Текст книги "Танго с манекеном"

Автор книги: Алекс Форэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Мы обедали большой компанией на каком-то кораблике, плывшем по Сене. Не помню, что мы ели, не помню, о чем именно говорили. Очень ясно помню лица, каждое из которых видел будто впервые. Очень знакомые. И совершенно новые.

Потом я ехал в такси. Оказывается, наступил вечер, зажглись фонари. Рядом на сиденье лежала белая маска и кем-то заботливо положенный сюда пропавший в Ницце портфель. Я, конечно, опять успел начисто забыть о нем.

Машинально я раскрыл его. Папка с документами, которые не имели сейчас никакого значения, мой мобильный с севшим аккумулятором и кучей ненужных контактов внутри, пакет, который дал мне Гратовски после лекции, и футляр с ключом Клуба. Что же, ключ так и не понадобился? Или, коль скоро я его потерял, они решили обойтись без него?

Я взял в руки конверт. Мой идеальный вариант недвижимости, как было сказано. Конверт был тяжелым. Я разорвал его.

Внутри был простой дверной замок. Я некоторое время смотрел на него, потом, не торопясь, вытащил золотистый футляр с логотипом Клуба, достал ключ, вставил в замочную скважину и повернул. Матово блеснув, послушно выскочил полированный язычок.

Я смеялся так, что водитель начал с опаской коситься на меня через плечо.

Ничего, месье, не тревожьтесь, я не опасен, все хорошо. Хорошо, где мы есть, и дом – там, где мы.

Omnia mea mecum porto.

Не понимаешь? Это же почти французский – «все мое ношу с собой», видишь?

В лофте, на столе лежал мой обратный билет.

Я сидел в лофте, не включая света.

Треть стены над диваном занимал светильник, и я смотрел на него, как будто впервые видел эту квадратную металлическую панель, по которой тремя рядами по три в каждом располагались лампы. Когда они были выключены, был виден металлический квадрат, в котором, если встать напротив, как в мутном зеркале, можно было рассмотреть свое отражение. Если лампы были включены, квадрат почти исчезал, сливаясь по тону со стеной, и видны были только девять светящихся точек.

Но сейчас играть с выключателем, забавляясь необычным оптическим эффектом, не хотелось.

Ultimate Night in Paris.

Подведем итоги…

Можно торжествовать победу, а я чувствую себя опустошенным.

Была в средние века забава – по кругу ставили шесть зеркал в рост человека, оставляя между ними одинаковые зазоры. Внутри – водящий, а снаружи, то прячась за зеркалами, то появляясь между ними – его партнер по игре. И цель игры – не набрать максимальное число отражений, а ткнуть в то единственное, которое отражением не является…

Где этот край зеркала… Mirror rim. Круглое какое, надо же. mirrOrrim. В какую сторону не пойти – попадаешь туда же…

Почти как в детской сказке о Питере Пэне. «Потерянные мальчишки разыскивали место, где приземлился Питер, пираты разыскивали мальчишек, краснокожие разыскивали пиратов, дикие звери разыскивали краснокожих, чтобы их съесть. И все они ходили и ходили по кругу, потому что двигались с одинаковой скоростью».

Пока Питер Пэн из круга не выскочил…

А он выскочил?

Или это у него просто отдых был такой? Take Five. Перекур на пять четвертей. Выезд из круга. Куда выезжать-то, если четвертей только четыре, четыре стороны света, четыре четверти пути?!

Что дальше? Съездил, развлекся и – назад? Ох… Тогда так: вернулся и все, что заработал, раздал бедным, а сам так подсел на театр абсурда, что стал продюсировать любительские спектакли… Или вот еще: уехал в Индию, запасся всякой травой для курева и создал свой ашрам… Кошмар. Зубная боль.

Но есть еще проблемка.

Я шел по коридору, пусть и извилистому, встречал очередное зеркало, иногда кривое и изломанное, и, поражаясь увиденному, послушно в нем отражался. Иначе говоря, большинство моих выборов – реактивны, и причиной имеют не меня. Ведь, если подумать, даже эта сегодняшняя лекция во многом – не мой ход, а подсказанный мне, сконструированный.

Не спорю, я был талантливым отражением, и путешествие по зазеркалью сильно меня обогатило, но… и зазеркалье ведь – такая же коробочка. И чтобы из нее выскочить, нужно сделать самостоятельный ход. Совсем самостоятельный, не подготовленный кем-то.

Когда-то ко мне в офис приходил фотограф, и я пришел фотографом в свой офис. Кто-то убегал от меня на скутере, а потом это делал я. Мне прочли лекцию, а потом слушали мою. Меня кто-то треснул по голове, и Мари не замедлила треснуть кого-то.

Мари…

О ней сейчас лучше не думать. А то заторможу.

Все линии, все элементы совпали, а эта, одна-единственная – нет? Мозаика почти полная, но в центре – здоровенная дыра. Оплошность? Нет, оплошность может быть где угодно, но не в этом.

Значит, это будет завтра. И я опять послушно словлю отражение. Опять изумлюсь, опять что-то важное пойму и… выйду там же, где вошел. Бутылка Клейна-Гарбера…

И ведь они сейчас сидят там и больше всего боятся, что это и будет именно так – как они придумали. И не хотят, чтобы это было так… предсказуемо.

И завтра этот шанс еще будет. Такой, что если я его не разгляжу – будет совсем не больно, даже будет, чем гордиться и о чем рассказывать, но все это странствие будет ни чем иным, как развлечением.

И какой же это шанс? Что-то самое важное, что еще не сошлось так, как сошлась история чемодана, история с покупкой недвижимости, история с Николь… Что-то недоделанное, несказанные какие-то слова… Последняя неснятая маска.

Висит груша, нельзя скушать… Y a la poire, pas de jus a boire. Догадайтесь, дети, что это? Да лампочка это, лампочка, дети!

Как же я мог не понять… Это же не может быть ничто иное…

Несколько минут я сидел в темноте наедине с этой мыслью.

Прежде всего, мне нужен помощник. Идеально подходящий гревеновский болван. Где же я его найду в это время?

Найду, это не пустыня все-таки.

Но сначала я взял телефон и впервые за это время позвонил секретарю, чтобы обрадовать своим завтрашним возвращением. Мне нужны координаты хорошей хендлинговой компании в Ле Бурже. Дальше. Пусть в аэропорту будет машина, полная цветов… нет, ужас. Полная апельсинов. Да, апельсинов, вы что не слышали о таком фрукте? Похож на маленькое солнце. Не можете запомнить, записывайте. И на водителе должен быть красный клоунский нос. Что непонятного, вы не видели клоунских носов? И главное – самый дурацкий оркестр в аэропорту. Лучше – цирковой. С трубами, барабанами… В офисе я завтра не появлюсь. Я нашел выход, так что у меня – выходной. А послезавтра будет послезавтра. Больше ничего. Пока.

Я повесил трубку, почувствовав, что секретарь с совершенной определенностью осознал – это случилось, босс свихнулся окончательно.

Выход

Ситуация всегда управляема. Даже тогда, когда это кажется очевидным.

Путеводитель

Утром в понедельник дверь лофта раскрылась, и на пустынную улицу Гренетта вышел человек в джинсах, кожаной куртке и длинном красном шарфе. На лице у него была белая маска, на голове – берет. Сзади из-под берета была видна бритая наголо голова с полоской белого пластыря.

Он поставил на мостовую чемодан, запер дверь и бросил ключи в прорезь для журналов.

Потом огляделся.

В нескольких метрах от него стояло такси, и водитель уже выходил из машины, чтобы помочь положить в багажник чемодан.

А на ступеньках соседнего дома сидел печальный клоун в оранжево-красном одеянии. В повороте головы, в положении рук, в опущенных плечах была такая острая грусть от предстоящей разлуки, что не верилось, что это можно сыграть.

Человек в маске встал напротив клоуна, принял не менее горестную позу и руками стал стирать воображаемые слезы, будто бы катившиеся по щекам.

Водитель такси, уже погрузивший в багажник чемодан, с удивлением наблюдал за странной сценой прощания. Эти двое без единого слова играли на пус�ой утренней мостовой пронзительный этюд разлуки…

Наконец, человек в маске в последний раз махнул рукой клоуну и сел на заднее сиденье машины. Водитель завел двигатель, но пассажир что-то тихо сказал ему, потом достал из кармана куртки блокнот и быстро написал несколько слов на листке. Вырвав лист, он открыл окно и, глядя на стоявшего поодаль клоуна, протянул ему записку.

Клоун подошел к машине, взял листок и прочел его. Потом вопросительно показал рукой на свою маску. Человек в машине кивнул головой.

Клоун чуть помедлил, принимая решение, и подошел к машине вплотную. Теперь пассажиру был виден только красно-желтый костюм. Клоун снял маску и протянул ее в заднее окно. Потом дважды стукнул ладонью по крыше такси и едва успел отскочить, когда автомобиль тронулся.

На мостовой осталась девушка с вьющимися русыми волосами в костюме клоуна. Она провожала взглядом машину, из заднего окна которой неотрывно смотрел на нее человек в белой маске. Пока машина не скрылась за поворотом…

Она еще некоторое время стояла без движения, глядя в конец пустой улицы. Потом, поняв, наконец, что машина не вернется, повернулась, чтобы уйти.

И сразу замерла на месте. Зрачки глаз в одно мгновение расширились. Какие же огромные глаза…

Ну, что ты, господи, что же так удивляться? Что ты, никогда не видела сидящих на ступеньках лысых клоунов?

Не вставая, я сказал, глядя прямо в эти глаза:

– Привет, Мари. Наши маски уехали… А у меня тут небольшой самолет неподалеку. Специально для клоунов. Поэтому переодеваться не обязательно… У тебя паспорт с собой?

Входя в здание аэропорта, мы столкнулись с каким-то торопящимся насупленным типом в деловом костюме с кейсом. Он шел так, словно был уверен, что все остальные безусловно расступятся, и я автоматически оттеснил его плечом, чтобы он не сбил с ног Мари. Кажется, он был страшно недоволен и остановился, чтобы поведать об этом, но, честно говоря, было совсем не до него. К тому же, в этот момент нас догнал взмыленный курьер.

– Мадам, месье, у меня срочное письмо для вас.

Имя на конверте было мое, и я расписался, вспоминая, где же я уже видел все это – аэропорт, деловитого типа в костюме, курьера…

В конверте был диск – тот самый, что я возил с собой в чемодане Мэттью с самой Ниццы, и написанное его почерком письмо.

Никак не думал, что в последнюю ночь в Париже до утра буду читать.

Знаешь, что было на диске? Я сделал себе копию, а тебе оставляю оригинал. Пароль простой – цифровой символ палиндрома.

Это рукопись романа, который мне передали прямо в аэропорту накануне моего вылета в Ниццу. Я же на самом деле – издатель. Я сунул его в чемодан, собираясь прочитать во Франции, но, по известным тебе причинам, не прочитал.

Зато прожил. Мы все его прожили. Практически дословно, день за днем, главу за главой.

Я опубликую его, не изменив ни слова. Так что наш «альбом» все же выйдет. С твоими фотографиями на обложке. Только название я выберу – все же это привилегия издателя. В оригинале он называется «Out of the box», но я сходу набросал еще несколько:

– Машина Желаний

– Забудь об обезьянах

– Жизнь Напрокат

– Мышь в лабиринте

– Танго с манекеном

Если будет желание, сообщи, какое больше нравится тебе. Время есть – макет будет делаться недель шесть.

В общем, будет время, – полистай. Хочешь, – с первой фразы, хочешь – с последней, разницы нет :-)

Восьмиместный «Глобал Экспресс» был готов к взлету.

Мы плюхнулись рядом в кожаные кресла и, глядя друг на друга, не сговариваясь, рассмеялись.

– Кажется, у нас есть, что почитать в полете, – сказал я, доставая ноутбук. – Сразу посмотрим, чем же все кончается?

– Хочешь узнать будущее?

– Нет, просто прочесть эпилог. «И жили они…»

– А если там что-то другое?

– Перепишем. Авторы-то – мы.

– Убедил, – она кивнула головой. Русый локон упал на глаза, и она откинула его рукой. – Включай пока, я только взгляну на воздушные зеркала, пока стюардесса не наливает кофе, и мы не в зоне турбулентности.

Она вышла из салона, а я вставил диск, набрал в окошке пароля 101 и, когда появился текст, сразу перешел к последней странице.

Это была записка.

«Грег, мы все так устроены, что для того, чтобы действительно привыкнуть к новой идее и понять, что в ней наше, а что нет, нам нужно около шести недель. Те самые сорок дней, которые известны с древности по разным мистическим ритуалам. До этого срока любое решение – только импульсивный порыв под влиянием момента или красивая поза. Можно, конечно, поддаться, но все равно потом не сработает.

Как перед президентскими выборами – запрет на агитацию. Избиратель остается наедине со своими мыслями. Тем более, что кандидат в президенты – он сам…

Шесть недель, Грег. Только тогда становится ясно, тянет ли прожитая история на жизнь или это был просто курортный роман с Парижем.

Целую.

Мари».

Я тупо вчитывался в текст.

Двигатели включили на форсаж, и самолет начал разбегаться.

Неслышно подошла выглаженная стюардесса и мягко попросила выключить компьютер на время взлета.

Я машинально сделал это.

Стюардесса поставила на столик передо мной чашку кофе, посмотрела на меня и, улыбнувшись, сказала:

– Ну что, вперед?