Текст книги "Форт Росс"
Автор книги: Алекс Кун
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)
– Ты Нерчинский договор читал?
Алексей вытащил из завалов на своем рабочем столе тонкую папку, которые, с недавних пор выпускает московская бумажная фабрика.
– Читал.
К чему это он? Что вообще происходит!
– А то, как его из батюшки выжали ведаешь? Считай, два десятка тысяч маньчжур, с пушками да стрельцами чосонскими под тем договором отметились!
Молчал, отгоняя дурные предчувствия.
Алексей сделал паузу, ожидая моей реакции, потом сел и открыл папку.
– Сговорились мы с батюшкой, что дело наше ни в чем нужды знать не будет, но договор сей позорный пересмотреть потребно.
Мой жирный таракан, по имени Авантюр, попытался дезертировать с извилин и уползти в пятки. Они сдурели? Им победы в голову ударили? Китайцев уже ныне миллионов сто народилось! Таракан усиленно царапался лапками и требовал его выпустить, он, мол, лучше вплавь обратно, чем тут в тепле.
Алексей продолжил, как ни в чем не бывало.
– Сроку нам государь не поставил, но и конфузии не простит, ты его знаешь…
Далее царевич вещал как рекрутер перед крестьянами. Может действительно лучше вплавь обратно? Таракан активно засучил лапками, выражая полную поддержку.
Что мне известно про эти склоки с маньчжурами? Сильные конные воины, холодное оружие, многочисленны, особенно после того, как захватили весь Китай и посадили на поднебесный трон свою династию Цин, организовав великую империю Цин, подгребающую под себя все округи. Армия минимум тысяч пятьсот, если не больше. Таракан стой! Ты куда! Мне же одиноко будет! Вместе не так страшно дрожать под кроватью!
– Алексей, поведай мне, как мы сотни тысяч цинов с пиками и пушками склонять к новому договору нашей тысячью будем?!
– Это ты мне поведай, граф Сахно!
Алексей даже развеселился. Шах и мат. Причем, мата много.
Уселся напротив улыбающегося кандидата на призрачную, согласно новым вводным, корону вице-империи. Посмотрел ему в глаза.
– Никак, Алексей. Животы только там оставим. Мы ныне не то, что на ноги встали, даже не народились! Годы потребны! Десятилетия!
Алексей заулыбался еще шире
– Годы так годы. Нас государь-батюшка покамест не торопит. Ступай граф, помысли, опосля еще поговорим. Да, зайди к капитану нашему, они опять о построениях спорят. Словом, принимай хозяйство, обер-камергер.
Последние слова вставший и обошедший стол Алексей произносил дружески потряхивая меня за плечи. Оставалось только поклониться, сдерживая мат, заполнивший меня после шаха. Таракан прикинулся мертвым и не отсвечивал. Может и действительно помер, от разрыва мозга. Нельзя же так сразу на баррикады!!!
Шел по коридору, придерживаясь рукой за переборку и компенсируя ногами крен. Мысли попрятались, и их приходилось вытаскивать силой из укрытий. Отбросим пока скромную армию маньчжуров – к чему хорошо бы придти? Таракан шевельнулся и намекнул, что идти надо домой. Тогда переформулирую. Какую поставить программу максимум, раз уж программа минимум с мирным пересмотром границ по Амуру все одно нереальна? Правильно – будьте реалистами, требуйте невозможного…
Невозможным у нас числится Ляодунский полуостров и «бухта спокойного путешествия», которую китайцы именовали Люй шунь коу, а англичане, много позже, Порт-Артур. К этому аналог КВЖД и незамерзающее Желтое море. Мысли вновь попрятались от душераздирающего, предсмертного вопля таракана. Действительно, нельзя так травмировать психику.
Обнаружил, что давно стою, открыв дверь в офицерский кубрик, задумчиво терзая вычурную ручку двери. Поднял глаза на любопытно рассматривающих меня офицеров. Встряхнулся.
– Господа офицеры, Алексей Петрович поручил мне принять участие в решениях экспедиции. Давайте обсудим, наши планы. Время ныне дорого, опоздаем немного, и лед нас не пропустит…
Засиделись заполночь. Кто в лес, кто по дрова. Алексей филонит – эскадре явно не хватает единоначалия, а главный у нас тут царевич. Надо будет поговорить с ним.
Совместными усилиями и моими криками протолкнули вопрос о буксировках и общем построении. У нормального адмирала эти вопросы заняли бы десять минут и два приказа. Точно надо с Алексеем перемолвиться.
Ночью не спалось от нервов и духа помершего таракана. Как страшно жить! Попытался успокоиться, уйдя в дневник. На чем там остановился? На загрузке?
С загрузкой экспедиции все ясно. Перегруз, но все одно мало. С учетом новых вводных так вообще курам на квохтание. Одного только самоду… эээ…самодержавного духа много. Им бы… впрочем, отвлекаюсь.
Еще одним слабым местом России, после дураков, точнее, необразованных – стали дороги. Множество мелких заводов, начавших выработку всего, что только удалось внедрить, по всей стране вызвали коллапс перевозок. Артели хотели заработать себе копеечку и гнали внушительную производительность. Возницы присоединялись в желании копеечек к артельщикам и заводчикам – но лошади были категорически против. Не секрет, что лошадь везет не более полутоны, да и то, по относительно ровной дороге и при хорошей телеге. На равнине можно и тонну на телегу уложить, но как дело дойдет до холмов и раскисших дорог, эта тонна на дороге и зазимует. Одного только железа выделывалось немногим менее полумиллиона тонн в год, это значит, миллион тонн руды перевезти, восемь миллионов тонн угля, известь, футеровку. 40 миллионов тонн продовольствия перевезти, чтоб прокормить 18 миллионов человек. И это только начало списка.
Транспорт – основа благосостояния любой страны. В своем времени не понимал этого так ясно, как увидел тут. Дороги, это действительно артерии, без которых никакие мозги и никакое сердце организм не спасут.
Россия обрастала верфями при каждом городке, стоящем около водных путей. К чести городков – верфи на них были и раньше, но крупнотоннажным кораблестроением не занимались. Теперь лихорадочно выпекались деревянные баржи в сто и более тонн водоизмещением.
Вот тут и проявилось единство тезиса «дураки – дороги». Грамотных людей, даже с учетом потока иностранцев, недоставало. Про бригады монтажа силовых установок вообще молчу – эти работали как проклятые, но все одно множество построенных самоходных барж и буксиров стояли на берегу и ждали своей очереди. Некоторые самоходные баржи использовались как обычные, так и не дождавшись двигателей. В итоге возросла нагрузка на буксиры и пошли мелкие аварии, начиная от отказов двигателей и заканчивая столкновениями, так как мощности буксира не хватало, чтоб вытянуть чрезмерный для него груз против разошедшегося ветра или еще какой напасти.
При этом парусные речные суда продолжали строиться. Даже гребные лодочки пользовались популярностью.
Про гужевой транспорт даже не упоминаю. Все армейские понтоны первой очереди давно были списаны из армии и переданы транспортникам. Как обычно, на этом деле многие погрели руки, но многих и поймали со всеми вытекающими, точнее отсекающими, последствиями. Нынешняя судебная система предпочитала не иметь тюрем, где тати кормятся за счет государства.
Вот только понтоны имеют свои ограничения в вездеходности – вопрос трактов становился более острым, чем недостаток лошадей. Лошади с юга хотя бы поставлялись, а вот дороги сами не прокладывались.
Даже рад, что мне удалось сбежать из этого сумасшедшего дома, где проблемы ширились снежной лавиной и ходили по замкнутому кругу «дороги – дураки». Правда, выяснилось, что сбежал не туда, согласно новым вводным. Но кто ж знал!
Морские перевозки становились одним из чувствительных наполнителей казны. На них обстановка выглядела аналогичной. Торговый флот, более чем наполовину состоял из трофейных судов. Производство Апостолов в Архангельске приостановили, так как рук категорически не хватало, все опытные кадры либо работали над ледовой программой, либо передавали опыт на других верфях. В следующем году Севастополь должен будет спустить на воду первый черноморский Апостол, еще через год заработает строящаяся верфь в Ревеле, но пока приходилось обеспечивать до 60 % импорта наших товаров иностранными кораблями, ганзейскими и средиземноморских государств.
Ганзейцы ныне стали серьезной торговой организацией, с оборотом примерно в 15 миллионов рублей, из которых более трети приходилось на вложенные в союз русские деньги. В связи с этим, в совете Ганзы русские купцы имели явное большинство, хоть и председателем стал немец, бывший при мне старшим советником.
Ганзейский банк начал составлять заметную конкуренцию Русскому банку, причем, большая часть руководителей обеих банков вышла из Италии, являясь родственниками. Любопытно было смотреть на их попытки доказать друг другу, кто тут самый умный. Ничего, мы еще банк вице-империи в Петербурге откроем, если Алексей не озадачит меня еще чем-либо убойным.
Средиземноморские торговые пути имели свои особенности. Кораблей к Константинополю приходило так много, что бухта Золотого Рога стала подобна проспекту в час-пик, заполненному автомобильной пробкой. Наши патрульные пары не успевали прочесывать средиземное море, и на Петра сыпались жалобы о пиратских набегах. Если честно, лично мне кажется, что промышляют не столько арабы, которых изрядно вычистили с морей, сколько наши ушкуйники – но фактов не имею, этим сам Петр занимался. Арабских пиратов чистили вместе с мальтийцами – у этого ордена вообще дела шли в гору. Рыцари пользовались всеми тремя нашими базами, на Гибралтаре, на Мальте и в Дарданеллах. Кроме значительных средств, изъятых в Константинополе, орден начал получать значительные подношения от средиземноморских государств. Рыцари шли в орден потоком, строились новые суда, закупалось вооружение. Думаю, гроссмейстер нацелился на старую базу ордена – Родос, а может и на Триполи косится. В любом случае, мальтийцы поднимали голову на средиземноморье и русские послы при Османском дворе старательно использовали этот козырь, для сохранения статус-кво. Теперь османам угрожали не только русские корабли и десанты, но и мальтийцы, которые только и ждут отмашки, чтоб вернуть себе «исконные земли». Хотя, Франция скоро начнет давить на османов, обещая им помощь в средиземноморье, и начнутся горячие деньки. А как только они наступят, Петру станет не до «игрушек» Алексея, и мы можем оказаться «брошенными». Вспоминая характер Петра – он может еще и поставить нам в вину, что мы не исполнили его «поручение» если с войной у него пойдет что-либо не так. Ох уж удружил мне Алексей, с «прожектами». Опять у меня временная вилка. Надоело!
Отложил описание «достижений». Попытался успокоиться. Кто из историков называл это время неторопливым? Да тут только успевай поворачиваться! Еще лучше – уворачиваться, но это не всем удается.
Вспомнил, про свое, так и не отданное, поручение мастерам. Глянул на время. Ладно, отложу на утро. Надо тогда встать пораньше. Зашел в кубрик к морпехам, велел дневальному передать по смене, чтоб меня разбудили. Задумался о будильнике – за эту диковину человечество меня точно проклянет. Но что делать, будильник будут ненавидеть в обоих случаях – если он прозвенел, и если он не прозвенел вовремя…
Некий прообраз будильника уже изобрел Платон, в стародавние времена. Звали то чудо Клепсидр, и работал он по принципу водяных часов, из которых вытеснялся воздух во флейты. Вот Клепсидр и гудел. Гудел не все время, а интервалами, которые настраивались клапаном, открывающимся на определенное избыточное давление и потом закрывающимся. Говорят, таким образом Платон, две тысячи лет назад, отмерял время занятий со своими учениками. Своеобразный школьный звонок.
Вспоминая про водяной будильник, упомяну и народное средство – пара тройка стаканов воды на ночь, и утром обязательно вскочишь. Вот только зависимость объема выпитого и времени подъема зависит от многих факторов, и будильник выходит не точным. Петухи гораздо точнее.
Говорят, у Леонарда да Винчи был прообраз водяного будильника, который переворачивал кровать спящего. Но о Леонардо много чего говорят, да и давно это было. Ныне пришло время механического проклятия спящих.
Это еще только начало. В мое время будильником становились очень неожиданные вещи. Были специальные коврики, которые будут звенеть, пока на коврик не встанешь ногами. Были трезвонящие, раскатывающиеся по квартире тележки, которые нужно было поймать, чтоб заткнуть. Придумали даже светящиеся подушки, которые вспыхивали, будя спящего, да еще реагировали на наличие головы, давящей подушку. Множество ухищрений выдумали, пытаясь разбудить человека – будильники с головоломкой, которую надо собрать, чтоб он замолчал, будильники «бомбы», которые нужно «разминировать». Были даже будильники, которые после срабатывания получали доступ к электронному счету своего клиента и начинали его транжирить – говорят, самые действенные будильники. Самым «правильным» будильником считали сложный электронный агрегат, который определял фазы сна человека, и будил его во время «легкой» фазы – тогда человек просыпается легче всего и не чувствует себя разбитым. Но до таких чудес пока как до Луны. Начнем выпускать простые механические будильники с колокольчиками – чем не диковина. Это все при условии, что мне опять под локоть всяческими политическими интересами стукать не будут. Впрочем, отвлекся.
Если верить примете «какое утро, такой и день проведешь» то у меня, наметились проблемы с выживанием. Отвык от работы, от кораблей на хорошей волне, от неожиданного обрушившегося потока внимания. От неожиданностей.
Для начала, застал утром двух ведущих мастеров-жестянщиков за шахматной доской. Идиллия. Только с ней плохо сочетались зажатые у сидящих мастеров между ног ведерки, да и ходы они странными звуками обозначали. Пришлось начинать с разноса, так как от атмосферы каюты у меня самого подкатило к горлу, а эти два умника тут в шахматы играют. Погнал мастеров наверх, сам нашел капитана, с просьбой внимательнее следить за здоровьем пассажиров, ибо нам зеленокожая раса людей пока без надобности. Словом, хотел решить один вопрос – вынужден был решать другой.
Посиделки с мастерами устроили только часа через два, обсуждая модернизацию гнезда впередсмотрящего на фок-мачте. Мачты на «ледоходах» стояли добротные, складывающиеся, как на канонерках, но уже железные и с закрытыми, обогреваемыми марсами на краспицах.
– Ма… эээ… господин граф, как работу справить ясно, но для чего сие?
Мастера буквально подались вперед, поедая меня взглядом и теряя напускную вальяжность. Вот! Совсем другое дело! А то задрали носы перед матросами, мол, «мы лучшие». Матросы у нас в экспедиции тож не по кабакам набраны. Даже кок умудряется из сухпая шедевры делать.
– То наши глаза, други. Мыша летучего все видали? Так вот он в ночи так и летает – пищит, и ушами слушает, откуда эхо прилетит. Эхо ему и про препятствия на пути все расскажет, и про обед его ночной. Вот и мы, как тот мышь будем, реветь, да большими ушами слушать.
– Так мышь же тихо летает, его, поди, и не слышно совсем.
– Это нам не слышно, уж больно тонко он пищит, а мышу все отлично слышно, можете у студиозусов наших поспрашивать.
– А чего тогда нам реветь потребно, коль божьей твари пищать заповедано?
Вздохнул, набивая трубку и пересаживаясь поближе к открытому иллюминатору, за которым летели рваные клочья тумана над серыми горбами волн. Придется второй раз все сначала рассказывать, видимо мой первый рассказ прошел мимо мастеров, роющихся в эскизах.
Для стройности картины пробежал мысленно по «огурцам» в своей мозговой банке. Заодно и труп таракана затолкал поглубже. С чего начать? Наверное с того, что не прихватил с собой в это время обычную СВЧ печку, что в мое время стояли почти в каждой квартире или офисе. Есть в этих печках одна небольшая деталька – магнетрон называется. В нем электричество преобразуется в сверхвысокочастотное электромагнитное излучение, которым и разогревают продукты. Выдрать этот магнетрон из печки, приделать к нему антенну – вот и готов передатчик радиолокатора. Проблема будет только с приемником и отображением принятой информации. Пока этот путь для нас заказан. Но локатор нужен.
Порхающие у берегов реки мыши и навели на мысль, последовать за природой. Но только своим путем. Мышь пользуется ультразвуком, но у нее задачи иные – ей не нужно привлекать звуками хищников и она на мелкие цели охотиться. Чем выше частота звука, тем лучше от «видит» мелких букашек. Но есть у ультразвука оборотная сторона, как в любом деле. Если прислушиваться к грозе, то слышно, что далекие раскаты только «грохочут» а к близким добавляются еще свисты, скрипы, скрежет – становятся слышны высокие частоты небесной вакханалии. Высокие частоты «вязнут» в атмосфере быстрее, чем низкие – вот мы их и не слышим в далеком громе. В итоге, чем выше частота звука, тем быстрее он затухает. Ультразвуком в воздухе далеко не «пощупать».
Оставалось использовать то, что уже имелось на кораблях – туманный ревун. Вся переделка поста наблюдателя сводилась к надстройке в виде маленькой «орудийной» башни на крыше, в которую войдут голова и плечи наблюдателя. Поверх башни сделаем пневматический ревун с рупором, по бокам два рупора, загибающиеся к ушам наблюдателя. В передней стенке башенки небольшой иллюминатор, под ним пара циферблатов – один циферблат секундомера, градуированный в метрах, другой циферблат показывает азимут. Пост наблюдателя штатно оборудован проводной связью с рубкой, так что, информация о препятствиях не залежится.
Как секундомер в метрах градуировать? Шесть секунд – километр. На самом деле, звук пройдет километр за 3 секунды, но ведь ему еще вернуться надо – вот и будем градуировать секундомер сразу в расстояние до цели, чтоб наблюдатель не занимался вычислениями. Задача у матроса будет простой, плавно поворачивать слуховую башню, периодически нажимая клапан ревуна, замирая, и дожидаясь эха. При наличии эха – докладывать на мостик азимут и расстояние.
Были два скользких момента. Первый – ревун над головой будет оглушать наблюдателя. Тут выкручивались массированной тепло и звукоизоляцией, включающей в себя массивные пробки, затыкающие слуховые рупоры в момент нажатия клапана ревуна. Второй – посторонние шумы. Крики чаек, плеск волн, завывание ветра. С этим бороться сложнее, но ответ на этот вопрос нашел еще не родившийся Гельмгольц – резонансные камеры. Более того, в мое время, точнее, в мою юность, с подобными резонаторами вся страна знакома была. Большинство офисных помещений оборудовали фальш-потолками с дырочками. Порой и стены были зашиты такими панелями со множеством отверстий. Это был не «дурацкий дизайн», как говорили более поздние и менее начитанные строители. Это были резонаторы Гельмгольца, существенно снижающие посторонние шумы. Камера между потолком и фальш-панелями с дырочками образовывала тот самый «объемный резонатор» который поглощал шумы в определенном диапазоне, усиливая шумы на одной, расчетной, частоте. Прекрасная идея, как обычно, увязла в исполнении. Строители не всегда умели пользоваться необходимыми формулами, для расчета зазора между потолком и фальш-панелями, приляпывая плиты с отверстиями как придется. В результате, эффект резонатора удавалось получить далеко не всегда и потолки начали заделывать просто декоративными плитами, которые не требовали никаких расчетов.
Каюсь, формулу резонатора не помню и сам. Все что помню – частный случай: объем в один литр с отверстием горловины в 1 кв. см. и длинной горловины в 1 см. имеет резонанс на звуковой частоте 170 Гц. Выше частота – меньше объем, при прочих равных условиях. Зависимость не линейная, а квадратичная, но выводить ее пока без надобности, этим пусть студенты развлекаются. Нам, на первых порах, хватит метода проб.
Ничего невыполнимого в таком звуковом локаторе нет, для ремонтной мастерской на ледоколе, при наличии материалов, его изготовление – дело пары дней. Другой вопрос, что наблюдателей, которых предложил называть «акустиками», отбирать и готовить нужно гораздо дольше, и заниматься этим следовало начать еще год назад – но что делать, если «разумная мысля, приходит опосля». Будем наверстывать.
До обеда успел еще поорать на буксирный наряд, который не проследил, как именно закрепили буксирные концы с ледокола на кочах, в результате пришлось дрейфовать на неприятной волне и перезаводить концы. Буксировка, это отнюдь не простое дело. Волна поднимает суда по-разному, канат то провисает, то дергает со всей силы, вырывая крепеж. Каждому волнению соответствует своя длинна буксира. Длина каната должна быть ровно такой, чтоб оба судна одновременно поднимались на гребень волн, и за этим надо постоянно следить. Не говоря уже о том, что привязывать буксирный канат можно только к силовым частям конструкции корабля, а вовсе не к фальшборту коча. Да и не привязывают буксир в прямом смысле. Канат толщиной в ногу человека не очень то и завяжешь. Такие канаты кладут на горизонтальную конструкцию, на подобие спинакер-гика, только с амортизаторами, и приматывают к ней более тонким канатиком. Пытался вспомнить, был раздел буксировки в программе обучения наших морских школ, или это мой прокол. Так и не вспомнил.
После обеда, когда традиционно народ пытался подремать, устроил кабинет отоларинголога. Проверяя всю команду на предмет скрытых акустиков. Более правильно, наверное, было назвать кабинет просто «ото», так как занимался только ушами. Полное наименование слова, из моего времени, включает три греческих корня ухо-горло-нос, из которых меня интересовал только слух. Замечу, что слух у жителей этого времени значительно лучше моего, истерзанного, в свое время, шумами города и громкой музыкой в наушниках. На мой взгляд, акустическую вахту может нести каждый из наших моряков, за редким исключением. Но раз уж потратил время до ужина – отобрал наиболее одаренных. Теперь нужно будет согласовывать изменения судовой роли с капитаном.
Жизнь текла своим чередом. Погода не баловала, валяя суда по волнам и пряча от нас солнышко. Экипажи медленно втягивались в ритм путешествия. Первую длительную остановку мы сделали только в Печерской губе, через тысячу километров хода по неспокойному морю и изредка попадающимся небольшим ледовым полям. Два коча уходили на Печору.
Льдины высматривал умышленно. В Баренцевом море они гораздо скромнее, чем в остальных северных морях. Сказываются отзвуки теплого Гольфстрима. Вот после Новой Земли, отсекающей остатки теплых течений, лед будет суровее. Был шанс проверить ледокольность конвоя «на кошках». Что могу сказать. Эти льдины – не показатель. Раньше не ходил на ледоколах, и подсознательно ожидал, что ледокол будет выползать на льдину, потом проламывать ее и выползать снова, как, собственно и задумывалось. Ожидал постоянного колебания вверх-вниз. Но Авось вошел в ледовое поле с хрустом и вибрацией, которой все и ограничилось. Никаких скачков не наблюдалось. Неожиданно.
Все команды высыпали смотреть на пробу сил ледокола. Сквозь шорох и треск хода во льдах гремели победные выкрики команд, видимо только теперь поверивших, что льдины нам не препятствие. Плохо. Боюсь, что теперь маятник настроений качнулся в другую сторону, и капитан может полезть в паковые льды, которые нам не по форштевню. Провел разъяснительную работу.
Особым случаем за прошедший поход могу назвать лишь обнаружение острова акустиками, сквозь летящие хлопья тумана. Зрительно остров не просматривался. Акустический пост заработал на марсе фок-мачты примерно тогда, когда мы вышли из горла Белого моря, и шли к Канин носу. Пристрелочные вопли ревуна привели к некоторому брожению команды, вылившемуся в не совсем приятную кличку акустиков – тетерев. Добавляли еще – глухой тетерев, но «глухой» не прижилось. По правде, ревун в кубриках был почти не слышен, благодаря обильной теплоизоляции, но ночью ловил себя на том, что вслушиваюсь в короткие гудки, и когда они учащались, если акустик что-то услышал и начинал очередями уточнять цель – напрягался, готовясь бежать на мостик. Сна это, безусловно, не улучшало. Но человек привыкает ко всему.
Зато обнаруженный за три сотни километров до Печорской губы остров мы обошли как по локатору. Остров визуально удалось увидеть только мельком – низкий, но обширный кусок земли. Даже странно, что акустики его засекли при таком плоском профиле. Льдины им так засекать не удается.
Позже, акустики проморгали низенькие острова при входе в Печорскую губу, за что получили неудовольствие от капитана, затем от меня. Хорошо, что туман поднялся, и стал низколетящими облаками, оттеняя серое небо художественными мазками. Острова заметили впередсмотрящие. Могло ведь и нехорошо получится.
Короткая стоянка на рейде устья реки Печоры, без высадки на берег, продолжилась трехсоткилометровым рывком к Вайгачу. Дошли только ночью, и на этот раз акустики углядели острова перекрывающие дорогу к нашей цели. Даже провели нас между ними.
Жутко было, до холода в животе. Ледокол рыскал прожектором, вязнущем в темноте и тумане, из гнезда на мостик шли депеши азимут-дальность, офицеры рубки стояли, вцепившись в поручни. Конвой крался на скорости около 8 километров в час, чтоб боцман на лоте успевал оценивать глубину. Все равно было страшновато. Так и казалось, что вот сейчас из тумана выскочат острые скалы, и мы сядем на них всем конвоем как бусины на ежика. Пронесло. Витус даже выразил благодарность акустической вахте, которая эту благодарность немедленно потребила внутрь, для снятия напряжения. Так и дошли до обширной бухты, расположенной посередине западного побережья острова Вайгач. По определению наших тетеревов – «множественное эхо». Бухта действительно изобиловала камнями и морской живностью. Самое место для берегового наряда ледового пути.
Высаживались на берег под веселый гомон команд. Остров прикрывал рейд от северо-восточного ветра, и тут, среди россыпей гигантских валунов, стало вполне комфортно. Убрать бы еще вечную сырость, но от добра добра не ищут.
Можно считать, что на Вайгач высаживаюсь второй раз, хотя, первый был в другой жизни и в другом месте. Остров, по-прежнему вылезал из воды невысокими, обрывистыми камнями берегов, переходящих глубже в низкие холмы. Камни сверкали первозданной обнаженностью, изредка прикрытой мхами и редкими кустиками травы. Топливо на Вайгаче представлялось выброшенными на берег плавунами, и не росло в естественном виде. Впрочем, как и в большинстве мест северных побережий, вдоль которых пройдет наш Ледовый Ход. Топливо и было одной из основных проблем.
Зато все побережье обладало другим ресурсом – ветра тут имелось в избытке. Конкретно на Вайгаче еще богато бежали ручейки, отдавая на порогах значительную мощность. Но все береговые форты у нас имели типовое оборудование с ветрогенераторами, так что пока гидроресурс Вайгача будет просто радовать первых наших поселенцев своим видом и рыбкой.
Оговорюсь, что поселенцы на Вайгаче случались и раньше. На северном берегу тут испокон веков стояли святилища самоедов, куда они наведывались по своим религиозным праздникам. Сотню лет назад тут встал острог стрельцов, перекрывающий судам путь в Мангазею. Правда, слабо себе представляю, чем стрельцы могли помешать судам. Разве что бежать по льду к маневрирующему судну и брать его на абордаж. Если с юга острова пролив между ним и материком был около 3х километров шириной, и там реально было заметить и контролировать суда, то с севера острова пролив между Вайгачем и Новой Землей имел ширину более 40 километров, и контролировать его стрельцами на стругах представлялось мне нереальным.
Курил на камне, рядом с устьем ручья на северном побережье нашей бухты. На рейде Юнона спустила оба своих грузовых понтона и теперь на них шла погрузка деталей будущего берегового форта. Рядом с берегом маневрировала канонерка, пытаясь подойти максимально близко к месту будущего строительства и обеспечить монтажников светом на ночь. Монтажники обсуждали будущую стройку так, что даже мне, в полутора километрах от эпицентра, было слышно особое мнение некоторых специалистов. Думаю, если акустики на ледоколе отключат фильтры-резонаторы, то смогут слушать все разговоры. Надо будет подумать над таким усовершенствованием – в чужих портах это может оказаться не лишним.
Настроение колебалось между опасениями, основанными на начале настоящего ледового пути, и усталостью, накатившей после пройденного, относительно легкого, участка. Отвык от беготни и слаживания. Отвык от потока проблем.
Отдельным вопросом хотелось бы выделить несколько вечерних бесед с Алексеем. Про Нереченский договор мы пока обоюдно молчали, а вот про единоначалие в экспедиции пришлось говорить основательно. Прав был Грибоедов – горе от ума. От себя добавлю, горе от ума, пользующегося обрывками информации. Вот где действительно горе.
Алексей штудировал «Государство» Платона. Впитывая в себя то, что он считал «прогрессивным» и пропуская мимо мозга приводимые даже Платоном отрицательные примеры. Насколько мне известно, греки к демократии относились далеко не так восторженно, как это виделось царевичу. Уже тогда народ можно было «зомбировать» речами ораторов и добиться любых решений. По крайней мере, Сократа казнили именно «волей народа». В этом ключе становится понятно, почему у греков так популярны были курсы ораторов, и чиновник считался неполноценным, если не обладал высокими ораторскими навыками.
Вот и Алексей пал жертвой многотомной демагогии. Кстати, демократия и демагогия слова однокоренные. Символично.
Выслушав восторженные планы царевича о будущем устройстве государства, приуныл окончательно.
– Алексей, давай тогда начнем твои преобразования прямо ныне. Вечером соберем команду на ледоколе и проведем выборы капитана. Лично мне нравится, как готовит кок. Он действительно мастер, коль умудряется из наших сухих запасов такую вкуснятину ваять. Буду за него свой голос поднимать. И много моряков меня поддержит. В итоге кок у нас встанет у кормила, а на камбуз отправим Беринга. Не нравится?! Тогда давай еще шире возьмем. Проведем выборы в деревеньке под Рязанью, кому у нас на ледоколе капитаном быть… А что так? Нет, Алексей, это ты меня послушай! Не надо мешать все в кучу. Поверь мне, будут у власти не те, кого народ избрал, а те, кто горлом, враньем да деньгами возьмет. Будет, не спорь. Старосту в деревне избрать, это одно – там все друг друга знают. Да и морду набить обманувшему старосте можно, не велика птица. Дальше уже только «женитьба по портретикам» выходит. И портретики будут приукрашивать безмерно.
Аргументы. Контраргументы. Да сколько тех греков то было?! Деревня большая… Тяжелый разговор. Алексей насупился, теребя пуговицу камзола. Духовник его, демонической наружности, вообще непонятную позицию занял, вроде как и согласен со мной, но Алексею не перечит. Наркоманы. Кольнулись иглой древних идей и теперь в облаках витают. Розовые слоны им глаза закрыли. Да какой выбор у крестьянина?! Что он знает о людях, лезущих в центральную власть? Либо плюнет на все эти дурацкие выборы, либо отдаст голос за того, за кого боярин укажет. В связи с тем, что голосовать по новым законам надо рублем – скорее всего, плюнет. Старосту еще выберут, но с более высокими должностями конфузия выйдет, к гадалке не ходи.