Текст книги "Последний поцелуй неба (СИ)"

Автор книги: Аида Золотая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Лиза подала на развод в прошлый вторник, – наконец, прозвучало на кухне.

– А ты типа расстроен, – ухмыльнулась Анна и налила себе еще виски. – Ну поваляйся в ногах, может, вернется.

– Тебе бы лучше тоже от меня свалить, – он подставил свой полупустой стакан для добавки. – Я же и тебя уничтожу, в конце концов. Если, конечно, есть еще что уничтожать.

– Да мне пофигу! – она толкнула к нему бутылку.

Он взял ее и глотнул прямо из горла. Отставил на стол и выдал:

– Научишь?

– Педагогика – не мое призвание.

– Ну да… У тебя другое, мать твою, призвание. Там ты справляешься.

– Справляюсь! – гордо заявила Анна, поднялась и в двери обернулась. – Не подожги квартиру.

Он вскинулся и замер, в ужасе глядя на нее. Ему было больно. Так глядят только больные.

– Поздно поджигать, – хрипло ответил он. – Она сделала аборт. Вчера. Мне утром Соня сказала.

Анна остановилась. Глаза ее не выражали ничего, но стали слишком яркими, слишком синими, словно загорелись изнутри.

«Я не хотела!» – было первым, что мелькнуло ее в голове. Но уже через минуту она поняла, что даже не рассчитывала на такую удачу.

Ай да сестренка, ай да молодец!

Таким, как они, нельзя размножаться. Таким, как они, из рождения – сразу в ящик. Иначе даже воздух вокруг пропитывается гнилью.

– Твоя жена дура! Ребенок-то при чем?

– Он тоже Закс.

– Ну да, – безразлично протянула Анна и ушла с кухни.

Глава 12. Северная

Три недели спустя

Анна еще спала. Некоторое время он внимательно смотрел на ее лицо, лишенное косметики. Обычное лицо. Таких Ань-Мань-Дунь-Глаш на свете дохрена и больше. Он вцепился в эту. Не отодрать. Пробовал – получалось херово.

Закс протянул руку и убрал волосы с ее лба. Озадаченно нахмурился. Мнимая беззащитность спящей женщины его не трогала. Нет, он просто пытался понять, откуда берется в нем первобытный мужчина, который видит эту конкретную самку, едва она появляется на горизонте, и больше уже не замечает ничего. Гадское чувство. Отступает его вина, отступает его боль, отступают его кошмары. Отступает прошлая жизнь. И он уже – как бы не он, а существо без мыслей и чувств. Все, что он может, это идти на поводу единственного инстинкта. Это как травля. Только здесь он не убивал.

Виктор коротко усмехнулся и поцеловал ее плечо. Она не проснулась. Запустил руку под одеяло, провел ладонью по ее груди, по животу, ниже, устремился к бедрам, скользнул меж ними. Нашел теплое, мягкое, чуть влажное и липкое – ночью в душ ее так и не отпустил, продолжая ласкать податливое тело даже после окончания акта. Пока, в конце концов, не уснули оба. Раздвинул складки, прикоснулся к клитору. Чуть дернул его и, вдавливая, стал массировать круговыми движениями, чувствуя, как сам заводится от того, какая она теплая внутри. Не открывая глаз, Анна слабо улыбнулась. Повела бедрами, раскрываясь шире для его руки, и стала лениво водить ногтями по его спине. Дыхание ее было сонным, тихим и ровным. Он, внимательно наблюдая за ней, двинулся пальцами глубже, коснулся влагалища. Никогда не думал, что у него так сильно развито обоняние. Он чувствовал все. Остаточный аромат ее духов, какими она пользовалась накануне, неуловимый запах ее кожи, вдыхаемый им, когда он скользил губами по ее груди – почти фимиам. Терпковатый запах, исходивший от паха. Просунул палец в нее. Тот легко скользнул внутрь. И стал двигать ладонью – вперед и назад – теперь уже ожидая ее реакции. Она глухо выдохнула. Подалась к его руке, толкнулась в нее и распахнула глаза, встретившись с его взглядом – сейчас темно-серым. У него всегда менялись глаза, когда их затапливало желание. И ее они тянули за собой – в это темно-серое, непроглядное.

Виктор перекатился на нее и навис над ее телом, продолжая двигать рукой между бедер. Влажные пальцы касались кожи, скользили ниже, пока не добрались до ануса. Усмехнулся, чувствуя, как она рефлекторно сжалась. И теперь ласкал ее там.

Анна снова прикрыла глаза, расслабилась и принимала его ласки. Улыбка ее становилась довольнее с каждым движением его пальцев, и губы раскрывались от тихих коротких стонов. Обхватила его шею руками, приподнялась к нему, крепко прижалась всем телом. Грудью, животом, сплелась ногами. Нашла своими губами его. Нежно провела по ним языком. И, резко оттолкнув от себя, быстро оказалась сверху. Влажными поцелуями двигалась вниз, рисовала языком невидимые узоры, кусала кожу.

Больше книг на сайте – Knigolub.net

Перемещалась вдоль него, пока не достигла губами паха и внутренней стороны бедер.

– Слушай, а у него имя есть? – спросила она с улыбкой и поцеловала толстую, мощно пульсирующую вену члена, крепко прижавшись тренированным ртом умелой шлюхи. Сходя с ума от того, что чувствовала, как сильно бьется в ее губы его кровь. И твердеет набухающий желанием член.

Крепко ухватила его у основания рукой, подняла голову, чтобы видеть лицо Виктора, захватила губами. Упирала его себе в щеку, дразнила языком, вынимала, плотно соскальзывая губами, от чего раздавался громкий звук, бьющий в уши, ласкала рукой и снова впускала его глубоко в свой рот. Не отрываясь, смотрела Заксу в глаза и приходила в экстаз от солоноватого вкуса его плоти.

Неожиданно крупно вздрогнула и отпустила. Рванулась к лицу. Дико, зло поцеловала и откинулась на подушку. Выдохнуть не успела – Виктор перекатился на нее, накрыл собой и вошел в нее быстрым скользящим движением. Меньше минуты. Меньше минуты, и он присоединился к ее экстазу, чувствуя, как все внутри колотится оргазмом. Теряя разум, вцепился в ее губы своими. И только потом понял, что видит перед собой только ее синие, будто бы осеннее небо, глаза. И больше ничего. Ничего на свете.

– Аня, – прошептал он. И поцеловал теперь уже мягко, неторопливо теплый красный рот. Она молчала, не шевелилась, равнодушно смотрела на него. Будто ее выключили. С ней это часто случалось. Почти всегда. Днем она никогда не была такой, какой бывала ночью. За три недели он успел это усвоить.

Три недели.

Оставшись у нее в тот памятный день, когда его семейная жизнь окончательно развалилась, так вышло, что он остался у нее насовсем, привычно теперь возвращаясь после работы в квартиру, купленную им для проститутки, которая тоже принадлежала ему. И жизнь оказалась сотканной из переплетения реальности и сексуального помешательства. Когда он и сам выключался – и не помнил ни прощальных слов Лизы, сообщившей ему, что он – дерьмо, а она дерьмом быть не хочет; ни того, что она убила их ребенка – а в действительности его убил он сам, почти собственными руками. Калеча мать – ребенка не щадишь. И пофигу, что Лиза едва ли понимает, что уже и сама стала дерьмом. Ни того, что ему в спину ухмылялись даже собственные подчиненные – живет со шлюхой. Все так живут – он попался.

И все-таки остановиться и уйти не мог. Ненавидя себя не за то, что хочет ее. А за то, что другим об этом известно. И сходя с ума от чувства вины и похоти. Адский коктейль, гремучая смесь.

– Уже восемь, – потянувшись и взглянув на часы на тумбочке, сообщил Закс.

Губы Анны скривились в усмешке.

– Ладно, – протянул он. – Тебе кофе варить?

– Нет.

– Как хочешь, – пожал он плечами и встал. – Позавтракаю в офисе.

В офисе он не завтракал. Не имел такой привычки. Более того, Виктор вообще не собирался ехать на работу. Анна заложила купленный им автомобиль. Идиотизм. Он это знал. Сняла кредитный лимит с карты. Это он тоже знал. И это тоже было похоже на идиотизм. И он был абсолютной тварью, устроив за ней слежку. Травля всегда хорошо ему удавалась. Особенно до той поры, пока жертва еще не успевала о ней догадаться.

Закс сидел в машине за углом дома, ожидая того, что будет дальше.

Не прошло и часа, как со двора вырвался автомобиль Анны и двинулся в сторону юго-восточной границы города. Она гнала, нагло подрезая и уверенно вдалбливаясь в сплошной транспортный поток. Резко тормозила только на красный, игнорируя желтый цвет. Пока не влетела на парковку торгового центра. Выскочила из машины, покрутила головой и достала телефон. Потом помахала рукой через ряд автомобилей и почти бегом бросилась в том направлении.

Закс, выруливший на эту же парковку, остановился с другого конца, откуда, впрочем, прекрасно было видно происходившее. Из красного кабриолета ей навстречу вышла «наставница», чье лицо он запомнил слишком хорошо, чтобы не понимать, кто это. Дебильная мысль о том, для каких целей Анна может обратиться к бывшей сутенерше, пришла в голову моментально. И совсем не потому, что он всерьез продолжал считать, что она спит со всеми подряд из любви к искусству. А именно потому, что все-таки для чего-то же она заложила машину! Подработать решила?

Было у него время об этом думать? Нет, не было. Будь это одна из баб, с которыми он изредка уходил в загул – не было. Но это Анна…

Усмехнулся. Вгляделся в две женские фигурки. «Наставница» расцеловала Анну в обе щеки и что-то сказала. Анна улыбнулась и что-то ответила. А после две женщины скрылись за дверью магазина.

Идти туда за ними он не стал – зачем? Остался сидеть в машине. Некоторые дни подчас складываются феноменально последовательно и именно так, как надо. Даже через годы понимаешь – все случилось, как должно было случиться. И похрен, если от этого развалились жизни кучи людей вокруг. Так или иначе, мы затрагиваем тех, кто нам близок. Близкие – тех, кто близок им. И так выходит, что каждый – вроде струны, отдающейся звуком в пространстве. И каждый звучит, звучит, звучит, растворяясь, рассеиваясь, пока однажды не смолкнет навсегда.

Его – пока не смолкла.

Десять лет назад. Что было десять лет назад?

Закса-старшего застрелили на охоте. Менты определили только, из чего стреляли. Кто стрелял – даже не пытались. В разборки авторитетов они не лезли. После похорон Веру Закс хватил удар, с которым ее некрепкий организм не справился. Остаться сиротой, когда тебе шестнадцать, или остаться сиротой, когда тебе двадцать шесть. Говорят, есть разница. Закс не уловил. Наверное, потому что не помнил себя шестнадцатилетним. Все, что он теперь помнил – отца убили за чугунолитейный. Наводку дали те же менты. Негласно. Был у него там человечек, который иногда выдавал дозированную информацию. Цунами проверил. Цунами – правая рука Ивана Закса. Тот, кто справлялся с грязью, к которой не допускали Виктора. Его тоже эта история прикончила. Но тогда он еще рыпался, проверял, носился по городу.

– Я Горину визитку оставил, – сказал он однажды, ввалившись в кабинет.

– Совсем делать нех*й?

– А иначе не интересно. Он даже знать не будет, что я на него охочусь. За ним сейчас по городу машинка кружит. Ник выруливает. Пусть пощекочет деду нервы.

– И что это даст? Он усилит охрану.

– Ну пусть усилит. Пох*й на его охрану. Эта падаль кровью захлебнется. И не только своей.

В ту минуту, когда Закс медленно кивал болтавшему Цунами, он еще не знал, что кровью – и чужой, и своей – захлебнется только он. Это была его война.

О том, что Горин попался на покупке билета в Лондон, стало известно на следующий день. Билет был один. Свою семью, по всей видимости, он вывозить не собирался. Но Заксу было глубоко плевать на его семью. Единственный, кто еще был ему нужен – это Петр Михайлович. Остальное его не интересовало. В то время он не знал себя, не ощущал себя, не был собой. И в то же время впоследствии задумывался – а может, именно тогда он и был настоящим? Каким не был ни минуты всей предыдущей жизни? Может потому и не важна стала вся предыдущая жизнь, если ради одной минуты возмездия он готов был пожертвовать всем на свете?

Летний день был ярким. Настолько, что когда Виктор ехал на заднем сидении автомобиля в Репино, в нескольких километрах от которого Горин отстроил дачу, он не знал, куда деть глаза. Било в лицо, заставляло пылать кожу. Солнце ли? Может быть, что-то другое? Может быть, предчувствие? Это ему не суждено было узнать.

Машина Петра Михайловича оказалась под домом – где еще ей быть? Цунами говорил, что старик сорвался с работы в аэропорт, а оттуда за шмотками. Черт его знает, что он прятал на той даче. Дом стоял на отшибе, скрытый полосой леса, из поселка его видно не было. Это значительно облегчало дело.

Закс вышел из машины. Навстречу им высыпала охрана Горина. Их было немного. Заксовских оказалось больше, но это было предусмотрено. Петр Михайлович всего лишь озаботился тем, как скорее сбежать. Закс готовился давить его до последнего.

– Горина позовите! – потребовал он.

– На хрена он тебе сдался? – отозвался Пика. Пика – уже лет пять личный телохранитель Горина. А до этого – просто близкий друг Гориных-Заксов. Пика учил его стрелять. Пика впервые отвел его на спортивную стрельбу. Пика отбирал мужиков в их охрану. И наверняка Пика организовывал убийство Ивана Закса.

– Позови, говорю, – тяжелым голосом потребовал Виктор, чувствуя, как по спине пробегает холодок от одной мысли, что сейчас все будет кончено.

– Петр Михайлович занят, просил не беспокоить.

– А ты скажи, что Виктор Закс заехал. Отца помянуть. Выйдет обязательно.

– Хрен тебе!

– По-хорошему не хотим?

По-плохому Пика ждать не стал. Он открыл стрельбу. Он выстрелил первым – нет, не во Виктора. Рядом. Вторым – Цунами. И только тогда Закс схватился за пистолет.

Это оказалось делом нескольких секунд. Этих секунд он не помнил тоже. Они не держались в его памяти. Потери считали уже потом. В следующий раз он нашел себя уже в доме, в гостиной. Пацаны рассыпались по первому этажу. Кто-то ринулся на второй. И только навстречу им вылетел Горин.

Что они орали тогда – он не помнил. Отпечаталось только последнее. Это будет с ним до самого конца жизни.

– Надо было и тебя, гаденыша, порешить.

– Спасибо за честность. Передавайте папе привет.

Вот тогда перед глазами пронеслось все. Вся жизнь. Как говорят, перед смертью. Только смерть была не его. Всего несколько секунд, и пути назад не было. Он ненавидел. Ненависть уничтожила все вокруг. Честно и справедливо. За ненависть цена выше, чем за любовь. Хотя и любовь – удовольствие недешевое.

Закс отвлекся. Потянулся к сигаретам и передумал. Оказалось, вовремя.

Из торгового центра Анна вышла одна. Времени было потрачено достаточно для чего угодно. Она по-прежнему бегом добралась до машины, впрыгнула в нее и теперь мчалась по окраинным улицам еще быстрее, чем раньше. И все равно дорога на другой конец города оказалась долгой.

Здание, у которого она припарковалась, было зданием больницы. День переставал быть томным. На сей раз Закс, ведомый чем-то, что сам не смог бы назвать, вышел и направился за ней следом. В холле ее потерял. Нахрена он это все делает, не понимал и даже не пытался понять. Он давно перестал понимать себя. Три недели странного существования, в котором были изнуряющая работа, ненормированное количество секса и нежелание вспоминать, что он натворил. Потому что если бы вспомнил – шаг к помешательству был бы сделан. Лучше забивать дни охотой. Хотя он и ненавидел охоту.

Подошел к регистратуре. Вынул из кармана банкноту, сунул в паспорт – ничего лучше не нашлось сходу. Склонился к окошку, за которым сидела молоденькая регистраторша. И протянул его ей. Через две минуты он уже знал, кого именно навещает в клинике госпожа Протасова. Равно как и имя лечащего врача.

Дальнейшее было механически. Он вышел на улицу. Зашел за угол, чтобы дождаться, когда покажется Анна. И медленно закурил, переваривая полученную за день информацию.

Она вышла. Через бесконечно долгое время. Больше не бежала, медленно переставляла ноги по ступенькам, добрела до машины и целую вечность сидела, опустив голову на руки, вцепившиеся в руль. Потом все же завела мотор и уехала с больничного двора.

Теперь уже Закс следом не бросался. Несколько бесконечных мгновений смотрел ей вслед, точно зная, что она поехала домой. Откуда такая уверенность – плевать. Чувствовал только, как что-то неясное сдавливает виски. Сжимает, вызывая тупую боль, от которой хоть волком вой. И все же вопросов было больше, чем ответов.

Настя Северная. Дурацкая фамилия. Такая же дурацкая, как имя Северина. Анна для него Севериной больше не была.

Он поднялся по лестнице на второй этаж. Прошел по коридору. Остановился перед дверью с табличкой «И. П. Фурсов, хирург». И, не стуча, вошел.

Глава 13. «ZG Capital Group»

Несколько мгновений он стоял, сжимая в руках мобильный, и смотрел прямо перед собой – на стену напротив, где алым пятном маячила входная дверь. За каким чертом он когда-то согласился на этот цвет. Похоже на крышку дешевого гроба. Где были его глаза? Андрей трубку не брал. Он вообще больше не реагировал. После ухода Лизы они не общались лично, но только через юристов. Теперь по-настоящему – это реальность.

Тогда, несколько недель назад, сразу после звонка Сони, Виктор ломанулся к жене. Пытался поговорить. На единственный вопрос зачем, вырвавшийся у него как будто последняя надежда на индульгенцию, она ответила: «Сейчас это кусок мяса. Потом будет человек. Часть тебя и меня. Ты не видишь, что это невозможно?»

Значит, она видела. Видела то же, что и он. Даже если не брать в расчет измену, послужившую причиной развода. Это было в клинике. В vip-палате. Ее оставили там, под наблюдением врачей. А он медленно горел, оказавшись один на один с каким-то высшим возмездием. Закс был фаталистом. Но никогда не мыслил подобными категориями.

Последующие недели были заняты попытками договориться с юристами Горина относительно его доли в «ZG Capital Group».

Результат превзошел все ожидания.

На столе перед Заксом валялось извещение из суда. Горину мало было всего случившегося. Он намерен был устроить показательный раздел, что вполне ему по зубам.

Виктор плеснул виски в стакан и проглотил его, не чувствуя вкуса. Передернуло. И все из-за гребанных тридцати процентов, на которые никто из Гориных не имел права. Кто угодно имел, но не Горины. Проще потратить их на шлюху. Виктор хохотнул и налил еще виски. K-н-и-г-o-л-ю-б.н-e-т

В течение следующего часа он занимался тем, что рылся в сейфе, перебирал бумаги, что-то решительно рвал, остальное убирал в папку. Ничего особенного. Были еще файлы на ноуте, которые следовало подчистить. Гребанные тридцать процентов, выведенные из оборота через благотворительный фонд Виктора Закса «Надежда» и не выплаченные дивидендами. Это было охренительно выгодно. И почти легально, если не считать того, что после того, как средства поступали в «Надежду», тут же переводились на счета «мертвых душ» в банке Ольховских Горин мог сколько угодно искать концы. И не знал, что «мертвые души» у него под носом. Вплоть до пионерского лагеря, в котором они отдыхали детьми. Развалившийся в труху, но чей директор получил свои номинальные сто пятьдесят штук за услугу.

После обеда Закс сгонял в «Надежду», там тоже было, что забирать.

И только потом отправился домой с приличным фолиантом. Это было еще не все. Но даже с этим – было за что его урыть.

Не боялся до дикости. Понимал, что фанфары в финале неизбежны. Может быть, даже хотел этих фанфар, но и останавливаться было не в его правилах. Если играть, то до конца.

Когда открывал дверь своим ключом, почти не помнил, как ехал. Провалы в памяти. Тогда, десять лет назад, он тоже не помнил себя.

Телевизор орал на всю катушку. Судя по звукам, шел какой-то боевик. Непрекращающиеся звуки пистолетных выстрелов и редкие вопли, смутно похожие на человеческие, встретили Закса, едва он переступил порог квартиры.

Он криво усмехнулся. Снял пальто. Стащил ботинки. Бросил папку на тумбочку. И прошел в гостиную.

– Что у тебя? Рембо? – поинтересовался он.

– Стреляют, – раздалось с дивана.

– Ясно.

Прошел к бару. Достал бутылку коньяка и хрипло рассмеялся:

– Андрюша в суд подал.

Ноги, которыми Анна до этого болтала в воздухе, лежа на животе, застыли на мгновение, она уменьшила звук и спросила:

– И что?

– Горин собрался делить компанию через суд, – четко, почти по слогам, сообщил Виктор. Откупорил бутылку и вернулся к бару – за стаканом. – Будешь?

– Не-а, – ноги снова задвигались. – Хрень все это. Отмажешься!

– Отмажусь. Ань… Это Андрей Горин… Мы с ним сейчас просто размажем друг друга по стенке, как… Ааа… к черту.

Он налил коньяк и быстро выпил. Алкоголь в этот день не спасал. Он отдавал себе отчет в том, что пьян. Но останавливаться не собирался.

– Да забей! Спать с горя пойдешь или… – она повернулась на бок и подперла голову рукой. – У меня тут и другая киношка есть. Для настроения.

– Для настроения… – медленно повторил Виктор. – Да пусть стреляют. У всех своя охота.

– Какая у тебя сейчас охота? – рассмеялась Анна.

– Я в роли добычи. Ты говорила, была когда-то. Дашь совет, как уцелеть?

– В другой раз как-нибудь.

– Жаль. Мне сейчас пригодилось бы, – заржал Закс и медленно вышел из гостиной с бутылкой. Направился в сторону кухни. Шаг и теперь уже был нетвердым, но в том, что через час он будет валяться в пьяном забытьи, Закс не сомневался.

А еще через два часа Анна, прислушиваясь к ровному храпу, раздающемуся из спальни, сканировала документы из папки, брошенной на тумбочке в прихожей. Сначала долго читала их, не веря своим глазам. Потом переваривала информацию – неожиданно живо, чувствуя дикий азарт от того, что теперь стало ей известно. На той же волне возбуждения и азарта в ее голове приобрел четкие очертания последующий план действий.

Утром она держала в руках два пакета копий. Один отправила Андрею Горину срочной курьерской почтой. А второй лично повезла Власову. Лично – потому что это и было личным.

Смешно. Все повторяется. Набив основательные шишки, возвращаешься к истокам.

Когда это было? Года два назад? Кажется, так… Месяц и год пришлось вспоминать. Разговор она помнила в деталях.

– Не бывает такого, чтобы не воровали, – говорила Анна, сидя напротив него в небольшом кафе недалеко от его «конторы». – Друг у друга, у государства. Ну какая разница? Если хорошо копнуть, обязательно что-нибудь нароют.

Этот разговор произошел через несколько месяцев после того, как она встретила Власова в аудитории университета. Пару раз они вместе обедали. Он не ухаживал за ней. Просто снова оказался рядом. Не спрашивал, откуда у нее брендовые шмотки, автомобиль, деньги на машину. Делал вид, что не замечает этого. Она же ловила себя на идиотской мысли, что может просить его. И знала точно, что он поможет.

– Воруют все, – согласился Власов и отпил кофе. – Но, во-первых, экономические преступления – это не моя специфика. Во-вторых, тебе-то какое дело, а?

– Допустим, этот человек мне должен, – мрачно ответила Анна.

– Что? Много должен?

– Три жизни.

Леша замер на месте, как был – глядя в упор на нее, с чашкой в руке. Теперь в его взгляде читалось прошедшее – он, чуть не сбивший девочку на дороге. И девочка со следами спермы на обожженных ногах. Это было так явно, что ей казалось, она сама все это видит в ту минуту. Его глазами.

– Репино, – медленно проговорил Власов. – Восемь лет тому назад.

– Репино, – четко повторила Анна. – Восемь лет тому назад.

Он растерянно потер лоб, но взгляда от нее не отводил. О! Анна знала, кого он видит перед собой! Красивую успешную женщину в броской дорогой одежде. Ухоженную, будто только что из салона. И он ничего про нее не знает. Вместе с тем зная о ней то, что никому на земле знать не полагалось.

– Значит, это Виктор Закс тогда был?

Она кивнула.

– Я в курсе, что ты не занимаешься такими делами, – заговорила снова и усмехнулась. – Но ты же знаешь, по какому телефону позвонить и что сказать.

– Знаю, Аня… Тебе это точно надо?

– Да! – выдохнула она.

– Хорошо, – пробормотал он, – хорошо… Я придумаю что-нибудь… Его потрусят, проверку проведут, прочешут, что можно… Только ты учти – это еще ничего не гарантирует.

– Ну вдруг…

Он снова помолчал некоторое время. И выпалил:

– «ZG Capital Group» – это еще и твой брат.

У нее не было брата. Анна Протасова – сирота. Это единственное, что оставалось важно.

Но еще важнее оказалось то, что проверка ничего не дала, за исключением выявления незначительных нарушений. И корпорация Закса отделалась минимальными штрафами.

Сокрушило это только ее. В который по счету раз? Но Анна всегда отличалась упрямством, даже когда носила другое имя.

Сегодня в ее руках была настоящая бомба. И даже не замедленного действия.

– Вот! – бросила она папку перед Власовым, ворвавшись в кабинет. – То, чего не хватало в прошлый раз.

Глава 14. Сдохну

Маршрутом, которым могла проехать даже с закрытыми глазами, Анна ехала в больницу. Зачем – уже и сама не знала. Ничего нового ей сказать не могли. И у нее не было ничего, что давало бы хоть какую-то надежду. Денег не хватало. И Анна с ужасом представляла, чем это обернется через несколько месяцев. Она сделала все, что могла. Даже попросила у Калининой, которая, к огромному удивлению Анны, снова ей одолжила. Правда, сейчас под приличные проценты.

Это было странно, считать Ольгу благодетельницей. Но девять лет назад именно она оплатила Анне пластику. После пожара на ноге у нее остался сильный ожог. Каждый раз, когда она смотрела на него, вспоминала… Вспоминала и не могла остановиться, будто все начиналось сначала. Она чувствовала руки на своих запястьях, не позволявшие ей вырваться, на щиколотках, когда раздвигали шире ноги, на лице, когда держали подбородок. И скользкие члены, вторгающиеся в нее.

Тогда она готова была подписаться на что угодно, только чтобы избавиться от шрамов на теле. И только позже поняла: какую бы ни сделала она операцию, душа ее навсегда останется одним большим шрамом.

Но Анна получила свою выгоду. Больше ей никогда не бывало больно. Даже от редких теперь воспоминаний.

Она проторчала в больнице несколько часов, но к девочке зайти так и не смогла. Будто было стыдно смотреть на нее, зная, что не в силах ей помочь. Впрочем, стыдно теперь Анне тоже не бывало.

В сумерках она медленно плелась в веренице машин, когда на глаза попался ресторан. Анна свернула на парковку, разделась в гардеробе и уселась за столик в углу. Заказала водки и блинов и принялась методично вливать в себя алкоголь.

Водка не избавляла от мыслей, в которых теперь прочно обосновался Закс. Так же, как обосновался в ее квартире. И временами она ловила себя на дикой мысли – впервые в жизни она жила с мужчиной. Делила с ним постель, еду, ванную. И чувствовала, что привыкает к нему. Привыкает, как к домашнему животному. Ненавидела себя за это. И Закса ненавидела еще сильнее.

Проще быть просто женщиной, пьющей в углу зала в светлых тонах, сияющего золочеными рамами картин на стенах. Чтобы даже имени не было. Чтобы ничего не было.

От барной стойки отлепился такой же безымянный мужчина. Вполне себе образчик полноценного самца. Высокий, темноволосый, с лицом, которого она могла не запоминать. Это было ни к чему. Просто человек в костюме темно-синего цвета – с пенисом пока невыясненного размера.

Он подошел к ее столику с широкой улыбкой и негромко спросил:

– Может, лучше коктейль?

– Может быть, – Северина привычно улыбнулась манящей улыбкой.

– И что предпочитаете?

– Чтобы жестко.

Его бровь чуть заметно дернулась, он, не спрашивая, отодвинул стул и сел за ее столик. После подозвал официанта.

– Хэдхантер у вас делают? – поинтересовался он с ленивой улыбкой.

– Организуем, – сдержанно кивнул головой официант.

– А вы наглец, – усмехнулась она и облизала губы, прижимая их зубами.

– Это не самая худшая черта моего характера, – многозначительно ответил он. – Не будь я наглецом, позволил бы красивой женщине и дальше глушить горькую в одиночестве. А это не самое веселое зрелище.

– Что вас может развеселить?

– Общество красивой женщины.

– Умело льстите. Но мне нравится.

Северина подняла бокал, который поставил перед ней официант, лизнула толстый край и в несколько глотков выпила содержимое.

– Значит, вам нравится умелая лесть и когда жестко. Что еще?

Она издала хриплый горловой звук.

– Сзади.

– Идеально, – рассмеялся мужчина. – Оказывается, встречаются в мире идеа…

Он договорить не успел. В ее сумке веселой мелодией зазвонил мобильный. Незнакомец махнул рукой в знак того, что скажет позже.

Она скривилась, взглянув на экран телефона.

– Что? – устало проговорила в трубку.

– Уже почти восемь, ты где?

– В ресторане, а что?

– Я рассчитывал найти тебя сегодня дома. Не в переднике у плиты, конечно, но дома.

– Ну трахнешь попозже, если не нажрешься, – проговорила она негромко.

На несколько секунд он завис. Молчание в трубке было странным. Потом его сердитый голос «вежливо» сообщил:

– Мало удовольствия трахать пьяную бабу. Так где ты?

– В центре. Помнишь, ты меня сюда водил?

– «Монмартр»?

– Приезжай, – выдохнула Анна. – Лучше поскорее.

– Не вздумай никуда свалить! – рявкнул в трубку Виктор и отключился. Не мешкая больше ни минуты, ломанулся вон из квартиры, на ходу застегивая так и не снятое пальто.

Вызвал лифт. Тот где-то наверху жалобно загудел и смолк. Психанул, сбежал по лестнице вниз. Запрыгнул в машину. Повернул ключ и двинулся с места. Удачное завершение дня, что тут скажешь – забирать бухую шлюху из французского ресторана.

Все не складывалось. Все шло не так, как надо. С утра ломанулся за город, отвез документы «Надежды» на старую отцову дачу. Дебилизм – хранить вещдоки на месте преступления. Когда несколько лет назад «ZG Capital Group» трусили на предмет укрытия от налогов и прочей незаконной деятельности, никакой «Надежды» еще в помине не было. Тогда схема была другая. Потом Алекс придумал благотворительный фонд.

«Проведем через наш «OLInvest» – и тебе проще, чем искать что-то, и мне выгодно».

За несколько лет оказалось, что это удобно. Удобно, выгодно. И непросто выявить.

Проезжая по трассе Репино, невольно вздрогнул. Их дача была дальше километров на двадцать. Тогда, в девяносто… каком? Шестом? Седьмом? Седьмом… Они охотились с отцом вместе. Он ушел на несколько километров вперед. И даже на выстрел внимания не обратил. Мужики стреляли уток. Здесь часто охотились. Потом оказалось, что уткой был его отец.

Проехав знакомые с юности места, подъехал к дому. Документы оставил под лестницей, где хранили инструменты. Обернувшись, двинулся в офис, где все жужжало привычным ульем, в котором если кто из среднего звена и подозревал о надвигающейся буре, то не давал это понять.

А вечером обнаружил, что Анны нет дома. Следить за ней он больше не собирался. Получив интересовавшую его информацию, не лез туда, куда она его не пускала. Единственное – выяснил, в каком детском доме она воспитывалась. Черт его знает, зачем ему это было нужно. Оказалось, Аня Протасова попала в детдом в 15–16 лет, не помня ни собственного имени, ни тем более, собственного возраста. В личном деле осталась выписка из ожогового центра. Дед, занимавший должность директора детского дома, за отдельную плату сообщил, что девочка, кроме прочего, была изнасилована. С ней раз в неделю работала психологичка. Это все. Лихие девяностые, которые кого только не зацепили. Но это была ее жизнь. Она справлялась с ней, как умела. Без воплей по ночам.