Текст книги "Последний поцелуй неба (СИ)"

Автор книги: Аида Золотая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Это ты, что ли, деловая?! – рассмеялся Ольховский.

– Ну что вы… Я исключительно о вас.

– Скажи спасибо, что я твоей мадам не донес про ваши игры. Диск гони!

Она с любопытством посмотрела на него.

– И что же не донесли?

– Это недостаточно весело. А вот отшлепать твою сообщницу за плохое поведение – в самый раз.

– Полин занята, – хитро улыбнулась Северина.

– Я пока и не претендую. Типа обиделся. Диск, говорю, давай.

– Диск в комнате.

– Неси, я не спешу.

– Но я-то свободна, – она повела плечами и отбросила назад хвост.

– Тебе в детстве не говорили, что навязчивость – плохая черта для девушки? – усмехнулся Алекс. – Или у тебя в номере тоже камера стоит?

– Типа вы не знаете разницу между девушкой и шлюхой, – насмешливо сказала Северина. – Ладно, Полька всегда говорила, что вы жмот. Сейчас принесу ваш диск.

И она медленно пошла по лестнице вверх, похлопывая себя хлыстом по ягодице.

– Я банкир, а не жмот, – пробормотал себе под нос Алекс.

Он попался на крючок просто. Девочки между собой прозвали его «самодержцем». Любил подрочить на хороший стриптиз. А стриптиз лучше Полины мало кто исполнял. Он запал на нее с первого раза. Проблема в том, что его жене это вряд ли могло понравиться. Игра была рискованной – он действительно запросто мог стукануть мадам Ламберт. А репутация заведения – прежде всего. Но, казалось, его самого забавляет эта игра. Добавляет пикантности ситуации.

Получив диск с записью своих экзерсисов возле Полины, он ретировался в соседний зал, где мужчины играли в карты. В конце концов, и в этом месте было, чем убить время.

Теперь было важно не пропустить момент, когда Закс выйдет от Катиш. Черт его знает, на что он ведется, а Катиш раскручивать умеет. На Северину же поглядывал какой-то молодой, белобрысый и явно шустрый. Скрыться от него в комнате было рискованно: и Закса упустит, и мадам донесут. Она недолго побродила подальше от центра, когда почти решилась подняться к себе, но облегченно выдохнула. Задержала свой взгляд на Заксе, и ресницы ее чуть дрогнули от незаметного смешка. Быстро он!

Северина взмахнула длинным «конским» хвостом светлых блестящих волос, взяла с подноса бокал вина и, поигрывая в руке хлыстом, двинулась среди гостей, соблазнительно поводя бедрами.

Не дойдя до Закса полшага, сделала вид, что споткнулась, и на его брендовой рубашке бледно-розового цвета расплылось ярко-красное пятно.

– Я такая неловкая, – забормотала Северина, подняла на него глаза и проговорила с придыханием: – Простите…

***

Его жизнь прекратилась в одно мгновение. Он увидел ее.

Все, что было до этого, перестало иметь значение. Прежнего не существовало. Он, прошлый, остался в другом измерении, в котором все помнилось так, будто отголоски звуков сквозь толщу воды. Все, что случилось после, было связано с ней. Самого себя он связал с ней. Туго, так, что путы впивались в тело, оставляя кровавые следы. Скинуть их было нельзя. Он не хотел их скидывать. Даже если это вело к гибели их обоих.

Но в ту минуту он не мог знать будущего. В ту минуту он ничего не мог знать, кроме единственного – он умер, и он родился заново. Видя ее глаза.

Ее глаза. Затаить дыхание и глядеть в них. В мире нет ничего важнее именно этого времени, когда они не скрыты опущенными ресницами, не играют, не кокетничают, не блестят предательскими слезами. Они не затуманены. Она ясны и ярки. Их синева затапливает все вокруг, затмевая небо. Эти глаза пьянят сильнее поцелуев и запретных мучительных ласк, от которых горит душа и сгорает тело.

Ее глаза, умеющие лгать так сладко, что любая правда померкнет возле этой лжи. Пусть так. Он готов был и к этому. Он сам себя вогнал в это. И не жалел ни минуты.

Всего лишь секунда. Быть может, меньше. Он, пресыщенный и изможденный. Она – порочная и ненасытная. Они стоили друг друга.

Она пролила на него вино – едва ли нечаянно. Он сделал вид, что поверил в ее неосторожность. Она подняла на него взгляд. И все было кончено, когда красное пятно продолжало расползаться по его груди.

Его жизнь прекратилась в одно мгновение. Он увидел ее. И родился заново.

Глава 17. Трах!

Следующие дни после того, как Анна побывала в СИЗО, текли вяло и уныло. В университет не ходила – купила в поликлинике больничный. Спала, ела, дышала. Ни о чем не жалела. Знала, что по-другому быть не могло. Она должна была выдохнуть десятилетний ком, разрывающий изнутри. И верила, что теперь, наконец, живет.

За это время Заксу продлили срок содержания под стражей, несмотря на все усилия команды адвокатов. Анна предполагала, что не обошлось без Алексея, но напрямую не спрашивала. Несколько дней она его даже не видела. Избегала. Знала, что станет просить у Власова новое разрешение на встречу. Отговаривалась от себя тем, что он обещал без нее сдохнуть. А это по-прежнему легко. Понимала, что он к ней не выйдет. Но было одно, что не давало ей покоя.

«Я не убивал Андрея. Я падаль, но его не убивал».

Он не оправдывался в том, что произошло в ее доме в Двугорском. Он не пытался объяснить своих поступков. Но настаивал на том, что не причастен к смерти Андрея. Будто для него это было важным.

«Я не убивал Андрея. Я никогда бы его не тронул. Я падаль, но его не убивал».

Долгие годы Анна позволяла себе оставаться холодной, уверенная, что движется в правильном направлении. Теперь началась горячка. Раз за разом она спрашивала себя, могла ли ошибиться.

Анна слышала его голос, когда бродила из угла в угол по квартире, которую снимала теперь за городом, когда засыпала, когда торчала в больнице.

Впервые она боялась. Анна боялась проявить слабость и пожалеть его.

Однажды вечером, в попытке избавиться от бестолковых мыслей, читала что-то про Древний Рим, обнаруженное в хозяйском книжном шкафу, когда в квартиру неуверенно постучали.

Привалившись к стене возле двери, не глядя ей в лицо, на пороге стояла Таня.

– Пустишь? – спросила она глухо.

– Зачем приперлась? – полюбопытствовала Анна, впуская ее.

Таня отлепилась от стены. Сделала шаг внутрь. И лицо ее попало в резкий свет электричества, обнажая то, что она пыталась скрыть, не поднимая головы.

– Больше некуда, – сиплым голосом ответила она.

На щеке под нижним веком красовался кровоподтек. С той же стороны на скуле счесан участок кожи. Хуже всего были глаза – абсолютно больные, будто у нее жар.

Анна закрыла за ней дверь и кивком пригласила в комнату.

– Что случилось?

– Клиент, – сделав несколько шагов, Таня стащила с себя куртку. – Я долго тебя искала. Оказывается, Питер большой. Если бы не твоя любимая кондитерка, хрен…

– Зачем искала?

– Я не знаю зачем, – выдохнула Таня и почти упала на диван, тут же скривившись от боли. – Аня… я так влипла…

Анна осталась стоять.

– Говори уже, – голос ее стал мягче.

– Мне, наверное, деньги нужны… И уехать куда-нибудь… Ты же поможешь?

– Ты что, грохнула кого? – усмехнулась Анна.

Таня вскинулась, подняла на нее взгляд и впилась глазами в ее лицо. Она была затравлена. Как дикий зверь, который чуял псов.

Смешок замер где-то у Анны в горле. Она резко замолчала и долго смотрела на подругу. Потом выговорила:

– Я помогу, если ты, наконец, объяснишь, что случилось.

– Аня, я… – прошептала Татьяна… – он меня снял у мадам… Но только на дом… Я не знаю, сколько он ей отвалил, что она на дом позволила… Он меня сперва там, в «Носороге», потом увез… Вряд ли мадам показания давала, у нас же не бордель, нам шум не нужен… Но какого хера она меня отпустила, знала же, что на дом просто так не везут!

Мадам Ламберт знала. Но клиент попался привередливый. И гонорар впечатлял. Она придирчиво рассматривала Татьяну прежде, чем «выпустить» ее к людям. За два месяца Веревкиной удалось привести себя в порядок. Во всяком случае, тело казалось подтянутым. Личный врач мадам, осмотрев девочку, сказал, что она может работать. Это можно было считать удачей. Таня вернулась на свое место.

– Он сказал, что на всю ночь, – негромко поясняла мадам. – Если понравишься, будет у тебя постоянный клиент. Согласись, в твоем случае это лучший вариант. В общем, будь умницей, сумеешь подработать.

То, что Веревкина нуждалась в деньгах, в «Носороге» знали. Об оставленном ребенке принято было молчать. Таня молчала тоже. Никто не спрашивал, так оказалось проще делать вид, что вернулась, что душа не вывернулась наизнанку. Что не думаешь о том, сколько бабок может понадобиться на то, чтобы вытащить девочку. Хотя кому какое до того дело? Это был чужой ребенок. За эти месяцы Таня ни разу не ходила в больницу. Потому что было бы больнее. И все равно продолжала думать о том, что нужны деньги. Может быть, по привычке.

Таня вышла к клиенту в гостиную. Он по-прежнему ждал у бара, где она оставила его после прелюдии в ее комнате. Механизм тоже был интересен. Клиент снял ее здесь же, среди всех. «Опробовал». А потом отправился к мадам с личной просьбой. Это было круче предложения руки и сердца.

– Между прочим, я готова, – усмехнулась Таня, проведя ладонью по его плечу.

– Ну поехали, если готова, – он соскочил с высокого стула и, крепко ухватив ее за локоть, поволок за собой.

Ехали недолго. Он вел машину рвано, будто был нетрезв. А когда доехали, местом развлечения выбрал гостиную: просторную, богато уставленную, с настоящим камином.

Развалился на огромном мягком диване и грубо приказал:

– Показывай, что еще можешь.

– У тебя музыка где-нибудь включается? – проворковала она.

– Включается, – насмешливо протянул мужчина и кинул ей с тумбочки пульт.

Поймала. На ее губах появилась улыбка, которую можно было бы считать соблазняющей. Если бы не липкий ужас, прокатывающийся у нее по спине. Она не знала его причины. Ей было все равно, откуда было взяться этому чувству. Но оно было.

Таня нажала кнопку. Из колонок заорало что-то на английском. Она рассмеялась грудным смехом, сделала громче. Бросила пульт в сторону и, ритмично двигая бедрами, стала раздеваться. Скользила руками по своему телу. Распускала шнуровку корсета на груди. Откидывала голову, извиваясь подобно змее в танце. А потом, когда корсет был на полу, а она осталась в короткой красной юбке и черных чулках в сетку, рухнула на пол, к его ногам. И медленно, так же по-змеиному, поползла к нему. Вцепилась ногтями в брюки. Стала приподниматься по его телу. Лаская щиколотки, икры, колени. Легла грудью на его бедра. Потянулась к ширинке. Шумно дышала, отчего казалось, что стонет. И глаз не поднимала – облизывая губы и отстраненно улыбаясь.

Он больно схватил ее за волосы, захватив всей пятерней, заставил посмотреть себе в лицо. Сам ее видел смутно. Знал, что блондинка, потому и выбрал. Лицо казалось размытым пятном.

– Не тупи, работай! – зло выдохнул он и снова дернул рукой.

Она тихо охнула и тут же прикрыла испуг тихим смехом. Потянула вниз собачку ширинки, расстегнула пуговицу, спустила трусы. Коснулась теплого тела. И терпкий мужской запах ударил ей в голову. Внизу живота растекалось тепло, от которого сладко ныли мышцы. Опустила лицо еще ниже, высунула кончик языка и прошлась им по члену от головки до яиц. И стала дергать вниз его брюки, стаскивая их и одновременно поглаживая его бедра и ягодицы.

Он чуть приподнялся, сдернул с себя одежду и резко толкнулся ей в рот. Коснулся головкой горла, судорога прошла по его телу. Он хрипло вскрикнул. Быстро нажимал на ее голову, подвывая в такт своим движениям. А она задыхалась – ей некогда было вздохнуть. Даже стонать не могла, чувствуя только, как раз за разом он бьется в нее. Пока из глаз не брызнули слезы. Отчаянно хотелось сжать зубы, чтобы остановить то, что происходило. И все же между бедер чувствовала предательскую влагу – шлюху и так можно драть. Все равно возбудится.

– Да что ты как дохлая! – гаркнул мужчина и с силой оттолкнул ее от себя. – По-собачьи умеешь?

Таня сглотнула и утерла ладонью губы, чувствуя, как те пульсируют, и как саднит горло.

– Как хочешь, так и умею, – проговорила она, улыбаясь. И стала на полу на четвереньки, повернувшись к нему задом.

В следующее мгновение он натянул ее на себя. И принялся равномерно, глубоко всаживаться, беспрепятственно скользя в ее влажном влагалище. Одной рукой заставил ее упереться лицом в пол, не позволяя поднять голову. Его методичные толчки длились целую вечность. Он чувствовал, как она содрогнулась, мышцы ее сжались, она попыталась сползти, но он не позволил и продолжал врезаться в нее, намотав волосы на кулак. С каждым толчком громко выдыхал, будто в тренажерном зале, и трахал, трахал, трахал. Знал, что не кончит. Под коксом он никогда не мог кончить.

Потом ему надоело.

– Стой так! – велел он и звонко шлепнул ее по ягодице. – Я сейчас вернусь.

Вернулся действительно быстро. С огромным кобелем дога.

– Моя собачка тоже тебя хочет, – рассмеялся он.

– Это не смешно, – тихо хихикнула Таня и замерла с открытым ртом. Гигантское черное животное глухо рычало и смотрело в упор на нее. Но сидело у ног хозяина, будто бы ожидало команды. Она поняла, что команда будет. И в какую-то секунду ясно представила себя под кобелем.

Таня в ужасе посмотрела на клиента.

Тот наклонился к собаке, негромко приказал, и пес подошел к девушке.

– Ты что? Больной? – взвизгнула шлюха и, вскочив с пола, кинулась на другой конец комнаты.

– Ты, бл*дь, куда рванула? – он в два шага оказался рядом с ней. Кобель ткнулся носом ей в бедро.

– Тебе лечиться надо! – заорала она, пытаясь отпихнуть животное. – Извращенец, кончить не можешь!

Пес угрожающе зарычал. Клиент заржал.

– Я за тебя денег заплатил х*еву тучу. Будешь делать, что я прикажу.

– Да иди ты!

– Я сказал: будешь! – зло выкрикнул он и ударил Таню по лицу. Удар был сильный, почти до искр из глаз.

Пес гавкнул, будто в подтверждение слов хозяина. Едва она очутилась на полу, снова раздался голос мужчины: «Трах!»

Таня только успела взвизгнуть, когда кобель навалился на нее сверху. Попыталась встать, но было бесполезно. Опершись передними лапами на ее плечи, пес вцепился ей в шею. И она точно знала, что останутся шрамы. Снова заорала, но в ответ почувствовала спиной, как вибрирует его тело от тихого грудного рычания. И в этот момент перестала соображать – ее вот-вот оттрахает кобель, и она ничего не сможет с этим сделать.

– Ну же, Мальчик, – засмеялся клиент. Смех был обычный. Так смеются люди при просмотре хорошей комедии. Она только всхлипнула, разводя в стороны ноги. Сама. Это она делала сама.

Мужчина подошел к ним сзади и стал надрачивать псиный член, выпуская его из препуция. Тот вывалился почти сразу и был размером с мужской палец. Нежный и розовый. Ее едва не вырвало от этой возни. Пес снова постарался вскочить на нее, тыкаясь гениталиями ей в половые губы, но не попадая. Таня закрыла глаза. Смотреть и видеть мир вокруг себя было невыносимо.

– Зад подними!

– Зачем?

– Подними!

Она послушалась. Потом поняла зачем – он направил член в нее. Тот вошел сразу, одним движением. Легко. Таня уткнулась лицом в пол, чувствуя, как он разбухает внутри, заполняя ее собой. Тихонько заскулила. Будто в ответ по груди зашарили мужские руки. Пощипывали, царапали, мяли. Но на это было плевать. Все ощущения сосредоточились во влагалище.

Пес захрипел и стал долбить ее тело с такой скоростью, что ее лицо несколько раз, как тряпка, проехалось по полу, отчего пылала кожа. Попыталась стать поудобнее, опершись руками, но ее голову тут же прижали к ковру. Пес снова сжал клыками шею. Выдохнула от боли. Но терпела. Ей казалось, он достает до горла. Чувствовала, как по шее и груди потекла собачья слюна, а по ногам – его соки, смешавшиеся с ее. Чувствовала, как его мех касается ее спины. Чувствовала, как стенки влагалища плотно обхватывают кобелиный орган и растягиваются по мере его роста. Внутри нарастал отвратительный ком, который она не знала, как удержать. Она чувствовала все, каждую секунду. И одновременно существовала вне всего.

Подняла глаза. Мужчина переместился на диван. И энергично дрочил, не сводя глаз с нее. Поняла, что он вот-вот кончит. Не знала, сколько времени все это длилось. Тело ее сотрясалось от каждого удара, дрожало крупной дрожью. И ей казалось, что она сошла с ума. Потому что теперь пыталась насаживаться на него. Он лишь сжал клыки чуть сильнее. И Таня захрипела, переставая быть человеческой женщиной и превращаясь в суку.

Неожиданно кобель замер, не выходя из нее, но и прекратив ритмичные движения.

«Узел, бл*!» – успела подумать Таня, прежде чем пес стал кончать, накачивая ее спермой. Основание его члена стало надуваться, растягивая стенки у входа во влагалище. Горячо. Больно. Невыносимо. Он был весь в ней. Полностью. Разрывал ее изнутри. И не прекращал расти. Теперь уже ее язык показался изо рта. Ее слюна стала медленно стекать на пол. Ее глаза закатывались. Но кричать она не могла. Она могла только принимать в себя кобелиный член. До тех пор, пока не почувствовала дикую пульсацию, захватившую ее всю, полностью. От пальцев ног до висков. И средоточие этой пульсации было там, где пес сомкнулся с ней в вязке. И казалось, что длится это уже вечность.

От второго оргазма, накатившего на нее бешеной волной при мысли, что она кончила с кобелем, Таня все-таки закричала и отключилась.

Когда пришла в себя, пса не было. Валялась на полу в луже спермы. Слышала псиную вонь. И больше ничего не чувствовала. Ни страха, ни боли, ни раскаяния, ни отвращения. Клиент спал на диване, в той же позе, что она выхватила глазами во время случки. Сколько он сидел здесь, глядя на нее, валяющуюся возле камина, пока не уснул?

Таня встала. Подошла к креслу, на котором бросила вещи. Вытерла, насколько могла, ноги о портьеру. Оделась. Потом подошла к мужчине. Смотрела на него. Она не знала, сколько и зачем смотрит. Просто запоминала его черты. Наверное, его можно было назвать красивым. Слишком красивым. Таня даже склонилась к его лицу. Если бы он спал не так крепко, почувствовал бы на коже ее дыхание.

Потом она вздрогнула. Крупно, всем телом. Стала озираться по комнате. На небольшом столике у камина стояло несколько бутылок и графинов со спиртным на любой вкус. Клиент был не столько эстетом, сколько всеядным. Целый ликеро-водочный завод. И заодно винокурня.

Следующие несколько минут она тихонько ходила по комнате, щедро поливая ее спиртным.

Когда она покидала дом, поеживаясь от прохладного февральского воздуха, то уже отчетливо слышала запах гари. И все равно ничего не чувствовала. Самое сильное, что можно было испытать, она испытала, обслуживая пса.

Анна протянула Тане бокал, в который до этого налила водки.

– Пей! – сердито велела подруге. – Хуже не будет. Он сгорел?

Таня послушно отхлебнула – слишком много, чтобы не закашляться. Тело ее выворачивало от этого кашля. Потом отставила водку на стол и ответила:

– Да. По телеку говорили, что сгорел. Я тогда еще у себя была. Потом испугалась, ушла.

– По телеку? – нахмурилась Анна. – Имя называли?

– Не помню… наверное… – Таня мотнула головой и по-идиотски хихикнула: – Как думаешь, пес тоже поджарился?

– Не знаю, наверное, если двери были закрыты. А мог в окно выскочить, – она подошла ближе. – Тань… ты совсем не помнишь, как его звали?

– Нннет… только имя… Он, когда меня еще только в «Носороге» снял, сказал называть его Виктором. Фамилия немецкая какая-то была.

Анна приложилась к горлышку бутылки и несколько раз хлебнула. Потом упала на диван и заставила себя думать. Первая липкая мысль была отброшена. Это не мог быть Закс. Он сидит. И кажется, она впервые искренне, а не по привычке порадовалась, что сама же его туда и упекла.

– А где его дом… был… помнишь?

– Не помню… Ни хрена не помню. Только лицо. У него очки такие дурацкие были – кругленькие… А ему шли. Ты представляешь, он даже трахался в очках.

– Когда это было, дура? – закричала Анна.

От крика Таня вздрогнула и потянулась за бокалом. Передумала. Посмотрела на подругу.

– В прошлый вторник.

Анна всхлипнула.

– Вот же дура! – сказала в никуда и, не глядя на Таню, спросила: – Говоришь, уехать тебе надо?

– Наверное, надо… Аня, мне страшно.

– Чего боишься?

– Не только собак, – хохотнула Таня. – Тебя когда-нибудь пес е*ал?

– Нет. Тебе в милицию надо.

– Зачем?

– Рассказать, как все было.

Таня тихо рассмеялась. А потом все-таки допила водку из бокала. Потерла лоб. И проговорила:

– Я у тебя пока останусь, хорошо? Хотя бы сегодня.

– Оставайся, – сказала Анна и кивнула на бутылку. – Еще будешь?

– Нет… я посплю. Я не сплю почти. Я устала.

Глава 18. Правда

Виктор Закс целовал ее. Целовал в губы, даже не догадываясь, что был одним из немногих, кто знал их вкус. Северина никогда не целовалась в губы, но клиенты не жаловались. Приходили они за другими ласками, в которых она не отказывала.

А Виктор Закс целовал ее в губы. И она отвечала. Тогда она должна была завлечь его. Он хотел поцелуев. Она ему их давала. Теперь она сама хотела его поцелуев. Сладких, долгих, головокружительных. Так целовал только он.

Он глубоко погружал язык в ее рот, выпивая ее дыхание, прижимал ее тело к своему. Дразнил, покусывая губы. И неизвестно было – это сейчас она его обслуживает или он ее, будто для него не было в мире ничего важнее, чем доставить ей удовольствие. Мало кто заботился о ее удовольствии. Все только брали. Он – давал. Зачем он давал ей?

– Аня, – слышала она его голос и забывала, что она Северина. – Аня…

Потом она забывала, кто он. И на короткое время они становились единственными на земле мужчиной и женщиной в последний день мира. Перетекали друг в друга, проникали под кожу, выплескивались оргазмом. Но это позже. Сейчас она целовала его и мечтала, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. В нем было все – целая история, которую рассказать словами нельзя. Только перелить из одного в другого. Как переливаются души. Как сливаются в целое. Как становятся одной – на двоих.

– Если тебя не будет, я сдохну.

Анна вздрогнула и проснулась. Этот сон ей снился уже не в первый раз. Он приносил опустошение и резкую боль внизу живота, которую ничем нельзя было утолить. Смотрела в одну точку, обдумывая полученную от Тани информацию. Пыталась понять, что делать дальше. И надо ли что-то делать.

Ворочалась с боку на бок, отгоняя сон, который не желал отпускать.

Она вскочила, чтобы долго не оставаться на одном месте, решив занять свою голову другим. Насущным. Со дня на день должен был приехать Бенкендорф. Плюнув на Таньку, дрыхнувшую на кухне, Закса, наверняка по-прежнему орущего в камере, и брата-извращенца, сгоревшего от рук проститутки, рванула в больницу.

– Доброе утро, Илья Петрович! – просительно заглянула она в кабинет Фурсова.

– У меня через двадцать минут операция, – предупредил он, указав глазами на стул. – Доброе утро.

Она села и озадаченно посмотрела на врача.

– Вы уж простите, что надоедаю. Это нервное.

– Все нормально, Анна Петровна, – отмахнулся Фурсов. – Завтра Бенкендорф прилетает. После полудня. Встречать поедете?

– Думаю, это лишнее. Наверное, лучше встретиться с ним здесь, в клинике.

– Хорошо, конечно. Он хочет осмотреть девочку перво-наперво. Потом будем говорить обо всем остальном. Так что приезжайте. Мы будем вас ждать.

– Я обязательно приеду, – оживилась Анна.

– Рано не надо, не раньше трех. Я вам в любом случае позвоню. Да! – вспомнил он, едва не хлопнув себя по лбу. – Я же вчера спросил его все-таки по поводу оплаты. Простите, может, не следовало, но любопытство перевесило. Средства поступили от благотворительного фонда «Надежда».

– Откуда? – еле слышно спросила Анна.

– Фонд «Надежда», – повторил доктор Фурсов. – Я решил, что вы могли обращаться в подобные организации. Странно, что вам не ответили, а просто перевели деньги.

– Я не обращалась, – пробормотала она.

– Может быть, госпожа Веревкина? Вы держали ее в курсе событий?

– Нет. Впрочем… Важно, что Бенкендорф прилетает? – Анна вопросительно посмотрела на Илью Петровича.

– А какие еще варианты, если вывезти ребенка сейчас нельзя?

– Да-да, конечно. Не буду вас больше задерживать, – Анна поднялась. – До завтра.

– До свидания.

Дальнейшее Анна не осознавала. Механически вышла из больницы, села в машину, куда-то ехала. Пришла в себя в фойе прокуратуры.

– Леш, я внизу, – говорила она в трубку бесстрастным голосом.

– Иду, – бросил Власов в телефон и отключился.

Он спустился по лестнице через три минуты, на ходу застегивая пальто и одновременно откидывая волосы со лба. Окинув беглым взглядом Анну, сдержанно улыбнулся. И не знал, как с ней заговорить о чем-то еще, кроме дел и ее вероятных просьб, как это было в тот день, когда она просила о разговоре с Заксом наедине.

– Пообедаем? – спросил он, наконец.

Она согласно кивнула и пошла с ним рядом.

– Я – дура, – сказала она, когда они вышли на крыльцо.

Спустились. Он открыл перед ней дверцу своей машины.

– Тебе просто не повезло.

– Мне пи**ец как не повезло, – устало проворчала Анна, усаживаясь. – Так бывает только в дурацких сказках.

– Сказки обычно хорошо заканчиваются.

– Расскажи это бабушке, которую сожрал серый волк, – она выругалась и отвернулась. – Он не виноват в том, что случилось с Гориным.

– Старшим или младшим? – хмыкнул Власов и тронулся с места.

– Младшим.

– А это что-то меняет?

– Не знаю. Но… неправильно, чтобы он отвечал за то, что сделала Танька. А он за операцию ее ребенка заплатил. Леш, это бред какой-то!

– Господи, какая еще Танька? Где ты это все берешь? У меня с тобой скоро голова лопнет. Начнем с того, что для тебя он сейчас отвечает за то, что сделал десять лет назад. И пофигу на остальное, нет?

– Нет, – упрямо мотнула головой Анна. – Все, что я ему до этого предъявила, он сам сознательно делал. А это… получается, я наговорила.

– Тебе не плевать?

– Нет. Его отпустят?

– Нет, – пожал плечами Власов, не отвлекаясь от дороги. – Хочешь правду?

– Хочу.

– Получай, – усмехнулся он, сжав руль покрепче. – Этот подонок будет сидеть. Вопрос только в том, за что и сколько. Ты думаешь, вывернется? Не в этот раз. Да, я знаю, что он не убивал Горина. И кто его убил мне глубоко по барабану. Я тебе больше скажу, даже если не брать в расчет твою «Таньку», он его не заказывал. В ночь преступления он был в Москве. Так что да, здесь он не врет. У него были личные дела – очень личные. В минюсте. Он общался с Николаем Ольховским – лично. Знаешь, кто такой Николай Ольховский?

– Знаю, – ответила Анна. – Кто ж не знает.

– Умница, дочка, – хохотнул Власов. – Помимо всем известного, он еще и папаша директора банка «OLInvest». В котором у Закса дохрена счетов открыто. Ты понимаешь, зачем он туда ездил?

С ответом она помедлила, соображая.

«Если мне повезет, то ждать меня с зоны не понадобится! – шутя сказал Виктор перед отъездом в Москву. – Этот вариант мне нравится больше, чем думать, что ты могла вернуться в свой бордель».

«Только ради этого ты ищешь решение?»

«А что? Не лестно?»

Дурацкий был разговор. Ни о чем.

– Но это ж не убийство, – медленно сказала Анна. – Его могут выпустить под залог. Ведь могут?

– Нет, моя дорогая. Теперь, когда я взял его за яйца, уже никто ничего не может. Я к Ольховскому давно подбираюсь. Обвинение в коррупции – модная тема. И либо Закс поможет мне это доказать и пойдет по своим экономическим статьям. Либо не поможет – и сядет за убийство.

– Ты – псих! – она нахмурилась. – И карьерист!

– А он подонок. И ты об этом забыла.

– Я помню. Но Танькины показания оформлю, учти.

– Да, – рассмеялся он негромко. – Танькины показания – это серьезно. Ань, тебе это все зачем?

– А тебе какая разница?

– Тебе не кажется, что я – единственный человек, которому есть разница?

– Кажется.

Они стояли на перекрестке. В соседней машине в окно заднего сидения смотрела огромная псина с ярко-розовым языком, свисающим из пасти.

«Тебя когда-нибудь пес е*ал?»

Анна вздрогнула и прошептала:

– Леш, по-твоему, было бы лучше, если бы я тогда сгорела вместе с родителями?

– Ты что? Больная?! – повысил голос Власов. – Даже думать не вздумай!

– Выпусти его, пожалуйста, – попросила Анна.

Алексей скрежетнул зубами. Красный сменился зеленым. Власов надавил на газ, дернул руль, повернул за угол и вырулил машину к бордюру. Остановился. Посмотрел на нее.

– Ты понимаешь, о чем ты сейчас просишь? Ты понимаешь, что он знает, что это ты его посадила? Понимаешь или нет? Мне тебя потом в Неве искать? Или он еще что-нибудь подожжет?

– Не говори глупостей! Сейчас все по-другому.

– Как по-другому? Что по-другому? В чем по-другому? Он сожрет тебя и не подавится. Ты же умная девка. Мозги включи! Что он там тебе такое в постели показывал, что ты херней страдаешь?

– Тебе точно не покажет.

– Я не настолько извращенец, чтобы трахаться с убийцей моих родителей, прости господи, – усмехнулся Власов.

– Ну это дааа, – улыбнулась Анна. – Значит, не отпустишь?

– Эта твоя… Танька точно показания даст?

– Даст!

Власов улыбнулся и почесал подбородок, рассматривая ее.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что сейчас подкладываешь мне жирную вонючую свинью? – поинтересовался он. – Вместо разоблачения влиятельного политика – уголовщина.

– Не нагнетай. Я прошу тебя всего лишь выпустить его под залог. Дальше делай, что хочешь. Найдешь другой рычаг, ты тоже не дурак.

– А что дальше будешь делать ты?

– Напишу автобиографический роман, – рассмеялась Анна.

– Про меня не пиши. Получится Марти Сью. За что она его грохнула?

– Он ее на ночь купил. И заставил с кобелем трахаться. Она и озверела.

Власов замолчал. Они не заговаривали о ее «профессии». Он прожил все эти годы, даже не подозревая… Все открылось после ее слов «Я с ним живу». Она давала показания. Говорила, где познакомились. При каких обстоятельствах. Он сперва не верил, потом понял, что правда. Он знал ее десять лет. Из них последние годы, как ему казалось, особенно хорошо. И одновременно не знал о ней ничего. Это грязное и мерзкое, что налипло, он не замечал. Для него она оставалась Аней Протасовой, которую он спас. И это было лучшим, что он когда бы то ни было совершил.

Они не заговаривали. Он молчал.

Теперь она сказала.

– Ты когда-нибудь зверела? – спросил он негромко.

– Наверно тогда… И все это время. Вряд ли все это по-человечески.

– Надо было его убить и все. Тебе было бы проще. Сейчас уже поздно.

– Спасибо тебе, подружка, на добром слове, – криво улыбнулась Анна.

– Не за что, – усмехнулся он. – Только учти, за Ольховского ты мне должна.

– Тогда и ты учти, что все свои долги я отдаю только натурой, – она протянула руку и запустила пальцы в его волосы, царапнув ногтями кожу шеи.

– Отправлю на спецзадание, когда мне нужен будет крючок, – хохотнул Власов, отстранившись, но улыбка с его лица тут же стерлась, и он сказал серьезным голосом: – Почему ты не позволила мне быть рядом?