Текст книги "Заклинатель (СИ)"

Автор книги: Алекс Каменев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– А Ульф, это как я понимаю жених Греты? – уточнил я.

Все трое мужичков закивали.

– Ага, он окаянный. Сидел бы в избе, так нет, выскочил, когда Грета заголосила. Дрыном господина Лютера по спине перетянул, пока остальные солдаты его не скрутили.

– И правильно сделали, – горячо поддержал второй мужичок. – Дурной мог и до беды довести, пустили бы всем красного петуха, а самих на деревья развесили.

Я лишь качнул головой, поражаясь услышанным размышлениям.

Га-Хор внутри презрительно усмехнулся, поведение селян вызывало у заклинателя отвращение. Они напоминали ему стадо овец, ведомых на бойню. Овцы блеяли, толкались, но покорно шли куда указывал пастух, безропотно подставляя шею под нож.

Типичная ситуация для средневековья. Баронская дружина приехала в деревню за оброком, налог по-современному, главному приглянулась одна из сочных грудастых молодух, захотел симпатичную крестьяночку по-быстрому попользовать. Но вмешался жених. Которого по итогу обвинили в нападении на солдат владетельного сеньора. Последовала наказание в виде плетей, в назидании остальным, чтобы знали место.

В принципе, ничего особенного. Все согласно веяниям времени. Осталось решить, как поступить, оставить как есть или вмешаться. С одной стороны, сам выступлю нарушителем закона, с другой буду чувствовать себя слабаком, сбежавшим от проблем. Га-Хор из принципа бы не отступил, заставив заплатить за испорченный вечер у костра. Ему было плевать на крестьян, но свой покой заклинатель ценил особо.

Я тоже по итогу решил вмешаться, потому что происходящее выглядело неправильно. Но перед этим следовало кое-что уточнить, чтобы не бросаться вперед сломя голову.

– А что, Лютер и правда сотник? – спросил я у мужичков.

Трое вновь усиленно закивали.

– Сотник, сотник, кто же еще. У него и лычки есть. Говорят, барон сам придумал.

– И что, в замке прямо сотня дружинников? – небрежным тоном продолжил я.

На этом месте два более сообразительных настороженно замолчали, а словоохотливый с удовольствием выдал:

– Да куда там, повезет если два десятка наберется.

– Понятно.

И замок скорее всего не замок, а халупа чуть лучше крестьянских хибар. А титул барона самовольно присвоен. Любой главарь шайки мог назваться хоть графом, если мог продержаться больше одного месяца. Недавний пример Лесного Барона в этом показателен.

Я тронул коня, раздвигая толпу. Люди безропотно пропустили невесть откуда взявшегося всадника.

– Кажется с него хватит, – сказал я, с высоты седла глядя на стоящего в центре дружинника.

Широкоплечий, коренастый, он живо развернулся, демонстрируя неплохую реакцию. Остальные солдаты раздались в стороны, перехватывая удобней копья. Вооружены легко, в основном топоры и копья, только у двоих мечи, и еще у парочки луки. Доспехи плохонького качества состояли из ржавых кольчуг и побитых шлемов.

Больше похоже на ополчение, чем на регулярные войска. И выучка скорее всего соответствующая.

– А ты кто такой, чтобы указывать нам? – дерзко спросил солдат с кнутом в руке. Должно быть это и есть сотник Лютер.

– Тот кто имеет на это право, – спокойно сказал я и зажег над ладонью сгусток огня. Отсветы фиолетового пламени в вечерних сумерках скользнули по лицам. Люди отшатнулись назад.

Толпа замерла. Наступил критический момент, подчинятся ли солдаты заезжему колдуну, или презрев страх окажут сопротивление.

Глава 25

25.

Страх иррациональное чувство, его почти невозможно контролировать, трудно обуздать. Особенно, если сознание встречается с тем, чего до конца не понимает. Обычные люди не понимали магию, старались держаться подальше и воспринимали умеющих ей управлять кем-то особенным, отличным от простого человеческого рода. Эта особенность бросалась в глаза, заставляла настороженно относится к любому, проявившему хоть толику способностей к магическому таланту.

Именно непохожесть и скрытый страх приводили к сжиганию на кострах колдунов и ведьм в земной истории. Боязнь чего-то, что обычные люди не понимали, заставляла избавляться от источника страха на уровне безусловных инстинктов.

В этом мире магия была в порядке вещей. Но даже здесь древний страх первобытного человека, прячущегося на заре времен от грома и молний, воспринимался карой небес, вызывал настороженность и неуверенность к любому представителю племени чародеев.

Иррациональный, подсознательный страх перед магией, перед колдунами, умеющими ее применить. Это четко читалось в глазах не только баронских дружжинков, но и деревенских.

Стоило загореться колдовскому огню на ладони, как народ шарахнулся в сторону. Но затем подчиняясь инстинктам замер, не зная, что заезжий маг будет делать – то ли ограничиться демонстрацией силы, то ли начнется швыряться огненными шарами, сжигая людей и дома.

В гуляющих отсветах лилового пламени лица людей посерели, в глазах ужас. Но если деревенские могли показать боязнь, то вояки вынужденно держали лицо.

Будь одни, без сомнения отступили бы, не желая связываться с волшебником. Но на своей земле, в окружении крестьян из оброчной деревни, такой слабости баронские солдаты позволить себе не могли. Я поздно это понял, прочитав по глазам упрямую решимость сотника идти до конца.

– Это владение барона Байхорлда, – наклонив голову процедил Лютер, опуская кнут и делая осторожный шаг в сторону. Маневр не остался незамеченным, остальные солдаты рассредоточились.

Даже так. Похоже несмотря они действительно собрались идти до конца. Даже у провинциальных дружинников обнаружилась гордость. Плохо, с ходу не напугать, заставить отступить не выйдет. Видно по глазам. Первая растерянность прошла, в дело вступили другие инстинкты – хозяев земли, защищающих ее от чужака.

Но и мне отступать поздно. Здесь не только уязвленная гордость и потеря лица от плохо вооруженной солдатни, больше похожей на сброд, чем на воинов, но и предосторожность, что один из них не выдержит и нападет, стоит повернуться спиной. Могут пустить стрелу или метнуть копье. Страх принимал разные формы, в том числе в виде желания избавится от объекта опасности радикально.

– Езжай по своим делам, путник. Происходящее тебя не касается, – баронский сотник тоже понял мои затруднения и постарался сгладить ситуацию на свой лад. – Здесь вершиться правосудие за нарушение законов власти сеньора над своими людьми.

Самое забавное, что он прав. Не знаю насчет принуждения грудастой крестьянки к сексу, но нападение на стражников наказывалось строго. Потому что силу могла применять только власть, иначе все могло скатиться в анархию. Таков порядок вещей.

И с точки зрения крестьян все действительно по закону, по традициям, по обычаям, что в это время одно и то же. Но я не они. Мне плевать на порядок. Плевать на баронских солдат, решивших развлечься в деревне. Плевать на самого барона. Я видел перед собой беззаконие и собирался его пресечь, даже если придется пойти против местного феодала.

К тому же, кто сказал, что он прав. С точки зрения землянина двадцать первого века, происходящее было ничем иным, как произволом тех самых представителей закона, который они должны защищать.

В конце концов в эту эпоху, провинциальный барон ничем не отличался от главаря разбойничьей шайки, собирающей дань с захваченных земель.

– А я предлагаю вам отвязать парня и убираться отсюда, пока я окончательно не рассердился, – размеренным тоном произнес я, качнув рукой.

Фиолетовые отблески скользнули по лицам солдат и крестьян, последние не выдержав, подались назад, не желая вставать между противоборствующими сторонами. Сотник скрипнул зубами, мрачно взглянул на сгусток колдовского огня. Сомнения гуляли во взоре вояки. Помедлив, он оглянулся на исполосованное тело, привязанное к чурбаку.

– Ладно, похоже с него хватит, – неохотно буркнул сотник, стараясь не встречаться глазами с подчиненными.

Оценив ситуацию, опытный солдат решил не доводить дело до схватки, посчитав, что кучка деревенских того не стоит. В замок, разумеется, сообщат, и барон Байхорлд будет решать, как поступить с заезжим колдуном. Отправлять вслед погоню или ограничиться грозным предупреждением окрестным деревням, не принимать на постой незнакомых путников.

Поток мыслей так четко читался по лицу сотника, что я чуть не рассмеялся. Он заранее готовил оправдания не только для собственной совести и подчиненных солдат, но и для хозяина, который наверняка спросит, почему колдуна не повесили.

– Правильно решение… – кивнул я, но не договорил.

Нервы самого молодого солдата не выдержали. Привыкнув смотреть на грязных селян свысока (сам наверняка еще недавно был таким), он не сдержал унижения, вскинув лук. Свистнула выпущенная стрела. Я отклонился в седле, ощутив, как смерть прошла рядом, чиркнув по волосам в районе виска.

Глаза сотника Лютера расширились, за доли секунды он понял, что произойдет дальше, и даже открыл рот, собираясь то ли скомандовать атаковать всем вместе, то ли приказывая замереть на месте.

Уже неважно. Если удар нанесен, то бой должен быть продолжен и атакующий уничтожен. Все остальное – проявление слабости. Так учила философия мар-шааг, направляющая по пути не только самосовершенствования, но и искореняющая слабость.

Я швырнул файерболл в лучника. Раздался вопль. Тщедушная фигура, вспыхнула, как спичка. Магическое пламя превратила солдата в пылающий фиолетовый факел. С криками от него бросились прочь.

Ближайший солдат попытался неуклюже ткнуть копье лошади в бок. Животное заржало, взвилось на дыбы. Мне с трудом удалось удержаться в седле. Зато противник получил двумя копытами в грудь. Копейщика отбросило назад изломанной куклой.

Один готов.

У меня был не боевой конь, и скорее все он ударил со страху, но получилось отлично, а главное неожиданно. Остальные солдаты рванули назад. К этому моменту крестьяне разбежались, очистив площадь. Против меня осталось семеро дружинников, включая сотника. Именно он, сориентировавшись, бешено заорал:

– Убить его!!!

Понял, что назад дороги нет и попытался воспользоваться численным преимуществом. Не самый глупый подход. Жаль, совершенно неэффективный в нынешних обстоятельствах.

Я щелкаю пальцами и пространство накрывает белое облако. Туман густой, в вечерних сумерках совершенно непроницаемый для глаз обычного человека. Из глубины тут же раздаются испуганные возгласы бестолково мечущихся солдат. В отличие от них я прекрасно все вижу, и наношу хладнокровный удар, выцеливая ближайшего противника.

Сотканный из теней «Коготь» возникает и тут же режет яремную вену одному из дружинников. Вояка падает на землю, захлебываясь кровью, в безуспешной попытке зажать рану на шеи. Зря старается, порез больший и глубокий, кровотечение не остановить.

Забываю о практически мертвеце, переношу внимание на следующего. Один из копейщиков случайно находит границу тумана, вываливается в вечернюю прохладу и счастливо улыбается, что покинул колдовскую хмарь.

И умирает с улыбкой на устах, получив огненный шар прямо в голову.

Еще минус один.

Я действовал расчетливо, в первую очередь выбирая тех, кто находился близко к краю тумана. Который среди прочего, начал активно жечь кислотой, попадая на открытые участки кожи.

Снова крики ужаса от непонимания, что происходит. Баронские солдаты толкались, слепо водя перед собой руками, не видя ничего кроме густой белой мути. Дождавшись наполнения символа в Сумеречном Круге, я нанес новый удар, выведя из строя очередного противника.

Безжалостно, хладнокровно, просчитывая момент, когда это будет сделать удобно. Я давно заметил за собой такую особенность – в экстремальных ситуациях действовать с холодной головой, и теперь пользовался этим, спокойно уничтожая врагов одного за другим. Полезное свойство, доставшееся от Га-Хора.

«Коготь» и «Пламя» поочередно наполнялись энергией, и так же поочередно я пускал их в ход, убивая с безопасного расстояния. Изредка кому-то удавалось вырваться за пределы круга белой хмари, но он тут же падал, пораженный одним из боевых заклинаний.

Один раз «Туман» пришлось обновить, потому что дымка стала редеть, но это заняло доли секунды, не позволив противнику воспользоваться мелькнувшим просветом. Дальше бой продолжился в прежнем ключе.

Хотя нет, это даже трудно назвать боем, скорее избиением. У баронских солдат не было ни шансов.

Они падали один за другим, пока Лютер не остался один. Схватка сошла на нет. Подождав, пока сотник повернется боком, я нанес удар, перерезая «Когтем» сухожилия сначала на правой ноге вояки, затем на левой. Пепельное лезвие мелькнуло со скоростью молний и тут же исчезло. Сотник со стоном повалился на землю.

Туман рассеивался. Я не слезал с лошади, равнодушно наблюдая, как дымка медленно истаивает. Вечер полностью вступил в свои права, накрывая площадь сумерками.

Откуда-то сбоку возникла тень, обрела объем, превращаясь в девичью фигуру. Грета, невеста Ульфа, бросилась к привязанному жениху, не обращая внимания на валяющиеся вокруг трупы.

– Потерпи, милый, потерпи, я сейчас, – девушка перерезала веревки, держа в руке кухонный нож. Стало понятно, что когда деревенские разбегались, она не потеряла голову и бросилась домой за подходящим для освобождения инструментом.

Храбрая. Как и парень. Таким всегда тяжело.

Откуда-то сбоку прихрамывала старуха и что-то пробормотав, помогла девчонке с раненным женихом. Не оглядываясь, они утащили его с площади. Надо же, похоже не все деревенские трусы. Я проводил их взглядом и с высоты седла посмотрел на стонущего сотника. Помедлил и слез с лошади, откинув капюшон с головы.

– У тебя глаза светятся фиолетовым, – сказал Лютер, держась за раны на лодыжках. Тянуться к оружию он не стал, поняв, что бесполезно.

– Да? – задумчиво протянул я и пожал плечами. – Ну может быть.

Переизбыток перетока энергии и частое применение заклятий в короткий промежуток времени вполне могли вызвать подобный эффект. Но это неважно, никакой угрозе организму это не несло, если не превышать допустимый предел энергетических перегрузок. Га-Хор издавна знал об этом, как и любой более или менее опытный заклинатель. Хотя свечение глаз и не являлось общепринятым феноменом, такое наблюдалось только у заклинателей, имеющих высокий энергетический потенциал.

Что-ж, можно порадоваться. Это один из признаков, что со временем Сумеречный Круг можно будет расширить.

– Зачем ты вмешался? Тебе что, больше всех надо? Я же вижу, ты настоящий колдун для тебя люди ничего не значат, – прошипел Лютер.

Стало немного обидно, зря что ли всех спасал. А еще понятно, что говоря о «настоящем колдуне» баронский сотник вовсе не имел ввиду проявленные боевые заклятье, а намекал на нечто, скрывающееся внутри, видное только очень внимательному взгляду.

Холодное безразличие заклинателя, привыкшего смотреть на мир и происходящие в нем процессы с точки зрения не обычного человека, а стороннего наблюдателя, глядевшего на реальность со стылым академическим интересом.

– Потому что иногда нельзя просто отвернуться, сделав вид, что ничего не происходит, – ровным тоном пояснил я.

– Боги обидятся? – лицо сотника прорезала кривая усмешка, как бы говоря: в гробу я видел таких как ты с вашей помощью бедным и обездоленным.

По крайней мере в храбрости ему не откажешь. Другой бы выл, прося милосердия, этот держится, стараясь глядеть не опуская глаз, хотя не мог не понимать, что теперь для него исход один – на два метра в землю.

– Нет, – спокойно произнес я. – Вряд ли боги обращают внимание на такие мелочи. А мы для них мелочи, если ты еще не понял. Или ты считаешь свою фигуру настолько значимой, что ожидаешь проявления божественных сил?

Здесь я уже не скрыл усмешку, словно предлагая – давай, взывай о помощи, а мы посмотрим, откликнется ли кто-нибудь.

Но сотник понял, что проклятый колдун издевается, упрямо сжал зубы. Он больше ничего не говорил, угрюмо сверля глазами землю перед собой. Только изредка сквозь плотно сжатые губы прорывались короткие ругательства из-за болей в порезанных ногах.

А я стоял и смотрел на него, не зная, как поступить. То есть, все вроде ясно, надо добить и ехать дальше, оставляя крестьян с их проблемами позади. Но что последует за этим? Барон прознает о случившемся, приедет в деревню с солдатами и накажет провинившихся. И плевать, что виновный – колдун, уже далеко. Авторитет надо поддерживать, пусть даже наказывая невиновных.

Дилемма.

Именно так предлагала поступить частица Га-Хора. Заклинатель плевать хотел на тупое стадо крестьян, не способное защитить себя, оказав даже малейшее сопротивление. Для него, последователя мар-шааг, они были ниже животных, которые загнанные в угол хотя бы огрызались, борясь до конца.

Но остатки личности выходца с земли двадцать первого века, не давали оставить все как есть, бросив крестьян наедине с яростью взбешенного феодала.

– Сколько людей осталось в замке? – спросил я, подумал и уточнил: – Вооруженных солдат.

Глаза сотника расширились, он сразу понял, что я задумал.

– У тебя не получится, – хрипло выдохнул он.

По моему лицу скользнула улыбка. Я слегка отвел руку в сторону, вновь зажигая на ладони огненный шар. Сгусток фиолетового пламени подрагивал, вращаясь вокруг оси, завораживая взгляд непрерывностью движений.

Лютер сглотнул, машинально бросив быстрый взгляд на солдат, убитых с помощью колдовского огня. Обожженная кожа, волдыри, черные проплешины – выгладили тела не очень даже для мертвецов.

– Итак? Сколько? – я чуть распахнул полы плаща присаживаясь, намеренно неторопливо поднося лиловый огонь к одной из ног сотника. Лютер вздрогнул, машинально попытавшись отползти, но тут же застонал, потревожив раны. Кровь, кстати, продолжала течь, порезанные сухожилия нарушали подвижность.

– Солдат много, очень много. Сотня, не меньше, – в отчаянной попытке спастись выкрикнул Лютер.

– Да? – протянул я. – А вот крестьяне говорят – не больше двух десятков, – я обвел рукой площадь с лежащими вповалку телами. – И учитывая валящихся здесь, думаю осталось не больше десятка. Разве не так?

Сотник угрюмо молчал.

– Кстати, замок каменный или деревянный? – уточнил я.

В ответ тишина. Пришлось напомнить о других способах добычи информации.

– Не заставляй тебя жечь живьем, воин. Я это сделаю не колеблясь. Вспомни, с кем говоришь.

И он вспомнил, и понял, что за молчанием скрыться не выйдет. Если придется, проклятый колдун его живьем зажарит, пропекая словно поросенка.

– Наполовину каменный, – нехотя выдавил он. – Верх и стены из бревен. Отец нынешнего барона хотел строить из камня, но каменоломни слишком далеко, а укрытие требовалось срочно. Вот и выбрал старые развалины, подобрав место для замка.

– То есть он пришлый? Не из местных?

– Отец нынешнего барона пришел сюда с побережья, – неохотно выдавил Лютер. – Не знаю подробностей, знаю только, что основался он здесь несколько десятков лет назад, пока не умер, оставив после себя сына – нынешнего барона Байхорлда, – помедлив сотник уточнил: – Байхорлд – это местное название скалы, на которой стоит замок.

Помедлив, я кивнул. Выходит, барон здесь чужак. Да и титул барона скорее всего условный. Подтверждалась теория о главаре шайки и времени за которое он сможет удержаться. Следующий наследник мог назваться полноценным графом. А еще через пару поколений появится герцог.

Неплохой карьерный рост для отдельной взятой семейки.

– Что-же, сотник Лютер, пожалуй, нам с тобой стоит пообщаться поближе.

Я схлопнул файерболл. Лютер расширившимся глазами наблюдал, как брызнувшие язычки пламени коснулись кистей колдуна, нырнув под кожу и побежав по венам лиловыми змейками. Голова сотника обреченно склонилась.

Глава 26

26.

Четыре башни, крепостная стена, донжон и хозяйственные пристройки, внутренний дворик – классическое исполнение, выполненное не в камне, а в дереве. Гарнизон – два десятка солдат, половина из которых сейчас лежит на земле. Значит осталось десять-двенадцать дружинников. Плюс сам барон и его сыновья – парочка половозрелых мордоворотов, обожающих портить девиц, напиваться и забивать насмерть подвернувшуюся под горячую руку прислугу.

Папаша тоже не ушел далеко от отпрысков в «развлечениях». Но предпочитал совсем юных девиц. Их ему привозили из ближайших деревень, сам ездить барон уже не хотел и ленился.

Рассказанное сотником не вызвало удивления.

– Сколько слуг? Судя по отношению, защищать они сеньора не будут, – спросил я, ткнув сотника носком сапога в раненную ногу.

Лютер зашипел, но послушно ответил:

– Около двадцати, в основном на кухне бабы, живут там же в пристрое, услышат шум, вмешиваться не будут.

– Мужчины?

– Четверо. Конюх и еще трое, за дровами ездят, лесорубы.

Сотник отвечал быстро, не задумываясь, смирившись, что «проклятый колдун» так или иначе выбьет информацию, даже если для этого придется жечь или резать живьем.

– Если ворота и стены замка деревянные, то их легко поджечь, – задумчиво проронил я, цепко посмотрел на пленника и спросил: – Или нет?

Вояка угрюмо вздохнул. Выдавать военные тайны не хотелось. Но по взгляду колдуна видно – придется.

– Внутри стена полая, засыпана битым щебнем и грунтом. Снаружи обмазана глиной, за ней слой высушенной бычьей кожи, которая плохо горит, поверх еще один слой глины. Ворота укреплены полосами железа.

Выслушав, я неспешно кивнул. Ожидаемо. Никто в здравом уме не оставит столь явную уязвимость, превращая собственное жилье в объект для банального поджога.

– Это было бы слишком просто, – пробормотал я, мысленно прикидывая, сможет ли колдовской огонь справится с подобной защитой. По всему выходило – нет. Заклинание файерболла слишком слабо для такого. Вот если бы третий уровень, да с усилением мощности – от доморощенного замка осталось бы пепелище, и даже подходить близко не пришлось, достаточно выбрать удобную позицию для обстрела.

Кстати, об этом.

– Замок на возвышении? Прилегающая территория хорошо просматривается?

Лицо сотника прорезала кривая ухмылка.

– На вершине холма, я же говорил, там раньше были какие-то развалины, нынешний замок стоит на них. В округе все деревья вырублены, незаметно подобраться не получится.

Что-же, похоже папаша нынешнего барона понимал толк в защитных сооружениях и соображал, выбирая место для крепости. Я бы поступил схожим образом, оказавшись на потенциально враждебной территории.

– Вам его не взять, – Лютер лихорадочно облизал губы.

Я пожал плечами.

– Посмотрим.

– Ворота не откроют, а без них на стену не забраться, замок стоит на скале, – повторил он.

– Помню, скала Байхорлд, – рассеяно отозвался я, мысленно прикидывая возможные варианты штурма. Самый простой – выбить ворота. Пытаться жечь стены или обрушить не получится, это понятно. Оставался только главный вход.

В одном из фолиантов есть описание так называемых «одноразовых заклятий», без внесения в Сумеречный Круг. На земле или другой подходящей поверхности чертилась выбранная схема-пентаграмма, в колдовской рисунок вливалась энергия и происходила активация. Как с невидимым ветром у входа в пещеру, только вместо накопителя и фокуса выступлю я – заклинатель, управляющий чарами напрямую.

Это возможно. Если не усложнять и взять что-нибудь простое из списка. Для сложного потребуется ингредиенты. А так, вполне реально создать «линзу», собрать энергию в пучок, придать форму того же огнешара и долбануть по створкам ворот.

В теории должно получится. Правда, это не заклятье из Сумеречного Круга и перезарядки не будет. А значит будет только один «выстрел».

Хмм… Рискованно. Может вместо силы использовать уловку? Притвориться усталым путником, попроситься на постой. А потом…

С потом возникли проблемы, даже проникнув внутрь, не уверен, что получится справиться с дружинниками, бароном и его сыновьями, судя по всему, знающими с какой стороны держаться за меч. И схватка в деревне здесь не выступает примером. Во-первых, удалось застать врасплох, накрыв «Туманом» сразу всех солдат, стоящих компактно. И во-вторых, никто не ожидал нападения с применением колдовства. Обычные вояки растерялись, превратившись в перепуганное стадо баранов, не лучше крестьян.

Барон наверняка не испугается, как минимум быстро придет в себя, постаравшись организовать сопротивление. При грамотном предводителе, воюющем на своей территории, успех схватки зависел от удачи. На которую полагаться в таких делах нельзя.

Как говорится: удача любит подготовку. Вот с подготовкой проблемы.

– Но тебя они знаю, и пустят, – сказал я, посмотрев на сотника. – Или стража у ворот даже начальству не откроет?

– Если приду без ребят, вряд ли, – мрачно буркнул Лютер, сильнее сжал пораненные ноги. Взгляд исподлобья. – К тому же какая разница, если все равно скоро истеку кровью.

Черт, верно, порезал я его хорошо. Коготь бил быстро, но сильно, глубоко полосуя плоть. Тем более вены рядом, хотя основные вроде не задел, иначе сотник давно бы сдох от потери крови.

Стоит перевязать, еще пригодится. Я оглянулся, собираясь позвать кого-нибудь из деревенских, как вдруг справа прилетел крик:

– Он должен умереть!

В сгущающихся сумерках силуэт давешней девчонки, в руках здоровый колун, в голосе отчаяние, во взгляде решимость довести дело до конца.

Я хмыкнул, кивнул сотнику.

– Убить тебя хочет. И согласись, есть за что.

В ответ угрюмое молчание.

– Как там твой жених, живой? – осведомился я.

Девица потопталась на месте, несмотря на яростное желание прикончить несостоявшегося насильника, подходить ближе не рисковала. И можно понять почему – фигура в плаще с остатками фиолетового свечения вместо глаз отбивало охоту приближаться. Расправившийся с десятком баронских солдат и пленивший их главаря колдун вызывал суеверный ужас. Странно даже, что вышла из дома, другая бы и на такое не решилась. Тем более взяв с собой топор.

– Живой, – неохотно откликнулась девица, и гораздо тише добавила: – Но без сознания.

Как же ее, кажется Грета. Так по крайней мере называл ее один из крестьян, заявивший с бабенки не убудет за мужскую ласку, может еще и заплатят. Интересно, свою жену или дочь, этот хорек тоже бы подложил под солдат, желая заработать монетку?

– Принеси какие-нибудь тряпки, – велел я, кивнул на лежащего на земле сотника. – Надо перевязать его.

Девчонка вскинулась, в глазах гнев и ненависть, и нежелания соглашаться на помощь врагу.

А девка боец. Такой не среди забитых крестьян надо рождаться, а где-нибудь на побережье, в вольных городах. Из таких выходят неплохие бизнес-леди, управляющие собственными Торговыми Домами… Или предводительницы пиратских флотилий. Тут уж как повезет.

– Неси, – я придавил возмущение девчонки тяжелым взглядом, заставив глаза сверкнуть фиолетовым пламенем. И она поплыла, не в силах противостоять колдовству. Слишком глубок страх перед магией, даже у таких отчаянно храбрых девиц.

Она испарилась, зато вместо нее появился другой персонаж, осторожно подошедший со стороны самого большого дома в центре деревни. Дородный, но не толстый, с окладистой бородой, одет чуть лучше других селян. Дай угадаю – староста?

– Прощения просим, ваша милость, – прогудел мужик, останавливаясь на безопасном расстоянии. Видно боязно, но идти надо. Тоже своего рода проявление храбрости. Не только не за себя, за все поселение.

– Вежливые люди сначала представляются, – небрежно указал я, машинально отследив еще две или три фигуры, скрывающиеся в неуклонно наступающей темноте. Сыновья? Соседи? Эти подходить не стали, соблюдая дистанцию.

– Трентон я, ваше колдунство, староста здешний.

Я похвалил себя за верную догадку, и мысленно хмыкнул, дивясь эволюции обращения от милости до колдунства. Звучало забавно, но уважительно.

– Чего тебе, Трентон?

Мужик замялся, бросил неуверенный взгляд на Лютера, сказал:

– Что вы с ним сделаете? – и тут же будто пугаясь собственных слов, торопливо уточнил: – Я не в претензии, понимаю, имеете право, но нам еще здесь жить, а вы уедете дальше. Когда барон прознает…

Тяжкое окончание повисло в воздухе. Пришлось заканчивать мне:

– То накажет всю деревню, что не уберегли его солдат, – я усмехнулся.

Гоняться за приблудным колдуном барону не с руки, к тому же опасно – десяток солдат уже положил, – а вот высказать претензии крестьянам будет идеальным выходом из ситуации. Сохранит лицо, покажет себя строгим хозяином.

– Вот и я о том же, ваша милость, – пробубнил староста и замолк.

Я покосился на раненного сотника, и вновь уставился на мужика.

– Просишь, чтобы я его не убивал? Чтобы подтвердил, что солдаты не сами убились, что виноват колдун?

Трентон закивал, а по лицу Лютера скользнула довольная усмешка. Которую я быстро стер, жестко пнув по кровоточащей ноге.

– Чего лыбишься? Я еще не принял решения, – и желая напомнить всем присутствующим, что дело не кончено, я отвел руку в сторону – и над ладонью вновь заплясал шар лилового пламени.

Староста вздрогнул, сотник скрипнул зубами. На мгновение наступила вязкая тишина. В голове мелькнула быстрая мысль – может бросить все, прикончить придурка, да уехать в закат, пусть деревенское дурачье само разбирается.

Подумал и понял, что не сбегу. И дело не только в человеколюбии – деревенским будет нелегко объяснить произошедшую бойню, и уйти от гнева барона. И не в проявлении мук совести – как ни посмотри, кашу заварил я, перебив баронских солдат. Но и в банальной предосторожности – вдруг придурку феодалу вожжа под хвост попадет, почувствует себя оскорбленным и устроит погоню. Бегай потом, путая следы. Лучше нанести превентивный удар, решая ситуацию до того, как она станет проблемой.

Как говорится: чайники надо валить до того, как они станут паровозами. Кто этого барона Байхорлда знает, может упрется и чисто из принципа захочет наказать наглеца, отправив вслед дружину во главе с сыновьями.

– Нет, всех придурков надо накрыть разом, избавляясь от проблемы, – задумчиво пробормотал я.

Пришла давешняя девчонка Грета, швырнула на землю рядом с Лютером ворох тряпок. В отсветах фиолетового огня женское лицо исказилось от гнева. Но недавний топор куда-то исчез. На колдовской огонь девица почти не обратила внимание.

Сотник со стоном перевернулся, понял, что перевязывать его никто не будет и сам потянулся к тряпичным полоскам. Проследив за его действиями, и убедившись, что вояка знает, что делать, я повернулся к старосте.

– Вы же понимаете, что после случившегося у вас мало шансов убедить барона в собственной невиновности? Даже если удастся, он все равно вас накажет, просто демонстрируя власть. Это неизбежно, – я помедлил. – И неизвестно до чего дойдет. Может ограничиться еще одной поркой, что вряд ли, а может отправит на виселицу всех, кто был на площади. Или вообще всю деревню спалит.

В последнее верилось слабо, кто будет сжечь источник оброка, и староста на это указал, прогудев: