Текст книги "Генеральный попаданец (СИ)"

Автор книги: Ал Коруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– Правильно, наговорим друг другу. А то тебе еще Тому напомню.

Я засопел. Твою ж мень, назвался помидором – отвечай за проделки Ильича.

– Извини, это не мои требования. Но ты понимаешь, что национальность у мальчонки не та. И я свое обещание выполнил, он сейчас выездной.

Галина потемнела лицом, Её роман с иллюзионистом Кио стал притчей во языцех. Я лично не верю романтизм начинающего фокусника. Перед ним был пример первого мужа Милаева, сделавшего стремительную карьеру. Только не учел шкет антисемитизм нового призыва власти. Это до чисток тридцатых евреи в партии были людьми уважаемыми. Потом открылось такое! Но эту тему лучше не поднимать. Прилетит не только со стороны тех, но и от своих. Не зря Сталин хоронил «тайны истории Интернационала» довольно тщательно. Присматриваюсь к дочери Ильича. А она еще в этом возрасте симпатичная. Брови? Так в моем будущем модницы такие бровищи себе за деньги немалые наводили! Лицо живое, в глазах огонь, умеет играть девица!

– Не будем, дорогая. Ты мне все-таки любимая дочь. Не смотри так. Было и было! А ты женщина еще молодая и энергичная.

– Папа!

– Нет, успокойся, я тебя не сватаю! – шутливо оттопыриваю палец. – Нет в моем окружении молодых и дерзких. Это уже ты сама. Но, – меняю тон на серьезный, – страна у нас огромная, проблем и дел невпроворот. Везде нужны передовые люди!

Галина подозрительно уставилась на меня:

– Я никуда не поеду!

Смеюсь.

– Хочешь анекдот про меня? – вот точно не знаю, есть ли они в это время про Брежнева, но рассказываю: – После московского кинофестиваля Бриджет Бардо говорит Брежневу на банкете в Кремле:

– Почему бы вам не открыть границу для всех желающих? Брежнев грозит ей пальцем:

– Хочешь со мной наедине остаться, крошка⁈

Гадина с долей испуга смотрит на меня, а потом хохочет.

– Доброе утро, Леонид Ильич! – говорит солнце Брежневу утром.

– Здравствуй, солнышко! – отвечает Брежнев.

– Добрый день, Леонид Ильич – говорит солнце Брежневу днем.

– Добрый день, солнышко! – отвечает Брежнев.

– Солнышко, почему ты не желаешь мне доброго вечера? – спрашивает Брежнев вечером.

– Пошел ты на хрен, я уже на западе!

Напротив меня распахнутые во всю ширь изумленные глаза:

– Папа, как ты можешь рассказывать антисоветские анекдоты?

Поднимаю назидательно палец:

– Вождь должен знать чаяния своего народа!

– Ох!

Снова неприкрытое изумление. Доченька, видимо, только сейчас доперла, что её папаша уже вошел в историю, и он не просто партийный номенклатурщик. Я же, не меняя тон, спрашиваю:

– Ты займешься созданием «Общества защиты женщин»? Название рабочее, и при какой организации его прилепим пока неясно. Совмин, профсоюзы или Верховный Совет, не суть важно.

Снова в глазах дочери Ильича удивление:

– Но есть же Комитет советских женщин⁈

– Машу рукой:

– Этот комитет – официозная контора для представления за рубежом. Когда Советскому Союзу нужно отправить женскую делегацию, то собирают как раз этих «лучших женщин». Как туда попадают, ты знаешь. А гендерные проблемы никуда в стране советской не делись. Женщинам меньше платят, количеств разводов растет, большое количество абортов, что сказывается на здоровье. Да не мне тебе рассказывать!

Галина в этот раз зависла надолго. Даже бокал в руки не взяла, лишь пробурчала:

– А что я там буду делать?

– Девчонкам молодым помогать; многодетным бабам; дурочкам, что за алкаша замуж вышли. Да мало ли сложностей в семейной жизни бывает. В каждом городе и большом поселке нужны будут отделения Общества. Общественниц у нас много, но они больше имитацией оргазма занимаются. Тьфу ты, не то сказал! Бумагами и отёчностью. И энергию не туда разбрасывают. Нужно же собрать все силы в один кулак. Крепкий женский кулачок.

Галка смотрит на меня несколько странно. Опять словечками неведомыми в этом мире палюсь.

– Папа, где я, а где такая организация?

– Помощниц мы тебе найдем! Да и соратниц. Понимаю, что будет сложно, но сначала подумай, сколько ты полезного людям сделаешь. С моей, между прочим, помощью.

Тонкий намек на толстые обстоятельства. Дочь Генсека может очень многое. А во противостоять ей вряд ли кто решится. Ну а если попробует, то это станет объектом пристального внимания.

Дочурка жадно делает глоток. Губы у бедняги пересохли! Не каждый день предлагают жизнь поменять.

– Можно я подумаю?

Откидываюсь в кресле и сам беру бокал в руки:

– Думай, но не затягивай. В скором времени у меня дел будет не продохнуть.

Галина уставилась на меня не мигая:

– Тебе это зачем?

От её пронзительного взгляда трудно спрятаться:

– Вас дурех жалко! Тебя в том числе. Помогая друг другу, вы хоть вытащите себя из дерьма, и нам спокойствия больше. И от этого, – я киваю в сторону бутылки, – если пожелаешь, можно избавить на раз.

– Как это?

– Иглоукалыванием. Забава такая древняя китайская, – откровенно посмеиваюсь. – Я так курить бросил. Не бойся, это не больно и не опасно. Но надо решить раз и навсегда.

А глазенки вспыхнули!

– То-то я смотрю, ты ни разу к сигаретам сегодня не прикоснулся. Говорят, на лыжах бегаешь и палкой машешь?

– Так батя у тебя еще о-го-го! Такие процедуры, кстати, организм омолаживают.

Галина меня внимательно оценивает:

– Румяный и походка как у молодого. Я подумаю, папа, хорошенько подумаю.

Еще бы ей не подумать! Какая баба от дополнительной молодости откажется?

Затем всем шалманом двинулись в кинозал и после мультфильмов смотрели старые добрые советские комедии.

Информация к сведению:

Леонид Максименков, историк:

Хрущев оставил Брежневу весьма разваленное внешнеполитическое хозяйство. Идеологический конфликт с Народным Китаем перешел на грань пограничных споров. В сторону Пекина склонялись Северный Вьетнам и КНДР. В Западной Европе постоянно витала тема германского реваншизма и связанная с ней напряженность. Великобританию сотрясали скандалы с «русскими шпионами». Диалог с США был подорван Карибским кризисом и убийством [президента Джона] Кеннеди. Латинская Америка испугалась открытой поддержки Москвой революционной Кубы. В Африке мы сделали ставку на демагогов с просоветскими речами и придумали их правлениям ярлык некапиталистического пути развития.

Новое советское коллективное руководство во главе с Брежневым начало немедленно разгребать эти дипломатические завалы. Во многом успешно, хотя в биполярном мире постоянно возникали новые кризисы. Такова природа противостояния двух сверхдержав. Брежнев с триумфом принял в Москве президента Франции [Шарля] де Голля, сам несколько раз приезжал во Францию. Согласовал и поддержал восточную политику канцлера ФРГ Вилли Брандта, улучшил отношения с Англией. Кульминацией этого стало общеевропейское совещание на высшем уровне в Хельсинки, которое признало незыблемыми итоги Второй мировой войны.

Контакты с администрацией президента США Ричарда Никсона привели к череде советско-американских саммитов. В Латинской Америке были восстановлены отношения со многими странами. Связи с Арабским Востоком стали конструктивно-взаимовыгодными. В Африке мы отказались от поддержки однодневных режимов. В Азии сохраняли отличные отношения с Индией и ровные – с Пакистаном. Увы, конфликт с Китаем продолжился и вылился в военные стычки на границе. Головной болью для Брежнева стали гражданская война во Вьетнаме и американская агрессия в Индокитае, но и они закончилась. С триумфом готовился визит Брежнева в Египет, Ирак и Сирию. Вдруг эта «программа мира» и разрядка международной напряженности застопорились, а потом забуксовала и с грохотом провалились.

В 1974 году почти все ключевые западные игроки разрядки оказались политическими трупами. Причем вряд ли случайно. Никсона съел уотергейтский скандал, француз Жорж Помпиду умер от скоротечной лейкемии, Брандта «слили» после скандала с его секретарем, оказавшимся шпионом ГДР, японский премьер попался на спекуляции акциями и уходе от налогов. Брежнев остался наедине со своим портретом. Потом заболел и последние семь лет у власти был другим человеком. Хотя в истории внешней политики остался доброжелательным дипломатом с очаровательной улыбкой и своеобразным чувством юмора. Он – склонный к компромиссам гибкий переговорщик, но ему не дали развернуться. Влиятельные антисоветские (антирусские) силы на Западе и, как показывают архивные документы, те же, по сути, антирусские силы внутри руководства СССР.

Программа мира' закончилась серией локальных войн и новым противостоянием с США и коллективным Западом. Однако отличие Брежнева от Хрущева очевидно для всех в одном. Он не стучал по трибуне в ООН , не награждал Золотыми звездами Героя африканских однодневных правителей и не поливал грязью своих коллег на заседаниях Политбюро. Это были очень вежливые и дипломатичные 18 лет.

Смысловая вкладка:

Профессор философии из Института философии Российской академии наук Ольга Воронина, которая одной из первых в Советском Союзе начала изучать теорию и историю феминизма, а позже руководила первым в России центром гендерных исследований, в интервью Наталье Пушкаревой вспоминала, как пыталась обсудить с представительницами Комитета советских женщин работы американских феминисток:

«Туда нельзя было прийти. Мне составила протекцию моя свекровь. Свекор мой был посол, свекровь принимала кого-то в свое время из Комитета советских женщин, поэтому позвонила, и меня приняли, а иначе я бы дальше милиционера на проходной не прошла. Меня встретила очень милая женщина… Я ей сказала: 'Вы знаете, я… узнала, я так хочу рассказать, совершенно бесплатно, мне никаких денег не надо». В общем, очень бурно стала все это дело рассказывать. Она посмотрела на меня и сказала: «Деточка, милая, нам это совершенно не надо, мы занимаемся совершенно другими вопросами».

Глава 22

13 марта 1965 года. Завидово. Диверсия на заднем дворе США

Ехал спозаранку в Завидово со смешанными чувствами. Насколько можно судить, пока мой составленный на скорую руку план продвигается, но некая тревожность в душе так и осталась. Я с самого начала побаивался противодействия темпоральной амплитуды нового мира. Почему так случилось, что именно я оказался здесь? И один ли я тут вообще? И насколько можно доверять истории той Вселенной, будучи в этой? Например, на днях не произошло катастрофы, что случилась в моем мире. И лично я не имею никакого отношения к изменению хода событий. У меня аж сердце ёкнуло, когда я просматривал свежую американскую прессу, привезенную по каналам разведки.

Ивашутин, наверное, долго ломал голову, зачем мне эти газеты. Он, кстати, сзади катит со своими «архаровцами». С некоторых пор я предпочитаю вооруженную до зубов охрану. Рябенко потому и озаботился приобретением чешских «Скорпионов» для личников. Раскладной бронированный «дипломат» уже заказан. Да и вопрос с выделением охраны в отдельную структуры почти решен. Осталось утвердить в Совмине. То-то Косыгин удивится.

Разговор с Фиделем предстоит серьезный, так что генерал добавит к нему веса. Да и как консультант пригодится. Ему же решать в дальнейшем некоторые щекотливые вопросы. Что мне в Петри Ивановиче очень нравится, лишних слов не бросал. Хотя удивляться ему есть от чего. Все-таки в некоторых случаях со служаками дела вести легче. Надо лишь понимать алгоритм, по которому они привыкли жить. То, что годится для человека гражданского, не годно для военного. Про партийных номенклатурщиков лучше помолчу. Одни матюги! Зверинец с собственным кагалом. Начинаю понимать вождя, когда он тех товарищей так яростно канализировал в тридцатых. Никита все-таки сволочь. Зачем этих уродов было реабилитировать? Они же ту систему и создали!

Поворачиваюсь к окну, наслаждаясь видом зимнего леса. Март выдался снежным, с частыми перепадами солнечной и пасмурной погоды. Природа всегда помогала мне успокоиться и настроиться на необходимый лад. Поначалу, честно, оказалось сложно привыкнуть к довольно жесткому режиму работы. Ильич трудился много и с напряжением. Как мог до конца жизни. Если бы не болячки и окружение, то смог бы решить многие проблемы. Опять же, вопросы к свите. И на даче я продолжал работать с документами. Кроме присылаемых с ЦК пошло много информации от ГРУ, из отдела Общей аналитики. Пока у меня не было помощника для составления схемы секретных миссий и кого сюда брать, я не представлял.

Грибанов, начальник создаваемого мной политического сыска под «паленым» названием Информбюро неожиданно чрезвычайно резво взялся за работу. Первым делом он представил мне список лиц, пребывающих на нарах. Советский политический паноптикум не перестает удивлять. Интриги внутри кланов зачастую важнее пользы для страны. Угадайте, кто стоял первым в списке? Знаменитый Судоплатов, что «чалился» сейчас во Владимирской тюрьме. Вообще, странная история с «разоблачением наймитов Берии». Кому-то выгодно было начать разгром советских спецслужб? Ничего, мы этого кого-то откопаем и обязательно зароем. Я улыбнулся собственной кровожадности. Братки из девяностых чем-то напоминали некоторых деятелей из тридцатых. Нельзя подобным упырям давать большой власти. Еще Иоанн Васильевич с опричниками на таком обжегся. Но ничему нас история не учит.

Позавчера здорово удивил Суслов. Наехал на меня за то, что я встрял в телефонной беседе за молодых писателей и поэтов. Мол, зря их так полощет партийная и прочая пресса. Особенно коснулся Василия Аксенова. Талантливый черт, но почему-то его всегда тянуло на антисоветчину. Видимо, детство, связанное с репрессиями, сказывалось. В человеке обычно намешано белое и черное. Первые его светлые образы в произведениях здорово контрастировали с последующей льющейся без края желчью. Где и когда он надломился? И кто-нибудь следил за его творческим состоянием? Или только могут наезжать?

Наша идеологическая машина совершенно не умеет работать с подобными сложными персонажами, отталкивает их еще больше от себя и провоцирует. А уж каким местом там Гэбешники влезли, ума не приложу. Тут явно проблемы с компетентностью их руководства. Второе Главное управление точно стоит потрясти, такой подход следует менять начисто. Шпионов ловите, идиоты! А политический сыск должен заниматься теми, кто на самом деле представляет угрозу строю. Дураки, воры, коррупционеры. Один идиот на высоком посту вреда приносит больше, чем десяток ЦРУшников.

Поругались мы поначалу с Михаилом крепко. Я даже не представлял, что у того иногда проявляется довольно резковатый темперамент. Но вчера он сам зашел ко мне, опередил. Выпили «трубку мира» в виде чая с вкусными вредностями, поговорили. Ильич умеет душевно расположить к себе людей. Тем он разительно отличался от предыдущих «ораторов». Давил Брежнев людей мягко, но до посинения. Мог с легкой улыбочкой уничтожить навсегда. Так что не считайте его добрячком, такие на верхние ступеньки власти не попадают априори. Но издеваться просто так и хамить он себе никогда не позволял. Это уже шаг вперед. К примеру, гадко улыбающийся Горбачев мог скандалить по сущим пустякам. А про Раису Максимовну лучше помолчать. Да и родные первого президента России показали себя в дальнейшем гадко.

– Ты пойми, Михаил, эти ребята из совершенно другого поколения. Не чета нам, старикам! И к ним, между прочим, молодежь внимательно прислушивается. А вы что творите? Ладно Никита, дурак набитый. Что он в шестьдесят третьем на встрече с интеллигенцией нес? Зачем Вознесенского в порошок стирал? Он же подал сигнал всем ретроградам и завистникам. Молодые художники мэтрам из Союза были попек горла, а мы еще керосина в костер подлили. И где тут, спрашивается, справедливость?

Суслов поблескивает стеклами очков и нехотя соглашается:

– Перегнул палку товарищ Хрущев. Так и его понять можно. Шли сигналы снизу!

Стучу по столу костяшкой кисти:

– А вот этого не надо! Снизу, понимаешь. Забыл, в какие времена такое дерьмо культивировалось?

Идеолог партии хмурится, но соглашается. Никому не хочется возврата к «воронкам» и анонимным доносам. Когда жизнь человека ничего не стоила, а залететь в тюрягу можно было по банальному навету. «Там разберутся!»

– Его подставили.

– Как на «Манежной выставке»?

Суслов недоуменно вскидывает глаза, затем щурится.

– Вы что хотите этим сказать, Леонид Ильич?

– Умнее надо работать и тоньше. А то сначала все разрешили, сейчас ни с того ни с сего пошли запреты.

– Не сейчас… – Михаил не унимался.

Меня же прорвало:

– Как ты не понимаешь! Это же с моим именем связывают! Конец «Оттепельной мокряти» и удушение свободы. Извини, но не душителем прекрасного я хочу войти в историю.

Суслов от удивления забыл рот захлопнуть. Затем судорожно потянулся к стакану с остывшим чаем. Я нажимаю на звонок, заглядывает секретарь. Киваю на стол.

– Повторите, пожалуйста, и сушек.

Ну что, Миша, получил люлей? Первый и есть Первый, он думает о большем, чем ваши идиотские интриги.

Затем понемногу начинаю втирать нашему главному идеологу «Новую политику партии».

– Пора бы нам уходить от мелочной опеки. Вот недавно посмотрел на даче прекрасную комедию «Человек ниоткуда». Почему её запретили? Не увидел там абсолютно ничего крамольного. У нас так мало режиссеров, работающих в жанре комедии. И даже им палки в колеса умудряются ставить. А рабочему человеку хочется отдохнуть после трудового дня, посмеяться, послушать хорошую музыку.

– Леонид, искусство должно и…

Машу рукой.

– Я понимаю. Но идеологически выдержанных картин и без того полно. Много шлака, но есть и бесспорные алмазы. Но никто не отменял развлекательного жанра. Тем более что те режиссеры смело критикуют в них наши же недостатки. Ну скажи, чего там такого крамольного? Мы у власти почти пятьдесят лет. Неужели так боимся писателей и художников, что готовы принимать против них карательные меры? Цензура должна быть художественной, а не политической. Мы же отдаем в руки зачастую необразованных парткомов судьбу творческих людей. И это неправильно!

Суслов снял очки и протер переносицу. Разговор ему откровенно не нравился, но он отлично понимал, что не расставив точки над «I», мы не продвинемся дальше. Михаил устало произнес:

– Дело не только в этом. Они как никак властители дум. Как мы можем упустить этот крайне важный вопрос для нас?

– Упускать не нужно, но и мелочиться не стоит. Таланты под жёстким взглядом цензуры не работают. И это доказала великая русская литература. Вместо того чтобы не пущать, не лучше ли поинтересоваться, чем на самом деле живет молодежь? Считаешь, что тебе комсомольские секретари всю подноготную расскажут? В многотиражке поведают? Нам, – я снова стучу по столешнице, – чрезвычайно важно знать, чем дышат молодые люди и что хотят от жизни. Отсюда и плясать. А с режиссеров надо снять мелочную опеку. Нехай привыкают думать самостоятельно. Набедокурят серьезно, получат люлей по полной программу. Пусть учатся жить по-взрослому, чай не малыши. А ваша задача – контролировать тех, кто их контролирует. Со стороны. Пристально, но с дружеским прищуром.

Суслов подслеповато уставился на меня. Думает, решает.

– Кажется, начинаю тебя понимать. Мягкая сила?

– Можно и так выразиться. Ты же, Михаил, метишь на пост КПК? Вот и начинай думать иными масштабами.

Суслов надел очки и откинулся на стуле. Все-таки они тут неудобные, никак пристроиться не может секретарь. Нам принесли чай, сделали перерыв на перекус.

– Меня беспокоит товарищ Фурцева.

Я внутренне ухмыльнулся. Нашла коса на камень!

– Что, бабе не место наверху? Это же дискриминация! Недавно женщин с Восьмым марта поздравляли.

Неожиданно после моего укола главный идеолог партии смутился.

– Ничего такого, Леонид Ильич! Но ставил её на пост министра культуры Хрущев, так она его методы и переняла. Нет, она сделала и немало хорошего. Но…

– Мотает бабёнку туда-сюда? – я задумался. Мне и других проблем хватает, возить еще и со взбалмошной дамочкой. Женщина она яркая, но, по сути, бестолковая. – Просто убрать нельзя. Надо устроить её к Демичеву начальником какого-нибудь отдела. Или создать таковой. Связей с интеллигенцией у нее полно, вашим кабинетным деятелям пригодится. И её не обидно. Работа в ЦК и в руководстве по знакомой стезе. Только сначала подберите умного и достойного человека на пост министра.

В том будущем партийные бонзы от безысходности назначили министром культуры Демичева. А мне такой кадр нужен в ЦК. Ну не вижу я никого лучше его на посту секретаря по пропаганде.

Михаил кивнул. Спорить дальше у него желания не было. Мы не стояли в оппозицию по отношению друг к другу. А споры по рабочим моментам можно было пережить.

– Договорились. Как тебе речь к пленуму?

– Суховато.

– Хочешь отдать своим? – ревниво поинтересовался Суслов.

– И отдам, потом посмотришь доклад свежим взглядом.

– Хорошо!

Какая все-таки он очкастая гнида! Но я, похоже, нащупал его слабое место. Пущай его!

Фиделя подвезли позже. Все столпились около крыльца поглазеть на легендарного Коменданте. Даже обычно беспристрастные охранники лыбились во все тридцать три. Кастро бодро выскочил из машины, облаченный в любимую кожаную куртку подводников. Те подарили ему её во время визита в Заполярье в шестьдесят третьем году. Все-таки какой здоровый черт! Под два метра с роскошной бородой и яркими, блестящими глазами. Мы крепко обнялись, хохоча и постукивая друг друга. Фидель к тому же левша, ручкаться с ним сложно. Общаться приходится через переводчиков. Я больше силен на английском, а он из русских знает не так много слов.

Вскоре нас взяли в оборот егеря. Наконец-то, им разрешили организовать охоту! Фиделя и меня быстро переодели по погоде. Правда, лидер Кубы отказался снимать куртку. Да наши и не настаивали. В такой точно не замерзнешь. Но теплые штаны, шерстяные портянки поверх носков и валенки были обязательны. Я был уж в пимах, они намного удобней, да и теплей. Вскоре мы катили на снегоходах к кордону. Там на месте выдали обычные охотничьи лыжи. Если я успел сноровисто их надеть и сделать небольшой круг около огромной ели, то с Кастро пришлось повозиться.

Нет, в прошлые поездки он уже вставал на лыжи, так что сразу не свалился. Широко расставив руки, легендарный революционер под одобрительные возгласы румяных егерей сделал несколько шагов, потом даже перешел на скольжение, сильно отталкиваясь палками.

– Молодец!

Фидель снял рукавицу и показал мне большой палец:

– Карашьо, Ильич!

Я не смог удержаться от хохота, а затем задумался. Это же со сколькими историческими личностями мне еще получится встретиться и даже подружиться! Скоро состоится визит к космонавтам, а там Гагарин! Юра, я не хочу, чтобы ты ушел от нас. Но и не желаю видеть тебя заслуженной развалиной и свадебным генералом, которого зовут на мероприятия без конца и края. Потому ты так и рвался в небо, где закончил свой великий полет. Нет, страна должна увидеть героя вновь и в той же ипостаси. И опять это произойдет неожиданно. Почву я начну готовить уже сейчас.

– Ильич, adelante!

Мы осторожно скользим меж заснеженных деревьев. Солнце неплохо пригревает, отгоняя остатки ночного морозца. Мне уже жарко в полушубке. Нас ставят на места, проверяют оружие. Охота сегодня простая, так что взял из своей коллекции подходящее ружье. По истории я знал, что Ильич накопил таковой двадцать четыре единицы. Кто-то и вовсе рассказывает о 90 стволах. Вождь очень гордился наградным маузером К-96, который получил в награду за участие в десанте на Малую землю. На кобуре-прикладе оружия красуется надпись «За боевые заслуги гвардии полковнику Л. И. Брежневу. Кавказ, 1943 г.» Кроме этого, у Генсека был еще один маузер М-712, конструкция которого позволяла вести огонь очередями. Среди излюбленного оружия генсека был 9-мм двуствольный штуцер МЦ-10–09 с 9-кратным оптическим прицелом ПОЗ 9×39, изготовленный для него в Тульском ЦКИБ СОО.

Я присмотрел для охоты обычную итальянскую переломку Cosmi. Егеря проверили ружье, взятые с собой патроны и патронташ. Показали место за небольшой елкой и исчезли из поля зрения. Я не новичок, чего зря докучать? Сейчас остается лишь ждать. Со своего места я вижу Фиделя. Он спокоен и наблюдает за лесом. Я знаю, что кубинский революционер отличный стрелок. Мы обмениваемся жестами и улыбками. Затем послышался шум, собачий лай. Кто-то стремглав бежит между деревьев. И тут срабатывает азарт. Понимаю, что это бедное животное ни в чем не виновато, но ничего с собой поделать не могу.

Выстрел! Еще один! Сноровисто, руки работают самостоятельно, переламываю ружье, вставляю патроны. Глаза сами ищут цель. Что-то яркое мелькнуло между кустами, но меня опередил Фидель. Раздался радостный крик, а я уже навожу ружье на следующую цель. Бедные зайцы! Сегодня вам не повезло. Раздались крики егерей, дробим стрельбу. Все осторожно выглядывают, затем нас зовут к месту сбора, и лишь потом организованно ведут к добыче. С техникой безопасности в заказнике строго.

Фидель радостно держит за хвост ярко-рыжую красавицу. Не повезло лисице попасть в гон. Моя добыча скромнее, два упитанных зайца. На таком расстоянии первоклассному стрелку взять зверя не проблема. Мы хвастаемся друг перед другом, егеря достают термоса с чаем. Устраиваем небольшой перекус. Затем я собираюсь добраться до домика на лыжах. Застоялся. Двигаюсь по следу снегохода, ловко перебирая руками и ногами. Лыжи на прогулках я давно использую спортивные, но сейчас и эти широкие сойдут, к таким уже привык. Кастро поначалу пытается меня догнать, но быстро отстает. Личники к моими выкрутаса привычны, идут по сторонам.

– Ильич, карашо!

Встречаемся с революционером через минут сорок. Я посмотрел по дороге на часы и решил, что можно остаток пути доехать. Иначе начнем посиделки поздно. Все равно отлично прогулялся!

На месте нас ждет банька, где егеря отводят душу, хлеща во всю мочь тушки лидера кубинских революционеров и главы советских коммунистов. Затем мы пьем много чая и садимся обедать чем бог послал. А послал он супчик из тетеревов, жаркое из дичи и большие пироги с ягодами. Фидель в пище неприхотлив. В свою прошлую поездку по СССР ел борщ и сало со свинаркой Марией в украинском селе, пил с геологами водку из бутылки. Фидель отдавал должное русским блюдам – солянкам, борщам, котлетам, пирогам. И особенно ему понравился цыпленок Тапака.

На станции Зима поезд, в котором ехал Фидель, на одноколейке остановила бригада лесорубов, прослышавшая о том, что мимо них едет Кастро. Тот вышел на площадку вагона лишь в гимнастерке и быстро замерз, произнося одну из своих знаменитых речей экспромтом, и символу кубинской революции буквально по рукам передали телогрейку – согреться. Кастро отдарился сигарой. Кто-то из рабочих закурил, затем передал её по кругу. Такая картина здорово тронула сердце Коменданте. Официальные политики могут врать, он это понимал, потому и желал в первую очередь ознакомиться с народом, населяющим великую страну.

После обеда мы переводчиком и Ивашутиным перешли в комнату отдыха. Нам внесли самовар, заварочный чайник и сладости. Фидель тут же пошутил, что сегодня его почему-то не поят водкой. Затем разглядел мое серьезное лицо и закурил сигару. Я с удовольствием потянул носом. Настоящие кубинские сигары! Кастро перехватил мой взгляд и тут же полез в карман. Я остановил товарища жестом:

– Бросил курить.

Фидель хмыкнул:

– Это серьезная заявка! Ильич, ты выглядишь заметно лучше. Постройнел, двигаешься быстро.

– Здоровье лидера – залог успешного развития страны.

Мой короткий спич произвел на главу Кубы впечатление. Он рассмеялся:

– Не обещаю сразу, но я обязательно брошу курить. НО ром с кофе пить буду!

Я с сомнением глянул на Кастро. Остался ли он пламенным революционером или ему больше нравится быть функционером. Тот уже догадался, что вызвали его в Москву не просто так. Визит был неофициальным.

– Тогда приступим к делу? Петр Иванович.

И тут я в первый раз увидел настоящего Коменданте. Как может за пару секунд так измениться человек? Сейчас передо мной явился готовый к прыжку кубинский кугуар.

– Скоро в вашем регионе будет жарко, Фидель.

Начальник ГРУ не подал виду, что удивлен, когда я уведомил его о ближайшей заварухе в Доминикане. Да это местечко не всегда было курортным раем, им долгое время руководили кровавые упыри. Ивашутин с некоторых пор странно на меня посматривал, но слушал внимательно и помалкивал. Еще бы ему не молчать, когда большая часть сведений подтверждалась. Уж не знаю, что он там думал, но мне кажется, что мой авторитет в его глазах рос раз за разом. Скорее всего, он подозревал, что нашел кого-то из «глубинников» и те сливают мне самое интересное, не ставя в известность собственное руководство.

В моем мире ранним утром 24 апреля 1965 года группа молодых офицеров вместе с гражданскими партизанами объявили, что поднимают восстание против правительства. К «конституционалистам», как они себя называли, вскоре примкнули офицеры из других частей. Воодушевленные призывами радиостанций, тысячи доминиканцев высыпали на улицы с лозунгами «Да здравствует Бош!» Незадолго до этого события Хуан Эмилио Бош Гавиньо одержал победу на выборы и вступил в должность президента. Затем он попытался осуществить ряд социал-демократических реформ, чем вызвал гнев духовенства, деловых магнатов и военных, которые запустили слухи, обвинявшие Боша в том, что он коммунист.

Следовало учитывать исключительно сильные трухильистские настроения, бытовавшие не только среди элиты, но и в народе. Трухильо правил Доминиканой 30 лет, и целое поколение выросло, не представляя себе, что возможна жизнь без el Jefe. Доминикана до Трухильо была типичным несостоявшимся государством, где не действовали законы, практически отсутствовали образование и здравоохранение, а власть принадлежала местным каудильо – земле– и скотовладельцам, самозваным военным командирам и начальникам, ростовщикам – и всё это в одном лице. И все при непосредственной поддержке Вашингтона. Особенно силён культ личности Трухильо был в сельской местности, и вообще в провинции. Левых партий до гибели Трухильо в Доминикане не было: они появились позже, когда из-за границы начали возвращаться эмигранты.

В итоге 25 сентября 1963 года группа из 25 высокопоставленных военачальников во главе с Элиасом Весина-и-Весиной изгнала Боша из страны и назначила новым президентом Дональда Рейда Кабраля. Закончилось это переворотом «конституционалистов». На следующий день после их «революции» Рейд назначил генерала Весена-и-Весену начальником штаба. Тот собрал правительственные войска, назвал их лоялистами и объявил о своих планах подавления мятежа. В 10:30 утра повстанцы взяли штурмом президентский дворец и арестовали Рейда. Несколько часов спустя четыре лоялистских самолёта «P-51 Mustang» провели воздушные бомбардировки Национального дворца и других позиций конституционалистов, один самолёт был сбит во время этой атаки. Началась Доминиканская гражданская война. С непосредственным вмешательством США в конфликт, который впоследствии трансформировался в оккупацию страны Организацией американских государств. В 1966 году состоялись выборы, по итогам которых Хоакин Балагер был избран президентом Доминиканской Республики. Позднее, но в том же году иностранные войска покинули страну.