Текст книги "Чайки садятся на воду"
Автор книги: Альберт Беляев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
– Что вы предприняли?
– В район бедствия направлен спасательный буксир «Вихрь», и из Архангельска по нашей просьбе вышел спасатель «Арктика».
– Сколько времени им потребуется на переход к месту бедствия «Кильдина»?
Начальник пароходства виновато посмотрел на Кузнецова и ответил:
– Не меньше полутора суток от Мурманска и сутки от Архангельска.
– Когда вышел буксир?
– В четыре тридцать.
Кузнецов подошел к столу, на котором была расстелена генеральная карта бассейна. Красным кругом был обведен район предполагаемого местонахождения «Кильдина». Место буксиров на девять часов утра было отмечено крестиками.
– Ваши предложения? – коротко спросил Кузнецов.
– Просить командование Северным флотом направить в район бедствия, во-первых, самолеты, если это окажется возможным по погодным условиям; во-вторых, от их базы к месту бедствия «Кильдина» – быстроходный военный буксир смог бы дойти туда быстрее всех.
– Хорошо. Мы договоримся с военными. Прошу постоянно информировать нас об обстановке. Как связь?
– «Кильдин» не отвечает. Радиостанции пароходства приказано работать только на «Кильдин».
*
Появление в приемной начальника пароходства люди встретили молчанием. Все глаза были обращены на Бурмистрова. Он понял сразу, что это за люди и зачем они сюда пришли.
– Товарищи! – сказал он. – Положение «Кильдина» серьезное, но совсем не безнадежное. Мы принимаем меры, чтобы помочь им. К ним идут два спасательных буксира. Кроме того, пятнадцать минут назад в район местонахождения судна вылетел военный самолет и вышел военный корабль. «Кильдин» держится на плаву, команда делает все необходимое, чтобы продержаться до подхода спасателей. Прошу вас, идите домой. Все, что нужно, будет предпринято.
– Связь есть? – спросил кто-то из толпы.
Бурмистров помолчал и ответил:
– Пока связи нет.
Кто-то всхлипнул. Женщина с ребенком, стоявшая рядом с Бурмистровым, вдруг охнула и стала медленно валиться на пол. Ее подхватили под руки, взяли ребенка.
Бурмистров прошел в кабинет и плотно притворил за собой дверь.
Что мог он сказать этим людям? Они ждут от него чуда. Если бы он мог совершить это чудо. Если бы он знал, что сейчас происходит там, на «Кильдине», сумеют ли они продержаться… Треснула палуба, а от трещины недалеко и до катастрофы. И тогда… Бурмистров вздрогнул, и холодные мурашки пробежали по спине. Он на мгновение закрыл глаза, и тотчас же перед ним возникла картина гибели «Пионера» в 1942 году. Он служил тогда на «Пионере» вторым штурманом. А капитаном был Шулепов. В ноябре они вышли из Мурманска и направились по побережью Кольского полуострова собирать в становищах улов рыбы у поморов. Штормило крепко. Тогда это было к лучшему – в шторм подлодки у берегов не ходят. А «Пионер» невелик был, всего тысяча двести тонн водоизмещения, шел впритык к берегу.
Ночь была темная. На траверзе Святого носа «Пионер» лег курсом на вход в бухту, и почти тут же прогремел взрыв. Бурмистрову тогда показалось, что «Пионер» прыгнул в небо, так содрогнулась палуба под ногами. Напоролись, видимо, на блуждающую мину. А может, успела подлодка немецкая заминировать.
И до сих пор, стоит только закрыть глаза, Бурмистров отчетливо видит трещину поперек палубы от борта до борта… Она все расширялась и расширялась, и вдруг он понял, что нос судна оторвало! Полубак отплыл от средней надстройки, неуклюже качнулся и прямо на глазах исчез под водой. Бурмистров стоял на мостике, онемевший от испуга, пока чьи-то руки не сунули ему спасательный круг и не столкнули в море. Он пришел в себя уже в ледяной воде. Оглянулся – и ничего не увидел: не было ни носа, ни кормы парохода – все исчезло. Лишь волны били и били в лицо, накрывая с головой…
Хорошо, из бухты быстро пришел тральщик, выловил их, уцелевших, из воды. А кто к тем придет сейчас на помощь? Кто тех выловит из воды, если «Кильдин» переломится?
Коротко звякнул внутренний телефон. Бурмистров взял трубку, выслушал.
– Немедленно несите сюда! И не отпускайте их с волны! Сообщите, что на помощь вышли спасатели.
Он выхватил из рук радиста синий бланк радиограммы: «Широта… Долгота… Сильное обледенение, крен пятнадцать градусов левый борт. Откачиваем воду трюма… Снежные заряды, ветер норд-вест десять-одиннадцать море девять-десять… трещина… Шуле…»
– Что трещина?
Радист виновато пожал плечами.
– Не прошло. Разряды сильные в эфире. Только это и удалось разобрать…
*
«Кильдин» боролся с обледенением. Оно теперь стало для судна главной опасностью – каждая лишняя тонна льда, осевшая на надстройках, мачтах и вантах, ухудшала и без того плохую остойчивость судна, шедшего в балласте.
Под тяжестью льда оборвалась антенна, и «Кильдин» потерял связь с землей. Но в эти часы нечего было и пытаться вновь натянуть антенну – страшный ветер легко мог сорвать человека с обледенелой мачты. «Подождем, – сказал капитан, – сначала заварим трещину, обколем лед, тогда займемся антенной».
Тимофею удалось поспать пару часов. Потом он вместе с матросами ломом скалывал лед с фальшборта, с мачт, со стрел, с вант, с релингов на полубаке. Но наросты льда вновь появлялись, и опять люди сбивали их ломами. А у второго трюма, отгороженные брезентом от волн и ветра, механики колдовали над трещиной. Они приволокли огромный дейдвудный ключ, наложили его на трещину, и сейчас там вспыхивали блики электросварки.
Малым ходом, чтобы только судно слушалось руля, «Кильдин» шел, обгоняемый тяжелыми волнами, покорно кланяясь каждой из них. А когда вдруг мощный вал коварно подкатывался сзади и вздымал корабль на свой хребет так, что нос и корма провисали, тогда становилось особенно жутко – начинали действовать силы, разламывающие судно пополам. А тут еще трещина в палубе…
Тимофей не знал, сколько часов пробыл он на палубе, махая тяжелым ломом. Руки сначала ныли от холода, потом перестали его ощущать, а потом Тимофей не чувствовал уже и рук – лом казался пудовой глыбой железа, и не было сил поднять его, не было сил удержать в руках, хотелось бросить его, лечь прямо на палубу и ни о чем не думать. Но бросить лом нельзя, надо было бить и бить по этим проклятым ледовым наростам, надо было двигаться, прятаться от потоков воды, действовать, надо было спасать пароход.
И когда наступило полное изнеможение, когда стало уже безразлично – унесет тебя волна или нет, Тимофея позвали на мостик к капитану.
Он бросил лом и пополз по трапу наверх – идти уже не мог. Наверху, у теплого корпуса дымовой трубы, Тимофей долго лежал, с трудом приходя в себя. Сейчас для него не было на всем свете лучшего места, чем эта труба, которая отогревала тело и прибавляла силы.
Потом он поднялся на мостик, и вдруг сквозь визги и стоны ветра ему послышался ровный гул моторов. Тимофей насторожился. Да, да! Это гудят моторы самолета.
– Самолеты! – вскричал он, врываясь в рулевую рубку.
Шулепов стоял у открытого смотрового окна с погасшей папиросой во рту. Он недоверчиво посмотрел на своего второго помощника, но гул моторов послышался совершенно явственно и в рубке.
– Ракеты! – приказал капитан. – Скорее ракеты, любые!
Тимофей выхватил из гнезда ракетницу, выбежал на крыло мостика и начал посылать вверх белые и красные ракеты.
Налетел снежный заряд, жесткие снежинки зашуршали по мостику, и ракеты, едва вылетев из ствола, тут же бесследно исчезали в кромешной снежной темноте…
И еще раз услышали гул самолета и еще стреляли ракетами.
– Нас ищут, – уверенно сказал Шулепов. – Судя по тому, что гул самолета слышался дважды, можно не сомневаться, что квадрат прочесывают. Да только ничего он не увидит – тучи почти за мачту цепляются.
Он посмотрел на Тимофея и приказал:
– Замерьте силу ветра и попробуйте взять радиопеленги. Надо поточнее место определить.
Тимофей замерил – все те же одиннадцать баллов, взял радиопеленги – сигналы были едва слышны – и нанес их на карту. Получился длинный вытянутый треугольник далеко от счислимого места. Тимофей взял еще раз радиопеленги, и опять получился треугольник рядом с первым. Черт, что такое? Может быть, гирокомпас врет? Шулепов спросил только:
– Как радиомаяк Святого носа слышен?
– Плохо.
– Какой угол?
– Далеко за правым траверзом. Остров почти на траверзе.
Шулепов прошел в штурманскую, стер резинкой нарисованные Тимофеем вытянутые треугольники и отчеркнул на курсе линию, перпендикулярную к острову. Циркулем измерил расстояние от пеленга до Новой Земли.
– Если нас несет со скоростью восемь-десять узлов, то мы имеем в запасе еще десять-двенадцать часов.
– А если… – попытался было спросить Тимофей, но Шулепов свирепо взглянул на него и отрезал:
– Никаких «если»!
Тимофей взглянул на часы в рубке и удивился – стрелки показывали семнадцать часов. Это что же, целый день уже прошел? И тут он вспомнил, что до сих пор еще не завтракал и не обедал. Да, наверное, и другие так же ничего не ели сегодня – не до еды было. И как нарочно, стоило только подумать о еде, проснулся голод, голод зверский, задрожали ноги и заныло в желудке.
Но спуститься на палубу и поискать чего-нибудь съестного не удалось. На мостик поднялись механики и доложили, что трещина в палубе заварена намертво и судну больше не грозит опасность переломиться на волне. По крайней мере в этом месте. Дейдвудный ключ вещь могучая, выдержит.
Шулепов повеселел.
– Тимофей Андреевич, возьмите с собой боцмана и матросов, займитесь антенной. Только осторожнее, чтобы с мачты кто-нибудь не сорвался!
– Есть, – коротко ответил Тимофей. Если кто и сорвется с мачты, так это будет он, Тимофей. На мачту полезет именно он, и никто другой. Лучше падать самому, чем потом отвечать за кого-то другого, смотреть в глаза его родственникам, жене, может быть, детям… Нет уж, лучше сам…
Внизу, на палубе, у подножья грот-мачты, под прикрытием высокого ходового мостика ветер не казался таким сильным. Зато над бортами то и дело вздымались неспокойные холмы волн, рушились на палубу, шумящими потоками устремляясь к полупортикам и шпигатам. Под ногами вздрагивала и тряслась палуба, то вдруг взмывая вверх, так что сердце уходило в пятки и тело наливалось тяжестью, то вдруг проваливаясь куда-то вниз, отрываясь от ног и заставляя ощущать некое падение в пустоту. Но ноги, цепкие матросские ноги, быстро освоились с танцующей палубой и словно прилипли к ее стальным листам.
– Боцман, – командирским тоном сказал Тимофей, – давай тонкий шкерт мне в зубы, и я полезу наверх. Следи за мной и свободно потравливай шкерт, я пропущу его в блочок, спущусь, и мы натянем антенну.
Боцман ничего не ответил. Он послушно кивнул и закрепил конец шкерта за верхнюю пуговицу Тимофеевой телогрейки.
– В зубах не надо держать, может вырваться. Так лучше. Доберешься до блока, снимешь петлю с пуговицы, и дело сделано.
Боцман подал Тимофею цепной пояс, сказал:
– Это для страховки. Застегни вокруг мачты, а то недолго и сорваться.
Тимофей застегнул страховочный пояс и, выждав момент, когда палуба пошла вверх, к небу, полез по скобтрапу на мачту.
Сначала лезть было легко – палуба вздымалась вверх, и вместе с ней вздымался и Тимофей. Скоба, другая, третья… Черт, обледенели так, что из рук вырываются, и ноги все время соскальзывают… А-ах! Чуть не сорвался… Спокойнее, не спеши, крепче захватывай скобу, обстучи сначала ее, сбей, раздави ледяную корку, а потом уж прочно ставь ногу… Еще…
Порыв ветра тугой, плотной массой придавил Тимофея к мачте, так что руки не оторвать от скобы трапа. Тимофей переждал, приноравливаясь к новой обстановке, чуть расслабил мышцы рук, чувствуя, как ветер ощутимо поддерживает его в спину. Он не оглядывался по сторонам, не смотрел ни вниз, ни вверх. Он видел перед глазами лишь желтое обледенелое железо мачты и скобу, за которую держались его руки. «Еще десять скоб, и буду у цели», – подумал он. Весь мир, вся жизнь умещались сейчас для него в этом отрезке вертикального пути, измеряемого десятью скобами.
Так… поднимаем правую ногу… Ага, вот она, скоба, нащупана… Скользко… Тянем вверх руку… Вот другая скоба… Тоже обледенелая… Перчатки мешают, срываются… И снять нельзя… Пальцы можно отморозить… Теперь всю тяжесть тела на правую ногу, и быстрый рывок вверх… Хватай другой рукой скобу. Теперь ногой… вот… нащупал… Теперь вжимайся в мачту, крепче, крепче… ногой сдирай лед со скобы, так… еще раз… теперь плотнее ноги стоят…
На самом верху, там, где висел блочок для антенны, ветер был полновластным хозяином. Хорошо еще, что он дул в спину, прижимал к мачте.
Вот и блок. Сначала надо освободиться от оборванной антенны, вытащить из блока трос. Ну, это несложно – обрыв произошел рядом с блоком. Надо открыть щеку блока. Но замок замерз, не поддается пальцам. Тимофей передохнул, покрепче схватился за скобу левой рукой и, развернув блок, стукнул им о мачту. Ледяная корка брызнула в лицо.
…Ну вот, теперь щека открывается. Так, этот тросик долой, а шкерт сюда. Ага… Хорошо лег на место. Теперь щеку замыкаем, конец шкерта берем в зубы и вниз. Скорее вниз! А-ах! Нога вдруг скользнула по обледенелой скобе, и Тимофей сорвался, повиснув на страховочном поясе, больно стукнувшись подбородком о мачту. Руки судорожно стиснули скобу. Сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди – так застучало оно тяжело и часто. Тимофей крепче сжал зубами шкерт. Чуть было не выпустил его. Все бы тогда пришлось сначала делать – опять лезть наверх, опять налаживать блок… нет, уж если падать, так хоть шкерт на палубу доставить…
Тимофей перевел дыхание и осторожно, хорошо рассчитанными движениями продолжал свой путь вниз, на палубу. Вот уж и ветер не так рвет, значит, спустился ниже мостика, еще скоба, еще. Палуба!
– Молодец, Андреич! Аккуратно сработано, – похвалил его боцман.
Матросы приладили к шкерту тросик антенны, быстро натянули ее на место и закрепили. «Кильдин» вышел в эфир.
– Докладывает Бурмистров. Связь с «Кильдином» восстановлена. Сообщают, что трещину заварили прочно, непосредственная опасность разлома судна устранена. Идут по волне малым ходом, курсом на Новую Землю… Нет, повернуть, видимо, не могут. Воду откачивают, но крен есть. В балласте при таком ветре и волнении очень опасно бортом к волне оказаться. Военный спасатель в четырех часах от них… Успеют вполне… Да, да, вполне. «Кильдин» имеет запас хода пять-шесть часов. Ну, это значит, что через пять-шесть часов судно может быть выброшено на скалы. Да, как только подойдет спасатель, будут брать на буксир с кормы. Нет, разворачивать не будем, рисковать не следует. Когда стихнут волна и ветер, тогда и развернем. Связь со спасателем устойчивая все время.
Бурмистров положил трубку телефона и вышел в приемную. Там его ждали люди. Он обвел всех долгим взглядом.
– Можете расходиться по домам. Связь с «Кильдином» восстановлена устойчивая, у них все в порядке, трещину заварили. Через четыре часа к ним подойдет спасатель и возьмет их на буксир. Так что никакой опасности для судна нет. Не мучайте себя и других. Идите домой, а через двое суток будем вместе встречать «Кильдин» у третьего причала порта.
Облегченно заплакала молодая женщина в углу приемной, мужчины закашляли и заговорили, перебивая друг друга, кто-то закурил…
Бурмистров вернулся в кабинет и устало привалился к столу. Нечего сказать, веселые выдались сутки. Молодец старик, не паниковал, держался достойно. Даже помощи не просил. Гордец. А может, гордость здесь и ни при чем, а просто опыт подсказывал ему, что все обойдется, да и знал, что поймем мы здесь его положение, примем меры.
– Еще радиограмма. – Радист положил перед Бурмистровым синий листок.
«Установили связь спасателем. Идет по пеленгу. Полагаю, успеет. Готовим буксир кормы, широта… долгота… Ветер, море по-прежнему. Сильная килевая качка. Шулепов».
«Полагаю, успеет», – Бурмистров усмехнулся. Осторожен старик. Раньше времени «гоп» не скажет. Успеет, успеет, это точно.
Бурмистров прикинул циркулем расстояние от «Кильдина» до берега Новой Земли. Да… Спасатель успевает.
Он откинулся в кресле, закрыл глаза и задремал.
– Николай Иванович, – осторожно толкнул его кто-то в плечо. Бурмистров открыл глаза.
Главный диспетчер пароходства протянул ему бумагу.
– Дислокация наших судов на восемь ноль-ноль.
– Утро уже?
– Так точно.
– Где «Кильдин»?
– Неподалеку от западного побережья Новой Земли, между Русской гаванью и губой Крестовой.
– А точнее?
– Точнее – в пятнадцати милях от берега.
– Спасатели?
– Спасатель подошел. Вот радиограмма о благополучной заводке буксира.
*
Когда окончился этот бесконечно длинный и холодный день, и сумерки сгустились так, что почти исчезла грань между морем и небом, и корабль словно растворился в грохочущей мгле, с «Кильдина» заметили далеко на горизонте по правому борту белый столб.
– Спасатель идет. – Шулепов оторвался от бинокля и приказал старпому перебраться с матросами на корму, готовиться принять буксир.
Прожектор на мостике «Кильдина» установили лучом в небо, чтобы спасатель точнее вышел к цели.
Буксир шел поперек хода волны, и потому ходовые огни его на мачте кланялись поочередно, описывая быстрые полукружья. Пузатый и широкий, он зашел «Кильдину» с носа и двинулся навстречу по правому борту малым ходом. Когда корабли поравнялись, с буксира выстрелила пушка, и на палубу «Кильдина» на редкость удачно лег прочный тонкий трос. Его быстро обнесли по борту на корму, провели в клюз и намертво соединили с толстым буксирным канатом. Шулепов застопорил машину. Потом все ощутили, как дрогнул «Кильдин», как оглушительно и часто застучали по корме волны и пронзительно завыл ветер.
Спасатель натянул канат и потащил «Кильдин» навстречу ветру и волнам.
– Ну, теперь только бы выдержал буксир, только бы не лопнул, – вздохнул на мостике Шулепов. – А то ведь еще пару часов – и нас бы выбросило на берег. Тимофей Андреевич! – позвал он второго помощника. – Вам придется нести вахту на мостике. Старпом и третий будут на палубе следить за буксиром. Берите радиопеленги и почаще наше место определяйте.
*
…Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… – мерно шлепали по корме волны, и вдруг бух-х, и «Кильдин» судорожно вздрагивал, а корма скрывалась под волной.
Потоки воды прокатывались к средней надстройке, заполняя всю кормовую палубу вплоть до планшира фальшборта и потом долго выплескивались через полупортики обратно в море.
После каждого такого удара с кормы по телефону докладывал старпом: «Буксир на месте. Все в порядке».
«А как же люди? – думал Тимофей. – Как там они, на корме? Ведь укрыться им негде, от волны негде там спрятаться. А вода ледяная…»
Когда через три часа Тимофей нанес точку на карту по радиопеленгам, он не поверил своим глазам – она оказалась совсем рядом с предыдущей. Полторы мили за три часа! Впрочем, и то хорошо, хоть от берега немного отдалились.
Прошло еще три часа, и еще четыре… Медленно, но неуклонно буксир тащил «Кильдин» от берегов Новой Земли. 16,5 мили от берега… 19 миль… 23 мили…
К утру следующего дня подошел еще один спасатель – из Мурманска, завел второй буксир на корму «Кильдина», и гуще засвистел в снастях встречный ветер, чаще зашлепали волны по корпусу.
У острова Харлов, под его крутыми высокими берегами спасатель из Мурманска завел трос на нос «Кильдина». Военный буксир, пожелав гудками доброго пути, повернул на свою базу. Теперь «Кильдин» мог подработать своей машиной. Шторм уже не страшен.
*
…Вся команда «Кильдина» стояла на палубе, всматриваясь в приближающийся причал.
– Смотри, сколько народу пришло нас встречать! Только оркестра не хватает. А машин сколько! Вот это встреча! – возбужденно шептал на ухо Тимофею третий помощник.
И верно, причал был забит народом. А насчет оркестра ошибся третий, и оркестр тоже был.
Забегали, задвигались по палубе матросы, что-то кричали встречающие, кто-то не выдержал там, на причале, заплакал в голос, и засморкался кое-кто на палубе «Кильдина»…
А потом все перемешалось на палубе: и начальство, и встречающие друзья, и родственники, и матросы, и кочегары…
И когда через мегафон капитан попросил команду построиться на носовой палубе, странный получился строй. С детьми, с женами, со стариками встали перед Шулеповым в одном строю члены его экипажа.
Шулепов взглянул на начальника пароходства. Тот кивнул головой, ничего, мол, сойдет, тут все одна семья. Бурмистров достал лист бумаги и зачитал приказ по пароходству: благодарность экипажу «Кильдина» за проявленное мужество и стойкость в борьбе со стихией. Каждый член экипажа был назван в приказе поименно. И каждому члену экипажа от имени министра Бурмистров вручил именные часы с надписью:
«За мужество на море».
*
Через три дня, как и было назначено, моряки с «Кильдина» собрались в кабинете начальника пароходства. В парадной форме они сидели за длинным столом, уставленным бутылками с минеральной водой, бутербродами и фруктами. Стаканы с круто заваренным чаем медленно исходили паром.
Бурмистров пошутил:
– Товарищи, это не натюрморт, на который можно только смотреть. Пожалуйста, не стесняйтесь!
Все сразу задвигались, зазвенели ложечки, зазвякали тарелки.
Капитан Шулепов сидел рядом с начальником пароходства и ревниво оглядывал свой экипаж. Все как будто нормально – все трезвые, подстриженные, при галстуках, хмурых нет… Он смотрел на знакомые лица и думал о том, что вот и пришло время расставаться. Они еще не знают, а Шулепову уже сказали, что «Кильдин» ставят на капитальный ремонт. Это года на два-три. Людей придется направить на другие суда. Пока временно, как он надеется, потом он попробует опять их собрать в один экипаж.
Шулепов так погрузился в свои мысли, что не расслышал, о чем завязался разговор у Бурмистрова с моряками. А тот сообщил им о решении пароходства и стал расспрашивать каждого о планах и намерениях. Одни нуждались в отпуске – Бурмистров согласно кивал и делал пометку в списке экипажа. Другие не возражали перейти на новые пароходы – и Бурмистров обещал сделать это. А боцман, старый морской волк Горлов, неожиданно попросился в отставку.
– Я дважды уже тонул, Николай Иванович. Первый раз – когда немцы торпедировали «Стрелу» у Медвежки… Двое нас тогда только и осталось, я да буфетчица Полина… Второй раз…
– Знаю, Василий Серафимович, знаю про второй раз, – тихо перебил боцмана Бурмистров.
– Второй раз, – тем же ровным голосом продолжал боцман, – тонули вместе с вами и с капитаном Шулеповым, когда на мину напоролись у Святого носа… Тоже спаслось немного, двенадцать из сорока восьми… Третий раз не хочу судьбу испытывать, да и стар уже, тяжело такие катавасии, как эта последняя, переносить стал. Сердце сдает, – виновато закончил он.
Бурмистров тронул боцмана за плечо и проговорил:
– Я понимаю вас, Василий Серафимович. Вы послужили флоту честно и так, как дай бог каждому из нас служить. Только зачем увольняться из флота? Пойдете в мореходку учить молодежь? Очень ваш опыт пригодится там. И просят они вас, именно вас.
– Ну какой я учитель? – смущенно проговорил боцман.
– Не учителем, а руководителем морской практики курсантов. Зимой будете учить матросскому делу, а летом либо в отпуск, либо с курсантами на практику: на учебном корабле плавать.
– Подумаю, – серьезно ответил боцман.
– А вы, Тимофей Андреевич? – повернулся к Таволжанову Бурмистров. – Вы бы куда хотели?
– Я хочу продолжать службу на судне.
– «Кильдин», как вы знаете, становится на капитальный ремонт. Надолго. На пару лет. Чего вам, молодому, торчать на ремонте? – грубовато сказал Бурмистров, сосредоточенно разминая папиросу.
Тимофей растерянно посмотрел на него.
– Понимаю. Тогда, конечно, можно на какой-нибудь другой пароход направить… – неуверенно начал он.
– Почему на какой-нибудь? – весело сказал Бурмистров. – Нам такие люди нужны не на какие-нибудь пароходы, а на самые лучшие, на самые большие.
Тимофей выжидательно смотрел на начальника. Шулепов покосился на Бурмистрова и вдруг озорно подмигнул Тимофею и улыбнулся.
– Вот передо мной лежит заготовленный текст приказа о вашем назначении, штурман Таволжанов, – продолжал Бурмистров. – Я так и ожидал, что вы попроситесь направить вас на пароход. Так вот, я беру ручку, – он взял ручку, – и подписываю, – он подписал, – приказ о назначении штурмана Таволжанова старшим помощником капитана дизель-электрохода «Россия».
У Тимофея захватило дух. Это же самое новейшее судно, построенное по нашему заказу в Англии! Оно еще и сейчас стоит на заводе…
– Пойдете принимать «Россию» на «Ельце». Он через пару дней отходит. Так что будьте готовы, товарищ старпом. Будем встречать вас в Мурманске после первого рейса «России» из Ливерпуля во Францию и Голландию. Надеюсь, вы и впредь будете нести службу столь же безупречно, как и на «Кильдине».
– Буду стараться, – проговорил Тимофей и спросил: – А кто капитаном на «России» будет?
Бурмистров достал из папки документы и показал:
– Вчера министерство утвердило капитаном «России» товарища Шулепова.
Лицо Тимофея расплылось в улыбке.
Вместе с ним получили назначение на «Россию» еще двенадцать моряков из экипажа «Кильдина». Тимофей смотрел на них и радовался тому, что на новом дизель-электроходе вокруг него будут эти ребята, вместе с ним побывавшие в соленой купели. Такие не подведут.
*
Тимофей стоял на мостике «Ельца» и, пока пароход убирал швартовые и медленно выходил из ковша, все смотрел на причал, на раскинувшийся по склонам сопок город, вспоминал, как два года назад приехал сюда и начал плавать матросом на стареньком пароходе. Вспоминал короткие рейсы на регулярной, трудной линии малого каботажа… И вот новый пароход, новые плавания…
«Елец» вышел на фарватер и лег курсом на выходные створы. Прозвенел машинный телеграф, громче забурлила вода по бортам, и пароход, чуть вибрируя, начал набирать скорость.
На ровной, словно облитой маслом поверхности залива неподвижно сидели чайки.
Спасибо вам, белые птицы, за доброе предзнаменование!
