Текст книги "ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах"

Автор книги: Аласдер Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Вы говорите о больших металлических конструкциях, похожих на бомбы или артиллерийские снаряды?

– По-вашему, они похожи на бомбы? Отлично! Отлично! Это меня очень радует. Собственно, это укрытия для защиты гражданского населения. Каждое способно вместить до пяти сотен душ, когда бабахнет.

– О чем вы?

– Вас смутило «бабахнет»? Это фигура речи, относится к устаревшему способу боевых действий. Я имел в виду: когда будет дан знак, что начинается большое представление.

– Какое представление?

– Точно сказать затрудняюсь, поскольку формы могут быть разные. Мы можем принять на себя любой из шестидесяти восьми типов атаки, а защититься способны – не стану от вас скрывать – лишь от трех из них. «Надежды нет! К чему суетиться?» – скажете вы и будете не правы. У другой стороны положение ничуть не лучше. Нашу подготовку к большому представлению трудно назвать адекватной, однако стоит от нее отказаться – и бабахнет. Я порчу вам настроение?

– Нет, но я запутался.

Долговязый сочувственно кивнул:

– Знаю, это трудно. Метафора – один из важнейших инструментов мысли. Она освещает области, которые иначе оставались бы под покровом тьмы. Однако свет ее бывает столь ярок, что не помогает видеть, а, наоборот, ослепляет.

Ланарка осенило, что, как бы плавно ни текла речь долговязого, он был пьян. Поблизости кто-то пробормотал несколько бессвязных слов. Обернувшись, Ланарк увидел плотного пожилого человека, сидевшего неподвижно в одном из кресел. Одет он был в темно-синий костюм и жилетку. Веки незнакомца были опущены, но он не спал – это было заметно по рукам, обхватывавшим колени. Вздрогнув, Ланарк спросил:

– Кто это?

– Один из отцов города. Бальи Додд.

– Нет, – фыркнул человек в кресле.

– Ладно, он, собственно, не просто бальи Додд. Он провост [3]3
  Мэр.


[Закрыть]Додд. – Долговязый рассмеялся. – Да, – выдавил он из себя между взрывами смеха, – перед вами лорд провост всей этой жутко гига-гантской столицы!

Дабы успокоиться, хозяин выпил то, что оставалось в стакане, и направился к буфету за добавкой.

– Чего он хочет? – спросил провост.

Долговязый повернул голову.

– Да, Ланарк, чего вы хотите?

– Ничего.

– Он говорит «ничего», Додд.

После секундного размышления провост промолвил уныло:

– Тогда нам от него не будет никакого проку.

Возвращаясь в свое кресло, долговязый бросил:

– Во мне зарождается опасение, что вы правы. – Он улыбнулся Ланарку и сел. – Думаю, вы кончите тем, что присоединитесь к несогласным.

– Кто это такие?

– О, очень милые люди. Совершенно безвредные, ей-богу. Моя дочь – одна из них. Спорим до хрипоты. Я надеялся, что вы принадлежите к позвоночным, но вижу, что вы ракообразный. Вы найдете с несогласными общий язык: они в большинстве ракообразные. У вас вертится на языке вопрос, кто такие ракообразные. Я вам отвечу. Ракообразных, в отличие от тех же губчатых наростов или пиявок, не назовешь алчущей и чувствующей массой. У них есть четкие очертания. Но их форма определяется не позвоночником, а нечувствительной оболочкой, в которой заключено животное. В классе ракообразных вы найдете скорпиона, омара и вошь. – Он улыбнулся в стакан.

Осознав, что это оскорбление, Ланарк встал и спросил резко:

– Не скажете ли, где ванная комната?

– Третья дверь слева по пути к выходу.

Ланарк направился к двери, но на пороге обернулся:

– Вероятно, провост знает, как называется этот город?

– Конечно. Я тоже знаю. Но из соображений безопасности не скажем.

Ланарк открыл дверь, но был остановлен окликом: «Ланарк!» Обернувшись, он наткнулся на внимательный взгляд хозяина.

– Ланарк, если когда-нибудь вам захочется – как бы это сказать? – нанести удар во имя старого доброго Божественного Образа – позвоночного Образа, – дадите мне знать?

В его глазах стояли слезы. Ошеломленный, Ланарк поспешно вышел.

В коридоре было по-прежнему темно. Ланарк повернул налево и двинулся к лестнице, считая двери. За третьей оказалась не ванная, а роскошная, ярко освещенная спальня. На двуспальной кровати, поверх стеганого покрывала, катался клубок, из которого торчали головы Фрэнки, Тоула и Сладдена. Ланарк захлопнул дверь и прикрыл ладонями веки, но перед глазами стояло увиденное: клубок конечностей, три безумных пустых лица и рот Сладдена, который то открывался, то закрывался, словно бы что-то пережевывая. Ланарк сбежал по лестнице и устремился в гардероб. Разыскивая в куче пальто на столе свой плащ, он услышал невнятный голос:

– Мне кажется, мы никогда по-настоящему друг друга не понимали.

В дверном проеме стоял, с пустой улыбкой на лице, Глопи. Ноги он держал вместе, руки по швам, жирные седые волосы и серебристая жилетка отсвечивали мокрым блеском. Ступая так, словно его бедра были склеены вместе, он сделал несколько шагов к Ланарку, затем с чавкающим звуком шлепнулся на пол, головой вперед. Он лежал в той же позе, в какой стоял, только голова резко задралась и слепо скалилась в потолок. Не двинув ни рукой, ни ногой, он внезапно заскользил по гладкому полу, приблизился к Ланарку на дюйм или два, и тут свет погас.

Темнота и тишина были настолько полными, что на мгновение Ланарка оглушило его собственное дыхание. Потом он услышал голос Глопи: «Нужно по-доброму относиться друг к другу. Почему бы нам с вами не…»

Фразу прервал холодный сквозняк, внезапно повеявший снизу и принесший с собой соленое зловоние, похожее на запах гнилых водорослей. Ланарк ощутил, что находится на краю ужасной ямы. У него закружилась голова, и он скорчился на полу, боясь упасть, если пошевелит ногой. Во все той же темноте он сидел на корточках очень долго.

Наконец в дверном проеме забрезжил свет из холла. На его фоне возникла дородная фигура, что-то пробурчала и включила свет. Это был провост Додд. Разбитый, чувствуя себя полным дураком, Ланарк встал.

– Глопи. Он исчез. Глопи исчез!

Провост оглядел комнату, словно Ланарка там не было, и пробормотал:

– Невелика потеря, сказал бы я.

Ланарк проникся ощущением, что каждый шаг в этой комнате может завести в невидимую ловушку. С трудом удерживаясь от того, чтобы побежать, он добрался до двери.

– Подождите, – окликнул его провост.

Прежде чем обернуться, Ланарк ступил в холл. Провост выпятил нижнюю губу, бросил хмурый взгляд на свои ботинки и сказал:

– Вы пришли с девушкой. Волосы у нее черные, одета была в черный свитер и юбку… юбку… Цвет забыл.

– Черную.

– Вот-вот. Не знаете ли, где она?

– Нет.

Провост посмотрел на него внимательно и отвернулся, вяло повторяя:

– Ну ладно, неважно. Неважно.

Хлопнув дверью, Ланарк поспешно выскочил на улицу.

Глава 5
Рима

Снаружи был туман. Подсвеченный из окон, он окутывал дом молочно-белым коконом, но дальше царила непроглядная тьма, и Ланарку пришлось двигаться по аллее наугад, не имея других ориентиров, кроме скрипа гравия под ногами и прикосновений к рукам и лицу заиндевевших листьев.

По тротуару идти было проще: над головой горели уличные фонари. Шаги звучали гулко во влажном воздухе, но минут через пять Ланарк понял, что это не эхо, а стук каблуков человека, идущего следом. По спине пробежал тревожный холодок. Ланарк приблизился к ограде и стал ждать. Неизвестный помедлил, но затем уверенно продолжил путь. Сквозь пелену тумана проступила тень и сгустилась до необычной черноты; в тонкой черной фигуре Ланарк узнал Риму, которая проскользнула мимо, едва коснувшись его взглядом. С обрадованным криком «Рима, это я!» он припустил следом.

– Вижу.

– Тебя ищет провост Додд.

– Кто такой провост Додд?

Вопрос был задан, казалось, с целью не поддержать беседу, а положить ей конец. Шагая за Римой, Ланарк думал о сцене в спальне с участием ее друзей. Это воспоминание больше не ужасало его. Разговор с блондинкой, исчезновение Глопи, туман – все сплелось воедино с подсмотренной сценой. От нее на Риму падал отсвет волнующих и опасных сексуальных возможностей. Неожиданно Ланарк спросил:

– Тебе понравилась вечеринка?

– Нет.

– Чем ты занималась?

– Если тебе необходимо знать, я большую часть времени провозилась в ванной с Гэй. Ей было очень плохо.

– Отчего?

– Не хочу с тобой об этом говорить.

– Ты вообще не хочешь со мной разговаривать?

– Не хочу.

Сердце и пенис Ланарка окаменели в злом изумлении. Схватив ее за руки и повернув к себе, он мягко спросил:

– Почему?

Рима заглянула ему в глаза и прокричала:

– Потому что я тебя боюсь!

Он вздрогнул от стыда и усталости. Отпустил Риму, пожал плечами и пробормотал:

– Что ж, может, это мудро с твоей стороны.

Пройдя еще немного, Ланарк с удивлением обнаружил, что Рима шагает рядом.

– Прости.

– Не извиняйся. Наверное, я опасный человек.

Она было рассмеялась, но тут же умолкла и взяла Ланарка под руку. Легкое пожатие ее руки дало ему уверенность и силу.

Они дошли до угла. Туман был очень густой. Впереди, в нескольких футах, прогромыхал трамвай, но разглядеть его было невозможно.

– Где твой плащ? – спросила Рима. – Ты дрожишь.

– Ты тоже. Повел бы тебя попить кофе, но не знаю, где мы находимся.

– Пойдем лучше со мной. Я живу неподалеку, и еще я стащила с вечеринки бутылочку бренди.

– Не следовало этого делать.

Рима резко выдернула руку.

– Ты – долговязый, мокрый, занудистый тип!

Ланарк был задет.

– Рима, у меня нет ни особого ума, ни воображения. У меня есть только несколько жизненных правил. Умных людей, способных прожить без правил, они могут раздражать, но таков уж я есть, так что не ругай меня.

– Ладно, прости-прости-прости. Похоже, тебе достаточно дохнуть, чтобы я начала извиняться.

Они обогнули угол.

– Но я способен и напугать тебя, – произнес Ланарк. Рима молчала.

– А также насмешить.

Слегка усмехнувшись, Рима снова взяла его под руку.

Они очутились как будто в переулке, среди низеньких зданий, похожих на личные гаражи. Рима отперла дверь, поднялась с Ланарком по крутой деревянной лестнице и включила свет. Судя по ее строгим манерам и одежде, Ланарк ожидал увидеть самую простую обстановку. Но в маленькой пустоватой комнате со скошенным потолком имелось немало индивидуальных черт, отдававших печалью. Стены украшали карандашные рисунки, где неумелой детской рукой были изображены зеленые поля и голубые моря. Часы (никаких других Ланарку не вспоминалось) были вырезаны и раскрашены под бревенчатую хижину, внизу свисал маятник и золоченая гирька в форме еловой шишки. Стрелки отсутствовали. На комоде лежала гитара без струн, на постели, представлявшей собой матрас на полу у стены, сидел игрушечный медвежонок. Щелкнув выключателем электрического радиатора, Рима повесила на крючок пальто и удалилась в крохотную, размером с буфет, кухоньку, где начала колдовать с чайником и газовой горелкой. Не обнаружив в комнате стульев, Ланарк уселся на пол и прислонился к постели. Радиатор так быстро нагрел воздух, что вскоре Ланарк снял с себя влажный от тумана пиджак и шерстяной джемпер. Тепло пропитало его кожу, но не достигло еще внутренностей, которые все так же трясло. Явилась Рима, неся две большие кружки черного кофе. Она уселась на постель, поджав под себя скрещенные ноги, и со словами «От этого ты, наверное, не откажешься» протянула Ланарку кружку.

Аромат кофе был заглушён вкусом сахара и бренди.

Позднее Ланарк, ублаготворенный и слегка пьяный, растянулся на постели. Рима сидела с закрытыми глазами, опираясь спиной о стену и баюкая на коленях медвежонка.

– Ты была ко мне очень добра, – сказал Ланарк.

Рима погладила потрепанную игрушку по голове. Ланарк попытался придумать тему для беседы.

– Давно ты в этом городе?

– Что значит «давно»?

– Приехала сюда совсем маленькой?

Она пожала плечами.

– Помнишь время, когда дни были долгими и ясными?

Из-под сомкнутых ресниц Римы потекли слезы. Ланарк тронул ее за плечо.

– Можно, я тебя раздену?

Она разрешила. Расстегивая ее бюстгальтер, он нащупал знакомое затвердение.

– У тебя драконья кожа! На лопатках!

– Это тебя возбуждает?

– У меня она тоже есть!

Она выкрикнула резко:

– Думаешь, это нас связывает?

Чувствуя, что слова расширяют пропасть между ним и Римой, Ланарк затряс головой и приложил к губам палец. Он страстно желал подарить ей столь необходимую, хотя и отвергаемую нежность, и потому его ласки вначале были неуклюжими, пока любовный пыл не заставил его забыться.

Потом он почувствовал облегчение и захотел спать. Он слышал, как Рима рывком поднялась и начала одеваться.

– Ну? Позабавился? – спросила она коротко.

Он попытался обдумать ответ, затем произнес вызывающе:

– Да. Очень даже.

– Рада за тебя.

В Ланарке возникло и стало усиливаться ощущение кошмара. Он слышал голос Римы:

– В сексе ты не гигант, так ведь? Лучше Сладдена мне, наверное, никто не попадался.

– Ты мне говорила, что… что ты не любишь… Сладдена.

– Не люблю, но иногда использую. А он использует меня. Мы с ним очень холодные люди.

– Почему ты меня пригласила?

– Ты так хотел быть горячим, что я подумала: а вдруг? Но ты так же холоден, как все мы, и еще больше на этом зациклен. Наверное, потому ты такой неловкий.

Он уже утонул в океане кошмара, спустился на самое его дно, но все же дышал.

– Ты хочешь убить меня, – сказал он.

– Да, но не получится. Ты ужасно крепкий. Закончив одеваться, Рима живо похлопала Ланарка по щеке.

– Давай. Не извиняться же мне перед тобой в очередной раз. Вставай и одевайся.

Пока он медленно одевался, она стояла, прислонясь спиной к комоду, и смотрела, потом неумолимым тоном произнесла:

– До свидания, Ланарк.

Оцепеневший, он ничего не чувствовал, но задержался, тупо глядя ей в ноги. Она повторила: «До свидания, Ланарк!» – схватила его за руку, отвела к порогу, вытолкала и захлопнула дверь.

Ланарк ощупью спустился. Внизу его остановил стук открывшейся двери и оклик «Ланарк!». Он оглянулся. Нечто темное, крутясь в воздухе, свалилось на его голову и окутало ее тяжелыми складками. Дверь захлопнулась. Стащив с себя упавшую вещь, Ланарк обнаружил, что это куртка из овчины. Он повесил ее на внутреннюю ручку входной двери, вышел в переулок и зашагал прочь.

Вскоре плотный леденящий туман и стылые мозг и тело Ланарка перемешались и образовали одно целое. В этой оболочке он двигался по улицам; ноги, ступавшие где-то внизу, продолжали нести вперед онемевшую душу. Единственным ясным его ощущением был зуд в правой руке, и время от времени он останавливался, чтобы через рукав поскрести ее об угол стены. Все чаще слышался грохот и мимо проплывали огни трамваев. Перейдя очередную улицу, Ланарк вздрогнул: между ним и высоким фонарем воздвиглась какая-то фигура сложных очертаний. Вблизи он различил королеву в платье со шлейфом, которая сидела боком на вставшей на дыбы лошади. Это была статуя, украшавшая обширную площадь. Ланарк подумал, не зайти ли погреться в контору службы обеспечения, но решил, что надо бы выпить чего-нибудь горячего. Он пересек еще несколько улиц и увидел наконец над самым тротуаром красную неоновую вывеску. За дверью с колокольчиком располагалась ароматная табачная лавчонка, далее – лестница, спустившись по которой Ланарк достиг чайной Галлоуэя. Это было низкое помещение, по площади значительно превосходившее табачную лавку. Большую его часть занимали ниши, иные из которых были проходными; в каждой имелись софа, стол, стулья и оленья голова, изображенная на декоративной тарелке. Заказав чай с лимоном, Ланарк сел на краешек софы и погрузился в сон.

Проснулся он не скоро. Стакан чая на столе давно остыл. Ланарк прислушивался к разговору двух бизнесменов. Толстый коричневый занавес, отделявший его софу от места, где они сидели, находился в каком-нибудь дюйме от его уха. Им, очевидно, было невдомек, что кто-то их подслушивает.

– …Додд на нашей стороне. В конце концов, у Корпорации нет других задач, кроме как освещать улицы и обеспечивать движение трамваев, а эти услуги не окупаются. Их необходимо субсидировать, продавая муниципальную собственность, так что Додд продает, а я покупаю.

– Что же ты собираешься с нею делать?

– Передавать в субаренду. Если самое маленькое из этих помещений разделить перегородками из шпунтованных досок, можно получить шестнадцать отдельных квартир. Я измерял.

– Не сходи с ума! Думаешь, кому-то захочется снять крохотную квартирку только потому, что она на площади? Что толку быть домовладельцем, если треть города стоит пустая.

– Пока толку никакого. Я думаю сдавать их в аренду позже.

– Не говори загадками, Эйтчесон. Мне ты можешь доверять.

– Ладно. Тебе известно, что численность населения сейчас меньше, чем прежде. Она непрерывно уменьшается – ты это осознал?

– Почему?

– Ты знаешь почему. Наступило молчание.

– Как насчет вновь прибывающих?

– Их не хватает. Ты живешь в отеле, так ведь?

– Конечно.

– Конечно. Я тоже. В отеле никто не замечает исчезновений. Обычно ждешь, что сосед за стенкой через какое-то время исчезнет. В многоквартирном доме иначе. Вдруг исчезают соседи по площадке. Чуть позже квартира выше этажом тоже оказывается пустой. Глянь – и в половине окон напротив нет света. Это заставляет волноваться! Заметь, люди до сих пор делают вид, что не замечают. Но подожди, покуда они лишатся последнего соседа. Оставшись одни-одинешеньки, они ударятся в панику! Ломанутся в центр города, как утопающие к плоту. Если комнаты в центре будут стоять пустые, народ начнет вламываться и селиться незаконно. Но они не будут пустыми, потому что я стану сдавать их в аренду.

– Очень умно, – признал после паузы второй собеседник. – Но не слишком ли ты полагаешься на случай? Ты ставишь на тенденцию, которая может и измениться.

– Что может ее изменить?

Страшно напуганный, Ланарк поднялся на ноги. Еще недавно он говорил Сладдену, что доволен. Теперь же все, что он видел, слышал или вспоминал, усиливало панический страх. Ему отчаянно хотелось, чтобы рядом была Рима, которая бы смеялась и грустила с ним вместе; Рима, чьи страхи он помогал бы рассеять; Рима, которая бы не кидалась в него словами, подобными камням. Он заплатил за чай, вернулся к себе и разделся. Сняв пиджак и свитер, он увидел на правом рукаве рубашки запекшуюся кровь. Когда он стянул с себя рубашку, оказалось, что драконья кожа покрыла всю его руку, от плеча до запястья, и даже на тыльной стороне ладони имеются пятна. Ланарк надел пижаму, забрался в кровать и заснул. По всей видимости, больше делать было нечего.

Глава 6
Рты

Не имея желания ни видеться с кем-либо, ни что-либо делать, Ланарк погрузился в спячку, просыпаясь для того, чтобы, глядя в стенку, ждать, пока опять заснешь. Он находил мрачное удовольствие в мысли о том, что во сне болезнь распространяется быстрее. «Пусть распространяется! – думал он. – Что еще мне остается взращивать?» Но, покрыв руку и ладонь, драконья кожа дальше не пошла. Рука, правда, удлинилась на целых шесть дюймов. Пальцы сделались толще, между ними образовалась тонкая перепонка, ногти выросли и загнулись. На суставах пальцев появились красные точки вроде розочек. Похожее пятно, длиной в полтора дюйма, на локте цеплялось за простыни, поэтому спать приходилось, свесив правую руку. Особых неприятностей она не доставляла, поскольку ничего не чувствовала, действовала же мгновенно и желания выполняла чуть ли не раньше, чем он успевал их сформулировать. Бывало, он обнаруживал у самых своих губ стакан воды и только тут осознавал, что хочет пить. В трех случаях он, еще не проснувшись, стучал по полу, и миссис Флек неслась наверх с чашкой чаю. Ланарк смущался и сказал ей, чтобы она не обращала внимания на стук.

– Нет-нет, Ланарк, – возразила миссис Флек, – то же было и с моим мужем, пока он не исчез. Не обращать внимания нельзя.

Он поблагодарил. Миссис Флек покомкала свой передник, будто вытирая об него руки, и неожиданно произнесла:

– Можно задать тебе один вопрос?

– Конечно.

– Почему бы тебе не подняться, Ланарк, и не поискать себе работу? Таким же манером, – она кивком указала на его руку, – я потеряла мужа и двух жильцов. Все они под конец залегли в постель, и все до одного были приличные тихие люди, вроде тебя.

– Зачем мне вставать?

– Не люблю об этом говорить, но у меня тоже есть болезнь – правда, не такая, как твоя, – хотя она не заходит далеко, потому что я всегда при деле. Сначала был муж, потом жильцы и, наконец, эти треклятые сосунки. Как пить дать, если ты встанешь и пойдешь на работу, руке станет лучше.

– Где мне искать работу?

– На ковочном заводе напротив требуются люди.

– Хотите, чтобы я делал детали для «Кью – тридцать девять», – с хриплым смешком отозвался Ланарк.

– Понятия не имею, что там за работа на заводе, но если люди получают деньги и занятие, то жаловаться не приходится.

– Как работать с такой рукой?

– Я скажу как. У моего мужа была та же неприятность и с той же рукой. Я связала для него толстую шерстяную перчатку и посадила на подкладку из замши. Он ее ни разу не надел. Но если ты наденешь ее с курткой, никто не заметит, а раз так, то о чем волноваться? Таких людей, с руками вроде клешней, полным-полно.

– Я подумаю, – пообещал Ланарк.

Что-нибудь добавить ему помешала рука, поднесшая к губам чайную чашку.

Иногда дети играли на полу в его комнате. Ланарку это нравилось. Они шумели, но никогда не объясняли смысл жизни, не уговаривали его чем-нибудь заняться; видя их себялюбие, он не чувствовал себя таким порочным. В их присутствии он стыдился своей большой руки и прятал ее под одеяло, но однажды, проснувшись, он обнаружил, что рука ничем не прикрыта и дети, сидя на корточках, ее рассматривают. Мальчик заметил с восхищением:

– Ты мог бы ею кого-нибудь убить.

Ланарк был пристыжен: его посещала та же мысль. Он спрятал руку и пробормотал, не очень уверенно, что иметь две человеческие руки было бы лучше.

– Да, но не в драке, – сказал мальчик.

Ланарк обнаружил, что конечность начала его зачаровывать. На самом деле она была не черная, а темно-темно-зеленая. Как часть человеческого тела она казалась пораженной болезнью, но сама по себе выглядела вполне здоровой: отливавшая холодным блеском кожа, колючие красные суставы пальцев и локоть, стальные загнутые когти. Он воображал себе, каких бед мог бы наделать с ее помощью. Ему представлялось, как он входит в «Элиту» и, пряча руку под курткой, направляется прямиком к клике Сладдена. С кривой улыбкой их оглядев, он извлекает вдруг свою конечность. Сладден, Тоул и Макпейк вскакивают на ноги, а он укладывает их размашистыми боковыми ударами, потом загоняет в угол орущих девиц и сдирает с них одежду. Далее образы путались, поскольку одна фантазия, не успев достигнуть кульминации, уступала место другой. После таких мечтаний он погружался в отвратительное уныние и хандру. Однажды Ланарк поймал себя на том, что поглаживает холодную правую руку пальцами левой и приговаривает: «Когда я стану таким весь…» Но, сделавшись таким целиком, он бы ничего не чувствовал, поэтому он вспоминал Риму – в те минуты, когда она бывала доброй: как в грузовике она прикоснулась к нему и попросила прощения, как они танцевали в обнимку, как она рассмеялась в тумане и взяла его под руку, как сварила кофе и даже как бросила ему куртку. Этих воспоминаний, однако, было недостаточно, чтобы вернуть себе человеческие чувства, и Ланарк вновь начинал любоваться своей драконьей конечностью и, восхищаясь ее холодной силой, засыпал.

Однажды он с громким криком пробудился от боли. В комнату вбежала миссис Флек. На боку, сквозь прореху в пижамной куртке, виднелась рваная рана, кровь из нее заливала одеяла. Прикусив, чтобы не кричать, сустав пальца на левой руке, Ланарк пожирал глазами окровавленные когти правой. Миссис Флек унеслась за бинтами и водой, но, когда она вернулась, рану уже затянуло драконьей кожей и Ланарк сидел в постели, одеваясь.

– Вы рассказывали о перчатке. Можно мне ее взять?

Миссис Флек вернулась в прихожую и вынула из шкафа перчатку мужа и старый дождевик. Надев на себя, с ее помощью, то и другое, Ланарк вышел из дома.

На улице лежал снег, но редкий дождичек превращал его в кашу. Прежде Ланарк нашел убежище в постели, поскольку его отвращали все другие возможности, теперь же сон сделался опасен и ему ничего не оставалось, как пуститься в путь по улицам, выбирая те, где меньше было снежного месива. Ноги вновь привели его на площадь. В доме, тянувшемся вдоль одной ее стороны, окна на цокольном этаже были освещены, и оттуда доносился стук молотка и скрип пилы. За распахнутой арочной дверью виднелся выложенный мрамором вестибюль, а в его центре – красная деревянная будка. Она была залеплена плакатами, гласившими: «ВРЕМЕНИ У ТЕБЯ НЕМНОГО – ПРОТЕСТУЙ СЕЙЧАС». Слова, казалось, были обращены к нему, поэтому он пересек мраморный пол и вошел в будку.

Внутри сидели за конторкой, раскладывая по конвертам какие-то брошюры, худой бородатый мужчина в воротничке священника и старуха с седыми встрепанными волосами. За столом позади них стремительно печатал на машинке молодой человек с густой шевелюрой. Присевшая на стол привлекательная девушка лениво щипала струны гитары. Когда Ланарк приблизился к конторке, старая женщина оперлась подбородком на сложенные ладони и ободряюще улыбнулась. После недолгого колебания Ланарк тихо произнес:

– Я напуган тем, что со мной происходит.

Старуха энергично закивала.

– Да! Неудивительно! Если вы оглядывались вокруг, то должны понять, что времени у нас немного.

– Что я могу сделать?

– Прежде всего, необходимо открывать другим глаза на опасность. Когда нас будет большинство, мы сможем действовать. Не возьметесь ли раздавать наши брошюры?

– От этого не будет проку. Видите ли, моя рука полностью…

– О, да, мы понимаем! И рады, что вы пришли, даже так. Не думайте, пожалуйста, что нам все равно. Нам очень даже не все равно – оттого мы и затеяли эту кампанию. Но на подобные беды личного характера существует лишь один ответ – прилежный труд ради достойного дела. Уверена, если вы спокойно сядете и будете надписывать конверты, то сами удивитесь тому, насколько это поможет.

Стянув перчатку, Ланарк продемонстрировал женщине свою правую руку. Приятное круглое лицо женщины покраснело, однако она, не отводя взгляда, улыбнулась.

– Видите ли, единственное лечение этих… личных… заболеваний – солнечный свет. Который наша партия старается восстановить. Искусственно вздутые цены на землю в центре города привели к тому, что горизонт сплошь застроен и солнце над ним едва показывается. Как только мы будем в большинстве, мы убедим власти действовать.

Пышноволосый молодой человек оторвался от машинки, чтобы скрутить себе сигарету. Он сказал:

– Чушь. Если бы даже у нас было большинство, ситуация бы не изменилась. Городом правят его владельцы. Девять десятых наших заводов и жилых домов находятся в собственности кучки дельцов и домовладельцев, а бюрократия и органы правопорядка за деньги обслуживают их интересы. Они – меньшинство, но они у власти. Зачем же нам ждать, пока нас станет больше? Если считать по головам – мы уже в большинстве.

Девушка, оторвавшись от гитары, произнесла:

– Я думаю, что ты слишком суров к правящему классу. Они нутром чувствуют несправедливость и неповоротливость системы. У самых умных она уже сидит в печенках, и они присоединяются к нам. Я вот тоже присоединилась. Мой папа – бригадный генерал.

– У нас представлен широкий спектр взглядов, – встревоженно вмешалась седая женщина, – но все мы согласны в одном: нам нужен солнечный свет. Вам он тоже нужен, а раз так, то почему бы не вступить в наши ряды?

Она смело улыбнулась в ответ на долгий взгляд Ланарка, но потом, пожав плечами, снова занялась конвертами. Священник, ее сосед, наклонился к Ланарку и проговорил вполголоса:

– Вы на краю провала, так ведь? – Несмотря на бороду, лицо его выглядело по-детски взволнованным. Над правой бровью синело пятно, похожее на кровоподтек. – Люди в нашей организации видят провал издалека, поэтому надевайте свою перчатку, мы ничем вам не поможем.

Закусив нижнюю губу, Ланарк надел перчатку. Священник добавил:

– Если выберетесь наружу, то, надеюсь, все равно присоединитесь к нам. Тогда мы не будем вам нужны. Но вы, несомненно, будете нужны нам.

– Не знаю, о чем вы, – вяло отозвался Ланарк и направился к выходу.

Он пересек площадь и зашагал к «Элите», так как не мог думать ни о каком другом месте, а кроме того, там могла быть Рима. Моменты, когда она бывала добра, сделались единственным источником тепла в холодном пространстве, где перемещался Ланарк. А еще у Римы тоже была драконья кожа, и хотелось узнать, как с ней обстоит дело. Прыгая через сточные канавки, утопая в исчерченном бороздами талом снегу, он рванулся туда, толкнул стеклянную дверь фойе, кинулся наверх – в кафе было пусто. Ланарк остановился в дверном проеме и, не веря своим глазам, обвел взглядом помещение, где не было не только посетителей, но даже приросшего к своему месту человека за стойкой. Ланарк повернулся и начал спускаться по лестнице.

С площадки между этажами он заметил внизу, в фойе, девушку, которая покупала в кассе сигареты. Это была Гэй. Окликнув ее, Ланарк поспешил вниз. Она выглядела побледневшей и исхудавшей, но откликнулась удивительно живо и быстро потянулась, чтобы поцеловать его в губы.

– Где ты пропадал, Ланарк? Что за таинственное исчезновение?

– Лежал в кровати. Пойдем со мной наверх.

– Наверх? Там теперь никто не бывает. Ужасное место. Мы ходим в нижнее кафе, где мягче освещение, – Гэй указала на толстый красный занавес – Ланарк думал, что за ним находится вход в кинозал. Она потянула занавес со словами: – Пойдем к нам. Здесь вся старая компания.

За занавесом было черным-черно.

Ланарк заметил:

– Здесь совсем нет освещения.

– Просто у тебя глаза еще не привыкли.

– А Рима там?

Отпустив занавес, Гэй отозвалась смущенно:

– Я ее не видела как будто… со дня празднования моей помолвки.

– Значит, она дома?

– Наверное.

– Не скажешь ли, как туда добраться? Когда я там был, стоял туман, и теперь мне не найти дорогу.

Лицо Гэй внезапно постарело. Она сложила руки, наклонила голову, смерила Ланарка косым взглядом и еле слышно произнесла:

– Я могла бы тебя проводить. Но Сладден будет недоволен.

– Проводи, Гэй, будь добра! Она помогла тебе тогда, на вечеринке. Боюсь, с ней тоже что-то неладно.

Гэй скользнула по нему взглядом одновременно лукавым и испуганным.

– Сладден послал меня за сигаретами, а он терпеть не может ждать.

Ланарк заметил, что его драконья рука сжалась, чтобы ударить Гэй. Он затолкал ее в карман, где она стала корчиться, как краб. Гэй ничего не заметила. Она протянула задумчиво:

– Ты очень сильный, Ланарк. Я могу с тобой пойти, если ты меня поддержишь. Но Сладден ни за что не простит.

Гэй ступала так неуверенно, что Ланарку пришлось поддерживать ее, обнимая за талию здоровой рукой. Вначале они шли быстро, потом давление на руку начало увеличиваться. Ноги Гэй скользили на асфальте, и с каждым шагом двигаться становилось труднее, словно ее связывала с исходной точкой резиновая веревка. Ланарк помедлил под фонарем, чтобы отдышаться. Гэй обвила рукой фонарный столб, удерживаясь на месте. Лицо ее было безмятежно. Она бросила на Ланарка косой робкий взгляд.