355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алекс Форэн » Танго с манекеном » Текст книги (страница 16)
Танго с манекеном
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 04:43

Текст книги "Танго с манекеном"


Автор книги: Алекс Форэн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Воскресенье

В Путешествии существует возможность множества приобретений. Вашим приобретением будет то, что вы сочтете таковым.

Путеводитель

Наутро я, стоя в ванной перед зеркалом, старался придать своей физиономии благопристойный вид и собраться с мыслями, чтобы, наконец, принять решение. До лекции оставалось два часа.

Но мысли крутились почему-то совсем в другой плоскости.

Проснувшись, я, не вставая, набрал телефон Мари. Он по-прежнему молчал.

Если она будет звонить, то опять попадет к Николь.

Все-таки это вечная формула французской жизни – cherchez la femme… Я и ищу.

Нужно поговорить с Николь. Тем более, что теперь, после этой горячечной ночи, у меня есть ответ на загадку о двух монахах…

Я взял телефон и набрал свой прежний номер.

– Да, – властный мужской голос. Кажется, с поисками мне пока решительно не везет.

– Э… Можно услышать Николь?

– У нее другой телефон.

– Я знаю. Но сейчас должен быть этот.

– Кому должен?

Как-то неправильно начался разговор. Попробуем заново.

– Видите ли, я ищу Николь…

– Я же говорю – у нее теперь другой номер. Она поменялась со мной телефонами.

– ? Простите?

– Я непонятно выражаюсь? Мы поменялись с ней телефонами.

– Вот как… А я думал, что это я с ней поменялся.

– Месье… Я понимаю, что это звучит странно, но я не шучу. Вчера мы познакомились с Николь в кафе. И она сказала, что хотела бы поменяться со мной телефонами. Не стану объяснять, почему, но я согласился. Теперь это мой телефон.

– Простите… Как вас зовут?

– Грег.

– Конечно. Как же иначе вас могут звать?

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что Грег – мое имя.

– Месье, я не очень понимаю, чего вы добиваетесь. Я хорошо знаю, как меня зовут, но это совершенно не мешает вам, если хотите, называться так же. Я не монополизировал имя.

– Отлично. Грег… Видите ли, у Николь своеобразное хобби. До того, как она поменялась с вами, это был мой телефон. Кстати, вам не звонили на него?

– Разумеется, звонили. И звонят.

– И кого спрашивают?

– Обычно Грега.

– Вот видите…

– Что вижу? Меня зовут Грег, мне звонят и называют меня по имени. Вас это удивляет?

– Да не слишком… Впрочем… Действительно, все, как и должно быть. А о чем говорят?

– А вы не хотите еще, чтобы я вам исповедался?

– Ну, если только в Сент-Эсташ… Знаете, мы, Греги, могли бы быть откровеннее друг с другом. Но если вы не хотите рассказать, о чем с вами говорят по телефону…

– Слушайте, у меня не очень много времени. О чем говорят? О делах. У меня, знаете, бизнес. Крупный. И, если им не руководить, будут неприятности.

– Ах, вот как… Ну… отлично. Надеюсь, Грег, он в надежных руках.

– Не сомневайтесь, Грег.

– Не буду. Вы бы не могли дать мне нынешний номер Николь?

– Нет.

– Гм… А что так?

– Я не даю свой телефон незнакомым людям. Даже если он бывший. Извините, я сейчас на переговорах в Женеве и не могу больше говорить.

Милый собеседник…

Значит, в Женеве он…

Там, где у меня должны сегодня начаться переговоры. На которые я не поехал.

А он? Грег-то этот…

Ну, по телефону он мог сказать, что угодно. Что он в Женеве, или вообще – что у меня дома. Живет он там…

Вот бы слетать, посмотреть одним глазком.

Черт, ведь и не слетаешь же – возраст не тот, чтобы лекции прогуливать. Особенно свои собственные…

Слетать вряд ли, а вот позвонить…

Несколько минут ушло на то, чтобы выяснить номер женевского отеля, где должны были проходить переговоры.

Дежурно-вежливый голос портье с легким германским акцентом.

– Здравствуйте. Будьте добры, я разыскиваю мистера Гарбера. Он должен у вас жить.

– Да, месье. Но мистер Гарбер сейчас не в отеле.

– Вот как? Вы сами его видели?

– Не далее, как четверть часа назад.

– У меня к вам необычная просьба. Вы бы не могли описать его внешность? Это важно.

– Простите… Я правильно вас понял? Описать вам…

– Да. Я немного волнуюсь, извините. Я… его брат. Мы немного повздорили, и он уехал, ничего не сказав. Я бы хотел убедиться, что у него все в порядке, – чушь была несусветная, но подготовиться я не успел, и оставалось надеяться на убедительность интонаций.

Это заняло некоторое время, но в конце концов портье согласился.

Судя по описанию, в Женеве был я. Нестриженный, как и раньше, но я.

Как же я там оказался?

Ночью, конечно, изрядно колбасило, но, судя по ощущениям, – здесь.

Или нет. Вот же какие провалы в памяти… Лег спать, в приступе лунатизма встал, отправился в Женеву, поселился в гостинице и первым рейсом – обратно, чтобы сам ничего не заметил…

Нет, друзья. Мистер Таннер – в Париже. В Женеве – мистер Гарбер.

Слез, значит, он ночью со своего пьедестала, вышел из музея Гревена и улетел в Женеву… Кто так смотрит за экспонатами? Дверь нараспашку, так вся восковая компания разбежится. Один уже на переговорах… Кукольный такой переговорщик. Переговоры, кстати, не кукольные.

– Месье, – портье, оказывается, до сих пор был на линии. – Я могу вам еще чем-то помочь?

– Да, спасибо… Вы знаете, когда он уезжает?

– Мы сами спросили его об этом, чтобы заказать билеты.

– И что он ответил?

– Он ответил, что завтра будет завтра.

– Ну, да… И ведь знаете, какая штука? Он прав…

Я повесил трубку.

А в целом даже трогательно…

Детишки какие-то, знаете ли, играют и, играючи, оживляют кукол. Детишки игривые такие… Вот и встретились два круглоголовых человечка на одной эшеровской ступеньке – один туда, а другой обратно, причем оба, дурачки, думают, что поднимаются. И какого хочешь, того и выбирай. Впрыгивай с размаха или в того, который в Женеве, или в того, который в Сорбонне. Множественность миров…

Изложить бы сейчас всю эту мутотень Артуру и повеселиться, глядя на его заботливую физиономию, на которой явно читается размышление о том, знает ли он хорошего психиатра. И ведь по всему похоже, что неплохо было бы, чтобы знал…

Жаль, его сейчас нет…

Видимо, я перешел порог.

Не знаю, как это связано, но именно в тот момент, когда в трубке раздались гудки, и бредовый диалог с портье закончился, я, наконец, предельно четко понял, что пойду в Сорбонну.

Взгляд, рассеянно блуждавший вокруг, остановился на лежавшей на столе книге. Честертон. Тот самый, привезенный из Ниццы. Странно, все эти дни я его не видел. Засунул куда-то и забыл. А он – вот он. Литература столетней давности умиротворяет одним своим видом. А уж текстом… Ритм другой, неспешный, у людей еще было время на пространные диалоги, письма, созерцание… Кто-то говорил же, что книга находит тебя в нужный момент – когда ты напряженно ищешь ответ, начинаешь выуживать подсказки из любого контекста, даже не имеющего на самом деле ровно никакого отношения к происходящему. Ну и погадаем, раз так…

Я раскрыл книгу на первой попавшейся странице. Собственно, она сама раскрылась там, где уголок страницы был загнут. Одна из фраз была небрежно отчеркнута шариковой ручкой.

«Теперь необыкновенная удача позволяет Саймону присутствовать на заседании Совета, посвященном предстоящему убийству в Париже» .

Вот так.

Заседание совета в Париже. Кого будем убивать?

Роман «Человек, который был Четвергом» … И название хорошее. Когда мы с Саймоном здесь сидели? Вчера. А кажется, столько времени прошло. Суббота была, не четверг, но это мало что меняет. Был четвергом, стал субботой…

Необыкновенная удача, значит…

Помнится, никто не мог победить медузу Горгону, взглядом превращавшую любого в камень. А Персей просто взял и, вместо щита, выставил перед собой зеркало. И прощай, Горгона… Убийство?

Артур, слушай меня, друг мой. Мы к психиатру не пойдем. Мы лекцию читать будем.

Конечно, можно появиться там и все обернуть шуткой. Можно резко отказаться, сославшись на что-нибудь… Неважно, на что. В конце концов, Грега Таннера не существует.

Но – вот же он, вопрос. Существует ли Грег Таннер? Или я просто поиграл в него? Поиграл, и – достаточно… Прямо-таки гамлетовское «быть или не быть»…

Я случайно дотронулся до шрама на голове и одновременно зашипел и рассмеялся – вот же несомненное доказательство существования, грубо данное мне в ощущениях.

И внезапно вспомнил стеклянные глаза той куклы в ночном музее. Того парафинового болвана, так похожего на меня…

Но что я им скажу-то? Что им скажет фотограф? Что я могу им сказать, чтобы до них дошло?! Кому «им» – дело десятое. Слушателям. Весь вопрос не в них, а во мне. В том, что я сам не знаю, что именно должно дойти. Что до меня-то дошло? Или я – до чего?

В общем, это не был мандраж школьника – выступлений в прошлом было столько, что не мне их бояться…

Хотя, конечно, это не выступление на собрании акционеров. Аккуратная полуправда и красивые фразы здесь не пройдут, а умение логично выстраивать аргументацию, которым я, уж не помню почему, так гордился раньше, здесь просто лишнее – это мир, основанный не на логике…

Пора собираться.

Вот ведь еще одна философская проблема, посерьезнее прочих – что надеть на собственную публичную лекцию.

Сначала показалось, что, наконец, пригодится костюм, сброшенный несколько дней назад в магазинчике на Сен-Дени.

Да нет же, у меня же целый чемодан рубашек и галстуков! Как вовремя все возвращается… Но от мысли о содержимом чемодана неожиданно, но ощутимо передернуло.

Подошла бы, пожалуй, боевая раскраска в стиле Рембо, но где же ее взять…

В конце концов, какая разница, что на мне будет надето, лишь бы в этом было комфортно. Костюм, купленный в Ницце, – в самый раз. А галстуки оставим…

Хорошо бы надеть красный клоунский нос. Где он тут у меня… Или вообще заявиться на собственную лекцию в костюме клоуна… На тот маскарад, куда меня не пустили, я прошел в костюме невидимки… Откуда это? Всякая чушь в голову лезет. Кстати, я знаю тут неподалеку одно местечко, где есть чудесный коллекционный невидимка, я его еще снимал в бытность фотографом. Невидимка, но не я. Хотя с уверенностью этого сказать нельзя – на то он и невидимка…

На мотоцикле не поеду. Это был бы кич. Я позвонил Жану-Батисту, но телефон оказался недоступен. Что же с телефонами-то делается – кому ни позвонишь, никого нет…

Оно и кстати – почему-то в новом качестве хотелось и приехать иначе.

На улице было пасмурно, но довольно тепло. Я дошел до Севастопольского бульвара и минут через пять поймал такси. Вскоре машина уже пересекла Сену и въехала в Латинский квартал.

Это нужно будет потом, на спокойную голову, повспоминать – маршруты эти мои в Париже… Правый берег – теория, левый – практические эксперименты… Рубикон перейден, кубик Рубика почти собран…

Я приехал чуть раньше, но почему-то предпочел пройтись по кварталу, стараясь теперь думать о чем угодно, кроме того, что сейчас предстоит. Что-то будет, во всяком случае, скучно станет вряд ли. Я расскажу им о фотографии. Или о танго. О мыши из лабиринта, танцующей танго. После потери чемодана со всем, нажитым долгим трудом имуществом…

Бред. Лекции не будет.

Это просто такая воскресная школа – Сорбонна в выходной день.

Ошибиться было невозможно. Сбоку от двери висела та самая афиша, на которой взмахивал крыльями Икар с моими чертами лица.

В дверь я вошел за несколько минут до полудня.

Пустой холл, лишь два-три студента – у стенда с расписанием занятий.

И Клоун на деревянной скамье, старательно уткнувшийся в огромный фолиант. Наверняка, труды античных философов. Так что место клоуна уже занято.

Я присел рядом на скамью. Это была латынь.

Мы молча вглядывались в эту тарабарщину с минуту, потом Клоун захлопнул книгу, встал и, так и не взглянув на меня, направился к одной из дверей. Остановившись у нее, он обернулся и, как нечто само собой разумеющееся, махнул мне рукой.

Я подошел к нему. Он снял с плеч разноцветный рюкзак с длинными заячьими ушами, положил в него свой фолиант и, достав обыкновенную белую маску, жестом показал, что я должен надеть ее.

Ну, что же, неплохая компенсация за отсутствие красного носа. Это даже кстати – карнавал продолжается, и маска – «персона», как говорит мой друг Гревен, – это просто новая роль, где все не всерьез, и можно позволить себе почти все, что угодно.

Мы впервые почти сравнялись – два человека в масках, идущие по коридору старого университета, потом по каменной лестнице вниз и, наконец, остановившиеся перед закрытой дверью.

Мой Клоун приложил палец к губам, потом тихо приоткрыл дверь, вошел первым и потянул меня за рукав внутрь.

Это был сводчатый зал с простыми каменными стенами, освещенный лишь свечами, расставленными на высоких подсвечниках вдоль стен.

Зал был небольшим, человек на сто, может быть, меньше. Кресла рядами стояли лицом к столу, находившемуся в дальнем конце помещения, и почти все они были заняты людьми в таких же, как на мне, масках. Некоторые повернули к нам головы, но, вероятно, не нашли в нас ничего достойного длительного наблюдения.

Мой провожатый, по-прежнему держа меня за рукав, нашел глазами свободное место где-то почти в центре зала и, показав мне на него, подтолкнул вперед.

Несколько человек, сидевших на крайних местах, постарались поджать ноги, когда я проходил, но никто не произнес ни звука.

В зале вообще было очень тихо, но это не была искусственная тишина – поскрипывали кресла, шелестела чья-то одежда, кто-то кашлянул, но никто ничего не произносил.

В своей маске я идеально слился с остальными и чувствовал себя спрятавшимся в тылу противника. Может быть, мы все тут ждем лектора? В университетах даже бессмертных академиков принято ждать пятнадцать минут, потом все свободны. Или сейчас придет декан и, пробираясь по рядам, начнет заглядывать под маски, сверяясь с изображением на афише, чтобы отыскать лектора?

Или лектор все же придет. Я очень живо вообразил, как открывается дверь, и по проходу идет Грег Таннер – в кожаной куртке, с бритой заштопанной головой, а я сижу здесь, в центре зала, и стараюсь стащить маску, чтобы понять, кто же тогда я…

И в этот момент сзади раскрылась дверь, и по проходу к столу быстро прошел человек в джинсах и белой рубашке. Он, единственный в этом зале, был без маски и, когда повернулся лицом к аудитории и начал говорить, я узнал его. Тот специалист по недвижимости, с которым я говорил на балконе у Мэттью…

– Здравствуйте. Для тех, с кем мы не знакомы, я – Леонард Гратовски, модератор нынешней сессии. Спасибо, что вы пришли, думаю, каждый знает, что это того стоит. Правила просты: все белые маски сегодня голосуют. Черная маска не принимает участие в голосовании и не снимается до конца сессии. Ведет сегодняшнюю сессию магистр Клуба Жан Веккио.

Он отошел от стола, и я, стараясь получше разглядеть, проводил его взглядом – вот он, мой собеседник по исповедальне, рефлектор, чей номер телефона теперь принадлежит мне. Сюрприз…

А недалеко от меня в это время поднялся и уверенно шел вдоль рядов человек в темной неброской одежде и такой же, как у всех остальных, маске. Он спокойно подошел к столу, но не сел в стоявшее за ним кресло, а встал перед столом, даже присел на него. Несколько секунд он рассматривал зал, а потом негромко заговорил:

– Сегодняшнюю сессию поручено открыть мне. Возможно, на том основании, что она проводится в стенах философского факультета, который я когда-то заканчивал и где позже преподавал… – его голос звучал глухо, искаженный маской, но в интонациях мне послышалось что-то знакомое. Я только никак не мог сообразить, где же я уже слышал их. – Эта сессия посвящена одной из самых интересных для меня тем – выходу за рамки. Скажу только одно – даже небольшие эксперименты, позволяющие просто на время сменить точку зрения, способны удивительно расширить горизонты… На протяжении последних нескольких дней я позволил себе такой опыт, глядя на мир с непривычного для меня места и под другим ракурсом, и был удивлен, насколько этот опыт изменил мои представления не только о мире, но и о себе самом. Я благодарен за это человеку, с азартом игравшему все эти дни роль моего нанимателя, человеку, который занимался тем, что из множества возможных вариантов тщательно выбирал маршруты моих путешествий по Парижу, – с этими словами он неторопливо снял маску и положил ее на стол.

Это был мой водитель. Жан-Батист…

– Дамы и господа, никто лучше сегодняшнего лектора не смог бы осветить тему нашей встречи – Out of the Box. И я с нетерпением предоставляю слово Грегу Таннеру.

Раздались негромкие аплодисменты, Жан-Батист отошел от стола, а я шел к нему по проходу и, чувствуя себя необъяснимо легко и спокойно, впервые понял очевидную этимологию слова «водитель» – тот, кто водит…

Как и он, я встал перед столом и повернулся лицом к залу.

Это было… странно. Полутемное помещение, заполненное одинаковыми белыми овалами масок. Впрочем, нет. В первом ряду сидела женщина в такой же маске, но черного цвета. Сандра?

Так недавно под разными лицами скрывался один и тот же воск, теперь под одной маской – сотня лиц. И каждая – в точности отражала мою. А мне сейчас этого не хотелось…

Все то, что я собирался сказать, стало вдруг неуместно и вылетело из головы. Я начал говорить, еще не зная, какой будет первая фраза.

– В последнее время я все время думаю, для чего люди носят маски… Вот сейчас, сидя в зале, я чувствовал, как мне душно в ней. А теперь чувствую, что еще труднее в ней говорить. А снимать, видимо, не положено. Но мне, честно говоря, не настолько важно, какие тут правила. В конце концов, я лектор, и сегодня я их устанавливаю.

Я сдернул маску и бросил ее на стол.

И сразу же почувствовал, что меня уносит какая-то волна, и слова просто начали течь по течению, казалось, совершенно независимо от меня, подстегиваемые не логикой, а какой-то совершенно иной силой.

– Знаете, я тут недавно вживил себе чип, – я показал на прилепленный к макушке пластырь. – Специальный, предохраняющий от превращения в манекен. Шрам болит, и это работает как будильник – не дает погрузиться в спячку. Когда маска надета, такой чип не вживишь – нет доступа к голове. Маска – как каска. Предохраняет от контакта с окружающей средой. Черт, как же трудно, оказывается, говорить, когда перед тобой – одни маски! Я совершенно не вижу вашей реакции. Народу много, а людей – нет. Я вообще не уверен, что вы живые и не из воска. Ну, и черт с вами, я говорю с собой, и мне это интересно. Если это интересно еще кому-то, он снимет со своей башки этот презерватив.

Я сказал все это, не думая, просто потому, что так вышло, а не чтобы заставить их снять маски.

Но это получилось. Сначала один, потом еще один, потом сразу несколько, и через несколько секунд – все. Почти все. Клоун у дверей остался в маске, но это ведь фактически и есть его лицо – клоун без маски теряет лицо… И эта женщина в середине первого ряда, Сандра, ей, видимо, было положено сегодня до конца оставаться человеком без лица.

Но остальные…

Может быть, стало светлее, а может быть, я привык к полутьме, но многих я узнавал. Здесь были полузнакомые, где-то виденные, лица, и были совсем незнакомые, но были и те, кого я хорошо знал.

Мэттью сидел в первом ряду. Почти за ним, чуть сбоку – Саймон. Ариадна – ее невозможно не заметить в любом зале. Индейский профиль Чучо почти сливался с темнотой. Ему было тесно – соседнее кресло было занято великолепной Марго из той лаборатории. На кого же она оставила искусственный интеллект?

С самого края, у прохода, – мой давешний приятель, Бернар Гревен. А рядом, всего через одно кресло – Антуан, детективный сеятель Арепо, и справа от него – его коллега, тот здоровенный парень, отельный детектив из «Карлтона». Ришар Галльяно – мой парижский лейтмотив… Пабло, на сей раз в светлом костюме, ему еле видно из-за плеча седоватого усача – моего каннского помощника, Фабриса. Надо же, без дикого вишневого пиджака он совсем другой… Жози – никакого кокетства, спокойное внимательное лицо… И… черт возьми, вот это совсем неожиданно – Генри Демулен… И Артур Кемерон. Они-то как здесь..? И… это я неплохо зашел на лекцию. Пожалуй, хорошо сделал, что приехал. Такая компания подобралась… Ребята бы огорчились, если бы я сплоховал.

Я чувствовал, что физиономия растягивается в улыбке.

– Итак, вот наглядная демонстрация слабых сторон отказа от маски. Я не могу скрыть того, как я рад вас видеть… Спасибо, что вы здесь. И спасибо за то, что теперь я вижу ваши лица. У меня сейчас чувство, как в том странном анекдоте: «я родился в доме, который выстроил собственными руками»… Теперь можно вернуться к нашей теме. Конспектировать не нужно, экзамена не будет.

Я произнес это, и мгновенно мелькнула мысль, что ведь это я сдаю экзамен. И даже не им, себе. И уже сдал. Я опять улыбнулся и продолжал:

– Out of the box… Только что я подумал – а что бы произошло, не приди я сегодня сюда? Говорят, что история не знает сослагательного наклонения, но у нас ведь лекция по философии. У меня, как и у каждого, была сотня возможностей провести это время иначе. Я мог бы побродить по Сен-Луи с фотоаппаратом – все хотел это сделать, но так и не нашел время… Или познакомиться в кафе с очаровательной девушкой. И обменяться с ней телефонами… Все эти возможности я не выбрал, и они остались за пределами реальности. Возможно, среди них были замечательные, и я их упустил. Месье Гратовски несколько дней назад сказал мне – получаешь то, что берешь. Я взял эту возможность. И получил…

И тут я впервые задумался. «Выигрышем является только то, что вы считаете таковым». Я получил лекцию в Сорбонне? Этих людей, так внимательно меня слушающих, приехавших сюда, кто-то – черт знает откуда, специально для этого? Клоуна, показывающего мне от дверей большой палец?

– И получил Грега Таннера. Умеющего то, что не умеет Грег Гарбер. Не умел… Способного на то, о чем Грег Гарбер не способен даже думать. Был не способен… Потому что Грег Гарбер, на самом деле, никуда не делся. Он просто вышел… За рамки. И два монаха, очень похожие внешне, встретились… – я поискал глазами Николь, но не нашел. – Выход за рамки – это, как минимум, расширение рамок. Наверное, на новом этапе появляются новые стены, но внутри точно помещается больше, чем раньше. Больше кислорода. Легче дышать, просторнее двигаться. Двери шире, и… рога пролезают.

Я не очень помню, что я говорил. Помню только, что слушали очень внимательно. Было ощущение, что слушают так, будто я попадаю точно – в каждого. Но говорил-то я о себе. Просто говорил сам с собой о том, что чувствовал, и так свободно, как будто шлюзы открылись и – понеслось.

И в какой-то момент внезапно почувствовал, что – все. Все сказал. Машинально взглянул на часы и удивился тому, что прошло почти полтора часа. Как-то нужно было заканчивать – я опять увидел зал, внимательные глаза, направленные на меня, и произнес:

– У меня был приятель, который выражал свой подход к жизни словами «Больше дури». Он когда-то рассказал мне притчу: в средневековом монастыре монахи от рассвета до заката переписывают священные книги. Тщательно и усердно копируют букву за буквой святые заповеди. Они делают копии с копий и, конечно, никогда не видели оригинала – уникальную рукопись, существующую в единственном экземпляре и хранящуюся за семью печатями в подвале, куда разрешен доступ лишь отцу-настоятелю. И вот в этот монастырь приходит юный послушник. Совсем зеленый, не знающий правил и не умеющий себя вести. Он смотрит на согбенные спины братии и спрашивает настоятеля: «Святой отец, а что будет, если кто-то из нас сделает ошибку? Ведь следующие повторят ее, и так число ошибок будет множиться, все больше отличаясь от оригинала, где собраны истинные заповеди? И мы будем считать святыми списки случайных ошибок». Конечно, послушник был обвинен в ереси и жестоко наказан. Но настоятель задумался и решил сходить в подвал, где и сам давно не был – взглянуть на Святую Книгу. Его не было несколько дней, и монахи всерьез забеспокоились. Наконец, самый старый и опытный из них решился спуститься вниз. Он открыл дверь в хранилище и заглянул внутрь. За столом над раскрытой книгой сидел настоятель. Он плакал и хохотал одновременно, и то и дело с силой бился лбом о стол, вскрикивая: «Я знал! Celebrate! Celebrate, not Celibate!» Celebrate… Я попробовал и знаю – время от времени бывает полезно спуститься в подвал. Взглянуть на оригинал… Спасибо.

Были аплодисменты. И смех. Вокруг стало тесно. Мэттью хотел что-то сказать, но его оттеснили. Рядом оказался Артур.

– С тебя ведро кофе, помнишь? – указал на меня пальцем и подмигнул.

Я не успел ответить, вынырнул какой-то юноша, где же я его видел…

– Мистер Гарбер, вы уронили это, а я подобрал, и вот нашел вас, чтобы вернуть, – и сунул мне в руки портфель. Тот самый, который у меня из рук вырвал парень на скутере на Лазурном Берегу. Этот самый парень и вырвал. Но его уже оттеснили.

– Грег, простите, что отрываю сейчас, но я обещал подыскать вам недвижимость по вашему запросу, – Леонард Гратовски, или кто он там на самом деле, держал в руках объемный конверт. – Вот здесь все необходимое, вы потом посмотрите. Этот вариант в любой момент будет в вашем распоряжении и, я уверен, идеально подойдет вам.

– Спасибо. Я позже посмотрю, ОК? – что я еще мог сейчас сказать? Я сунул пакет в портфель, который только что вернулся ко мне.

– Это была хорошая лекция, спасибо, – за моей спиной стоял Жан-Батист, водитель фотографа Таннера. – Позвольте познакомить вас с Сандрой. Кстати, вам понравилась афиша для лекции? Это работа Сандры. Она все эти дни искала по Парижу образ взлетающего человека.

Я вспомнил Икара с пристегнутыми крыльями и повернулся к стоявшей чуть сбоку женщине, той самой, из первого ряда, в маске. Конечно, Саймон же говорил, что она художница. Но у Икара было мое лицо…

– Здравствуйте, – сказал я.

– Привет, Грег, – сказала она и сняла маску. Растрепались волосы.

– Николь…

– Николь, Сандра, Гарбер, Таннер – какая разница? – засмеялась она.

– Черт… вы все тут… как те двойные портреты из коллекции Антуана!

– На себя посмотри, – пробурчал стоявший рядом Чучо.

И тут на меня вдруг накатило. Это было острейшее ощущение дежавю – я где-то уже все это видел. В точности… Сводчатый зал, Николь, вот так же смеющаяся, в этом самом черном платье, много людей вокруг, а перед Николь – видны только спина и плечо – мужчина, которого я каждый день искал, почти наступая ему на пятки. Он здесь… Я инстинктивно обернулся.

За мной стоял, уставившись в видоискатель фотоаппарата, Антуан.

– Подожди, убери камеру! Ты давал мне фотографию, помнишь…

– Грег, ты устал. Как я мог тебе ее давать? Я только сейчас ее делаю. Не мешай, видишь, этот тип, наконец, обернулся и теперь можно разглядеть лицо. Замри, дай зафиксировать.

И меня пробило.

Я заглянул в этот объектив, в отражение кого-то, кто до сих пор сидел во мне под слоем ежедневных привычек и дел, и от всей комичности ситуации или от ее бредовости что-то во мне перевернулось, и я начал показывать дулю этой окаменевшей Горгоне и смеяться в голос, до слез, крича:

– Арепо, я все же нашел его! Снимай!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю