Текст книги "Марат"

Автор книги: Альберт Манфред

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
НА ВЕРШИНЕ ГОРЫ

20 ноября в Тюильрийском дворце случайно был открыт потайной железный шкаф короля. В шкафу была найдена секретная переписка, в том числе письма Мирабо, Лафайета и других бывших видных деятелей революции к Людовику XVI. Разоблачения, вызванные документами, найденными в потайном шкафу короля, возбудили глубокое негодование народа. Оскорбленные в своих чувствах, люди разбивали бюсты Мирабо. Конвент предложил завесить портрет Мирабо, висевший до сих пор в зале заседаний.

Престиж Марата поднялся еще выше. И этот возросший авторитет он бросает теперь на чашу весов в момент ожесточенных споров между Горой и Жирондой, возникших в связи с вопросом в судьбе короля.

Что делать с королем? Народ и демократические организации, поддерживаемые депутатами Горы, единодушно требовали предания короля суду. Жирондисты вынуждены были пойти на эту уступку, и с ноября 1792 года в Конвенте начались споры по вопросу о судьбе короля.

Жирондисты – об этом речь была раньше – пытались ёще накануне 10 августа сохранить монархию, а позже, когда король стал узником крепости Тампль, старались избежать процесса. Когда же стало очевидно, что процесс неизбежен, и когда процесс начался – Людовика XVI стал судить Конвент, – тогда жирондисты начали изыскивать разные способы, чтобы любым путем сохранить королю жизнь.

Максимилиан Робеспьер, Сен-Жюст, один из самых молодых депутатов Конвента, и, наконец, Марат выступили за казнь короля. С первых же дней в большой дискуссии, развернувшейся в Конвенте, Марат настойчиво добивался казни короля.

Он объяснял: «До тех пор пока Людовик Капет будет жить и пока какое-нибудь непредвиденное обстоятельство может вернуть ему свободу, с ним будут связаны различные попытки всех врагов революции. И если тюрьма не станет очагом их вечных заговоров, она непрерывно будет их сборным пунктом. Не будет свободы, не будет безопасности, не будет мира, не будет покоя для французов, не будет надежды на освобождение для других народов, пока не будет срублена голова тирана».

Позже, когда жирондисты стали искать различные поводы для того, чтобы воспрепятствовать приведению приговора в исполнение, когда они требовали, чтобы был поставлен на обсуждение народа вопрос о том, казнить ли Людовика XVI, а если казнить, то насколько отсрочить его казнь, Марат вновь выступил против этих уверток. «Преступления Людовика XVI установлены, им нет числа и оправдания; нация требует от вас их отмщения, и вы не можете уклониться от того, чтобы приговорить тирана к смертной казни».

Марат был полон решимости противодействовать группе вертких интриганов из числа жирондистских вождей, прилагавших все старания, чтобы спасти жизнь бывшему королю.

Жирондисты действовали так отнюдь не потому, что их вдохновляли идеи отвлеченного гуманизма. Марат был глубоко прав, когда отказывался принимать жирондистские обвинения в кровожадности и возвращал эти обвинения их авторам. Тога поборников гуманности, рыцарей милосердия, которой прикрывались позднее жирондисты, была лишь своеобразной маскировкой.

Это один из главарей жирондистов, Инар, первым ввел зловещую формулу: «Под словом «ответственность» мы подразумеваем смерть»; позднее, во времена белого террора, он дал ужасающие доказательства того, как он претворял эту формулу в жизнь. Барбару, Жансонне, Бюзо, Кондорсе и, конечно же. скрывающийся за их спинами вожак и вдохновитель партии Бриссо – все они с 1791 года требовали применения смерти тем, кого они считали своими политическими противниками.

Их сокровенные мысли, истинные мотивы их поведения с предельной отчетливостью выразил Гаде в доверительном обращении к своей жене: «Я сделаю все, что сумею, чтобы спасти Людовика XVI. Если бы гуманность и не советовала этого, то интерес страны все же требовал бы этого».

Конечно, речь шла не об интересах страны, и Гаде это раскрыл откровенно в следующих за приведенными словах: «Он является последним защищающим нас оплотом; если падет его голова, то за ней последуют и наши».

Но эти тайные мысли Гаде, Бриссо, Верньо были хорошо поняты Маратом.

Именно Марату принадлежало знаменитое предложение – ввести поименное голосование по вопросу о судьбе короля. Марат не ошибся, внося этот проект. Он знал двоедушие, трусость, слабость своих противников. И действительно, когда началось поименное голосование, тайные пособники короля, которые накануне 10 августа давали ему советы, как удержать за собой престол, – Верньо, Гаде и другие жирондисты – не посмели выступить за сохранение жизни Людовику Капету и голосовали за казнь.

Жестокая борьба, которую Марат вел против своих политических противников, против «свободоубийственной партии» Бриссо, Верньо, Жансонне, заставила его внойь столкнуться с испытаниями судьбы. Ему угрожают кинжалом. Когда он идет по улицам, за ним следуют какие-то подозрительные личности. Он получает угрожающие письма. Ему попадается на пути портфель, набитый деньгами, который он спешит тут же сдать властям. Его большая квартира на улице Кордельеров теперь находится не случайно под наблюдением драгун. Депутату Конвента, облеченному депутатской неприкосновенностью, самому знаменитому политическому журналисту и оратору Франции доктору Марату снова приходилось нередко скрываться по ночам. В своей газете он пишет, что «вновь уходит в подполье», ибо, обладая неприкосновенностью личности, он в то же время не может поручиться, что с ним ничто не произойдет.

Жирондисты преследовали его по пятам, выдвигая против него самую чудовищную клевету. Но Марата нельзя было ни застращать, ни подкупить. Он продолжал ту же борьбу, нанося разящие удары клике Бриссо – Гаде.

«Кто эти люди, пытающиеся сейчас помешать нам казнить тирана, запугивая вражескими государствами? – спрашивал в одном из номеров своей газеты Марат. – Это все те же, кто толкал нас на войну год назад, внушал презрение к объединившимся державам. Бесстыдные лицемеры, у них есть принципы на заказ для каждого дня; их принципы приспособляются к обстановке, ко времени, к месту, к людям. Вчера они проповедовали нам войну, сегодня проповедуют мир, они будут дуть одновременно на холодное и горячее, если им только удастся таким образом скорее обмануть народ и добиться осуществления своих преступных замыслов.

Отбросим это подлое фиглярство, с которым соединяется малодушие, алчность, тщеславие, страх перед наказанием. Они первыми отбросили бы их, эти нелепые принципы, если бы они не служили их замыслам.

К опасениям, которые они стремятся нам внушить, они добавляют лживое уважение к сохранению закона, лживое рвение к правосудию, лживые идеи величия. Послушайте, как они унижают троны, восклицают, что короли являются людьми, только людьми, даже меньше, чем людьми, они, всегда бывшие жалкими лакеями деспота, недавно царствовавшего над нами…»

Почему они придают столько значения приговору над Людовиком, откуда ярость, с которой они выступают против мнимой поспешности тех, кто требует его казни? Нужно ли об этом говорить? Они стараются прикрыться человечностью и справедливостью, потому что они связаны с его судьбой тайными нитями».

Так Марат срывал маски с жирондистских вождей и представлял их взору народа в их истинном виде. Под его ударами, наносимыми рукой уверенной и точной, рушились все хитросплетения коварной политики жирондистов; они не посмели открыто защищать короля, а Марат не позволил им обмануть народ и разоблачил действительный смысл их софизмов. В сражении со своими политическими врагами он одержал еще одну победу.

* * *

Со времени великого дня Вальми военное счастье склонялось на сторону революционной Франции. Раз одержав победу, армия французских патриотов, охваченная наступательным порывом, продолжала движение вперед. На юго-востоке французские войска овладели Ниццей. На Рейне Кюстин, командовавший французскими соединениями, 25 сентября с боем занял Шнейер и взял три тысячи пленных; это были первые пленные, захваченные армией революции. В последующие месяцы солдаты Кюстина заняли Аахен, Вормс, Майнц, Франкфурт-на-Майне.

Дюмурье после Вальми вступил в сомнительные переговоры с прусским командованием; он самонадеянно рассчитывал, что ему удастся склонить прусского короля к союзу с Францией против Австрии. Он даже послал прусскому монарху в качестве презента кофе и сахар, которых недоставало в то время у пруссаков, но эта примитивная дипломатия потерпела полное крушение. Фридрих Вильгельм не пожелал вести переговоров с крамольной республикой. Военные действия возобновились. Французская армия вступила на территорию Бельгии. В течение короткого времени французы заняли большую часть земель Бельгии, встречаемые повсюду восторженными приветствиями местных жителей, видевших во французских солдатах своих освободителей.

6 ноября 1792 года французская армия под командованием генерала Дюмурье встретилась при Жемаппе с главными силами австрийцев. Сражение было ожесточенным. Оно закончилась полной победой французского оружия. Австрийская армия в смятении и расстройстве отступила. 14 ноября она оставила Брюссель; к концу месяца вся Бельгия была освобождена. Победа при Жемаппе принесла законную славу солдатам революционной Франции. Победитель генерал Дюмурье прослыл самым выдающимся полководцем французской революционной армии.

Победа французских войск не была результатом их количественного превосходства или их лучшей вооруженности. Французская армия побеждала прежде всего потому, что она была сильна духом, потому что она сражалась за справедливое, за правое дело. Убежденность в своей правоте, решимость защищать свою революционную родину, завоевания революции воодушевляли французских солдат на подвиг, внушали им мужество, отвагу. Это обеспечило в конечном счете победу французских войск над армией иностранных интервентов.

Но жирондистское правительство не сумело воспользоваться плодами победы. Оно курило фимиам генералу Дюмурье, прославляя его победы, но не обеспечило необходимого пополнения французской армии новыми вооруженными силами.

Шарль Франсуа Дюмурье, выступавший в ту пору в ореоле национального героя, вместо того чтобы использовать плоды побед, развернуть дальше наступательные операции, решил, что пришел его час взять в свои руки игру; его внимание переместилось с карты военных действий к крапленым картам изощренных политических интриг.

Человек в годах – ему шел шестой десяток, – имевший за плечами бурную, полную самых невероятных приключений жизнь авантюриста, гонявшегося за счастьем почти по всему свету, он сохранил все ту же молодую неугомонность, самоуверенность, легкомыслие, дерзость. Он менее всего был склонен руководствоваться принципами или правилами морали. Одно время он прилаживался к королю, но, убедившись в том, что эта игра не сулит выигрыша, переметнулся к жирондистам и быстро выдвинулся сначала в должности министра иностранных дел, а затем и на военном поприще. Жирондисты всячески обхаживали его, рассчитывая приручить и заставить служить своим целям. Он также шел на дружбу с партией Бриссо, надеясь, в свою очередь, использовать ее для своей карьеры и далеко идущих планов.

Зимой он приехал из ставки в Париж, вел здесь рассеянный образ жизни, устраивал политические свидания. На квартире его друга известного актера Тальма давались приемы, на которых искусством занимались меньше, чем политикой.

Между тем внешнеполитическое положение республики изменилось. После казни короля ряд европейских держав вступил в войну с Францией. Англия. с ее неисчерпаемыми материальными ресурсами, Испания с ее сильным по тому времени флотом, Голландия оказались в числе врагов Франции. Французской республике весной 93-го года приходилось сражаться почти со всей Европой.

Англия, Австрия, Пруссия, Испания, Голландия, итальянские государства, ряд германских государств были в состоянии войны с Францией.

За спиной этих держав стояла могущественная Российская империя. Хотя Россия непосредственно не воевала с Францией, однако правительство Екатерины II поддерживало интервенционистскую политику держав, оно разорвало дипломатические отношения с Францией и выслало из Петербурга представителей Французской республики.

Тогда как международное положение республики заметно усложнилось, жирондистские «государственные мужи», как их иронически называл Марат, проявляли прежнюю беззаботность к вопросам обороны республики. Они не только не увеличили воинские силы, но допустили их ослабление. В армии отсутствовала необходимая воинская дисциплина. Большим недостатком организации вооруженных сил республики было их разделение на два разных вида войск: регулярные, старые линейные части и отряды волонтеров. Из-за попустительства и невнимания военачальников и высших властей в отрядах добровольцев началась убыль людского состава. Многие из волонтеров, считая, что задача выполнена, враг изгнан из пределов французской территории и война ведется на чужой земле, покидали самовольно свои части. Во многих полках личный состав сократился больше чем наполовину, добровольцы, не считаясь с воинской дисциплиной, без разрешения уходили по домам.

В ряде статей и устных выступлений в Конвенте, в Якобинском клубе Марат обращал внимание на неблагополучное состояние армии; он требовал, чтобы были найдены действенные эффективные меры, которые могли бы обеспечить необходимый перелом в организации и подготовке вооруженных сил республики. Но это не было сделано.

Между тем, пренебрегая происшедшими изменениями в состоянии войск, командование приняло решение возобновить наступательные операции. В середине февраля 1793 года генерал Дюмурье предпринял большие наступательные действия против Голландии. Первые дни они развивались успешно, войскам Дюмурье удалось занять несколько голландских крепостей. Но наступление не было должным образом продумано и организовано. Французские силы были распылены. 1 марта австрийцы под командованием герцога Кобургского нанесли сильный удар по французским войскам, расположенным в Бельгии, и заставили их в беспорядке отступить. Баланс, командовавший французскими войсками в Бельгии, взывал о помощи к Дюмурье: «Спешите скорей сюда! Необходимо переменить план кампании. Сейчас, минуты равняются столетиям». Но у Дюмурье был свой счет времени. 12 марта он написал дерзкое, вызывающее письмо Конвенту, а 18 марта в битве у Неервиндене французские войска под командованием Дюмурье понесли тяжелое поражение.

Известие о поражении Дюмурье побудило Конвент отправить комиссаров, которым было поручено на месте ознакомиться с происшедшим. Дюмурье арестовал комиссаров и 23 марта вступил в переговоры с австрийцами. В тайных переговорах с австрийским командованием Дюмурье обещал очистить занятую территорию, повернуть армию против Парижа, разогнать Конвент и восстановить монархию.

Едва лишь в Париж поступили первые тревожные сведения о поведении Дюмурье, как Марат выступил против него в печати. Марат давно уже приглядывался к деятельности этого восхваляемого вождя – бывшего министра иностранных дел в нервом жирондистском правительстве, затем популярнейшего генерала Жиронды; он внушал подозрение Другу народа.

Марат в октябре 1792 года как член Конвента имел свидание с Дюмурье. Они встретились на квартире актера Тальма, во время одной из пышных вечеринок, на которой пришедший неожиданно Марат застал ряд видных политических деятелей, приглашенных Дюмурье. Беседа между Маратом и Дюмурье не дала практических результатов, но эта встреча усилила подозрение Друга народа.

В отчете, опубликованном Маратом в своей газете, он писал: «Как понять, что генералиссимус республики, давший прусскому королю возможность ускользнуть из Вердена, ведший переговоры с врагом, которого он мог окружить в лагерях и заставить сложить оружие, вместо того чтобы способствовать его отступлению, избрал такой критический момент, чтобы оставить армию без командования, бегал по спектаклям и предавался оргиям у актера вместе с нимфами из оперы. Дюмурье скрыл тайные причины, приведшие его в Париж… Он явился для сговора с вожаками клики, которая интригует в целях создания федеративной республики – вот цель его приезда».

Тремя неделями позже, 31 октября 1792 года, Марат публично предсказал: «Сто против одного, что… Дюмурье эмигрирует еще до марта». В своем поразительном политическом ясновидении Марат ошибся лишь в календарных сроках, и то всего на двадцать с чем-то дней.

Теперь, когда стали известны подробности вероломного, изменнического поведения Дюмурье, Марат потребовал применения самых суровых и решительных мер против мятежного генерала. С присущей ему проницательностью Друг народа утверждал, что измена Дюмурье не является только актом его личного вероломства. Кто были друзья Дюмурье? – спрашивал Марат. Каким образом стал возможным этот шаг, повторяющий почти буквально, даже в мелочах, презренную измену Лафайета?

Марат справедливо доказывал, что измена Дюмурье есть частное подтверждение измены жирондистов. Надо покарать Дюмурье, но этого недостаточно. Надо покарать и партию, которая взрастила измену, приведшую Францию на край новых военных потрясений.

Покарать Дюмурье не удалось. Мятежный генерал, сбросив маску, решил идти напролом. Он арестовал военного министра Бернонввлля, прибывшего в ставку, и передал австрийцам. Затем он дал приказ своим войскам повернуть фронт и двинуться на Париж. Но Дюмурье просчитался. Он недооценил степень сознательности солдат революции: они отказались выполнить приказ генерала-изменника. Один из командиров батальонов, Даву, будущий знаменитый маршал наполеоновской армии, получив приказ генерала, поднял свой пистолет, чтобы убить изменника. Дюмурье должен был бросить армию и бежать с кучкой ближайших помощников в стан противника.

Измена Дюмурье и предшествовавшие ей поражения ухудшили военное положение республики. В течение весны 1793 года французские войска, отступая под ударами превосходящих сил противника, вынуждены были оставить Голландию, Бельгию, германские земли на левом берегу Рейна. Это было общее отступление.

В марте 1793 года вновь вспыхнул контрреволюционный роялистский мятеж в Вандее. Он быстро разрастался, перекидывался из одного департамента в другой, вовлекал все новые слои крестьян, с оружием в руках поднявшихся против революционной власти. Бедственное экономическое положение республики, недостаток продовольствия, падение Денежного курса, мобилизация в армию питали недовольство части крестьян, пошедших за боевой зажиточный верхушкой деревни, сомкнувшейся с контрреволюционным духовенством и российской эмиграцией.

Внутренняя контрреволюция рассчитывала на успехи оружия внешней контрреволюции – интервентов. Возникала реальная опасность, что обе враждебные революции силы объединятся.

Но жирондистское правительство топталось на месте, бездействовало, и вместо борьбы против грозных сил контрреволюции выискивало средства, чтобы поразить своих политических противников – монтаньяров.

Бриссо во «Французском патриоте», зная, что он пишет заведомую ложь, уверял, что мятеж в Вандее разожжен агентами якобинцев, действующих по приказу Питта.

Так жирондисты, ответственные как правящая партия за оборону республики, вместо мобилизации сил нации на борьбу с врагом сбивали с толку народ, натравливая его против истинных патриотов.

9 марта жирондистское большинство Конвента приняло декрет, обязывающий депутатов Конвента, издающих газеты, либо сложить с себя депутатское звание, либо прекратить издание газеты. Декрет этот целил в Марата: он и был тем депутатом Конвента, который издавал «Газету Французской республики».

Но Марат сумел уклониться от наносимого ему удара. Декрет есть декрет; после того как он приобрел законную силу, спорить против него было бесполезно. В понедельник 11 марта «Газета Французской республики» вышла в последний раз. Но уже через три дня, в четверг 14 марта, на улицах Парижа продавалось новое издание – «Публицист Французской, республики», издаваемое по-прежнему Маратом, Другом народа, депутатом Конвента.

Марат посмеивался над своими противниками. В декрете Конвента говорилось только о запрещении депутатам издавать органы печати, именуемые газетами. Но декрет не предусматривал всех видов печати; иначе ему пришлось бы запретить и «Французский патриот» Бриссо. Чем «Публицист Французской республики» хуже «Французского патриота»? Отравленная стрела противника пролетела мимо цели. Чтобы позлить своих врагов, Марат на новой своей газете восстановил старую нумерацию. Первый номер «Публициста Французской республики» имел порядковый № 144; он сохранил также прежний формат, те же восемь страниц и весь внешний вид «Газеты Французской республики»

Мартовский кризис, порожденный изменой Дюмурье, еще выше поднял престиж и авторитет Марата. Люди убеждались, сколь проницателен, сколь мудр Друг народа. Дантон защищал Дюмурье, а Марат предупреждал: не верьте этому вероломному генералу, он связан с кликой Бриссо; он предаст и продаст революционную Францию.

Слава Марата росла. Каждый день приносил новые тому подтверждения.

Якобинский клуб, или Общество друзей свободы и равенства, как истинно демократическая организация, не имел постоянного председателя. Президенты общества избирались сроком на две недели из числа политических деятелей, пользующихся наибольшим уважением членов Якобинского клуба.

И когда 5 апреля наступило время избрать нового президента, единодушно, огромным большинством голосов был избран Жан Поль Марат.

Марат – депутат Конвента, Марат – председатель Якобинского общества, Марат – редактор «Публициста Французской республики» – это был теперь самый прославленный, самый популярный в народе вождь Горы. Наряду с Робеспьером и в значительной мере также и с Дантоном он разделял славу, авторитет, почет, которыми партия Горы пользовалась в глазах французского народа.

У этого человека, казалось бы утомленного долгими годами непрерывной, всепоглощающей борьбы, энергия не иссякала. Представлялось невероятным, как могли плечи одного человека выдержать груз такого напряжения.

Но Марат все выдерживал. Лишь изредка из-под его пера срывались горестные признания. Иногда и как бы нехотя он все-таки признавался, что безмерно устал. Порою он вспоминал свой одинокий тихий дом на улице Старой голубятни. Его рабочий стол, голубой дым ночи за окнами, золотые и красные огоньки над потрескивающими, охваченными пламенем поленьями в большом камине и сторожкая глубокая тишина… Ах, как много бы он дал, чтобы вновь вернуться к этому далекому, навсегда ушедшему времени!

Это были минуты слабости, мгновения, когда он смежал веки, чтобы перевести дыхание. Он стряхивал с себя оцепенение и вновь ввязывался в борьбу.

* * *

В значительной мере под влиянием требований Марата Конвент 6 апреля принял декрет о создании Комитета общественного спасения, избранного в составе девяти человек. Комитет общественного спасения должен стать органом революционной диктатуры. Идея Марата о роли Комитета общественного спасения – это продолжение идеи диктатуры, которая в зачаточной форме возникала у него и раньше. От трибуна – к триумвирату, от триумвирата – к Комитету общественного спасения – так постепенно в его представлении расширяется мысль об организации органов революционной диктатуры.

Руководящая роль в первом Комитете общественного спасения принадлежала Дантону и его ближайшим друзьям.

Марат весной 1793 года уделяет большое внимание и социально-экономическим вопросам, имевшим в ту пору большое значение.

Республика испытывала серьезные экономические затруднения. Быстро падал курс бумажных денег, росли цены на продукты питания, все меньше в обращении становилось товаров. Как преодолеть прогрессирующие экономические затруднения? Марат выдвигает свой план. В ряде выступлений, статей он требует проведения неотложных энергических мер. Он предлагает разрешить финансовые затруднения путем уничтожения государственного долга и оплаты кредиторов государства национальными бонами, которые должны быть выпущены на сумму долгового обязательства.

Насколько этот план был целесообразен и практичен? Об этом трудно судить, поскольку он не был реализован. Во всяком случае, его преимущества не очевидны и не бесспорны.

Гораздо более глубокий революционный смысл имело другое его предложение в области социальной политики, с которым Марат 6 марта 1793 года обратился к «Патриотам Конвента».

Марат в своем обращении поднимает один из самых жгучих социальных вопросов – о борьбе с нищетой.

«Недостаточно помешать увеличению нищеты, нужно начинать с ее уничтожения; это был бы лучший способ для укрепления республики…»

Марат критикует финансовую и социальную политику всех предшествующих высших органов революции, начиная с Учредительного собрания. Эта политика и в особенности установленная система продажи церковных имуществ – главного богатства, отвоеванного революцией, – были неправильными; от нее выиграли только богатые, а бедные проиграли; число неимущих увеличилось вдвое.

Друг народа предлагает свой проект реализации церковных имуществ. Они должны быть разделены на три равные части: одна из них должна пойти на оплату служителей религии, вторая – на уплату долгов правительства и третья – в пользу неимущих.

Эта третья часть церковных земель должна быть разделена между неимущими мелкими участками. Тем самым, говорил Марат, «выполнили бы по отношению к ним неотложное обязательство, возлагаемое справедливостью, сделали бы их полезными гражданами, крепко бы привязали их к революции, и государство выиграло бы от этого вдвойне».

В том же обращении к Конвенту Марат предлагает одновременно все общинные пустошные земли также разделить между бедняками, распределить их небольшими участками, снабдив дополнительно неимущих земледельческими орудиями, семенами и средствами пропитания на первые полгода.

Эти предложения Марата касались самых важных проблем революции. Марат, казалось, исправлял свои прежние ошибки. До сих пор серьезным промахом его политической программы, его политической линии было недостаточное внимание к крестьянскому вопросу – главному вопросу Великой французской революции.

Его обращение к Конвенту в марте 1793 года, его смелый и практически легко осуществимый проект: разделить часть церковных и общинных земель между неимущими – были исполнены революционного дерзания и мудрости. Этот план, будь он осуществлен в жизни, означал создание нового широкого слоя крестьянства, получившего землю от революции. Понятно, что в этом плане не было ничего социалистического. Речь шла о создании нового класса мелких собственников крестьян. Но эта мера в ту эпоху – смертельной войны с феодализмом – имела огромное революционное значение.

Замечательно, что Марат, внося свой предложения в Конвент, выступал прежде всего как революционный вождь, видевший в предлагаемых мерах решение стратегических задач. Конечно, он говорит о долге перед неимущими, о принципах справедливости. И все-таки главное для него в другом. Марат дважды подчеркивает, что, наделяя неимущих землей, тем самым привязали бы их крепко к отечеству, к революции.

Это значит, говоря иными, современными словами, что Марат видел в этом прежде всего средство расширения социальной базы революции, создание в лице нового крестьянства, получившего землю от революционной власти, прочной социальной опоры революции.

Несколько месяцев спустя, после того как якобинцы пришли к власти, в иной форме, с рядом поправок и дополнений, эти идеи Марата были претворены в жизнь в аграрном законодательстве якобинского революционного правительства.

Но первым необходимым условием разрешения экономических, социальных и политических задач, стоящих перед республикой, является, по мнению Марата, доведение до конца борьбы против Жиронды. Сокрушить «партию государственных людей», уничтожить ее политическое влияние – это является повелительным требованием момента, условием существования республики.

Борьба против Жиронды становится постоянным мотивом всех выступлений Марата в это время.

Так, например, отвечая на письмо одного из своих корреспондентов, некоего гражданина Шарпантье из департамента Вьен, который жаловался на различные местные злоупотребления, Марат писал так:

«Необходимо подождать, мой доблестный согражданин, казни бывшего монарха и окончательного ниспровержения партии Ролана. Тогда мы посмотрим, как установить царство равенства и свободы, ибо мы все еще пребываем в царстве злоупотреблений, беспорядков и анархии. Если усилия Конвента окажутся бесплодными, придется подождать событий, которые, во всяком случае, произойдут, ибо народ хочет быть свободным. И вот как только восстание станет повсеместным, тогда придет время призвать к ответу ваших утеснителей, этих опор старого прошлого. Народу давно следовало бы взяться за это. Без этого нечего надеяться ни на мир, ни на свободу, ни на счастье».

В этой записке, которая интересна тем, что она выражает, так сказать, будничные, повседневные мысли Марата, примечательны две идеи, высказанные вполне отчетливо: это твердая уверенность в том, что необходимо уничтожить партию Ролана, те есть партию жирондистов, и мысль, что, видимо, не удастся обойтись без нового народного восстания.

Марат, следовательно, еще в декабре 1792 года допускал возможность нового народного восстания для устранения власти Жиронды. И он вновь и вновь возвращается к этой идее во многих своих выступлениях. В статьях в своей газете, в речах в Конвенте, в Якобинском обществе он обличает «государственных людей», он зовет к борьбе против свободоубийственной партии Жиронды.

Всей силой своего огромного авторитета Марат обрушивается на жирондистов – на этих коварных и вероломных «усыпителей», партию, «которая является не только решительной защитницей контрреволюции, но и сама представляет собой открытую контрреволюцию».

Может быть, он вспоминал теперь иногда дни своей юности на берегах Жиронды, в богатом, цветущем, кипящем жизнью Бордо? Это они – все эти богатые купцы, финансисты, арматоры, мануфактуристы, жадно тянущиеся к золоту, гонящиеся за наживой, охотящиеся за барышом, сегодня, как волки, готовы наброситься на республику, провозглашавшую своей великой целью – равенство.

За спиной Бриссо, Верньо, Гаде, Жансонне, за спиною партии Жиронды он видел эту алчную стаю хищников, так знакомую ему по первым нестираемым воспоминаниям молодости. И он писал депутатам Конвента со всею силой глубокой убежденности: «Необходимо, чтобы мы их раздавили, или они раздавят нас; куда же ведет ваша политика умеренности, как не к гибели отечества? И разве вы не чувствуете, что со времени казни тирана для вас нет спасения, кроме победы?»