Текст книги "Тропа в Огнеморье (фрагмент)"

Автор книги: Алекс Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Карета везла их по дороге, не менее древней, чем бескрайняя степь вокруг. – Нет ничего длинее, чем поездка через Степное Море. – Сказала Селена. – У нас масса времени, Агастан. Не расскажешь ли подробнее о том супермонстре номер два, который способен противостоять твоей маре? – Еще не способен. Но немного времени, и это будет большой вопрос кто из них номер два. – Как тебе удается их находить? – Ну, такую как Илона я искал доглгие годы. Что касается второго обладателя Суперсилы – на него мне указал талисман Искрящаяся Тьма. – Но он же не у тебя – у Илоны. – Илоне я его отдал после. У талисмана было множество хозяев. Но у всех он бездействовал, в том числе и у меня. – А в чем заключается его действие? – Ну, прежде всего, он должен указать на Избранника. Избранник – это тот человек, которому талисман передаст свою огромную Силу. – Но талисман был создан века назад, и за все это время Избранник так и не появился? – Совершенно верно. Не так просто им оказаться. Необходим огромный талант к работе с Силой. И еще – им может быть только потомок создателя Тьмы Маноле-Шарпианина и ее первой Избранницы – Эржбеты. – Это сужает круг претендентов. В "Саге о фаэтане" говорится, что у этой экзотической парочки была всего одна дочь – Да. У той, в свою очередь, всего двое детей. – Они размножались гораздо медленнее, чем мои рабы. – И все же, спустя столетия талисман проснулся. У него появилось вдруг темно-вишневое сиияние, и это указывало, что Избранник уже подрастает в этом мире. – С каким же огнем ты играешь, Агастан! В сравнении с ожившей Тьмой даже мара – ерунда. Ожившая Тьма – это ключ к Семерым Спящим. А уж эти ребята запросто восстановят и Армию Семисот. Только как этой командой собираешься командовать ты? – Избранник, точнее Избранница – это девчонка. Зеленая и неопытная. Я накопил достаточно возможностей, чтобы превратить ее в свой инструмент. – Но почему ты отдал талисман Илоне? – Я не мог отыскать Избранницу. Лишь получал сигналы, что она повилась. Ну, и мог догадываться, что искать нужно где-то в Майастре. Хранитель талисмана, обладающий большой Силой, такой, как у Илоны, имел и больше шансов на встречу с ней. Сила притягивает Силу. Я отдал талисман Илоне, и не ошибся. В итоге судьба свела ее с человеком, который оказался отцом девочки. И Илона теперь его жена. – Вот это фокус! Два супермонстра в одной семейке! Не завидую остальным ее членам. – Остальные состоят из одного человека. – Это совсем мало. – Нет. Совсем мало – это ноль. Впрочем, возможно мы придем и к этой цифре...

Осенний ветер, гуляющий по степи, все свирепел. А вот пейзаж за окном почти не менялся – будто карета попала в заколдованный круг. Агастан укутался в свой плащ. – Но "Тьма", – сказала после долгого размышления графиня, специфический талисман. Он требует способностей не только к магии, но и ко Злу. Как у девчонки с этим? – Насколько знаю – пока не очень. Но это беспокоит меня меньше всего. Из злого человека тяжело сделать доброго, из доброго злого – пара пустяков. – Да, Агастан, с тобой я не скучаю по цирку! Ты сам – непрерывный цирк. – Если это комплимент, то спасибо. – Не комплимент – неоспоримый факт. Кстати о фактах. Раньше я полагала, что "Сага о фаэтане" – собрание небылиц. – Как раз небылиц там почти нет. – Но разве не нелепость, к примеру, эти древние "дирижабли", которые якобы могли перепрыгнуть через Степное Море чуть ли не за считанные часы?! – Не перепрыгнуть – перелететь. – Но, судя по описанию, у них не было никаких крыльев! И потом, если эта чудо-техника и вправду была, куда она потом вся исчезла? – Ответ знает только ветер. – Агастан развел руками, и тут же закрыл распахнувшийся плащ. – Но он-то – бесцеремонный тип – ветер думает лишь о себе...

15. "Визит не вежливости" ("Сага о фаэтане")

"Визит эльфийского короля в Вальхиану был неофициальным, но по важности он стоил десятка официальных поездок. Конфликт Севера и Юга достиг невероятного накала, и до прямого столкновения оставалось совсем немного. Можно ли и нужно ли давать ответ на лемарионский вызов? Решения, принятые сейчас, должны были определить всю дальнейшую судьбу Гондванеллы... В эту поездку вместе с королем Эйэтом и его первым министром Юлианом отправились также королева Флории Шейла и командир ее гвардейцев рыцарь Эфиальт. Чернокожие флорианцы впервые проявили столь активный интерес к внешней политике. Прежде их интересовали только внутренние проблемы и экономика, прочее они традиционнно оставляли в ведении эльфийского короля. "И вот результат, – подумала Шейла, – кто-то подвел континент к порогу небывалой войны, а флорианцам теперь придется танцевать под чужую музыку." Но Шейле не в чем было винить себя: молодая королева совсем недавно взошла на трон. Зато Эйэт пребывал у власти уже более столетия, и у него накопилась масса возможностей подвергнуть сомнениям собственные решения... Они прибыли не в столичный город Чоару, а в Майастру. Здесь находился на отдыхе король Вальхианы. Однако, на самом деле, встреча с ним была, в большей степени, отвлекающим маневром. От своих и от чужих тщательно скрывали эльфлорийские визитеры, что все надежды на свободу Юга возлагают они теперь на трех совершенно неиизвестных ни серьезным политикам, ни серьезным финансистам и совсем еще юных парней...

– Маги-самоучки... юнцы... люди. – Высказал вслух давно беспокоившие его мысли Эйэт. – Как вышло. что мы, эльфы, обращаемся за помощью в магии к людям?! – Это не так странно. мой господин, как это может показаться на первый взгляд. – Попытался успокоить короля первый министр Юлиан. – В конце концов, огнеморские эльфы произошли от людей. И первых поселенцев на север Эльфлории привели дайаны именно отсюда – из Майастры. – Эльфлорийский сечас – самый распространенный язык на Юге. – Сказала Шейла. Языки были ее большим увлечением, она в совершенстве владела пятью. – Но в нашем языке много древних вальхианских слов. Это отголоски того древнего переселения. – Истинно так, Ваше величество! – обрадовался неожиданной поддержке Юлиан. – То была всего лишь наша предистория. – Не поддавался успокоительным речам король. – Когда же началась сама история, и появились истинные эльфы – они превосходили людей во всем. И, прежде всего, – в магии! – Эльфы и сейчас, – назидательно поднял палец Юлиан, – превосходят людей в быстроте, выносливости, ловкости... – Белых людей, – уточнила черная гора мышц по имени Эфиальт. – Ах, оставь, Эфиальт, – вздохнул Эйэт, – ни вы, ни мы не настолько быстры, чтобы уворачиваться от пуль! – Хотел бы я посмотреть на того лемарионца, который увернется от моего арбалета. – Усмехнулся Эфиальт. – Допустим, наши арбалеты еще могут противостоять ружьям. Но что противопоставим мы дирижаблям, самолетам, бомбам, пушкам?! Могли бы свою магию, если б не потеряли ее почти полностью, сохранив лишь жалкие остатки! – Будь она только вашей, вы бы ее и не теряли. – Сказала королева Шейла. – Что ты имеешь в виду? – Не понял ее мысли эльфийский король. – И эльфы и их магия – результат многовековой деятельности дайан. Деятельности очень энергичной, не всегда понятной, а порой и весьма странной. Приведя первых поселенцев в Северную Эльфлорию дайаны полностью запретили им пользоваться металлами. Даже дома строились без единого гвоздя. Люди вернулись к деревяным мечам и каменным топорам. Дайаны создали закрытую зону, в которой многое разительно отличалось от жизни в других местах Гондванеллы. И нарушать этот уклад жизни категорически запрещалось. Но когда появлись истинные эльфы, дайаны постепенно передали власть им. Это сами эльфы отошли от древних традиций, и, в том числе, вернули в Северную Эльфлорию железо и прочие металлы. Но тогда-то ваша магия и стала ослабевать. – Тебе двадцать четыре года, Шейла, а мне – триста семь. – Сказал Эйэт. – Но иногда выясняется, что ты знаешь больше меня. Как такое возможно? – Я много читаю, мой эльфийский брат. – Улыбнулась Шейла. – Читающий хорошие книги, в год проживает десятки жизней. – Но, господа, – вмешался Эфиальт, – вернемся к тем трем соплякам, ради которых мы сюда и притащились. Что нам, вообще, о них известно?"

16. "Три Бриза" ("Сага о фаэтане")

"Знакомые прозвали их "Три Бриза", ибо подобны были они ветрам, приносящим свежесть моря в душную скуку полудня. Забавно, у моря не родился ни один из них, но грезили его просторами все трое, и в портовом городе Майастра пересеклись их пути. Море и магия – вот, что влекло их более всего. Волканская магия тогда переживала далеко не лучшие дни. Качающимся весам была подобна история Огнеморья. Взлетала магия – опускалась наука, взлетала наука – опускалась магия. Лемарион, где магия не котировалась никогда, явно шел на подъем. А школы грозноморской магии тихо вырождались, продавая по дешевке осколки суеверий, которые стояли еще меньше, чем просили за них продавцы. Три Бриза, еще не получившие это имя, и не познакомившиеся толком, преходили от одной школы к другой, так и не находя то, что искали. Потом от солидных и бесплодных школ они перешли к общению с одиночками, имеющими репутацию психов. Все чаще посещали они центр "Каролина", где находились магазин и библиотека, специализирущиеся на книгах по мистике. В этой "дотлевающей" среде и обратили они, наконец, внимание друг на друга. Все трое искали не тления, а огня – вот почему их дружбе не мешало и то, что происходили они из разных стран. Маноле, самый старший и молчаливый из них, приехал из Шарпианы. Младшего звали Сильвиу, родиной его была Тавиана, а характер он имел мечтательный и легкий. Он пел и играл на гитаре так, что это становилось предметом восхищения в любой компании. Но никогда и тени самодовольства не возникало в нем. Олеко был из деревушки в горах, лежащих на пути в Майастру. Он был прирожденный лидер, решительный смелый, не боящийся никаких преград. Подружившись, они решили снять одну квартиру на троих. Жилье в сказочном городе причалов и пляжей стоило недешево. Но им удалось найти чердак, сдаваемый по вполне сносной цене. Чердак с видом на море! Когда дано уже им было имя Три Бриза, то по отдельности их стали величать на старинный вальхианский манер: Маноле-Шарпианин, Олеко-Вальхианин, Сильвиу-Тавианин. Позже, когда разворошив седой пепел, добрались они наконец до живого огня, и после долгих поисков и споров коснулись подлинной сути магических искуссств, уже по другому стали называть их в разговорах люди: Шарпианский Маг, Вальхианский Маг, Тавианский Маг..."

17. "Тигане" ("Сага о фаэтане")

"На северо-западе Тавианы лежит провинция Тигина. Это край, где знаменитые тавианские леса особенно густы. Живут в том краю тигане – черноволосые, смуглые бродяги, чье сердце навсегда отдано Пути. С приходом теплого времени года большая часть тиган покидает свои селения, чтобы отправиться на заработки в другие края. Но своебразны заработки тиган. Петь, танцевать, да гадать на картах вот их любимое ремесло. Зато поют они – заслушаешься. Тигина – маленькая провинция, да и Тавиана – не великая страна. Но музыканты тавианские всей Гондванелле известны. А как иначе, если даже сами эльфы им рукоплещут?! Но не была бы такой эта слава, если бы не было в Тавиане тиган. Тиганскую скрипку в тавианском оркестре всегда отличишь!..

Какая-то таинственная связь есть между тиганами и эльфами, хотя внешне так разнятся они. Эльфы золотоволосы, белокожи, одеты с утонченным вкусом. А смуглым тиганам – чем ярче одежда, тем красивее! Но манит и тех и других простор и свобода лесов. И за песню красивую и душу готов продать, что эльф, что тиган! И колдовством своим славятся и те, и другие...

Только вот запутались эльфы в последние века. Не Красотой стали жить, а Учением о Красоте. Все людей на Путь Истинный наставляют, а сами не сбились ли с Пути часом? Вот уж одели эльфы города свои в камень и металл, да и в "большую политику" вошли. Что-то, конечно, они в результате приобрели, но и что-то очень важное при этом сохранить не удалось. Не все еще потеряно, хвала Богине, далеко не все. Все-таки, эльф – он и в политике – эльф. Но слишком близко подошли светозарные к опасной черте...

С другой же стороны, чем сильнее отходят эльфы от своего старинного уклада, тем сильнее влекут их тигане, сохранившие его... От прочих племен стеной отгорожены эльфы. Даже переехав границу, живут отдельно и общаются издалека... Но если доведется вам попасть поздним вечером в "табару"– кочевой лагерь тиган, который разбивают они где-нибудь в лесу, вдали от посторонних глаз... Если позволено вам будет подойти поближе к костру... Не удивляйтесь, если увидите, что есть в пестрой тиганской толпе и иные, бледные, похожие в полумраке на призраков существа... Смотрите, не отрываясь, на сидящих рядышком тиган и эльфов! Как отличаются! И до чего похожи – аж в глазах рябит!.."

18. "На пути в легенду" ("Сага о фаэтане")

"Эльфы не вступают в брак с людьми. Почти никогда. Но если повстречается вам в Огнеморье полуэльф, то второй половиной своей, почти наверняка принадлежит он тиганам. Таким был и Сильвиу. Но не полуэльфом звали его в Майастре, а тавианином. Волосы русые, глаза голубые, кожа смуглая, ни на тигана, ни на эльфа не похож, приехал из Тавианы – так и вошел в Историю как Тавианский Маг...

Олеко родился в деревушке в горах, встающих на пути к Майастре. Отец его был пастухом, и сам Олеко пас овечек уже с малых лет. Первые годы в Майастре он не очень-то вспоминал об этом. В глазах горожан, любой из них – поумнее, чем деревенский пастух. Но посмотреть по сути – горожане поверхностны и суетливы. У Алеко же была масса времени, когда он пас стада – помечтать, почитать, просто посмотреть на звезды. Горожане любят жить чужим умом – работать на богатого хозяина, следовать советам авторитетных мудрецов. Но где бы горожанин ни был, в доме ли, в храме, или мастерской – не пересекает он городской черты. Пастух же живет в двух мирах. Деревня – царство стабильности, как и город. Но пастбище-то вовсе не таково! Пастибище – никто не скажет толком: где начинается и где кончается оно? Даже у моря есть свои берега, у пастбища – нет... Но как отыскать столь непонятное место? Оно там, где молодые, свежие травы, и где прохладные, чистые ключи. Оно – источник жизни, вечно переменчивый и вечно молодой... Не мощеными, широкими дорогами ведут пастухи свои стада. И в густой чаще, и сквозь колючий кустарник, и по узкой тропе, что нависла над бездной проходит их путь. Кто-бы ни встретился в дороге – и лютый человек, и хищный зверь рассчитывать пастух может только на самого себя. Но отвечает-то он за всех! Ни одна овечка не должна пропасть на трудном и долгом пути... На этих путях и выковалась воля Олеко, на этих тропах и отточился его пытливый, независимый ум...

Как и Вальхиану, Шарпиану относят к району Северного Грозноморья. Но не вся же Шарпиана лежит на морском берегу. Северные районы страны упираются уже в великий степной простор. Маноле родился именно там, в городке у рубежей, где кончались распаханные земли и начиналась дикая степь. Городок его был маленьким, но оживленным – именно через него проходил торговый путь, ведущий в далекий, но огромный и богатый Лемарион. С приходом каждого большого каравана жизнь становилась вдруг шумной и многокрасочной. С уходом – наступала вдруг тишина, и нарушал ее лишь вой ветра, скользящего по глади равнин...

В разных местах родились Три Бриза, но были все эти места – провинция и глухомань. Майастра, город у моря, о котором ходило множество легенд, стал их второй родиной. Вторая родина, правда, поселила трех рыцарей мечты на стареньком чердаке. Но когда городу потребовалась новая легенда – он сразу вспомнил о них..."

19. "Ожидание Непредсказуемого" ("Сага о фаэтане")

"Высокие гости поселились в Майастре в одном из особняков короля Вальхианы. Здесь же они провели встречу с тремя молодыми магами. Так Три Бриза оказались за столом, воистину накрытом по королевски. Да еще впридачу с королевой Флории и эльфийским королем. Молодые маги подвергли тщательной дегустации меню, попутно изложив свой весьма нестандарттный план спасения народов Юга. – А вы уверены, что в состоянии осуществить задуманное? – с сомнением покачал головой Эфиальт. – За свою часть работы отвечаем головой. – Заверил Олеко. – Только бы остальные участники не подвели. – Не должны. – Сказал Эйэт. – В проект будут вовлечены исключительно надежные люди. – Но проект требует возвести на полигоне аэродром...– начал Юлиан. – Имитацию аэродрома, господин первый министр. – Уточнил Маноле. Всего лишь имитацию. Нам не нужны ни работающие дирижабли, ни работающие самолеты. Самолеты можете слепить из чего угодно. А вот с дирижаблями, действительно, придется повозиться. Они должны висеть в воздухе, привязанные к причальным мачтам. Тут рука Маноле непроизвольно ухватила бутерброд с красной икрой и поднесла его ко рту. Но Сильвиу выручил отвлекшегося друга и завершил его мысль: – Следовательно, вместо моторов у дирижаблей могут быть и муляжи, но все прочее должно быть настоящим. – Не просто, но осуществимо. – Подытожил первый министр Юлиан. – Вы единственная, кто не сказал еще ничего. – Обратился к Шейле эльфийский король. Королева Флории грустно улыбнулась: – В этом мире не так уж много по настоящему крупных козырей. Фактически, всего три. Лемарионцы ввели в игру Науку. Мы теперь пускаем в ход Магию. Неиспользованным остается лишь один. – Какой же? – спросил Юлиан. – Я молю Богиню, чтобы в ближайшие годы никто не произнес вслух ответа на этот очень верный вопрос...

Давно уже не случалось такого. Вся Гондванелла гудела как возбужденный пчелиный рой. Новые учения пройдут на полигоне у Развилково! Эльфлория и Вальхиана готовят свой ответ на вызов Лемариона. Но что реально в состоянии противопоставить они?.. – В отличие от нас, Ваше Императорское Величество, – сообщил министр торговли Цркадло, – южане не раздают билетов бесплатно. А так как ажиотаж велик, прибыли от продажи билетов давно уже превысили расходы на аренду полигона! – Оставьте ваши экономические глупости! – Император Эльзенвангер был мрачен и раздражителен. – Мы не нищий Юг – есть у нас и другие источники дохода. Но почему никто до сих пор не в состоянии мне доложить: что конкретно собираются они на этом полигоне показать?!"

20. "Творец, Принцесса, Продавец" ("Сага о фаэтане")

"Высокие цели поставили Три Бриза перед собой. Олеко и Сильвиу безоглядно устремились вперед на их штурм, все силы и помыслы сосредоточив на готовившихся маневрах. Но Маноле думал не только о будущем – у него были веские причины то и дело оглядываться назад... Отец Маноле был строителем. Но не простым – а от Неба. И камень в его руках становился податлив как глина – что хочешь мог из него слепить. Но когда завершал работу – и глина его тверже камня была. Такой мастер недостатка в заказах не знал. Но приятели говорили ему не раз – "А все же в столице ты б за такую работу гораздо больше получал!" Он только пожимал плечами в ответ. Но однажды собрался и уехал в столицу Шарпианы город Томирис вместе со всей своей семьей. На новом месте заработки и впрямь возросли. Хотел отец пустить и сына по своим стопам. Но иной талант обнаружился в мальчике – талант живописца. Подумал отец, и решил увлечение Маноле поддержать. И деньги теперь лишние водились, и хорошего наставника-живопица в Томирис можно было найти. А выйдет из сына на этом пути толк – поболее строителя станет получать...

Уже к семнадцати годам Маноле стал заметен среди живописцев Томирис. Он увлеченно создавал картины на темы мифов. У него был выразительный рисунок и отличное чувство цвета, а воображение отличали полет и необузданность. Однажды в столице объявили конкурс художников. Молодая принцесса Эржбета вознамерилась построить в королевском саду Храм Арайены, Рая Героев. И храм этот предстояло расписать. Эржбете было и того меньше, чем Маноле – всего шестнадцать. Сооружение храма стало одним из первых серьезных дел, за которое она взялась. И она жаждала возвести в королевском саду нечто необычное, о чем пойдет молва и за пределами города, и за пределами страны. Работы шарпианских мэтров, написанные уверенной и бездушной рукой, не вызывали у нее ничего, кроме скуки. Юной наследнице троне хотелось найти что-то свежее, способное затронуть сердца... Вот почему о конкурсе на роспись храма было объявлено так широко, и участие в нем мог принимать любой.

Свой первый чердак Маноле обжил не в Майастре, а в Томирис. Именно он, уже имеющий опыт проживания среди крыш, ворон и голубей, переехав в Вальхиану, предложил двум новым друзьям приобщиться к жизни между домами и звездами... В столице Шарпианы художник, желающий быть в курсе новостей своего цеха, непременно должен был жить в Квартале Художников. И Маноле, уже в семнадцать лет, когда появились у него первые заказчики, переехал туда. Так стал он жить отдельно от семьи отца, хотя и оставались они в одном городе, и он часто наведывался в отчий дом. Тем не менее, в полной мере можно было назвать его самостоятельным человеком. Проданные картины обеспечивали минимальный необходимый заработок, но темы заказов удовлетворяли его далеко не всегда. Вот почему весть о новом конкурсе так увлекла его: и тема близка, и оплата, в случае успеха, обещала быть далеко не рядовой. А в силы свои он верил, и талант свой оценивал высоко. Маноле работал как одержимый. Теперь на стенах его жилья-мастерской висели только наброски связанные с темой героев: удивительные знамения в детстве, испытания в отрочестве, подвиги юности. В юности же, нередко, находила героев и трагическая смерть. Зато никто иной, кроме них не достоин был Арайены – самого чудесного места в этом и иных мирах...

Меж тем, Эржбета и в шестнадцать лет сумела окружить себя людьми, рвущимися угодить ее желаниям. Одним из таких людей был купец Ойтосир. Ойтосир торговал произведениями искусства. Особых денег на этой стезе он пока не заработал. Но у него имелась своя стратегия: сначала хорошие связи, потом хорошие деньги. Прогресс со связями наблюдался: Ойтосир стал вхож во дворец. Правда, втиснуться в окружение короля или королевы возможности не было никакой – в этой сфере все было схвачено, поделено и определено на годы вперед. Зато интересы подрастающей принцессы менялись месяц от месяца, и колода ее приближенных явно не приобрела еще законченный вид. Когда Эржбета всерьез занялась Храмом Арайены, Ойтосир понял: этот шанс упускать нельзя. Здесь уже пахло большими расходами. А расходы одних – это непременно доходы других.

Продавец Красоты хорошо понимал: бойкость и талант уживаются далеко не всегда. Некоторые из соискателей уже подняли вокруг своих персон огромный шум. Другие же ушли в работу, почти не покидая свои мастерские и надеясь, что их картины будут сами говорить за себя. Последнее было большой ошибкой. То есть, картины, конечно, говорят. Но люди, как правило, глухи.

Продавец Красоты стал целыми днями пропадать в Квартале Художников. Приличные аппартаменты он обходил стороной. Его интересовали только "вершки и корешки" – чердаки и подвалы... Ойтосир не любил выражение "хороший вкус". Вкус угадывать чужой вкус вот самое стоящее из достоинств!.. Добравшись однажды до чердака Маноле, Ойтосир сразу понял: "Это то!"

Купец и художник подписали договор в первую же встречу. Ойтосир получил исключительное право на продажу работ Маноле сроком на один год. Купец намеревался очень хорошо заработать за этот год. Не в ущерб художнику. Ойтосир не был жуликом. Предки его водили торговые караваны через степь, и свято чтили "Кодекс Путешествующего Купца". И хотя сам Ойтосир почти не покидал столицы, но и он помнил эту книжку афоризмов почти наизусть. Вот и сечас, сразу три цитаты из нее пришли ему на ум...

"Хочешь далеко пойти – не иди – поезжай." "Не соревнуйся в беге со своим конем – не тебе везти его, а ему тебя." "Кто экономит на своем коне – приедет первым – задолго до финиша"

21. "Когда Заискрилась Тьма" ("Сага о фаэтане")

"Случилось так, что несколько эскизов Маноле, показанных Ойтосиром принцессе не просто заинтересовали ее, а произвели большое впечатление. Случилось так, что однажды принцесса сама поднялась по старой скрипучей лестнице на чердак, где жил и работал Маноле. Могло случится так, что Маноле поразил бы сам титул нежданной посетительницы, которую сопровождала свита из шести разряженных придворных. Могло случится так, что его поразила бы тонкая, изящная фигура Эржбеты, или ее губы, словно налившиеся соком страсти. Но все это исчезло для него, на самом деле, когда заглянул он в ее глаза...

Глаза людей всегда привлекали Маноле. Что-то недоступное пониманию таилось в них. Стекло хорошо пропускает свет. Звезда излучает его. Но только глаза способны и пропускать свет, подобно стеклу и чистой воде, и сиять, подобно огню и звездам. Веками искали алхимики тайную формулу, что позволит соединить первичные стихии – воду и огонь. И все эти века ответ был рядом. Даже не перед глазами – в глазах. В сотни глаз пристально всматривался Маноле. Встречались ему и люди, полностью утратившие свой огонь, глаза их были словно стекло. Глаза могли быть и мутными – в такие пробьется с трудом не только внутренний, но и внешний свет... Такие глаза, как у Эржбеты, не видел он прежде ни у кого. Темные, глубокие. Сияющие, горящие. В этой худенькой девчонке таился небывало мощный жар. Скрытый пеленой небывало плотной тьмы. Лишь редкие искры прорывались сквозь эту пелену. И любая из них была способна прожечь сердце насквозь... Тогда и прозвучал в голове Маноле голос. Его собственный или чужой? "Глаза Эржбеты – это Искрящаяся Тьма"...

22. "Меж туловищем и головой" ("Сага о фаэтане")

"Несколько месяцев спустя Томирис полнился слухами о быстро растущем Храме Арайены, и о новом живописце, который распишет его удивительнейшими и необычными картинами. Успех Маноле уже превзошел все ожидания. Ойтосир мог бы пребывать на седьмом небе от счастья, пожиная свою долю лавров, если бы не одно "но". Принцесса и художник слишком увлеклись друг другом. И ничего хорошего это сулить не могло. Во всяком случае, в такой стране, как Шарпиана. Еще несколько недель спустя ситуация стала критической – дело дошло до тайных свиданий. Но что это за тайна, если о ней сумел узнать и Ойтосир? Продавец красоты не обладал прежде воображением художника, но теперь ему так явственно представлялся топор палача! С невероятной отчетливостью видел он и острую сталь, и полированную рукоятку, и даже покрытые лаком мелкие сучки на ней. При этом почему-то сильно чесалась шея. "Но импресарио отвечает только за проданную красоту. Все остальное его не касается, разве не так?" – мысленно обращался Ойтосир к окружавшим его воображаемым фигурам в черных балахонах с узкими прорезями для глаз. Воображаемые фигуры нагло игнорировали его воображаемые реплики. Ойтосир понял, что нужно срочно найти других собеседников.

Свой разговор с Маноле он продумал очень хорошо. Он мало говорил об опасности для себя, или для самого художника. Маноле уже потерял голову от любви, и ее отделение от туловища с помощью топора воспринималось бы им как пустая формальность. Ойтосир сделал упор на положении самой принцессы. А оно было отнюдь не простым. Хотя она и являлось официальной наследницей трона, это устраивало далеко не всех. Претендент на престол должен был соответствовать определенным требованиям. Особенно строгим, если это претендент женского пола. А между тем, в затылок дышали не менее пяти других родственников короля. Роман с простолюдином, преданный огласке, при умелой подаче вполне мог лишить Эржбету шансов на корону. А тех, у кого отняли корону, не любят оставлять в живых... Ничего принципиально нового Ойтосир не сообщил. Но он ткнул Маноле носом в то, от чего художник до этого предпочитал отворачиваться. – Ты прав, Ойтосир, – сказал живописец, – я вел себя безрассудно. И дальше такое не может продолжаться никак..."

23. "Две клятвы" ("Сага о фаэтане")

"Когда Эржбета нашла Маноле в храме, он полон был мрачной решимости. – Я должен уехать. – Объявил он. – Надолго и далеко. Художник, как бы ни велика была его слава, не может быть рядом с принцессой. Великий маг может. Лучшие из магов живут в Майастре, значит, путь мой лежит туда. – Там живут лучшие, – молвила Эржбета, – но великих не появлялось в этом мире уже давно. – Но были же они когда-то! Почему же один не может появиться и теперь? – А впрочем, – задумчиво проговорила принцесса, – это и впрямь может оказаться выходом. Мне бы только вступить на трон... Когда поставлю на важные посты своих людей. Ну, и тех кто мешает – уберу... Все станет по другому! Поезжай! Я буду ждать тебя, мой сладкий живописец! Сколько бы лет ни прошло, но, в конце концов мы будем вместе, поверь! Станешь уважаемым магом чудесно. А нет – так тоже не беда. Когда вступлю я на трон, и укреплю свою власть – никто уже не посмеет указывать королеве – как ей поступать! Но Маноле по-прежнему был мрачен и хмур. – Что гложет тебя, друг мой? – Спросила Эржбета. – Прекрасны твои чувства сейчас. – Ответил Маноле любимой. – Но годы пройдут, и будут вертеться вокруг тебя женихи – один другого знатнее, богаче, красивее... А память обо мне будет холодной и бледной рядом с достоинствами живых людьми. – Плохо же знаешь ты меня, Маноле. В нашем роду никто не отступает от своего. Ты мне нужен – никто другой. И будешь моим, какую бы цену не пришлось заплатить. Пусть хоть целый мир восстает против нас... До какого часа будешь ты в храме сегодня? – Пора заканчивать роспись – буду работать до утра. – Вот и ладно. Я вернусь сюда к полуночи. И ты будь готов: кровную клятву принесем друг другу...

И мерцали в полночь свечи, легкий ветерок колебал их пламя, и отблески храмовой позолоты плясали вокруг... И серебряным кинжалом надрезала запястье свое принцесса Эржбета, алая кровь заструилась по высоко поднятой левой руке: – Какие слова хочешь ты от меня услышать, мой Маноле? – Клянись, что дождешься меня, сколько бы лет не пришлось тебе ждать. – Клянусь, мой единственный суженный – ты, и только ты – до последнего дыхания, до самой смерти, до гробовой доски! – И сказав это, Эржбета передала храмовому живописцу свой окровавленный кинжал. – Какие слова услышать хочешь ты, моя госпожа? – Спросил в свою очередь Маноле, когда отворилась рана и на его руке. – Клянись, что став моим супругом, выполнишь однажды мое желание, выполнишь без споров и проволочек, о чем бы я не попросила тебя. – С этих пор и навеки, – дрожащим голосом пообещал Маноле, – я твой должник. Клянусь, желание, которое отныне я тебе задолжал, будет исполнено, каким бы тяжелым для меня ни оказалось оно... И сблизились их руки, и смешалась их кровь, и соединил губы жгучий, страстный поцелуй. И капли смешавшейся крови падали вниз, словно диковинные созревшие плоды. Но не смотрели они на уносящуюся кровь – так кружил им головы поцелуй. И сердца выбивали все более частую и упругую дробь – как барабаны на арене гладиаторов, пред тем, как наступит самый неистовый, самый беспощадный бой..."