, с улыбкой ткнула засуетившегося раба пальцем.

   – Тише! Сиди, если тебе удобно.

   Лаана зашла ему за спину и села на стул. Подол платья мазнул по коже. Таш замер, ловя и запоминая каждый миг того, как его касаются мягкие теплые пальцы. В полумраке все казалось волшебным. Как будто еще чуть-чуть – и...

   – Послушай... – начала госпожа и оборвала сама себя. Немного помолчала и все-таки продолжила: – Ксалтэр видел, как ты сражался на арене. Он сказал, что во время твоего боя с Рольтом появился огненный вихрь.

   Чудесность мгновения слегка поблекла.

   – Да, госпожа. Кажется, так и было.

   – И вы с Рольтом не остановились, хотя вам кричали с трибун. Вернее, ты не дал Рольту уйти.

   Таш понурился.

   – Простите, госпожа. Я ничего этого не помню.

   Она хлопнула ладонью по колену.

   – Говорю же: тебе не за что просить прощения!

   – Да, госпожа.

   – Ты неисправим... Я хотела сказать, что Ксалтэр слышал, что говорили другие зрители на арене. Они считают, что ты повелеваешь огнем.

   Таш выпрямился и оглянулся.

   – Что?

   Лаана медленно кивнула, закусив нижнюю губу.

   – Лер говорил то же самое. Что вихри появились, когда ты впал в безумие. И они кружились вокруг тебя. И мне... мне стало интересно. В Шердааре ходят легенды, что некоторые воины-ашареи умеют поджигать своих противников без огня. Правда, о таком уже давно никто не слышал. Ты ведь на самом деле не имеешь к этому никакого отношения?

   – Никакого, – подтвердил Таш. – Это простая случайность.

   – Да, конечно же, – как будто сама себе пробормотала Лаана, потупив взгляд. – Такое даже тинаты не могут. Ожидать подобного от раба...

   Она снова оборвала себя на полуслове и неожиданно поднялась со стула, так и не закончив смазывать царапину.

   – Извини, – зачем-то сказала госпожа. – Муж уже наверняка спохватился и ищет, куда я пропала. Не забудь оставить мази для Заба. Надеюсь, вы оба поскорее выздоровеете.

   Лаана так взмахнула рукой, словно собиралась что-то добавить, но передумала. Вместо этого она рассеянно поправила прядь, выбившуюся из двух сложенных по бокам головы кос, и порывисто зашагала прочь из комнаты.

   За госпожой одиноко хлопнула дверь. Таш еще какое-то время не двигался, затем взял сосуд с лекарством и заглянул внутрь.

   Хватило бы еще на трех с головы до ног израненных мужчин. Что такое случилось с госпожой? Может, следовало соврать ей, что он умеет управлять стихией? Но вот это точно было бы глупо. Лаана права – такое людям не под силу. Разве что в сказках.

   Таш с хлопком закупорил мазь. Шерд был совершенно уверен в одном – сегодня он умудрился разочаровать сразу обоих хозяев.

9. Маг

   В окно светило солнце. Снаружи, во внутреннем дворике, слабый ветер шевелил листья оливы. Чувствовалась свежесть, которая бывает после бури. Ураган оказался настолько сильным, что тинатам пришлось сутки скучать в кельях. Теперь насельники пользовались любой возможностью, чтобы выйти на воздух. Но если старшие чинно и благородно прогуливались мимо сада по галерее, то малышня с удовольствием плескалась в лужах, разбрызгивая грязь, и гонялась друг за другом по всей территории обители. Разогнать детей и заставить вымыться удалось только угрозой лишить их ужина.

   В такой прекрасный день стоило как можно шире распахнуть ставни и наслаждаться теплом. Эртанд же оставил ровно такую щель, чтобы рабочий стол не погрузился в темноту, и сосредоточенно трудился над рабскими ошейниками.

   Прятал стыд в работе.

   Вигларт свое обещание исполнил. В тот же вечер, сразу после поминок, отправился к стражам и вытряс у них имя человека, который носит для Эртанда письма. Как выяснилось, провинился еще и Аствет, с тем же мужчиной пославший пару весточек родственникам в Тамин-Арван.

   В общем-то, между Астветом и Эртандом дружбы никогда не было. Так, простая вежливость. Но и она лучше, чем тихая ненависть. Ведь Эртанд свои письма сжег первым делом, как только покинул трапезную, а Аствету отпроситься под видом какой-нибудь чуши и поступить точно так же ума не хватило. Думал, наверное, что уж его-то в нарушении правил никто не заподозрит.

   Его письма Вигларт с чувством и расстановкой зачитал вечером перед всей обителью, на общем, нарочно для это созванном собрании. Естественно, озвучены были самые идиотские куски.

   Наказание толстяк, которому скоро исполнялось сорок, перенес намного хуже, чем Эртанд. Жилистому молодому тинату ограничения в еде были нипочем, к тяжелой работе он привык. Аствет – нет. Получилось, что наказали его, а настоящий виновник отделался легкой усталостью.

   Обычно добродушный толстяк время зря не тратил. Когда буря закончилась, и тинаты ходили по кельям, делясь друг с другом радостной новостью, в дверь Эртанда никто не постучал. В трапезной он ловил на себе неприязненные взгляды, бросаемые будто на прокаженного. Каждый тинат хоть раз в жизни да нарушал правила обители. Никто не хотел, чтобы правда выплыла наружу. Особенно перед новым настоятелем, который не преминет обнародовать все ошибки, снабдив их остроумными комментариями.

   Никто не рвался стать новым посмешищем, как Аствет.

   Но встречались и совсем другие взгляды. Тэйхис смотрел на Эртанда беззлобно и широко улыбался, хотя сесть рядом не осмелился. Да и в бурю он пару раз заходил в келью старшего тината, спрашивал, не надоело ли ему добровольное изгнание, пока другие тинаты вместе коротали долгие часы.

   Приветливость мальчишки Эртанду показалась странной. Улланду тот не верил, обходил его стороной, как все. А тут с чего вдруг интерес?

   Одному Лейсту все было нипочем. Он и в келью заваливался без спроса, притаскивая "контрабандную" колбасу, о которой Вигларт понятия не имел, и в трапезной плюхался рядом, не замечая кислые морды других тинатов. И теперь он хлопнул дверью в рабочую комнату, впустив из коридора запах лекарственных трав, с которыми в соседнем помещении работал другой тинат. Прошел мимо полок с инструментами, дернул на себя ставни. Поцокал языком, оглядывая друга.

   – Чахлая ро-оза в руке моей роня-ает лепестки-и, – вдруг пропел Лейст. – Сестра у меня эту дурацкую песню все время пела. Только первую строчку помню.

   Эртанд скривился, повертев в руке ошейник. Стоило вздрогнуть от неожиданности – и зачарованное стило, которое рисовало по металлу, как по маслу, прочертило лишнюю линию. Нат безнадежно испорчен. Волшебные свойства у ошейника будут какие угодно, но только не те, что нужно.

   Обруч, печально звякнув, упал под стол, в сундук с выбраковкой.

   – Ну и к чему эта песня?! – обрушился Эртанд на друга. – Я из-за тебя материал потратил!

   – Пф, новый пришлют. Уж на что богачи не скупятся, так это на рабские ошейники.

   Успокоившийся маг кивнул. В самом деле, от года к году заказов на них становилось все больше. Право продавать магические ошейники принадлежало только силанской короне, и наверняка казна неплохо пополнилась благодаря этому.

   – А песня вот к чему: ты сейчас сам зачахнешь как ро-о-оза, – Лейст снова пропел последнее слово. – Того и гляди лепестки осыпаться начнут.

   – Какие еще лепестки?

   – Да какие-нибудь. Какие у тебя есть?

   Эртанд в ответ на этот поток чуши покачал головой. Он не понял ничего, зато Лейст откровенно веселился.

   – Ты уже слышал? – спросил друг, как обычно, перепархивая с темы на тему, как бабочка с цветка на цветок. – Половину огорода водой залило. Прощайте, овощи. И кладбище подтопило.

   – А могила Улланда?

   – Камни твои смыло, и придется еще раз земли сверху набросать.

   Эртанд огорченно вздохнул.

   – Была бы плита, все было бы в порядке.

   – Была бы плита, она бы покосилась. Стражи там ругались – уши вяли. Это же не нам плиты на место ставить. Так что старику Уллу, считай, еще повезло.

   На сей раз Эртанд улыбнулся. Иль покарал неразумного сына? Ну-ну. Скорее, благословил единственного умного человека во всей обители.

   – И конечно, никого не взволновало, почему в конце лета в долину пришла двухдневная буря, которые бывают только зимой, – язвительно произнес он. – Интересно, как это объяснил Вигларт?

   Лейст пожал плечами.

   – Да никак. Откуда ему знать, что для нас готовит Великий Иль?

   – Трактовать Божью волю в отношении Улланда ему это не помешало.

   Друг хмыкнул и шепотом добавил:

   – Ну, если из столицы напишут, может, Вигларт все это как-нибудь и объяснит.

   Они рассмеялись. Иногда казалось, что у настоятеля нет своего мнения. Все слова он повторял за архитинатом, гонцы от которого появлялись раз в декаду.

   Эртанд немного расслабился.

   – И все-таки, Лейст, зачем ты пришел? Пошутить? Отвлечь меня от работы? Новости я бы все равно узнал.

   Друг замялся, подергал ставень, подошел к полке с книгами и бесцельно переставил томики с основными натами, которые должен был знать работающий в этой комнате тинат. Эртанд к ним никогда не прикасался – все необходимые иероглифы он знал наизусть.

   – А вот что-то не по порядку стоят. Непорядок. Вот как я скаламбурил! Ха-ха...

   – Лейст, – строго произнес маг.

   – Извини, я просто не знаю, как начать, – друг помял рукав мантии. – Ко мне только что Вигларт пришел. Попросил, чтобы я вел уроки истории.

   – Что?!

   – Ну да. Он же последние дни тебя заменял. Сказал, что не успевает. Ты же не против, если я возьму твои записи? А, Эрт?

   Эртанд потрясенно молчал.

   Он уже смирился с тем, что его отстранили от преподавания. Не больно-то и хотелось. Если бы не жесткая нехватка учителей в обители, он бы за это никогда не взялся. Обидно было то, как Вигларт его вышвырнул – по дурацкому поводу, прямо при учениках. А теперь он отдает его предмет другому человеку. И кому – Лейсту!

   Нет, Лейст – хороший парень. Веселый, незлобивый. Правда, большая часть науки в его уме не задерживалась. Бывший настоятель доверил ему обучать самых юных учеников азам создания магических предметов, а в остальное время предписал заниматься простым тинатским трудом: зачаровывать оружие на остроту, вещи на прочность. Ничего сложнее Лейст сделать не мог – не хватало силы.

   И вот теперь ему отдают место Эртанда.

   Друг смущенно потеребил светлые вихры на затылке.

   – Слушай, ну я же не нарочно.

   – Да ничего... Честно. Не знаешь, чем же так занят Вигларт, что у него нет времени заниматься учениками?

   – Не-а. Но у его покоев сегодня целая очередь из гонцов. Наверное, проверяет, какие разрушения принес ураган. Если нам запасов не подвезут, скоро не одни вы с Астветом будете на хлебе и воде сидеть. Так я могу взять твои записи?

   – Конечно, – неохотно ответил Эртанд. – Они в келье, в сундуке справа от двери.

   Лейст просиял. Даже бледные веснушки на щеках – и те как будто засверкали от радости.

   – Спасибо! Ну, в самом деле! – он ринулся к выходу, уже выскочил в коридор, вдруг опомнился и вернулся, сунув лицо в проем. – Я все верну!

   После этого друг исчез окончательно.

   Эртанд долго смотрел ему вслед. Затем взял чистый ошейник, стило и начал рисовать сложный иероглиф. Думать не хотелось – мысли могли завести в такие дали, куда заходить не следовало. А что еще могло спасти от самого себя, как не тяжелый труд?

   Стило рисовало на обруче линию за линией. Нат "рабство" был настолько сложным, что покрывал узором почти всю узкую ленту металла. А ведь в него вплетались дополнительные мотивы. Прямые, жесткие штрихи – чтобы рабы не могли лгать, когда им приказывают. Острые углы, изломы – чтобы они не смели ослушаться хозяев и выполняли каждое требование. Узлы – чтобы ошейник нельзя было снять без применения магии. Рабство – это пожизненно.

   Маг не отрывал стило от обода, хотя руки слегка подрагивали. Подлинное искусство тинатов крылось не в том, чтобы создать сложный рисунок, а в том, чтобы наделить его силой. Каждый мастер добивался этого по-своему. Улланд говорил, что воображаемой иглой захватывает внутри себя нить и как будто бы вышивает предметы, которые нужно зачаровать. Эртанд находчивостью похвастаться не мог и пользовался классическим способом – представлял, как будто из него через стило течет струйка магии.

   Один Иль знал, как это выматывало. Эртанд взмок от напряжения. По виску потекла раздражающая капля. Маг наклонил голову, чтобы щекотание не отвлекало от работы. Он уже почти закончил нат. Будет обидно, если рука сорвется на последних штрихах.

   Острие вывело завершающий завиток. Капля пота сорвалась со щеки.

   Кап!

   Плеск почудился такой, словно она упала в море. Эртанд моргнул. Когда он открыл глаза, мир изменился.

   Все состояло из кривых линий. Очертания и цвета предметов сохранились, но теперь на них как будто накладывался второй слой – рисунок углем, состоящий из узлов, широких и узких лент, неизвестных символов. "Схема", – снова, как перед трапезной, пришло на ум. Малая часть иероглифов постоянно приобретала новую форму, ходила волнами, не замирая ни на миг. Большая же оставалась неподвижной, будто высеченная резчиком на каменной плите.

   И все же от них рябило в глазах. Эртанд собрался опустить веки, как советовал Улланд, и...

   И не стал этого делать. Любопытство победило.

   Попытка разобрать что-то в хаосе линий отзывалась острой болью во лбу. Поморщившись, маг опустил взгляд и лишь сейчас заметил, что тоже состоит из вихрящихся линий.

   От неожиданности Эртанда вздрогнул и выронил стило. Оно со звоном покатилось по каменному полу. Неимоверно сложный узор в груди мага изменился и сплелся по-новому.

   Эртанд затаил дыхание, следя за линиями. Он сообразил, что нат – а это не могло быть ничто иное, кроме как отражающий его сущность иероглиф, – отреагировал на страх. Сейчас он уступал место интересу, и схема опять медленно меняла очертания. В то же время некоторые линии оставались неподвижными, а на их фоне складывались новые узоры.

   Маг внимательнее к ним присмотрелся. Казалось, он мог узнать некоторые, но какая-нибудь черточка вдруг извивалась червем и значение ускользало. Эртанд закусил губу, выискивая хоть что-то знакомое.

   Нашел. В середине груди жесткими прутьями вклинился намертво въевшийся в память и иногда снившийся по ночам нат. Эртанд был готов поклясться, что это "рабство", но все-таки заметил некоторые отличия. К примеру, не было добавленного на ошейники рисунка, который заставлял говорить только правду. Зато было много другого, что цеплялось за края иероглифа, опутывая новыми и новыми смыслами.

   "Несвобода", – внезапно понял Эртанд. Это не "рабство", это близкий ему по значению нат "несвобода".

   Линии опять понеслись в безудержном танце. От их хороводов начало тошнить. Эртанд не выдержал и закрыл глаза, для верности положив сверху ладонь.

   Так он сидел почти четверть часа, отмеряя время по собственному сердцебиению и слушая обрывки тинатских разговоров за окном. Никто не обсуждал ничего стоящего, ничего настоящего. Болтали обо всякой чепухе: мозолях от сандалий, каше на завтрак, несносном ученике, который поленился выучить урок. Кое-кто беспокоился о подтопленном огороде, но решил, что Вигларт со всем разберется. Он же настоятель.

   "Надоело".

   Эртанд встал, положил ошейник в сундук для готовых изделий, убрал стило в ящик с инструментами, а затем направился к двухэтажному флигелю, в котором жили женщины. Магов среди них не было, только "служанки для утешения", как любовниц стыдливо именовали в документах. Тинаток селили в отдельных обителях.

   Еще возле крыльца душновато запахло цветами. Из окна лилась неумелая мелодия лиры. Игравшая девушка иногда не попадала в ноты, и подпевавшие подруги ее журили. Кто-то в глубине дома громко рассмеялся.

   Весь мир мог встать с ног на голову, но в царстве женщин не менялось ничего.

   От мысли, как Эртанд прижмет к себе Юссис, настроение понемногу улучшалось. Маг взбежал на второй этаж и постучал в комнату любовницы.

   – Почему так рано? – раздался возмущенный голос. – Ты же сказала, что придешь через полчаса! Ой...

   Дверь открылась. На Эртанда уставились большие зеленые глаза. Юссис явно никого не ждала – длинные русые волосы разметались по плечам, а на теле была одета одна полупрозрачная сорочка. Маг залюбовался видневшимся сквозь нее хрупким силуэтом.

   – Я поднял тебя с постели?

   Юссис хлопнула ресницами, мгновенно преображаясь в коварную соблазнительницу. В голосе сразу обнаружилась хрипотца, которой только что не было и в помине. Девушка распахнула дверь и принялась ходить по комнате, наклоняясь так, чтобы Эртанд мог во всей красе наблюдать ее ягодицы. А поднимать ей пришлось много что. Заколки, какие-то шкатулочки, ленточки – разные женские хитрости были разбросаны по всему маленькому посещению. Даже на балдахин Юссис умудрилась закинуть одно из платьев, которые занимали кровать.

   – Заходи, сладкий. Прости, пожалуйста, я думала, это Кари. Мы с ней хотели повышивать вместе. Ты рановато что-то... Настоятель не будет ругаться?

   Будет. Срок наказания не закончился, а Эртанд не выполнил заданную на сегодня работу.

   – Мне все равно, – признался он.

   Юссис остановилась.

   – Эрт, солнышко мое, ты не боишься его злить еще больше? Он же запретит тебе видеться со мной.

   – Будешь скучать по мне? – улыбнулся он.

   – Ну конечно! Светик мой ласковый, я ж тут без тебя от тоски помру.

   – Кари составит тебе компанию.

   – Ой, эта Кари! – Юссис поморщилась и с загадочным видом добавила: – Сейчас что расскажу...

   Пока она щебетала, расчищая кровать от хлама, Эртанд устроился в кресле. Он очень долго подбирал для себя женщину и теперь с удовольствием ею любовался. Юссис лучше всех отвечала его требованиям: невысокая, хрупкая, необычно загорелая для силанки. Ее фигура не поражала идеальностью пропорций, но мага это не волновало. Однажды Юссис призналась, что в борделе не пользовалась популярностью из-за узких бедер и узловатых рук, на которых сказалась утомительная работа прачкой в детстве. Но умела она многое. И еще она хотя бы немного напоминала Лил.

   В отличие от некоторых тинатов, которые приписанных к обители женщин ни во что не ставили и обращались с ними, как вздумается, Эртанд Юссис берег. В ответ она его боготворила и выполняла все, что он просил. Маг надеялся, что любовница делает это искренне, а не потому, что для бывшей проститутки родить ребенка от тината было единственным шансом прилично устроиться в жизни. Особенно если у ребенка тоже откроется дар и его заберут с глаз долой. Поэтому очередь стать спутницами тинатов никогда не иссякала, и далеко не всегда сюда рвались публичные женщины. В редких случаях любовницы возвращались в обитель и жили здесь годами, на деле становясь тинатам женами.

   Но кое-кто все же тосковал. Не было здесь, видимо, чего-то, что встречалось только на воле.

   – Скажи, – прервал Эртанд пустую болтовню любовницы, – тебе бы не хотелось обратно в Тамин-Арван?

   – Ты боишься, что я тебя не люблю? – обиделась красавица.

   – Нет. Я имею в виду, не скучно ли тебе тут? Может, чего-то не хватает?

   – Чего? У меня есть ты, эта взбалмошная дурочка Кари, платья и все вот это, – она обвела рукой уютную комнатку. – Кормят каждый день, сытно, делать ничего не надо, только о тебе заботься, гладь да ласкай. Зачем мне в Тамин-Арван? Руки до крови стирать чужими тряпками? Или гробиться под любым мужиком, который накопил несколько медяков на шлюху?

   Маг расслабился.

   – Не злись. Я бы не хотел, чтобы ты туда вернулась.

   Юссис чарующе улыбнулась.

   – Ах ты мой сладкий. Я никуда от тебя не денусь, пока ты сам этого не пожелаешь. Потому что все твои желания для меня закон.

   Она закончила уборку, поправила толстые занавеси на балдахине и соблазнительно села на край кровати, показывая длинные ноги.

   – Ну что, солнышко, иди ко мне.

   Эртанд скинул сандалии и забрался в постель, мимоходом проведя ладонью по гибкой талии девушки.

   – Может, сначала станцуешь для меня?

   – Все, что попросишь, дорогой!

   Она с готовностью вскочила, но маг успел заметить выражение неискренности на ее лице. А когда Юссис встала и закружилась в танце, на ее груди вдруг расцвел букет иероглифов.

   В сердцевине шевелил лепестками уже знакомый Эртанду нат "несвобода".

10. Раб

   Ураган бушевал до следующего утра. Барабанной дробью стучал град вперемешку с каплями дождя, завывал ветер, до ночи без передышки рокотал гром. Он мешал спать, но Таш поймал себя на мысли, что все вместе это даже уютно. Дома, за толстыми каменными стенами, с наглухо запертыми ставнями, казалось, что снаружи не происходит ничего страшного. Работы было меньше, и рабы со слугами почти все время просидели вместе, за приятными беседами, от забиравшегося через щели холода кутаясь в одеяла и войлочные накидки. Хал уболтал управляющего откупорить бочонок со слабенькой наливкой, и остаток дня в окружении расслабившихся мужчин, с сидящими в отдалении женщинами, с постоянными переглядываниями между двумя этими группками, прошел неплохо. Напряжение, которое чувствовалось в отношении обитателей особняка к новым рабам, наконец-то стало таять.

   Утром, выйдя во двор, Таш грешным делом подумал, что с удовольствием обменял бы вчерашние посиделки на обычный летний вечер. Лишь бы не было урагана.

   Двор по щиколотку залило водой. Ночью, пока все спали, в доме подтопило нижние помещения. Лаана полчаса топталась вокруг своего маленького сада: то охала, заламывая руки, то принималась ругаться на родном языке, непонятно и оттого особенно выразительно. Зрелище и правда было унылое. С ярких цветов облетели лепестки, сочные листья на деревцах из Ллитальты обвисли, побитые градом. Слуги, которые в тот день выходили в город, рассказывали, что такое творится по всему Тамин-Арвану. По некоторым улицам оказалось невозможно ни пройти, ни проехать.

   Небеса словно отыгрались на людях за вчерашнюю передышку тройным размером работы. Ее с лихвой хватило всем. Даже Заб, которого взяли писарем, сегодня не помогал госпоже с бумагами, а месил грязь вместе со всеми, перетаскивая промокшие вещи наружу, для просушки. Лаана – госпожа – и та возилась в садике, спасая цветы.

   Единственным, кто ничего не делал, был эс-Мирд. Тренировочную площадку размыло, и он появился во дворе ненадолго, хмуро все осмотрел, раздал приказы и спросил управляющего Оттарта, не видел ли тот его золотой перстень-печать. После этого Таш несколько раз сталкивался с господином в доме. Эс-Мирд царственно, с гордо выпрямленной спиной ходил по комнатам, продолжая искать потерянную печатку и морща свой благородный нос каждый раз, когда ему преграждала путь суетящаяся челядь. Подтопление его как будто не волновало.

   Таш радовался, что за мешками, которые он таскал наверх, чтобы не заплесневели запасы, никто не видит его взгляд. Хозяйское равнодушие злило. Таш убеждал себя, что у эс-Мирда есть полное право заниматься собственными делами. В конце концов, зачем еще господам столько слуг, как не затем, чтобы самим ничего не делать? Но потом Таш вспоминал об Илартане. Бывший хозяин от доброй работы не отказывался никогда, хоть и кутил после нее настолько же лихо, насколько тяжело трудился. И дело было не в том, что из-за бедности Илартан не мог позволить себе много рабов или слуг, поэтому вкалывать приходилось самому. Таш видел достаточно обедневших дворян, которые все домашние заботы сваливали на чужие плечи, лишь бы попивать вино да ни о чем не думать.

   Нет, здесь дело было только в эс-Мирде.

   К полудню Таш умаялся так, что только и мечтал о еде. От кухни уже веяло аппетитными запахами, а по звону чанов прислуга догадывалась, что там уже накрывают на стол. Наконец, Оттарт отпустил всех, чтобы люди могли смыть грязь и привести себя в порядок перед обедом. Поэтому они сильно удивились, когда увидели перед столовой управляющего и эс-Мирда, которые не пускали никого внутрь.

   Когда Таш подошел к кухне, Заб уже был там, мялся возле стенки. Коридоры в дальнем крыле, где располагалась столовая для слуг, не отличались шириной, но, несмотря на толкотню, рядом с татуированным рабом оставалось много свободного места. Перед тем как присоединиться к товарищу, Таш огляделся.

   Никто, кроме Хала, не торопился набиваться в друзья к новичкам. Им выдавали поручения, разговаривали, когда это было необходимо, но не более того. Ослабшая вчера натянутость вернулась, и пока что Таш не понимал, кто или что тому виной.

   – Не знаешь, что случилось? – тихо спросил он Заба.

   Тот развел руками. В светло-серых глазах отразилась растерянность.

   – Пропало что-то, говорят.

   – Послушайте меня! – над исходящим от прислуги слабым гулом возвысился голос управляющего. – Все здесь? Кого-кого нет? А, эти. Ничего страшного. Заходите в столовую, но не садитесь. Господин хочет с вами побеседовать.

   Гул сменился взволнованными перешептываниями. "Чтобы господин – и сам пришел?" – ловил Таш обрывки приглушенных фраз. "Дурное что-то случилось. Вот помню последний раз..." "Сплюнь, – советовала Нади, служанка госпожи, товарке помоложе. – Сглазишь. А вдруг радость?" "Да по лицам не скажешь", – взвешенно отвечала та.