Текст книги "Кошачьи"

Автор книги: Акиф Пиринчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Паскаль постепенно очнулся от своего сумеречного забытья. Узнав меня, он озадаченно раскрыл старые глаза:

– Френсис! Вот так сюрприз! Почему ты не велел передать через Синюю Бороду, что придешь?

– Не было времени. Произошло очень много важных событий, с тех пор как мы виделись в последний раз, Паскаль. Вещи, которые связаны с серийными убийствами, ускорят объяснение. Мне нужна твоя помощь, прежде всего твоя игрушка.

– Вот как? Ну что ж, это, конечно, радует меня. Но ты не хотел бы перекусить, прежде чем начнешь рассказывать? Цибольд, мой хозяин, приготовил свежее сердце.

– Спасибо, нет. Я не голоден. Кроме того, не хотелось бы тратить зря время. Мне одному не хватает способностей, чтобы дальше распутывать этот клубок тайн, полуправды и лжи. Тут должны приложить усилия два выдающихся ума. Собственно, я хотел прийти к тебе еще утром, но мне помешали.

Паскаль улыбнулся – он понял уже по моему запаху, что мне помешало.

– Спасибо, что назвал заржавевший аппарат в моем черепе выдающимся. Единственное, что во мне осталось еще выдающегося, – это сон, все более похожий на смерть. Есть в этом деле что-то хорошее. Вероятно, я не замечу перехода из одного сна в другой. Но надеюсь, все же смогу помочь тебе. Итак, выкладывай, друг мой.

Я выпалил как автомат информацию обо всех событиях, которые произошли с момента нашей первой встречи. Рассказал, как я убедился собственными глазами в смерти Феличиты и в трансе вернулся домой, чтобы ночью обнаружить дневник в подвале. О том, какие ужасы содержали эти записки и какие вопиющие последствия оказывают события восьмилетней давности до сих пор. Потом о нападении Конга с приспешниками и о том, как мы вместе натолкнулись на труп Солитер. Как неожиданно появился Исайя, добрый хранитель усопших, чтобы открыть мне новые ворота в новый ужас. Я поведал о так называемом храме и об украшенных цветами его обитателях. И наконец, о мистическом пророке, который якобы ответствен за непрекращающуюся резню. Потом я выложил Паскалю мои многочисленные теории и предположения, при этом благородно старался не утаить их отдельные погрешности в логике. Во время моего рассказа выражение лица Паскаля постоянно менялось: замешательство сменило удивление, непонимание, он с каждой минутой становился все беспокойнее. Я закончил рассказ описанием моего утреннего любовного приключения и его очаровательной героини и передал мнение Синей Бороды о вновь появившейся в районе породе.

После того как информационный поток иссяк, Паскаль долго молчал, как мне показалось, целую вечность. Это была необходимая пауза – сперва ему нужно было переварить все эти невероятные вещи.

– Пуфф! – сказал старик наконец, и я был благодарен, что он нарушил воцарившуюся тягостную тишину. – Я живу в этом районе уже много лет, Френсис, и ни разу не замечал и доли всех тех ужасов, которые ты раскопал за короткое время. Конечно, я старик и больше не быстр в ногах, но находки, которые ты сделал, настолько непостижимы, что я просто должен был знать об их существовании!

– Ну, случай не раз приходил ко мне на помощь, – скромно заметил я.

– И все же! За мной здесь укрепилась слава всезнайки и доверенного лица. Теперь выясняется, что в действительности ко мне подходит только первое определение.

– Меня удивляет, почему многие сотни убитых там, внизу, в катакомбах, не внесены в твои списки.

– Это просто, дорогой друг. Потому что их тела никогда не были обнаружены. Ведь в районе масса перемен, бесконечная текучка – легко потерять обзор. Тех собратьев, которые умирали, полагаю, естественной смертью, хозяева похоронили на кладбище либо где-то в прилегающих к дому садах. Некоторые хозяева переехали и взяли своих любимцев. Иные братья и сестры убегают из дома, меняют районы, их больше не видно. То, каким образом исчезли многие из этих сородичей, не дает нам причины предполагать, что они были убиты. В шести случаях, внесенных в мой компьютер, речь идет о погибших с рваными ранами на затылках, то есть о тех, кого можно однозначно отнести к жертвам убийства. Если же убийца свои предыдущие жертвы прилежно отправлял в подземный мир, они не могли явиться как трупы на поверхности земли и, следовательно, оказаться в моем списке.

– А ты отмечал и тех собратьев, которые внезапно и по каким-то причинам покинули район?

– Конечно.

– Итак, с помощью этого списка мы могли бы задним числом проверить, сколько сородичей без видимой причины исчезли и когда точно?

– С большей долей вероятности. Но будет нелегко определить, кто жертвы убийства, кто действительно уехал со своими владельцами, кто убежал из дома или умер своей смертью.

– Это попахивает серьезной работой. Зато только так мы можем установить, с какой периодичностью убийца принимался за дело, а главное – когда, собственно, начался террор. Следующая странность: почему он не доверил свою последнюю, седьмую, жертву Исайе, доброму хранителю мертвых?

Охая, Паскаль поднялся с подушек и неохотно прогнулся. При этом он улыбнулся смущенно, словно был должен мне этот жест как компенсацию за картину нищеты. Это был взгляд пессимиста, за которым он пытался скрыть от меня изнуряющую борьбу с артритом и ломотой в суставах. Вероятно, и все другие его органы функционировали не так хорошо, как прежде. Он спустился с подушек и неторопливо зашагал по комнате взад и вперед.

– Это действительно важный пункт, Френсис. Потому что есть указание на то, что наш приятель начинает ошибаться.

– Ты уверен? Это предположение малоубедительно, на мой взгляд. Я как раз не могу представить себе, чтобы такой мастер ужаса хоть раз совершил ошибку.

– Это единственное объяснение для его изменившегося поведения.

Было видно, что идеи буквально захватили воображение Паскаля. Он говорил, все больше воодушевляясь, а движения его становились все более раскачивающимися и быстрыми.

– Итак, теперь я убийца, – рассуждал он. – Я в определенное время выхожу ночью, чтобы загрызть до смерти моих собратьев с целью, известной только мне и Богу. Я убиваю и убиваю, и все время заметаю следы, зажав в зубах трупы, тащу их к потайным ходам, к канализационным люкам и транспортирую в катакомбы. Но не сегодня-завтра я откажусь от этого метода, – значит, мои преступления станут известны, и меня начнут преследовать. Зачем? Зачем я делаю то, что может быть опасно для меня? Ну да, у меня нет настроения. К тому же зачем тратить силы и заметать следы, если никто из этих кретинов в районе не в состоянии меня схватить?

– Ложь! – закричал я. Процесс разгадывания захватил и меня, ввел мой ищущий комбинации мозг в состояние экстаза. Я задыхался, цепная реакция предполагаемых возможностей бурно протекала в моей голове.

– Ты забыл, что наш друг – воплощение логики. Своими ужасными поступками он преследует совершенно определенные цели и действует согласно плану. Никогда бы ему не пришло в голову просто из-за настроения или заносчивости отклониться хоть на йоту от привычного образа действия. Нет, нет, есть особая причина, по которой он нарушил свою многозначную стратегию. Но что за причина, черт побери?

Паскаль резко остановился в световом конусе рекламы, так что его переливающаяся черная шерсть казалась как бы окруженной нимбом, а сам он производил впечатление спустившегося с неба ангела. Он рывком повернул в мою сторону голову и метнул в меня пронизывающий взгляд сверкающих желтых глаз.

– Возможно, он хочет обратить на что-то наше внимание.

– Это хорошо! Черт побери, здорово! – воскликнул я и подпрыгнул.

Но Паскаль яростно затряс головой и прижал уши.

– Нет, это очень плохо. Мы ведь понятия не имеем, на что он хочет обратить наше внимание.

– Ну, это же ясно как день. Он хочет обратить наше внимание на себя и свои действия, на то, что обладает властью, как фантом, нет, как Бог управляет судьбами целого района и решает вопросы жизни и смерти. Благоговение – вот чего он жаждет.

– И что ему с того? Средний уровень интеллекта жителей района позорно низок, и его столь изысканные знаки с абсолютной уверенностью не будут поняты, а его линчуют на месте, если он разоблачит себя. Он может снискать здесь своей новой тактикой только страх и ненависть, но ни в коем случае не благоговение.

Я судорожно размышлял. Все, что сказал Паскаль, было логично, и нужно было привести чертовски убедительные аргументы, чтобы доказать обратное. Дискуссия была подобна шахматной игре, только он был гроссмейстером.

Что касается загадки оставленных для всеобщего обозрения мертвых тел, мы совершенно зашли в тупик. Я тут же хотел перейти к следующему неразрешенному вопросу, но, так как в голову не пришло ничего более умного, сказал:

– Н-да, возможно, он хочет этим действием обратить внимание совершенно конкретного собрата на дело своей жизни.

– Вот это, я считаю, отлично! – почти крикнул Паскаль.

– Почему? – спросил я, немного оробев.

– Потому что ты впервые сказал про дело жизни, Френсис. Ты сам разве не понимаешь? Он хочет, чтобы дело его жизни, которому он отдал столько своего труда, было признано другими или даже продолжено. На мой взгляд, тоже определенным собратом. Он осознанно предпринял усилия, чтобы быть разоблаченным. И хочет сообщить нам, что между тем перешел к поиску последователей, потому что по каким-то причинам это дело стало ему не по плечу.

– Странный метод завоевывать сторонников.

– Верно. Но и сам парень странный. Он как загадка, нет, он и есть загадка и ждет того, кто ее разгадает.

– Мог бы по крайней мере выражаться конкретнее. В сложившихся обстоятельствах мы вообще могли бы не выяснить, что им, собственно, движет.

– Не волнуйся, Френсис, рано или поздно мы правильно истолкуем его знаки и нападем на след.

– Твои слова, да Богу в уши. О'кей, отложим до поры до времени этот аспект истории и поговорим о единственном подозреваемом, который у нас есть на данный момент. Джокер! Что ты о нем думаешь?

Паскаль снова взобрался на свою королевскую подушку и уютно улегся.

– Очень выгодный подозреваемый. Он подсмотрел драму в лаборатории, а потом улучил шанс, чтобы сплести мученическую религию о страданиях Клаудандуса по классическим библейским традициям, что он и воплотил. Себя он, само собой, провозгласил всемирным представителем пророка. Этот пост давал ему много власти и особое положение в районе. Но кто же в действительности знает, что именно он тогда видел или, лучше сказать, чему научился у этих жестоких людей. Возможно, из-за непрестанного общения со злом перегорела система безопасности под его черепной коробкой. Возможно предположить такое или?..

– Исайя говорил о голосе пророка, который звучал в шахте, а не о голосе Джокера.

Паскаль скривился.

– Он изменил свой голос. Этот Распутин и не на такое способен. Впрочем, кроме Исайи, он единственный, кто знал о катакомбах и об их практической функции поглощения мусора.

– Не считая великого незнакомца!

– Если он вообще существует.

Я лег на паркетный пол и растерянно смотрел перед собой. Конечно, все, что говорил Паскаль, было логично и звучало, черт побери, убедительно. Но разве эта великолепная мистическая история была достойна такой простой, если не сказать дешевой, развязки? Итак, Джокер должен быть подлецом. Религиозный фанатик, которого я подозревал еще с той ночи, когда повстречал его как церемониймейстера болезненного ритуала, самоистязания. Все его явление включало в себе нечто дьявольское, всемогущее, жестокое, так что он превосходно подходил на роль хладнокровного убийцы. Но именно примитивность этой роли порождала во мне бесконечное чувство сомнения. Все подходило как нельзя лучше. Конечно, не признаваясь себе, я думал об этом подлом святоше. Он то и дело выползал как непобедимая змея из глубочайших глубин моего подсознания и гудел своим наводящим ужас басом: «Я – убийца! Я – убийца!» Но я все же отказывался слушать громовой голос, вообще воспринимать его существование. И вот не обремененный такого рода сомнениями Паскаль так быстро и легко подтвердил мои предположения, что я был просто обязан взглянуть в глаза фактам. В действительности, если скрупулезно взвесить все многочисленные «за» и «против», только Джокера и стоило рассматривать как убийцу. Но что-то во мне сопротивлялось принять решение, которое казалось слишком очевидным, чтобы быть правдой. Я верил, что у меня имеется еще один козырь, чтобы расшевелить Паскаля.

– А что скажешь насчет странной старо-новой породы, той, которую Синяя Борода представляет как результат забавного случая? – Я лукаво подкинул мысль для размышлений.

– Порода убийц профессора Претериуса! – просиял Паскаль.

– Да. Порода убийц Претериуса. А что, собственно, противоречит этому? Разве то, что такое предположение забавно, но логично, – ответил я как упрямый ребенок. Паскаль же не поддался на провокацию и улыбался как придерживающийся прогрессивного воспитания отец, который в состоянии обнаружить ростки творчества, даже если его ребенок попросту упрямится и капризничает.

– Здесь важна не только логика, Френсис, хотя должен признать, что в этой теории что-то есть. Она слишком прилежно скомбинирована, если я могу так выразиться. Ты забыл, что для возникновения новой или «староновой» породы не обязательно требуется искусная селекция, то есть манипуляция человеческими руками. Короче говоря, ты забыл так называемого «слепого часовщика», непостижимые скрещения случайностей, капризы матушки-природы. Как раз она ежедневно порождает новых любимчиков, не догадываясь о собственной чудесной работе. Выражаясь кратко, новые породы появляются также благодаря игре случая. Смотри, девяносто и девять процентов наших собратьев спариваются абсолютно бесконтрольно, без какой-либо системы. Естественно, что при этом возникают до сих пор неизвестные помеси. Какой вывод мы должны сделать? Новая порода – это результат естественного хода событий. Итак, не пренебрегай не только логикой в твоей теории о породе убийц, но и не-логикой, в том числе возможностью совпадений, мой дорогой.

– Ты полагаешь, моя милашка и ее родичи – продукт естественной селекции?

– Крепко сказано. При этом я не опровергаю твою теорию, потому что мне не хватает доказательств моей собственной. Зато на моей стороне старая добрая теория вероятности.

Старый хрыч был гениален, это следовало признать без возражений. Потому что пока я строил хитрые предположения, а потом изо всех сил изобретал запутанные причины и оправдания для них, он запряг коня с правильной стороны и исходил из вероятности и естественных причин. Я совершил ошибку, выстраивая сложные системы и при этом игнорируя, что в мире существуют и совпадения, и случайности. Другими словами, Паскаль думал логично, но притом просто, я же логично и сложно.

– Ты как всегда прав, Паскаль, – простонал я, признавая свое бессилие. – Если позволишь, я хотел бы перенести на завтра продолжение этого обмена мыслями, чтобы по крайней мере сохранить хоть каплю самоуважения.

Между тем наступил вечер, и за огромным стеклом позади моего черноволосого учителя я увидел, что таинственная тьма легла на заснеженные сады, лишив света даже романтично кружащиеся снежинки. Черное на темном. Вдруг у меня возникла странная идея, что доминирующая черным цветом сцена, на которой я находился, является своего рода негативом моего последнего сна.

Паскаль заметил мой отрешенный взгляд и покачал головой, усмехаясь.

– О нет, мой друг, ты истинный всезнайка. Только ты привнесешь для разгадывания этой шарады решающую идею. Возможно, у меня есть некоторое понимание дела и дар к трезвым размышлениям, но мне не хватает интуиции. Без этого любой гений бессилен. Самое худшее мучение нашего времени – это большое число полуталантов, которые безмерно переоценивают себя. Я, во всяком случае, знаю себе цену.

Я хотел протестовать, но вдруг Паскаль повернул голову в сторону и привстал с подушки, словно что-то у меня за спиной вызвало его неудовольствие. Я быстро обернулся и увидел превратившегося в бесформенный снежный ком Синюю Бороду; он громко сопел и барабанил в дверь. На кончиках его шерсти висели обледеневшие сосульки, нос пылал как спелый помидор. Полагаю, на мордочке Паскаля появилось выражение досады и отчаяния, вызванное дерзким поведением навязчивого гостя.

Искалеченный эскимос оставлял огромные грязные следы и маленькие лужи на недавно натертом паркетном полу. Вершиной его бестактности было остановиться прямо перед нами и основательно отряхнуться от снега; теперь не только пол, но и мы сами были забрызганы с ног до головы. Паскаль тихо застонал и чуть заметно потряс головой. Благодаря своей слоновой толстокожести Синяя Борода, конечно, ничего не заметил. Наш хозяин не прибег к скандальным требованиям и сохранял железную выдержку.

– Где Джокер? – наконец спросил я.

– Его нет. Исчез.

– Что это значит?

Он сел на мокрые задние лапы и снова затряс головой.

– Я влез в дом через открытое окно в туалете. Поставил все вверх дном, пока искал его преподобие. Я проник даже на этот проклятый склад на чердаке, а это было довольно жутким делом. Полки там просто ломятся от фарфоровых статуэток, которые представляют нас в натуральную величину. Тигры, ягуары и леопарды тоже высятся друг на друге. Все из фарфора, и все ужасно похоже на настоящее. Но Джокера там не было и в помине. Ну, потом я стал звать его. Кричал и кричал, пока совсем не охрип. Когда больше ничего не оставалось, навел справки в округе. Все говорят, что не видели его с последнего заседания.

– Убит! – пронзительно вскричал я.

– Нет, исчез, – сдержанно поправил Паскаль. – Он знал, что ты уже близко, чтобы схватить его, и поспешно скрылся. Так похоже на нашего чертова Джокера.

– Все ясно с этим тошнотворным типом! – подтвердил Синяя Борода.

– Черт побери, нет, еще раз нет! – Я был в дикой ярости. – Я просто отказываюсь верить в это. Какая жалкая разгадка.

– Тебе не нужно верить, – утешил Паскаль. – Это лишь одна из возможностей. В настоящее время и при данных обстоятельствах она кажется наиболее вероятной. Мы теперь по крайней мере знаем, что Джокер по самые уши увяз в таинственной истории.

– Это он! – важно заявил Синяя Борода. – Да чего стоит одна его пасть, которую Джокер давно выставлял напоказ! Хотя я всегда с доверчивой глупостью совершал со всеми это фиглярство, восхвалял Клаудандуса, я никогда не верил в эту имитацию папы. Виноват, признаю!

Паскаль больше не мог видеть мое разочарование. Он поднялся с подушек и подошел ко мне совсем близко.

– Почему ты так сопротивляешься такому исходу, Френсис? Почему споришь с данностью, которая неизменна и на данный момент не предлагает никаких других версий?

– Потому что факты не сочетаются, не гармонируют друг с другом. Сведения, которые я сопоставил, пусть они даже маловероятны, не указывают однозначно на то, что Джокер подходит на роль убийцы. Все вместе смотрится как выставленная на продажу картина, в подлинности которой клянутся все знатоки, хотя на самом деле это фальшивка.

После того как мы еще некоторое время побеседовали о том о сем, Паскаль и я решили в ближайшие дни классифицировать с помощью компьютера число убитых на данный момент, установить, какие собратья жили в районе дольше всего. С помощью этого списка мы бы потом отфильтровали подозреваемых и подвергли допросу. Возможно, обнаружилась бы закономерность, с которой убийца совершал свои преступления. Когда будет выполнена эта работа, мы договорились бы провести собрание со всеми жителями района, сообщить о положении дел и предостеречь их. Хотя я все больше склонялся к мысли, что убийца – ловко улизнувший от нас Джокер, я все же хотел испытать все средства и дать шанс своей до сих пор безошибочной интуиции.

Поздним вечером я и Синяя Борода попрощались с Паскалем и отправились по домам. К тому времени снегопад закончился, сменившись лютым морозом.

– Тебе следует позаботиться о своей заднице, – бурчал Синяя Борода, пока мы пробирались по снегу на садовой ограде к дому.

– Почему ты так думаешь?

– Ну, эта бестия все еще на свободе. Наверное, он где-то окопался. Уютно устроиться на теплой печи он больше не может, и возникнут большие проблемы, чем набить свое брюхо. Он выместит свой гнев на том, кто ему испортил жизнь. Черт возьми, да!

– Я не боюсь, – солгал я. – Кроме того, я не единственный детектив, который положил конец его делам. Он обязан добрую долю своей злости обратить на Паскаля.

– Ах, на него… – Синяя Борода сделал непроницаемую морду. – Ты сам говорил, убийца нападает только на тех, кто занят сексом, продолжением рода. Добрый Паскаль кастрирован. И к тому же он так или иначе долго не протянет.

– Почему?

– У него рак, я думаю, рак кишечника. Лошадиный доктор сказал, что он не протянет больше, чем полгода.

Я не ответил Синей Бороде и не выдал ни одним мускулом, что эта новость поразила меня как разрывная пуля. Странно, но у меня возникло такое чувство, будто объявили неумолимый приговор другу, с которым я вырос, которого знал с детства. И мне стало абсолютно ясно, как сильно я привязался к Паскалю, как нуждался в нем – товарище более близком, чем неотделимый, любимый брат-близнец. Да, мы были как близнецы, как в духовных, так и в вопросах вкуса, дуэт, который великолепно сработался. И вот теперь он уходил, а ведь прекрасное совместное приключение еще не началось. Я идиот, я же совершенно забыл в спешке убийственных событий, что старуха смерть обычно не устраивает экзаменов, а незаметно тянет свои костяные пальцы к живущим. Смерть – великий молчун, который посмеивается про себя на заднем плане, снова поглядывает на часы и продолжает улыбаться.

Остаток пути Синяя Борода и я не сказали друг другу ни слова. Мы оба вновь почувствовали, что смерть не только в ужасных деяниях убийцы, но везде и повсюду, и это заставило нас замолчать. Я знал – если умрет Паскаль, умрет что-то и во мне. Быть может, уже начало умирать.