Текст книги "«Был жестокий бой»"

Автор книги: Альберт Зарипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Глава 11
Обстановка на карте и наяву

Мы вернулись на базу, где нас уже заждался подполковник Тарасов. Увидев командира роты Батолина, наш комбат приказал ему готовиться к предстоящей ночной засаде.

– Пойдут все три группы. – говорил Тарасов как ротному, так и всем командирам групп. – Будем сидеть всю ночь у этого родника.

– Да там же нету столько места! – удивлённо заявил Батолин. – На всю нашу ораву-то! Друг у друга на головах будем же сидеть!

– Не будем! – возразил командир отряда. – У родника залягут всего две группы, а третья останется на блок-посту.

Как и принято поступать в аналогичных ситуациях, подполковник Тарасов достал свою карту и принялся объяснять все нюансы прямо на топографической схеме местности. По его командирскому замыслу две разведгруппы должны были выдвинуться вдоль речки и занять боевые позиции над обрывом, под которым располагался водный источник. Причём, нам следовало залечь со стороны дачного массива и ждать непрошеных гостей от Алхазурово. Что выглядело довольно-таки логично. А третья разведгруппа должна была находиться в стратегическом резерве нашего главнокомандования.

– Если вы там их встретите… – продолжал комбат. – То какое-то время будете там перестреливаться… То есть вести огонь друг в дружку. Вот тогда-то третья группа начнёт охватывать их с фланга… А ещё лучше – с тыла.

Командирский план вроде бы являлся достаточно простым и эффективным. Но только лишь на первый взгляд. Ведь это было вполне закономерным, что после некоторых раздумий возникли кое-какие предложения.

– А может быть мы исключим два момента? – предложил командир роты после короткого раздумья. – Первое: идти вдоль речки будет трудно. Не легче ли выйти к этому обрыву прямо через дачи? Это гораздо проще… И лучше!

– А если там растяжки? – спросил Тарасов. – Что тогда? Зачем нам такой риск? А вдоль речки идёт тропиночка. Хоть и узенькая, но всё-таки нормальная.

И опять наступила тишина. Вчера я хорошо рассмотрел эту «нормальную тропиночку», которая шла в низине, то есть в метре от самой речушки Нефтянки. Лично меня не устраивало то, что обрывистые её берега хоть и скрывали идущих по тропинке от посторонних взглядов, но…

– Это очень опасно! – произнёс я и провёл острием карандаша по голубой ниточке, обозначавшей на карте речушку. – А вдруг на обрыве окажется всего один боевик?! Который издалека услышит наше передвижение и подойдёт поближе? С одним-единственным автоматом! Да он же сможет положить обе наши группы! Ведь мы будем идти по узкой тропке. Слева вода, справа крутой берег. Нам даже спрятаться будет негде! Опасно!

– А с чего бы там ему взяться? – вполне так резонно поинтересовался наш комбат. – Ну, этому боевику с одним-единственным автоматом? С какой-такой стати?

– А вдруг? – возразил ему Батолин. – Если он раньше нас окажется в том районе? Вместо того, чтобы обстреливать издалека этот блок-пост… Он услышит шум. А потом возьмёт, да и окажется около речки. А внизу точно кто-то идёт… Вот и начнёт палить!

– Мы же вчера вечером там шлялись. – произнёс я негромко. – А из этого Алхазурово всё видать! Да и этот… Ингуш с двумя вёдрами! Он же нас видел.

Командир роты также продолжал гнуть не только свою личную, но и нашу общую линию:

– И сразу понял, что мы не являемся обыкновенными мотострелками. То есть не из пехоты, у которых только автоматы и подсумки.

Подполковник Тарасов задумчиво смотрел на карту, но нашу правоту признавать всё же не спешил. Ведь логика войны более чем убедительно присутствовала в наших словах, поскольку мы не являлись дилетантами в своём разведчицком деле. Однако и комбат к нам пришёл явно не с улицы.

– Ну, ладно… – сказал он. – я подумаю над маршрутом выдвижения. Время ещё есть. Какой второй момент?

– Ну-у… – начал Батолин. – Если мы будем там стреляться с боевиками, то может быть третьей группе не надо заходить им в тыл? А то темно ведь! Перепутаем кто и где находится! Начнём по своим палить… Нехорошо как-то получится.

– Ещё как нехорошо! – засмеялся комбат. – Ладно! Обход с тыла исключаем. Но охват с фланга – это остаётся железобетонно! Две группы будут в лоб долбить, а третья сбоку.

На этом детальное обсуждение предстоящей засады было закончено. Комбат ещё раз пообещал нам подумать о более удобном варианте выдвижения от моста к обрыву, после чего мы покинули командирский кубрик и разошлись по своим группам. Известие о ночной засаде личный состав воспринял спокойно, не высказав ни чрезмерного восторга, ни затаённого беспокойства. Я поручил своим бойцам проверить работоспособность ночной оптики и средств радиосвязи, а также укомплектованность вооружения, амуниции и наличие боеприпасов.

Все мы занялись делом. Ведь после долгой дороги в Грозный, с последующими перемещениями то на ночлег к сибирякам, то в палатку, то уже сюда, на второй этаж гостиницы… После всего этого наше военное имущество просто-таки остро нуждалось в проверке. Ведь в подобных условиях практически любой боец мог позабыть в потёмках что угодно. Да и буквально всякий электронно-оптический прибор был способен если не пропасть или же потеряться, то хотя бы прийти в неработоспособное состояние. То же самое касалось и радиостанций. Поэтому каждый разведчик занялся своим оружием и прочим военным имуществом, закреплённым только за ним. [7]7
  прим. автора: Ну, про то, что и я несу материальную ответственность за имущество моей группы… Про это им знать было совсем необязательно.


[Закрыть]

Но минут через тридцать в нашу комнату пришёл командир роты и с ходу предложил мне опять съездить к вчерашнему блок-посту. Естественно, что Я не отказался. Более того – за мной «увязалось» пол-группы. Ведь вчера с нами выехало всего трое бойцов. Теперь же следовало взять с собой человек восемь.

– А мы? – вопрошали оставшиеся «в тылу» солдаты. – Когда же и мы поедем?

– Сегодня вечером! – торжественно обещал я. – Все поедем. Никто здесь не останется. А пока… Готовьтесь к засаде получше!

Компромисс был налицо. Ведь уже всем бойцам надоело сидеть в этом аэропорту Северный. Каждому разведчику хотелось чего-то более существенного и настоящего. Но сейчас было утро всего лишь третьего дня. А приехали мы сюда минимум так дней на десять. Максимумом являлся срок в две недели. И всё сейчас напрямую зависело от возникающих боевых задач. Вернее, от степени боевых возможностей каждой разведгруппы. То есть от процента потерь личного состава.

«Не дай Бог, конечно!.. – думал я, уже находясь в кабине Урала. – Но если мы сегодня более чем наполовину поляжем у этого родника… То нас заменят почти что сразу. То есть дня через два или три. Пока другие, то есть новые группы не приедут сюда.»

Но до этого дело ещё не дошло… [8]8
  прим. автора: «И Слава Богу! Тьфу-тьфу-тьфу…»


[Закрыть]Поэтому на мотострелковый блок-пост сейчас выдвигалась добрая половина моей разведгруппы. И нашей первостепенной задачей в данную минуту являлось то, что мы не должны были себя демаскировать любым доступным способом. То есть сейчас нам следовало выглядеть кем угодно… Хоть пехотой, хоть ментами. Но только не разведчиками-спецназовцами. А ещё лучше, чтобы наше вооружение, форму и амуницию не видел почти что никто. Для этой цели задний тент кузова был опущен и кое-где даже закреплён. Поэтому брезент не болтался на ветру, но сквозь имеющиеся щели можно было вести наблюдение. Чем мои бойцы и занимались. Во всяком случае, именно так я их проинструктировал.

А в кабине Урала, помимо обязательного там военного шофёра, находилось двое командиров: капитан Батолин и, собственно говоря, я. Сейчас был ясный день и мы могли во все глаза рассматривать как окружающую местность с её перепаханными полями, голыми деревьями лесопосадок, серовато-голубым небом… Так и за чёрными шлейфами в вышине, вкопанной в землю бронетехникой, неестественно грязной дорогой. А также едущими навстречу грузовиками и бронёй… В общем, за всей этой обстановкой чеченской войны.

Вскоре мы подъехали к мотострелковому блок-посту, но не остановились рядом с ним, а свернули вправо, то есть на мост. По приказанию Батолина водитель сбавил скорость и мы медленно проехали над речушкой Нефтянкой. Естественно, что всё наше внимание было обращено влево и вниз. Там мы увидели то, что нас и волновало. От моста вниз шёл крутой спуск, по которому можно было сойти прямо к мутному водному потоку. А справа от речки была видна утоптанная тропинка. Метров через пятьдесят она вместе с Нефтянкой сворачивала вправо. Что было дальше, то есть за этим изгибом балки с речкой… Об этом можно было только догадываться. Скорей всего, эта тропинка беспрепятственно сопровождала грязноватый поток до того самого родника…

«Тропинка такая же как и там. Около родника. Неплохо так утоптанная… Значит, по ней ходят постоянно. Только вот по всему расстоянию от моста и до родника?.. Или как?»

Но наш Урал уже проехал мост и теперь мы двигались по разбитой грунтовке. Слева тянулись дачи, а справа через какое-то расстояние началось старое кладбище. Мы продолжали ехать вперёд, пока не миновали весь дачный массив. Тут нам следовало развернуться и двинуться в обратном направлении. Но впереди мы увидали что-то непонятное…

– Подъедь поближе и остановись! – приказал водителю командир роты.

Наш Урал проехал ещё сотню метров и принял вправо, где имелась свободная площадка. Следовавшие за нами военные грузовики и две БМПешки проехали мимо нас. Спустя две-три минуты грунтовка вновь была свободна и теперь ничто не мешало нам смотреть на развернувшуюся перед нами картину.

Это был огромный пустырь, буквально перепаханный гусеницами. Здесь расположилось временное кладбище нашей подбитой и сожжённой боевой техники. Именно на этом пустыре она дожидалась погрузки на танковые тягачи-трейлеры, чтобы под брезентовым саваном отправиться в свой последний марш. На танкоремонтный завод или сразу на переплавку. А пока… Именно сюда со всего Грозного тянули буксирами безвозвратно повреждённые танки и БМП. Бронетранспортёров и БРДМок мы не увидали. Наверное, от возникшего пожара у них выгорало всё, включая и резиновые колёса. Тогда как на сожжённых танках и БМПешках стальные гусеницы продолжали оставаться на своих катках. Но даже отсутствие траков всё же позволяло буксировать нашу мёртвую броню. Правда, чуть ли не волоком…

– Охренеть! – вздохнул Батолин. – Как будто за руки и за ноги… Но всё-таки тащат.

Я по-прежнему молчал и продолжал смотреть. Прямо перед нашими взорами два грязнющих танка Т-72, используя буксирные тросы разной длины, с трудом тянули за собой своего чёрного от огня собрата. Ну, как точно подметил Батолин, будто два солдата устало тащили тело убитого товарища.

Подбитая «семьдесят двойка» имела довольно-таки жуткий вид. Длинный ствол танковой пушки был опущен к земле. Это стало возможным от того, что башня находилась явно не на своём месте. Наверняка, внутри танка сдетонировал боезапас. Как это часто бывает при пожаре. От внутреннего взрыва башню подбросило вверх, после чего она упала обратно на корпус. Да так и осталась с заметным перекосом… И здоровенной щелью между задней оконечностью башни и танковым корпусом.

– Если бы все снаряды рванули… – предположил вслух ротный. – То башню отбросило бы… Очень далеко. А тут… Значит, всего лишь несколько снарядов сдетонировало…

– Ну, да… – произнёс я неожиданно охрипшим голосом. – Стало быть, танкисты успели израсходовать почти весь боезапас. То есть расстрелять по ходу… Интересно?.. Сколько там снарядов в укладке?

– Не знаю. – ответил Батолин, не сводя своих глаз с печальной процессии. – Про «семьдесят двойки» не знаю. Штук сорок, наверное…

Два танка уже дотащили третий Т-72 до определённого места, после чего из головной машины вылез один танкист. Он сложил ладони рупором и стал что-то кричать находящимся у автокрана военным. Смысла его слов мы так и не поняли. Но, судя по всему, танкист решил что-то уточнить… Взмахом руки ему указали направление и танкист влез в свой башенный люк, но только лишь наполовину. Выпустив чёрные клубы дыма, два танка проехали ещё метров двадцать или тридцать, после чего остановились. Теперь наружу выбрался механик-водитель. Он спрыгнул на землю и стал снимать крюки обоих буксирных тросов.

– Как это они их связали? – вздохнул я.

– Вот так и связали. – ответил ротный. – Жизнь заставила…

Механ поочерёдно закидывал буксирные тросы: сперва на корму своей машины, потом второй. После этого он устало пошёл к своей «семьдесят двойке». Солдат ловко вскарабкался на броню и быстро занырнул в свой люк. Моё удивление вызвало то, что этот механик-водитель даже не стал обтряхивать грязь с обуви. Ну, перед тем как опуститься на своё место. Я не сомневался в том, что механ всё-таки не допустил того, чтобы ошмётки грязи попали с его сапог прямо на сидение. Но всё же… Это было так непохоже на тех механиков-водителей, которых я знал ранее. И которые всячески старались не допустить попадания грязи на своё рабочее место.

Затем оба танка осторожно развернулись и уехали в город. А дотащенный ими Т-72 остался стоять среди таких же машин. Весь чёрный от копоти и с неестественно опущенным к земле стволом. Зияющая щель между башней и бронекорпусом мне уже была не видна.

– Гля-гля! – командир роты даже ткнул меня локтём, чтобы я побыстрее посмотрел в нужном направлении. – Во-он! Где БМПешка! Смотри!

Я взглянул туда, куда указывал ротный. На значительном удалении от нас находилась чёрная БМП-2. Эта боевая машина пехоты тоже угодила под огонь боевиков, после которого сгорела вся. Затем её нашли наши военные, которые и «эвакуировали» сгоревшую броню с недавно освобождённой улицы города Грозного. Уж что-что, но именно это выполнялось очень скоординировано. Не в пример чему-то другому…

Ведь слетевшимся сюда журналюгам и телевизионщикам так нравилось делать свои репортажи на фоне сгоревших танков или, на худой конец, почерневших БМПешек. Такая «картинка» на заднем плане придавала гораздо большую достоверность опасной работе средств массовой информации, которые освещают чеченскую войну в режиме реального времени. Тогда как эта же сгоревшая бронетехника вызывала сильное раздражение у московских руководителей, которые всеми способами пытались скрыть реальные потери… Ведь в Чечне не было никакой войны, а всего лишь «наведение конституционного порядка».

Вот потому-то и организовали на этом пустыре сборный пункт подбитой бронетехники. Именно для этой цели из далёкого Моздока на окраину Грозного в спешном порядке выдвигались танковые тягачи-трейлеры. Поэтому с освобождённых улиц чеченской столицы срочно убирали сгоревшие танки, БМПешки и бронетранспортёры. А вот теперь мы могли наблюдать за этой боевой машиной пехоты. Посланной на верную гибель очень «мудрым» приказом. И уничтоженной боевиками в конце декабря или же в начале января 95-го. А сейчас эту БМП-2 благополучно дотащили до этого временного кладбища… И теперь боевую машину пехоты готовили к дальнейшей транспортировке. Правда, сначала требовалось…

«Освободить сгоревшую БМПешку от оставшегося внутри экипажа… – думал я с нарастающим чувством ужаса. – Боже ты мой! Что же там от них осталось?»

С замиранием сердца я смотрел на то, как находящиеся на бронекорпусе солдаты зажимали носы и даже отворачивали в сторону свои головы… Но затем они всё же решились… Один боец опустился в командирский люк, что на самой башне… А двое других стали принимать, точнее говоря, тянуть на себя всё то, что ещё находилось в люке механика-водителя.

– Э-эх! – вздохнул Батолин, но потом не выдержал и сильно выругался.

Его сквернословие, насколько это мне показалось, было почти что абстрактным. Вернее, оно не было адресовано кому-то персонально… Во всяком случае здесь присутствующих. Просто командир роты своим откровенным матом пытался хоть как-то облегчить своё нервное состояние… Ну, если не облегчить свою душу, то хотя бы высказаться в адрес этой грёбанной войны.

А те солдаты продолжали трудиться над извлечением тела погибшего члена экипажа. И вот… На наших глазах они всё-таки вытащили наружу что-то такое… Напоминающее большой мешок. Но мы уже понимали… Что они достали из люка обрубок тела механика-водителя. Без ног и рук, которые сгорели в страшном огне. Да и без головы тоже.

– Заводи! – приказал водителю Батолин. – Поехали назад!

– Поехали. – ответил я и вновь вздохнул.

Наш водитель быстро завёл двигатель и развернул Урал в противоположном направлении. Мы не захотели смотреть на то, как же именно будет осуществляться погрузка танка без гусениц на подъехавший к нему трейлер. Нам уже хватило того, чему мы только что оказались невольными свидетелями. Поэтому наш Урал поехал обратно без всяких промедлений. Ведь нервную систему, а тем более психику следует беречь на войне особенно тщательно.

А минут через десять мы сами едва не оказались в незавидном положении. Наш военный Урал добрался по грунтовке до пехотного блок-поста и объехал его справа. Выйдя в тыл окопавшимся здесь мотострелкам, мы остановились у двух недавно отстроенных домов. Вернее, коттеджей с первым этажом и мансардой над ним. По улочке, на которую заехал наш грузовик, находилось только два этих дома. Мы сначала «полюбовались» прямыми попаданиями в обе мансарды, но затем посмотрели влево, где возвышалось белое девятиэтажное здание. Вроде бы ничего интересного мы тут не обнаружили. И сразу же решили ехать дальше. Там в чистом поле расположились какие-то строения, да ещё и с многочисленными деревьями. Оттуда также можно было обстреливать по ночам наш «родной» аэропорт.

Но едва наш водитель запустил двигатель, как от блок-поста послышались какие-то истошные крики… Мы посмотрели влево. К нам бежал немолодой военный. По внешнему виду – прапор.

– Стойте! – орал он нам на бегу. – Стой! Т-там… Мины!

Если при появлении бегущего прапорщика и даже при его первых словах мы проявили некоторое любопытство… Ведь мало ли чего ему нужно от нас!?.. То последнее слово «мины»… Оно подействовало на нас как гром среди ясного неба.

Поэтому мы даже на землю не стали спускаться…

– Где? – спросил Батолин, высунувшись в окошко водителя.

– Да вот же! – запыхавшийся прапорщик показал рукой вперёд.

А ведь именно туда мы сейчас и собирались ехать.

– Видите? – продолжал товарищ прапорщик. – Собаки дохлые лежат! Это они на минах подорвались! А вы туда же намылились! Нет бы спросить у нас…

Мы только теперь заметили три собачьих трупа, лежащие на голой земле. Вроде бы обычная для войны картина, когда животных могут пристрелить просто так. Однако здесь было совсем иное дело.

– Пошли?! – предложил я ротному.

Моё место располагалось как раз с краю и высочайшего разрешения можно было бы не спрашивать. Но что-то всё же удерживало от самодеятельности. Наверное, холодный пот на спинке… Однако ротный уже выдал своё командирское «добро» и теперь можно было действовать.

Я осторожно сошёл на землю, сделал два-три аккуратно-выверенных шага вперёд, после чего присел на корточки. С более низкого положения стало видно всё, что здесь имелось. В каком-то десятке метров от Урала поперёк асфальтовой дороги была натянута стальная проволока. Так называемая, растяжка. Один её конец был закреплён на металлическом колышке, а другой – на боевой чеке механического взрывателя МУВ-3, торчавшего из земли в виде коротенькой палочки в десять сантиметров. Но самым неприятным открытием оказалось круглое основание, на котором и был закреплён взрыватель МУВ.

– Да тут же ОЗМки! – произнёс я, медленно вставая с корточек. – Вот одна… А вон ещё две…

Командир роты продолжал изучать боевую обстановку на этом минном поле, сплошь засеянном «сюрпризами» с механическим способом срабатывания.

– Это мы их установили. – сообщил нам товарищ прапорщик. – Чтобы ночью к нам с этой стороны не подобрались. Видите?! Мы их даже не маскировали. Кто днём тут ходит – сразу же заметит. А кто ночью шастает…

В боевую концепцию товарища прапорщика мы точно не вписывались. Ведь дело обстояло днём, но мы-то не ходили… Нашим способом передвижения был Урал. А из его высоко расположенной кабины мы ничего-то здесь и не заметили.

– А кто ночью здесь лазиет… – вновь произнёс пехотный прапорщик.

– Так ему и надо! – усмехнулся ротный Батолин. – А где у вас ещё мины стоят?

Наш родной российский прапорщик не стал умничать на топокарте. Он предпочёл провести меня и Батолина за девятиэтажку, чтобы прямо на местности указать границы минного поля. Как выяснилось, наши подшефные мотострелки умудрились выставить около десятка ОЗМ-72. Штук пять перекрывали подходы к блок-посту с тыла, а ещё столько же ОЗМок надёжно защищали их с правого бока. В обоих этих случаях мины расположились около девятиэтажки.

– Спасибо… – сказал командир роты спецназа немолодому пехотному прапорщику. – Если б не вы… То мы поймали бы парочку ваших ОЗМок…

– Если не три! – ухмыльнулся я. – Ведь Урал ехал бы себе и ехал… Цепляя растяжки колёсами.

Я непроизвольно поёжился. Ведь осколочная мина ОЗМ-72 имеет зону сплошного поражения радиусом в тринадцать метров. То есть в круге с диаметром в двадцать шесть метров ходит-бродит старушка Смерть и гарантированно косит всех своей стальной косой. Правда, в нашем конкретном случае это были бы небольшие металлические цилиндрики или шарики. Так называемые, поражающие элементы…

Мы ещё раз поблагодарили нашего спасителя, после чего товарищ прапорщик пошёл обратно на свой блок-пост. Ну, а мы пока что оставались на месте. Ехать вперёд мы уже не хотели. Возвращаться на базу было ещё рановато. Поэтому мы начали отрабатывать свои «спецназовские штучки-дрючки» на первом попавшемся доме.

Это был добротно выстроенный полутораэтажный коттедж из красного итальянского кирпича. На его возведение хозяин потратил, наверняка, целую уйму денег. Вполне возможным было то, что перед нами возвышался «воздушный замок». Именно так год назад наша российская пресса называла новенькие дома чеченцев, которые умудрились сделать деньги фактически из воздуха. В основном для столь необычного способа обогащения использовались банковские авизо. Вполне возможно, что и этот коттедж был построен на незаконно приобретённые денежные средства. Поэтому мы отнеслись к нему с долей здравого скепсиса. Именно он находился рядом с блок-постом и аэропортом. В этом домике уже имелись прямые попадания артиллерийских или танковых снарядов. Поэтому мы его и выбрали. Была б на месте этого коттеджа какая-нибудь другая… Скажем так, избушка на курьих ножках. То мы бы и её выбрали… Наверное.

А пока мы отрабатывали тактику взаимодействий по проникновению в подозрительные здания, с последующим досмотром и благополучной эвакуацией. Но при этом мы не стреляли ни очередями, ни одиночными… А тем паче не швыряли в комнаты гранаты, перед тем как в них ворваться. От случившегося шума в близлежащем аэропорту Северный возник бы страшный переполох. Все бы подумали, что туда прорывается отчаянная банда боевиков-смертников… Так что массированный обстрел Градом или же мощный бомбо-штурмовой удар был бы нам обеспечен. Поэтому мы тренировались почти по детски.

За полчаса до наступления времени «Ч», то есть за тридцать минут до обеда мы начали собираться обратно. Выйдя из двора на улочку с поджидавшим Уралом, я вновь покосился на еле заметные колышки и палочки. Эти чёртовы мины никуда не делись, а продолжали оставаться на своих местах… Коварнейшим образом дожидаясь своего «звёздного часа».

– Как ты думаешь? – спросил я вышедшего следом Батолина. – Двигатель Урала нас бы спас или нет?

– Она же выскочила бы не посреди дороги! – возразил мне ротный. – А сбоку. Первая – справа, а вторая – слева. Так что… Нам всем мало бы не показалось.

Оказавшиеся рядом солдаты слушали командира роты очень внимательно. С не меньшим интересом они смотрели на то пространство перед нашим Уралом, где расположилось мирно дремлющее минное поле. Бойцы были свидетелями наших переговоров с прапорщиком-спасателем. Теперь же им хотелось посмотреть на минное поле как можно ближе. Но командир роты не разрешил солдатам отходить от Урала более чем на два метра. Так что разведчикам-спецназовцам пришлось любоваться колышками, палочками и натянутыми на них растяжками с относительно безопасного расстояния.

Но вот прозвучал сигнал «Тревога! Обед стынет!». И мы срочно помчались в аэропорт. Наш обед надо было спасать. Во что бы то ни стало!