Текст книги "Шейх Мансур"

Автор книги: Алауди Мусаев

В чеченской семье царил патриархат. Главой семьи был муж, который являлся полновластным ее хозяином. При решении семейных дел мнение женщины не учитывалось. Отец по своему усмотрению женил сына и распоряжался всем семейным имуществом. Слово матери было решающим в одном только случае – когда выдавали замуж дочь.

Браки между родственниками запрещались в пределах трех-четырех поколений. Случалось (очень редко), что в брак вступали члены одного тейпа, но общим правилом были браки между представителями разных тейпов и даже аула. Уважающий себя къонах (витязь) всегда искал невесту на стороне. Чеченскую девушку ни в коем случае не могли выдать за иноплеменника. От семьи жениха требовался выкуп – калым или «там» (в русской литературе его обычно называют тюркским словом «кебин»). Он складывался из двух частей – собственно «гама», непременных подарков семье и родственникам невесты, и «урдо», предназначавшегося жене на случай развода. «Урдо» было единственным имуществом чеченской женщины, положенным ей по адату. Калым выплачивался деньгами, скотом или ценными вещами. Приданое по большей части состояло из домашней утвари. Например, это могли быть котлы, жестяное блюдо, сковорода, сундук с нарядами.

Выплатить калым было под силу далеко не каждому. От 200 до 500 рублей серебром – непомерная для горцев сумма. Сбор средств занимал нередко большое время. Выходом из трудного положения было широко распространенное умыкание невесты. В большинстве случаев оно совершалось по взаимной договоренности между юношей и девушкой и с молчаливого согласия родственников. Спустя несколько дней жених мирился с семьей невесты, и тогда игралась свадьба. И все же, по причине непомерно большого калыма, число браков в Чечне было значительно меньше, чем в Дагестане или Кабарде.

Обычно заключению брака предшествовали сватовство и другие свадебные обряды. Если две семьи решали породниться друг с другом, сватовство могло состояться заранее, когда жених и невеста еще были детьми. В качестве символического залога родня жениха давала пулю, газырь и небольшую сумму денег. После сватовства, в случае согласия родителей невесты, совершался сговор. Он состоял в следующем: жених должен был подарить невесте шелковый платок и десять рублей серебром, одарить также отца невесты или ее ближайшего родственника – обычными подарками были оружие, лошадь или отрез материи. Кроме того, следовало хорошенько угостить родных и близких невесты. Для этого богатый жених закалывал корову, быка или несколько овец. Бедный горец мог зарезать не больше двух баранов.

Жених не должен был до свадьбы видеться с семьей невесты, а свидания жениха и невесты проходили тайно, хотя и в присутствии свидетелей. На такие встречи жених получал право только после сговора. На людях суженые не разговаривали, а невеста даже отворачивалась и закрывала лицо при виде жениха. Сговор мог быть расторгнут по желанию одной из сторон, после чего девушка могла выйти за другого. Однако девушка не могла сама, по своей воле отказаться от жениха – она должна была получить на расторжение сговора его согласие. Чеченка выходила замуж рано, как только ей исполнялось четырнадцать-пятнадцать лет. Юноши могли жениться в возрасте 15–17 лет.

Свадебные торжества проводились в доме жениха и длились несколько дней. За четыре дня до свадьбы большая группа родственников и друзей жениха отправлялась за невестой в ее селение. Весь этот поезд недалеко от дома невесты встречали криками, камнями и выстрелами в воздух. Отшучиваясь и обороняясь, посланные пробирались к дому. У входа они встречали одного из родственников невесты, который запирал перед их носом дверь, требуя подарка. Обычно «привратник» получал кинжал, и заветная дверь отворялась. Но за дверью оказывалась шумная толпа женщин, которая встречала гостей визгом, щипала их и колола булавками. После этого шутливого сопротивления стороны заключали мировую и все садились за угощение.

Невеста в этот день должна быть наряднее всех. Свадебный наряд девушки из семьи среднего достатка состоял из длинной рубашки, ситцевого синего архалука с желтым кантом. На голову повязывали небольшой шелковый черный платок, а к нему сверху прикрепляли длинное белое покрывало. В этот день невеста прощалась с родным домом под пение подруг. Во время угощения девушка сидела отдельно от всех, за занавеской, скрывавшей ее от чужих глаз. Дружки жениха выводили невесту из дома и везли на закрытой арбе в сопровождении родственниц, молодых женщин и девушек в аул жениха.

Перед въездом в селение стрельбой из ружей дружки возвещали о прибытии невесты, а девушки, приехавшие с невестой, били в бубны, тазы и пели в честь молодых. В доме жениха невесту по ковровым дорожкам провожали в специально отведенную для нее комнату, где она вместе с сопровождавшими ее женщинами оставалась до окончания свадьбы. Сам жених не участвовал в свадебных торжествах – он укрывался в доме друга или родственника. Даже после свадьбы молодой муж первое время приходил к жене тайком, ночью, скрываясь не только от односельчан, но и от собственных родителей. Жена также в течение нескольких недель после замужества не говорила с отцом своего мужа и его близкими родственниками, проявляя тем самым свое уважение к ним.

На свадебный пир собиралось все селение, на угощение приглашали даже случайных путников – они считались гостями всего аула и пользовались особым почетом и вниманием. Пир в доме жениха продолжался в течение трех дней. В сакле и под навесом ставили миски с вареным мясом, кусками масла и меда, лепешками в топленом масле, халвой из масла, смешанного с обжаренной мукой и медом, и другие яства. После пиршества старики расходились по домам, а молодежь оставалась веселиться. Слово «ловзар» по-чеченски означает не только «свадьба», но и «праздник», «торжество», «игра».

Чеченская свадьба обязательно сопровождалась танцами, игрой на музыкальных инструментах, соревнованиями в остроумии, в исполнении частушек, выступлениями клоунов (джухург) и канатоходцев (пельхьу), состязаниями лучших наездников. Свадьба вовсе не была стихийным мероприятием – ею полновластно распоряжались «тхьамда» (тамада) и два его помощника, мужчина и женщина. Без их сигнала не разрешалось начинать танцы.

В разгар свадьбы появлялся мулла с двумя свидетелями. Он выпроваживал из комнаты присутствующих и спрашивал невесту: «Желаешь ли ты выйти замуж за такого-то, сына такого-то?» После утвердительного ответа он шел к отцу невесты и спрашивал его: «Желаешь ли ты отдать дочь свою такому-то?» Получив согласие, мулла приходил в комнату, где сидел жених, и тихо задавал ему вопросы, подобные тем, что задавал невесте. Жених отвечал чуть слышно, чтобы никто, кроме муллы и свидетелей, не мог услышать. Все эти предосторожности были вызваны тем, что чеченцы верили, будто во время обряда можно сглазить жениха. После этого мулла совершал официальное бракосочетание: читал молитвы, слова которых должен был повторять жених. Только тогда начиналось завершающее пиршество, после которого гости расходились, а жених входил в саклю, где его ждала молодая.

Архаичный патриархат наглядно проявлялся в чеченских родильных обрядах. Во время родов муж уезжал из дома и возвращался только после рождения ребенка. Иногда он некоторое время после этого не показывался на глаза родителям и ближайшим родственникам. Рождение мальчика особенно приветствовалось – отец воспринимал это как особую благодать, которую Бог посылает его семье. Женщина, родившая сына, пользовалась почетом и уважением, ее положение в новой семье делалось прочным.

Когда в ауле узнавали о рождении мальчика, все односельчане спешили поздравить родителей. Счастливый отец устраивал в честь этого события пир, иногда длившийся целых три дня, на котором один из уважаемых родственников давал новорожденному имя. Женщины устраивали собственный пир: в комнату матери приходили родственницы и знакомые женщины и после чтения над новорожденным молитвы из Корана принимались за угощение – баранину, рис, разнообразные сладости. На женском пиру младенцу также давали имя – то, какое хотелось матери. Нередко случалось, что отец и мать звали ребенка разными именами. Вот почему мужчины и женщины с двумя именами не были редкостью в Чечне.

До совершеннолетия дети находились в абсолютной власти отца, и не существовало закона, который бы ограничивал эту власть. Но с достижением возраста, когда сыновья уже умели пользоваться оружием и могли стать воинами, отец уже не демонстрировал свою власть над сыном и давал ему больше самостоятельности. По адату все мужчины одной семьи имели равные права, хотя в реальности все же главенствовал отец. Чеченцы считали детей, в особенности сыновей, даром Божьим, поэтому никогда не били их и очень редко ругали. Другой причиной столь гуманного обращения было убеждение, что побои и брань запугивают детей, делают их робкими и препятствуют тому, чтобы из них выросли храбрые воины. «Если ребенок проказничает, – рассуждает чеченец, – это значит, что он будет удальцом. Вырастет большой, наберется ума, не станет делать глупостей и будет джигитом. Ест много? Ну и хорошо – значит, будет богатырь!»

Главной воспитательной заботой отца было дать сыновьям трудовые навыки, а также развить в них умение владеть оружием, силу и храбрость. Отец хвалил сына за успех в каком-либо деле, а в случае неуспеха старался насмешками и обидными прозвищами воздействовать на его самолюбие. Грамоте обучались только мальчики, начиная с десяти лет по собственному желанию или воле отца. Обучение проходило дома, куда для этого приходил мулла, или в специальных школах, которые существовали при мечетях в некоторых аулах. Если ребенка отправляли в такую школу, то с собой ему давали одежду и по возможности книги. В школе обучали арабскому письму и чтению Корана. Девочки школ не посещали. Их учили тому, что будет заполнять их жизнь: шитью, кройке, ткачеству, изготовлению нитей, тесьмы, валянию войлока и всему прочему, что делала девушка до замужества в родном доме.

В погребальных обрядах чеченцев мусульманские элементы уже в XVII веке возобладали над языческими. По мусульманскому обычаю мулла читал над умершим отходную молитву (ясин). Женщины громко плакали, били себя в грудь, рвали на себе волосы, царапали лицо. Мулла тем временем клал умершего на дубовую доску, омывал его и оборачивал холстом белого цвета.

Узнав о кончине человека, его односельчане, родственники и знакомые из других аулов спешили к его дому, причем мужчины приводили с собой барана или приносили деньги – помощь семье, потерявшей кормильца. Пришедшие начинали прощаться с умершим. Здесь мусульманский запрет на скорбь о покойном пересиливался древними обычаями. Женщины начинали причитать, плакать, печально пели о доблестях покойного и горькой участи вдовы. По окончании женского плача в саклю входили мужчины, которые до того находились во дворе. По одному или по двое они появлялись в комнате, где находился покойник, стояли там некоторое время и молча, опустив голову, выходили.

Хоронили умершего по исламскому закону в день его смерти. Исключение делалось только, если человек умер неожиданно. Тогда похороны продолжались до трех дней, чтобы родные и знакомые из других аулов могли успеть на них. Тело покойного на кладбище несли мужчины, а женщины у окраины аула поворачивали обратно. Покойного укладывали в могилу головой на запад, лицом к Мекке. После того как могилу засыпали землей, мулла читал молитву и трижды поливал могилу в головах покойного водой из кувшина, после чего все расходились. На следующий день после погребения родственники умершего устраивали поминальный пир. Тех, кто пришел на него, размещали в доме и угощали бараниной и говядиной. Когда входил очередной посетитель, все поднимались и читали особую молитву, в конце которой оглаживали бороды.

Чеченцы были глубоко убеждены, что если не устроить поминки, то умерший не сможет благополучно существовать в загробном мире. Поэтому, несмотря на большие расходы, поминки устраивались очень многолюдные. На них приходили не только родственники и односельчане, но и знакомые покойного даже из самых дальних мест. Для поминального пира резали множество баранов и быков, а до принятия ислама готовили большое количество пива и араки. Кроме того, необходимо было починить платье покойного (черкеску, бешмет, башлык, ноговицы, рубашку), которое предназначалось для раздачи малоимущим односельчанам.

Особым образом погребали погибших в бою – без омовения и савана, в том виде, в каком их настигла смерть. Воин, погибший за веру, – а такими боями были практически все столкновения с иноверцами, – считался «шахидом» – святым мучеником. Над его могилой устанавливался надгробный камень с чалмой и надписью, а также длинный, до трех саженей (около шести с половиной метров) высотой, шест с длинным цветным знаком, обращенным к востоку. Церемония сооружения памятника шахиду была чрезвычайно впечатляющей и рассчитанной на то, чтобы возбудить в собравшихся мужчинах стремление стать борцом за веру. «Я видел в Чечне не одну из этих церемоний, – писал очевидец. – И уверен, что каждый чеченец, который присутствует при этом, возвратится домой с неодолимой жаждой смерти на поле битвы и надеждой, что ему поставят на могиле подобный памятник. Тот, кто ввел у чеченцев эту церемонию, был великий знаток человеческого сердца, в котором врожденное чувство честолюбия и которому сладостна мысль, окончив доблестно земную жизнь, увековечить себя в памяти сограждан».

Решение об установлении памятника шахиду принималось всем аулом. Заготовив памятник, люди отправлялись на могилу, где со стрельбой и песнями устанавливали столб или длинное копье с надетым на него шелковым длинным флажком белого, красного или голубого цвета. Затем мужчины садились на лошадей, выстраивались в одну линию лицом в сторону неприятеля и производили залп из ружей, давая понять врагу, что убитый будет отомщен. Затем весь строй поворачивался лицом к родному аулу шахида и давал еще один залп, возвещая, что их односельчанину отдается высокая честь за его подвиг.

Чеченцы всегда с большим почтением относились к могилам своих родственников. Раз в неделю (обычно в пятницу) мужчина заходил на кладбище, чтобы прочитать молитву над прахом своих предков. Накануне этого дня семья умершего готовила поминальные лепешки и угощала родных и соседей. В дни, установленные для поминок, резали быка или корову, готовили угощение и раздавали односельчанам. У чеченцев существовало также поверье, что если в день поминок отпустить пленного, то душа умершего получит облегчение. Нередко в день поминок давали свободу пленному или рабу.

В заключение обзора чеченского общества приведем характеристики, сделанные исследователями XIX века. «Чеченцы, – писал П. Г. Бутков, – честолюбивы, горды, вспыльчивы, храбры. Чеченец легче снесет всякую другую обиду, нежели оскорбляющую личность его. Сказать, что он трус, значит, сделать его врагом непримиримым и подвергнуться мщению. Они редко попадают в руки неприятелей, почитая за стыд жить в плену. Случалось, что, будучи в руках наших, предавали себя смерти даже за уверенностью получить свободу обменом на христианских пленников. Случалось также, что взятые в плен раненые смертельно имели злость плевать на всех, кто приближался, и злословить».

«Чеченцы горды, тщеславятся своею независимостью и верят в широкую будущность своего народа и своей родины, – сообщает другой знаток Кавказа Н. Ф. Дубровин. – Покидая с трудом свое отечество, чеченец спешит как можно скорее вернуться под “свое родное одеяло” – так называют они свои леса и горы. Чеченцы считают себя народом, избранным самим Богом, но для какой именно цели они предназначены и избраны, объяснить не могут. Вследствие такой самоуверенности они полагают, что ни во взгляде на жизнь, ни в своих мнениях и приговорах ошибаться не могут. От этого у них часто проявляется недоверие ко всему сказанному нами (русскими), ко всем действиям нашим, клонящимся прямо в их пользу. Причину такого характера надо искать в кровавых переворотах, которым подвергались чеченцы от нашествия и разорений иноплеменников, и в борьбе с лишениями всякого рода. Добрая нравственность народа только и поддерживается еще прежними преданиями старины, сказаниями о патриархальных временах, когда понятия их были девственны и чисты. Умственное развитие чеченцев весьма велико: они искусные дипломаты, как между собою, так и с русским правительством. Они чрезвычайно тонки, осторожны, дальновидны в своих действиях, чему способствует их врожденная недоверчивость, а главное, беспрерывные насилия и вечная война».

Часть вторая
ИМАМ

 
Бывает, волк холодной ночью воет,
Все думают, что с голоду он воет.
 
 
Нет. Он от стаи оторвался,
Вот причина!
 
 
Похожи все мы на такого волка,
Оторванные от родных могил.
 
 
За что нас Бог карает?
Точно судно, что в Мекку плыло,
Но разбито бурей!
 

Старинная чеченская песня

Лишь достигнув сердца жизни, человек понимает, что он не выше преступника и не ниже пророка.

Джебран Халиль Джебран

Глава 1
КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА

В предыдущих главах мы попытались рассказать, какой была Чечня и как жили чеченцы в XVIII веке, который стал временем имама Мансура и новым периодом в истории русско-кавказских отношений.

Следует заметить, что отношения эти за свою историю прошли несколько заметных этапов. Начиналось все в весьма отдаленные времена, когда кавказские народы и русские княжества поддерживали оживленные торговые отношения и не раз становились союзниками в борьбе с сильными врагами – Хазарским каганатом, татаро-монголами, Ираном и Турцией, стремившимися подчинить народы Северного Кавказа. Наиболее активным было это соседство и сотрудничество во времена Ивана Грозного, когда многие народы Кавказа перешли под покровительство сильного Московского царства. Далее в России начался период Смутного времени, когда само существование государства оказалось под вопросом. Оправившись от смут, самозванцев и нашествий, Русское государство стало приобретать все больший вес на международной арене. К концу XVII века начал явственно ощущаться перевес России в борьбе за Северный Кавказ с ее давними соперниками – Персией, Турцией и Крымским ханством.

В период царствования Петра I внешнеполитические усилия Русского государства были обращены на Запад. Началась война за выход к Балтийскому морю. Это значительно усилило влияние Турции на Кавказе. Такое положение дел не устраивало Россию, и потому сразу по окончании Северной войны в 1722 году Петр I предпринял Персидский поход. Результаты его нельзя назвать полностью успешными, однако под суверенитет Русского государства перешли территории по западному берегу Каспийского моря и города Дербент, Баку, Решт, Астрабад. Заключенный в 1723 году договор с Ираном подтвердил эти изменения. Несмотря на общий колонизаторский характер политики Петра I на Кавказе, она оказала объективно положительное влияние на жителей региона, в том числе и чеченцев. С основанием здесь новых русских крепостей уменьшилась опасность турецко-крымских вторжений, расширились рынки сбыта местных товаров. Приобретения Петра I на Каспии были утрачены его племянницей, императрицей Анной Иоанновной, а русско-турецкая война 1735–1739 годов принесла России новые территориальные потери.

С обретением выхода к Балтийскому морю русская политика вернулась к проблеме выхода к морю Черному. Задача эта потребовала восстановления старых связей и торговых путей, которые пролегали через Кавказ. В то время многие владетели Чечни установили с Россией добрососедские отношения и придерживались русской ориентации. Чеченцы принимали непосредственное участие в русско-турецкой войне 1735–1739 годов. Летом 1735 года 80-тысячное войско крымского хана Каплан-Гирея вышло на берег Сунжи. В чеченском предании о тех временах говорилось, что хан обложил данью «даже тех, кто в бедности жили у гор снеговых». Тогда чеченцы объявили, «что готовы насмерть с ним биться за свободу, чтобы рабскую дань не платить». Крымские татары были разбиты наголову в ущельях чеченских гор, два царевича и многие знатные мурзы погибли или попали в плен.

Во время вторжения на Кавказ иранского шаха Надира в 1745 году чеченский владетель Айдемир побывал в Кизляре, где договорился с русскими о совместной борьбе и «против шаха по возможности своей стоять обязался». Он же содействовал к приведению других горских владетелей, включая аварцев и андийцев, к союзу с российским воинством. После изгнания войск шаха Надира с Кавказа многие чеченские общества поддерживали с Россией добрососедские отношения. В том же 1745 году жители селения Чебутли получили поддержку России, «дабы им с купечеством в город Кизляр, гребенские городки, тако в Андреевскую, Аксайскую и протчие деревни ездить под защищением было свободно». Вслед за селением Чебутли с Россией стали сотрудничать Алдинское общество и аул Шали. В эти годы российское правительство учредило постоянное царское жалованье для пятидесяти узденей и четырех чеченских владетелей – Расланбека Айдемирова, Алисултана и Алибека Казбулатовых и Турлова. К середине XVIII века ориентация на Россию среди чеченской аристократии стала преобладающей.

Однако тесная связь верхушки чеченского общества с российским правительством имела и свою негативную сторону. Простые чеченцы, как уже не раз отмечалось, с неохотой подчинялись любой власти, в том числе и собственным князьям, а порой, возмутившись притеснениями, даже изгоняли неугодных князей со своих родовых территорий. В 1758 году, когда власть местных владетелей пошатнулась, царское правительство послало в Чечню большие военные силы для «замирения» народа и укрепления княжеской власти. Тогда большинство князей вернулись в свои уделы, но российская «помощь» оказала плохую услугу дальнейшему развитию отношений между русскими и чеченцами.

Вторая половина XVIII века была ознаменована нарастанием русской активности на Кавказе. В это время Россия делает первые шаги к освоению природных богатств края. На Северный Кавказ направляются поисковые партии с целью разведки полезных ископаемых и возможностей их практического применения. Для ознакомления с народами, населяющими Кавказ, их обычаями, языками, хозяйственным укладом российская Академия наук отправляет в эти места ряд экспедиций.

Одновременно Россия предпринимает серьезные шаги для укрепления своих военных позиций. Заложена первая линия оборонительных укреплений, идущих от Кизляра, основанного в 1735 году, до Моздока, заложенного в 1763 году, и далее к Азовскому морю. Построены крепости Екатериноградская, Павловская, Марьинская, Георгиевская и Александровская. Эти укрепления позволили русским во время новой войны с Турцией 1768–1774 годов вести активные боевые действия против войск султана не только на Кавказе, но и Закавказье, где союзниками России были Картли-Кахетинское и Имеретинское царства.

Кючук-Кайнарджийский договор 1774 года кардинально изменил ситуацию на Кавказе в пользу России. По этому договору Крымское ханство, давний союзник Турции, становилось независимым государством, а по существу вассалом России. По тому же договору Турция отказывалась от Кабарды, и кабардинцы также становились российскими подданными. Вновь построенная Кавказская линия позволила России начать колонизацию края, о чем докладывал императрице Екатерине II генерал-губернатор обширных южных владений князь Г. А. Потемкин-Таврический: «Оная Линия… отделит разного звания горских народов… от тех мест, коими нашим подданным пользоваться следует, положением же мест своих подает способ учредить виноградные, шелковые и бумажные заводы, размножить скотоводство, табуны, сады и хлебопашество… Сверх того открывает способ войти в тамошние горы и жилище осетинское и со временем пользоваться их рудами и минералами».

Политика колонизации Северного Кавказа, которая год от года делалась все более активной и целенаправленной, становится причиной резкого обострения отношений между горскими народами и Российской империей. К тому времени этот обширный край практически не имел оседлого русского населения, кроме казачьих линейных станиц, входивших в пограничные войска. Протянувшись вдоль Кубани и Терека до самого Каспия, Кавказская линия стала форпостом для дальнейшего продвижения русских вглубь Кавказа. Городов на линии не существовало, были только крепости и укрепления с гражданскими слободками, которые также подчинялись военному управлению. Слободки эти возникали стихийно – под прикрытием крепостей селились отставные нижние чины с семействами, торговцы, ремесленники, выходцы с гор, принявшие христианство.

Создание линии отрезало горцев от благодатных степных пастбищ, столь важных для отгонного скотоводства, лишало их доступа к путям сообщения и возможности торговать со степными народами Предкавказья – ногайцами и калмыками, а также с терскими казаками. С середины XVIII века русские посты на Тереке не пропускали за реку чеченских торговцев, вымогая с них взятки, а то и просто отбирая товар. Если же торговля разрешалась, она проходила под контролем русских чиновников, которые бессовестно занижали цены, обманывая горцев. Тем не менее торговля с Россией неуклонно росла: на берегах Терека «толпились» целые обозы из 30–40 арб с товарами из Чечни и Дагестана. Главным центром торговли стал Кизляр, куда со всего Северного Кавказа доставлялись фрукты, орехи, мед, лес, кожи и шерсть.

В Петербурге уже считали весь Кавказ русским владением и в 1776 году отдали его в подчинение родственнику всесильного фаворита, 33-летнему генералу Павлу Сергеевичу Потемкину, получившему титул командующего Кавказской линии, а позже генерал-губернатора. Однако правительство России понимало, что надежно связать этот край с империей можно только с распространением здесь земледелия и ремесел, а значит, с учреждением сел и городов. Эти соображения дополнялись необходимостью развивать средства снабжения расквартированных здесь войск, так как при плохих дорогах и удаленности от Центральной России содержание войск и оперативное управление ими становилось затруднительным.

Для защиты новых территориальных приобретений России на Кавказе от возможных вражеских нападений и управления присоединенными горскими народами правительство постановило продолжить Кизляро-Моздокскую линию на запад, по кабардинским землям и реке Кубани. Это продолжение составили десять укреплений, построенных от впадения реки Малки в Терек до устья Дона. В числе этих крепостей были будущие города Георгиевск, Ставрополь, Азов. Позже эта линия получила название Азово-Моздокской. Сюда была переселена часть волжских и донских казаков общим числом до 850 семей. Но основным и постоянным элементом колонизации края были отставные солдаты. Генерал Потемкин в 1782 году расселил здесь 586 человек с семьями, прибывших из внутренних губерний, которые основали три слободы – Сергиевскую, Саблю и Малку.

В июле 1783 года к России было присоединено степное Прикубанье, населенное ногайцами. Это стало возможным после включения в состав России Крыма и признания Оттоманской Портой реки Кубани границей русских владений. В следующем, 1784 году на правом берегу Кубани были построены форпосты Преградный Стан, Прочный Окоп и Григориополис. Они стали опорными пунктами обороны от Закубанья, которое формально оставалось владением Турции. С этого времени начинается этап массовой колонизации Предкавказья. По сенатскому указу от 22 сентября 1782 года Потемкин получил право раздавать земли в этом регионе русским помещикам, привозившим сюда своих крепостных из центральных областей России. Правом этим воспользовалось лишь несколько лиц из столичной знати. Расселение и устройство на этих землях крепостных крестьян требовало огромных расходов, а надежды на возмещение затрат были довольно шаткими. Вот почему только очень богатые люди, да и то из «придворных» соображений, решились принять эти «царские подарки».

В 1784 году указ от 18 декабря даровал право получать свободные земли на Кавказской линии всем желающим без различия рода и звания. Однако и эти меры оказались недостаточными для привлечения поселенцев. Обещание свободного отвода земли без других льгот не могло заставить крестьян из внутренних губерний оставить обжитые места и искать счастья в отдаленной, неведомой и опасной стране. Военным властям отдано было распоряжение оставлять вышедших в отставку солдат кавказских войск для жительства на линии, причем поселянам выдавалось из казны пособие в 20 рублей – по тем временам немалая сумма.

В 1785 году, после учреждения Кавказского наместничества, генералу Потемкину был объявлен именной указ с изложением главных направлений его деятельности по устройству края. В числе прочего этот указ содержал план колонизации Кавказа, разработанный самой императрицей. План этот состоял из трех главных пунктов:

1) по степи от Царицына до Кавказской линии и от линии до Черкасска должны быть построены почтовые дворы и начато заселение дорог, начиная от почтовых станций через 15–30 верст; селения было предложено ограждать земляными укреплениями «от внезапного покушения тамошних народов, от своеволия еще не отвыкших»;

2) между Черкасском и линией необходимо основать город, «к которому со временем и умножением населения, и уезд причислен быть может»; в качестве пособия колонистам выдавать по 20 рублей;

3) посадить на те поселения отставных солдат, привлеченных различными пособиями от казны и другой помощью.

На призыв откликнулось 23 175 «душ мужеского пола» из разных мест России, главным образом курских, пензенских и орловских крестьян. В 1786 году численность населения Кавказской области составила 5742 городских жителя и 16 414 сельских, всего 22 156 душ мужского пола. Среди них было русских 16 839 (76 %), армян 2092 (9 %), грузин 1323 (6 %), греков, поляков и новокрещеных разных наций 203 (1 %). По сословиям население Кавказской области делилось следующим образом: купцов 52, мещан 188, однодворцев 12 456, казенных крестьян 1931, малороссиян 510, помещичьих крестьян 843, отставных солдат 469, дворовых людей 124, беглых помещичьих крестьян 124, неизвестных сословий 142; всего 16 839 душ мужского пола.

Пополнялось и городское население. Оно приезжало не только в известные уже города Кизляр и Моздок, но и в некоторые укрепленные военные поселения, которые со временем тоже получили статус городов. Примером такого нового города была станица Екатериноградская, которая стала административным центром Кавказского наместничества. Переселенцы направлялись также в Царицын и Черкасск. На новых местах по именным спискам их принимали особые государственные чиновники и препровождали в места нового жительства, где колонистов встречали распорядители поселений. Генерал Потемкин стремился, чтобы новые места соответствовали тем условиям, к которым привыкли различные категории переселенцев, – например, украинцев он предложил поселять в степях, «как людей, привыкших к безлесным местам». В расселении колонистов учитывались и другие факторы. Так, татар из Казанской, Вятской и других губерний было предложено поселять на кавказской дороге от Царицына, «дабы иметь их далее от заграничных народов, с ними единоверных». К солдатским слободам следовало подселять однодворцев, поскольку дети поселенцев-солдат «войдут почти в тот же род и звание», а, кроме того, одинокие солдаты «будут иметь случай обжениться».