355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Акиф Пиринчи » Кошачьи » Текст книги (страница 8)
Кошачьи
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 03:13

Текст книги "Кошачьи"


Автор книги: Акиф Пиринчи



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Он спрыгнул со стены на другую сторону ограды в соседний сад и исчез из виду. Конг, Герман и Герман и с отрывом в несколько секунд и моя скромная персона наконец достигли стены, чтобы в который раз успеть вовремя увидеть, как наш подозреваемый карабкается уже на противоположную стену и хладнокровно намеревается прыгнуть с нее в соседний сад. Итак, все по кругу. Мы следовали его примеру, пересекли сад и взобрались на стену.

Он исчез! Как сквозь землю провалился, убежал прочь в свою страну желтой подводной лодки, из которой он, похоже, вынырнул. То, что мы сейчас имели, было повторением произошедшего. Вновь сад, вновь четырехугольник стен, вновь непросматриваемый ландшафт с голыми деревьями, увядшие цветочные клумбы, разбросанная садовая мебель, неопределенный мусор из гаража и обязательный печального вида гриль.

Конг напряженно задумался, и как все события отражались на его простодушной морде, так запечатлелось и это волнение. Он похоронил в себе первоклассного учителя для глухонемых. Потом обратился ко мне:

– Есть идея. Куда подевалась эта сволочь, всезнайка?

Его интересовало мое мнение! Какая честь! Какая милость! Парень совсем позабыл, что он еще пару минут хотел разорвать меня на части, четвертовать и пропустить через мясорубку.

– Понятия не имею, – признался я. – В такую мерзкую погоду и кромешную тьму я даже не знаю, где осталась моя квартира.

– Он наверняка дальше, босс, – предположил вечно усмехающийся Герман. – Я абсолютно убежден, он за той стеной и карабкается на следующую. Осталось всего три сада, потом конец квартала. Там, где район сходится треугольником, мы можем его схватить!

Лицо Конга осветилось воодушевленной улыбкой. Простые решения восхищали его.

– Да, да, да, – затараторил он. – Итак, вперед!

Три мушкетера помчались со стены, пересекли сад, преодолели следующую стену и исчезли из моего поля зрения. Что касается меня, с меня было довольно на сегодня ночных погонь, неожиданно возникших трупов и мнимых убийц. Возможно, это был мой долг – присутствовать при поимке чудака, чтобы его не линчевали прямо на месте. Но описанные события уже хорошенько потрепали мои силы, я не совсем твердо держался на ногах. Чувство вины тут, чувство вины там. Нужно было быть внимательнее.

В этот момент я снова увидел перса. Я едва мог поверить своим глазам: вздыхая, он протискивался через, вероятно, проеденную ржавчиной дыру в старой ванне, которая стояла в траве, представляя собой превосходное убежище для мне подобных в такие моменты. Потом он перевел дух. Волнение должно было измучить и его, но это было куда лучше, чем служить Конгу в качестве завтрака. Перс чертовски легко отделался.

Так как он сидел ко мне спиной, то не заметил меня. Из надежного убежища он видел удаляющихся преследователей, и оттого, что во всей этой кутерьме позабыл, сколько их, теперь верил, что сумел оторваться ото всех.

Не оглянувшись ни разу, он поднялся из последних сил и проковылял по диагонали через сад в угол стены, который зарос плющом, травой и кустами. Он плюхнулся в эту непроглядную зелень и исчез.

Ну, что ж, я сносил терпеливо все это превосходное представление не для того, чтобы теперь сдаться. Не имело значения, устал ли я до смерти или нет. Итак, я перескочил через стену и осторожно приблизился к зарослям. Действительно, в кустарнике, идеально замаскированное плющом, скрывалось неброское отверстие, которое вело в проржавевшую трубу. Из тоннеля доносилось эхо царапающих и шаркающих звуков, которые производил перс. Вероятно, это соединение вело в канализацию или в какое-нибудь другое подземное устройство.

Я думал недолго. В общем-то у меня уже дважды была возможность умереть. Если я не пойду по следу, то скончаюсь от любопытства здесь же на месте, а если пойду, то серийный убийца скорее всего отправит меня на тот свет. И все же я решился на второй вариант смерти – первый мне показался гораздо более мучительным.

После того как я просунулся через узкое отверстие, стало ясно, что потайной ход представляет собой узкую, квадратную, высеченную явно из базальта шахту. Изнутри стены были покрыты грязью, мхом и не поддающимися определению отложениями времени. Если каким-то целям служит или когда-то служило это сооружение, то сейчас все имело такой вид, словно уже столетия зарыто в землю. Внутри был затхлый воздух, я мог продвигаться вперед только ползком и старался изо всех сил не допустить припадка клаустрофобии. Со стороны таинственного перса не доносилось ни звука. Очевидно, он уже добрался до конца шахты. Хотя зловещий туннель шел наискосок вверх, я еще в начале отрезка протискивался с трудом, потому что наклон был незначителен. Но спустя какое-то время ход стал таким крутым, что сперва от отчаяния я попытался остановиться, потом же с чудовищной скоростью заскользил вниз. Это мучение длилось довольно долго, я уподобился трубочисту от постоянного трения о стены шахты, кстати, от них дьявольски воняло. Потом я вдруг потерял опору под лапами и рухнул вниз.[17]17
  Удивительная способность котов прыгать вниз, их свойство не ушибаться после свободного падения с большой высоты снискали славу и породили легенды, что у кошек девять жизней. Рекорд, который засвидетельствовали два нью-йоркских ветеринара, установил кот, выживший после падения с тридцать второго этажа небоскреба (с высоты ста пятидесяти метров) и отделался двумя ранами, которые были успешно вылечены за два дня стационарного лечения.


[Закрыть]

Кубарем я влетел в крохотное помещение, которое выглядело изнутри как высеченная из камня луковица-купол. Темнота царила здесь, но через люк справа падал луч света, представляя скудный ориентир.

Снова в ловушке! Мне ничего больше не оставалось, как отправиться на очередную экскурсию, хотя дух приключений к тому времени испарился без следа. Наверняка в ближайшее время я столкнусь с палачом, который, должно быть, лучше разбирается в этом лабиринте; он спросит меня: «Который час?», а потом сожрет со всеми потрохами. Как всякое разумное и одаренное фантазией создание, я вообразил не один вариант своей гибели. О том, что последний аккорд каждой жизни всегда убог, я тогда не думал. Итак, Френсис-всезнайка испустит свой последний вздох. Пропадет под землей, в темной холодной пещере, в вонючей пасти помеси обычного кота с персом, ко всему прочему, хромого. Наверняка все будут горевать. Прежде всего Густав, мой товарищ, выплачет себе глаза после моего неожиданного исчезновения и сляжет от горя на недели в постель. Но и эта боль постепенно уйдет, раны-воспоминания затянутся. И кто знает, возможно, уже месяца через два-три кто-то другой будет пользоваться моим столовым прибором, позволять гладить себя за ушком «лучшему другу» и урчать от удовольствия. Как там сказал многоуважаемый зомби Дип Пёпл в моем жутко-прекрасном сне? И так и эдак жизнь, и так и эдак мир!

Что, собственно, делал здесь я, подлый трус? Нечто, чего никогда не делал, – а именно осознавал свое бессилие! Из страха ли, усталости или подступающей старости, в этом я еще не был уверен. Но вряд ли можно было не заметить, что все эти ужасные события, которые были теперь позади, начали менять меня, делать из меня другого. Это я волей-неволей должен был признать. Рецепт против подбирающейся болезни состоял в одном: сохранять осанку! собраться! проявить мужество!

Я прошел мимо люка с трусливо бьющимся сердцем и прыгнул в темный коридор, который подтверждал мои предположения: я попал в подземную систему могил, в так называемые катакомбы. Честно говоря, я не был слишком удивлен, хотя единственное интеллектуальное увлечение, которое я разделяю с Густавом, – восхищение археологией. Как часто я сидел целыми днями, пребывая в упоении от его роскошных альбомов с репродукциями, исторических книг о Средневековье, о погибших империях и культурах. Не было никакого чуда, что земля, имеющая такую богатую историю, в которой погребены такие разные народы и эпохи, иногда преподносит подобные ошеломляющие сюрпризы. Например, исследование катакомб, забытых и открытых вновь лишь в шестнадцатом веке, ни в коем случае не исключено. Обнаружены не только христианские, но и готские и еврейские катакомбы, в Риме пещеры достигали длины в сто пятьдесят километров.

Что же касается моего открытия, я бы осмелился предположить, что там, наверху, где в настоящее время раскинулись сады, когда-то прежде, быть может, в Средние века, стоял либо храм, либо монастырь. По необъяснимым причинам позднее возвышающуюся над землей часть строения начисто, снесли, нижнюю же часть комплекса оставили без изменений. Шахта, которая привела меня сюда, должна была быть построена для обеспечения подземного мира свежим воздухом.

Каменный коридор, стены которого были украшены неразборчивыми, полустертыми раннехристианскими миниатюрами и изображениями святых, привел к другим ходам, так что вскоре у меня сложилось впечатление, что я нахожусь в непроглядном лабиринте. В стенах было много погребальных ниш, где находились скукоженные останки человеческих скелетов. Некоторые из погребальных ниш все же скрывали от взгляда свое содержимое тяжелыми, исписанными библейскими текстами каменными плитами. До сих пор путь преграждали вывалившиеся части стен или отдельные обрушившиеся каменные глыбы, через которые приходилось карабкаться. Во многих местах обвалился весь потолок, и мне нужно было ползти через дыры, чтобы как-то продвинуться дальше. Вероятно, такие разрушения были следствием землетрясения или Второй мировой войны. Однако в целом, думал я, находка вряд ли станет сенсацией в мире археологии. Я был абсолютно прав, предположив, что это тайное убежище когда-то было местом заседаний незначительного ордена.

Тем не менее катакомбы производили впечатление. Я бродил как в трансе по каменным псевдосадам, держась настороже: в любой момент на меня мог напасть мрачный перс. Через щели в стенах сочилась дождевая вода, падающие на пол капли отдавались эхом, словно гнались наперегонки. Охваченный одновременно леденящим ужасом и восхищением, я проскочил добрую долю времени по мертвому подземному царству, пока уже не поверил, что знаю местность наизусть.

Потом я оказался в круглом помещении с крестово-купольным сводом, при виде которого чуть не потерял сознание. В сквозной, имитирующей внутренний купол поверхности этого свода были проделаны бесчисленные маленькие ниши, в которых, вероятно, в свое время ставили свечи или сакральные приборы. Но теперь эти ниши использовались не по назначению, а на извращенный лад: в них покоились кости моих собратьев, на многих отлично сохранились высохшие, пожухлые шкуры, которые, несмотря на здешние условия либо именно поэтому, не рассыпались в прах. Мертвецы в нишах сидели на своих задних лапах и буравили меня пустыми глазницами. Все было украшено высохшими цветами, которые находились на последней стадии разложения. Но всего отвратительнее был алтарь. Мощный каменный блок с неумело высеченным крестом на передней стороне стоял в центре помещения, а на нем рядом с канделябрами с потушенными перед вечностью свечами возвышался гигантский холм из костей. Ужасное «произведение искусства» венчал череп, украшенный веночком из высохших цветов. И в каменный пол были вставлены частички скелета не человеческого происхождения, для которых сумасшедший – пожалуй, только он мог нести ответственность за все – не нашел достойного применения. Недалеко от алтаря истукана валялись в диком беспорядке раскрытые, находящиеся в жалкой стадии разрушения книги в кожаных переплетах. Время и разнообразное зверье погрызли тома и довели до состояния неузнаваемости. Я предположил, что когда-то они хранились в монастырской библиотеке, пока их не свалили здесь. Весь этот кошмар был затянут сетью паутины, и, возможно, в этом месте мышиный народец вел райскую жизнь.

Пока я, разинув пасть, завороженный магической притягательной силой в центре свода, пытался оценить, сколько братьев и сестер обрели здесь свой последний покой, я почувствовал запах гниения. Да, не все из жалких созданий достигли освободительной стадии скелета. Некоторые, если даже их было меньшинство, страдали еще от последних неудобств гниения; это означало, что в настоящий момент войско червей и других Божьих тварей занимались ими. Хотя свод пропитался множеством запахов, прежде всего фекалий, этот буквально убийственный аромат особенно сильно бил в нос.

Я подумал о Конге и о том, как быстро он определил своим непобедимым инстинктом подлинного убийцу. Я же, желая быть гениальным, подошел к делу с предметным анализом, оказавшимся в конечном итоге абсолютно неэффективным. Я хотел подражать людям. Наивная детская проказа! Выдумывал, рассуждал, предлагал самые заумные гипотезы. Решение же было лишено всякой логики. Убийцей оказался тронутый разумом перс, который нападал на свои жертвы, убивал их и потом тащил к своему культовому месту. Мотив: пожалуй, серийные убийства были частью ритуала или же он просто сошел с ума.

Загадка все же оставалась не до конца решенной. Почему же он не оттащил в свои катакомбы шесть собратьев, которые погибли до балинезийки Солитер? К счастью, мне не придется ломать голову над этими мелкими деталями, потому что, вероятно, скоро предстоит встреча с хромоножкой, и я буду полностью избавлен от любых размышлений. Самым разумным было, пожалуй, теперь просто насладиться этим прекрасным видом.

Я шел вдоль стены и рассматривал снизу похожих на мумий собратьев, которые гневно таращились в ответ из своих высохших цветочных оправ. Удивительно, как хорошо законсервировались некоторые из них. Если бросить только беглый взгляд, мумии можно принять за сильно исхудавших, но все же живых экземпляров. Время от времени из их местами прохудившихся шкур все же выползали какие-то насекомые и нарушали иллюзию.

Больше всего меня впечатлил сородич в самой темной нише. Я даже прекратил прогулку, чтобы приблизиться к нему и рассмотреть получше. Хотя тень скрывала тело, я увидел, что он сохранил все без исключения признаки живого, и даже шерсть в колтунах. Он закрыл глаза и казался мирно спящим. Можно было по-настоящему ошибиться и подумать, что он дышит, если точно не знать, что он…

Вдруг он открыл глаза! И почти в мгновение я разочаровался: передо мной был не солдат мистической армии мертвецов, а добрый, старый хромоножка, которому, казалось, пришло на ум приготовить что-то особенное для моей казни. У меня сперло дыхание, зубы застучали от страха. Этой бестии с его ловкостью было нетрудно наброситься на меня сверху и уложить проверенным дедовским способом – укусом в затылок. Странно, но он, похоже, тоже дрожал, большие, бегающие глаза нервно подергивались.

– Не причини зла хранителю усопших, – произнес он кряхтя. Дрожь, которая шла по всему его телу, постепенно перешла в яростное шатание. При этом он снова закатил глаза, и это выражение как нельзя лучше подходило к его глуповатой маскировке. Я все правильно понял наверху в саду. Он действительно оказался опустившимся, гноящимся от грязи персом с абсолютно скатавшейся шерстью. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что цвет его шерсти был не серым, а голубым, впрочем, «голубым» такой цвет называют только специалисты, потому что этот оттенок непритязательному взору кажется темно-серым. Воняло от него так, что я чуть не упал в обморок. Вероятно, так он оглушал свои жертвы, в порыве черного юмора пронеслось у меня в голове.

– Не причини хранителю усопших зла, – повторил он.

Мне пришло в голову, что он не видел меня, когда говорил. Он упрямо смотрел прямо.

– Наверняка хранитель усопших согрешил, осквернив храм и нарушив священные правила. Это худший из худших грехов. И за это он должен горько поплатиться. Но если хранитель исчезнет, кто принесет цветы мертвым, кто украсит их дом и кто помянет их? Кто помолится за них и кто примет их? Клянусь пророком, всемогущим повелителем мертвых, никогда и ни за что не покидать больше храм и не вмешиваться в дела Яхве…

И так далее. Очевидно, он так основательно покопался в этих истертых монастырских книгах, что это не могло не отразиться на его манере выражаться. Я спросил себя, когда он закончит свою благоговейную речь и набросится на меня.

– Когда же наконец ты убьешь меня, брат? – прервал я его наконец скорее из любопытства, нежели от страха.

– Убить? Убийство? О, убийствам нет конца в этой земной юдоли. Яхве-сатана скачет на своем светящемся быке по стране и покоряет своих овец одну за другой. Пути мира незнакомы этим грешникам, на их путях нет правды. Они сделали свои тропы кривыми, и кто ступит на них, ничего не знает о мире. Поэтому так далеко от нас правда, и справедливость не доходит до нас. Мы надеемся на свет, и смотри, кругом мрак. Мы оступаемся в полдень как в сумерки, мы живем во мраке, подобно мертвым…

– Стоп, стоп, стоп! – закричал я, потеряв всякое терпение. – Скажи-ка, ты всегда устраиваешь такие мессы, прежде чем приступаешь к чьему-нибудь загривку?

Феличита заметила, что убийца очень убедительно и вкрадчиво заговаривает с жертвой, прежде чем напасть. Подходил ли данный доклад под категорию «убедительно и вкрадчиво», я не осмелился сомневаться.

Перс, во всяком случае, прервал свое выступление и впервые посмотрел на меня сверху. Так как он не намеревался отвечать на мои вопросы, вероятно, даже не понял их, я тут же задал следующий:

– Как зовут тебя, друг мой?

– Мое имя Исайя, я – добрый хранитель усопших, – ответил он гордо.

– Хм, это ты все тут устроил? Я имею в виду, эти кости. Ты их убил и потом притащил сюда?

Он фанатично засверкал глазами.

– О нет, незнакомец, мертвые приходили ко мне. Они посланы мне пророком!

Медленно напряжение отпустило меня, страх прошел. Да, если взглянуть трезво, парень и впрямь не выглядел убийцей. Возможно, его использовал кто-то как полезного идиота, как орудие. Я должен был обязательно узнать, знал ли Исайя таинственного кого-то и как вообще началась эта сумасшедшая история.

– Тебе не нужно меня бояться, Исайя. Меня зовут Френсис, и я хотел бы узнать некоторые вещи. Было бы мило, если бы ты немного собрался с мыслями. Вопрос первый: откуда ты родом и как, ради всего на свете, оказался в этом жутком месте?

Последнее замечание, похоже, задело Исайю, он изобразил на своей морде страдающую мину. Все же он был расположен поговорить.

– Хранитель усопших обитает в храме уже вечность, он дитя тьмы. Потому что когда он увидит свет, он ослепнет и должен покинуть мир живущих. Но когда-то здесь тоже была страна сновидений, где родился хранитель усопших. Здесь правили гнев и боль, и ни одной улыбки не бывало здесь. В стране сновидений был пророк, который принес нам спасение. Потому что он сказал: «Бог, ты сильнее всех остальных, слушай голос отчаявшихся и спаси нас от насилия злодеев! Освободи нас от нашего страха! Восстань, Исайя! Спаси нас, Боже!..»

– Как ты попал в страну сновидений, Исайя?

– Бог услышал молитвы пророка, ободрал щеки всем его врагам и разбил зубы негодяям. И когда взорвался светлый день, взорвалась и страна сновидений, и измученные ринулись друг от друга и побежали сломя голову во все стороны света.

– А что случилось с пророком?

– Он поднялся на небо.

– Ты это видел?

– Нет. Никто не видел чудо. Те, кто знал господина, умерли в стране снов. Все, что осталось нам, детям покойных, – это разрозненные видения.

– Что ты сделал после того, как взорвался светлый день?

– Я бродил как пьяный по земле, и страдания мучили мое тело. Дни и ночи летели друг за другом и слились в одно. Потом, когда голод и жажда изнурили меня, когда органы чувств потеряли свою силу и я стоял на распутье между этим и потусторонним бытием, я встретил отца Джокера.

– Джокера?

– Конечно, доброго, всеблагого отца Джокера. Он считал этот храм своим домом с доисторических времен, и он принес меня сюда и выходил самыми лучшими яствами и питьем. В последующие годы он учил меня охоте, учил, как выйти из подземного мира к свежей воде. В дальнейшем он преподал мне чтение, так что я смог изучать святые писания и напоследок сам стал храбрейшим служителем Господа. Потом все же наступило время, когда отец Джокер сказал, полный печали, что должен покинуть меня, чтобы донести до других и распространить слово пророка. Каждому следует познакомиться с деянием воскресшего и поэтому всегда живущему блаженно, сказал он. И он ушел отсюда, и я вернулся один в храм.

– Это очень поучительно, Исайя. Возможно, ты бы мог мне еще и поведать, что всеми любимый отец Джокер говорил об этой милой коллекции из костей?

– О нет, нет. Когда отец Джокер и я вместе ютились здесь, среди нас еще не было мертвых. Храм был местом размышлений и молитв Яхве. Но однажды, спустя целую вечность после того как ушел отец Джокер, я услышал шум в одном из самых отдаленных коридоров, которые вели из мира теней в мир света. Я быстро побежал туда, подоспел как раз тогда, когда вниз упала мертвая сестра. «О Боже, что это должно все значить, во имя черной как вороново крыло шкуры пророка?» – вскричал я, не понимая, что случилось. И потом я носился как безумный вокруг усопшей сестры и звал Яхве, моля о помощи и поддержке. Сам князь тьмы разыграл со мною злую шутку? Или наверху разразилась жестокая война? Для меня все было едино, потому что я испытывал языческий страх. Но вдруг я услышал голос господина, нашего пророка, который тихо беседовал со мной.

– Что? Ты слышал какой-то голос, который шел из шахты?

– Не какой-то голос, а его голос!

– И что сказал его голос?

– Он сказал, что я избран нести службу хранителя усопших. Я же ответил в дыру: господин, ты так всемогущ, а я лишь жалкий глупец в сравнении с тобой. Я знаю, твои помыслы непостижимы, но прошу, поведай мне, откуда эта мертвая сестра и почему она так окровавлена? Господин ответил, и теперь его голос был полон гнева и яда: исполняй прилежно свою службу и не заботься о небесных причинах! Потому что если твоя крошечная головка будет слишком много размышлять, то раздуется величиной с тыкву и лопнет! А если ты отважишься подняться в мир света, я сожгу тебя!

– Итак, ты послушался и принимаешь трупы, которые сбрасываются с неуклонной регулярностью.

– Да, так. Я принимаю мертвых в мой храм и буду делать это, пока хватает сил. Я украшаю их цветами, которые растут в садиках, и молюсь о спасении их душ. Господин хвалит меня за то, что я послушно исполняю его волю, и часто благословляет меня. Он всегда мудро говорил со мной, а иногда даже посылал жирных крыс вниз. Но теперь все стало по-другому.

– Как?

Я что-то заподозрил.

– Повелитель мертвых не посылает мертвецов в царство мертвых, не говорит со мной последнее время. Он забыл меня.

– И поэтому ты сегодня ночью был наверху! Ты хотел лично разыскать трупы и, если найдешь, оттащить их в храм, что тебе почти удалось.

– Истинная правда, я страшно согрешил, потому что священный запрет ни в коем случае не позволяет подниматься в дневной мир. Но если хранитель больше не может приветствовать тела мертвых, для чего же он тогда годен? Ах, господин меня покинул, он отвернулся от своего верного слуги.

Да, но почему? Я едва не поддался искушению, но в последний момент не спросил, потому что, полагаю, уже знал ответ. Наверняка Исайя поведал бы мне, что слишком мало молился, или не искупил вину, или его миссия выполнена не полностью, или привел бы другую причину в этом духе, которая соответствовала бы его наивности и архаической картине мира.

Одним ударом зло усилилось, а его масштаб – чтобы при этой ситуации слово казалось соразмерным – увеличился до ада. Итак, нужно было оплакивать не семь жертв, но тысячи животных! Ужасные деяния убийцы, очевидно, уходили корнями на многие-многие годы назад, с большой долей вероятности вплоть до закрытия лаборатории.

И снова безумный профессор у меня в голове начал монолог, напомнив о его различных теориях касательно мотива убийств. Но я осадил его. Пока Исайя продолжал описывать и оправдывать свое небесное настроение библейским красноречием, я прокрутил в уме все важные даты, которые собрал воедино до сегодняшнего дня.

Первое: старый Джокер был, вероятно, единственным в этом районе, кто мог вспомнить в деталях все безумие 1980 года и знал о его жутких последствиях. С большой долей вероятности он сам не был пострадавшим, а наблюдал события со стороны. Так как он провел свою жизнь до сегодняшнего момента в катакомбах и вследствие этого речь скорее всего шла о бродяжке, он, вероятно во время прогулки, обратил внимание на лабораторию, услышав вопли своих собратьев. Потом увидел весь этот ужас через одно из окон и таким образом стал свидетелем событий. Он должен был знать, что некоторые животные, вероятно самые юные, пережившие зло и изуродованные, едва избежали смерти. Самое непонятное во всем деле: что же произошло в последние дни в лаборатории, что привело к освобождению подопытных кроликов? Получили ли несчастные помощь извне, возможно, от Джокера? Как бы то ни было, Джокер спустился в подземный мир, чтобы, например, спасти от голодной смерти Исайю и сделать из него своего апологета, а себя посвятить отшельничеству.

Но потом вдруг произошло нечто крайне странное. Джокер решил основать религию, религию Клаудандуса, смесь из мученической мистики, ритуала самобичевания и фокуса воскрешения. И, не довольствуясь этим, он попрощался со своим уединением и отправился в долгий путь, чтобы распространить учение и обратить всех без исключения собратьев в клаудандизм. К чему такая перемена? Конечно, Джокер был религиозен до самых кончиков волос своей шкуры. Но что за интерес ему был в том, чтобы воодушевить идеей учения клаудандизма весь мир кошачьих? В этой связи было чрезвычайно важно вспомнить, что Джокер в отличие от Исайи никогда не терял контакт с дневным миром. Познакомился ли он с кем-то наверху в садах, кто уговорил его на этот решительный шаг? Кто этот неизвестный? Сам пророк?

Второе: кем был пророк? Согласно сказаниям Джокера, Клаудандус – безупречный святой, который принял невыносимые муки ради Бога, был возвышен и поднялся на небеса. По воспоминаниям Претериуса, речь в его случае шла о достойном всякого сочувствия подопытном животном. Что в конце концов с ним стало, никто не знал, хотя можно было логически предположить, что он жутко страдал и погиб от последствий ранений. (Кстати, заметим: что стало, собственно, с профессором Юлиусом Претериусом?) Если исходить из доклада Исайи, пророк, в свою очередь, был убийцей, а точнее сказать, наш сородич, который в одеянии пророка, руководствуясь своими мотивами, укокошил своих братьев и сестер. Единственным, кто действительно знал настоящего пророка, – он же фальшивый, – был всеми любимый отец Джокер.

Третье: следующим фактом я обязан гениальному озарению. Между шестью прошедшими убийствами и убийством Солитер существовала, однако, общая особенность, если при этом исключить гибель Феличиты – та была лишь свидетельницей, которую убийца обязан был заставить замолчать. Самцы, как и балинезийка, каждый на свой лад занимались в момент гибели одним и тем же делом, а именно продолжением своего рода. Относилось ли это к обществу скелетов вокруг меня, я, конечно, не мог проверить, но я все же исходил из этого. Таким образом, возможный мотив убийства заключался в том, что убийца ненавидел наш род и поэтому убивал тех, кто производил потомство или вынашивал потомков. Вероятно, он также убивал – сама мысль об этом наводила на меня ужас – младенцев! Но какое потомство нежелательно? Какая порода должна быть нещадно вырезана? Европейская короткошерстная? Русская голубая? Балинезийская? Или черный человек испытывал убийственное отвращение совершенно ко всем кошачьим?

Четвертое: мистер Икс годами отлично скрывал свои позорные деяния, отправляя трупы через шахты люков в катакомбы. Он даже нашел глупца, который утаскивал их в надежный тайник и прятал от чужих любопытных глаз.

а) Как он додумался до такого решения устранения трупов? С помощью Джокера? Возможно.

б) Почему он покончил сегодня утром с этой ставшей любимой и крайне разумной привычкой? Считает он с недавних пор себя таким неуязвимым, что стал пренебрегать предосторожностями? Возможно.

Пятое: какую цель преследует секта Клаудандуса в отношении веры в Клаудандуса? Конечно, этот вопрос звучит на первый взгляд немного глуповато. Да, можно точно так же спросить, почему вообще существует такое явление, как религия. Наверняка потому, что каждое разумное существо носит в себе чувство религиозности, которое должно выражаться каким-то образом. Но в этом особом случае, мне кажется, религиозность служит определенной цели, она же является некоторым образом подготовкой, направленной на закаливание, приготовление к чему-то особенному, к чему-то такому, что лежит по другую сторону воображения. Но к чему же именно, во имя черной как вороново крыло шкуры пророка?

Масса вопросов и ни одного ответа. И только чертовски хитроумные предположения! Ну хотя бы это.

После того как я некоторое время расспрашивал Исайю, меня сразила свинцовая усталость. На сегодняшнюю ночь было достаточно детективных игр. Поэтому я попросил хранителя усопших как можно скорее вывести меня из вонючего лабиринта, что он и сделал по долгу службы. Он провел меня к другому выходу, так что я вышел на поверхность совсем рядом с нашим садом. Мы пробрались по грубо высеченному из камня, больше не действующему водопроводу, который забавным образом заканчивался в пустом стволе древнего дерева. Исайя сказал, что существует еще много таких потайных ходов, месторасположение которых знает только он один.

– Несколько вопросов напоследок, – решился я, прежде чем покинул дерево через большое дупло. – Исайя, ты обратил внимание на какие-то особенности трупов, которые ты принимал все эти годы? Я имею в виду, находились ли среди них особи в стадии полового возбуждения?

Он опять сильно разволновался, и его глаза принялись снова вращаться бесконтрольно.

– Были, брат. И еще, странно изуродованные оказывались в храме, и я согрешил, иногда спрашивая себя, не забыл ли их Яхве.

– А сукотые, были ли сукотые на момент их смерти? Тут слезы навернулись на его глаза. Я бы хотел обнять и утешить его.

– Таких было много, – захныкал он. – Ах, много, брат!

Я сердечно попрощался с ним и пошел своей дорогой. По пути меня мучило чувство вины, так как я не открыл Исайе правду и оставил ему веру в злого пророка. С другой стороны, я боялся, что он едва ли сможет привыкнуть к жестокой реальности здесь, наверху. Он был так наивен, так невинен – святое создание, полное веры в Бога, – что я просто не решился разрушить его иллюзии. Правда, которая существовала для меня, не обязательно должна была быть истиной для других. Реальность, которая меня окружала, не должна была неизбежно охватывать весь мир. Исайя нуждался в катакомбах, храме и своих мертвецах. Это было его призванием, делом его жизни. И мертвые нуждались в Исайе, добром хранителе усопших. Иначе кто же принес бы им цветы?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю