Текст книги "Танго с манекеном"

Автор книги: Алекс Форэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Четверг

В Путешествии вы можете с некоторой вероятностью предугадать то, что сделаете в следующий момент.

Путеводитель

Утром, чтобы напомнить о вчерашней договоренности, позвонил Антуан.

Сам с собой ведя диалог об адекватности своего поведения, Грег взял кофр с фотоаппаратом и приехал на улицу дез Эколь без десяти двенадцать, чтобы заранее найти место в кафе, где его будет почти не видно, а он будет видеть всех.

Шерлок Холмс недоделанный…

Зал был небольшим и уютным, за стойкой перетирал стаканы высокий красавец с античным профилем. Посетителей почти не было, только две казавшиеся фарфоровыми старушки пили кофе рядом с окном, а в глубине сидел, склонившись над тарелкой, какой-то парень лет тридцати.

Грег сел в углу, через столик от него, где света было меньше всего, и откуда был виден весь зал. На стул рядом с собой положил раскрытый кофр.

Он даже испытал легкое возбуждение. Шпионская деятельность, если войти в роль, – неплохая инъекция адреналина.

Она вошла в кафе в самом начале первого. Грег заметил ее еще за окном – силуэт приталенного легкого пальто, копна волос. От дверей она оглядела зал, помахала тому парню рукой и прошла к его столику. Он встал, они прикоснулись друг к другу щеками.

Удачно. Рыбка клюнула в первую же минуту. Было бы даже обидно придти к Антуану и сказать, что «ни с какими лицами мужского пола объект в контакт не вступал»… Не факт, конечно, что это именно тот, кто нужен. К тому же снимать в любом случае отсюда нельзя – получится то же, что на той фотографии – ее лицо и спина парня.

Грег максимально низко склонил голову, сам себе напомнив страуса, прячущего голову в песок. А что делать? Не смотреть же прямо на нее, даже если она увлечена разговором с этим… «подозреваемым».

Она была сегодня гораздо серьезнее, чем на фотографии в агентстве. Но это не делало ее менее яркой.

Сидели они недалеко, но, кроме отдельных слов, было невозможно расслышать, о чем они говорят. Никто, правда, об этом и не просил. Хотя было любопытно… Воображение развлекалось, рисуя разные варианты.

Конечно, адюльтер. Муж, унылый клерк полицейского управления, заступает на свою смену в двенадцать. И Николь, проводив его, выходит в кафе. И однажды знакомится здесь с этим парнем. Он, конечно, взломщик сейфов. Об этом она, естественно, узнает не сразу. Но с ним интересно – от него веет приключением, опасностью, азартом. И постепенно она становится его сообщницей. Они совершают дерзкое ограбление, а муж подшивает в папку листы с протоколами допросов по этому делу. И однажды натыкается на описание сообщницы. Легкое приталенное пальто, копна волос…

Какая чушь, господи. А вот как же их снять-то, не засветившись? Его, то есть взломщика этого не пойманного…

Античный красавец вышел из-за стойки и направился к ним. Судя по всему, они знакомы – болтают с барменом, как старые приятели… Они расплачиваются.

Черт… Придется изображать японского туриста, гуляющего по Парижу. Обычный такой турист – ни шага без фотографии.

Грег быстро встал, бросил на столик купюру в двадцать евро, вышел на улицу и отошел на несколько метров вправо.

Через минуту раскрылась дверь, на миг заслонившая Николь и ее спутника. Когда дверь закрылась, они удалялись. Влево. Черт.

Несколько шагов – и они свернули в переулок. Он выждал немного и, как бы прогуливаясь, направился туда же.

Вовремя. Еще секунда, и они бы исчезли за какой-то дверью. Как только она захлопнулась, он был у нее. Этого только не хватало…

Над ней была надпись «Вход для персонала». А соседние двери были широкими, и над ними светилась здоровенная вывеска «Паради латэн». Но они были закрыты.

Он заглянул сквозь решетку, прикрывающую помпезный, хотя и несколько обветшавший, вход. Справа и слева по проходу виднелись фотографии полуголых девиц в кокетливых босоножках и с плюмажами на головах. Парижское кабаре. Видимо, жанр «Мулен руж» и «Лидо».

Здорово. Можно, конечно, позвонить в дверь… Сразу представился здоровенный вышибала, выслушивающий сакраментальную фразу «Примите меня в кордебалет». Говорят, в таких местах обожают трансвеститов. Ох, не примут…

Он позвонил в дверь служебного входа.

Открыли не сразу. Вместо вышибалы это был субъект с сероватым цветом лица в довольно поношенном смокинге.

– Месье?

– Здравствуйте, – нужно импровизировать. Кураж, мон шер, кураж. – Я фотограф, хотел поснимать ваше кабаре. Пока нет спектакля. Ну, знаете, интерьеры…

– Интересуетесь творениями Эйфеля? – усмехнулся субъект.

Надо же, значит, его строил Эйфель. Вот ведь как…

– Именно. Не башню же снимать…

– Вы договаривались о съемке? – субъект рассматривал его с явным подозрением. Такие типы, еженощно впускающие в двери толпы народу, обычно отличные психологи.

– Я? Да… Конечно. С этой… имя вылетело… мадам…

– Моник?

– Ну, да!

– Странно… Она мне ничего не говорила. Не знаете, почему?

– Ну… Нет.

– А я знаю. Потому что никакой мадам Моник здесь отродясь не было.

Конфуз. Купил, психолог.

– Постойте, – Грег в последний момент вставил ногу в дверь. Ой, предупреждал же Антуана, чтобы не брал на работу невесть кого, только дров наломают. – Месье… Мне бы сделать всего пару снимков. У меня рекомендательное письмо, – кроме ноги он просунул в дверь руку, в которой была зажата розовато-оранжевая купюра. Неумолимое закрывание двери, способное привести к членовредительству, затормозилось. Дверь размышляла.

– Ладно. Несколько снимков. Но только в моем присутствии.

Фейс-контроль был пройден. Святой Петр распахнул врата в Латинский Рай. Хотя какой он святой, скорее, демон. Тот самый, Максвелла… А говорят еще, что его не существует.

– Эйфель, на самом деле, сделал здесь только купол, – сказал демон, идя перед ним по коридору. – Так что много времени у вас это не займет…

Купол – это замечательно. Хотя вряд ли Николь сейчас под куполом. Пока он лихорадочно придумывал, как отвязаться от провожатого, кто-то властным голосом позвал Пьера. Демон заволновался, на его лице отразилось явственное колебание, потом приказал Грегу оставаться на месте и, сказав, что вернется через две минуты, исчез.

Удачно. Но надо же, все же Пьер. В раю кому и быть… Теперь нужно случайно заблудиться. Какой извилистый коридор…

Несколько дверей было заперто, за одной располагался душ, еще одна вела в гримерную, а за следующей слышались голоса. Судя по всему, несколько человек. Можно толкнуть дверь и, оставаясь в полутьме коридора, заглянуть на секунду, чтобы понять, здесь ли эта парочка. Ну, ошибся человек дверью…

Он приоткрыл дверь. И сразу же кто-то распахнул ее совсем.

– Что вы прячетесь? – бородатый толстый мужчина смотрел на него налитыми кровью глазами. – Отличная самопрезентация для человека, желающего получить роль! Быстро заходите, мы не можем ждать каждого.

Грег оказался в довольно просторном помещении, где было с десяток смазливых девиц и подтянутых спортивных парней. Правда, Николь и ее приятеля здесь не было. Вместо них были этот бородатый Карабас и мышастое испуганное создание с блокнотом, в юбке до пола и круглых очках на близоруких глазах. Режиссер с ассистенткой? Кастинг?

– Начинаем, – прорычал Карабас. – Простая сценка. Аэропорт. Герой и героиня улетают в свое первое путешествие. Их догоняет запыхавшийся курьер. Его реплика: «Месье, мадам, у меня срочное послание для вас» . Понятно..? Так… Героиня… И герой, – он ткнул пухлым пальцем в хорошенькую девушку с вздернутым носиком и высокого парня с квадратной челюстью. – А курьер… Он должен быть такой… забегавшийся.

Он с сомнением оглядел фигуру Грега.

– Ну, давайте, попробуем вас…

Нужно было выбираться. Иначе засосут огни рампы.

– Я фотограф.

Бородатый уставился на него. Потом с удивлением перевел взгляд на мышастую ассистентку, от чего она стала ниже ростом и начала отрицательно мотать головой.

– В сцене нет никакого фотографа, – сообщил Карабас. – Есть курьер.

– Да, но я – фотограф. Я не актер.

– Что же вы сразу не сказали..? Снимать тут пока нечего. Это дня через три.

– ОК. Тогда сегодня я вам не нужен. Не буду мешать.

Грег тихо просочился за дверь и, закрыв ее, перевел дыхание.

По коридору надвигался демон Максвелла. Он был грозен.

– Где вас носит? Я же просил не уходить!

– Я здесь. Вас ищу.

– Ладно, пойдемте…

Главный зал кабаре был практически темным, включено было только дежурное освещение. Столы для зрителей были не накрыты, и без скатертей, вместе с блеклым декором и голой сценой, все это создавало ощущение заброшенного ресторана, выставленного на продажу.

Николь была здесь. Она сидела за одним из столиков и смотрела вверх, где, сжимая рукой страховочный трос, стоял на приступке перед воздушной трапецией тот парень из кафе.

Грег мгновенно спрятался за спину провожатого демона, а парень оглянулся на звук открываемой двери и крикнул:

– Пьер, пожалуйста, попозже!

Пьер попятился и, вытолкнув Грега в коридор, развел руками::

– Придется подождать. Виктор надумал репетировать.

Теперь можно и подождать. Николь здесь, и этот ее приятель, Виктор – тоже. Он что, гимнаст? Или все же репетирует ограбление банка?

Дверь осталась приоткрытой, и теперь, находясь вдвоем в большом зале, они говорили громко, и их разговор был слышен в коридоре.

– Давай еще раз, ладно? – говорила Николь. – Понимаешь, мне нужно выражение лица. А ты летаешь с прилепленной к лицу улыбкой. Как будто делаешь надоевшую работу.

– А как ты хочешь, чтобы я это делал, если это и есть моя работа? – раздраженно ответил парень.

– Полет, Виктор. Понимаешь… Ну, дух же захватывает…

– Слушай… – он говорил скорее устало, чем раздраженно. – Я делаю это ежевечерне почти десять лет. По выходным – дважды за вечер. Дух у меня захватывает по вторникам – в этот день мы закрыты, и можно не летать.

– Виктор… Ну… а ты можешь вспомнить, как летал впервые?

– Конечно. Лет в пять. Забрался на шкаф и сиганул оттуда на кровать. Ушибся. Отругали.

– Я не об этом. Хотя, ладно, пусть хоть так… Был же страх? И восторг? Ну, хоть секундный. От того, что преодолел страх и прыгнул?

– Наверное.

– Ну, можешь вспомнить?

– Ты бы пошла к каким-нибудь актерам. Они тебе что хочешь изобразят, не вставая с кресла. Восторг, страх…

– Виктор, мне нужен один миг. Одна секунда настоящего полета. Не имитация. А ты единственный человек, которого я знаю, занимающийся чем-то подобным.

– Николь, черт, я делаю это, как умею. За много лет никто не жаловался. Если тебя это не устраивает, найди отморозков, которые прыгают с мостов на резинке. Или с небоскребов.

– Послушай… А ты всегда делаешь это со страховкой?

– Конечно.

– Почему?

– Дурацкий вопрос, извини. Потому что иначе, если что-то случится, никто не заплатит компенсации.

– Понятно, Виктор. Извини, что… В общем, спасибо тебе.

Послышались быстрые шаги, раскрылась дверь, и Николь, опустив голову, быстро прошла по коридору к выходу.

Грег рефлекторно рванулся за ней, но сообразил, что объект его внимания как раз остался в зале. Хотя теперь было понятно, кто это. Его можно снять здесь в любой вечер, не прячась. А вот Николь еще может с кем-то встретиться. До двух остается двадцать минут…

– Знаете, я раздумал, – повернулся он к Пьеру. – Этот разговор… Там сидит этот ваш Виктор, я ему помешаю. Пойду. Спасибо.

Он быстро вышел из здания, повернул за угол и успел увидеть, как Николь садится в маленький спортивный Мерседес. Ну, вот… Это как-то даже не по правилам.

Такси не было. Дежурство можно считать законченным…

Он набрал телефон Антуана и рассказал ему, как все прошло. Детектив, похоже, был несколько разочарован, но держался молодцом и выразил надежду на завтрашние успехи Грега.

Повесив трубку, он оглянулся. Прямо за ним была дверь того самого кафе, где так недавно он начал свою шпионскую деятельность. Лучше, чем ничего…

За стойкой стоял все тот же бармен с греческим профилем.

– Эспрессо, пожалуйста.

И что же… Держать ежедневно с двенадцати до двух под парами Жана-Батиста? Не выйдет. Он же не будет ехать сзади на первой передаче, если вдруг Николь вздумается прогуляться по Тюильри… Это проблемы Антуана. А вот мотоцикл… Это выход. Сверкающий никелированный Харлей, мечта детства. У них же здесь можно взять напрокат Харлей…

Дверь открылась, и на пороге показался Виктор. Здорово. На ловца и зверь… Лучше все же принести Антуану фотографию, чем приглашать детектива на спектакль в кабаре, это может быть неправильно понято…

– Опять ты? – спросил гимнаста грек.

– Налей виски, Спирос, – попросил тот вместо ответа.

Спирос. Точно, грек.

– Ты что? Это Николь тебя так? Ты же не пьешь.

– А я и не пью. Может, мне надо страховочный трос протереть?

– Ну, тогда конечно. Если протереть… Я тебе двойной налью. За счет заведения.

Виктор взял стакан и сел за соседний столик.

Ну что же, дубль два.

– Здравствуйте. Извините, что побеспокоил. Вы ведь Виктор из Паради Латэн, я не ошибаюсь?

– И что?

Так себе начало.

– Понимаете, я фотограф. Я был на вашем представлении, и оно меня очень впечатлило. А я, как бы сказать… Снимаю артистов, танцовщиц… Гимнастов тоже. Ну, помните, Дега писал балерин? Вот и я так.

– Как?

– Ну, как Дега. Только с фотокамерой. Ловлю моменты вдохновения… Рождения искусства.

– И вы туда же…

– Куда, простите?

– Слушайте… В свое время Морис Равель, посетив сталелитейные заводы Круппа, так впечатлился ритмом прокатных станов, что написал «Болеро». А у нас, – он кивнул в сторону двери, – ровно наоборот. Музыка Равеля. А под нее – конвейер. Механические операции. Голые девицы, как шестеренки, из года в год выполняют набор одних и тех же движений. Вы где увидели рождение искусства? – он залпом допил содержимое бокала и, не глядя на Грега, уставился в стол.

– Ну… На спектакле.

– Значит, вам точно не ко мне.

– А к кому? – наивно спросил Грег.

– К окулисту, к кому же еще. Безглазый фотограф – это плохо. Послушайте, – он вдруг схватил Грега за руку и перешел на шепот. – Я сейчас буду прыгать. Без страховки. Это запрещено, но мне плевать. Пойдемте, вы увидите, что такое настоящий полет.

Неожиданно. Грег чуть было не поддался его порыву. Виктор до боли сжимал его запястье. А за его спиной висели на стене часы, которые показывали, что через сорок минут в лофт приедет вчерашний аккордеонист. Насыщенная жизнь богемного фотографа…

– Нет, Виктор, сейчас вам не нужно прыгать, – он скосил глаза на таявшие льдинки в пустом бокале. – Но за предложение спасибо. В другой раз, хорошо?

– Струсили? Ну, и черт с вами. А я прыгну. Так даже лучше. Не для зрителей. Просто для себя прыгну, – он встал, резко отодвинув стул, и, на ходу махнув греку за стойкой, вышел из кафе.

Прыгнет ведь… Нет, святой Петр не допустит. Если он все же не демон…

По дороге домой он зашел во «Фнак» на де Алль, сразу прошел к компакт-дискам и нашел там консультанта.

– Добрый день. Я ищу диски Ришара Галльяно, аккордеониста. Можете мне помочь?

– Конечно. Вы хотите какой-то конкретный диск?

– Ну… Танго.

– У него почти везде есть танго. Пойдемте, посмотрим.

За консультантом он прошел к одному из стеллажей и через несколько секунд держал в руках добрую дюжину пластинок. С обложек большинства из них на него смотрел Ришар, баюкащий свой аккордеон. Пожалуй, сомневаться в его подлинности и далее было бы слишком… последовательно.

Отобрав несколько дисков, он подошел с ними к кассе, сунул руку в карман за деньгами и нащупал легкий кусочек ткани. Рука машинально извлекла загадочный предмет из кармана прежде, чем возник вопрос, что бы это могло быть. Стоявшая сзади девица лицейского возраста прыснула и зашептала что-то своему парню.

Упс.

Флэшбек о танце на крыше.

Сегодня как-то так. По-парижски… Можно подсказать Мэттью еще одно определение.

Что ваша музыка делает, Ришар. Вы бы поаккуратнее с клавишами…

Как-то нужно будет, что ли, вернуть Мари… Или, например…

Додумать это «например» не удалось. У входа в лофт стояло такси. Видимо, только что подъехавшее, потому что, пока он поравнялся с машиной, пассажир как раз расплатился с водителем, распахнулась дверца, и показался Ришар собственной персоной, бережно извлекающий с заднего сиденья объемный черный футляр с инструментом.

– Я не опоздал, Ришар? Сейчас будем начинать. Только выпьем кофе, не возражаете?

Колдуя над кофеваркой, он все формулировал вопрос. Точнее, два вопроса. На первый: как это он будет начинать – ответа не было. Во всяком случае, к Ришару с ним обращаться не стоило. Значит, остается рассчитывать на внезапное вдохновение.

Но был и второй вопрос. Формулировки выходили крайне неуклюжие, и он бросил это занятие. Просто сказал, поставив перед гостем дымящуюся чашку:

– Знаете, какая забавная штука. У меня такое чувство, что мы с вами неожиданно поменялись местами.

– ?

– Ну, я наливаю для вас кофе. А на днях, когда я зашел в бар в «Ритце», это для меня делали вы.

– Действительно, забавно, – улыбнулся Галльяно. – А я еще вчера подумал, что откуда-то вас знаю. Решил, что где-то уже видел с Чучо.

– Нет, Чучо там не было.

– Да, он редко ходит в такие места.

Разговор, кажется, себя исчерпал, совершенно не прояснив ситуацию. А в баре это действительно был он… Все же хотелось довести тему до конца.

– А это у вас хобби или… Ну, в баре?

– Нет, что вы. Я выручал старого приятеля. Ему нужно было срочно отлучиться на полдня, а управляющего он ставить в известность не хотел. Ну, и вот… Я сильно нервничал, получится ли у меня… Хорошо, клиентов было немного. Вроде, все прошло нормально.

– Да, у вас отлично получалось…

Объяснение, признаться, было совершенно неудовлетворительным. Не верилось, что такие штуки можно проделывать за спиной администрации «Ритца».

– А я, было, подумал, что это такая параллельная жизнь…

– Нет, параллельная жизнь совсем не для меня. Слишком ленив, не могу делить жизнь на части.

– Так-то уж совсем не можете? Но ведь, по крайней мере, есть работа, а есть отдых – вот уже деление.

– Это было бы слишком хлопотно, – возразил Галльяно. Заметив удивленный взгляд, он отставил чашку и пояснил: – Понимаете, когда я работаю, я беру аккордеон и играю. Иногда, конечно, устаю… Тогда я отдыхаю. Беру аккордеон и играю, – он как бы виновато пожал плечами и развел руками.

Возразить было нечего.

И это приближало момент начала съемки. Как ни оттягивай, она должна была состояться. Впору было загадывать желание, – говорят, когда делаешь что-то впервые, такое желание сбывается.

– Хорошо, Ришар. Будем начинать. У вас есть пожелания?

– Не знаю… Чучо обычно командует, что делать. Как правило, я просто играю, а он снимает.

– Давайте так и поступим.

Ришар сел на стул напротив освещенной стены, положил на колени аккордеон, погладил рукой выступающие на лакированном боку буквы «Виктория». Несколько минут заняли мелочи – боковой свет, штатив. Все.

– Поехали? Забудьте обо мне и играйте для себя, хорошо?

Ришар кивнул и прошелся пальцами по клавишам. Грег приник глазом к окуляру.

Минут десять каждый был поглощен своим занятием. Хотя была существенная разница. Пока один разрывался между своей неуверенностью, настройками фотоаппарата и лицом музыканта, второй, казалось, действительно, забыл обо всем и, прикрыв глаза, целиком ушел в музыку.

На дисплее камеры одно за другим возникали изображения аккордеониста, напоминающие почти такие же, напечатанные на только что купленных в ближайшем магазине дисках. Для того, чтобы получить то же самое, не нужна была никакая новая фотосессия.

Спроси себя, зачем ты снимаешь… Так, кажется, Чучо? Спроси себя, что ты хочешь показать…

И что же? Аккордеон? Пальцы музыканта? Где живет музыка? Что в этой музыке такого, чего нет, например, в той же мелодии, исполняемой кем-то другим? Чем отличается эта музыка от музыки другого человека?

Да вот же именно – человеком…

– Слушайте, Ришар, уберите аккордеон, он мне мешает.

Мелодия оборвалась. Из-за инструмента смотрели непонимающие глаза музыканта.

– Положите его. Весь мир знает, что вы играете на аккордеоне и что он у вас есть. К тому же, поставив диск, они услышат это. Положите его.

Ришар несколько неуверенно послушался.

– Ну вот, Ришар. А теперь будет знаете что? Слышали, как проходят собеседования при приеме на актерские курсы? Там поступающих просят представить себя кем-то – бизнесменом, официантом, японцем, марсианином – не важно. Способные актеры с этим справляются. Но один тест для них невыносимо сложен. Показать себя. Я знаю – я провел столько собеседований… Так вот, – никого не изображайте. Не напрягайтесь. Для вас-то это ведь самое простое? Я хочу видеть просто Ришара Галльяно.

Он наблюдал за собой как бы со стороны, уже не задумываясь, откуда что берется.

А Ришар выслушал все это внимательно, потом кивнул головой. Надел зачем-то очки. Развернул стул спинкой к камере, сел на него задом наперед и как-то вопросительно, будто ища одобрения, посмотрел на фотографа.

– Вы всегда так сидите?

– Ну… нет, конечно.

– Тогда что вы хотите изобразить сейчас?

Ришар пожал плечами, встал и оперся руками о стул.

– Нет, Ришар, простите. Я обожаю снимать стулья, но для этого вы мне не нужны. Сейчас я хочу снимать вас.

Музыкант отодвинул стул и облокотился спиной о стену, скрестив на груди руки.

Грег сделал два-три снимка и вновь оторвался от окуляра.

– Зачем вы все время прячетесь за что-то? За аккордеон, за стул, теперь – прикрываетесь руками? И эта подпорка сзади… На вас нападают?

– Черт возьми, Грег, я музыкант, я привык как-то… А вы меня раздеваете!

– Я просто пытаюсь добраться до Галльяно. Сквозь его бронированные доспехи. Представляете портрет знаменитого Ланцелота в полном боевом снаряжении и с закрытым забралом? Так, что лица не видно. Чем это будет отличаться от жестяного рыцаря, стоящего при входе в недорогую таверну? Я могу снять аккордеон, футляр от него, стул и еще эти очки в придачу! Без вас. Хотите? Будет, знаете, такой концептуальный эффект присутствия – здесь был музыкант, просто отошел покурить. Тейк-файв, перекур. «Здесь был Галльяно». Многие, кстати, будут в восторге.

– Ок. Что мне делать? Снять очки?

– Да что хотите, то и делайте, я же сказал! Ничего не делайте! Если, когда вас никто не видит, вы надеваете очки, оставайтесь в них. Какой вы, когда никого не изображаете? Ну?